Страница:
Майкл Стэкпол
Цена риска
Боевые роботы — BattleTech
ПОСВЯЩАЕТСЯ ВИЛЬЯМУ КОКСУ. ДЖОНУ УОТТСУ-СТАРШЕМУ И ДЖОНУ УОТТСУ-МЛАДШЕМУ ЗА ПОМОЩЬ ТРЕМ РЕБЯТАМ. КОТОРЫЕ НИКОГДА НЕ ПРЕДПОЛАГАЛИ. ЧТО ИМ ПРИДЕТСЯ РИСКОВАТЬ И НЕСТИ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СВОИ РИСКОВАННЫЕ ДЕЙСТВИЯ. Автор хотел бы поблагодарить всех тех, кто вольно или невольно способствовал созданию настоящего романа: Патрика Стакпола за помощь в описании оружия; Дж. Уорда Стакпола за советы в области медицины; Крисса Хасси и Фредерика Хоффа за то, что заставили меня быть честным с Каем; Сэма Льюиса за советы при издании книги; Донну Ипполито за то, что заставила меня писать по-английски; Джона Аллена-Прайса за персонаж Кокса; Лиз Дэнфорт за то, что терпела все, что я вытворял со своими героями; Скотта Дженкинса за проверку фактического материала; Ларри Акаффа, Кейта Смита и Крэйга Харриса за персонажей; GENIE Computer Network за то, что эта книга с моего компьютера сразу попала в FASA.
ПРОЛОГ
Новый Авалон, Маршрут Круцис Солнечная Федерация 17 января 3037 г.
Джастин Аллард сидел в кресле у себя в кабинете, когда вдруг дверь отворилась и в комнату вошел его шестилетний сын Кай. Одетый в строгий пиджак, белую рубашку с полосатым галстуком и короткие штанишки, малыш, по-солдатски чеканя шаг, направился к отцу. Вся ситуация была бы комичной, она представлялась бы детским подражанием воинской выправке, однако Джастин прекрасно знал, что это не позерство или кривляние, поведение мальчугана было вполне осознанным и искренним. Кай совершил проступок и сам уже определил себе наказание.
Он остановился с левой стороны кресла, предусмотрительно оставив расстояние, достаточное для того, чтобы отец смог дотянуться и шлепнуть его. А шлепок мог бы получиться увесистый, поскольку левую руку, потерянную Джастином в войнах за Солнечную Федерацию, ему заменял металлический протез.
Очевидно, что Каю было страшно, но ничего в его лице не выдавало чувств, а в шепоте, которым он произнес свое признание, сквозило раскаяние и смирение перед неизбежным и вполне заслуженным наказанием.
— Отец, сегодня в школе я сделал одну плохую вещь.
Перед тем как послать машину за сыном, Джастин разговаривал с директором и все знал о происшедшем. Тем не менее он хотел, чтобы сын рассказал все сам.
— Ну и что же ты натворил?
Кай крепко сжал губы, сглотнул и, собравшись с духом, заговорил с такой решительностью, какую Джастину не всегда удавалось видеть даже у сорокалетних
водителей боевых роботов. Эта смелость и жесткость шестилетнего мальчика, которому впору еще только резвиться с приятелями, иногда немного пугала Джастина, но вместе с тем и наполняла его сердце гордостью за сына, который уже умел оценивать многое с позиции зрелого, взрослого мужчины.
— Наши мальчишки там, в школе, смотрели один головидеофильм — «Битва водителей боевых роботов на Слярисе».
— На Солярисе, — поправил сына Джастин.
— Да, сэр, на Солярисе. — Кай потупил глаза, щеки его покраснели, и он произнес: — Они говорили, что это был ты и что ты убил одного человека. А еще они сказали, что ты много убивал, вот поэтому тебя и считают героем. А потом я подрался с Джимми Кефевром. Он говорил, что его отец мог тебя победить, а я сказал, что это ты мог прикончить его отца. И тогда он заплакал.
Кай произнес последние слова признания почти шепотом, и Джастин чувствовал, что даже этот шепот дается ему с большим трудом.
Джастин кивнул:
— Похоже, сынок, нам пора серьезно поговорить. — Он встал с кресла, положил здоровую, из плоти и крови, руку на плечо сына и повел его к коричневому кожаному дивану, прямо перед которым находился экран головизора. Механическим протезом Джастин нащупал пульт дистанционного управления.
— Послушай меня, Кай, — начал он, — шестьсот лет назад, очень-очень давно, еще до рождения твоего дедушки Квинтуса, умные люди изобрели боевые роботы. Они были очень большие, просто громадные. Представь себе три или четыре дома, поставленные один на другой, и тогда ты поймешь, какие они. Они были одеты в броню и оснащены всеми возможными видами вооружения: от простых винтовок до ракет и лазеров. Это были мощные машины, очень похожие на древних рыцарей в латах.
— Как король Артур или Шарлемань?
— Именно так, — произнес Джастин, погладив сына по голове. — В бою боевые роботы были ужасны. Почти все во Внутренней Сфере бились с их помощью, но настал час, когда людям захотелось жить в мире. Тогда-то и образовалась Звездная Лига. Но вот триста лет назад...
— А дедушка тогда тоже еще не родился?
— Нет, еще не родился, — усмехнулся Джастин и продолжил: — И тогда-то один очень плохой человек, звали его Стефан Амарис, разрушил Звездную Лигу. С тех пор многие пытались снова воссоздать ее силой оружия, было много войн и пролилось много крови.
— Ив одной из этих войн ты и потерял свою руку?
— Это произошло незадолго до последней войны, но давай не будем об этом. — Джастин нажал кнопку на пульте, и на экране появилась странная картинка. Другой кнопкой он убрал звук. — Посмотри, Кай, перед тобой Солярис-семь, или иначе «Мир Игр». Это место называлось так потому, что люди играли там в войну. Этим занимались все, и каждый хотел только одного — стать чемпионом. Как раз незадолго до возникновения последней войны мой правитель Хэнс Дэвион и приказал мне принять участие в битве за звание победителя. Я прибыл на Солярис-семь, и вот эта битва. Смотри, Кай.
Мальчик посмотрел на экран, и Джастин почувствовал, как он вздрогнул от увиденного.
На видеоголограмме, смонтированной и показанной по всей Внутренней Сфере еще десять лет назад, был виден Джастин в своем «Центурионе» и противостоящий ему такой же устрашающий гуманоидного вида «Грифон». Битва происходила на специальной арене, называемой «Завод», где все здания и сооружения по масштабам равнялись тридцатиметровым управляемым боевым машинам.
Отсутствие звука делало картину битвы двух человек, помещенных внутрь гигантских искусственных тел, напоминающих человеческие, устрашающей, жуткой, какой-то нереальной.
— В «Грифоне» находился Питер Армстронг, смелый боец, но он доверился плохому человеку, который не мог научить его ничему хорошему и умному.
На экране возникло изображение «Центуриона», выходящего из-под обломков. Его правая рука, превратившаяся в ствол пушки, нацелилась на «Грифона». Тот же в свою очередь широко расставил руки.
— Армстронг думал, что моя правая рука представляет собой всего лишь легкую пушку, и давал мне шанс сделать первый выстрел.
Из ствола вырвалось сильное пламя, и броня на груди «Грифона» разорвалась. Он пошатнулся и выстрелил. Ракеты, пущенные с установок, расположенных на левом плече, забарабанили по броне «Центуриона»,
не причинив ему никакого вреда. Последующие выстрелы «Грифона» из ПИИ вообще не достигли цели. Робот был весь окутан дымом, идущим из пусковых установок, но даже сквозь этот дым отчетливо видны были повреждения. На его груди почти не оставалось защитной брони, и любому было ясно, что робот Армстронга обречен.
— Он считал меня трусом и хотел убить. У меня же не было мысли убивать Армстронга, все, что я хотел, — это побыстрее закончить битву.
Даже теперь у Джастина перехватило в горле, когда он увидел, как «Центурион» осыпал «Грифона» лавиной огня. Второй залп орудий «Центуриона» сорвал броню с правой руки «Грифона». Снаряды вгрызались в сделанные из искусственных волокон мышцы и кости боевой машины. ПИИ выпал из искалеченной руки «Грифона» на землю и взорвался, осыпанный градом снарядов, выпущенных Джастином из автоматической пушки.
«Центурион» нацелил на «Грифона» лазер средней мощности, и вспыхнувший ярко-красный луч насквозь прошил его, повредив кожух термоядерного двигателя. Возникший пожар грозил пожрать сердце боевой машины.
Взрывом отбросило лицевую часть брони «Грифона», и впервые Джастину остро захотелось не видеть того мрачного финала, который так часто превращал его сон в ночной кошмар. Ему захотелось увидеть, как Питер Армстронг перелезает из кабины в катапульту, но вместо этого впереди только языки пламени. Он видит, как «Грифон» валится навзничь и огонь лижет его, превращая человекоподобный механизм в глыбу закопченного металла.
Джастин остановил картинку.
— Кай, Питер Армстронг погиб в этой машине. И я не хотел его убивать. Скажу больше: я хотел, чтобы он остался жив. Не знаю, была ли у него семья, дети, такие же, как ты и твои сестры и брат. Возможно, у него была жена, такая же красивая, как твоя мать, или братья и сестры. Точно мне это неизвестно, но я могу представить, как плакали родители, узнав о его гибели.
Увидев вздрагивающие губы Кая, Джастин обнял сына.
— Запомни, сынок, запомни навсегда: убить человека очень тяжело. Убив человека, ты никогда не будешь чувствовать себя спокойно, и было бы отвратительно, если бы это было иначе. Невозможно избавиться от чувства горечи или вины. Я впервые смотрю запись этой битвы, до сего дня я никогда не прикасался к ней, но она не раз снилась мне, превращая мой сон в кошмар. Питер Армстронг не должен был умереть, а произошло это из-за того, что Филип Капет внушил ему дурацкую мысль, что боевую машину покидают только трусы.
Кай посмотрел на отца снизу вверх и кивнул:
— Убивать людей трудно, и так будет всегда. Я никогда не буду никого убивать.
— Если бы так, — сказал Джастин, обнимая сына, — но иногда происходят войны, и тогда тебе придется делать это. Но в любом случае, если ты будешь отвечать за свои поступки, если ты не будешь убивать без особой на то причины, ты проживешь хорошую, спокойную жизнь, сынок. Ну а что ты собираешься делать сейчас? — спросил Джастин, и улыбка сошла с его лица. — Ведь ты обидел своего товарища. Как ты ответишь за это?
Кай нахмурился, изобретая себе достойное наказание, которое, как Джастин знал по опыту, будет намного хуже, чем он сам мог наложить на сына.
— Я обязан извиниться перед ним. И подарить ему что-нибудь очень хорошее, чтобы показать, как я виноват.
— И что же ты подаришь?
— Может быть, дискетку с моей любимой книжкой? — спросил мальчуган, но тут же решительно добавил: — Да, я подарю ему «Совиную Луну».
— Ну что ж, думаю, ты поступишь правильно. Вдруг мальчик испуганно посмотрел на отца и спросил:
— Папа, ты меня не презираешь?
Джастин выключил монитор и, подхватив Кая, посадил его к себе на колени. Как бы он хотел крепко-крепко обнять сына, но этот чертов металлический протез не способен чувствовать теплоту и биение детского сердца...
— Ты мой сын, Кай, и я всегда буду любить тебя, что бы ты ни сделал. Я могу разочароваться в тебе, но все равно буду тебя любить.
— Папа, я тоже тебя люблю.
Джастин сидел, прижимая к себе сына. Вдруг он посмотрел на мальчика и произнес:
— Ты особенный мальчик.
— Пап, а можно тебе задать один вопрос? — обратился Кай к отцу, и снова лицо его напряглось. — Ребята в школе говорят, что после вот этой битвы ты стал чемпионом там, на Солярисе. Это правда?
— Да, правда, я стал чемпионом.
— И почему же ты не остался там?
Джастин молчал, ища ответ, который не только понял бы шестилетний малыш, но и удовлетворил бы его самого.
— Видишь ли, Кай, Солярис — это мир никому не нужного иллюзорного самоутверждения, где мужчины бьются друг с другом просто так, безо всякой причины, цели и необходимости. А многие просто приезжают туда, чтобы спрятаться от остальных. Мне было противно и то и другое. Я приехал на Солярис и уехал оттуда только потому, что это было нужно реальному миру.
Джастин Аллард сидел в кресле у себя в кабинете, когда вдруг дверь отворилась и в комнату вошел его шестилетний сын Кай. Одетый в строгий пиджак, белую рубашку с полосатым галстуком и короткие штанишки, малыш, по-солдатски чеканя шаг, направился к отцу. Вся ситуация была бы комичной, она представлялась бы детским подражанием воинской выправке, однако Джастин прекрасно знал, что это не позерство или кривляние, поведение мальчугана было вполне осознанным и искренним. Кай совершил проступок и сам уже определил себе наказание.
Он остановился с левой стороны кресла, предусмотрительно оставив расстояние, достаточное для того, чтобы отец смог дотянуться и шлепнуть его. А шлепок мог бы получиться увесистый, поскольку левую руку, потерянную Джастином в войнах за Солнечную Федерацию, ему заменял металлический протез.
Очевидно, что Каю было страшно, но ничего в его лице не выдавало чувств, а в шепоте, которым он произнес свое признание, сквозило раскаяние и смирение перед неизбежным и вполне заслуженным наказанием.
— Отец, сегодня в школе я сделал одну плохую вещь.
Перед тем как послать машину за сыном, Джастин разговаривал с директором и все знал о происшедшем. Тем не менее он хотел, чтобы сын рассказал все сам.
— Ну и что же ты натворил?
Кай крепко сжал губы, сглотнул и, собравшись с духом, заговорил с такой решительностью, какую Джастину не всегда удавалось видеть даже у сорокалетних
водителей боевых роботов. Эта смелость и жесткость шестилетнего мальчика, которому впору еще только резвиться с приятелями, иногда немного пугала Джастина, но вместе с тем и наполняла его сердце гордостью за сына, который уже умел оценивать многое с позиции зрелого, взрослого мужчины.
— Наши мальчишки там, в школе, смотрели один головидеофильм — «Битва водителей боевых роботов на Слярисе».
— На Солярисе, — поправил сына Джастин.
— Да, сэр, на Солярисе. — Кай потупил глаза, щеки его покраснели, и он произнес: — Они говорили, что это был ты и что ты убил одного человека. А еще они сказали, что ты много убивал, вот поэтому тебя и считают героем. А потом я подрался с Джимми Кефевром. Он говорил, что его отец мог тебя победить, а я сказал, что это ты мог прикончить его отца. И тогда он заплакал.
Кай произнес последние слова признания почти шепотом, и Джастин чувствовал, что даже этот шепот дается ему с большим трудом.
Джастин кивнул:
— Похоже, сынок, нам пора серьезно поговорить. — Он встал с кресла, положил здоровую, из плоти и крови, руку на плечо сына и повел его к коричневому кожаному дивану, прямо перед которым находился экран головизора. Механическим протезом Джастин нащупал пульт дистанционного управления.
— Послушай меня, Кай, — начал он, — шестьсот лет назад, очень-очень давно, еще до рождения твоего дедушки Квинтуса, умные люди изобрели боевые роботы. Они были очень большие, просто громадные. Представь себе три или четыре дома, поставленные один на другой, и тогда ты поймешь, какие они. Они были одеты в броню и оснащены всеми возможными видами вооружения: от простых винтовок до ракет и лазеров. Это были мощные машины, очень похожие на древних рыцарей в латах.
— Как король Артур или Шарлемань?
— Именно так, — произнес Джастин, погладив сына по голове. — В бою боевые роботы были ужасны. Почти все во Внутренней Сфере бились с их помощью, но настал час, когда людям захотелось жить в мире. Тогда-то и образовалась Звездная Лига. Но вот триста лет назад...
— А дедушка тогда тоже еще не родился?
— Нет, еще не родился, — усмехнулся Джастин и продолжил: — И тогда-то один очень плохой человек, звали его Стефан Амарис, разрушил Звездную Лигу. С тех пор многие пытались снова воссоздать ее силой оружия, было много войн и пролилось много крови.
— Ив одной из этих войн ты и потерял свою руку?
— Это произошло незадолго до последней войны, но давай не будем об этом. — Джастин нажал кнопку на пульте, и на экране появилась странная картинка. Другой кнопкой он убрал звук. — Посмотри, Кай, перед тобой Солярис-семь, или иначе «Мир Игр». Это место называлось так потому, что люди играли там в войну. Этим занимались все, и каждый хотел только одного — стать чемпионом. Как раз незадолго до возникновения последней войны мой правитель Хэнс Дэвион и приказал мне принять участие в битве за звание победителя. Я прибыл на Солярис-семь, и вот эта битва. Смотри, Кай.
Мальчик посмотрел на экран, и Джастин почувствовал, как он вздрогнул от увиденного.
На видеоголограмме, смонтированной и показанной по всей Внутренней Сфере еще десять лет назад, был виден Джастин в своем «Центурионе» и противостоящий ему такой же устрашающий гуманоидного вида «Грифон». Битва происходила на специальной арене, называемой «Завод», где все здания и сооружения по масштабам равнялись тридцатиметровым управляемым боевым машинам.
Отсутствие звука делало картину битвы двух человек, помещенных внутрь гигантских искусственных тел, напоминающих человеческие, устрашающей, жуткой, какой-то нереальной.
— В «Грифоне» находился Питер Армстронг, смелый боец, но он доверился плохому человеку, который не мог научить его ничему хорошему и умному.
На экране возникло изображение «Центуриона», выходящего из-под обломков. Его правая рука, превратившаяся в ствол пушки, нацелилась на «Грифона». Тот же в свою очередь широко расставил руки.
— Армстронг думал, что моя правая рука представляет собой всего лишь легкую пушку, и давал мне шанс сделать первый выстрел.
Из ствола вырвалось сильное пламя, и броня на груди «Грифона» разорвалась. Он пошатнулся и выстрелил. Ракеты, пущенные с установок, расположенных на левом плече, забарабанили по броне «Центуриона»,
не причинив ему никакого вреда. Последующие выстрелы «Грифона» из ПИИ вообще не достигли цели. Робот был весь окутан дымом, идущим из пусковых установок, но даже сквозь этот дым отчетливо видны были повреждения. На его груди почти не оставалось защитной брони, и любому было ясно, что робот Армстронга обречен.
— Он считал меня трусом и хотел убить. У меня же не было мысли убивать Армстронга, все, что я хотел, — это побыстрее закончить битву.
Даже теперь у Джастина перехватило в горле, когда он увидел, как «Центурион» осыпал «Грифона» лавиной огня. Второй залп орудий «Центуриона» сорвал броню с правой руки «Грифона». Снаряды вгрызались в сделанные из искусственных волокон мышцы и кости боевой машины. ПИИ выпал из искалеченной руки «Грифона» на землю и взорвался, осыпанный градом снарядов, выпущенных Джастином из автоматической пушки.
«Центурион» нацелил на «Грифона» лазер средней мощности, и вспыхнувший ярко-красный луч насквозь прошил его, повредив кожух термоядерного двигателя. Возникший пожар грозил пожрать сердце боевой машины.
Взрывом отбросило лицевую часть брони «Грифона», и впервые Джастину остро захотелось не видеть того мрачного финала, который так часто превращал его сон в ночной кошмар. Ему захотелось увидеть, как Питер Армстронг перелезает из кабины в катапульту, но вместо этого впереди только языки пламени. Он видит, как «Грифон» валится навзничь и огонь лижет его, превращая человекоподобный механизм в глыбу закопченного металла.
Джастин остановил картинку.
— Кай, Питер Армстронг погиб в этой машине. И я не хотел его убивать. Скажу больше: я хотел, чтобы он остался жив. Не знаю, была ли у него семья, дети, такие же, как ты и твои сестры и брат. Возможно, у него была жена, такая же красивая, как твоя мать, или братья и сестры. Точно мне это неизвестно, но я могу представить, как плакали родители, узнав о его гибели.
Увидев вздрагивающие губы Кая, Джастин обнял сына.
— Запомни, сынок, запомни навсегда: убить человека очень тяжело. Убив человека, ты никогда не будешь чувствовать себя спокойно, и было бы отвратительно, если бы это было иначе. Невозможно избавиться от чувства горечи или вины. Я впервые смотрю запись этой битвы, до сего дня я никогда не прикасался к ней, но она не раз снилась мне, превращая мой сон в кошмар. Питер Армстронг не должен был умереть, а произошло это из-за того, что Филип Капет внушил ему дурацкую мысль, что боевую машину покидают только трусы.
Кай посмотрел на отца снизу вверх и кивнул:
— Убивать людей трудно, и так будет всегда. Я никогда не буду никого убивать.
— Если бы так, — сказал Джастин, обнимая сына, — но иногда происходят войны, и тогда тебе придется делать это. Но в любом случае, если ты будешь отвечать за свои поступки, если ты не будешь убивать без особой на то причины, ты проживешь хорошую, спокойную жизнь, сынок. Ну а что ты собираешься делать сейчас? — спросил Джастин, и улыбка сошла с его лица. — Ведь ты обидел своего товарища. Как ты ответишь за это?
Кай нахмурился, изобретая себе достойное наказание, которое, как Джастин знал по опыту, будет намного хуже, чем он сам мог наложить на сына.
— Я обязан извиниться перед ним. И подарить ему что-нибудь очень хорошее, чтобы показать, как я виноват.
— И что же ты подаришь?
— Может быть, дискетку с моей любимой книжкой? — спросил мальчуган, но тут же решительно добавил: — Да, я подарю ему «Совиную Луну».
— Ну что ж, думаю, ты поступишь правильно. Вдруг мальчик испуганно посмотрел на отца и спросил:
— Папа, ты меня не презираешь?
Джастин выключил монитор и, подхватив Кая, посадил его к себе на колени. Как бы он хотел крепко-крепко обнять сына, но этот чертов металлический протез не способен чувствовать теплоту и биение детского сердца...
— Ты мой сын, Кай, и я всегда буду любить тебя, что бы ты ни сделал. Я могу разочароваться в тебе, но все равно буду тебя любить.
— Папа, я тоже тебя люблю.
Джастин сидел, прижимая к себе сына. Вдруг он посмотрел на мальчика и произнес:
— Ты особенный мальчик.
— Пап, а можно тебе задать один вопрос? — обратился Кай к отцу, и снова лицо его напряглось. — Ребята в школе говорят, что после вот этой битвы ты стал чемпионом там, на Солярисе. Это правда?
— Да, правда, я стал чемпионом.
— И почему же ты не остался там?
Джастин молчал, ища ответ, который не только понял бы шестилетний малыш, но и удовлетворил бы его самого.
— Видишь ли, Кай, Солярис — это мир никому не нужного иллюзорного самоутверждения, где мужчины бьются друг с другом просто так, безо всякой причины, цели и необходимости. А многие просто приезжают туда, чтобы спрятаться от остальных. Мне было противно и то и другое. Я приехал на Солярис и уехал оттуда только потому, что это было нужно реальному миру.
I
Арк-Ройял, Район Донегала. Федеративное Содружество 19 декабря 3055 г.
Легкий бриз приносил капельки дождя. Они падали на лицо Кая Алларда-Ляо. «Правильно, что мир оплакивает этот день», — подумал Кай, поеживаясь не столько от холода, сколько от зрелища погребения. Он смотрел, как урну с прахом медленно опускали в сырую черную землю. Кай поплотнее закутался в плащ, для чего подтянул концы ремня и завязал их особым узлом, форма его была точной копией одного из узлов желудка.
Стоящий у изголовья могилы священник, прочитав положенные молитвы, произнес:
— Саломея Келл, твои бренные останки мы предаем земле, дабы свершилось написанное, что из праха возникнешь ты и в прах обратишься. Мы уверены, что ты уже на небе, рядом с Господом, и будешь пребывать с Ним во веки веков.
— Аминь, — проговорил вместе со всеми Кай и перекрестился. Присутствующие стали постепенно расходиться, и вскоре Кай остался один. Он стоял, глядя на урну. Мысли его были далеко, он погружался в воспоминания, не замечая времени. Из раздумий его вывело прикосновение чьей-то руки. Он обернулся и увидел Фелана Варда из Клана Волка. Как и все в его клане, он был одет в серый кожаный костюм.
— Спасибо, что ты пришел, — мягко улыбаясь Каю, произнес он. Фелан родился здесь, на Арк-Ройяле, но в далеком детстве был захвачен в плен кланом, воспитывался в нем и сейчас на иерархической лестнице клана занимал высокую и почетную ступень Хана.
Глядя на него теперь, невозможно было представить, что он принадлежит к племени, о могуществе и свирепости которого слагают легенды.
«Потеря родителей смиряет даже храбрейшего из воинов», — подумал Кай, глядя на Фелана.
— Спасибо тебе, что позволил мне прийти сюда, — ответил он и низко поклонился.
— Для нас высокая честь видеть здесь представителя Объединения Святого Ива, мой лорд, — сказал Морган Келл и, приблизившись, встал рядом с сыном. Он протянул Каю левую руку. Пожимая ее, Кай с болью заметил, что пустой правый рукав куртки Моргана приклепан к плечу.
— Твоя мать, — продолжал Морган, — да и весь ваш народ всегда проявляли честность в договорах с нами, и мы хорошо помним об этом.
Кай кивком ответил на вежливое замечание Моргана и внутренне содрогнулся. Вид командующего отрядом наемников внушал страх. Впервые Кай увидел Келла в Зоне Недосягаемости, где сам Кай проходил обучение по отражению возможной агрессии со стороны кланов. Морган всегда притягивал к себе. О его могуществе и живучести говорит даже то, что он остался цел после взрыва бомбы, на куски разорвавшей и его жену, и Мелиссу Штайнер-Дэвион. Казалось, Морган пострадал минимально — взрыв унес только его правую руку. Однако, вглядываясь в усталое, изможденное лицо, Кай понял, что перед ним стоит уже не тот, прежний Морган, взрыв унес не столько его руку, сколько сбил с него прежнюю спесь и внешний блеск, самое главное — взрыв лишил его веры в собственную неуязвимость.
Кай почувствовал жалость к некогда великому человеку, к горлу его подступил комок, он сглотнул его и заговорил:
— Я всегда делал все возможное, чтобы оставаться в стороне от серьезных государственных дел, никогда не принимал на себя ненужных мне обязательств и делал только то, что мне поручалось. Но, находясь здесь, на Арк-Ройяле, я не просто выполняю печальную обязанность и выказываю вам уважение нашей семьи. У меня здесь есть и собственный интерес.
Морган пристально посмотрел в глаза Каю, и тот почувствовал, как всю его душу пронизывает электрический разряд.
— Это связано с твоим отцом, разумеется. Я еще более польщен.
Фелан нахмурился, фраза отца явно привела его в замешательство.
— И давно умер твой отец, квиафф? — Кай сделал вид, что не расслышал кланизма в речи Фелана.
— Он умер, когда меня схватили на Альине, я тогда убегал с Ком-Стара и от одного из ваших кланов. Нефритовых Соколов. Впоследствии я побывал на его могиле на Кестреле, то есть, лучше сказать, посетил его могилу.
Морган Келл задумчиво покачал головой:
— Я знал твоего отца. В войне с Конфедерацией Ляо он столько перенес горя и стольким пожертвовал, что заслуживает высочайшего поклонения. Положа руку на сердце я могу сказать, что своей жизнью, то есть тем, что ты вообще сейчас существуешь, ты полностью обязан своему отцу и его службе Хэнсу Дэвиону.
Кай улыбнулся в ответ на замечание Моргана:
— Да, действительно, если бы он не работал на Максимилиана и не был двойным агентом Дэвиона, он никогда бы не женился на моей матери, а Святой Ив до сих пор был бы частью Конфедерации Ляо. — Но вдруг он помрачнел. — Да, я посетил его могилу, но меня не было на похоронах... Но я не мог... Я был далеко...
Морган положил руку на плечо Кая и сжал его, сжал так сильно, что Кай удивился. Он и не предполагал, что у Моргана сохранилось еще столько энергии.
— Я понимаю тебя, — сказал он, — но никто тебя не осуждает, все знают, что ты не мог сказать своему отцу последнее прости. Не стоит так сокрушаться, а уж тем более завидовать тем, кто прощается со своими родными или близкими. Мы уже со многими успели попрощаться. — И он обвел глазами многочисленные свеженасыпанные холмики на кладбище.
Кай снова почувствовал, как к горлу подступает предательский комок.
— Мы с отцом понимали друг друга, по крайней мере он всегда меня понимал. Он часто говорил, что гордится мной, но я почему-то всегда считал, что это не так, что в душе он думает обо мне иначе. Мне казалось, что после Альины и всего того, что я там сделал, он действительно будет гордиться мной. Но он умер, так ничего и не узнав...
Фелан стоял сжав губы, глаза его сузились.
— Я уверен, что он мог бы гордиться. Недавно у меня был повод побывать на Альине. Клан Нефритовых Соколов и Волки всегда были соперниками и относятся друг к другу с плохо скрытой неприязнью. Но когда я встречался с Таманом Мальтусом, командиром местного гарнизона, то убедился, что только одно упоминание твоего имени здорово помогает. Мы о многом с ним договорились — и все благодаря тебе. В обмен на обещание твоего дяди Даниэла не атаковать его Мальтус снабдил нас всем необходимым. Не знаю, что уж ты там делал, но Мальтус отзывается о тебе прекрасно, он явно тебя уважает.
— Таман Мальтус — прекрасный человек. Как и раньше, я бы не колеблясь снова доверил ему свою жизнь и был бы абсолютно уверен, что он не обманет и не подведет.
Кай посмотрел сначала на Фелана, затем на старого Келла.
— Но все, что я сделал на Альине и вообще в войне с кланами, не идет ни в какое сравнение с поступками моего отца. Двадцать пять лет назад он буквально совершал чудеса героизма. Но я тоже думаю, что ему не было бы стыдно за меня и мою работу.
— Отцы всегда гордятся своими детьми и их поступками, Кай. Я знаю это по собственному опыту. — Морган похлопал юношу по плечу. — Твоему отцу понравилось бы то, как ты действовал на Альине, и он действительно гордился бы твоими успехами на Солярисе. Я бы сказал, что до некоторой степени тебе удалось затмить подвиги отца, ведь под твоим командованием были одержаны впечатляющие победы.
Кай наклонил голову в знак почтения к похвалам старого воина. «Безусловно, одержанные мной победы порадовали бы отца, но не знаю, гордился бы он тем, что на Солярис я прибыл, чтобы спрятаться», — подумал он.
— Война против кланов изменила мир в лучшую сторону. Хотелось бы думать, что такие же изменения произошли и во мне самом, но кто может подтвердить это?.. Остается только гадать и надеяться, — произнес Кай.
Лицо Фелана было спокойным, но во всей его позе чувствовалось напряжение.
— Войны приносят не только изменения, но и горе и сожаления. Именно война оторвала меня от семьи.
Только для того, чтобы я смог приехать сюда на похороны своей матери, принцу Виктору Дэвиону пришлось обращаться за разрешением дать мне возможность пребывать здесь в качестве представителя Клана Волка при военном преценторе Ком-Стара. Тот сначала согласился, но затем передал обращение ильХану для окончательного утверждения. Хотелось бы, чтобы все было не так, но в то же время сознание подсказывает мне, что иначе быть не может. Трудности будут, я уверен, что и ты тоже их испытываешь.
— Да, все так, — продолжал Кай. — Война приносит много несчастий, гибнут боевые товарищи и теряются друзья.
Вдруг совершенно внезапно в его мозгу всплыл образ темноволосой Дейры Лир.
— Иногда мы слишком увлекаемся извлечением уроков, преподнесенных нам войной, мы начинаем копаться в самих себе и за этой учебой перестаем замечать тех, кто нас любит, а зачастую и отдаляемся от них. Конечно, можно и не замечать уроков войны и жить спокойно. Но это все будет продолжаться очень недолго, в итоге все равно реальности жизни, те, которых мы так старательно избегаем, накапливаясь и наслаиваясь, словно ржавчина, будут подтачивать и разъедать наши жизни до тех пор, пока полностью не разрушат их.
Фелан странно посмотрел на Кая и покачал головой:
— Нравится нам это или нет, но война сделала нас совершенно другими людьми, Кай. Война обнажила нас до самой сути, она дала нам понимание цели нашего рождения и показала нам, кто мы есть на самом деле. Отмахнуться от этого, закрыть на все глаза невозможно, а если бы мы так сделали, снова нашелся бы кто-нибудь, кто обратил наше безразличие против нас же самих.
Пристально глядя в глаза Фелана, Кай чувствовал, что между ними много общего в мыслях, однако как же отличается стиль их жизни, как много чуждого друг другу им приходится делать, и только для того, чтобы быть теми, кем они должны быть. Фелан живет в обществе, где воинское искусство ценится превыше всего. Он воин до мозга костей.
«Мой мир устроен иначе, Фелан, — подумал Кай, — быть воином для меня — всего лишь игра, один из эпизодов жизни».
Молчание прервал Морган:
— Давненько мне не приходилось слушать философствующих молодых воинов. — Он посмотрел на могилу, где покоились останки его жены, и устало пожал плечами. — За всю свою жизнь я видел много войн, но могу сделать только одно заключение: жизнь продолжается. Прискорбно, но и нам также суждено оказаться здесь. Но пока мы живем, мы формируем новые отношения и в горниле войн становимся мудрее и проницательней. — Он кивнул в сторону сына. — Я думал, что потерял Фелана, но он возвращается в клан, да не один, а с красивой женщиной. В круговороте смерти и разрушений он нашел смысл и цель жизни.
И снова в голове Кая всплыл образ Дейры.
— Вашему сыну повезло, он нашел свое счастье. — Кай посмотрел мимо стоящих рядом отца и сына, на небольшую группу людей в траурных одеждах. Их было четверо, трое были одеты в черное и один в белое. — Если я не ошибаюсь и если программы головизора не врут, — произнес Кай, — то перед нами Гален Кокс и сестра Виктора — Катрин. Вот уж встреча, в которой действительно виновата война.
Оба Келла оглянулись и, увидев группу, вежливо наклонили головы. Кай не ошибся, женщина в белом была действительно знаменитая Оми Курита, представляющая свое королевство по повелению Синдиката Драконов. Она и Виктор Штайнер-Дэвион полюбили друг друга в то время, когда глубокая ненависть, порожденная войной, разделяла их народы. Но заклятые враги, каждый из которых мог предъявить другому громадный перечень обид, объединились, чтобы дать отпор кланам, угрожающим вторжением.
Фелан слегка тряхнул головой, отрывая ото лба налипшие мокрые волосы.
— Я понимаю, почему Виктор так любит эту женщину, — тихо произнес он. — Но мне искренно жаль их. Им никогда не суждено быть вместе.
На лице Моргана появилась скептическая улыбка человека, немало повидавшего и много понимающего.
— Очень часто случается так, что слово «никогда» приобретает абсолютно противоположное значение, — заметил он. — Совсем не так давно Синдикат Драконов уверял всех в том, что он никогда не признает своими воинов-экспатриантов на Солярисе, но, похоже, настроения меняются. — Полковник внимательно посмотрел на Кая. — Я так понимаю, что в знак возможного сближения с общиной представителей Союза на Солярисе Оми-сан отправится прямиком туда на своем корабле «Тайдзай».
У Кая даже рот раскрылся от удивления.
— Не может быть, — проговорил он. — О нет, простите, полковник Келл, я совсем не хочу сказать, что вам не верю, но я просто поражен тем, что Координатор отправляет свою единственную дочь на Солярис. Это просто невероятно.
— Это так же вероятно, как и то, что тебе через год с небольшим придется в седьмой раз защищать свой титул чемпиона. Меня попросили ускорить осмотр ее корабля, дабы поскорее продолжить путь. Да, кстати, я добился разрешения отвезти тебя на Солярис на «Гайдзае» и изменить маршрут полета.
Кай справился с охватившим его волнением и поблагодарил полковника вежливым кивком.
— Это намного быстрее, чем добираться коммерческим рейсом, — сказал он, — и исключает возможность нежелательных встреч с прыгунами Синдиката, постоянно обретающимися возле Острова Скаи. Пропагандистская машина Риана Штайнера неплохо поработала, распространяя грязную ложь о том, что Виктор якобы запретил мне появляться на Альине. Эти ребята ничем не брезгуют, в последнее время они вовсю муссируют слухи о том, что из-за Катрин между Виктором и Галеном Коксом произошел раскол. Полагаю, очередной уткой будут «абсолютно достоверные сведения» о том, что в зоне Федеративного Содружества вовсю орудуют корабли Синдиката Драконов.
— Весьма печально, но ты можешь оказаться совершенно прав. Одно радует — нет худа без добра. Благодаря своей патологической ненависти к кланам Риан сейчас целиком поглощен наблюдением за перемещениями Фелана. Он, кажется, и не подозревает о том, что здесь находится Оми, а я постараюсь удержать его в этом неведении.
Кай смотрел на Моргана и, заметив появившийся в его глазах прежний блеск, подумал, что этот израненный, искалеченный человек до последней капли крови будет защищать Штайнера, его преемников и Федеративное Содружество.
Легкий бриз приносил капельки дождя. Они падали на лицо Кая Алларда-Ляо. «Правильно, что мир оплакивает этот день», — подумал Кай, поеживаясь не столько от холода, сколько от зрелища погребения. Он смотрел, как урну с прахом медленно опускали в сырую черную землю. Кай поплотнее закутался в плащ, для чего подтянул концы ремня и завязал их особым узлом, форма его была точной копией одного из узлов желудка.
Стоящий у изголовья могилы священник, прочитав положенные молитвы, произнес:
— Саломея Келл, твои бренные останки мы предаем земле, дабы свершилось написанное, что из праха возникнешь ты и в прах обратишься. Мы уверены, что ты уже на небе, рядом с Господом, и будешь пребывать с Ним во веки веков.
— Аминь, — проговорил вместе со всеми Кай и перекрестился. Присутствующие стали постепенно расходиться, и вскоре Кай остался один. Он стоял, глядя на урну. Мысли его были далеко, он погружался в воспоминания, не замечая времени. Из раздумий его вывело прикосновение чьей-то руки. Он обернулся и увидел Фелана Варда из Клана Волка. Как и все в его клане, он был одет в серый кожаный костюм.
— Спасибо, что ты пришел, — мягко улыбаясь Каю, произнес он. Фелан родился здесь, на Арк-Ройяле, но в далеком детстве был захвачен в плен кланом, воспитывался в нем и сейчас на иерархической лестнице клана занимал высокую и почетную ступень Хана.
Глядя на него теперь, невозможно было представить, что он принадлежит к племени, о могуществе и свирепости которого слагают легенды.
«Потеря родителей смиряет даже храбрейшего из воинов», — подумал Кай, глядя на Фелана.
— Спасибо тебе, что позволил мне прийти сюда, — ответил он и низко поклонился.
— Для нас высокая честь видеть здесь представителя Объединения Святого Ива, мой лорд, — сказал Морган Келл и, приблизившись, встал рядом с сыном. Он протянул Каю левую руку. Пожимая ее, Кай с болью заметил, что пустой правый рукав куртки Моргана приклепан к плечу.
— Твоя мать, — продолжал Морган, — да и весь ваш народ всегда проявляли честность в договорах с нами, и мы хорошо помним об этом.
Кай кивком ответил на вежливое замечание Моргана и внутренне содрогнулся. Вид командующего отрядом наемников внушал страх. Впервые Кай увидел Келла в Зоне Недосягаемости, где сам Кай проходил обучение по отражению возможной агрессии со стороны кланов. Морган всегда притягивал к себе. О его могуществе и живучести говорит даже то, что он остался цел после взрыва бомбы, на куски разорвавшей и его жену, и Мелиссу Штайнер-Дэвион. Казалось, Морган пострадал минимально — взрыв унес только его правую руку. Однако, вглядываясь в усталое, изможденное лицо, Кай понял, что перед ним стоит уже не тот, прежний Морган, взрыв унес не столько его руку, сколько сбил с него прежнюю спесь и внешний блеск, самое главное — взрыв лишил его веры в собственную неуязвимость.
Кай почувствовал жалость к некогда великому человеку, к горлу его подступил комок, он сглотнул его и заговорил:
— Я всегда делал все возможное, чтобы оставаться в стороне от серьезных государственных дел, никогда не принимал на себя ненужных мне обязательств и делал только то, что мне поручалось. Но, находясь здесь, на Арк-Ройяле, я не просто выполняю печальную обязанность и выказываю вам уважение нашей семьи. У меня здесь есть и собственный интерес.
Морган пристально посмотрел в глаза Каю, и тот почувствовал, как всю его душу пронизывает электрический разряд.
— Это связано с твоим отцом, разумеется. Я еще более польщен.
Фелан нахмурился, фраза отца явно привела его в замешательство.
— И давно умер твой отец, квиафф? — Кай сделал вид, что не расслышал кланизма в речи Фелана.
— Он умер, когда меня схватили на Альине, я тогда убегал с Ком-Стара и от одного из ваших кланов. Нефритовых Соколов. Впоследствии я побывал на его могиле на Кестреле, то есть, лучше сказать, посетил его могилу.
Морган Келл задумчиво покачал головой:
— Я знал твоего отца. В войне с Конфедерацией Ляо он столько перенес горя и стольким пожертвовал, что заслуживает высочайшего поклонения. Положа руку на сердце я могу сказать, что своей жизнью, то есть тем, что ты вообще сейчас существуешь, ты полностью обязан своему отцу и его службе Хэнсу Дэвиону.
Кай улыбнулся в ответ на замечание Моргана:
— Да, действительно, если бы он не работал на Максимилиана и не был двойным агентом Дэвиона, он никогда бы не женился на моей матери, а Святой Ив до сих пор был бы частью Конфедерации Ляо. — Но вдруг он помрачнел. — Да, я посетил его могилу, но меня не было на похоронах... Но я не мог... Я был далеко...
Морган положил руку на плечо Кая и сжал его, сжал так сильно, что Кай удивился. Он и не предполагал, что у Моргана сохранилось еще столько энергии.
— Я понимаю тебя, — сказал он, — но никто тебя не осуждает, все знают, что ты не мог сказать своему отцу последнее прости. Не стоит так сокрушаться, а уж тем более завидовать тем, кто прощается со своими родными или близкими. Мы уже со многими успели попрощаться. — И он обвел глазами многочисленные свеженасыпанные холмики на кладбище.
Кай снова почувствовал, как к горлу подступает предательский комок.
— Мы с отцом понимали друг друга, по крайней мере он всегда меня понимал. Он часто говорил, что гордится мной, но я почему-то всегда считал, что это не так, что в душе он думает обо мне иначе. Мне казалось, что после Альины и всего того, что я там сделал, он действительно будет гордиться мной. Но он умер, так ничего и не узнав...
Фелан стоял сжав губы, глаза его сузились.
— Я уверен, что он мог бы гордиться. Недавно у меня был повод побывать на Альине. Клан Нефритовых Соколов и Волки всегда были соперниками и относятся друг к другу с плохо скрытой неприязнью. Но когда я встречался с Таманом Мальтусом, командиром местного гарнизона, то убедился, что только одно упоминание твоего имени здорово помогает. Мы о многом с ним договорились — и все благодаря тебе. В обмен на обещание твоего дяди Даниэла не атаковать его Мальтус снабдил нас всем необходимым. Не знаю, что уж ты там делал, но Мальтус отзывается о тебе прекрасно, он явно тебя уважает.
— Таман Мальтус — прекрасный человек. Как и раньше, я бы не колеблясь снова доверил ему свою жизнь и был бы абсолютно уверен, что он не обманет и не подведет.
Кай посмотрел сначала на Фелана, затем на старого Келла.
— Но все, что я сделал на Альине и вообще в войне с кланами, не идет ни в какое сравнение с поступками моего отца. Двадцать пять лет назад он буквально совершал чудеса героизма. Но я тоже думаю, что ему не было бы стыдно за меня и мою работу.
— Отцы всегда гордятся своими детьми и их поступками, Кай. Я знаю это по собственному опыту. — Морган похлопал юношу по плечу. — Твоему отцу понравилось бы то, как ты действовал на Альине, и он действительно гордился бы твоими успехами на Солярисе. Я бы сказал, что до некоторой степени тебе удалось затмить подвиги отца, ведь под твоим командованием были одержаны впечатляющие победы.
Кай наклонил голову в знак почтения к похвалам старого воина. «Безусловно, одержанные мной победы порадовали бы отца, но не знаю, гордился бы он тем, что на Солярис я прибыл, чтобы спрятаться», — подумал он.
— Война против кланов изменила мир в лучшую сторону. Хотелось бы думать, что такие же изменения произошли и во мне самом, но кто может подтвердить это?.. Остается только гадать и надеяться, — произнес Кай.
Лицо Фелана было спокойным, но во всей его позе чувствовалось напряжение.
— Войны приносят не только изменения, но и горе и сожаления. Именно война оторвала меня от семьи.
Только для того, чтобы я смог приехать сюда на похороны своей матери, принцу Виктору Дэвиону пришлось обращаться за разрешением дать мне возможность пребывать здесь в качестве представителя Клана Волка при военном преценторе Ком-Стара. Тот сначала согласился, но затем передал обращение ильХану для окончательного утверждения. Хотелось бы, чтобы все было не так, но в то же время сознание подсказывает мне, что иначе быть не может. Трудности будут, я уверен, что и ты тоже их испытываешь.
— Да, все так, — продолжал Кай. — Война приносит много несчастий, гибнут боевые товарищи и теряются друзья.
Вдруг совершенно внезапно в его мозгу всплыл образ темноволосой Дейры Лир.
— Иногда мы слишком увлекаемся извлечением уроков, преподнесенных нам войной, мы начинаем копаться в самих себе и за этой учебой перестаем замечать тех, кто нас любит, а зачастую и отдаляемся от них. Конечно, можно и не замечать уроков войны и жить спокойно. Но это все будет продолжаться очень недолго, в итоге все равно реальности жизни, те, которых мы так старательно избегаем, накапливаясь и наслаиваясь, словно ржавчина, будут подтачивать и разъедать наши жизни до тех пор, пока полностью не разрушат их.
Фелан странно посмотрел на Кая и покачал головой:
— Нравится нам это или нет, но война сделала нас совершенно другими людьми, Кай. Война обнажила нас до самой сути, она дала нам понимание цели нашего рождения и показала нам, кто мы есть на самом деле. Отмахнуться от этого, закрыть на все глаза невозможно, а если бы мы так сделали, снова нашелся бы кто-нибудь, кто обратил наше безразличие против нас же самих.
Пристально глядя в глаза Фелана, Кай чувствовал, что между ними много общего в мыслях, однако как же отличается стиль их жизни, как много чуждого друг другу им приходится делать, и только для того, чтобы быть теми, кем они должны быть. Фелан живет в обществе, где воинское искусство ценится превыше всего. Он воин до мозга костей.
«Мой мир устроен иначе, Фелан, — подумал Кай, — быть воином для меня — всего лишь игра, один из эпизодов жизни».
Молчание прервал Морган:
— Давненько мне не приходилось слушать философствующих молодых воинов. — Он посмотрел на могилу, где покоились останки его жены, и устало пожал плечами. — За всю свою жизнь я видел много войн, но могу сделать только одно заключение: жизнь продолжается. Прискорбно, но и нам также суждено оказаться здесь. Но пока мы живем, мы формируем новые отношения и в горниле войн становимся мудрее и проницательней. — Он кивнул в сторону сына. — Я думал, что потерял Фелана, но он возвращается в клан, да не один, а с красивой женщиной. В круговороте смерти и разрушений он нашел смысл и цель жизни.
И снова в голове Кая всплыл образ Дейры.
— Вашему сыну повезло, он нашел свое счастье. — Кай посмотрел мимо стоящих рядом отца и сына, на небольшую группу людей в траурных одеждах. Их было четверо, трое были одеты в черное и один в белое. — Если я не ошибаюсь и если программы головизора не врут, — произнес Кай, — то перед нами Гален Кокс и сестра Виктора — Катрин. Вот уж встреча, в которой действительно виновата война.
Оба Келла оглянулись и, увидев группу, вежливо наклонили головы. Кай не ошибся, женщина в белом была действительно знаменитая Оми Курита, представляющая свое королевство по повелению Синдиката Драконов. Она и Виктор Штайнер-Дэвион полюбили друг друга в то время, когда глубокая ненависть, порожденная войной, разделяла их народы. Но заклятые враги, каждый из которых мог предъявить другому громадный перечень обид, объединились, чтобы дать отпор кланам, угрожающим вторжением.
Фелан слегка тряхнул головой, отрывая ото лба налипшие мокрые волосы.
— Я понимаю, почему Виктор так любит эту женщину, — тихо произнес он. — Но мне искренно жаль их. Им никогда не суждено быть вместе.
На лице Моргана появилась скептическая улыбка человека, немало повидавшего и много понимающего.
— Очень часто случается так, что слово «никогда» приобретает абсолютно противоположное значение, — заметил он. — Совсем не так давно Синдикат Драконов уверял всех в том, что он никогда не признает своими воинов-экспатриантов на Солярисе, но, похоже, настроения меняются. — Полковник внимательно посмотрел на Кая. — Я так понимаю, что в знак возможного сближения с общиной представителей Союза на Солярисе Оми-сан отправится прямиком туда на своем корабле «Тайдзай».
У Кая даже рот раскрылся от удивления.
— Не может быть, — проговорил он. — О нет, простите, полковник Келл, я совсем не хочу сказать, что вам не верю, но я просто поражен тем, что Координатор отправляет свою единственную дочь на Солярис. Это просто невероятно.
— Это так же вероятно, как и то, что тебе через год с небольшим придется в седьмой раз защищать свой титул чемпиона. Меня попросили ускорить осмотр ее корабля, дабы поскорее продолжить путь. Да, кстати, я добился разрешения отвезти тебя на Солярис на «Гайдзае» и изменить маршрут полета.
Кай справился с охватившим его волнением и поблагодарил полковника вежливым кивком.
— Это намного быстрее, чем добираться коммерческим рейсом, — сказал он, — и исключает возможность нежелательных встреч с прыгунами Синдиката, постоянно обретающимися возле Острова Скаи. Пропагандистская машина Риана Штайнера неплохо поработала, распространяя грязную ложь о том, что Виктор якобы запретил мне появляться на Альине. Эти ребята ничем не брезгуют, в последнее время они вовсю муссируют слухи о том, что из-за Катрин между Виктором и Галеном Коксом произошел раскол. Полагаю, очередной уткой будут «абсолютно достоверные сведения» о том, что в зоне Федеративного Содружества вовсю орудуют корабли Синдиката Драконов.
— Весьма печально, но ты можешь оказаться совершенно прав. Одно радует — нет худа без добра. Благодаря своей патологической ненависти к кланам Риан сейчас целиком поглощен наблюдением за перемещениями Фелана. Он, кажется, и не подозревает о том, что здесь находится Оми, а я постараюсь удержать его в этом неведении.
Кай смотрел на Моргана и, заметив появившийся в его глазах прежний блеск, подумал, что этот израненный, искалеченный человек до последней капли крови будет защищать Штайнера, его преемников и Федеративное Содружество.