Доходили слухи об использовании практически рабского труда пеонов, завербованных на табачные плантации. Затем поступили жалобы от родственников людей, исчезнувших на острове. Комиссия, прибывшая для расследования этих заявлений, была с первых шагов шокирована недружелюбным отношением к ним Генри Россета, произнесшего пламенную речь о черных, красных и желтых ублюдках, противостоящих распространению цивилизации, а также обилием охраны и береговых укреплений, над которыми развевались звездно-полосатые флаги.
   Однако общение с адвокатом сэра Генри, представленные им документы, доказывающие совершенную непричастность островной администрации к исчезновениям людей и гибель других по их собственной вине и от эпидемии лихорадки, несколько смягчили первое впечатление комиссии. Доклад министра внутренних дел Президенту о положении дел на острове прозвучал не слишком остро, хотя и не очень убедительно. Было решено спустить дело на тормозах, тем более что юридически все было оформлено правильно, а два завода компании «Rosset & Rosset» обеспечивали шестнаднадцать процентов валового дохода республики.
   Подобные истории повторялись еще несколько раз, однако сменяющие друг друга правительства различного толка и политической ориентации — от крайне правых до категорически левых — приходили к единому выводу, что не стоит обострять отношения с младшим Россетом, чтобы сильно не расстраивать отца, а после его кончины — старшего брата. Покупка Генри списанного сторожевика береговой охраны и курсирование под флагом США в территориальных водах Республики Сьерра-Марино воспринималось должностными чинами с болезненными гримасами, более подходящими посетителям стоматологического кабинета. Не совсем праведные, а когда и вовсе — противозаконные действия Россета привлекали к себе всякое отребье.
   — Типа Аламейды? — кивнул Вадим в сторону двери.
   — Да, именно таких, — со вздохом ответил Жак и добавил туманно: — И не только...
   Викинг, выслушав рассказ о безумном сэре Генри, задумался. История звучала занимательно, но возникали некоторые вопросы, и первый из них он задал рассказчику:
   — А ты откуда знаешь такие подробности о Россете?
   Жак помедлил несколько секунд и неохотно ответил:
   — Дело в том, что жена сэра Генри является сестрой моего друга. Я ехал сюда на его поиски, а в результате попал в лапы к этому придурку. И еще узнал, что мой друг Эрик Клейтон погиб здесь и в его смерти виноват Россет.

Глава 8
Новые лица, старые хлопоты

   История сумасшедшего самодура Викингу оптимизма не прибавила. Если Генри Россет так поступает со своим шурином ли, зятем, или как он там его, то чего же ждать совершенно посторонним людям? Не успели они выбраться из одной переделки, как сразу попали в другую. А самое главное, помощи ждать не приходится. Вряд ли догадаются посольские, Руэнтос, да и люди папаши Арриана, на худой конец, что их занесло на этот проклятый остров.
   — А ты сам как сюда попал? — спросил Дювалье.
   Викинг не стал далеко отрываться от придуманной легенды и сообщил прежние сведения о работе в посольстве и прогулке по океану на катере. Когда Жак узнал, что вместе с Викингом захватили еще и женщин, он несколько раздраженно хмыкнул себе под нос.
   — Им тоже угрожает опасность? — настороженно спросил Вадим.
   — А ты что, до сих пор этого еще не понял? Неприятности ждут всех нас. Правда, можешь успокоиться — женщины в большей безопасности, чем мы. Ну, может, поиграют с ними...
   — Какие игры? — взъярился Викинг.
   — Да все те же... — вздохнул Дювалье. — Но живы останутся. И еще им грозят табачные плантации. А это тоже — не сахар. Россет, в общем, довольно лояльно относится к противоположному полу, а вот нам с тобой придется туго. Между прочим, у меня на тебя были виды.
   — Какие именно? — удивленно спросил Викинг.
   — Хотел привлечь тебя к побегу. Но ты ведь своих дам не бросишь? Верно? А они будут обузой.
   Викинг на секунду задумался.
   — Когда ты успел так решить? Мы с тобой познакомились всего лишь двадцать минут назад...
   — У меня глаз на людей наметанный. Первая мысль о нашем партнерстве мне пришла после того, как ты задал мне трепку. Крепкий парень, умеющий за себя постоять, всегда полезен. А потом я утвердился в своем решении, узнав, что ты русский, — сообщил Жак.
   — Тебе что, приходилось раньше встречаться с моими соотечественниками?
   — Приходилось. У нас в Канаде их достаточно. И старых переселенцев, и новых эмигрантов.
   — Так ты из Канады? — изумился Викинг. — Аламейда сказал, что ты француз. Каким ветром тебя сюда занесло?
   Дювалье поведал Вадиму свою историю. Он был журналистом и работал в газете «Монреаль трибьюн», в отделе криминальной хроники. Несколько лет назад попал в тяжелую автомобильную аварию. Его спас от инвалидности и паралича доктор Эрик Клейтон, с которым они впоследствии стали друзьями. В минувшее Рождество, позвонив Клейтону, чтобы поздравить его с праздником, Дювалье узнал, что его друг бесследно исчез. Эрик отправился в Сьерра-Марино, где обнаружились следы его сестры Дениз, пропавшей много лет назад. Она в семнадцать лет ушла из дома со своим другом к «детям цветов» — хиппи. Потом доходили ужасные слухи о том, что Дениз стала участницей крайне левой молодежной организации, подозреваемой в проведении террористических актов в Европе и на Ближнем Востоке. Газеты писали, что она входила в руководство этой группы и была в ней едва ли не самым жестоким боевиком. Клейтон очень любил свою сестру и, невзирая на ужасные сведения о ней, предпринимал попытки найти ее. Однако все его старания были безуспешны. Через несколько лет след Дениз вообще потерялся. И вот теперь Эрик получил сведения о местонахождении Дениз и отправился в Сьерра-Марино. Обращение его в госструктуры с целью организовать международный розыск ничего не дало. Тогда он решил попытаться самостоятельно отыскать свою сестру.
   — Не буду вдаваться в подробности, как удалось выйти на Генри Россета. На этот остров я прибыл наемным рабочим на плантацию под видом французского моряка, списанного с судна и потерявшего документы. Не буду описывать свои мытарства здесь — работу по четырнадцать часов в день и полуголодное существование. Я узнал главное — у Генри Россета есть молодая жена и ее зовут Дениз. А еще то, что примерно в те же сроки, когда мой друг был в Сьерра-Марино, на острове появлялся белый человек, похожий на Клейтона.
   Викинг слушал Дювалье и думал, верить ему или не верить. У него возникали некоторые сомнения в правдоподобности событий, произошедших с Жаком, но они потихоньку рассеивались. Готовить красочную легенду для втирания мозгов свежему сокамернику было, в общем-то, незачем. Викинг потихоньку начал склоняться к тому, что на контакт с Дювалье можно идти. Да у него и не было другого выхода.
   ...Получив такую информацию, Дювалье бежал с табачной плантации и пробрался к резиденции Россета. Он смог встретиться с Дениз, действительно оказавшейся сестрой Эрика Клейтона.
   Ее вывели на прогулку. Жак выключил охранника и пообщался с ней. К ужасу, женщина оказалась наркоманкой в последней стадии этой болезни. Она не понимала, о чем ее спрашивают. С большим трудом Дювалье все же выведал, что ее брата нет в живых и виноват в убийстве Клейтона Генри Россет.
   После этого Жаку на острове делать было нечего.
   Он скрылся от облавы и спрятался в чащобе, на болоте. Выждав время, ночью пробрался в лагуну и украл весельную шлюпку. Однако его обнаружили и схватили.
   Викинг сидел молча и размышлял над услышанным. Он не знал, правду ли рассказал Дювалье. С другой же стороны, он абсолютно ничего не терял от союза с ним, а только выигрывал. Задерживаться на острове Россета Викинг не собирался, и помощник, хорошо знающий порядки, обстановку и местность, был очень кстати.
   Вдаваться в подробности о себе и дамах он не собирался. Дювалье хватит и той информации, что ему выдана.
   — На каком расстоянии от материка находится остров? — спросил Викинг.
   — Примерно в двадцати милях, — не задумываясь, ответил Жак. Вадим удивился.
   — Мы плыли сюда на сторожевике не менее часа и прошли расстояние намного большее.
   — В каком месте они вас взяли?
   — Где-то на полпути между столицей и Сантино — это такой небольшой городок на плато к северу от Сьерра-Марино, — вспомнил Викинг свой маршрут.
   Жак наморщил лоб и на секунду задумался.
   — Все правильно. От того места по прямой до острова миль сорок или чуть больше.
   — Где находится ближайший населенный пункт на материке? — спросил Вадим.
   Он примерно представлял карту, в памяти всплывали очертания побережья и даже остров Россета. Однако всех подробностей он не помнил. Дювалье опять задумался и потом с сомнением покачал головой.
   — Мне кажется, что Сантино — это единственный серьезный и крупный городок. На север от него расположены только редкие небольшие деревушки, разбросанные по плато. Чем дальше от столицы, тем реже можно встретить людей, тем гуще леса.
   — Каким способом мы сможем выбраться с острова? — спросил Викинг. Этот вопрос беспокоил его более всего.
   Дювалье удивленно посмотрел на Викинга:
   — Конечно, на судне. Надо захватить катер.
   Вадим от досады плюнул на пол и, сжав кулаки, выставил перед собой скованные руки:
   — А это ты куда денешь? Стены тюрьмы своим лбом прошибать будешь? У тебя есть какой-то мало-мальски реальный план или только большое желание придушить охранника и припугнуть раздатчика пищи?
   Его всегда раздражали дилетанты и шапкозакидатели. Он как огня боялся их щенячьего оптимизма и самоуверенности. Наручники были представлены Дювалье в качестве наглядного примера, чтобы он осознал ситуацию, в которой они находились. А вообще освободиться от «браслетов» Викингу было нетрудно, хватило бы гвоздя или шпильки для изготовления отмычки.
   А еще Вадим злился на самого себя. Он был далек от мысли, что положение, в котором сейчас находился, безвыходное, что нет надежды на освобождение и надо покориться обстоятельствам. Его просто раздражала цепь случайных событий, приведших к нынешнему положению. Слепым щенком он вышел на охоту и, как результат, совершенно логично вляпался в дерьмо, из которого надо выбираться.
   Дювалье ничего не ответил на язвительные слова собеседника. Это молчание несколько сняло раздражительность. Викинг уже более миролюбиво и спокойно констатировал:
   — Как я понял, цель у нас одна — выбраться с острова. От этого мы и будем отталкиваться. Желание есть, остается только воплотить его в жизнь. Сразу предупреждаю, что женщины пойдут с нами. Бросить их я не вправе. Если ты, Жак, против, то давай сразу разойдемся. Это первое. Второе: работать без серьезного плана я категорически отказываюсь. Третье: надо сразу определить обязанности, амбиции и подчиненность, хотя об этих вещах в нашем положении говорить довольно трудно.
   Жак захохотал. Отсмеявшись, заметил:
   — Чем вы, русские, мне нравитесь, так это тем, что хотите всеми силами отстоять демократию, которую у вас никто не отбирает. Мы, на Западе, давно привыкли к этому состоянию, и оно для нас вполне естественное, хотя и не всегда является безоблачным. Разница между нами только в практическом подходе к этой категории. Мы считаем, что демократия в первую очередь определяется свободой отдельной личности, которая не должна угнетаться институтами власти и субъектами, а наоборот, обязана строить систему, удобную для каждого. Вы же идете от обратного и пытаетесь сначала создать демократию общества в целом, предоставляющую условия и гарантии свободного существования личности, и уже потом обеспечивать ими конкретного индивидуума. В результате получаете систему и лидера, который ведет вас, как стадо козлов, по пути диктата и тоталитаризма.
   Викинг перебил Дювалье, негромко и беззлобно проворчав по-русски:
   — За козла ответишь — сам такой же.
   Жак, не поняв его реплики, лишь пожал плечами и продолжил:
   — А в принципе я с тобой полностью согласен. План нам нужен и женщин бросать на произвол судьбы нельзя. У меня есть несколько предложений...
   Часа через два снаружи послышались шаги и окошко на двери приоткрылось. Голос ключника потребовал, чтобы оба заключенных удалились в дальний от двери угол.
   Потом он загремел замком, и сопровождающий его субъект в грязной одежде через щель в дверном проеме просунул на порог две глиняные миски и пластиковую бутылку с водой. За их спинами торчали стволы автоматов. Дверь снова захлопнулась.
   Викинг в своем углу жалобно застонал. Дверь приоткрылась, и в ней показалась лисья физиономия любознательного ключника. Дювалье грозно прорычал из темноты, требуя немедленно убрать из камеры падаль, под которой подразумевал своего сокамерника.
   Тюремщик стал более серьезным и крикнул уже Викингу:
   — Эй, новенький, ты живой? Ходить можешь?
   Вадим несколько задержался с ответом и спустя несколько секунд тяжело прохрипел:
   — Пока еще могу. Если вы меня не уберете от этого людоеда, то скоро получите труп. Он все мои ребра смешал в одну кучу.
   Жак в темноте приблизился к сокамернику, и снаружи стали слышны звуки тупых ударов и крик новичка.
   — Прекрати немедленно бить его! — заволновался ключник. — Он нужен живой. Скоро прибудет сеньор Элиас для допроса. Отстань от него, скотина!
   Металлическая дверь с лязганьем распахнулась, и в камеру влетели вооруженные охранники. Они с трудом оторвали Жака от жертвы, отбросили в сторону и потащили безвольно обмякшее тело Викинга наружу. Дювалье бушевал, но несколько ударов прикладами быстро его успокоили.
   Яркий солнечный свет ударил в лицо, заставив Вадима крепко зажмурить и без того полуприкрытые глаза. Его небрежно бросили на землю, и ключник склонился над ним. Он потряс Викинга за плечо и спросил:
   — Эй, амиго, ты живой? Погоди подыхать, еще успеешь.
   Веки медленно приоткрылись. Вадим посмотрел на окружающих затуманенным взглядом и застонал.
   Тюремщик выпрямился, удовлетворенно бросив своим:
   — Живой пока, — и снова обратился к лежащему: — Ты своими ногами идти можешь?
   Викинг заговорил, еле ворочая языком:
   — Не знаю. Этот сумасшедший меня чуть не убил.
   Ключник махнул рукой охранникам:
   — Говорить может, вот и слава Иисусу. Тащите его в контору. Пускай полежит пока, очухается. Сеньор Элиас скоро подойдет для беседы, он уже звонил.
   Охранники подхватили Викинга под руки и поволокли за собой. Его ноги тащились по земле, поднимая пыль. Наручники сильно врезались в запястья, помогая испускать достоверные стоны. На глаза опять попался столб с распятым на нем человеком. Зрелище было не из приятных и наводило на грустные мысли. Пересчитав коленями ступени крыльца и выбоины грубого бетонного пола, Викинг оказался в неопрятной просторной комнате. Охранники небрежно бросили пленника в пыль, смешанную с цементной крошкой, закрыли дверь на замок и удалились.
   Оставшись один, он подождал, пока затихнут шаги в коридоре, и, осмотревшись, мягко вскочил на ноги. Первый акт представления прошел успешно. Теперь следовало ждать сцены допроса. Импровизировать придется по ходу действия.
   В комнате из обстановки находились два стула и стол, надежно привинченные к полу. Викинг по стенке подобрался к окну, перекрытому снаружи решеткой, и осторожно выглянул. Ничего нового и интересного для себя он не обнаружил. Сквозь грязное стекло был виден пустынный угол уже знакомого двора, истоптанная трава и стена соседнего здания.
   «Ну что же, подождем продолжения. Узнаем и оценим сэра или сеньора, как ему больше нравится, Элиаса, — подумал Викинг. — Кстати, Дювалье проявил к данному типу сильный интерес, хотя и старался не показывать этого. Ладно, пока не стоит делать никаких выводов и тем более заглядывать в будущее, а надо заняться чем-нибудь более полезным».
   Андрюха Доктор, когда его периодически срывало на психологию с военным уклоном, утверждал, что девяносто процентов неудач происходит с людьми по их собственной вине. У него было два постулата, которые он всем проповедовал. В первом Андрей доказывал, что бесстрашие человек испытывает в двух случаях — когда все знает или, наоборот, ничего не знает. Если же индивидуум владеет полузнанием, то тут проявляются страх и неуверенность.
   Второй принцип гласил, что интеллигент умирает дважды. Первый раз мысленно, анализируя ситуацию, а только потом — реально. Жить, по версии Андрюхи, следовало в настоящем времени, которое само приведет тебя в необходимое русло, и пытаться что-то менять бесполезно.
   Самсон однажды подвел незамысловатый итог этим размышлениям:
   — Короче, надо быть тупым и ленивым. Не бери дурного в голову, а тяжелого в руки. Кривая все равно вывезет куда надо. Я правильно тебя понял?
   Доктор расстроился и назвал Самсона недалеким прагматиком, который годен только для растительного существования и проламывания голов, на что тот обиделся и послал философа к прародителям. Потом они быстро помирились и пошли пить пиво, одинаково любимое и мыслителем, и холодным прагматиком.
   В размышлениях Андрюхи был определенный смысл, но не всегда можно было заставить себя жить одной минутой и не пытаться изменить происходящее. Однако Викинг все же умел заставить себя отбросить в сторону часто неприятный анализ ситуации и заняться текущей практикой.
   Вот и сейчас он опустился на колени и начал внимательно исследовать пол комнаты. Минуты через три в бетонной крошке обнаружилась очень ценная вещь — гвоздик «сороковка». Лучшего подарка ожидать было трудно. Инструмент для необходимых манипуляций с наручниками нашелся. Викинг хотел его спрятать в одежду, но решил не спешить и пока положить на удобное место на полу, чтобы забрать при выходе. Дальнейшие поиски, кроме еще пары таких же гвоздей, ничего полезного не принесли.
   Минут через сорок в коридоре послышался шум шагов. Викинг понял, что это явились по его душу, и сел на пол, приняв позу, подобающую замордованному узнику. Дверь открылась, и в комнату вошли двое крепких мужчин. Их внешность и скупая уверенность в движениях резко отличались от поведения местных военизированных типов, с которыми ему пришлось столкнуться за недолгое время пребывания на острове.
   — Встать! — громко скомандовал один из них.
   Викинг начал медленно подниматься. Это, видимо, не очень понравилось прибывшим, и один из них, подхватив узника за предплечья, рывком поставил его на ноги.
   Умелые руки начали тщательно обшаривать одежду, и скоро то немногое, что еще оставалось у него, легло на стол: часы, сломанная сигарета, выпавшая в кармане из пачки, и пластиковое удостоверение конторы Руэнтоса. После шмона его усадили на стул, стоящий в центре комнаты. Один остался стоять позади Викинга, а другой отошел к двери.
   Ждать пришлось недолго. Дверь отворилась, и на пороге показался небольшого росточка пожилой джентльмен с мягким и благообразным лицом любящего дедушки. На вид ему было не менее шестидесяти лет. Остановившись на пороге, старичок внимательно осмотрел помещение. Брезгливо поморщился и, повернув голову, укоризненно бросил через плечо стоящему позади:
   — Аламейда! Ну когда же вы приучитесь к порядку. Мне даже заходить в этот свинарник противно, а не то что встречаться здесь с нашими гостями. Нехорошо... Ай, как нехорошо!
   Из коридора послышался оправдывающийся бормочущий голос гориллы. Долгожданный сеньор Элиас — а судя по всему, это был именно он — махнул безнадежно рукой и прошел к столу. Из-за его спины шустро выскочил Аламейда и начал протирать рукавом запыленную столешницу и стул. Старичок внимательно наблюдал за этой процедурой, принимая действия грозного тюремщика как должное. Затем он тщательно осмотрел рабочее место и, похоже, остался доволен им.
   Усевшись напротив Викинга, он взглянул на него острым и внимательным взглядом.
   — Давайте знакомиться, молодой человек. Меня зовут Патрик Элиас. Я являюсь адвокатом сэра Генри Россета, хозяина, если так можно охарактеризовать его статус, данного острова. Мне поручено провести тщательное расследование и подтвердить или, наоборот, рассеять его подозрения в вашей шпионской деятельности, нацеленной на разрушение суверенитета, а также территориальной целостности Соединенных Штатов Америки в целом и поместья сэра Генри в частности. Сэр Генри Россет в своем лице представляет все виды власти на острове: законодательную, исполнительную, судебную, а также и функции карающего органа. Поэтому от вашего поведения и чистосердечных признаний будет зависеть решение о дальнейшей судьбе лично вас, а также дам, с которыми вы прибыли на наш остров.
   Викинг внимательно следил за мимикой говорящего и в какой-то момент вдруг понял, что старикан самым натуральным образом блефует и не верит ни одному своему слову. Это открытие давало повод для размышления. Элиас был вполне разумным человеком и только подыгрывал хозяину. Если действия Генри Россета выглядели довольно скверной комедией, что вполне объяснялось его душевным здоровьем, то поведение и слова адвоката более скатывались к фарсу. Викингу было необходимо выиграть время.
   С трудом ворочая языком, он обратился к сэру Элиасу:
   — Я высказываю протест против противоправных действий в отношении лиц, обладающих дипломатическим статусом. Нас захватили в территориальных водах Республики Сьерра-Марино и предъявили совершенно необоснованные обвинения. Более того, нам угрожали и продолжают угрожать физической расправой. Я требую, чтобы вы немедленно связались с посольством России и сообщили о нашем местонахождении. Отвечать на какие-либо вопросы без присутствия представителя российской стороны отказываюсь. Кроме того, я прошу предоставить нам нормальные условия содержания и оградить от грубых действий ваших сотрудников.
   Сэр Элиас, выслушав речь Викинга, ненадолго задумался и ответил спокойно и рассудительно:
   — Я, конечно, могу понять ваше негодование, однако у меня есть полные основания сомневаться в достоверности ваших слов. Дипломатическая неприкосновенность — понятие, по всем международным нормам требующее неукоснительного соблюдения, но чем вы докажете, что являетесь теми, за кого себя выдаете? Документально это никак не подтверждается. Предоставить особые комфортные условия существования мы не в силах. Сотрудники наши, насколько я знаю, пока ведут себя по отношению к вам вполне корректно. Акцентирую слово «пока». Все будет зависеть от вашего поведения и открытости.
   Взгляд Патрика Элиаса упал на скудную кучку вещей, обнаруженных при обыске Викинга. При виде удостоверения антитеррористического департамента брови адвоката удивленно поползли вверх, и он осторожно взял в руки пластиковую карточку. Его лицо поменяло выражение, в одну секунду став жестким, если не сказать жестоким.
   — А это что такое? Очень занимательная на вид штучка. Оказывается, к нам в гости прилетела интересная птица. Говорит, что он работает в русском посольстве, а в кармане имеет удостоверение сотрудника департамента по борьбе с терроризмом. Довольно странно. Вы как-то можете мне это объяснить? — Элиас впился взглядом в Викинга.
   Вадим твердо повторил:
   — Я требую представителя российской стороны и буду говорить только в его присутствии.
   Сэр Элиас наморщил лоб и ненадолго задумался. Потом более спокойно взглянул на Викинга и сказал:
   — Сначала мне показалось, что дело у нас несложное, но, оказывается, не все так просто. Наведу-ка я для ясности справки, что за личность такая к нам прибыла.
   Он поднялся со стула и направился к двери. Аламейда, простоявший всю беседу в углу комнаты, подскочил к адвокату и что-то зашептал ему на ухо, кивая головой в сторону Викинга. Элиас оглянулся на него и негромко произнес короткую фразу. До Вадима донеслись несколько несвязных слов: «расходный», «завтра», «безразлично». Аламейда несколько оживился, почтительно проводил адвоката и его охранников до двери, а сам остался в комнате.
   С гнусной ухмылкой тюремщик подошел к сидящему и кнутовищем поднял его подбородок. Викинг смотрел на Аламейду полуприкрытыми глазами, изображая изможденного узника.
   — Жаль, что приходится тратить время на совершенно пустые формальности, — сказал тюремщик. — Подождем до завтра. А вот ночевать ты будешь все там же, вместе с этим зверюгой Дювалье. Тебе он понравился? Если до утра дотянешь, значит, ты просто везунчик.
   Такой расклад Викинга вполне устраивал. Как он понял, сегодня в расход его пускать не собираются, а завтрашняя встреча с Элиасом вполне вписывалась в их с Дювалье план.
   Размышления прервал крепкий удар в ухо. Викинг среагировал в самый последний момент и смог немного смягчить его. Он свалился со стула и, вполне естественно перекатившись, оказался рядом со своим припрятанным гвоздем. Скорчившись от мнимой боли, Вадим сумел накрыть гвоздь скованными ладонями и зажать между средним и безымянным пальцами левой руки.
   Викинг стойко перенес обратный путь. Его волоком протащили по двору и закинули в бетонный мешок. Дювалье, как ему и положено, начал рычать, ругаться и изображать избиение жертвы.
   Ключник, правда, учтиво предупредил канадца, что ежели он забьет сокамерника до смерти, то его утром повесят. Поэтому спектакль продолжался недолго и закончился разочарованным бормотанием Жака и тихими постанываниями мнимой жертвы.