Страница:
Виктор степанычев
По прозвищу Викинг
Часть первая
За морем синица жила
Пролог
Операция по освобождению заложников закончилась полным провалом. Винить Министерство внутренних дел и Национальную гвардию не стоило — они сделали все, что могли. Но легче от этого никому не стало. В наличии у следственных органов были четыре обугленных до неузнаваемости тела и отсутствие каких-либо улик и версий.
Вызов министра внутренних дел Пабло Вильяса к Президенту не оставлял иллюзий на благополучный исход беседы. Отставка грозила не только ему, но и самому премьер-министру.
Условия террористов, похитивших жену и дочь первого секретаря посольства России в Республике Сьерра-Марино, оригинальностью не отличались. Телефонные звонки в первые двое суток с условиями освобождения из тюрем герильерос — местных повстанцев, позже сменились ожидаемыми требованиями: пять миллионов долларов выкупа и беспрепятственный вылет из страны.
Деньги террористам, согласно их условиям, должен был доставить глава семейства — российский дипломат Валерий Осколов — на автомобильную стоянку у Центрального парка столицы.
Состояние антитеррористических подразделений не вызывало сомнений в их подготовленности и боевом духе, тем более что опыта подобной работы им хватало с избытком. Проклятые левые, отравленные сладкой теорией мирового коммунизма, расслабляться не давали. Каждый из них грезил, что станет героем и легендой, а его портрет будет красоваться рядом с портретом Кастро или пламенного Че Гевары. Пабло Вильяс с огромным удовольствием выполнил бы эти желания досрочно и лично развесил бы придурков на крепких веревках вокруг изображений их кумиров.
Национальная гвардия поднялась по тревоге и перекрыла все магистрали, ведущие в столицу. Мобильные отряды курсировали по улицам по отработанным маршрутам, и в течение минуты минимум два-три экипажа должны были блокировать любую точку города. Агенты наружного наблюдения, пешие и на автомобилях, находились в готовности сопровождения подозреваемых. Улицы и крыши домов контролировались снайперами.
Самолет для террористов был подготовлен и стоял на дальней рулежной полосе аэропорта, оцепленный двойным кольцом полиции и спецподразделений. Естественно, последние были готовы к штурму лайнера и захвату террористов. Ход операции контролировал лично Президент. Пользы от этого было немного, зато нервозности в работу созданного оперативного штаба вносилось достаточно. Бесполезно тратилось время и нервы министра и начальника антитеррористического департамента, возглавляющего штаб, на постоянные доклады главе государства.
Специалисты работали четвертые сутки, однако информация приходила скудная, то есть ее практически не было. Семья российского дипломата была похищена двумя неизвестными, по описаниям — местными жителями, при выходе из супермаркета и увезена на такси. Старенький желтый «Форд» 1984 года выпуска, украденный за два дня до этого, нашли брошенным в четырех кварталах от места похищения. Дактилоскопическая экспертиза обнаружила в машине отпечатки пальцев доброй сотни людей и ничего положительного не принесла. Телефонные звонки террористов засекались, но контроль за каждым уличным таксофоном установить было невозможно, а пеленгуемые сигналы с мобильника свидетельствовали, что разговоры ведутся из автомобиля во время движения. Сам телефон был зарегистрирован в компании сотовой связи по утерянному два года назад паспорту.
Информаторы не могли дать никаких достоверных сведений о принадлежности группировки похитителей к какому-либо известному повстанческому движению. Само название «Бригады свободы» впервые всплыло на криминально-политическом горизонте Сьерра-Марино.
Операция пока развивалась по сценарию террористов. И приходилось признать, что этот сценарий писала грамотная рука. Ни одного прокола, ни единой серьезной зацепки оперативникам обнаружить не удавалось. Оставалось лишь одно: идти на все требования похитителей, а победитель пусть определится в финале. Риск был велик, однако счет проведения подобных операций с большим перевесом складывался в пользу государственных органов.
Утром 28 апреля в квартире Валерия Осколова раздался телефонный звонок.
Неизвестный потребовал, чтобы хозяин приехал с деньгами к Центральному парку в три часа пополудни, поставил автомобиль на стоянку и сидел в нем. В машине, кроме Осколова, никого не должно было находиться. Деньги в крупных купюрах требовалось упаковать в равных долях в два холщовых мешка и положить в багажник. Самолет по требованию террористов должен был готов к вылету в шестнадцать часов.
Инструктаж Валерия Осколова проводил лично начальник антитеррористического департамента полковник Алессандро Руэнтос. Это была легендарная личность в Сьерра-Марино. Почти двухметрового роста, мощный и громкоголосый, с плавной походкой леопарда, сорокачетырехлетний офицер из местного старинного аристократического рода окончил в свое время Вест-Пойнт и специальную школу армейской разведки в Штатах.
При упоминании его имени лидеры герильерос мгновенно впадали в истерику и бились в падучей. Руэнтос попортил им столько нервов, а еще больше крови, что они в бессильной злобе примерно раза два в месяц с тупой монотонностью готовили на него покушения. Однако постоянное пребывание начеку, серьезная охрана и регулярные сведения от информаторов помогали полковнику избегать печального конца.
Руэнтос четвертые сутки находился в гневе, что с ним случалось очень редко, и этот гнев объяснялся двумя причинами. Первая: отсутствие какой-либо информации о террористах. Появившаяся неизвестно откуда организация «Бригады свободы» воспринималась полковником примерно так, как бык-производитель воспринимал бы в своем стаде чужака, который уже оприходовал его любимую телку со звездочкой во лбу.
Вторая причина: контроль за операцией со стороны Президента.
Трату времени на доклады ему самому и министру внутренних дел Вильясу, почтительное выслушивание глубокомысленно-бесполезных советов и накачек Руэнтоса выводили из себя. Пользы от них — как от проповеди пьяного священника обкуренной проститутке. Ни тот, ни другая не слышат и не понимают, чего они хотят друг от друга. Слава Иисусу, хоть этот русский дипломат вел себя так, как подобает мужчине. Конечно, трудно за несколько часов подготовить бойца антитеррористического отряда, волкодава, подобного питомцам полковника. Однако признаков неврастении со стороны сеньора Валери не наблюдалось.
Бронежилет подогнали по фигуре дипломата. Свободная рубашка и ветровка неплохо маскировали его. Миниатюрный радиомаяк тщательно проверили, запаковали на всякий случай во влагонепроницаемую пленку и закрепили сзади на поясе. «Жучки»-микрофоны прикрепили на ветровку и воротник рубашки. Машину также нашпиговали прослушивающей аппаратурой и всевозможными маячками.
Основными тезисами инструктажа были: во-первых, никакой инициативы со стороны сеньора дипломата и полное подчинение всем требованиям похитителей; во-вторых: еще раз! — никакой инициативы. Осколов сосредоточенно и хмуро выслушивал все наставления полковника, но было видно, что мыслями и чувствами он далеко отсюда — рядом с женой и дочерью.
Руэнтос был далек от мысли, что передача денег в обмен на заложников состоится в точке рандеву у Центрального парка, и готовился к слежке за дальнейшими передвижениями автомобиля дипломата. Переброска из машины в машину на автостоянке или какой-либо другой способ передачи денег в столь неудобном месте — этого трудно было ожидать от таких похитителей. Группы слежения в городе были приведены в полную готовность. Два полицейских вертолета с прогретыми двигателями готовы были в любую минуту подняться с аэродрома.
Вся ответственность за принятие решения о финальной акции операции лежала на полковнике Руэнтосе. Только он должен был определить время и место захвата или штурма в зависимости от обстановки. Это был серьезный и ответственный момент, так как цена решения измерялась жизнями людей.
Операция началась. Ровно в 14.40 Валерий Осколов сел в автомобиль и тронулся от дома по направлению к центру города. Деньги в холщовых мешках уже лежали в багажнике. В 14.53 машина запарковалась на автостоянке у парка. Видеокамеры в двух ракурсах показывали площадку и все подъезды к ней.
В 15.01 раздался звонок по мобильному телефону, тут же переданный на динамики в штабе операции. Спокойный, звучавший несколько глухо мужской голос осведомился о наличии требуемых денег и приказал Осколову переехать к железнодорожному вокзалу.
Полковник Руэнтос дал команду срочно подготовиться к встрече и блокировать привокзальную площадь. Через три минуты прошли доклады о готовности служб наружного наблюдения, а еще через пару минут потухший экран монитора ожил и стала видна панорама вокзала.
В 15.09 показался автомобиль дипломата, он медленно подъехал к левому выходу на перрон. Полковник нервно дал команду всем постам усилить наблюдение. Повод для беспокойства был серьезный. По расписанию в 15.10 приходил скорый поезд из Альканте. Встречающих и пассажиров было более чем достаточно, что позволяло в суматохе организовать нештатную ситуацию. По докладам службы наблюдения, на перроне, в здании вокзала и вокруг него находилось семьдесят-восемьдесят человек встречающих и железнодорожных служащих.
Наблюдающие напряглись — к машине приблизился невысокий юнец в потертых полотняных брюках и мятой рубашке явно с чужого плеча. Полковник жестом дал знак усилить громкость в динамиках. Прозвучавший далее диалог разочаровал своей банальностью. Попрошайка с его просьбой выдачи на бедность мелкой наличности был отослан дипломатом доходчивыми выражениями местного диалекта к своим предкам по материнской линии. Тинейджер этому не очень удивился и, показав гринго средний палец правой руки, степенно и лениво побрел дальше. Прошла команда — и парня незаметно задержали, хотя было и так ясно, что это пустышка.
Экспресс подошел к перрону с опозданием на две минуты. Все напряглись, и в это время раздался оглушительно прозвучавший в динамиках звонок мобильного телефона. Знакомый глуховатый голос назвал адрес: авенида Дьос и номер дома в старом районе города. Задача усложнялась. Можно было быстро блокировать квартал, но подготовить видеоаппаратуру становилось проблематично.
Отдав команду на срочное перемещение, Руэнтос провел рукой по лбу и заметил, что не только лоб, но и все его тело покрылось испариной. Рядом раздавалось громкое сопение. Скосив глаза, полковник посмотрел на министра Вильяса, тупо и внимательно таращившегося в темный экран монитора, как будто там что-то можно было рассмотреть. Он открыл рот и хотел привести министра в чувство, но в это время пошли доклады наружки о движении автомобиля Осколова и занятии позиций группами захвата. Опаздывало только видеонаблюдение.
В 15.27 поступил доклад, что автомобиль Осколова въехал в квартал и медленно движется по пыльной улочке к указанному террористами дому. Полковник потребовал срочное описание строения и, сделав зверское лицо, показал крепко сжатый кулак старшему видеоинженеру. Тот растерянно пожал плечами и начал что-то быстро лопотать по переговорному устройству. Устные доклады шли один за другим.
15.28 — машина остановилась около дома — одноэтажного строения из белого известняка, выходящего на улицу двумя небольшими окнами, закрытыми деревянными ставнями. Металлическая калитка вела во двор. Забор был густо обвит виноградными лозами.
15.31 — группы захвата доложили о занятии позиции по углам квартала и готовности к проведению штурма.
15.32 — из калитки появился невысокий, коренастый, по виду — лет тридцати пяти мужчина и подошел к машине. Из динамиков донеслось:
— Вы привезли то, что у вас требовали?
— Да. Как вы и говорили. Все находится в багажнике.
— Давайте ключ.
— Где мои жена и дочь? Сначала я хочу их увидеть.
— Они в доме, ждут вас.
— Я должен убедиться, что они живы, и только тогда отдам вам деньги.
— Пожалуйста. Если вы так настоятельно этого требуете, следуйте за мной.
15.34 — Осколов вышел из машины и вместе с мужчиной направился через калитку в дом.
15.35 — связь резко прервалась. Из динамиков доносился только фоновый шум.
Счет пошел на секунды. Оглянувшись, полковник наткнулся взглядом на умоляющие глаза министра Вильяса. Отрицательно покачав головой, Руэнтос повернулся к видеоинженеру, и в это время включился монитор. Залитая солнцем пустынная улица; метрах в ста пятидесяти от камеры — одиноко стоящий автомобиль дипломата.
15.38 — из дома появился тот же коренастый мужчина, не спеша подошел к машине, открыл багажник, вытащил мешки с деньгами и направился к калитке. Из этого следовало, что Осколов встретился с женой и дочерью.
15.39 — Руэнтос дал сигнал готовности к захвату.
15.40 — команда на штурм. Появился фургон, на большой скорости летящий с дальнего конца улицы. Такой же фургон пронесся навстречу ему мимо телекамеры.
Ослепительный взрыв... Обе машины резко затормозили, не доехав каждая метров пятьдесят до объекта. Обломки кирпича и горящих досок разлетались по улице, падали на соседние дома и остановившиеся автомобили. Черный дым столбом взметнулся над деревьями...
Вызов министра внутренних дел Пабло Вильяса к Президенту не оставлял иллюзий на благополучный исход беседы. Отставка грозила не только ему, но и самому премьер-министру.
Условия террористов, похитивших жену и дочь первого секретаря посольства России в Республике Сьерра-Марино, оригинальностью не отличались. Телефонные звонки в первые двое суток с условиями освобождения из тюрем герильерос — местных повстанцев, позже сменились ожидаемыми требованиями: пять миллионов долларов выкупа и беспрепятственный вылет из страны.
Деньги террористам, согласно их условиям, должен был доставить глава семейства — российский дипломат Валерий Осколов — на автомобильную стоянку у Центрального парка столицы.
Состояние антитеррористических подразделений не вызывало сомнений в их подготовленности и боевом духе, тем более что опыта подобной работы им хватало с избытком. Проклятые левые, отравленные сладкой теорией мирового коммунизма, расслабляться не давали. Каждый из них грезил, что станет героем и легендой, а его портрет будет красоваться рядом с портретом Кастро или пламенного Че Гевары. Пабло Вильяс с огромным удовольствием выполнил бы эти желания досрочно и лично развесил бы придурков на крепких веревках вокруг изображений их кумиров.
Национальная гвардия поднялась по тревоге и перекрыла все магистрали, ведущие в столицу. Мобильные отряды курсировали по улицам по отработанным маршрутам, и в течение минуты минимум два-три экипажа должны были блокировать любую точку города. Агенты наружного наблюдения, пешие и на автомобилях, находились в готовности сопровождения подозреваемых. Улицы и крыши домов контролировались снайперами.
Самолет для террористов был подготовлен и стоял на дальней рулежной полосе аэропорта, оцепленный двойным кольцом полиции и спецподразделений. Естественно, последние были готовы к штурму лайнера и захвату террористов. Ход операции контролировал лично Президент. Пользы от этого было немного, зато нервозности в работу созданного оперативного штаба вносилось достаточно. Бесполезно тратилось время и нервы министра и начальника антитеррористического департамента, возглавляющего штаб, на постоянные доклады главе государства.
Специалисты работали четвертые сутки, однако информация приходила скудная, то есть ее практически не было. Семья российского дипломата была похищена двумя неизвестными, по описаниям — местными жителями, при выходе из супермаркета и увезена на такси. Старенький желтый «Форд» 1984 года выпуска, украденный за два дня до этого, нашли брошенным в четырех кварталах от места похищения. Дактилоскопическая экспертиза обнаружила в машине отпечатки пальцев доброй сотни людей и ничего положительного не принесла. Телефонные звонки террористов засекались, но контроль за каждым уличным таксофоном установить было невозможно, а пеленгуемые сигналы с мобильника свидетельствовали, что разговоры ведутся из автомобиля во время движения. Сам телефон был зарегистрирован в компании сотовой связи по утерянному два года назад паспорту.
Информаторы не могли дать никаких достоверных сведений о принадлежности группировки похитителей к какому-либо известному повстанческому движению. Само название «Бригады свободы» впервые всплыло на криминально-политическом горизонте Сьерра-Марино.
Операция пока развивалась по сценарию террористов. И приходилось признать, что этот сценарий писала грамотная рука. Ни одного прокола, ни единой серьезной зацепки оперативникам обнаружить не удавалось. Оставалось лишь одно: идти на все требования похитителей, а победитель пусть определится в финале. Риск был велик, однако счет проведения подобных операций с большим перевесом складывался в пользу государственных органов.
Утром 28 апреля в квартире Валерия Осколова раздался телефонный звонок.
Неизвестный потребовал, чтобы хозяин приехал с деньгами к Центральному парку в три часа пополудни, поставил автомобиль на стоянку и сидел в нем. В машине, кроме Осколова, никого не должно было находиться. Деньги в крупных купюрах требовалось упаковать в равных долях в два холщовых мешка и положить в багажник. Самолет по требованию террористов должен был готов к вылету в шестнадцать часов.
Инструктаж Валерия Осколова проводил лично начальник антитеррористического департамента полковник Алессандро Руэнтос. Это была легендарная личность в Сьерра-Марино. Почти двухметрового роста, мощный и громкоголосый, с плавной походкой леопарда, сорокачетырехлетний офицер из местного старинного аристократического рода окончил в свое время Вест-Пойнт и специальную школу армейской разведки в Штатах.
При упоминании его имени лидеры герильерос мгновенно впадали в истерику и бились в падучей. Руэнтос попортил им столько нервов, а еще больше крови, что они в бессильной злобе примерно раза два в месяц с тупой монотонностью готовили на него покушения. Однако постоянное пребывание начеку, серьезная охрана и регулярные сведения от информаторов помогали полковнику избегать печального конца.
Руэнтос четвертые сутки находился в гневе, что с ним случалось очень редко, и этот гнев объяснялся двумя причинами. Первая: отсутствие какой-либо информации о террористах. Появившаяся неизвестно откуда организация «Бригады свободы» воспринималась полковником примерно так, как бык-производитель воспринимал бы в своем стаде чужака, который уже оприходовал его любимую телку со звездочкой во лбу.
Вторая причина: контроль за операцией со стороны Президента.
Трату времени на доклады ему самому и министру внутренних дел Вильясу, почтительное выслушивание глубокомысленно-бесполезных советов и накачек Руэнтоса выводили из себя. Пользы от них — как от проповеди пьяного священника обкуренной проститутке. Ни тот, ни другая не слышат и не понимают, чего они хотят друг от друга. Слава Иисусу, хоть этот русский дипломат вел себя так, как подобает мужчине. Конечно, трудно за несколько часов подготовить бойца антитеррористического отряда, волкодава, подобного питомцам полковника. Однако признаков неврастении со стороны сеньора Валери не наблюдалось.
Бронежилет подогнали по фигуре дипломата. Свободная рубашка и ветровка неплохо маскировали его. Миниатюрный радиомаяк тщательно проверили, запаковали на всякий случай во влагонепроницаемую пленку и закрепили сзади на поясе. «Жучки»-микрофоны прикрепили на ветровку и воротник рубашки. Машину также нашпиговали прослушивающей аппаратурой и всевозможными маячками.
Основными тезисами инструктажа были: во-первых, никакой инициативы со стороны сеньора дипломата и полное подчинение всем требованиям похитителей; во-вторых: еще раз! — никакой инициативы. Осколов сосредоточенно и хмуро выслушивал все наставления полковника, но было видно, что мыслями и чувствами он далеко отсюда — рядом с женой и дочерью.
Руэнтос был далек от мысли, что передача денег в обмен на заложников состоится в точке рандеву у Центрального парка, и готовился к слежке за дальнейшими передвижениями автомобиля дипломата. Переброска из машины в машину на автостоянке или какой-либо другой способ передачи денег в столь неудобном месте — этого трудно было ожидать от таких похитителей. Группы слежения в городе были приведены в полную готовность. Два полицейских вертолета с прогретыми двигателями готовы были в любую минуту подняться с аэродрома.
Вся ответственность за принятие решения о финальной акции операции лежала на полковнике Руэнтосе. Только он должен был определить время и место захвата или штурма в зависимости от обстановки. Это был серьезный и ответственный момент, так как цена решения измерялась жизнями людей.
Операция началась. Ровно в 14.40 Валерий Осколов сел в автомобиль и тронулся от дома по направлению к центру города. Деньги в холщовых мешках уже лежали в багажнике. В 14.53 машина запарковалась на автостоянке у парка. Видеокамеры в двух ракурсах показывали площадку и все подъезды к ней.
В 15.01 раздался звонок по мобильному телефону, тут же переданный на динамики в штабе операции. Спокойный, звучавший несколько глухо мужской голос осведомился о наличии требуемых денег и приказал Осколову переехать к железнодорожному вокзалу.
Полковник Руэнтос дал команду срочно подготовиться к встрече и блокировать привокзальную площадь. Через три минуты прошли доклады о готовности служб наружного наблюдения, а еще через пару минут потухший экран монитора ожил и стала видна панорама вокзала.
В 15.09 показался автомобиль дипломата, он медленно подъехал к левому выходу на перрон. Полковник нервно дал команду всем постам усилить наблюдение. Повод для беспокойства был серьезный. По расписанию в 15.10 приходил скорый поезд из Альканте. Встречающих и пассажиров было более чем достаточно, что позволяло в суматохе организовать нештатную ситуацию. По докладам службы наблюдения, на перроне, в здании вокзала и вокруг него находилось семьдесят-восемьдесят человек встречающих и железнодорожных служащих.
Наблюдающие напряглись — к машине приблизился невысокий юнец в потертых полотняных брюках и мятой рубашке явно с чужого плеча. Полковник жестом дал знак усилить громкость в динамиках. Прозвучавший далее диалог разочаровал своей банальностью. Попрошайка с его просьбой выдачи на бедность мелкой наличности был отослан дипломатом доходчивыми выражениями местного диалекта к своим предкам по материнской линии. Тинейджер этому не очень удивился и, показав гринго средний палец правой руки, степенно и лениво побрел дальше. Прошла команда — и парня незаметно задержали, хотя было и так ясно, что это пустышка.
Экспресс подошел к перрону с опозданием на две минуты. Все напряглись, и в это время раздался оглушительно прозвучавший в динамиках звонок мобильного телефона. Знакомый глуховатый голос назвал адрес: авенида Дьос и номер дома в старом районе города. Задача усложнялась. Можно было быстро блокировать квартал, но подготовить видеоаппаратуру становилось проблематично.
Отдав команду на срочное перемещение, Руэнтос провел рукой по лбу и заметил, что не только лоб, но и все его тело покрылось испариной. Рядом раздавалось громкое сопение. Скосив глаза, полковник посмотрел на министра Вильяса, тупо и внимательно таращившегося в темный экран монитора, как будто там что-то можно было рассмотреть. Он открыл рот и хотел привести министра в чувство, но в это время пошли доклады наружки о движении автомобиля Осколова и занятии позиций группами захвата. Опаздывало только видеонаблюдение.
В 15.27 поступил доклад, что автомобиль Осколова въехал в квартал и медленно движется по пыльной улочке к указанному террористами дому. Полковник потребовал срочное описание строения и, сделав зверское лицо, показал крепко сжатый кулак старшему видеоинженеру. Тот растерянно пожал плечами и начал что-то быстро лопотать по переговорному устройству. Устные доклады шли один за другим.
15.28 — машина остановилась около дома — одноэтажного строения из белого известняка, выходящего на улицу двумя небольшими окнами, закрытыми деревянными ставнями. Металлическая калитка вела во двор. Забор был густо обвит виноградными лозами.
15.31 — группы захвата доложили о занятии позиции по углам квартала и готовности к проведению штурма.
15.32 — из калитки появился невысокий, коренастый, по виду — лет тридцати пяти мужчина и подошел к машине. Из динамиков донеслось:
— Вы привезли то, что у вас требовали?
— Да. Как вы и говорили. Все находится в багажнике.
— Давайте ключ.
— Где мои жена и дочь? Сначала я хочу их увидеть.
— Они в доме, ждут вас.
— Я должен убедиться, что они живы, и только тогда отдам вам деньги.
— Пожалуйста. Если вы так настоятельно этого требуете, следуйте за мной.
15.34 — Осколов вышел из машины и вместе с мужчиной направился через калитку в дом.
15.35 — связь резко прервалась. Из динамиков доносился только фоновый шум.
Счет пошел на секунды. Оглянувшись, полковник наткнулся взглядом на умоляющие глаза министра Вильяса. Отрицательно покачав головой, Руэнтос повернулся к видеоинженеру, и в это время включился монитор. Залитая солнцем пустынная улица; метрах в ста пятидесяти от камеры — одиноко стоящий автомобиль дипломата.
15.38 — из дома появился тот же коренастый мужчина, не спеша подошел к машине, открыл багажник, вытащил мешки с деньгами и направился к калитке. Из этого следовало, что Осколов встретился с женой и дочерью.
15.39 — Руэнтос дал сигнал готовности к захвату.
15.40 — команда на штурм. Появился фургон, на большой скорости летящий с дальнего конца улицы. Такой же фургон пронесся навстречу ему мимо телекамеры.
Ослепительный взрыв... Обе машины резко затормозили, не доехав каждая метров пятьдесят до объекта. Обломки кирпича и горящих досок разлетались по улице, падали на соседние дома и остановившиеся автомобили. Черный дым столбом взметнулся над деревьями...
Глава 1
Возвращение
Лайнер резко накренился на левое крыло, а затем выровнялся. Качнуло еще раз, но уже более плавно. Пассажир в девятом ряду на секунду поднял веки и взглянул в иллюминатор.
Самолет менял курс. Вадим закрыл глаза и попытался задремать, но это ему так и не удалось сделать. Курс лайнера изменился, и сквозь стекло начали просачиваться косые солнечные лучи. Щеке стало тепло, несколько щекотно, и сон стал медленно уходить. Вадим нарочно постарался как можно дольше удержать это состояние на границе забытья и реальности.
Пришли на память слова Мао — инструктора курса выживания:
— Ваш отдых и восстановление организма — тоже оружие.
Они в тот момент лежали по горло в вонючей грязи после суток усердного ползанья по ней же и проклинали инструктора, тренировку, отдел и заодно самих себя. Кличка Мао, несмотря на исконно славянскую внешность, пристала к Сергею за то, что он практически любые наставления и советы облекал в форму цитат. Сначала было смешно, потом грустно, а в конце концов неоднократно повторяемые фразы начинали всех раздражать. Однако в реальной обстановке почему-то его слова всплывали из глубин памяти и оказывались как нельзя кстати.
О педантичности Мао в центре подготовки ходили легенды. Одна из любимых его фраз: «Инструкции вам сохранят жизнь», исполнялась им неукоснительно даже в семье. Если жена покупала какой-либо бытовой прибор или кухонную утварь, то благоверный допускал ее к эксплуатации кастрюли только после того, как сам, внимательнейшим образом изучив инструкцию по работе с агрегатом, включая рецепты приготовления голубцов и борщей, рассказывал, заставляя подробно повторять за собой, правила пользования оной принадлежностью. И только после этого вышеперечисленные борщи и голубцы имели право вариться в данной кастрюле.
Но, к чести его жены Марины, на качество приготовления пищи и нежность к своему педантичному мужу инструктажи влияния не оказывали. Более счастливой семьи Вадим не встречал и таких вкусных украинских борщей не пробовал никогда в жизни.
Марина, всегда хлебосольно встречавшая друзей мужа, особенно ласково относилась к холостому Вадиму. После похвал в адрес свой, пищи на столе и утоления мужчинами первого голода она приступала к животрепещущему вопросу немедленного поиска невесты для своего гостя. Гость только отшучивался тем, что он обретет ее тогда, когда его накормят таким же вкусным борщом. Марина, рассердившись, предлагала в спутницы жизни свою бабушку, у которой научилась готовить.
А о секрете борща Марина говорила, что все очень просто — самое главное, чтобы количество компонентов в нем было не менее девяти исключая воду, соль и перец. Вадим пытался представить, что же можно натолкать в кастрюлю, но его фантазии не могли перешагнуть число шесть, и он признавался, что женщины всегда более изобретательны по сравнению с мужчинами в кулинарии, в хозяйстве и вообще — более умны.
После такого признания беседа окончательно приходила к выводу о необходимости немедленного соединения неухоженного и бестолкового индивидуума мужеского пола в лице присутствующего гостя с умным и заботливым лицом прекрасной и, как точно заметил Вадим, умной половины человечества. Причем лишь с одной благородной целью: спасением от нравственного и физического прозябания, увядания и вообще никчемного существования на нашей суровой и грешной земле.
Вадим смеялся, а Сергей Мао молчал и довольно ухмылялся, вставляя изредка для подогрева реплики о вреде и пользе семейной жизни.
Но Сергей мог быть и другим — жестоким, распаленным, плюющим на все инструкции и запреты. Однажды вдвоем они вышли на лагерь наших специалистов в Кулунде и увидели растерзанные тела женщин и распятых на Деревьях детей. Вопреки всем инструкциям и планам трое суток длилась погоня, и только трупы огрызавшихся как шакалы «повстанцев» вехами оставались гнить в саванне. Не было произнесено ни единого слова. Они превратились в автоматы для убийств. Только жесты и взгляды. Тогда Вадим испытал потрясение, впервые приняв участие в казни женщины, если можно ее так назвать, которая являлась руководителем банды.
На третьи сутки, на рассвете, Мао и Вадим блокировали остатки группы в хижине, спрятанной в небольшой рощице. Редкие акации окружали приют измотанных погоней бандитов. Невысокая трава не давала достаточного укрытия и маскировки, но предрассветные сумерки позволили подобраться близко к объекту. Охрана хижины была организована на удивление грамотно. Часовые располагались по системе W: четверо по периметру, один в середине, контролируя в движении остальных. По расчетам преследователей, в хижине находилось еще трое бандитов.
Времени на раздумья не было — скоро станет светло и трава уже не спасет и не спрячет. Мао протянул руку и, мягко вдавливая пальцы в предплечье Вадима, показал порядок их дальнейших действий. Диспозиция была вполне понятна. Начало — тихая «карусель» по часовой стрелке, затем «радуга» и штурм. Две тени бесшумно скользнули по траве и скрылись в противоположных направлениях.
Вадим занял позицию и ждал сигнала. Темная фигура охранника четко просматривалась метрах в тридцати от него на фоне начинающего сереть неба. Просыпающиеся птицы пробовали голоса. В этот негромкий пересвист влилась еще одна не нарушающая утреннюю гармонию мелодичная трель. Вадим лежа резким движением метнул звездочку-сюрикен и сразу начал перемещение к другому объекту. Он не видел результата своего броска, но шум падающего тела и стук автомата о землю подтвердили, что он достиг цели.
С крыльца хижины раздался громкий окрик. Второй часовой повернулся на раздавшиеся звуки, удобно подставив себя под метательный нож. Его тело начало медленно оседать, и в это время рядом с домом расцвел букет всех цветов радуги. Вадим среагировал, крепко зажмурив глаза, но и через закрытые веки ощутил последовавшую за разноцветными переливами ослепительную вспышку светошумовой гранаты.
Он вскочил на ноги и зигзагами кинулся к хижине, ориентируясь пока только по памяти, так как зрение еще не полностью адаптировалось после яркой вспышки. Но уже через пару секунд он четко различил на крыльце скорчившуюся фигуру пятого охранника и с ходу всадил в него очередь из автомата.
Одновременно с этим Вадим услышал звук разбившегося стекла с противоположной стороны хижины и резко упал на землю. В падении он заметил краем глаза фигуру, выскочившую из двери и нырнувшую за стоящий пикап. Броском переместившись к машине, Вадим инстинктивно сделал пируэт, спасший его от выпада тонкого лезвия ножа. На полуобороте он ногой пригвоздил руку нападавшего к машине и прикладом нанес молниеносный удар в поясницу. Тело обмякло и, сложившись пополам, упало на землю. Услышав тихий свист, Вадим оглянулся и увидел фигуру Сергея на фоне загоревшейся хижины. Мао подошел, сел на сухую траву и произнес первые за трое суток слова:
— Вот и все... Закончили.
Рядом с ними зашевелилось тело лежавшего, а вернее, как только сейчас стало видно, лежащей — молодой полуобнаженной женщины. Ее лицо скривилось от боли, и глаза открылись. Она сначала с удивлением, а потом с ненавистью посмотрела на сидящих рядом с ней мужчин. Маска неприкрытой злости портила на удивление привлекательную физиономию негритянки. Она что-то резко выкрикнула на местном наречии и попыталась подняться. Мао поднял дуло автомата, и Вадим увидел, как в глазах женщины плеснулся страх.
Она поняла, что никто не собирается ее слушать, говорить с ней, проявлять какие-либо эмоции. Ее будут просто убивать. Губы женщины приоткрылись, но вместо слов из гортани вырвался полупридушенный хрип, прерванный одиночным выстрелом.
Они вызвали эвакуатор. Прилетел Самсон — личность психически уравновешенная сверх нормы и менее всего подверженная любым проявлениям чувств. Он недоуменно переводил взгляд с одного окровавленного и отрешенного лица на другое и лишь периодически повторял:
— Ну, блин, ребята, вы и даете!
А потом были объяснительные записки, разбирательства и беседы на всех уровнях. Их эмоциональный всплеск пришелся некстати для внутренней политики очередного правительства Кулунды, так как в это время шло заигрывание с партизанами. Вадиму, в то время еще молодому — это была фактически его вторая боевая операция, — досталось меньше. Зато Мао получил по полной программе и от своих, конторских, так как задача их двойки была несколько иная, и от чужих — посольских и москвичей.
Со своими обошлось просто. Дед, прилетевший на разборки вместе с функционерами, рвал и метал. Потом, внимательно выслушав подробности похода, подобрел, помягчел, назвал произошедшее попутной тренировкой и начал отмазывать питомцев от суровых москвичей — своих в отделе никогда и никому не сдавали.
Вообще-то и комиссия не смогла особенно напакостить, так как их структура подчинялась другим эшелонам, где выводы чужаков мало чего значили. Тем более москвичи сами толком не знали, с кем идут разборки, и считали, что гражданские спецы ввязались в драчку с местной шпаной. Одной из самых страшных кар, которой им грозили, была отправка на Родину с волчьим билетом и перспективой невыездных. Дед при этом делал зверское лицо, хмурил брови и в знак согласия кивал головой. На что обвиняемые, злостно ухмыляясь про себя, складывали в кармане фиги, но строили при этом трагически-обреченные физиономии.
Конфликт быстро сошел на нет, так как лидер повстанцев отказался от высокого поста в правительстве и борьба с ним возобновилась с новой силой и жестокостью. Комиссия уехала, удовлетворенная своей плодотворной работой на поприще развития дружеских отношений с развивающейся страной. А специалисты по экологическим проблемам саванн — по такой легенде они работали — за проявленный героизм были награждены местными орденами, которые пошли в коллекцию Доктора. Носить их было все равно нельзя, так как Мао и Вадим находились в Кулунде под чужими фамилиями, да и само правительство сместили где-то через год, и кулундийские ордена с петушиными лентами стали недействительны. А Доктор выставил им за это коллекционный коньяк, упаковку чешского пива и вкуснейший вяленый, истекающий жиром рыбец, привезенный им после отпуска из родного Ростова.
Эти воспоминания окончательно прогнали сон. Вадим еще раз посмотрел в иллюминатор. Внизу было море, и самолет как будто недвижимо висел над бесконечным серо-голубым пространством. Правда, на горизонте уже намечалась темная полоска суши. Салон бизнес-класса отдыхал после ночной утомительной загрузки в аэропорту Дамаска. Звук глухо работающих двигателей оставался где-то позади. Чуть слышно в конце салона плакал грудной ребенок, и мать негромко напевала и уговаривала его успокоиться. Судя по негромким отрывкам фраз, это был один из диалектов пушту.
Сирийских пограничников и таможенников менее всего интересовала твоя национальность и внешность. Будь ты хоть инопланетянином в зеленую клеточку, они вряд ли этому удивились бы. Языковой барьер преодолевался эмоциональными жестами, мимикой и даже телодвижениями. Но при этом проверка документов и досмотр производились весьма качественно, хотя и достигались не столько профессионализмом, сколько массовостью участвующего в проверке персонала.
Иорданский бизнесмен, прекрасно говорящий по-английски и совершающий вояж в Европу, не вызвал особых подозрений у пограничника в фуражке с лихо заломленной тульей и двух таможенников. Паспорт, пестреющий визами всего Ближнего Востока и европейских стран, вызывал если не уважение, то хотя бы лояльное отношение к его владельцу. Документ действительно был изготовлен с высоким качеством, а его владелец никогда не сомневался в профессионализме своей конторы, потому что сам был профессионалом высшего класса.
Полет от Дамаска до венского аэропорта Швехат прошел рутинно, по большей части — в полудреме. Столица Австрии встретила его ароматом сирени, сочными листьями на деревьях, роскошными клумбами и спокойствием.
Самолет менял курс. Вадим закрыл глаза и попытался задремать, но это ему так и не удалось сделать. Курс лайнера изменился, и сквозь стекло начали просачиваться косые солнечные лучи. Щеке стало тепло, несколько щекотно, и сон стал медленно уходить. Вадим нарочно постарался как можно дольше удержать это состояние на границе забытья и реальности.
Пришли на память слова Мао — инструктора курса выживания:
— Ваш отдых и восстановление организма — тоже оружие.
Они в тот момент лежали по горло в вонючей грязи после суток усердного ползанья по ней же и проклинали инструктора, тренировку, отдел и заодно самих себя. Кличка Мао, несмотря на исконно славянскую внешность, пристала к Сергею за то, что он практически любые наставления и советы облекал в форму цитат. Сначала было смешно, потом грустно, а в конце концов неоднократно повторяемые фразы начинали всех раздражать. Однако в реальной обстановке почему-то его слова всплывали из глубин памяти и оказывались как нельзя кстати.
О педантичности Мао в центре подготовки ходили легенды. Одна из любимых его фраз: «Инструкции вам сохранят жизнь», исполнялась им неукоснительно даже в семье. Если жена покупала какой-либо бытовой прибор или кухонную утварь, то благоверный допускал ее к эксплуатации кастрюли только после того, как сам, внимательнейшим образом изучив инструкцию по работе с агрегатом, включая рецепты приготовления голубцов и борщей, рассказывал, заставляя подробно повторять за собой, правила пользования оной принадлежностью. И только после этого вышеперечисленные борщи и голубцы имели право вариться в данной кастрюле.
Но, к чести его жены Марины, на качество приготовления пищи и нежность к своему педантичному мужу инструктажи влияния не оказывали. Более счастливой семьи Вадим не встречал и таких вкусных украинских борщей не пробовал никогда в жизни.
Марина, всегда хлебосольно встречавшая друзей мужа, особенно ласково относилась к холостому Вадиму. После похвал в адрес свой, пищи на столе и утоления мужчинами первого голода она приступала к животрепещущему вопросу немедленного поиска невесты для своего гостя. Гость только отшучивался тем, что он обретет ее тогда, когда его накормят таким же вкусным борщом. Марина, рассердившись, предлагала в спутницы жизни свою бабушку, у которой научилась готовить.
А о секрете борща Марина говорила, что все очень просто — самое главное, чтобы количество компонентов в нем было не менее девяти исключая воду, соль и перец. Вадим пытался представить, что же можно натолкать в кастрюлю, но его фантазии не могли перешагнуть число шесть, и он признавался, что женщины всегда более изобретательны по сравнению с мужчинами в кулинарии, в хозяйстве и вообще — более умны.
После такого признания беседа окончательно приходила к выводу о необходимости немедленного соединения неухоженного и бестолкового индивидуума мужеского пола в лице присутствующего гостя с умным и заботливым лицом прекрасной и, как точно заметил Вадим, умной половины человечества. Причем лишь с одной благородной целью: спасением от нравственного и физического прозябания, увядания и вообще никчемного существования на нашей суровой и грешной земле.
Вадим смеялся, а Сергей Мао молчал и довольно ухмылялся, вставляя изредка для подогрева реплики о вреде и пользе семейной жизни.
Но Сергей мог быть и другим — жестоким, распаленным, плюющим на все инструкции и запреты. Однажды вдвоем они вышли на лагерь наших специалистов в Кулунде и увидели растерзанные тела женщин и распятых на Деревьях детей. Вопреки всем инструкциям и планам трое суток длилась погоня, и только трупы огрызавшихся как шакалы «повстанцев» вехами оставались гнить в саванне. Не было произнесено ни единого слова. Они превратились в автоматы для убийств. Только жесты и взгляды. Тогда Вадим испытал потрясение, впервые приняв участие в казни женщины, если можно ее так назвать, которая являлась руководителем банды.
На третьи сутки, на рассвете, Мао и Вадим блокировали остатки группы в хижине, спрятанной в небольшой рощице. Редкие акации окружали приют измотанных погоней бандитов. Невысокая трава не давала достаточного укрытия и маскировки, но предрассветные сумерки позволили подобраться близко к объекту. Охрана хижины была организована на удивление грамотно. Часовые располагались по системе W: четверо по периметру, один в середине, контролируя в движении остальных. По расчетам преследователей, в хижине находилось еще трое бандитов.
Времени на раздумья не было — скоро станет светло и трава уже не спасет и не спрячет. Мао протянул руку и, мягко вдавливая пальцы в предплечье Вадима, показал порядок их дальнейших действий. Диспозиция была вполне понятна. Начало — тихая «карусель» по часовой стрелке, затем «радуга» и штурм. Две тени бесшумно скользнули по траве и скрылись в противоположных направлениях.
Вадим занял позицию и ждал сигнала. Темная фигура охранника четко просматривалась метрах в тридцати от него на фоне начинающего сереть неба. Просыпающиеся птицы пробовали голоса. В этот негромкий пересвист влилась еще одна не нарушающая утреннюю гармонию мелодичная трель. Вадим лежа резким движением метнул звездочку-сюрикен и сразу начал перемещение к другому объекту. Он не видел результата своего броска, но шум падающего тела и стук автомата о землю подтвердили, что он достиг цели.
С крыльца хижины раздался громкий окрик. Второй часовой повернулся на раздавшиеся звуки, удобно подставив себя под метательный нож. Его тело начало медленно оседать, и в это время рядом с домом расцвел букет всех цветов радуги. Вадим среагировал, крепко зажмурив глаза, но и через закрытые веки ощутил последовавшую за разноцветными переливами ослепительную вспышку светошумовой гранаты.
Он вскочил на ноги и зигзагами кинулся к хижине, ориентируясь пока только по памяти, так как зрение еще не полностью адаптировалось после яркой вспышки. Но уже через пару секунд он четко различил на крыльце скорчившуюся фигуру пятого охранника и с ходу всадил в него очередь из автомата.
Одновременно с этим Вадим услышал звук разбившегося стекла с противоположной стороны хижины и резко упал на землю. В падении он заметил краем глаза фигуру, выскочившую из двери и нырнувшую за стоящий пикап. Броском переместившись к машине, Вадим инстинктивно сделал пируэт, спасший его от выпада тонкого лезвия ножа. На полуобороте он ногой пригвоздил руку нападавшего к машине и прикладом нанес молниеносный удар в поясницу. Тело обмякло и, сложившись пополам, упало на землю. Услышав тихий свист, Вадим оглянулся и увидел фигуру Сергея на фоне загоревшейся хижины. Мао подошел, сел на сухую траву и произнес первые за трое суток слова:
— Вот и все... Закончили.
Рядом с ними зашевелилось тело лежавшего, а вернее, как только сейчас стало видно, лежащей — молодой полуобнаженной женщины. Ее лицо скривилось от боли, и глаза открылись. Она сначала с удивлением, а потом с ненавистью посмотрела на сидящих рядом с ней мужчин. Маска неприкрытой злости портила на удивление привлекательную физиономию негритянки. Она что-то резко выкрикнула на местном наречии и попыталась подняться. Мао поднял дуло автомата, и Вадим увидел, как в глазах женщины плеснулся страх.
Она поняла, что никто не собирается ее слушать, говорить с ней, проявлять какие-либо эмоции. Ее будут просто убивать. Губы женщины приоткрылись, но вместо слов из гортани вырвался полупридушенный хрип, прерванный одиночным выстрелом.
Они вызвали эвакуатор. Прилетел Самсон — личность психически уравновешенная сверх нормы и менее всего подверженная любым проявлениям чувств. Он недоуменно переводил взгляд с одного окровавленного и отрешенного лица на другое и лишь периодически повторял:
— Ну, блин, ребята, вы и даете!
А потом были объяснительные записки, разбирательства и беседы на всех уровнях. Их эмоциональный всплеск пришелся некстати для внутренней политики очередного правительства Кулунды, так как в это время шло заигрывание с партизанами. Вадиму, в то время еще молодому — это была фактически его вторая боевая операция, — досталось меньше. Зато Мао получил по полной программе и от своих, конторских, так как задача их двойки была несколько иная, и от чужих — посольских и москвичей.
Со своими обошлось просто. Дед, прилетевший на разборки вместе с функционерами, рвал и метал. Потом, внимательно выслушав подробности похода, подобрел, помягчел, назвал произошедшее попутной тренировкой и начал отмазывать питомцев от суровых москвичей — своих в отделе никогда и никому не сдавали.
Вообще-то и комиссия не смогла особенно напакостить, так как их структура подчинялась другим эшелонам, где выводы чужаков мало чего значили. Тем более москвичи сами толком не знали, с кем идут разборки, и считали, что гражданские спецы ввязались в драчку с местной шпаной. Одной из самых страшных кар, которой им грозили, была отправка на Родину с волчьим билетом и перспективой невыездных. Дед при этом делал зверское лицо, хмурил брови и в знак согласия кивал головой. На что обвиняемые, злостно ухмыляясь про себя, складывали в кармане фиги, но строили при этом трагически-обреченные физиономии.
Конфликт быстро сошел на нет, так как лидер повстанцев отказался от высокого поста в правительстве и борьба с ним возобновилась с новой силой и жестокостью. Комиссия уехала, удовлетворенная своей плодотворной работой на поприще развития дружеских отношений с развивающейся страной. А специалисты по экологическим проблемам саванн — по такой легенде они работали — за проявленный героизм были награждены местными орденами, которые пошли в коллекцию Доктора. Носить их было все равно нельзя, так как Мао и Вадим находились в Кулунде под чужими фамилиями, да и само правительство сместили где-то через год, и кулундийские ордена с петушиными лентами стали недействительны. А Доктор выставил им за это коллекционный коньяк, упаковку чешского пива и вкуснейший вяленый, истекающий жиром рыбец, привезенный им после отпуска из родного Ростова.
Эти воспоминания окончательно прогнали сон. Вадим еще раз посмотрел в иллюминатор. Внизу было море, и самолет как будто недвижимо висел над бесконечным серо-голубым пространством. Правда, на горизонте уже намечалась темная полоска суши. Салон бизнес-класса отдыхал после ночной утомительной загрузки в аэропорту Дамаска. Звук глухо работающих двигателей оставался где-то позади. Чуть слышно в конце салона плакал грудной ребенок, и мать негромко напевала и уговаривала его успокоиться. Судя по негромким отрывкам фраз, это был один из диалектов пушту.
Сирийских пограничников и таможенников менее всего интересовала твоя национальность и внешность. Будь ты хоть инопланетянином в зеленую клеточку, они вряд ли этому удивились бы. Языковой барьер преодолевался эмоциональными жестами, мимикой и даже телодвижениями. Но при этом проверка документов и досмотр производились весьма качественно, хотя и достигались не столько профессионализмом, сколько массовостью участвующего в проверке персонала.
Иорданский бизнесмен, прекрасно говорящий по-английски и совершающий вояж в Европу, не вызвал особых подозрений у пограничника в фуражке с лихо заломленной тульей и двух таможенников. Паспорт, пестреющий визами всего Ближнего Востока и европейских стран, вызывал если не уважение, то хотя бы лояльное отношение к его владельцу. Документ действительно был изготовлен с высоким качеством, а его владелец никогда не сомневался в профессионализме своей конторы, потому что сам был профессионалом высшего класса.
Полет от Дамаска до венского аэропорта Швехат прошел рутинно, по большей части — в полудреме. Столица Австрии встретила его ароматом сирени, сочными листьями на деревьях, роскошными клумбами и спокойствием.