Стил Даниэла. Дорога судьбы

   Обернувшись, он что-то сказал матери Камиллы, но та не обратила на него никакого внимания и удалилась.
   Большие грустные глаза смотрели на него снизу вверх.
   – Если я выберу время, то напишу вам до вашего возвращения.
   – Вы меня очень обяжете. – Ему тоже требовалось время, чтобы все обдумать.
   Девушка окинула его странным взглядом, как будто все знала...
   – Папа обещал свозить меня во Францию в этом году. Вы можете не застать меня, когда приедете снова...
   Но он знал, что увидит ее. Неужели он позволит Бошану продать ее какому-нибудь второстепенному графу или герцогу? Эта мысль вызвала у него омерзение. Она не вещь, чтобы ее продавать, даже ему. Она женщина, человек... ребенок... Ему вдруг более чем когда-либо раньше захотелось подумать, найдет ли она с ним счастье. У него возникло желание посмотреть на свои холмы, бросить взгляд из окна комнаты, где он привык спать, и попытаться представить ее рядом с собой.
   – Отсюда так далеко до Калифорнии... – Ее голос прозвучал нежно и горестно.
   Терстон слегка сжал руку девушки.
   – Я вернусь, – пообещал он не столько ей, сколько себе.
   Сумеет ли он выполнить это обещание? Его жизнь уже не будет такой, как прежде, однако он был твердо уверен, что она должна измениться. Посмотрев на необыкновенную девушку, стоящую рядом с ним, он произнес единственные слова, которые ей хотелось услышать:
   – Я люблю вас, Камилла... Запомните это...
   Он нежно поцеловал ее руку, а потом щеку, после чего, обменявшись с Орвилем Бошаном крепким рукопожатием и понимающим взглядом, вышел, осознавая, что они все теперь стали немного другими. И он сам в первую очередь.
 

Глава 7

   Пароход пришел в Напу в субботу, ранним солнечным утром. Иеремия собирался нанять экипаж, чтобы ехать в Сент-Элену. Он дал телеграмму на прииски, сообщив, что появится там в понедельник утром, и рассчитывал провести выходные дома, разбирая бумаги и почту, и заодно посмотреть, как идут дела на виноградниках. Спустившись на причал, он огляделся по сторонам, с наслаждением вдыхая знакомый воздух. Дальние холмы казались более зелеными, чем три недели назад, в день отъезда из Напы. В этот момент Иеремия увидел мальчика, который отвозил его на вокзал, того самого, кого он пригласил помогать по субботам в конторе, – Дэнни Ричфилда.
   – Эй, мистер Терстон! – Мальчишка помахал рукой, не слезая с козел, и Иеремия, улыбаясь, направился в его сторону. Хорошо, когда тебя кто-нибудь встречает, пусть даже едва знакомый мальчишка. По пути Терстон вдруг понял, что Дэнни всего на несколько лет младше Камиллы. С каким-то странным чувством он забросил вещи в коляску и улыбнулся Дэнни.
   – Что ты здесь делаешь, сынок?
   – Отец сказал, что вы сегодня приедете, и я попросил у него коляску, чтобы привезти вас домой.
   Иеремия уселся на козлы рядом с маленьким кучером и всю дорогу слушал рассказы о том, что случилось в его отсутствие. Они ехали два с половиной часа, и Терстон все это время радостно осматривался по сторонам. Всякий раз, когда он возвращался в долину Напа, в нем крепла любовь к этим местам.
   – Вы, кажется, довольны, что вернулись, сэр.
   – Да. – Иеремия с улыбкой посмотрел на мальчика. – Ни одно место на свете не похоже на нашу долину. Не обманывай себя на этот счет. Возможно, когда-нибудь ты захочешь уехать отсюда, но нигде тебе не будет так хорошо, как здесь.
   Похоже, мальчик сомневался в справедливости его слов. Были на свете места и получше. Он собирался стать банкиром, а что делать банкиру в долине Напа? То ли дело Сан-Франциско... или Сент-Луис... Чикаго... Нью-Йорк... Бостон...
   – Хорошо прошла поездка, сэр?
   – Да. – Стоило Иеремии вновь взглянуть на Дэнни, как мысли о Камилле опять заняли его ум.
   Как она живет? Где сейчас находится? Понравится ли ей здесь? Эти вопросы не давали ему покоя в течение всего долгого обратного пути, а теперь, когда он наконец вернулся в Напу, они донимали его еще больше. Он вдруг стал смотреть на окружающее глазами Камиллы, представляя, что она почувствует, когда впервые окажется здесь.
   Когда коляска медленно подкатила к его дому, Иеремия долго сидел, оглядываясь по сторонам.
   «Что она подумает об этом?» – спрашивал Терстон у самого себя.
   Он почему-то с трудом представлял ее в этом доме. За долгие годы одиночества он все забросил. Рядом с домом не было клумб, на окнах – занавесок. Все то, о чем Ханна давно перестала напоминать, вдруг сделалось для Терстона чрезвычайно важным. Нет, он слишком торопится. Он вернулся домой, чтобы разобраться в собственных чувствах, а не переделывать свою жизнь ради нее. А может, ему самому этого хочется? Кажется, он уже сделал выбор. И все же ему предстояло решить еще один вопрос. Он прекрасно понимал это. Поблагодарив мальчика, Иеремия не торопясь прошел в дом. Он помнил, какой сегодня день. Терстон собирался съездить на рудники и проверить, как там обстоят дела, но потом... Он должен поступить справедливо... Только по отношению к кому? К Камилле... или к Мэри-Эллен Браун?.. Почувствовав, что у него пухнет голова, Иеремия вдруг увидел Ханну, как обычно, хмуро смотревшую на него.
   – Похоже, ты слишком выдохся. – Она не спешила бросаться с объятиями или поздравлять его с возвращением, и Иеремия улыбнулся:
   – Вот так прием! Как ты тут жила без меня?
   – Неплохо. А как ты, малыш?
   Иеремия рассмеялся. Ханна, как всегда, называла его малышом. Наверное, так будет продолжаться до конца его дней.
   – В гостях хорошо, а дома лучше.
   Да, верно! У него нет ничего дороже этой долины, несмотря на то, что здесь кое-чего не хватает... Ладно, справимся...
   Терстон поднял глаза и увидел, что Ханна пристально рассматривает его.
   – Чем ты там занимался? У тебя чертовски виноватый вид. – Она знала его лучше всех и сразу поняла, что во время поездки с ним что-то случилось. – Напроказничал там, как, бывало, на востоке?
   – Немножко. – Его глаза смеялись.
   – Что значит «немножко»? Попробуй объясни... С чего начать?
   – Как тебе сказать... Я заключил одну очень важную сделку. – Он пытался заморочить Ханне голову, но это ему не удалось.
   – Плевать мне на твои сделки. Сам знаешь, я не об этом. Чем еще ты там занимался?
   – Я познакомился с одной очаровательной юной леди. – Он решил не мучить старуху.
   Глаза Ханны заблестели.
   – И во сколько тебе встало ее очарование? Неужто даром?
   Терстон разразился громким хохотом, и Ханна улыбнулась.
   – Фу, как грубо! А еще такая почтенная дама! – Он дразнил ее, и Ханна это понимала.
   – Нашел даму! Давай выкладывай. Иеремия усмехнулся:
   – Именно что даром. Ей семнадцать лет, она дочь того человека, с кем я подписал сделку.
   – Ты стал бегать за малолетками, Иеремия? Не поздновато ли?
   Иеремия поднял брови. Ханна была права, именно этого он и опасался. Поднявшись, он попытался отогнать от себя мысли о Камилле.
   – Боюсь, что да. Именно это я и сказал им перед отъездом. – Внезапно на лице Иеремии отразилась такая боль, такая тоска, что Ханна схватила его за руку, не давая выйти из комнаты.
   – Постой, дурачок, куда помчался? Я понимаю, ты не станешь бегать за такими старыми клячами, как я. Может, дело вовсе не в ее семнадцати годах... – Интуиция подсказывала ей, что дело принимает серьезный оборот. – Успокойся, Иеремия, расскажи мне об этой девушке... Она тебе очень понравилась, верно, малыш? – Их взгляды встретились, и Ханна все поняла без слов.
   У нее перехватило дух. Глаза Терстона были полны любви. Боже, прошло всего три недели...
   – Скажи, Иеремия... Это серьезно, да? – Голос Ханны был сух, как хворост.
   Встретив ее взгляд, Терстон кивнул:
   – Наверное, да. Сам не знаю... Мне нужно как следует подумать... Понравится ли ей здесь? У себя на Юге она привыкла совсем к другой жизни.
   – Ей крупно повезет, если ты привезешь ее сюда, – грубовато бросила Ханна.
   Такое предубеждение вызвало у Иеремии улыбку.
   – Мне тоже, Ханна... – Терстон помолчал и добавил: – Она не похожа на других девушек. Умнее большинства мужчин, с которыми я встречался, и красивее всех женщин, которые мне попадались. Лучше и желать нельзя.
   – Она добрая?
   Вопрос показался Иеремии странным и вызвал у него какое-то непонятное беспокойство... Добрая?.. Этого он не мог сказать с уверенностью. Дженни была доброй, сердечной, любящей, нежной... Мэри-Эллен тоже была доброй, но Камилла... Умная, забавная, веселая, прелестная, чувственная, страстная, волнующая...
   – Конечно, да.
   Почему бы ей не быть доброй? Ведь ей всего семнадцать лет.
   Однако Ханна уже думала о другом. Их взгляды надолго встретились.
   – Что ты собираешься делать с Мэри-Эллен, парень?
   – Пока не знаю. Я думал об этом все время, пока ехал в поезде.
   – Ты что-нибудь решил насчет этой девушки? Похоже, что да.
   – Нет, пока не знаю. Сейчас мне нужно время... Много времени... Чтобы как следует подумать...
   Но решение уже было принято. Им с Мэри-Эллен придется расстаться. Только как ей сказать об этом? В его ушах звучали слова Мэри-Эллен, сказанные в субботний вечер накануне его отъезда:
   «...Смотри не встреть там, в Атланте, девушку твоей мечты...»
   «Не болтай чепухи», – ответил он тогда...
   Не болтай чепухи... Однако так оно и случилось... Как это произошло с ним, после стольких лет? Почему ему вдруг захотелось так резко изменить всю свою жизнь? Почему у него ни разу не возникло желания сделать это ради Мэри-Эллен Браун? Ей он отдавал лишь ночь в неделю, а этой дерзкой девчонке собирается подарить всю жизнь... Однако чувство, которое он испытывал к Камилле, казалось ему совершенно новым, абсолютно непохожим на то, что он чувствовал раньше. Его душа сгорала от страсти. Ради Камиллы он мог бы преодолеть пешком сто тысяч миль, понес бы ее на руках через пустыню, вырвал бы из груди собственное сердце и протянул ей на ладони... Тут Иеремия заметил, что Ханна по-прежнему внимательно следит за ним.
   – Ты не заболел?
   – Вполне возможно... – Иеремия усмехнулся.
   Да, он заболел. Безумие – это болезнь.
   – Что делают в таких случаях?
   – Отправляйся к ней, но сначала предупреди о том, что ее ждет.
   Что он делает? Иеремия похолодел. Эта женщина была к нему добра, и ему не хотелось обижать ее, хотя он и понимал, что это неизбежно. Выбора не оставалось. Иеремия отвернулся и бросил взгляд на долину. Казалось, в этом чудесном месте нельзя быть несчастным, однако это было не так. Он вновь обернулся к Ханне:
   – Ты не встречала Джона Харта?
   Она покачала головой:
   – Говорят, он не желает никого видеть. Он заперся и целую неделю пил в одиночку, а теперь работает на рудниках вместе со своими людьми. От них осталась половина. – Ханна грустно посмотрела на Иеремию. – Знаешь, мы потеряли двоих. Можно считать, счастливо отделались. – Она назвала имена покойных, и Иеремия почувствовал себя несчастным.
   Почему человек бессилен перед болезнями? Как несправедливо устроена жизнь!
   – Говорят, Джон Харт вкалывает день и ночь, орет на всех и напивается в стельку, стоит ему выбраться из копей. И все же он придет в себя.
   Услышав это, Иеремия вновь вспомнил о своей умершей невесте и внезапно испугался за Камиллу. А вдруг она заболела после его отъезда? Вдруг он вернется и узнает, что она умерла? Эта мысль привела его в ужас. Ханна, увидев выражение его лица, покачала головой.
   – Не надо так переживать, мой мальчик.
   – Я знаю, – с трудом промолвил он, преодолевая страх.
   – Надеюсь, она стоит того. Ей достанется хороший муж. – Ханна вздохнула. – А Мэри-Эллен Браун, похоже, останется с носом.
   – Не надо... – Иеремия вновь отвернулся. – Не надо, черт побери... – Возможно, он сделает ошибку, покончив все разом, однако будет гораздо хуже, если их отношения останутся прежними, а он в конце концов женится на Камилле...
   Он мог бы предоставить выбор самой Мэри-Эллен, но это было бы нечестно. Иеремия вздохнул и поднялся. Нужно было принять ванну и переодеться. Потом он съездит на прииск, а затем придется встретиться с Мэри-Эллен. Всего несколько недель назад они с трудом расстались, а теперь он хочет распрощаться с ней. Странная штука жизнь... Он взглянул на старую экономку и улыбнулся.
   – Ладно, может, это и к лучшему.
 

Глава 8

   Иеремия привязал коня к дереву позади дома Мэри-Эллен. Детей не было. Он подошел к парадной двери и постучал. Увидев его, Мэри-Эллен тут же распахнула дверь. На ней было красивое платье из розового хлопка, медно-рыжие волосы казались блестящими. Иеремия не успел открыть рот, как она обвила руками его шею и крепко поцеловала. На мгновение он отпрянул, но потом ощутил знакомый прилив страсти и сжал в объятиях хорошо знакомое тело. Затем он опомнился, отстранился и вошел в дом, стараясь не встречаться с женщиной взглядом.
   – Как тебе жилось, Мэри-Эллен?
   – Скучала без тебя. – Они сидели в крошечной гостиной, и Мэри не могла на него наглядеться.
   Она была несказанно счастлива. Обычно они здесь надолго не задерживались, но Мэри-Эллен вдруг почувствовала себя неловко, словно встретилась с незнакомым мужчиной. Так бывало всегда после его возвращения, но она знала: стоит им лечь в постель, как тут же вернутся знакомые чувства и все пойдет своим чередом.
   – Я рада, что ты вернулся, Иеремия.
   У Терстона защемило сердце. Боль, сожаление, вина... Внезапно перед ним возник образ Камиллы. Он снова услышал слова Амелии... Женитесь... Она была права, только как теперь быть с Мэри-Эллен?
   – Я рад, что вернулся, – не найдя ничего лучше, пробормотал он. – Как дети?
   – Хорошо, – застенчиво улыбнулась она. – Я отправила их к матери. На всякий случай, если ты вдруг приедешь. Я слышала, что тебя ждут сегодня.
   Терстон почувствовал себя скотиной. Что он мог ей сказать? Что встретил в Атланте семнадцатилетнюю девчонку?..
   – У тебя усталый вид, Иеремия. Может, поешь? – Она не сказала «прежде, чем мы ляжем в постель», однако имела в виду именно это.
   Ее слова громом отдались в ушах Иеремии, и он покачал головой:
   – Нет, не надо... Не хочу... У тебя все в порядке?
   – Да. – Не говоря больше ни слова, она провела ладонью по груди Иеремии и нежно поцеловала его в шею. – Я тосковала по тебе.
   – И я тоже. – Он крепко обнял Мэри и прижал к себе, словно старался смягчить удар, который ему придется нанести.
   Хватит ли у него сил? Зачем вообще говорить об этом? Нет, надо. Без этого нельзя. Казалось, она обо всем догадывается.
   – Мэри-Эллен... – медленно отстранился он, – нам нужно поговорить.
   – Не сейчас, Иеремия, – испуганно возразила она, и у Терстона учащенно забилось сердце.
   – Да, но... Я... я должен тебе сказать кое-что...
   – Зачем? – Ее большие глаза наполнились печалью. – Ничего не хочу знать. Ты вернулся.
   – Да, но...
   И тут она испугалась по-настоящему. Неужели речь пойдет о чем-то большем, чем случайная вагонная интрижка? Внезапно она почувствовала, что его слова переменят всю ее жизнь.
   – Иеремия...
   Случилось то, чего она боялась. А боялась она всегда.
   – Что случилось?
   Может, ей незачем об этом знать...
   – Не знаю.
   Это было самое страшное. Она видела, в каком смятении Иеремия.
   – У тебя появилась другая? – отрывисто спросила она, прикрывая глаза, словно ей в сердце вонзили нож.
   Как он мог?
   Когда Иеремия наконец заговорил, его голос звучал глухо:
   – Похоже, да, Мэри-Эллен. Сам толком не знаю. – Он отчаянно пытался не думать о Камилле, но, несмотря на все усилия, образ ее стоял у него перед глазами. – Я пока ни в чем не уверен. Эти три недели перевернули всю мою жизнь.
   – Ох... – Мэри-Эллен опустилась на диван, пытаясь успокоиться. – Кто эта девушка?
   – Она очень молодая. Даже слишком. – Эти слова добили ее. – Почти ребенок. И я пока сам не знаю, что чувствую...
   Иеремия умолк, и Мэри-Эллен как будто слегка ожила. Она наклонилась и положила ладонь на его руку.
   – Тогда какая разница? Зачем ты мне об этом говоришь?
   Может, она и была права, но Иеремия покачал головой:
   – Так нужно. Это очень важно. Я сказал ее отцу, что полгода подумаю. А потом... Я могу уехать...
   – Насовсем? – прошептала потрясенная Мэри-Эллен.
   Она не поняла его.
   Иеремия вновь покачал головой:
   – Нет. – Ему оставалось лишь сказать правду. – За ней.
   Мэри-Эллен отпрянула, как от пощечины.
   – Ты хочешь жениться на этой девушке?
   – Может быть.
   Воцарилось долгое молчание. Они неподвижно сидели рядом, пока Мэри-Эллен не подняла на Терстона печальный взгляд.
   – Иеремия, почему мы с тобой так и не поженились?
   – Наверное, потому, что время было против нас, – тихо прозвучал мудрый ответ Иеремии. – Сам не знаю. Нам и так было хорошо. – Он откинулся на спинку дивана и устало вздохнул, чувствуя себя вконец измотанным. – Возможно, я вообще не создан для семейной жизни. Об этом мне тоже надо подумать.
   – Может, все дело в детях? Ты захотел детей?
   – Может быть. Я перестал думать об этом много лет назад, но потом... – Он бросил на женщину несчастный взгляд. – Мэри-Эллен, теперь я и сам не знаю...
   – Знаешь, я постараюсь...
   Эти слова до боли тронули Терстона, он осторожно прикоснулся к ее руке.
   – С ума сошла... Ты же чуть не умерла в прошлый раз.
   – Может, на этот раз все будет по-другому. – Но взгляд ее оставался безнадежным.
   – Ты уже не молоденькая, и у тебя трое отличных рябят.
   – Но они не твои, – ласково возразила она. – Я постараюсь, Иеремия... Я попробую...
   – Я знаю, ты на это способна. – Не зная, что еще сказать, Терстон поцелуем заставил ее замолчать.
   Мэри-Эллен прижалась к нему всем телом, они затаили дыхание и долго сидели так в маленькой душной комнате. Наконец Иеремия отодвинулся.
   – Мэри-Эллен... Не надо...
   – Почему? – В ее глазах стояли слезы. – Какого черта?.. Я же люблю тебя, разве ты забыл? – страстно прошептала она, и Иеремия смешался.
   Он тоже любил ее. За семь лет они так привыкли друг к другу! Но ему никогда не хотелось жениться на ней, жить вместе, быть с ней рядом... так, как ему хотелось быть с Камиллой. Иеремия прижал женщину к себе, давая ей выплакаться.
   – Мэри-Эллен, прошу тебя...
   – О чем? Расстаться с тобой? Ты приехал проститься?
   Иеремия кивнул. На глазах у него выступили слезы.
   – Но это же глупо! Ведь ты даже не знаешь ее... этого ребенка!.. О чем тут думать целых шесть месяцев? Если ты решил подумать – значит, это пустяки!
   Она боролась за жизнь, и голос ее звучал скорее резко, чем подавленно. Иеремия поднялся и посмотрел на ее смятенное лицо. Мэри-Эллен всхлипнула, и он взял ее на руки. Говорить было не о чем. Иеремия медленно поднялся по лестнице, уложил Мэри-Эллен на кровать и стал гладить по волосам, утешая, словно маленькую.
   – Мэри-Эллен, не надо... Все будет хорошо...
   Она молча смотрела на него. Сердце ее было разбито. Возврата к прошлому нет. Череда никому не нужных субботних ночей казалась ей длинной, одинокой дорогой. Что скажут люди? Что он бросил ее? Она сжалась в комок, представив себе слова матери:
   «Я говорила тебе, потаскушка, что этим кончится!»
   Да, так оно и было. Потаскушка, к которой по субботам шлялся Иеремия Терстон. Все эти годы она гордилась этим, а теперь он ее бросил.
   «Нужно было давно прибрать его к рукам», – говорила она себе, прекрасно понимая, что никогда не пошла бы на это.
   Их обоих вполне устраивали такие отношения...
   Иеремия сидел на стуле возле кровати и смотрел, как она рыдает. Наконец Мэри-Эллен устремила на него взгляд больших зеленых глаз.
   – Я не хотела, чтобы все так кончилось...
   – Я тоже. Я бы мог сегодня ничего не сказать тебе, но это было бы нечестно. Я собирался молчать все эти полгода, и мне действительно надо подумать.
   – О чем?.. – Мэри-Эллен тихонько всхлипнула. – Какая она?
   – Даже не знаю, как тебе сказать. Она совсем молоденькая, но не по годам умная. – Иеремии пришлось солгать, чтобы хоть немного уменьшить боль Мэри-Эллен: – Она не такая красивая, как ты.
   Мэри-Эллен улыбнулась. Он всегда был добр.
   – Ни за что не поверю.
   – Но это действительно так. Ты настоящая красавица. А на свете есть еще немало мужчин. Ты заслуживаешь большего, чем наши субботние ночи, Мэри-Эллен. Все эти годы я был эгоистом.
   – Я не думала об этом.
   Однако Иеремия заподозрил, что это неправда. Просто она никогда об этом не говорила. По ее лицу вновь потекли слезы. Иеремия не мог смотреть на них без боли. Он стал целовать глаза Мэри-Эллен, стараясь осушить их. Она медленно протянула к нему руки, крепко прижала его к себе, и на этот раз он не смог сопротивляться. Иеремия крепко обнял Мэри-Эллен, они упали на кровать, и ему вдруг – так же, как раньше, – нестерпимо захотелось овладеть ею. Ночью, когда Иеремия наконец уснул рядом с ней, на лице Мэри-Эллен появилась слабая улыбка. Женщина поцеловала Иеремию в щеку и погасила свет.
 

Глава 9

   – Иеремия! – Проснувшись утром, Мэри-Эллен увидела, что Терстона нет.
   Испуганная женщина мигом вскочила с постели.
   – Иеремия! – Мэри-Эллен бросилась вниз, подметая лестницу подолом розового атласного халата, и застыла в дверях кухни.
   Иеремия обернулся и загляделся на ее статную фигуру.
   – Доброе утро, Мэри-Эллен. – Он деловито поставил на стол две полные чашки. – Пока ты спала, я решил сварить кофе.
   Мэри-Эллен кивнула и испуганно посмотрела на него. Ночью она решила, что заставила его передумать, но теперь от этой уверенности не осталось и следа. В ее тихом голосе вновь появился страх:
   – Мы идем в церковь?
   Иногда они так делали, но теперь все изменилось. Иеремия медленно кивнул, отхлебнул кофе и поставил чашку на стол.
   – Да, идем. – За этими словами последовала многозначительная пауза. – А потом я поеду домой. – Они оба знали, что видятся в последний раз, но Мэри-Эллен все еще не сдавалась.
   – Иеремия... – Тяжело вздохнув, она поставила чашку. – Ты не должен ничего менять. Я все понимаю. Вчера вечером ты правильно сделал, что рассказал о... о ней... – Произнеся эти слова, Мэри-Эллен едва не задохнулась.
   Ей не хотелось расставаться с Терстоном.
   – Это единственное, что я мог сделать. – Лицо Иеремии было суровым.
   Он понимал, что причиняет ей боль, но у него не было выбора.
   – Я люблю тебя и не могу лгать.
   – Но ты еще ничего не решил, – жалобно промолвила она, и у Иеремии задергалась щека.
   – Ты хочешь подождать? Спать со мной до моей свадьбы? Ты этого хочешь? – Он поднялся, и его голос зазвучал громче. – Ради Бога, позволь мне сохранить остатки самоуважения. Мне это удается с большим трудом.
   – А если все-таки ты не женишься на ней? – В голосе ее звучала страстная мольба, но Иеремия только покачал головой.
   – Не знаю. Не спрашивай меня об этом. Если она не станет моей женой, неужели ты захочешь, чтобы я вернулся? – Он отошел к окну. – Ты первая возненавидишь меня.
   – Я никогда этого не сумею. За семь лет ты ни разу не обидел меня.
   Но от этих слов ему стало еще хуже. Иеремия обернулся. Теперь и в его глазах стояли слезы. Он подошел и порывисто обнял ее.
   – Прости, Мэри-Эллен. Я не хотел уходить от тебя. Я никогда не думал, что так получится.
   – Я тоже. – Она улыбнулась сквозь слезы, и они сжали друг друга в объятиях.
   В то утро они не пошли в церковь, но вновь вернулись в постель и любили друг друга. Уже под вечер Иеремия оседлал Большого Джо, уселся верхом и посмотрел на стоявшую на крыльце Мэри-Эллен. На ней был все тот же розовый халат.
   – Береги себя, милая.
   По ее лицу медленно текли слезы.
   – Возвращайся... Я буду ждать тебя.
   С трудом проговорив эти слова, Мэри-Эллен подняла руку. Он в последний раз посмотрел на нее и поскакал к дому. Он остался один. Ни Мэри-Эллен, ни Камиллы. Впрочем, так было всегда.
 

Глава 10

   В этом году лето в долине Напа выдалось на редкость хорошим, щедрым и жарким. Ртуть, согласно заключенному весной договору, давно отправили на Юг, дела на прииске шли прекрасно, на виноградниках созревал новый урожай, а у Иеремии с каждым днем прибавлялось дел. Он часто вспоминал о своем решении прекратить встречи с Мэри-Эллен и каждую субботу ощущал беспокойство, однако в Калистогу возвращаться не собирался. Вместо этого он несколько раз ездил в Сан-Франциско, посещая знакомый публичный дом. Однако его постоянно грызла какая-то невидимая миру боль, и только Ханна, молча наблюдавшая за его метаниями, замечала, как эта боль уходит из глаз Иеремии, стоит ему получить очередную весточку от Камиллы.
   Камилла стала писать ему забавные письма сразу после того, как он вернулся. Она рассказывала о людях, с которыми встречалась, о балах, куда ее приглашали, о званых вечерах в доме ее родителей, о том, как она ездила в Саванну, Чарлстон и Новый Орлеан, и, наконец, о некрасивой девушке, за которой начал волочиться Хьюберт из-за того, что ее отец владеет самыми лучшими конюшнями на Юге. Ее письма были содержательными, живыми, веселыми, и Иеремия с удовольствием разбирал завитушки ее затейливого почерка. Внизу страницы она всегда ставила несколько точек, как будто желая заинтриговать его, подарить ему надежду, заставить вернуться к ней. В письмах не было ни малейшего намека на страстные чувства. Камилла давала понять, что Иеремии придется поухаживать за ней, когда он вернется. В августе его терпению пришел конец, и он заказал билет на поезд. С момента их знакомства прошло только четыре месяца, но он уже принял решение. К моменту его отъезда из Сент-Элены об этом узнала и Ханна. Она все еще жалела тоскующую Мэри-Эллен, но с радостью ждала, когда Иеремия наконец привезет молодую жену и его дом наполнится детскими голосами и женским смехом.