Страница:
Но вокруг люди продолжали тонуть. Постепенно у Виктории занемели от холода ноги. Она едва дышала, но держалась за стул до тех пор, пока сознание ее не покинуло.
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 22
Она услышала странные скребущие звуки, людские голоса и птичьи крики и поняла, что попала в ад. Кто-то тащил ее за ноги, и голова больно ударялась о что-то твердое. Ей хотелось взмолиться, завопить, но она словно онемела. Должно быть, мертва. Но тогда почему так мучительно поет все тело?
Виктория с трудом подняла веки, чтобы посмотреть, кто ее тянет, и уперлась взглядом в лицо человека, уже собиравшегося положить ее в гроб.
– Господи, Шон, она жива… шевелится!
Виктория безудержно раскашлялась, извергая фонтаны воды. Волосы прилипли к черепу, губы потрескались. Глаза горели, а легкие, кажется, вот-вот разорвутся.
Она медленно повернула голову. Солнце уже зашло, а кругом громоздились гробы. В ноздри била вонь смерти и гниющих водорослей.
Виктория попыталась сесть, но не смогла, и незнакомцу пришлось ей помочь.
– Мы посчитали вас мертвой, – извиняющимся тоном пробормотал он. – Слава Богу, ошиблись.
– А мне так и кажется, что я мертва, – выдавила Виктория, снова зайдясь в приступе рвоты, гадая, что случилось с остальными. Но стоило ли спрашивать? Повсюду лежали тела, в основном детские, и сердце Виктории перевернулось от жалости. Они выглядели такими милыми, прекрасными даже в смерти, у некоторых даже глаза открыты! Рыдания матерей рвали душу.
– Немцы потопили ваш корабль, – пояснил Шон. – Торпедами. «Лузитания» пошла ко дну за восемнадцать минут. С тех пор прошло пять часов. Мы с братом подобрали вас на берегу, когда пытались спасти тех, кто выплыл. Но таких чертовски мало.
Он говорил со странным ирландским акцентом, и в другое время это немало позабавило бы Викторию.
– Эти проклятые подводные лодки вот уже несколько недель здесь рыщут. Чертовы ублюдки!
Виктория сразу же задалась вопросом, знал ли об этом капитан Тернер.
– Пойдемте, – велел Шон, – я помогу вам. Повезло, что остались живы.
Он поднял ее на ноги. Шелковые чулки куда-то исчезли вместе с обрывками платья. На ней остались только трусики и комбинация, а подол платья исчез. Правда, карман вместе с бумажником были еще на месте. Виктория даже не смутилась, когда молодой матрос почти притащил ее в пивную, где принимали выживших. Кроме того, городские власти открыли церковь, отель, муниципалитет, больницу и военно-морской госпиталь. На вокзале работал пункт, где раздавали чай. Жители делали для несчастных все что могли, а корабельная компания Купарда, которой принадлежал корабль, доставила две тысячи гробов.
Войдя в пивную, Виктория сразу же увидела знакомые лица и среди них капитана. Его и Маргарет Макуорт подобрал маленький пароходик «Блубелл».
– Милое платьице, – сухо сказала какая-то женщина, оглядев Викторию. Сама она была одной из немногих счастливиц, которой удалось спасти обоих детей, но все трое были совсем голыми. В углу комнаты другая незнакомка оплакивала мужа и малышей. Таких было куда больше. Бедняги гибли на глазах близких: тонули, падали под ударами тяжелых предметов, многим не удалось доплыть до берега. Кошмар наяву все продолжался. Виктория почти обезумела. Только бы удалось послать сестре телеграмму! Разумеется, она подвергает опасности себя и Оливию, но выхода просто нет! Необходимо дать ей знать, что она цела и невредима.
В полночь американский консул Уэсли Фрост принялся обходить места сбора уцелевших пассажиров и предлагать помощь. Виктория дала ему адрес Оливии и приписала несколько коротких строк. Сестра непременно поймет их смысл. Консул обещал сделать все возможное и поспешно удалился, отговорившись делами. На борту находилось сто восемьдесят девять американцев, но пока невозможно было сказать, сколько из них выжило. Приходилось иметь дело с истерически рыдающими людьми всех национальностей, измученными, серьезно раненными, стремившимися как можно скорее разыскать и известить родных.
– Я позабочусь обо всем как можно скорее, мисс Хендерсон, – пообещал он, вручая ей одно из одеял, пожертвованных добросердечными женщинами. Многие из спасенных были в лохмотьях или совсем голые, но никто не обращал на это внимания.
– Спасибо, я очень ценю ваше участие, – пробормотала Виктория, дрожа так сильно, что стучали зубы. Она все еще дышала с трудом: слишком наглоталась воды. Наконец ноги ее подкосились, и она опустилась на пол, прислонившись спиной к стойке бара. Удалось ли выплыть Алфреду Вандербильду? Она так его и не увидела…
И Виктория вдруг вспомнила о Джеффри, который чудом спасся в кораблекрушении. Ей отчего-то захотелось обнять его и Оливию, сказать, что теперь представляет, каково ему пришлось…
Она закрыла глаза, чтобы отсечь страшные картины, ужасные образы, забыть о женщине, корчившейся в родовых схватках как раз в тот момент, когда корабль тонул…
Неожиданно она увидела Оливию, сидевшую на кровати, и всеми силами души попыталась сосредоточиться и мысленно передать, что она жива и относительно здорова. Хоть бы Оливия услышала ее!
Виктория с трудом подняла веки, чтобы посмотреть, кто ее тянет, и уперлась взглядом в лицо человека, уже собиравшегося положить ее в гроб.
– Господи, Шон, она жива… шевелится!
Виктория безудержно раскашлялась, извергая фонтаны воды. Волосы прилипли к черепу, губы потрескались. Глаза горели, а легкие, кажется, вот-вот разорвутся.
Она медленно повернула голову. Солнце уже зашло, а кругом громоздились гробы. В ноздри била вонь смерти и гниющих водорослей.
Виктория попыталась сесть, но не смогла, и незнакомцу пришлось ей помочь.
– Мы посчитали вас мертвой, – извиняющимся тоном пробормотал он. – Слава Богу, ошиблись.
– А мне так и кажется, что я мертва, – выдавила Виктория, снова зайдясь в приступе рвоты, гадая, что случилось с остальными. Но стоило ли спрашивать? Повсюду лежали тела, в основном детские, и сердце Виктории перевернулось от жалости. Они выглядели такими милыми, прекрасными даже в смерти, у некоторых даже глаза открыты! Рыдания матерей рвали душу.
– Немцы потопили ваш корабль, – пояснил Шон. – Торпедами. «Лузитания» пошла ко дну за восемнадцать минут. С тех пор прошло пять часов. Мы с братом подобрали вас на берегу, когда пытались спасти тех, кто выплыл. Но таких чертовски мало.
Он говорил со странным ирландским акцентом, и в другое время это немало позабавило бы Викторию.
– Эти проклятые подводные лодки вот уже несколько недель здесь рыщут. Чертовы ублюдки!
Виктория сразу же задалась вопросом, знал ли об этом капитан Тернер.
– Пойдемте, – велел Шон, – я помогу вам. Повезло, что остались живы.
Он поднял ее на ноги. Шелковые чулки куда-то исчезли вместе с обрывками платья. На ней остались только трусики и комбинация, а подол платья исчез. Правда, карман вместе с бумажником были еще на месте. Виктория даже не смутилась, когда молодой матрос почти притащил ее в пивную, где принимали выживших. Кроме того, городские власти открыли церковь, отель, муниципалитет, больницу и военно-морской госпиталь. На вокзале работал пункт, где раздавали чай. Жители делали для несчастных все что могли, а корабельная компания Купарда, которой принадлежал корабль, доставила две тысячи гробов.
Войдя в пивную, Виктория сразу же увидела знакомые лица и среди них капитана. Его и Маргарет Макуорт подобрал маленький пароходик «Блубелл».
– Милое платьице, – сухо сказала какая-то женщина, оглядев Викторию. Сама она была одной из немногих счастливиц, которой удалось спасти обоих детей, но все трое были совсем голыми. В углу комнаты другая незнакомка оплакивала мужа и малышей. Таких было куда больше. Бедняги гибли на глазах близких: тонули, падали под ударами тяжелых предметов, многим не удалось доплыть до берега. Кошмар наяву все продолжался. Виктория почти обезумела. Только бы удалось послать сестре телеграмму! Разумеется, она подвергает опасности себя и Оливию, но выхода просто нет! Необходимо дать ей знать, что она цела и невредима.
В полночь американский консул Уэсли Фрост принялся обходить места сбора уцелевших пассажиров и предлагать помощь. Виктория дала ему адрес Оливии и приписала несколько коротких строк. Сестра непременно поймет их смысл. Консул обещал сделать все возможное и поспешно удалился, отговорившись делами. На борту находилось сто восемьдесят девять американцев, но пока невозможно было сказать, сколько из них выжило. Приходилось иметь дело с истерически рыдающими людьми всех национальностей, измученными, серьезно раненными, стремившимися как можно скорее разыскать и известить родных.
– Я позабочусь обо всем как можно скорее, мисс Хендерсон, – пообещал он, вручая ей одно из одеял, пожертвованных добросердечными женщинами. Многие из спасенных были в лохмотьях или совсем голые, но никто не обращал на это внимания.
– Спасибо, я очень ценю ваше участие, – пробормотала Виктория, дрожа так сильно, что стучали зубы. Она все еще дышала с трудом: слишком наглоталась воды. Наконец ноги ее подкосились, и она опустилась на пол, прислонившись спиной к стойке бара. Удалось ли выплыть Алфреду Вандербильду? Она так его и не увидела…
И Виктория вдруг вспомнила о Джеффри, который чудом спасся в кораблекрушении. Ей отчего-то захотелось обнять его и Оливию, сказать, что теперь представляет, каково ему пришлось…
Она закрыла глаза, чтобы отсечь страшные картины, ужасные образы, забыть о женщине, корчившейся в родовых схватках как раз в тот момент, когда корабль тонул…
Неожиданно она увидела Оливию, сидевшую на кровати, и всеми силами души попыталась сосредоточиться и мысленно передать, что она жива и относительно здорова. Хоть бы Оливия услышала ее!
Глава 23
В понедельник утром Оливия едва дождалась, пока Чарлз и Джеффри позавтракают. Она сгорала от нетерпения остаться одной. Чувствовала она себя ужасно и к тому же до сих пор не пришла в себя после бурной ссоры с Чарлзом. Тот строго запретил ей читать газеты.
– Доктор велел тебе не расстраиваться, – твердил он, вырывая у нее газету.
– Немедленно отдай, Чарлз! – завопила Оливия, сама не узнавая собственный голос, и ошеломленный Чарлз молча выпустил газету из рук. – Прости, – тут же извинилась девушка. – Не понимаю, что на меня нашло. Просто хотела почитать что-то и отвлечься от мыслей об Оливии.
– Понимаю, – коротко бросил он и вскоре наконец отбыл в контору.
Даже Джефф сегодня, казалось, нарочно испытывал ее терпение, и, едва за ним закрылась дверь, Оливия схватила шляпку, ридикюль, выбежала на улицу и, поймав такси, велела ехать в контору пароходства Кунарда на Стейт-стрит. И оказалась совершенно не готовой к тому, с чем пришлось столкнуться. Толпы взбешенных, рыдающих, вопящих людей осаждали здание, кричали, бросались камнями, ругались, выли, умоляя дать сведения, а когда получали отказ, словно лишались рассудка. Управляющий и клерки делали все что могли и с помощью полиции пытались отогнать нападавших. Оливии кое-как удалось узнать, что никакой новой информации у них нет, если не считать весьма приблизительной цифры общего количества погибших – около тысячи человек, а возможно, и больше. Найдено тело утонувшего Фромана, но конкретно ничего не известно. Среди окружающих распространялись самые невероятные слухи, один ужаснее другого. Говорили также, что в Германии празднуют очередной триумф подводных лодок, что еще больше взбесило толпу.
Простояв у конторы семь часов, Оливия так и не добилась того, за чем пришла: список уцелевших обещали прислать только к завтрашнему дню. Правда, назывались имена погибших, даже ходили какие-то списки. Какой-то молодой человек утверждал, что пароходство наняло фотографов с заданием делать снимки трупов, чтобы прислать в Америку на опознание.
С тяжелым сердцем возвращалась Оливия домой. Но в какие-то мгновения, когда ей удавалось отрешиться от всего, она словно слышала, как Виктория что-то ей говорит. И дурнота прошла. Она просто не чувствовала, что сестра мертва, хотя кто знает? Но если Виктория утонула, значит, и ей не суждено жить.
Она сама не заметила, как прошла пешком весь путь до Ист-Ривер, едва передвигая онемевшие ноги. И уже поднималась по ступенькам крыльца, когда из-за угла показался мальчик в униформе телеграфной компании. Оливия мельком взглянула на него и схватилась за горло, боясь, что сейчас упадет. Не успел он подойти, как она вцепилась ему в руку. Должно быть, у нее в эту минуту был совершенно безумный вид, потому что мальчик боязливо попятился.
– У тебя телеграмма? Для Виктории Доусон?
Если сестра отважится послать ей телеграмму… Разумеется, ведь она не настолько жестока, чтобы держать ее в неизвестности!
Парнишка робко кивнул.
– Д-да… вот, – пробормотал он и, сунув ей листок бумаги, пустился наутек.
Оливия дрожащими пальцами разорвала склейку. Руки так тряслись, что буквы запрыгали перед глазами. Задыхаясь от напряжения, девушка наконец прочитала:
«Путешествие началось с фейерверка. Спасибо Господу за мистера Бриджмена. В Квинстауне все в порядке. С вечной любовью».
Виктория спятила. Просто спятила! Хорошо еще, что жива! Мистер Бриджмен – их старый учитель плавания в Кротоне.
Оливия смеялась и плакала одновременно, не заботясь о том, что ее могут услышать. Она даже не знала, как связаться с сестрой, но самое главное – Виктория не утонула! Остальное не важно.
Смяв в кулачке телеграмму, она поспешила в дом и поскорее сожгла бумагу. Как ей пи хотелось сохранить весточку от сестры, опасность была слишком велика.
Последние три дня были самыми тяжелыми в жизни Оливии, и она от всей души надеялась, что больше ей ничего подобного не придется испытать. Она была так измучена, что решила принять ванну, и поскорее включила горячую воду. Ей хотелось петь, танцевать, кружиться, но тут она вспомнила о Джеффри, ворвалась в его комнату и крепко обняла мальчика. Тот не знал что и думать. Наверное, Виктория в самом деле тронулась. Отец что-то толковал насчет ее нервов, значит, все так и есть. Она сходит с ума. Но Джеффри никогда не видел мачеху в таком хорошем настроении.
– Что это с тобой? – подозрительно осведомился он, когда она сделала изящный пируэт и радостно заулыбалась.
«Я нашла сестру! – хотелось ей кричать. – Она жива! Не утонула!»
– Ты кажешься такой счастливой!
– Я счастлива, – заверила девушка, лучась восторгом. – А ты? Как дела в школе? Хорошо провел день?
– Нет, – буркнул он, – ужасная скучища! А где папа?
– Еще не вернулся.
Она чмокнула Джеффри и пошла принимать ванну. А потом спустилась к ужину в новом платье, сияющая и прекрасная. Совершенно другой человек!
Чарлз порядком устал и был не в духе, однако послушно вымыл руки и сел за стол.
– Что за веселье? – пробормотал он и взглянул на сына, словно ожидая объяснений.
– Чувствую себя гораздо лучше. Вот и все.
– Интуиция успокоилась? Инстинкты молчат?
– Возможно, – кивнула она, краснея при воспоминании о том, в какой кошмар превратила последний уик-энд. – Просто мне стало легче.
Чарлз нахмурился. Неужели все эти приступы и истерики вызваны ссорой с любовником, а теперь они успели помириться?
Но жена была на редкость мила и добра с Джеффри, и это его немного умиротворило.
– Сегодня я был в сыскном бюро, – поделился он с ней, когда Джефф отправился делать уроки. – На следующей неделе детектив выезжает в Калифорнию.
Оливия искренне поблагодарила его, но не смогла удержаться от широкой улыбки.
– Да что это сегодня с тобой, Виктория? Боюсь, у меня возникли новые подозрения, – проворчал он, но жена показалась ему такой юной и хорошенькой, что Чарлз невольно смягчился. У него не хватило духу сердиться на нее.
– Я уже сказала, что прекрасно себя чувствую, – терпеливо повторила Оливия. – Похоже, с Оливией все в порядке, и теперь я точно это знаю, хотя объяснить не могу.
– Возможно, ты и права, – спокойно откликнулся Чарлз. – Надеюсь на это от всей души.
Он в самом деле питал глубочайшее почтение к поистине телепатической связи между сестрами и очень беспокоился за жену, боясь, что она совсем разболеется.
– Прости, что причинила столько треволнений.
– Ничего страшного, но я очень испугался за тебя, – смущенно буркнул Чарлз, искоса поглядывая на жену. Она и ведет себя как-то по-иному – куда более доверчива и открыта, чем прежде. Неужели внезапная разлука с сестрой так ее изменила? Она все больше становится похожей на Оливию. И теперь с исчезновением сестры, кажется, целиком зависит от него и готова пойти на примирение. В пятницу вечером жена льнула к нему, уверяя, что ужасно боится. И хотя Чарлз не слишком оптимистично смотрел в будущее, все же впервые осмелился надеяться, что все еще будет хорошо. Они женаты почти одиннадцать месяцев, и к этому времени он уже почти уверился, что брак не удался.
– Постараюсь больше не причинять тебе неприятностей, – тихо пообещала она и поднялась наверх, решив написать несколько писем. Жаль только, что нельзя послать весточку Виктории! Но возможно, сестра сама решит дать знать о себе. Нужно будет недели через две заглянуть в отцовский дом на Пятой авеню. Оливии хотелось знать, что же все-таки происходило на «Лузитании».
Прежде чем лечь спать, Чарлз немного почитал. Они поцеловали Джеффа на ночь и вернулись к себе.
– Какое ужасное преступление совершили немцы, – заметил Чарлз. – Жертв куда больше, чем на «Титанике»! Мерзавцы! Но я не хочу, чтобы это обсуждалось при Джеффе. Он сразу вспомнит о матери.
Оливия подняла голову и согласно кивнула.
– А ты, Чарлз? – тихо спросила она. – Ты… тебе тоже это напомнило о Сьюзен?
Ее неподдельное участие поразило Чарлза. Горло у него "перехватило, и на какой-то момент слова не шли с языка. Как странно видеть ее доброй и нежной! Ни ехидного словечка, ни колкого замечания.
– Да, – наконец выдавил он. – Мне нелегко пришлось эти два дня.
Господи, он тоже страдал, а она ничего не заметила!
– Мне очень жаль, – вымолвила Оливия, и Чарлз поспешно отвернулся. Некоторое время оба молчали, лежа как можно дальше друг от друга, по обоим краям широкой кровати.
– С твоей стороны так мило, – неожиданно заговорил он, испугав Оливию, – спросить, что я чувствую… то есть о Сьюзен… Это было так ужасно… особенно ожидание. Я едва не свел с ума клерков пароходства, а они ничего не знали… И потом долго стоял под проливным дождем, пока не показалась «Карпатия». И никому ничего не было известно. Все выяснилось только с приходом корабля. Я думал, что они погибли, и, когда увидел, как матрос несет Джеффа… я все заглядывал ему за спину, воображая, что сейчас увижу Сьюзен. Но ее не было. И я все понял. Взял мальчика и поехал домой. Из Джеффа было невозможно вытянуть ни слова. Он упорно молчал. И только через несколько месяцев рассказал о случившемся. Такое не забывается.
– Ужасно, что вам обоим пришлось пройти через это, – искренне вздохнула Оливия и осторожно коснулась его плеча. – Какая несправедливость! Вы этого не заслужили.
У нее разрывалось сердце от жалости и любви, и Чарлз, вглядевшись в лицо женщины, которую считал женой, увидел при неярком лунном свете то, что так испугало бы его раньше. Но теперь он, как ни странно, не боялся.
– Возможно, все в жизни имеет свои причины и следствия. Если бы не гибель Сьюзен, тебя бы здесь не было, – мягко возразил Чарлз, но девушка печально улыбнулась.
– И ты был бы куда счастливее.
Оливия все еще злилась на сестру за нежелание понять мужа, за стремление поскорее разорвать семейные узы. А теперь она чуть не погибла! Какой ужас! Подвергнуть себя такой опасности! И она еще имеет дерзость шутить!
– Не говори так, – великодушно запротестовал Чарлз. – Я часто гадал, почему Господь решил забрать Сьюзен к себе. Неисповедимы пути Его.
– Мне так повезло, что узнала тебя, – горячо выдохнула Оливия, совершенно забыв, как равнодушна к мужу Виктория. Чарлз онемел от изумления.
– Ты очень добра, – откликнулся он наконец, удивляясь все больше. Да знает ли он ее вообще? Она меняется с каждой минутой прямо на глазах.
И, не дав ей опомниться, подвинулся ближе и поцеловал. Сжал ладонями лицо и осыпал нежными поцелуями, боясь напугать. Не хотел, чтобы все обиды и недоразумения вернулись. Просто пытался без слов объяснить, как благодарен за сострадание. Но неожиданно в потаенном уголке души что-то шевельнулось. Он никогда не позволял себе чувствовать нечто подобное раньше и сейчас упорно пытался взять себя в руки.
– Наверное, нам не стоит делать это, – хрипло пробормотал он, и Оливия согласно кивнула. Кивнула, но не отстранилась. И вскоре оба забыли обо всем. Руки Оливии словно по собственной воле поднялись и обхватили его за шею, стройное тело прильнуло к нему, и плоть Чарлза мгновенно восстала.
– Виктория, я не сделаю ничего против твоей воли, – предупредил он. Все как прежде. И всегда после он горько жалел, что поддался животному инстинкту, а Виктория с омерзением отворачивалась.
– Чарлз, я не знаю. Я…
Ей хотелось просить его остановиться, объяснить, что это нехорошо, неправильно, ведь он муж ее сестры и Виктория вернулась из мертвых, хотя и предпочла идти другой дорогой, но она так далеко, а Оливия здесь, в постели с человеком, которого любит. И возврата нет.
– Я люблю тебя, – прошептала она, и Чарлз уставился на нее, боясь, что ослышался.
– О, милая, – выдохнул он, отдав ей в это мгновение свое сердце. Теперь он понял, почему оба были так несчастны все это время. Во всем виноват он. Потому что не смел любить ее, открыто и безбоязненно.
– Как я люблю тебя, – вырвалось у Чарлза. Он овладел ею, так и не поняв в порыве страсти, что для Оливии это было впервые. Но несмотря на боль, она отдавалась ему беззаветно, раскованно и самозабвенно, и Чарлз почувствовал, что старые раны зажили и он словно заново родился на свет. Для них обоих эта ночь стала началом новой жизни, медового месяца, о котором они так мечтали.
Они долго лежали, не разжимая объятий, лаская друг друга, и Чарлз будто впервые открыл для себя эту женщину. Потом он заснул, а Оливия по-прежнему прижимала его к себе, мучаясь мыслями о том, что станется с ними после приезда Виктории. Чарлз стал для нее величайшей радостью и счастьем в жизни – и одновременно свидетельством ее предательства. Что она скажет сестре, когда та вернется?
Но как бы ни терзалась Оливия, в сердце своем твердо знала: покинуть Чарлза она не сумеет. Не хватит воли.
– Доктор велел тебе не расстраиваться, – твердил он, вырывая у нее газету.
– Немедленно отдай, Чарлз! – завопила Оливия, сама не узнавая собственный голос, и ошеломленный Чарлз молча выпустил газету из рук. – Прости, – тут же извинилась девушка. – Не понимаю, что на меня нашло. Просто хотела почитать что-то и отвлечься от мыслей об Оливии.
– Понимаю, – коротко бросил он и вскоре наконец отбыл в контору.
Даже Джефф сегодня, казалось, нарочно испытывал ее терпение, и, едва за ним закрылась дверь, Оливия схватила шляпку, ридикюль, выбежала на улицу и, поймав такси, велела ехать в контору пароходства Кунарда на Стейт-стрит. И оказалась совершенно не готовой к тому, с чем пришлось столкнуться. Толпы взбешенных, рыдающих, вопящих людей осаждали здание, кричали, бросались камнями, ругались, выли, умоляя дать сведения, а когда получали отказ, словно лишались рассудка. Управляющий и клерки делали все что могли и с помощью полиции пытались отогнать нападавших. Оливии кое-как удалось узнать, что никакой новой информации у них нет, если не считать весьма приблизительной цифры общего количества погибших – около тысячи человек, а возможно, и больше. Найдено тело утонувшего Фромана, но конкретно ничего не известно. Среди окружающих распространялись самые невероятные слухи, один ужаснее другого. Говорили также, что в Германии празднуют очередной триумф подводных лодок, что еще больше взбесило толпу.
Простояв у конторы семь часов, Оливия так и не добилась того, за чем пришла: список уцелевших обещали прислать только к завтрашнему дню. Правда, назывались имена погибших, даже ходили какие-то списки. Какой-то молодой человек утверждал, что пароходство наняло фотографов с заданием делать снимки трупов, чтобы прислать в Америку на опознание.
С тяжелым сердцем возвращалась Оливия домой. Но в какие-то мгновения, когда ей удавалось отрешиться от всего, она словно слышала, как Виктория что-то ей говорит. И дурнота прошла. Она просто не чувствовала, что сестра мертва, хотя кто знает? Но если Виктория утонула, значит, и ей не суждено жить.
Она сама не заметила, как прошла пешком весь путь до Ист-Ривер, едва передвигая онемевшие ноги. И уже поднималась по ступенькам крыльца, когда из-за угла показался мальчик в униформе телеграфной компании. Оливия мельком взглянула на него и схватилась за горло, боясь, что сейчас упадет. Не успел он подойти, как она вцепилась ему в руку. Должно быть, у нее в эту минуту был совершенно безумный вид, потому что мальчик боязливо попятился.
– У тебя телеграмма? Для Виктории Доусон?
Если сестра отважится послать ей телеграмму… Разумеется, ведь она не настолько жестока, чтобы держать ее в неизвестности!
Парнишка робко кивнул.
– Д-да… вот, – пробормотал он и, сунув ей листок бумаги, пустился наутек.
Оливия дрожащими пальцами разорвала склейку. Руки так тряслись, что буквы запрыгали перед глазами. Задыхаясь от напряжения, девушка наконец прочитала:
«Путешествие началось с фейерверка. Спасибо Господу за мистера Бриджмена. В Квинстауне все в порядке. С вечной любовью».
Виктория спятила. Просто спятила! Хорошо еще, что жива! Мистер Бриджмен – их старый учитель плавания в Кротоне.
Оливия смеялась и плакала одновременно, не заботясь о том, что ее могут услышать. Она даже не знала, как связаться с сестрой, но самое главное – Виктория не утонула! Остальное не важно.
Смяв в кулачке телеграмму, она поспешила в дом и поскорее сожгла бумагу. Как ей пи хотелось сохранить весточку от сестры, опасность была слишком велика.
Последние три дня были самыми тяжелыми в жизни Оливии, и она от всей души надеялась, что больше ей ничего подобного не придется испытать. Она была так измучена, что решила принять ванну, и поскорее включила горячую воду. Ей хотелось петь, танцевать, кружиться, но тут она вспомнила о Джеффри, ворвалась в его комнату и крепко обняла мальчика. Тот не знал что и думать. Наверное, Виктория в самом деле тронулась. Отец что-то толковал насчет ее нервов, значит, все так и есть. Она сходит с ума. Но Джеффри никогда не видел мачеху в таком хорошем настроении.
– Что это с тобой? – подозрительно осведомился он, когда она сделала изящный пируэт и радостно заулыбалась.
«Я нашла сестру! – хотелось ей кричать. – Она жива! Не утонула!»
– Ты кажешься такой счастливой!
– Я счастлива, – заверила девушка, лучась восторгом. – А ты? Как дела в школе? Хорошо провел день?
– Нет, – буркнул он, – ужасная скучища! А где папа?
– Еще не вернулся.
Она чмокнула Джеффри и пошла принимать ванну. А потом спустилась к ужину в новом платье, сияющая и прекрасная. Совершенно другой человек!
Чарлз порядком устал и был не в духе, однако послушно вымыл руки и сел за стол.
– Что за веселье? – пробормотал он и взглянул на сына, словно ожидая объяснений.
– Чувствую себя гораздо лучше. Вот и все.
– Интуиция успокоилась? Инстинкты молчат?
– Возможно, – кивнула она, краснея при воспоминании о том, в какой кошмар превратила последний уик-энд. – Просто мне стало легче.
Чарлз нахмурился. Неужели все эти приступы и истерики вызваны ссорой с любовником, а теперь они успели помириться?
Но жена была на редкость мила и добра с Джеффри, и это его немного умиротворило.
– Сегодня я был в сыскном бюро, – поделился он с ней, когда Джефф отправился делать уроки. – На следующей неделе детектив выезжает в Калифорнию.
Оливия искренне поблагодарила его, но не смогла удержаться от широкой улыбки.
– Да что это сегодня с тобой, Виктория? Боюсь, у меня возникли новые подозрения, – проворчал он, но жена показалась ему такой юной и хорошенькой, что Чарлз невольно смягчился. У него не хватило духу сердиться на нее.
– Я уже сказала, что прекрасно себя чувствую, – терпеливо повторила Оливия. – Похоже, с Оливией все в порядке, и теперь я точно это знаю, хотя объяснить не могу.
– Возможно, ты и права, – спокойно откликнулся Чарлз. – Надеюсь на это от всей души.
Он в самом деле питал глубочайшее почтение к поистине телепатической связи между сестрами и очень беспокоился за жену, боясь, что она совсем разболеется.
– Прости, что причинила столько треволнений.
– Ничего страшного, но я очень испугался за тебя, – смущенно буркнул Чарлз, искоса поглядывая на жену. Она и ведет себя как-то по-иному – куда более доверчива и открыта, чем прежде. Неужели внезапная разлука с сестрой так ее изменила? Она все больше становится похожей на Оливию. И теперь с исчезновением сестры, кажется, целиком зависит от него и готова пойти на примирение. В пятницу вечером жена льнула к нему, уверяя, что ужасно боится. И хотя Чарлз не слишком оптимистично смотрел в будущее, все же впервые осмелился надеяться, что все еще будет хорошо. Они женаты почти одиннадцать месяцев, и к этому времени он уже почти уверился, что брак не удался.
– Постараюсь больше не причинять тебе неприятностей, – тихо пообещала она и поднялась наверх, решив написать несколько писем. Жаль только, что нельзя послать весточку Виктории! Но возможно, сестра сама решит дать знать о себе. Нужно будет недели через две заглянуть в отцовский дом на Пятой авеню. Оливии хотелось знать, что же все-таки происходило на «Лузитании».
Прежде чем лечь спать, Чарлз немного почитал. Они поцеловали Джеффа на ночь и вернулись к себе.
– Какое ужасное преступление совершили немцы, – заметил Чарлз. – Жертв куда больше, чем на «Титанике»! Мерзавцы! Но я не хочу, чтобы это обсуждалось при Джеффе. Он сразу вспомнит о матери.
Оливия подняла голову и согласно кивнула.
– А ты, Чарлз? – тихо спросила она. – Ты… тебе тоже это напомнило о Сьюзен?
Ее неподдельное участие поразило Чарлза. Горло у него "перехватило, и на какой-то момент слова не шли с языка. Как странно видеть ее доброй и нежной! Ни ехидного словечка, ни колкого замечания.
– Да, – наконец выдавил он. – Мне нелегко пришлось эти два дня.
Господи, он тоже страдал, а она ничего не заметила!
– Мне очень жаль, – вымолвила Оливия, и Чарлз поспешно отвернулся. Некоторое время оба молчали, лежа как можно дальше друг от друга, по обоим краям широкой кровати.
– С твоей стороны так мило, – неожиданно заговорил он, испугав Оливию, – спросить, что я чувствую… то есть о Сьюзен… Это было так ужасно… особенно ожидание. Я едва не свел с ума клерков пароходства, а они ничего не знали… И потом долго стоял под проливным дождем, пока не показалась «Карпатия». И никому ничего не было известно. Все выяснилось только с приходом корабля. Я думал, что они погибли, и, когда увидел, как матрос несет Джеффа… я все заглядывал ему за спину, воображая, что сейчас увижу Сьюзен. Но ее не было. И я все понял. Взял мальчика и поехал домой. Из Джеффа было невозможно вытянуть ни слова. Он упорно молчал. И только через несколько месяцев рассказал о случившемся. Такое не забывается.
– Ужасно, что вам обоим пришлось пройти через это, – искренне вздохнула Оливия и осторожно коснулась его плеча. – Какая несправедливость! Вы этого не заслужили.
У нее разрывалось сердце от жалости и любви, и Чарлз, вглядевшись в лицо женщины, которую считал женой, увидел при неярком лунном свете то, что так испугало бы его раньше. Но теперь он, как ни странно, не боялся.
– Возможно, все в жизни имеет свои причины и следствия. Если бы не гибель Сьюзен, тебя бы здесь не было, – мягко возразил Чарлз, но девушка печально улыбнулась.
– И ты был бы куда счастливее.
Оливия все еще злилась на сестру за нежелание понять мужа, за стремление поскорее разорвать семейные узы. А теперь она чуть не погибла! Какой ужас! Подвергнуть себя такой опасности! И она еще имеет дерзость шутить!
– Не говори так, – великодушно запротестовал Чарлз. – Я часто гадал, почему Господь решил забрать Сьюзен к себе. Неисповедимы пути Его.
– Мне так повезло, что узнала тебя, – горячо выдохнула Оливия, совершенно забыв, как равнодушна к мужу Виктория. Чарлз онемел от изумления.
– Ты очень добра, – откликнулся он наконец, удивляясь все больше. Да знает ли он ее вообще? Она меняется с каждой минутой прямо на глазах.
И, не дав ей опомниться, подвинулся ближе и поцеловал. Сжал ладонями лицо и осыпал нежными поцелуями, боясь напугать. Не хотел, чтобы все обиды и недоразумения вернулись. Просто пытался без слов объяснить, как благодарен за сострадание. Но неожиданно в потаенном уголке души что-то шевельнулось. Он никогда не позволял себе чувствовать нечто подобное раньше и сейчас упорно пытался взять себя в руки.
– Наверное, нам не стоит делать это, – хрипло пробормотал он, и Оливия согласно кивнула. Кивнула, но не отстранилась. И вскоре оба забыли обо всем. Руки Оливии словно по собственной воле поднялись и обхватили его за шею, стройное тело прильнуло к нему, и плоть Чарлза мгновенно восстала.
– Виктория, я не сделаю ничего против твоей воли, – предупредил он. Все как прежде. И всегда после он горько жалел, что поддался животному инстинкту, а Виктория с омерзением отворачивалась.
– Чарлз, я не знаю. Я…
Ей хотелось просить его остановиться, объяснить, что это нехорошо, неправильно, ведь он муж ее сестры и Виктория вернулась из мертвых, хотя и предпочла идти другой дорогой, но она так далеко, а Оливия здесь, в постели с человеком, которого любит. И возврата нет.
– Я люблю тебя, – прошептала она, и Чарлз уставился на нее, боясь, что ослышался.
– О, милая, – выдохнул он, отдав ей в это мгновение свое сердце. Теперь он понял, почему оба были так несчастны все это время. Во всем виноват он. Потому что не смел любить ее, открыто и безбоязненно.
– Как я люблю тебя, – вырвалось у Чарлза. Он овладел ею, так и не поняв в порыве страсти, что для Оливии это было впервые. Но несмотря на боль, она отдавалась ему беззаветно, раскованно и самозабвенно, и Чарлз почувствовал, что старые раны зажили и он словно заново родился на свет. Для них обоих эта ночь стала началом новой жизни, медового месяца, о котором они так мечтали.
Они долго лежали, не разжимая объятий, лаская друг друга, и Чарлз будто впервые открыл для себя эту женщину. Потом он заснул, а Оливия по-прежнему прижимала его к себе, мучаясь мыслями о том, что станется с ними после приезда Виктории. Чарлз стал для нее величайшей радостью и счастьем в жизни – и одновременно свидетельством ее предательства. Что она скажет сестре, когда та вернется?
Но как бы ни терзалась Оливия, в сердце своем твердо знала: покинуть Чарлза она не сумеет. Не хватит воли.
Глава 24
Едва Уэсли Фрост, американский консул в Квинстауне, принес одежду, Виктория немедленно выехала поездом в Дублин, где ее встретил представитель пароходной компании, а оттуда направилась в Ливерпуль. Ее попутчиками были товарищи по несчастью, и на вокзале уже поджидали репортеры. Вэнс Питни, журналист «Нью-Йорк трибюн», уже успел побывать в Квинстауне и накропал несколько статей. Как же упустить величайшую сенсацию со времен гибели «Титаника»! Здесь жертв гораздо больше, да к тому же судно уничтожено германцами! Это не только трагедия, но и военная хроника!
Но Виктория постаралась ускользнуть от назойливых представителей прессы и поехала прямо в отель «Адельфи», где и попыталась решить, что делать дальше. Она еще не совсем пришла в себя, а доставшееся ей платье выглядело и сидело ужасно.
Войдя в номер, Виктория закурила, села и осмотрелась. И неожиданно заплакала, всеми силами души желая очутиться дома, в Кротоне. Там война казалась чем-то далеким и нестрашным!
Администрация отеля, зная, что пришлось пережить девушке, позаботилась прислать ей поднос с ужином в номер. Виктория объяснила ситуацию портье. Все бывшие с ней деньги и чеки промокли, и поменять их в банке можно только в понедельник. Сейчас был вечер воскресенья.
Но как ни пыталась Виктория забыть о пережитом, перед глазами стояли ужасные картины тонущего корабля и лица погибающих, а в ушах звенели дикие крики. И еще она вспоминала молодого моряка, велевшего цепляться за палубный стул. Она ни за что не смогла бы сесть в шлюпку, и его совет спас ее.
Виктория всю ночь не спала и на следующее утро была сама на себя не похожа. Но после завтрака и большой чашки кофе почувствовала себя лучше. Потом она отправилась в банк, обменяла деньги и скоро оказалась в ближайшем магазине, где купила несколько платьев, свитеров, ночных рубашек, туалетные принадлежности.
– Вы сбежали из дому? – полюбопытствовала продавщица со смешком, но Виктория даже не улыбнулась.
– Нет, – коротко обронила она. – Едва не утонула вместе с «Лузитанией».
Женщина громко ахнула.
– Вам повезло остаться в живых, дорогая, – прошептала она и перекрестила ее.
Виктория с грустной улыбкой взяла пакеты и вернулась в отель. Неужели ей суждено всю жизнь мысленно видеть горы трупов и несчастное судно? А дети? Бедные неподвижные детские трупики с незрячими глазами… И тот малыш в синем бархатном костюмчике, лежавший на стуле… Одного этого достаточно, чтобы навсегда возненавидеть немцев!
Но уже к вечеру Виктории стало чуть легче. Она даже начала обдумывать, как попасть во Францию. Портье объяснил, как добраться до Дувра и что делать после этого. Нужно сесть на маленький паром, идущий до Кале, что было крайне рискованно: в Ла-Манше денно и нощно дежурили германские подводные лодки, и при мысли об этом ее трясло.
– Может, стоит приобрести купальный костюм. Это избавило бы меня от кучи ненужных хлопот, – заметила Виктория с нервной усмешкой, и портье понимающе улыбнулся.
– Вы молодец, мисс, – одобрительно хмыкнул он. – На вашем месте я бы ни за что не решился второй раз пойти на такое. Нужно иметь чертовское мужество!
У меня нет особого выбора, если я хочу оказаться во Франции, не так ли? – задумчиво протянула она. Ничего не поделаешь, ведь она именно поэтому приехала сюда и заранее знала, что будет нелегко.
Вопрос был в том, как найти людей, которые могли бы ей помочь попасть на фронт. Те военные, которых она знала, находились в Реймсе, и, только добравшись до Кале, она попробует с ними связаться, да и то если телефонная связь еще работает.
Ей оставалось только надеяться на то, что она не зря предприняла свое паломничество. До сих пор обстоятельства ей не благоприятствовали.
Виктория оставила Ливерпуль во вторник утром, предварительно поблагодарив служащих отеля. Все это время люди приносили ей маленькие сувениры, пирожные, фрукты, статуэтки святых, улыбались, когда она проходила мимо.
Она добралась до вокзала на такси, а оттуда уехала поездом в Дувр и села на паром. Солнце ярко светило, и все вокруг казалось мирным и спокойным, но Виктория поминутно вздрагивала и оглядывалась, боясь очередного нападения. Пассажиров было совсем немного, и Виктория всю дорогу простояла, вцепившись в поручень и ежеминутно ожидая смерти.
– Вы боитесь, мадемуазель? – обратился к ней капитан. Редко ему приходилось видеть такую прелестную и испуганную девушку. В ответ она только кивнула и обронила единственное слово, но тут же отвернулась и принялась выглядывать роковую пенную полоску.
– «Лузитания», – шепнула она, зная, что он поймет. Весь мир уже слышал о трагедии, и каждый раз, читая очередную статью, девушка сжималась при мысли о сестре.
Капитан крошечного парома тяжело вздохнул. Он больше не заговаривал с ней, но, когда суденышко причалило, вынес на берег ее вещи и нашел машину, водитель которой отвез ее в ближайший отель и отказался взять деньги. После недолгих переговоров ей дали уютный маленький номер с видом на пролив.
Она немедленно позвонила по одному из телефонов, который получила во французском консульстве. Он принадлежал женщине, занимавшейся устройством добровольцев, которая могла сказать Виктории, куда ехать и где всего нужнее люди. Но к несчастью, ее не оказалось дома, и Виктории посоветовали позвонить завтра.
Всю ночь она просидела, куря одну папиросу за другой. Что теперь? Она обманула мужа, бросила сестру и отца, пережила кораблекрушение, и теперь только Господь знает, что ждет ее впереди. Откуда в ней такая решимость? Ничто не могло остановить ее, даже крайне неприятная особа, до которой она дозвонилась на следующий день и которая заявила, что слишком занята, и пообещала побеседовать с ней в ближайшие дни.
– Нет! – завопила Виктория, боясь, что собеседница бросит трубку. – Нет! Мне нужно немедленно поговорить с кем-нибудь… пожалуйста…
И тут она, словно по наитию, бросила волшебное слово, только чтобы посмотреть, что произойдет:
– Я спаслась с «Лузитании».
Последовала короткая пауза, после чего на другом конце линии послышались приглушенные голоса, и через минуту трубку взял мужчина и спросил, как ее зовут.
– Оливия Хендерсон. Я получила этот номер у французского консула в Нью-Йорке. И приехала сюда, чтобы пойти добровольцем на фронт. Я американка и сейчас нахожусь в Кале.
– И вы были на «Лузитании»? – почти с благоговением спросил незнакомец.
–Да.
Но Виктория постаралась ускользнуть от назойливых представителей прессы и поехала прямо в отель «Адельфи», где и попыталась решить, что делать дальше. Она еще не совсем пришла в себя, а доставшееся ей платье выглядело и сидело ужасно.
Войдя в номер, Виктория закурила, села и осмотрелась. И неожиданно заплакала, всеми силами души желая очутиться дома, в Кротоне. Там война казалась чем-то далеким и нестрашным!
Администрация отеля, зная, что пришлось пережить девушке, позаботилась прислать ей поднос с ужином в номер. Виктория объяснила ситуацию портье. Все бывшие с ней деньги и чеки промокли, и поменять их в банке можно только в понедельник. Сейчас был вечер воскресенья.
Но как ни пыталась Виктория забыть о пережитом, перед глазами стояли ужасные картины тонущего корабля и лица погибающих, а в ушах звенели дикие крики. И еще она вспоминала молодого моряка, велевшего цепляться за палубный стул. Она ни за что не смогла бы сесть в шлюпку, и его совет спас ее.
Виктория всю ночь не спала и на следующее утро была сама на себя не похожа. Но после завтрака и большой чашки кофе почувствовала себя лучше. Потом она отправилась в банк, обменяла деньги и скоро оказалась в ближайшем магазине, где купила несколько платьев, свитеров, ночных рубашек, туалетные принадлежности.
– Вы сбежали из дому? – полюбопытствовала продавщица со смешком, но Виктория даже не улыбнулась.
– Нет, – коротко обронила она. – Едва не утонула вместе с «Лузитанией».
Женщина громко ахнула.
– Вам повезло остаться в живых, дорогая, – прошептала она и перекрестила ее.
Виктория с грустной улыбкой взяла пакеты и вернулась в отель. Неужели ей суждено всю жизнь мысленно видеть горы трупов и несчастное судно? А дети? Бедные неподвижные детские трупики с незрячими глазами… И тот малыш в синем бархатном костюмчике, лежавший на стуле… Одного этого достаточно, чтобы навсегда возненавидеть немцев!
Но уже к вечеру Виктории стало чуть легче. Она даже начала обдумывать, как попасть во Францию. Портье объяснил, как добраться до Дувра и что делать после этого. Нужно сесть на маленький паром, идущий до Кале, что было крайне рискованно: в Ла-Манше денно и нощно дежурили германские подводные лодки, и при мысли об этом ее трясло.
– Может, стоит приобрести купальный костюм. Это избавило бы меня от кучи ненужных хлопот, – заметила Виктория с нервной усмешкой, и портье понимающе улыбнулся.
– Вы молодец, мисс, – одобрительно хмыкнул он. – На вашем месте я бы ни за что не решился второй раз пойти на такое. Нужно иметь чертовское мужество!
У меня нет особого выбора, если я хочу оказаться во Франции, не так ли? – задумчиво протянула она. Ничего не поделаешь, ведь она именно поэтому приехала сюда и заранее знала, что будет нелегко.
Вопрос был в том, как найти людей, которые могли бы ей помочь попасть на фронт. Те военные, которых она знала, находились в Реймсе, и, только добравшись до Кале, она попробует с ними связаться, да и то если телефонная связь еще работает.
Ей оставалось только надеяться на то, что она не зря предприняла свое паломничество. До сих пор обстоятельства ей не благоприятствовали.
Виктория оставила Ливерпуль во вторник утром, предварительно поблагодарив служащих отеля. Все это время люди приносили ей маленькие сувениры, пирожные, фрукты, статуэтки святых, улыбались, когда она проходила мимо.
Она добралась до вокзала на такси, а оттуда уехала поездом в Дувр и села на паром. Солнце ярко светило, и все вокруг казалось мирным и спокойным, но Виктория поминутно вздрагивала и оглядывалась, боясь очередного нападения. Пассажиров было совсем немного, и Виктория всю дорогу простояла, вцепившись в поручень и ежеминутно ожидая смерти.
– Вы боитесь, мадемуазель? – обратился к ней капитан. Редко ему приходилось видеть такую прелестную и испуганную девушку. В ответ она только кивнула и обронила единственное слово, но тут же отвернулась и принялась выглядывать роковую пенную полоску.
– «Лузитания», – шепнула она, зная, что он поймет. Весь мир уже слышал о трагедии, и каждый раз, читая очередную статью, девушка сжималась при мысли о сестре.
Капитан крошечного парома тяжело вздохнул. Он больше не заговаривал с ней, но, когда суденышко причалило, вынес на берег ее вещи и нашел машину, водитель которой отвез ее в ближайший отель и отказался взять деньги. После недолгих переговоров ей дали уютный маленький номер с видом на пролив.
Она немедленно позвонила по одному из телефонов, который получила во французском консульстве. Он принадлежал женщине, занимавшейся устройством добровольцев, которая могла сказать Виктории, куда ехать и где всего нужнее люди. Но к несчастью, ее не оказалось дома, и Виктории посоветовали позвонить завтра.
Всю ночь она просидела, куря одну папиросу за другой. Что теперь? Она обманула мужа, бросила сестру и отца, пережила кораблекрушение, и теперь только Господь знает, что ждет ее впереди. Откуда в ней такая решимость? Ничто не могло остановить ее, даже крайне неприятная особа, до которой она дозвонилась на следующий день и которая заявила, что слишком занята, и пообещала побеседовать с ней в ближайшие дни.
– Нет! – завопила Виктория, боясь, что собеседница бросит трубку. – Нет! Мне нужно немедленно поговорить с кем-нибудь… пожалуйста…
И тут она, словно по наитию, бросила волшебное слово, только чтобы посмотреть, что произойдет:
– Я спаслась с «Лузитании».
Последовала короткая пауза, после чего на другом конце линии послышались приглушенные голоса, и через минуту трубку взял мужчина и спросил, как ее зовут.
– Оливия Хендерсон. Я получила этот номер у французского консула в Нью-Йорке. И приехала сюда, чтобы пойти добровольцем на фронт. Я американка и сейчас нахожусь в Кале.
– И вы были на «Лузитании»? – почти с благоговением спросил незнакомец.
–Да.