Стил Даниэла. Конец лета

   – Тебе нравится?
   Шанталь лукаво посмотрела на него поверх бокала кампари.
   – Очень. – Марк-Эдуард понизил голос: – Но ты мне нравишься больше.
   – Правда, мой повелитель?
   Шанталь изогнула бровь, и Марк почувствовал, что возбуждается.
   – Тебе нужны доказательства?
   – Возможно. А что у тебя на уме? – Она обольстительно посмотрела на него из-под шляпы.
   – Вообще-то я собирался предложить тебе перекусить где-нибудь за городом, но, может быть, лучше... – Марк ответил ей такой же чувственной улыбкой.
   – Обслуживание в номере?
   – Отличная мысль, дорогая.
   Марк жестом подозвал официанта и быстро расплатился.
   Шанталь встала из-за столика медленным, плавным движением, на мгновение позволив себе в соблазнительном покачивании коснуться своим телом Марка. Затем она пошла между столиками, то и дело оглядываясь на Марка. Марк не мог дождаться, когда они доберутся до номера. Ему хотелось схватить Шанталь за руку и бегом бежать в отель. Но она шла в своем собственном темпе, в своей собственной манере, сознавая, что Марк-Эдуард в ее власти. Он наблюдал за ней с довольным видом, зная, что совсем скоро она окажется именно там, где ему нужно, – в его объятиях и в его постели.
   В номере Марк-Эдуард бросился расстегивать на Шанталь блузку слишком быстро, она игриво стряхнула его руку и заставила дожидаться, когда наконец ему будет позволено увидеть то, по чему он так изголодался. Лаская его одной рукой, она нежно куснула его в шею. Наконец он нащупал пуговицу на ее юбке, и вот уже юбка слетела на пол, Шанталь осталась в прозрачных розовых кружевах. Блузку Марк с нее практически сорвал. Через мгновение она стояла перед ним обнаженная. Он тихо застонал. Шанталь быстро и умело раздела его, и они вместе упали на кровать. Сколько бы они ни занимались любовью, каждый следующий раз бывал лучше предыдущего и даже лучше воспоминания о самом первом разе. Каждый раз Марк-Эдуард чувствовал себя одновременно и удовлетворенным, и все еще голодным, и это заставляло его с нетерпением ждать, когда они снова соединятся.
   Шанталь повернулась на бок и приподнялась на локте. Ее волосы растрепались, но от этого она не стала менее прекрасной. Некоторое время она смотрела на Марка молча, потом улыбнулась и, игриво поглаживая пальцами его грудь и живот, хрипло прошептала ему на ухо:
   – Знаешь, я тебя люблю.
   Марк пристально всмотрелся в ее глаза.
   – Я тоже тебя люблю, Шанталь. Может быть, даже слишком сильно, но с этим ничего не поделаешь.
   Для такого человека, как Марк-Эдуард, это было очень серьезное признание. Никто из тех, кто его знал, не поверил бы, что он на такое способен. И в первую очередь Динна.
   Шанталь улыбнулась, легла на спину и закрыла глаза. Марк-Эдуард забеспокоился:
   – С тобой все в порядке?
   – Конечно.
   – Я знаю, что ты запросто можешь сказать и неправду. Я спрашиваю серьезно: у тебя все в порядке?
   На его лице мелькнуло выражение, близкое к панике. Шанталь улыбнулась:
   – У меня все отлично.
   – Ты не забыла вовремя ввести инсулин? Недавняя страсть уступила место почти отеческой заботе.
   – Да, я сделала укол, не волнуйся. Ты не хочешь опробовать новые часы в ванне?
   – Прямо сейчас?
   – А почему бы и нет? – Она безмятежно улыбнулась, и Марк наконец расслабился. – Или у тебя на уме что-то другое?
   – У меня всегда другое на уме. Но ты устала.
   – Для тебя у меня всегда есть силы, mon amour.
   То же самое Марк мог сказать и о себе. Они снова занимались любовью, и десяти лет разницы в возрасте как не бывало. Только в три часа дня они наконец угомонились и легли рядом.
   – Ну что же, этот день прошел не зря.
   – А у тебя были другие планы?
   – Абсолютно никаких.
   – Может, снова пройдемся по магазинам? Марк-Эдуард любил баловать Шанталь, потакать ее прихотям, ему нравилось просто быть с ней рядом, восторгаться и упиваться ею. Каждое ее движение, аромат ее духов, каждый ее вздох возбуждали его, и Шанталь прекрасно это знала.
   – Пожалуй, я могла бы соблазниться магазинами.
   – Я рад.
   Эту поездку в Рим Марк-Эдуард затеял ради нее. Летом ему придется очень много и упорно работать, а Шанталь будет скучно в Афинах. Но Рим она любит, Марк-Эдуард это знал и старался возить ее в Рим всегда, когда бывала возможность, – только для того, чтобы доставить ей удовольствие. Кроме того, он собирался оставить ее на уик-энд одну и догадывался, что Шанталь будет не в восторге от этого.
   – Что случилось?
   Марк обнаружил, что Шанталь внимательно наблюдает за выражением его лица.
   – Ничего, а что?
   – Мне показалось, что ты чем-то встревожен.
   – Да нет, я не встревожен. – Марк решил, что лучше покончить с неприятным разговором поскорее. – Просто у меня не очень радостная новость. Мне придется на пару дней тебя покинуть.
   – Вот как?
   Глаза Шанталь, казалось, подернулись льдом.
   – До отъезда в Грецию я должен заехать на мыс Антиб, навестить мать и Пилар.
   Шанталь села и посмотрела на него с нескрываемым раздражением.
   – И что же ты намерен делать со мной?
   – Шанталь, любимая, не говори так, ты же знаешь, что я ничего не могу изменить.
   – А тебе не кажется, что Пилар уже взрослая и может наконец узнать о моем существовании? По-моему, она уже в состоянии справиться с потрясением от этого открытия. Или ты все еще меня стесняешься? Я, знаешь ли, теперь уже не какая-нибудь манекенщица дома Диора, я – хозяйка крупного модельного агентства в Париже.
   Однако Шанталь знала, что в том мире, где живет Марк, это не имеет значения.
   – Дело не в этом. К тому же я не считаю, что Пилар достаточно взрослая.
   Когда дело касалось Пилар, Марк становился на редкость упрямым, и Шанталь это очень раздражало.
   – А твоя мать?
   – Это невозможно.
   – Понятно.
   Шанталь спустила ноги с кровати, босиком пересекла комнату, по пути схватила сигареты и, остановившись у окна, повернулась и сердито посмотрела на Марка.
   – Знаешь что, Марк-Эдуард, мне уже порядком надоело, что всякий раз, когда ты навещаешь своих родственников, меня ты отправляешь в какую-нибудь глушь, с глаз долой.
   – Я бы не назвал Сен-Тропез глушью.
   Марк тоже начинал сердиться, и в его голосе не осталось ни малейшего отголоска недавней страсти.
   – Ну, и куда же ты собирался отправить меня на этот раз?
   – Я подумывал о Сан-Ремо.
   – Очень удобно. Так вот, я не поеду.
   – Ты предпочитаешь остаться здесь?
   – Нет.
   – Шанталь, неужели обязательно начинать все сначала? Я устал спорить. Более того, я не понимаю, почему этот вопрос вообще возник, если предыдущие пять лет ты проводила лето без меня на Ривьере и тебя это вполне устраивало?
   – Хочешь знать почему? – Глаза Шанталь вдруг вспыхнули. – Потому что мне почти тридцать лет, а мы с тобой до сих пор играем в те же игры, что и пять лет назад. Мне это, знаешь ли, начинает надоедать. Мы играем в «месье и мадам Дюра» почти по всему свету, но в тех местах, которые действительно важны – в Париже, в Сан-Франциско, в Антибе, – я должна прятаться и вообще вести себя тише воды, ниже травы. Так вот, мне это надоело. Ты рассчитываешь, что весь год я буду сидеть в Париже и, затаив дыхание, ждать тебя, а потом по твоей команде выползать на свет божий из пронафталиненного чулана. Марк-Эдуард, так больше продолжаться не может. Во всяком случае, долго.
   Шанталь замолчала. Марк-Эдуард оторопел. Он даже не посмел спросить, всерьез ли она все это сказала. В какое-то ужасное мгновение он понял, что Шанталь не шутила.
   – И что я, по-твоему, должен сделать?
   – Я пока не знаю. Но в последнее время я очень много об этом думала. Если не ошибаюсь, у американцев есть хорошее выражение: «...или слезай с горшка».
   – Не вижу в этом ничего смешного.
   – А я не вижу ничего смешного в твоем предложении поселить меня в Сан-Ремо.
   Бессмысленный разговор. Марк-Эдуард вздохнул и взъерошил пятерней волосы.
   – Шанталь, я не могу взять тебя в Антиб.
   – Ты не хочешь взять меня в Антиб, а это уже совсем другое.
   От внимания Марка-Эдуарда не укрылось, что на этот раз Шанталь добавила к списку своих жалоб Сан-Франциско. Это потрясло его еще больше. Раньше она никогда не стремилась поехать с ним в Штаты.
   – Можно полюбопытствовать, почему ты подняла этот вопрос именно сейчас? Вряд ли из-за того, что тебе исполняется тридцать, до твоего дня рождения еще четыре месяца.
   Шанталь помолчала, стоя спиной к Марку и глядя в окно, потом медленно повернулась к нему.
   – Один человек предложил мне выйти за него замуж. Казалось, время остановилось. Марк-Эдуард смотрел на Шанталь с ужасом.

Глава 8

   – Динна?
   Утром телефон зазвонил еще до того, как Динна встала с постели. Звонил Бен. -Да. Услышав ее сонный голос, Бен улыбнулся.
   – Я вас разбудил?
   – Более или менее.
   – Какой дипломатичный ответ! Я звоню, чтобы опять к вам приставать. Надеюсь, рано или поздно мне удастся сломить ваше сопротивление и вы подпишете контракт с нашей галереей – хотя бы только для того, чтобы я наконец от вас отвязался. Что вы скажете, если я приглашу вас на ленч?
   – Прямо сейчас?
   Все еще полусонная, Динна повернулась, чтобы посмотреть на часы: неужели она проспала так долго? Но Бен рассмеялся:
   – Нет, не в восемь утра, может быть, в двенадцать или в час. Предлагаю поехать в Сосалито.
   – А что там?
   – Там есть то, чем по эту сторону моста погода нас не так часто балует, – там солнышко. Ну что, я вас уговорил?
   – Более или менее.
   Динна засмеялась. Что Бен вытворяет: позвонил ей в такую рань, в восемь утра! И почему так скоро приглашает ее на ленч? Они же только вчера обедали вместе! Динна пока не понимала, что происходит – то ли она обрела нового друга, то ли у нее появился потенциальный дилер, которому не терпится заполучить ее картины, то ли еще что-то. Кроме того, она сомневалась, разумно ли встречаться с Беном снова так скоро после предыдущей встречи.
   – Да-да, это так.
   – Что «да»? – растерялась Динна.
   – Вы раздумываете, разумно ли принимать мое приглашение на ленч. И я вам отвечаю – да.
   – Вы несносный тип!
   – В таком случае мы поедим в городе.
   – Нет, лучше поедем в Сосалито. – Динна согласилась без долгих раздумий и обнаружила, что улыбается, глядя в потолок. – В это время суток меня легко уговорить: я еще не пила кофе, моя защитная система ослаблена.
   – Отлично. Тогда, может, завтра до утреннего кофе подпишете контракт с моей галереей?
   – Бен, я ведь могу и трубку бросить.
   Динна засмеялась. Начинать новый день со смеха – это же чудесно, с ней такого давно не бывало, наверное, многие годы.
   – Нет, не вешайте трубку, пока мы не договоримся насчет ленча. Что, если я заеду за вами около полудня?
   – Это мне подходит.
   «Что мне подходит? Что я вообще делаю, с какой стати я собираюсь на ленч с этим мужчиной?» Однако Бен ей понравился. Да и мысль поехать на ленч в Сосалито показалась очень заманчивой.
   – Наденьте джинсы.
   – Ладно, увидимся в полдень.
   Бен подъехал к парадному входу ее дома в двенадцать ноль две. Он был в джинсах и водолазке. Собираясь сесть в его машину, Динна увидела на сиденье корзину с продуктами, прикрытую салфеткой в красную и белую клетку. С одного бока из корзины выглядывало горлышко бутылки. Беч открыл для Динны дверцу и переставил корзину на заднее сиденье.
   – Доброе утро, мадам. – Он широко улыбнулся. – Я тут подумал, может, лучше устроить пикник? Как вам такая идея?
   – Очень нравится.
   Динна снова засомневалась, стоит ли ей ехать с этим человеком на пикник. Здравый смысл подсказывал мадам Дюра, что не стоит, в то же время сердце Динны радовалось солнечному дню и пикнику на свежем воздухе. Но вообще-то, если ей хочется солнца и свежего воздуха, в студии есть терраса...
   Заводя мотор, Бен покосился в ее сторону и заметил, что она нахмурила брови.
   – Что-нибудь не так?
   – Все нормально, – мягко сказала Динна, думая о том, видела ли их Маргарет.
   Бен отъехал от тротуара. По дороге он развлекал Динну рассказами о художниках, с которыми ему приходилось иметь дело; среди них попадались весьма колоритные личности. Когда они выехали на знаменитый мост «Золотые Ворота», разговор на время прекратился – оба молча любовались открывшимся видом.
   – Красиво, правда? – спросил Бен. Динна кивнула. – Можно задать вам один необычный вопрос?
   Динна посмотрела на него с легким удивлением:
   – Что ж, задавайте.
   – Как получилось, что вы с мужем живете здесь, а не во Франции? Насколько я знаю французов, они обычно не любят жить далеко от дома. Если только их что-то не вынуждает.
   Динна засмеялась. Бен не ошибся.
   – У Марка здесь бизнес. Да и не так много времени он здесь проводит, он много ездит.
   – Вам, должно быть, одиноко. Это был не вопрос, а утверждение.
   – Я привыкла.
   Казалось, Бен не очень ей поверил.
   – Чем же вы занимаетесь, когда остаетесь одна?
   Бен сам ответил на свой вопрос, их ответы прозвучали в унисон, и они оба рассмеялись:
   – Рисуете.
   – Рисую.
   – А что привело вас в Кармел?
   Казалось, у Бена неисчерпаемый запас вопросов, но пока все они были легкими.
   – Я приехала с Ким. Она настаивала, что мне нужно сменить обстановку.
   – И она была права?
   На другой стороне моста Бен свернул на территорию бывшей военной базы. На повороте он посмотрел на Динну:
   – Вы тоже считали, что вам нужно было сменить обстановку?
   – Наверное. Я и забыла, как хорошо в Кармеле, много лет там не была. А вы проводите там каждый уик-энд?
   Динна попыталась перевести разговор на самого Бена, ей почему-то не хотелось говорить с ним о Марке.
   – Я езжу туда, когда могу, но все равно мне этого мало. Динна обратила внимание, что Бен свернул на узкую проселочную дорогу и они поехали между заброшенными бункерами и какими-то военными строениями. Динна с интересом смотрела в окно.
   – Бен, что это?
   Можно было подумать, что они оказались на съемочной площадке фильма о первых послевоенных годах. Буйно разросшаяся трава и дикие цветы местами оккупировали даже дорогу. Бараки по обеим сторонам дороги стояли заколоченные, штукатурка на них местами обсыпалась.
   – Это старый армейский гарнизон, оставшийся еще со времен последней войны. По каким-то соображениям его сохранили, хотя теперь он пустует. Чуть подальше за ним будет очень красивый пляж. Иногда я приезжаю сюда, чтобы поразмыслить в тишине и одиночестве.
   Бен посмотрел на Динну с улыбкой, и она уже в который раз подумала, что чувствует себя с ним на удивление свободно. У него есть все задатки хорошего друга.
   Остаток дороги они проехали молча.
   – Здесь немного жутковато, правда? Так красиво, и нет ни души, – заметила Динна.
   Они остановились почти у самого пляжа. Кроме машины Бена, в поле зрения не было ни одного автомобиля. Динна вообще никого не видела с тех пор, как Бен свернул с шоссе.
   – А здесь никого и не бывает. Я про это место никому не рассказывал, мне нравится приезжать сюда одному.
   – И часто вы так делаете? Я имею в виду, гуляете в одиночестве, например, по пляжу в Кармеле?
   Бен кивнул. Он забрал с заднего сиденья корзину и пристально посмотрел на Динну.
   – Признаться, я не ожидал, что после того вечера на пляже мы с вами еще увидимся.
   – Я тоже. Это было так странно, мы гуляли, беседовали об искусстве... У меня было такое чувство, что мы знакомы много лет.
   – У меня тоже, но я-то думал, это потому, что вы очень похожи на женщину с картины Уайета. – Динна улыбнулась и опустила глаза. – Когда я на следующий день увидел вас в моем кабинете, я не знал, что сказать, как себя вести. Признаваться, что мы уже встречались, или нет?
   – И что же заставило вас промолчать?
   Динна снова посмотрела ему в глаза, и ее губы чуть заметно дрогнули в улыбке.
   – Обручальное кольцо на вашем пальце. Я подумал, что, если скажу про нашу встречу, вам, возможно, будет неловко.
   «Это очень на него похоже, – решила Динна. – Он очень проницательный и в то же время заботливый».
   Бен нахмурился и откинулся на спинку сиденья.
   – А вам было бы неловко, если бы кто-то узнал, что вы приняли мое приглашение на ленч?
   – Не понимаю, почему мне должно быть неловко. Однако по выражению ее лица Бен понял, что в ее словах больше бравады, чем искренней уверенности.
   – Динна, а что сказал бы на это ваш муж? – мягко спросил Бен.
   Динне очень хотелось ответить, что ей все равно, но это было не так. Главная трудность в том и состояла, что ей было далеко не все равно.
   – Не знаю. Такого вопроса в нашей семейной жизни никогда не возникало, я не так часто хожу на ленч с другими мужчинами.
   – А как же дилеры, которые предлагали выставлять ваши работы?
   Бен улыбнулся. Они разговаривали, все еще сидя в его машине.
   – А уж с дилерами тем более! Я никогда ни с одним из них не встречалась за ленчем.
   – Интересно почему?
   Динна глубоко вздохнула и посмотрела Бену в глаза.
   – Мой муж не одобряет мою работу. Он считает, что живопись – это такое приятное хобби, способ провести свободное время, но «все художники – хиппи и дураки».
   – Что ж, Гогена и Мане он заклеймил. – Бен помолчал, потом посмотрел на Динну так пристально, что ей показалось, будто его взгляд проникает в самую ее душу. – А вам не бывает обидно? Вам не кажется, что тем самым ваш муж отметает то, что составляет существенную часть вашей личности?
   – Вовсе нет, я ведь все равно продолжаю рисовать.
   Однако оба понимали, что это неправда. Динна действительно была вынуждена отказаться от того, чего она очень, очень хотела.
   – Думаю, – продолжала Динна, – брак – это своего рода компромисс, каждому приходится чем-то жертвовать.
   Но чем пожертвовал Марк? От чего он отказался? Динна задумалась и погрустнела, Бен отвел взгляд.
   – Возможно, в этом и была моя ошибка, когда я женился. Я совсем забыл о компромиссах.
   Динна удивленно вскинула брови:
   – Вы были слишком требовательным?
   – Возможно. Сейчас трудно сказать, слишком много времени прошло. Помню, я хотел, чтобы она была такой, какой я ее считал...
   Бен умолк, не договорив.
   – И какой же?
   – О... – Он криво улыбнулся. – Преданной, честной, милой, влюбленной в меня – как видите, ничего оригинального.
   Оба засмеялись. Бен вытащил корзину и помог Динне выйти из машины. Затем расстелил на траве плед, который предусмотрительно захватил с собой.
   – Господи, неужели вы все это сами приготовили? Динна с удивлением наблюдала, как Бен извлекает из корзины разную снедь: салат с крабами, паштет, французский хлеб, небольшую банку печенья, бутылку вина. Была там и корзинка поменьше, с фруктами. Сверху в ней лежали вишни. Динна достала две вишенки на веточке и повесила их на правое ухо.
   – Вам очень идут эти вишни, но советую попробовать еще и виноград.
   Бен протянул ей небольшую гроздь. Динна засмеялась и пристроила виноград на другое ухо.
   – У вас такой вид, как будто вы выбрались из рога изобилия, – заметил Бен. – И вообще, все это очень похоже на fete champetre^[5].
   – А разве это не так?
   Динна села на плед, откинулась назад и посмотрела в небо. В эту минуту она чувствовала себя совсем юной и абсолютно счастливой. С Беном было очень легко.
   – Готовы подкрепиться?
   Бен смотрел на нее, держа в одной руке миску с крабовым салатом. Динна была прекрасна, она сидела в непринужденной позе, опираясь на локти, сквозь ее темные волосы проглядывали фрукты. Увидев, что Бен улыбается, Динна вспомнила про вишни и виноград, сняла их и немного приподнялась.
   – Если честно, умираю с голоду.
   – Это хорошо, люблю женщин со здоровым аппетитом.
   – А что еще вам нравится в женщинах?
   Вопрос был не совсем уместный, но Динне было все равно. Ей хотелось, чтобы они с Беном стали друзьями, и она хотела узнать о нем побольше.
   – Дайте подумать... мне нравятся женщины, которые танцуют... женщины, которые умеют печатать... женщины, которые умеют читать... и писать! Женщины, которые рисуют... женщины с зелеными глазами. – Бен замолчал, снова посмотрел на Динну сверху и еле слышно спросил: – А вам?
   Динна притворилась, что не поняла, и уточнила со смехом:
   – Какие женщины нравятся мне?
   – Ладно, болтать будем потом, давайте поедим.
   Бен протянул Динне хлеб и банку с мясным паштетом. Она отломила от батона горбушку и намазала ее толстым слоем паштета.
   День был прекрасный, на небе ни облачка, с берега дул легкий ветерок и доносился тихий плеск волн. Время от времени мимо пролетала какая-нибудь птица. Заброшенные здания военных казарм смотрели на них незрячими глазницами окон. Казалось, весь мир принадлежит им одним.
   Динна огляделась и снова посмотрела на Бена.
   – Знаете, иногда мне жалко, что я не рисую что-нибудь такое.
   – Так почему же не рисуете?
   – Вы имеете в виду, как Уайет? – Динна улыбнулась. – Нет, это не мое. Мы делаем каждый свое, и каждый по-своему. – Бен кивнул, не перебивая ее. – А вы не рисуете?
   Он покачал головой и грустно усмехнулся:
   – Нет. Когда-то я пытался, но из этого ничего не получилось. Видно, моя судьба – продавать произведения искусства, а не создавать их. Хотя одно произведение искусства я все-таки создал.
   Бен посмотрел на море, и на его лице появилось мечтательное выражение. Ветер теребил его волосы.
   – Что же?
   – Я построил дом. Небольшой, но очень симпатичный. Мы построили его вдвоем с другом.
   – Как здорово! – искренне восхитилась Динна. – А где этот дом?
   – В Новой Англии. Я тогда жил в Нью-Йорке. Дом был задуман как сюрприз для моей жены.
   – Он ей понравился?
   Бен отрицательно покачал головой и снова, отвернулся, глядя на море.
   – Нет. Вернее, она его так и не увидела. Она ушла от меня за три дня до того, как я собирался отвезти ее в этот дом.
   Ошеломленная, Динна не знала, что сказать. И она, и Бен – оба получили от жизни свою порцию разочарований.
   – И что стало с этим домом?
   – Я его продал. Сначала я хотел его оставить, но потом понял, что не стоит. Слишком больно было в нем находиться. А потом я переехал в эти края и купил дом в Кармеле. – Он посмотрел на Динну с грустью и нежностью. – Но все-таки приятно сознавать, что я смог это сделать. В тот день, когда дом был закончен, я испытал ни с чем не сравнимое чувство. Что ни говори, а это было достижение. Слушая Бена, Динна улыбнулась:
   – Я вас понимаю. Думаю, я испытала то же самое, когда родила Пилар. Хотя она и не мальчик.
   – Неужели это так важно?
   В тоне Бена прозвучало раздражение.
   – Тогда – да. Марк очень хотел иметь сына. Но сейчас, мне кажется, его это уже не волнует. Он обожает Пилар.
   – Пожалуй, я бы предпочел иметь дочь, а не сына, – заметил Бен.
   Динна удивилась:
   – Почему?
   – Девочку легче любить. Не надо забивать голову стереотипами, думать о том, как вырастить настоящего мачо, и о прочей ерунде, которая на самом деле ни черта не значит. Девочек же можно просто любить.
   Чувствовалось, что Бен переживает из-за отсутствия у него детей, и Динна невольно задала себе вопрос, женится ли он когда-нибудь снова.
   – Нет, я не собираюсь, – сказал он, не глядя на Динну. Она растерялась. Бен обладал удивительной способностью отвечать на вопросы, которых она не задавала вслух.
   – Не собираетесь... что?
   – Жениться еще раз.
   – Фантастика. – Динна была потрясена: он действительно прочел ее мысли. – Но почему?
   – Не вижу смысла. У меня есть все, что мне нужно. К тому же я очень занят своими галереями, и жениться было бы просто несправедливо по отношению к женщине – если, конечно, она не будет так же занята тем же самым делом. Десять лет назад я не был так сильно поглощен бизнесом, а теперь ушел в него с головой.
   – Но вы же хотите иметь детей? Что-что, а это-то Динна поняла.
   – Я, например, хочу иметь дом в пригороде Вены, а у меня его нет. Но я проживу и без этого. А вы?
   – У меня же есть дочь, – не поняла Динна. – Вы хотите спросить, думаю ли я еще об одном ребенке?
   – Я имел в виду не это, хотя, может быть, и это тоже. Как вам кажется, вы когда-нибудь еще выйдете замуж?
   Бен в упор посмотрел на нее бездонными зелеными глазами.
   – Но я уже замужем.
   – Динна, вы счастливы в браке?
   Бен задал не просто прямой вопрос, но еще и болезненный. Динна хотела было ответить «да», но в последний момент передумала и сказала правду:
   – Иногда. Я просто принимаю то, что мне выпало.
   – Почему?
   – Потому что у наших отношений есть своя история. – По какой-то ей самой непонятной причине, разговаривая с Беном, Динна не хотела произносить имя мужа. – У нас есть прошлое, его нельзя ни изменить, ни отбросить, ни убежать от него.
   – Это прошлое – хорошее?
   – Разное. Оно было хорошим, когда я понимала правила игры.
   Динна была безжалостно честна даже с самой собой.
   – Какие?
   В голосе Бена сквозила такая щемящая нежность, что Динне захотелось протянуть к нему руки и не говорить больше о Марке. Но Бен стал ее другом, а на большее она не имела права. Только на дружбу. Так что оно и к лучшему, что они говорят о Марке.