– …или лечь в дрейф, сэр, – Хэмбли указал на бушующее море.
   Там, внизу, высокие волны, все сильнее и сильнее вздымаемые порывистым ветром, с грохотом окатывали борта корабля. Дул юго-западный ветер, предвещавший сильный шторм. Кидд взглянул на «торговца». «Вулмер» находился на расстоянии всего двух дней пути от гавани. Увы, так близко, но помочь «Вулмеру» нельзя было ничем, в сложившемся тяжелейшем положении Хоугтону было не ясно, что лучше всего ему предпринять.
   – На нас надвигается мощный ураган, и я совсем не уверен в том, что поврежденный корабль сумеет выдержать настоящий североатлантический шторм, – хмуро сказал штурман.
   – Мы останемся рядом с «Вулмером». Это наш долг, – оборвал его капитан.
 
   Не прошло и часа, как «Вулмер» начал уваливаться под ветер.
   – Он идет по ветру! – проворчал Хоугтон.
   – Нет, сэр, я думаю, что он все-таки выстоит. Однако судно продолжало медленно и неуклюже лавировать, пока не стало под ветер другим бортом, в положении четыре румба от ветра – «Вулмер» изо всех сил пытался устоять.
   – Я так и думал! – крикнул Хоугтон, стараясь перекричать завывающий ветер. – Капитан «Вулмера» достаточно хорошо знает погоду в западном океане, он понимает, что дело из рук вон плохо, но если он изменит курс, то судно унесет к северу, а он хочет сохранить местоположение судна.
   Это также означало, что «Вулмер» оставил надежду двигаться к Галифаксу и лег под ветер, оставив лишь штормовые паруса, тем самым он медленно смещался вперед по ветру, ожидая конца шторма. Кидд нутром почувствовал состояние пассажиров, наверняка близкое к отчаянию, – шторм мог продлиться несколько недель.
   «Крепкий» осторожно двигался следом за «торговцем», соблюдая расстояние, оба корабля подвергались нелегкому испытанию. К середине дня шторм усилился, ветер ревел, смешиваясь с гулом моря. Волны стали высокими и страшными, гребень волны подкатывался под киль судна, а впереди сразу расступалась глубокая пугающая расщелина, и на смену одной волне тут же катилась другая.
   Кидду доводилось встречать ураганы в Карибском море, но здесь было все по-другому. Кидд вместе с офицерами остался на палубе. В полночь они перекусили на скорую руку засохшим хлебом с говядиной, печеньем и анчоусами, затем все опять вернулись наверх. Вдруг волна страха захлестнула весь экипаж. Острый, как кинжал, холод проник в сердце Кидда. Какой-то матрос крикнул:
   – Пушка сорвалась!
   Брайант выронил из рук кусок печенья и устремился к люку, крикнув Кидду:
   – Дюжину моряков немедленно!
   Из-за урагана все подвесные койки были перенесены на самую нижнюю палубу. Кидд стоял возле отверстия люка и выкрикивал внутрь, призывая себе на помощь дюжину человек:
   – Все на нижнюю пушечную палубу! Иначе можем погибнуть!
   Кидд смело ринулся в люк, молясь в душе, чтобы матросы послушались и откликнулись на его призыв. Спускаясь мимо первой пушечной палубы, он бросил взгляд на вытянувшиеся в ряд приземистые черные чудовища, предназначенные для убийства, и поспешно полез дальше. Наконец в темноте на самой нижней палубе он остановился, чтобы дать глазам привыкнуть, затем принялся расставлять подошедших людей.
   В жутком полумраке под ногами валялись пока не нужные коконы коек, Кидд осторожно шел вперед по пустынной пушечной палубе. Возле-борта стояла пушка, поблескивая бронзой. Веревки, крепящие жерло, выдернули рым из прогнившей деревянной обшивки, сильно раскачивающаяся палуба постепенно высвободила железную станину из крепежных талей. Большая пушка, уже почти освободившаяся, раскачивалась из стороны в сторону, удерживаемая несколькими оставшимися веревками.
   По другой сторону стоял Брайант с группой моряков, державших в руках ганшпуги. Кидд махнул рукой стоящим впереди матросам, чтобы они подошли поближе.
   – Всем остальным оставаться на своих местах! – крикнул лейтенант.
   Люди замерли за его спиной. В их широко раскрытых глазах проглядывал страх, они боязливо выставили перед собой ганшпуги, ожидая приказаний. Когда люди Кидда остановили черную громадину, кинув под нее подвесные койки, матросы Брайанта накинулись на пушку с гандшпугами, пытаясь опрокинуть ее.
   «Крепкий» взлетел на волну, затем упал вниз правым бортом. Этого оказалось более чем достаточно: остающиеся веревки с глухим треском оборвались, и двадцатйчетырехфунтовая пушка покатилась по палубе, ускоряясь по мере своего движения. Люди отшатнулись в другую сторону при виде взбесившегося чудища, пушка с силой ударилась о противоположный борт. Палуба опять вскинулась кверху. Пушка, затормозив, остановилась, подергиваясь то взад, то вперед. Это зрелище напоминало нелепую пародию на бой с быком. Корабль замер на гребне волны, следующий его нырок в расщелину между волнами вполне мог оказаться последним для пушки. Пробив борт, она упала бы в море.
   – Нельзя ли чем-то помочь? – лейтенант Бест вместе с полудюжиной морских пехотинцев столпились в нерешительности возле люка.
   – Нет! Отпустите людей.
   Кидд оценил его мужественное предложение, но ему были не нужны лишние зеваки. Требовалось несколько смелых и решительных матросов, не более того. Он оглянулся по сторонам: мичман Чемберлен – воплощенная юность и смелость, ловкий марсовый Лэмб и матрос Торн, такой же крепкий и проворный, – этих ему было достаточно.
   – Вы трое следуйте за мной. Остальные ждите, пока мы не припрем пушку в угол, тогда быстро приходите на помощь.
   Он схватил связанный кокон подвесной койки и пошел вперед, чувствуя, как на него смотрят люди Брайанта. Форштевень «Крепкого» высоко приподнялся. Палуба вздыбилась, пушка поползла навстречу ему. Кидд бросил перед ней кокон койки и отскочил в сторону. Пушка проскользнула мимо, слегка притормозила, подмяв под себя койку, и, ударившись о грот-мачту, так что полетели щепки, остановилась.
   – Чемберлен, сюда! Лэмб, Торн заходите сзади нее. Живей, – Кидд оттолкнул Беста, который лишь путался под ногами.
   – Убирайтесь отсюда, – прорычал Кидд растерявшемуся лейтенанту.
   Как ни крути, но рисковать должны были они, а не другие. Люди Брайанта были бесполезны до тех пор, пока чудовище не будет поймано, только тогда могла пригодиться их помощь. Следующие две-три минуты должны были сделать из них либо героев, либо покойников. Том осторожно приблизился к орудию, прикидывая направление, в котором оно могло поехать. Нос корабля начал опять приподниматься, Том замер на месте. Вдруг пушка изменила направление своего скольжения, киль судна перевалил через изломанный гребень волны, и она покатилась прямо к борту судна, прямо на оцепеневшего от ужаса Беста.
   Все произошло быстро, почти мгновенно. Подъем волны оказался роковым для Беста, двухтонная махина поймала его, подмяла под себя и расплющила. Раздался испуганный приглушенный вскрик, брызнула кровь, послышался жуткий хруст, и мелькнула обнаженная белая кость. Тело Беста буквально размазало по палубе. Однако его смерть спасла от гибели корабль. Расплющенное и попавшее между маленькими колесиками тело сначала затормозило, а потом остановило скользящую пушку. Кидд со всей силы швырнул матросский гамак под станину пушки, его люди скопом кинулись на нее, к ним на подмогу тут же бросилась вся команда Брайанта с ганшпугами в руках. Все работали отчаянно, напряженно, неистово. И они победили.
 
   Потрясенный пережитым, Кидд выбрался на верхнюю палубу. «Лорд Вулмер» находился примерно в миле от них, волны пенились и вздымались вокруг его бортов, было заметно, как тяжело и неуклюже раскачивалось судно, как беспомощно развевались на ветру остатки его парусов. Хэмбли, стоя возле вант грот-мачты, вглядывался на собирающиеся вдали грозные тучи и на бурное мрачнеющее море. Увидев Кидда, он крикнул:
   – Боюсь, нам придется забрать больше на запад… – последние его слова были унесены порывом ветра.
   – Почему? – Кидд не заметил, как у него за спиной возник Хоугтон. Хэмбли повернулся к ним лицом, мотнул головой, дескать, давайте пройдем до укрытия на полуюте.
   – Сэр, потому, что центр урагана надвигается прямо на нас, мы у него на пути. Нам следует сместиться подальше куда-нибудь в сторону, побыстрее убраться отсюда, и чем скорее, тем лучше. Нечего надеяться, что шторм стихнет.
   Кидд подумал, что «Вулмер», наверное, держится исключительно благодаря настойчивости капитана, который упорно не хотел отказать своим пассажирам в надежде добраться до близкой и столь желанной гавани. Сдаться – означало оставить все попытки удержаться в нынешнем положении и, развернувшись, идти под штормовым ветром туда, куда увлекал их ветер, но тогда шторм отнес бы их далеко-далеко, на много миль отсюда; только такой дорогой ценой можно было спастись от бури.
   – Понимаю вас, мистер Хэмбли, но мы не покинем их.
   Видимость была очень плохой, можно было легко потерять «Вулмера» из виду. Корабль качало и кидало то верх, то вниз, шторм усиливался. Час пролетал за часом. Кидд представил себе, какие чувства, должно быть, испытывают сейчас пассажиры «Вулмера»: неописуемый, затянувшийся неизвестно на сколько дней кошмар. После полудня «Вулмер» все-таки не устоял и решил отдаться на волю судьбы – плыть туда, куда влек его штормовой ветер. Положение сложилось крайне опасное, порывы бури подняли волны не менее сорока футов высотой, водяные валы вздымались выше нижних рей, их гребни пенились под жестоким ветром. Такой маневр был опасен, корабль плохо слушался руля, а надо было миновать опасный момент, когда судно поворачивалось всем бортом навстречу мощным ударам волн.
   На «Крепком» все замерли, наблюдая за тем, как поворачивает «Вулмер». Капитан «Вулмера» точно рассчитал свой маневр против ветра, штормовые паруса на бизань-мачте и грот-мачте исчезли точно в тот момент, когда подняли кливера на бушприте. Кливера надулись, и корабль, прыгавший по волнам, как норовистая лошадь, начал поворачивать все быстрее и быстрее. Крутая высокая волна ударилась об его борт, тормозя маневр, однако с появлением на фок-мачте прямого паруса, опущенного героическими усилиями матросов, «Вулмеру» удалось завершить свой разворот. Сильно раскачиваясь, корабль ложился на новый курс.
   – Исключительно искусный маневр, когда-либо виденный мной! Особенно если учесть поврежденную грот-мачту! – признался вслух Хоугтон.
   Кидд молча кивнул в ответ: все было проделано мастерски.
   – Теперь, по крайней мере, им не надо будет тратить столько сил, как прежде, – сказал Хэмбли, окидывая взглядом высокую корму судна.
   При такой буре всегда была опасность, что какаянибудь большая волна особенно сильно ударит по кораблю и смоет все и всех с его палубы.
   – Это меня как раз не беспокоит, – вмешался в разговор Кидд, вспомнив фрегат «Артемис» и аналогичный шторм, когда они огибали мыс Горн.
   Хэмбли бросил на него встревоженный взгляд:
   – А что вас беспокоит в таком случае?
   – Да ничего особенного, – ответил Кидд, стараясь подавить охватившие его опасения.
   Хоугтон обратился к Хэмбли:
   – Я решил повернуть под фок-стакселем и почти зарифленным фок-марселем. Ваше мнение, мистер Хэмбли?
   – Можно, сэр.
   Матросы принялись за работу. Кидд занял место на полуюте у бизань-мачты. Все паруса на бизань-мачте, включая выносные, были тщательно убраны, свободных матросов он отослал на бак, туда, где была в них необходимость. «Крепкий» начал разворачиваться, сильно кренясь из стороны в сторону, пока наконец не повернул по ветру, который теперь дул ему в корму.
   Едва «Крепкий» лег на новый курс, как фор-марсель с треском лопнул, разлетелся в куски, превратившись в развевающиеся на ветру обрывки.
   – Быстро послать матросов наверх, – скомандовал Хоугтон боцману, итак уже торопливо понукавшего матросов лезть наверх и крепить порванный парус сезнями к рее, чтобы предотвратить более глубокий крен судна на нос.
   Но тут раздался общий крик ужаса. Впереди не более чем в полумиле от «Крепкого», Кидд увидел на фоне приподнявшейся, белой от пены волны странно изменившийся силуэт «Вулмера». Его поврежденная слабая грот-мачта не выдержала натиска ветра и окончательно сломалась, она треснула и упала, круша и ломая все вокруг. На «Крепком» наблюдали за неотвратимой агонией «Вулмера», его гибель была неизбежной. Однако команда «Вулмера» работала, не щадя сил, чтобы устранить повреждения; она бросила плавучий якорь с одного борта, чтобы корабль меньше кидало из стороны в сторону. Но теперь судно подвергалось гибельным ударам волн, вода все сильнее проникала в трюм. Сбывались дурные предчувствия Кидда. «Вулмер» никак не мог выправить свое положение, судно повернулось всей бортом навстречу бушующим волнам, и тут на беззащитный корабль обрушился огромный вал. «Вулмер» опрокинулся на бок и переломился пополам. На одно-два мгновения блеснуло его мокрое громадное днище, похожее на тушу кита, чтобы затем исчезнуть навсегда. Лорды, леди и простые матросы – все канули в морской пучине.
 
   – Мистер Хэмбли, – каким-то неестественным для него голосом обратился к штурману Хоугтон, – на какой курс нам лучше всего лечь?
   Хэмбли отвернулся от места гибели «Вулмера», взял себя в руки и сказал:
   – Так, сэр. Курс на юг уведет нас от середины урагана. Прежде мы старались держаться к западу. Так-так. Очевидно, надо дождаться того момента, когда можно будет поставить паруса.
   «Крепкий» один на один сражался с разбушевавшимся морем, люди работали молча, угрюмо, всех угнетал ураганный ветер. Около суток корабль бежал, увлекаемый бурей, пока на следующее утро штурман не решил, что можно поставить грот-парус, чтобы немного уклониться в нужную сторону. К вечеру буря заметно стихла, и «Крепкий» наконец смог лечь на другой курс – круче к западу – в направлении далекого Галифакса. Но на этом испытания для «Крепкого» не закончились. Ветер постепенно изменился на северный, температура упала, в воздухе закружился снег, а потом повалил сплошной стеной, застилая все вокруг, от медных оковок веяло холодом. Положение ухудшалось на глазах. Мокрые паруса, снасти, реи, палуба обмерзали и покрывались слоем льда, лица покалывало от холода. Мокрые веревки, фалы превратились в негнущиеся палки, которые матросы своими замерзшими пальцами в насквозь промокших рукавицах, на деревянных от холода ногах изо всех сил пытались перевязывать и крепить снасти.
   Трудно было даже дышать. Кидд обмотал вокруг лица кусок тряпки, но в сыром и морозном воздухе она скоро покрылась ледяной коркой. Внизу в кают-компании стоял сильный запах мокрой шерсти, топленого жира и кожаной одежды, используемой в самую отвратительную погоду. Все молчали, вконец измотанные. Ренци сидел, уронив голову на руки.
   Во время вахты Кидда ветер усилился. Он поеживался от холода, несмотря на то что на нем была надета лосиная куртка. Он подумал о несчастных матросах на баке. В потрепанной одежонке, почти не защищавшей от холода и ветра, они должны были день и ночь нести вахту, терпеть и работать, работать и терпеть.
   Подошел Хэмбли.
   – Не стоит ли нам убрать грот-марсели? – сказал он, многозначительно поглядывая на Кидда. До сих пор им везло, они шли под гротом, зарифленными фор-марселем и грот-марселями, но ветер опять усиливался.
   Кидд взглянул на туго надутые паруса. Спорить было нечего, при таком ветре корабль шел с избыточной парусностью, ее необходимо было убавить, он чувствовал это ощутимое напряжение, шедшее от кормы. Кидд был вахтенным офицером, и ответственность лежала на нем, а не на штурмане. Однако верхушки мачт, реи, промокшие углы парусов – все обледенело и покрылось толстым слоем льда. Как он мог послать людей наверх, когда твердо знал, что их ждет наверху, где запросто можно было оступиться, упасть с реи и погибнуть.
   Его глаза встретились с холодными, равнодушными глазами Хэмбли, и он без слов понял штурмана. Кидд молча повернулся и направился к грот-мачте, где, сидя на корточках с подветренной стороны фальшборта, укрывались промерзшие вахтенные. Их мрачные, усталые, побледневшие от холода лица глядели на него едва ли не со страхом. Кидд помедлил. Имел ли он право посылать их наверх, туда – в холодный, беснующийся ад? Возможно, какие-то возвышенные слова о судьбе корабля, которая зависит от них и только от них, заставит их собраться с духом и полезть на мачты? Нет. Побывав раньше в их шкуре, Кидд хорошо знал: этим их не проймешь.
   Он нахмурился.
   – А ну-ка встать, бездельники! Надо убрать марсели на грот-мачте, лентяи. И немедленно.
   Матросы стали медленно приподниматься. Ему было больно и тяжело смотреть на их измученные, осунувшиеся лица и покрасневшие глаза.
   – Давай наверх! – крикнул он. Все безропотно повиновались. Слабое подобие улыбки скользнуло по его суровому лицу. – Когда закончите, каждого из вас будет ждать полная чарка вина. А теперь пошевеливайтесь!
   Два часа на высоте девяносто футов в смертельно опасной круговерти ветра, снега и воды люди убирали почти негнущиеся паруса. Они ломали ногти и обдирали пальцы до крови, руки и ноги скользили на обледеневших реях и пертах. Замерзшие мышцы плохо повиновались измученным матросам, которые, отупев и оцепенев от холода, с трудом выполняли свою работу. Два часа Кидд ходил по палубе, опустив в карманы сжатые в кулаки руки. В тот день Кидд понял: кроме героизма есть еще одна вещь – иметь мужество послать людей наверх делать такую работу.
   Еще два дня «Крепкий» сражался со штормовым ветром, который, опять переменившись, с неутихающей яростью гнал судно все дальше на север, но на третьи сутки забрезжила надежда, буря утихала. После ночи более или менее спокойного плавания «Крепкий», корабль Королевского флота, увидел зажженный свет маяка Сэмбро и вскоре вошел в гавань.

Глава VII

   – Черт побери! Этот проклятый портной сведет меня в могилу, – простонал Прингл.
   В порт прибыло новое почтовое судно из Англии, поэтому все офицеры корабля собрались в кают-компании, разбирая письма, кучей лежавшие на столе. Адамc, получив целых шесть штук, поспешно удалился в свою каюту. Бэмптон опустил одно-единственное письмо в карман и, потягивая бренди, косо поглядывал на возбужденных офицеров. Кидд пытался сосредоточиться на взятой им книге «Эссе о вежливости между нациями», хотя напыщенный стиль изложения приводил его в отчаяние. К происходящему в кают-компании он проявлял сдержанный интерес. Его больше занимало чтение, столь неожиданно возникшее увлечение книгами было обусловлено каким-то непонятным, но захватившим его целиком порывом к самообразованию.
   – Вас не интересует почта, мистер Кидд? – проронил с удивлением корабельный врач Пибис, не получивший писем. Он что-то не спеша царапал пером на бумаге.
   Кидд приподнял голову и увидел лежавшее на столе единственное письмо.
   – Это мне? – взяв его в руки, он заметил: – Это от моей сестры.
   Она писала своим убористым почерком и, как обычно, сэкономив на почтовых расходах, исписала часть оборотной стороны листа.
   – Ну и что там? – спросил Пибис. Но Кидд его не слушал.
   «Дорогой Томас, или мне следует писать также Николас? Надеюсь, что вы, мои дорогие, оба здоровы и одеваетесь, как можно теплее. У нас весна, на ивах вдоль берегов Вея рано распустились почки. В Гилдфорде…»
   Слова и фразы так и сыпались, Кидд улыбнулся нарисованной Сесилией картине. Ее очевидное беспокойство за них тронуло его, хотя в ее восхищении им как офицером военно-морских сил Его величества чувствовалась непонятная грусть. В конце письма была приписка.
   «…отец говорит, ты ему окажешь услугу, если немного расспросишь об его брате Мэтью. Если помнишь, много лет тому назад между ними произошла какая-то размолвка, и его брат отплыл в Филадельфию. Папа сказал, это случилось в 1763 году. С тех пор мы ничего не слышали о нем, лишь то, что во время войны за независимость он принадлежал к лоялистам[13] и ушел на север в Галифакс примерно в 1782 году. Томас, как обрадуется отец, если узнает, что брат жив и что у него все в порядке. Повидайся с ним, если сможешь!»
   Конечно, его дядя! Искатель приключений в дикой стране, который отправился на поиски своего счастья. Возможно, он стал успешным торговцем или даже судовладельцем, учитывая сулящий немало выгод торговый путь через Атлантику.
 
   – Есть новости? – сухо спросил Пибис.
   – Да, есть. Вы не поверите, доктор, но, кажется, здесь, в Галифаксе, у меня объявилась родня, а именно дядя.
   Родич из семейства Киддов. Не исключено, что он достиг высокого положения в обществе и его ценят среди местных заправил. Том даже разволновался – редкое для него состояние духа.
   –Думаю, что мне надо навестить его, причем сегодня.
 
   – Кидд, мистер Мэтью Кидд, – Тому казалось, что его слова звучали довольно непривычно для слуха. Неужели в городе не было больше людей, кто бы носил фамилию Кидд, кроме него самого.
   Человек, которого он остановил таким вопросом, задумался на миг.
   – Не могу с уверенностью сказать, что слышал это имя, сэр, – ответил прохожий. – Вам лучше спросить Линнардов, портных. Понимаете, они должны знать имена почти всех мелкопоместных дворян в округе.
   Но Кидд уже утомился от расспросов и поисков. Ему стало ясно, его дядя в Галифаксе отнюдь не выбился в люди. Как наивно было с его стороны считать, что человек весьма скромного происхождения может добиться высокого положения, но разве при этом он не мог занять хотя бы более или менее заметного места в обществе.
   Том устало тащился по улице, представлявшей собой причудливую смесь прекрасных каменных зданий и ветхих деревянных домишек. Не было смысла заходить наудачу в какой-нибудь из них и спрашивать, надо было предпринять что-то более действенное. Вдруг ему в голову пришла мысль. А не стоит ли ему обратиться к его знакомому, мистеру Гривсу? Если его дядя владел какой-нибудь земельной собственностью, мистеру Гривсу, разумеется, было известно об этом. Кидд просиял, представив, какое впечатление произведет на дядю его визитка: лейтенант Кидд вскоре пожалует к нему в гости.
   Регистрационная контора находилась на порядочном расстоянии. Он шел по Баррингтон-стрит мимо величественного собора Святого Павла. На широкой мостовой маршировала шеренга солдат. Когда Кидд подошел ближе, молодой офицер отдал команду, солдаты остановились, выровнялись и взяли на караул при виде морского офицера. Кидд, к обоюдному удовольствию, поднял треуголку, приветствуя их. Снова послышались слова команд, и солдаты опять принялись маршировать.
   И тут Кидда посетила довольно неприятная мысль. А вдруг его дядя простой бедный торговец, а что если он переживает тяжелые времена? Для Тома в этом не было ничего удивительного, но у Гривса о нем могло сложиться мнение, далекое от благоприятного… Нет, здесь надо действовать осторожнее и сначала все разузнать.
   – Будьте спокойны, Кидд, – бормотал клерк, стоя за обшарпанной конторкой в старой регистрационной конторе. – Так, вот один, проживал на Сэквилл-стрит. Дайте припомнить, это было несколько лет тому назад. Сейчас посмотрим… – клерк снял и протер очки. – Ага, вот он, Мэтью Кидд, холостяк, зарегистрировался в 1782 году на Сэквилл-стрит как владелец лавки и собственник земельного участка. Хм, вот взнос на маяк Сэмбро, обычные налоговые взносы…
   Да, это был, несомненно, его дядя. Наконец-то! Да, но как обращаться к нему, вот вопрос? Он никогда не встречался с этим человеком, который покинул Англию до того, как Кидд появился на свет. Следует ли говорить «дядя Мэтью» или, возможно, следует прибегнуть к более формальному приветствию?
   – …погодите, после 1791 года у нас о нем ничего нет.
   Лицо Кидда вытянулось:
   – И как быть?
   – У нас нет никаких сведений о его дальнейшем существовании. Прошу извинить меня.
   – Совсем ничего?
   – Совсем, сэр. Если желаете, можете справиться в приходских книгах церкви Святого Павла, может быть, там есть какие-нибудь записи об его кончине, у нас порой бывают страшные лихорадки, понимаете.
   – Благодарю вас, сэр, – Кидд уже собирался выходить, как вдруг его задержал другой клерк.
   – Сэр, может быть, вам будет интересно вот это… – они перешли в другой угол конторы. – Моя жена просто в восхищении от работ мистера Кидда. Эту вещь она купила специально для меня, – и он показал искусно вырезанный рог изобилия, выполненный из двух переплетенных толстых корней дерева, в основании которого находились две птицы. – Вы понимаете, зимой не так уж много работы. Мистер Кидд обычно занимался резьбой по дереву и, как вы, наверное, заметили, с большим вкусом…