Столяров Андрей. Я - Мышиный король

   - Не надо смотреть...
   Голос у него был мягкий и успокаивающий.
   - Не буду, - покорно согласилась Ивонна.
   А Старый Томас, притронувшись в виде приветствия к новой тирольской шляпе с веселым перышком за тесемкой, приноравливаясь к ее неровному шагу и все также почтительно придерживая за локоть, добавил:
   - Не надо смотреть. Не надо обращать внимания. Надо жить так, как будто это все - не есть настоящее. Делать своя работа. Заботиться о своя семья. И не думайт о том, что будет с вами на ближайшая время. Именно так...
   Он еще раз неторопливо коснулся узеньких зеленоватых полей:
   - Желаю уважаемой фрау доброго настроения...
   - Спасибо, - сказала Ивонна.
   Как ни странно, но настроение у нее действительно поднялось.
   И она даже не замедлила шаг, когда, уже подходя непосредственно к дому, вдруг увидела стоящий на тротуаре квадратный неказистый фургончик, запряженный откормленным мерином и украшенный по обеим своим сторонам рисунком мягких сапожек.
   Дверцы у фургончика были распахнуты, и громоздились внутри него картонные разнокалиберные коробки, и точно так же, зияя проемом, распахнуты были двери, ведущие в мастерскую, и в полумраке, который от солнца казался еще чернее, как ей на мгновенье почудилось, перемещалась знакомая фигура мужчины.
   Вероятно, Марочник занимался погрузкой.
   Сердце у Ивонны заколотилось.
   Она вдруг вспомнила вялого, изнуренного человека в Охранной секции Департамента, его розовый крысиный пробор, как будто проведенный с самого рождения по линейке, и его невыразительный голос, судя по всему, не знающий никаких иных интонаций:
   - Я надеюсь, что вы, как положено, исполните свой гражданский долг?
   - Разумеется, - ответила тогда Ивонна.
   А Начальник Охранной секции Департамента склонил акуратную голову:
   - Вы можете обращаться ко мне, если потребуется, когда угодно. Анонимность любого вашего заявления мы гарантируем...
   И он постучал синеватым ногтем ногтем по поверхности пустого стола.
   Так это было.
   Словно работала невидимая канцелярия, отмеривая сделанное и не сделанное.
   Канцелярия слез.
   Но, с другой стороны, это ее как бы и не касалось.
   И она, подавив идиотское тупое намерение зайти в мастерскую, плотно сжав губы, как будто закупорив рвущееся наружу предупреждение, громко цокая каблуками, как выстрелы, отдающимися в притворе двора, пропилила пространство, наполненное до краев удушливой фиолетовостью, и, поднявшись по лестнице, которую перечеркивали солнечные лучи, повернув ключ в замке и привычно напрягшись, потянула к себе осевшую грузную дверь, сверху до низу обитую для тепла дешевой клеенкой.
   Квартира встретила ее тишиной и спокойным, нетрепетным стоянием воздуха.
   Казалось, здесь не присутствует ни одного дуновения.
   Правда, впечатление это было обманчивым.
   Потому что едва она поставила у порога продуктовую сумку с потрескавшимися карманами и, сказав в пустоту коридора: Привет, это - я!.. - начала сдирать с себя тесный плащ, по обыкновению выворачивающийся наизнанку, как из двери ближайшей комнаты, фактически у нее за спиной, совершенно бесшумно возникло видение осторожного Франца и, обеими руками сжимая поднятый вверх пистолет, крутанулось - готовое опоясать себя грохотом частых выстрелов.
   Все оно было, как опасная, взведенная до отказа пружина.
   Ивонна попятилась.
   - Будь ты проклят! - в сердцах сказала она. - Сколько раз я тебя просила: не выскакивай на меня, как припадочный!.. Позабыл, что имеешь дело не с уголовниками? Фу ты, как напугал, сердце теперь заходится...
   Она сделала судорожный глубокий вздох.
   А вдруг замерший Франц не сводил с нее глаз, тронутых легким безумием.
   - Ты одна? - не опуская сжатый в руках пистолет, шепотом спросил он. - По дороге сюда проверялась? Хвоста за тобой не было? Ты смотри: ведь одной ниточкой связаны. Если что, так и - загремим по Квадратному дому...
   Он, казалось, к чему-то прислушивается.
   Не отвечая ему, Ивонна взяла тяжелую сумку и прошагала на кухню. А там, открыв холодильник, перегрузила в него сыр и пакет молока, и - с пристуком, на клеенку стола - раздраженно выбросила банки рыбных консервов.
   - Вот тебе, лопай! - сказала она. - Хлеба сегодня не завезли, я взяла четыре батона. И не трогай, пожалуйста, ничего в холодильнике: то, что - там, извини, террористам не предназначено...
   Она вдруг нахмурилась и, снова дернув за полукруглую ручку, неприязненным взглядом окинула распахнувшиеся перед ней пластмассовые отделения.
   После чего - ударила кулаком по ладони.
   - Ну так и есть! Опять творог слопал!.. Ну, урод прибабахнутый, ну что мне с тобой делать?..
   Она захлопнула дверцу.
   Тогда Франц, наконец, опустил пистолет и засунул его прямо за пояс потертых джинсов. А потом посмотрел на консервы и глаза его оживленно блеснули.
   - Ладно, подумаешь там, творог! - беспечно сказал он. Я тебе этого творога накуплю, знаешь, целую ванну. Можешь им натираться или скормить собакам: подожди еще пару дней, все наладится!..
   - Что наладится-то? - с тоской спросила Ивонна.
   - А то, что через месяц у нас - День прощения. Вот казнят очередного смутьяна, тогда заживем, как люди... Понятно?..
   Говоря это, он одновременно совершал множество мелких движений: вытащил из буфета консервный нож со сколотой рукояткой, вскрыл две банки, из которых десятками мутных глаз посмотрели на свет печальные рыбьи тушки, с грохотом извлек вилку из ящика, а сам ящик задвинул обратно - так, что чокнулась и зазвенела стоящая в буфете посуда, оторвал от батона здоровую, почти в половину горбушку, дохнувшую хлебом, заурчал, наклонился, оскалился - и, запихав вилкой в рот чуть ли не все содержимое одной из банок, мерно двигая челюстями и поматывая головой от усилий, неразборчиво объяснил - сглатывая после каждого предложения:
   - Тебе тут звонили... Раза четыре, наверное... Я, конечно, не подходил, чтобы не засветиться... Но вполне могли интересоваться и мной... Я тут жду со дня на день некоторых известий... Так что, ты не отлучайся пока - возьмешь трубочку...
   Соус капнул ему на рубашку и он вытер его указательным пальцем. А сам палец затем обсосал и опять-таки вытер, но только уже о джинсы.
   Лоб его морщился, как будто помогая жеванию.
   Ивонна спросила:
   - А казармы на Малой Жестянщиков - это твоя работа?
   Спрашивать, конечно, не следовало, но Франц - махнул вилкой:
   - Ерунда!.. Достали термитную бомбу, надо было как-то использовать, чтоб не протухла... Глупости это все... Чепухой мы больше заниматься не будем...
   - А чем будете?
   - Ну... зачем тебе это знать?.. Чем меньше знаешь, тем спокойнее спишь...
   Он засмеялся.
   И вдруг, остановившись на половине движения, посмотрел сквозь нее - так, как будто увидел нечто поражающее воображение.
   Черные зрачки у него резко сузились.
   - Есть одно дело... Сделаем его, и тогда уже можно будет подумать... Только бы не сорвалось из-за какого-нибудь пустяка... А вообще - занимайся своими проблемами, не забивай себе голову...
   Он полез вилкой во вторую консервную банку.
   Тушки зашевелились.
   Ивонна хотела сказать, что она и рада была бы не забивать себе голову, но приходится, если - являются, и живут, если прячутся, как грабители, и ставят семью под удар и, к тому же, чуть что, - трясут перед лицом пистолетом, но едва она успела произнести первую ядовитую фразу, как зазвонил телефон.
   И консервная банка задребезжала по полу.
   Потому что Франц резко прыгнул - как будто его ударило током.
   Вид у него опять стал безумный.
   Впрочем, он тут же опомнился и зрачком уже выхваченного из-за пояса пистолета, зашипев, показал побледневшей Ивонне - что, мол, подойди.
   Ивонна, точно во сне, подняла пластмассовую теплую трубку.
   Судя по реакции Франца, она готова была услышать что-то ужасное, что-то этакое, требующее немедленных действий, но отчетливый женский голос довольно-таки спокойно попросил господина де Мэя и добавил, по-видимому, не забывая о вежливости:
   - Передайте ему, что это говорит Птица.
   - Птица? - не поняла Ивонна.
   - Птица, Птица! У меня имя такое. Запомнили?
   Интонации показались ей смутно знакомыми, но она не успела сообразить, кому они могут принадлежать: Франц уже нетерпеливо рвал трубку из рук и уже заколачивал в телефонную линию краткие энергичные фразы:
   - Да! Конечно! Готово? Тогда лучше - в следующее воскресенье!.. Все отлично, ты - молодец, не переживай раньше времени!.. Я попробую, тут все решает нахальство... Нет-нетнет, мы немедленно перейдем на эту квартиру!..
   Горло его внезапно осипло, он без всякого перехода, не попрощавшись, бросил телефонную трубку, и, как будто мальчишка, неожиданно получивший желаемое, обратил на Ивонну сияющие влагой глаза:
   - Слушай, извини, ради бога, ты не можешь мне дать немного денег?..
   - Сколько? - обреченно спросила Ивонна.
   - Ну, не знаю - две или три десятки...
   Он дрожал, наверное, от сдерживаемого волнения, его длинные пальцы бесцельно щипали рубашку на животе, а мешки под глазами подергивались, точно он собирался мигать, но в последнее мгновение передумывал.
   И бесцветный язык непрерывно облизывал губы.
   - Пожалуйста...
   Ивонна вытащила кошелек и пятерками, которые почему-то никак не хотели отслаиваться, насчитала тридцатку - бросив ее на клеенку.
   - А теперь - уходи!
   После чего, не слушая благодарственного бормотания Франца, который и клялся и заверял, что вернет эти деньги буквально через неделю, чрезвычайно решительно прошагала по коридору и, отщелкнув замок, как назло, вдруг заевший и вышедший лишь с усилиями, во всю ширь распахнула половинку дверей на лестничную площадку.
   - Выкатывайся!..
   Она не хотела больше ни объясняться, ни разговаривать, и поэтому, чуть ли не вытолкав Франца, который пытался еще мекать что-то такое, отрешенно, с холодным остервенением захлопнула дверь, и лишь только тогда, когда, обессилев, вернулась на кухню и сквозь кухонное окно увидела пустынный солнечный двор, играющий прядями пыли, то, прижавшись пылающим лбом к переплету рамы, она вдруг в каком-то озарении поняла, что услышанный ею по телефону голос - был голосом Коры.
   И тогда она ударилась головой в перекрестье фрамуги.
   И из переполненных глаз ее хлынули слезы...
   15. М Э Р И Я. О Т Ч Е Т Н Ы Й П Е Р И О Д.
   У нефтеналивного бака машина затормозила.
   И сразу же из-за круглого железного бока его, сверху до низу, как зебра, расчерченного мазутными полосами, торопливо выскочил коротенький вездесущий Цыпа и, согнувшись, будто чертик на перекладине, энергично рванул на себя заднюю боковую дверцу.
   - Дальше не проехать, придется - пешком, - сказал он, отпрянув - Здесь недалеко, господин Начальник Охранного департамента...
   Комковатые твердые веки его сморгнули.
   Взгляд был невинен.
   - В чем, собственно, дело? - спросил Барма, выбираясь из машины.
   - Не могу знать, господин Начальник Охранного департамента! Срочно вызван - прибыть по распоряжению господина Мэра...
   Цыпа подобострастно вытянулся.
   За спиной его маячили напряженные рожи гвардейцев, а чуть дальше, за складами, которые обгорели еще во время высадки сарацинов, летней дымкой угадывалось белесое морское пространство.
   Что-то здесь было не так.
   - Пошли, - сказал Барма.
   Они обогнули склады, причем Цыпа предупредительно семенил впереди, и когда миновали полуразрушенное бетонное тело бездействующего маяка, все покрытое трещинами, сквозь которые проглядывала арматура, то увидели безбрежную водную гладь, протянувшуюся до самого горизонта, два причала с застывшими около них решетками башенных кранов, а на узкой полоске пирса, взорванного еще три года назад, небольшую группу людей, средь которых бросалась в глаза непомерно высокая жестикулирующая фигура Мэра.
   И сразу же в ноздри им ударил резкий отвратительный запах.
   Барма остановился.
   - Может быть, ты все-таки объяснишь, что здесь происходит? - спросил он.
   Ему это все чрезвычайно не нравилось.
   Тогда Цыпа, по инерции немного проскочивший вперед, обернулся и властно махнул гвардейцам сопровождения, чтобы не приближались, а затем умоляющим жестом прижал к груди обе ладони:
   - Герр Фабрициус! Честное слово!.. Ну, подумай, ну разве я стал бы тебя обманывать?..
   Голос у него даже задрожал от обиды.
   - Смотри, - сказал Барма. - Я тебя вытащил из-под лестницы, я тебя в случае чего туда и засуну. И второй раз уже ты из подвалов не выберешься. Понял меня, Цыпа, старый товарищ?..
   - Да, господи! Герр Фабрициус!..
   Им уже махали из группы людей, стоящих на оконечности пирса.
   Задерживаться было неловко.
   Барма еще раз глянул в расплывчатые, почти без зрачков, скорбно вылупленные глаза виноватого Цыпы и затем, обойдя его, словно неодушевленный предмет, нарочито замедляя шаги, приблизился к тем пятерым, что топтались, переговариваясь, на низкой бетонной поверхности.
   Плохо, подумал он. Плохо. Наверное, что-то серьезное.
   Настроение его не улучшилось и тогда, когда среди обращенных к нему, раздраженных чиновничьих лиц, недовольных, наверное, тем, что их ни с того ни с сего оторвали сегодня от привычных обязанностей, он узнал Начальника Транспортного департамента, выглядящего, как с похмелья, и Начальника Департамента празднеств и увеселений, и Военного коменданта, одетого почему-то в партикулярное платье и начальника Канцелярии мэрии, у которого золотая дужка очков полыхала, как будто раскалившись на солнце.
   Видимо, здесь собралась вся верхушка.
   Не хватало, пожалуй, только его высочества принца Фелиды. Но как раз это обстоятельство было понятно. Потому что его высочество вело ночной образ жизни и, наверное, сейчас отдыхало - развалившись среди подушек в пахнущей валерьянкой комнате.
   Впрочем, тут могли быть и другие причины.
   Барма чисто автоматически, как уже привык за последние годы, отметил данное обстоятельство, но никаких выводов из него пока делать не стал, а, не обращая внимания на явную отчужденность, которая сквозила во взглядах, и, напротив, стремясь ее растопить непринужденным дружеским обращением, как ни в чем не бывало, протянул для приветствия руку, пожав всем по очереди, и сказал, демонстрируя радость, которую внутри себя не испытывал:
   - Здравствуйте, господин Мэр, вы меня вызывали?.. Извините, что задержался: со мною не сразу сумели связаться. Господа, рад вас всех видеть. День сегодня - какой!.. Я надеюсь, ничего чрезвычайного?..
   Кто-то хмыкнул в сторонку, а Военный комендант показал крепкие желтые зубы.
   Запах был просто невыносимый.
   Мэр сухо кивнул.
   - Здравствуйте, господин Фабрициус. К сожалению, должен вас огорчить. Обстоятельства, по которым я вынужден к вам обратиться, действительно чрезвычайные. Мы хотели бы получить от вас некоторые объяснения...
   В левой ладони он сжимал крохотный носовой платок, вероятно, облитый духами и издающий резкое благовоние - поднял этот платок и приложил к хрящеватому носу:
   - Господа, пропустите, пожалуйста, Начальника Охранного департамента...
   Вытянутое породистое лицо его брезгливо сморщилось. Расступилась угрюмая шушера, также подостававшая из карманов носовые платки. Угол мертвенной заводи предстал перед Бармой: со стороны залива он был ограничен остовом скерринга, едва поднимающимся из темной воды, а между скеррингом и причалом, обросшим до самого края зелеными скользкими водорослями, словно отдыхая на водной поверхности, плавал, желтея сегментами брюха, полутарометровый хитиновый короед, и когтистые лапы его, согнутые в сочленениях, выдавались, как кустики, высохшие от жестоких морозов.
   Выглядел он как-то умиротворяюще.
   Барма присел и, держась одной рукой за скобу, высовывающуюся из бетона, другой рукой осторожно потрогал холодную желтую сегментацию, соединенную посередине брюшка мечевидным отростком.
   Сегментация была на ощупь как будто пластмассовая.
   Это катастрофа, подумал он. Откуда здесь короед? Неужели кто-нибудь из этих кретинов договорился с жуками? Военный комендант, например? И теперь они ставят метки, по которым через сутки-другие будут наступать бронированные штурмовые отряды? Нет, это уж слишком неправдоподобно. Они не решатся. У них просто не хватит воображения. Тогда что? Может быть, сами жуки ведут двойную игру? Успокаивают меня вялыми переговорами, а в это время осторожно и целенаправленно готовят проникновение в город? Тоже неправдоподобно. Тайное проникновение не имеет смысла. Они должны это хорошо понимать. Разве что жуки договорились непосредственно с Городским советом. В целях наведения порядка и прочая чепуховина?.. Тогда, конечно. Тогда мы все уже мертвецы. В том числе и кретины, которые пока еще ни о чем не догадываются. В том числе и господин Мэр, которого следует, наверное, уже называть бывшим Мэром. И это, пожалуй, единственное реальное объяснение. Городской совет и вторжение. Вторжение и Городской совет. Кажется, я теряю профессиональные навыки. Этот вариант следовало бы предусмотреть. Я теряю навыки, а вместе с ними и жизнь - потому что моя жизнь в такой вариант просто не вписывается...
   - Так мы ждем ваших объяснений, господин Начальник Охранного департамента, - напомнил Мэр.
   Барма выпрямился.
   - Лейтенант Котошма! - холодно позвал он. А когда Цыпа вытянулся перед ним, всем своим существом выказывая преданность и готовность, то сказал, отчетливо выговаривая слова чтобы смысл их во всей полноте дошел до слушателей. - Где-то здесь должна находиться "метка", судя по запаху... Лейтенант, вы знаете, что такое "метка"?.. Найдите ее немедленно и уничтожьте!.. Залейте бензином! Сожгите!.. Потом свяжитесь с Департаментом Охраны здоровья, пусть они вышлют машины по городу! Обо всех обнаруженных "метках" докладывать незамедлительно!..
   Он спокойно и твердо посмотрел в глаза Мэра.
   - Я думаю, что вам лучше вернуться к своим обязанностям. Невозможно, чтобы в такое время город оставался без руководства. Меры уже принимаются. Кризис, вероятно, преодолим. Я надеюсь, что часа через три я смогу предоставить вам исчерпывающую информацию...
   Мэр бросил платок.
   - Безобразие! - не скрывая сильнейшего раздражения, сказал он. - "Метки" какие-то, проникновение!.. И это - накануне нашего официального праздника. Я не знаю, как в такой обстановке мы будем устраивать День прощения. Я боюсь, что трудящиеся нас не поймут. И потом, почему принц Фелида не даст отпора этим... насекомообразным? Для чего мы, в конце концов, подписывали Конкордат? Или, может быть, это какая-то очередная уловка? Никаких уловок я больше не потерплю! Господин Фабрициус, имейте в виду, что я делаю вам официальное предупреждение!..
   Высоко подняв палец, видимо, чтобы подчеркнуть важность момента, Мэр решительно, точно собираясь бежать, отшатнулся и, едва не налетев на лысеватого Начальника Канцелярии, который неловко отпрыгнул, нервными большими шагами, перебираясь через железо и балки, лежащие на земле, устремился к проему между двумя низкими складами, где виднелась кавалькада машин, замыкаемая для безопасности военным открытым "газиком".
   Полы импортного пиджака у него раздувались, а отвислые тощие руки болтались, как будто лишенные мускулатуры.
   Все кретины немедленно последовали за ним.
   Только осторожный, привыкший к бюрократическим передрягам Начальник Канцелярии мэрии несколько задержался, нагибаясь и делая вид, что отряхивает концы запачканных брюк, и, дождавшись, пока свита отойдет на положенное расстояние, покровительственно и вместе с тем явно сочувствующе сжал Барме локоть:
   - Ничего, ничего, бывает...
   После чего также заковылял следом за остальными.
   Это было уж совсем ни в какие ворота.
   Барма скрипнул зубами.
   Тотчас, словно из-под земли, появился слегка запыхавшийся Цыпа и, привстав на носках, чему-то, как всегда, усмехаясь, доложил - шутовским движением прикладывая ладонь к голове:
   - Еще две секунды!..
   Донесся мягкий хлопок, и затем вдруг столб дыма поднялся от разваленного пакгауза и, клубясь, подворачиваясь, начал расползаться по небу, будто натолкнувшись на невидимое препятствие.
   - Все! "Метка" больше не существует...
   Тогда Барма взял его за отвороты кожаной куртки и приблизился так, что их лица оказались почти вплотную друг к другу:
   - Слушай, ты на кого работаешь, Цыпа?..
   Впрочем, он тут же пожалел о своей несдержанности и, разжав хватку пальцев, чтобы выскользнула из них мягкая кожа, вытерев после этого ладони платком, произнес - уже совершенно спокойно:
   - Ты, Цыпа, дурак. Ты, конечно, можешь попробовать занять мое место, но ты всегда будешь для них чужим. Чужим, понимаешь? И тебя съедят точно так же, как ты сейчас пытаешься съесть меня...
   Он спрятал платок в карман.
   - Зря вы это, герр Фабрициус, - мягко сказал Цыпа. Все-таки надо кому-то верить, иначе уж совсем безнадежно. А я вас не предавал и не собираюсь...
   Отвороты кожаной куртки у него - медленно расправлялись.
   Барма покусал губы.
   - Ладно, Цыпа, старый товарищ, подбросишь меня до центра. И, пожалуйста, проследи, чтобы ко мне не прилип кто-нибудь из твоих оглоедов. Надоело. Я хочу быть один. Ты меня понял?
   Цыпа вздохнул.
   - Обижаете, герр Фабрициус...
   - Так ты меня понял?
   - Слушаюсь, ваше превосходительство!..
   В машине они молчали, а когда Барма, не попрощавшись, вышел напротив Пожарной башни, то сначала деловым быстрым шагом направился в сторону Адмиралтейства, а затем, повернув на полдороги обратно, пересек пару улиц, в местах, где не было переходов, пропилил длинный сквер, немного попетлял в переулках и, только убедившись в результате всех этих усилий, что за ним действительно никто не следит, поднырнул под пластмассовый, процарапанный нехорошими выражениями колпак таксофона.
   Номер соединился сразу, и, не называя себя, без какого-либо особого предисловия он продиктовал некий адрес и добавил после секундного колебания - переходя с шепота на обычный голос:
   - Вряд ли там что-нибудь очень серьезное. Но ты все-таки не задерживайся, и оружие захвати. Но без шума: действуй по обстановке...
   После чего лязгнул трубкой и, заторопившись по мостовой, чуть ли не на ходу вскочил в опустевший на остановке передний вагон трамвая.
   Плохо, подумал он снова, устраиваясь на одиночном сиденье. Плохо. И, кажется, будет гораздо хуже. Цыпа сейчас заметался - это вполне объяснимо, но вот почему лично Мэр пытается сюда влезть? Что ему мало забот в Городском совете? И откуда, действительно, взялся этот утопленник-короед? Короеды обычно выполняют работу разведчиков. Неужели жуки в самом деле решили разорвать Конкордат? И теперь нас в ближайшее время ожидает очередное нашествие? Ерунда, по-моему, я паникую. Но во всяком случае, это надо немедленно выяснить. Выяснить, разобраться, принять необходимые меры. Потому что короеды - это финал. Мне совсем не улыбается жить с короедами...
   Перед выходом он оглянулся. На мгновение ему показалось, что он знает крупную рыжеволосую женщину, дремлющую, обняв сумку, на заднем сиденье - перетянутую платком, с яркими крутыми бровями. Может быть, это была какая-то секретарша из мэрии, а, быть может, окончательно рехнувшийся Цыпа не послушал совета и все-таки приставил к нему наблюдение. Правда в таком варианте женщина не была бы ему знакомой. Тем не менее, он немного помедлил. Но поскольку рыжеволосая женщина явно не собиралась выходить вслед за ним, то он все же сбежал по вагонным ступенькам, а затем, проверившись еще раз, убедившись, что трамвай бесповоротно увез ее в сияющую дымку проспекта, торопливо нырнул в неприветливый узкий двор, на утоптанной тверди которого не пробивалась ни одна травинка, и, поднявшись по черной лестнице, плотным сумраком средь заколоченных окон оправдывающей такое название, на площадке последнего этажа, повозившись с ключами, которые почему-то не совпадали, потянув, наконец, оказавшуюся незапертой дверь, проскользнул в нежилую, с ободранными обоями глотку квартиры.
   Отвратительный густой запах ударил ему в ноздри.
   Барма, предупреждая, покашлял.
   И немедленно в спину ему уперлось что-то колющее, и ломающийся, совсем девчоночий голосок пропищал:
   - Зачем пришел, Барма?..
   Крепкая когтистая лапка скользнула за пазуху и вытащила пистолет.
   Это, наверное, был мерзавец Лямблия.
   А из комнаты, которая породила очередную волну тягучего запаха, точно броневик, неожиданно поставленный дыбом, обдирая боками косяк, выбрался грузный Пфукель и почти до подбородка поднял длинную шпагу, вспыхнувшую на эфесе алмазными быстрыми переливами.
   - Мы не ждали вас, ваше высокопревосходительство, - сухо сказал он. - Извините, но мне хотелось бы знать причины вашего появления.
   Шпага коснулась ямочки между ключицами.
   Металл был холодный.
   - Уберите оружие, - в свою очередь сказал Барма. - Ваш связной убит на территории Порта. Это - полный провал. Через полчаса начнется облава по всему городу.
   Он двумя пальцами взял шпагу за наконечник и отодвинул ее от своего горла.
   Лямблия за спиной коротко и быстро вздохнул.
   - Ладно, - сказал Пфукель, замявшись на долю мгновения. - Ладно. Пройдемьте в комнату.
   Черные фасеточные глаза его дико блеснули.
   Стараясь дышать, как можно реже, Барма прошествовал в помещение, где вместо мебели у ободранных стен были брошены три разорванных тюфяка, и, смахнув с подоконника ватные залежи пыли, осторожно уселся, облокотившись спиной о захрустевшую раму.