Город казался зачарованным. Я подумал, что Средний Запад – лучшее место для духов; они могут вволю летать по этим пустым Мейн-стрит, по полям и лесам. Я ощущал их присутствие рядом с собой.
И тут сзади послышались шаги. Я оглянулся и увидел лишь пустую улицу, заставленную машинами. Шаги не цокали, и я пошел быстрее. Улица, казалось, расплывалась в полутьме; даже кирпич и камень мостовой таяли подавались под ногами. Я побежал; шаги тоже побежали. Опять обернувшись, я почти испытал облегчение, увидев кучку бегущих за мной мужчин в куртках.
До суда оставалось четыре квартала по Мейн-стрит, но они схватили бы меня раньше, чем я добежал бы туда. Краем глаза я увидел, что у некоторых из них были палки. На углу я свернул в переулок и спрятался за рядом больших мусорных баков. Мои преследователи разделились: двое из них появились в начале переулка и осторожно направились ко мне. Я услышал их тяжелое дыхание; они явно были еще худшими бегунами, чем я.
– Черт! – воскликнул один из них.
Я ждал, пригнувшись как можно ниже, пока они не вышли из переулка. Выглянув из-за баков, я увидел, что они сворачивают направо, к остальным. Я осторожно пошел следом за ними, на Мэдисон-стрит, где вся группа набросилась с палками на какой-то автомобиль, стоящий у тротуара. Один из них лупил машину чем-то вроде бейсбольной биты. С громким звоном лопались стекла.
Я ничего не понимал. Может, это просто пьяные хулиганы? Надеясь, что в поднятом ими шуме они не услышат меня, я перебежал через Мэдисон-стрит в другой переулок. Свист и крики показали, что меня заметили. В ужасе, едва не упав, я промчался по Монро-стрит и свернул за угол на Мейн. Там стояла какая-то машина, и я на удачу рванул на себя дверцу. Она, к моему удивлению, открылась, и я рухнул на сиденье, в мягкий зловонный колодец. Казалось, машина стоит здесь века; сиденье покрывал слой пыли. Мне Мучительно хотелось чихнуть. Мои преследователи подходили все ближе, в разочаровании колотя кулаками или палками по стоящим автомобилям.
Мимо окна проплыл край грязной куртки. Следов появилась рука, белая и плоская, как дохлая рыба. Потом я видел только темнеющее небо. Я подумал: что, если я умру здесь? Когда меня найдут в этой заброшенной машине? Несмотря на страх, у меня хватило сил приподняться и посмотреть им вслед. Их было четверо, меньше, чем я думал. Эти были моложе тех, что кидали в меня камни. Они уходили вверх по улице, периодически колотя палками по всему вокруг. Я подождал, пока они отойдут на несколько кварталов, и осторожно вышел на тротуар.
Здание суда теперь находилось на полпути между мной и моими преследователями. Они переходили через мост, разговаривая и куря сигареты. Я как можно быстрее побежал к суду. Я пробежал уже футов пятьдесят, когда один из них отшвырнул окурок и указал на меня пальцем.
Тут я впервые в жизни по-настоящему испытал, что значит бег. Это ритм, мерные, сильные движения, согласованная работа всех мышц. Сначала их сбило с толку, что я бегу к ним навстречу, но когда я свернул к зданию суда, они с криками устремились за мной. Мои руки сжались в кулаки; ноги высоко взлетали над тротуаром. Когда я добежал до стоянки полицейских машин, они остановились.
Они что-то кричали мне вслед. Из-за угла с жужжанием вылетел человек на мотоцикле, в черной куртке, похожий на Зака. Его появление на минуту привело моих гонителей в замешательство, и этого времени мне хватило, чтобы ввалиться в желтую дверь со стеклянной светящейся табличкой “Полиция”.
Там сидел человек в форме и печатал на машинке. Увидев меня, он встал, и я увидел на поясе у него пистолет.
– Моя фамилия Тигарден, – сказал я, тяжело дыша, – У меня встреча с шерифом.
– Да-да, – он очень медленно вытащил из машинки лист бумаги. – Подождите.
Левой рукой он потянулся к телефону, продолжая держать правую в опасливой близости к револьверу. В основании телефона виднелся ряд кнопок; он нажал на одну и проговорил в трубку:
– Тигарден здесь.
Положив трубку, он обратился ко мне:
– Идите прямо туда. Он вас ждет. Дверь справа с надписью “шериф”.
Я легко нашел логово Белого Медведя. Кабинет десять на двенадцать, со столом и картотекой. Большую его часть занимал сам Белый Медведь.
– Садись, Майлс, – он кивнул мне на стул рядом со своим столом. – Похоже, у тебя был нелегкий денек.
Глядя на него, я ощутил нашу разницу в возрасте куда острее, чем раньше. В этом грузном человеке с серьезным квадратным лицом мало что осталось от мальчишки, кидавшего бумажные шарики в прихожан пастора Бертильсона. Даже причина для его прозвища исчезла: его шапка белых волос потемнела, а на темени уже просвечивала лысина.
– У тебя, похоже, вся жизнь была нелегкой, но все равно я рад тебя видеть.
– Да, нам есть что вспомнить. Хорошее было время.
– Особенно если сравнить с нынешним. Шайка твоих горожан пыталась забить меня палками. Я еле смог убежать.
Он покачал головой:
– Поэтому ты пришел ко мне так поздно?
– То, что я пришел к тебе, спасло меня. Они гнались за мной до самых дверей участка. Если бы я не пошел сюда, лежал бы сейчас возле Фрибо с разбитой головой.
– Я слышал, ты каждый день сидишь у Фрибо.
– Ты мне не веришь?
– Верю, Майлс. Сейчас многие здесь раздражены. Но я не думаю, что ты был к ним так близко, что сможешь их опознать.
– Я изо всех сил пытался оказаться от них подальше.
– Успокойся, Майлс. Они тебя не тронут, уверяю тебя. Главное, успокойся и не бери в голову.
– Другие твои подопечные сегодня днем бросали в меня камни.
– Да? Они тебя не поранили?
– Вроде бы нет. Поэтому я тоже должен не обращать на них внимания? Только потому, что они не пробили мне череп?
– Это же просто хулиганы. Их немного. Но скажу тебе, Майлс: некоторые приличные люди тоже не хотят, чтобы ты оставался здесь.
– Почему это?
– Потому, что они тебя не знают, вот и все. За сто лет ты единственный, кого упомянули в проповеди. Ты сам не хочешь уехать?
– Нет. Я хочу остаться. Я приехал сюда работать.
– Ага. Ладно. И сколько ты собираешься здесь пробыть?
– До двадцать первого. Потом не знаю.
– Ну, это не так долго. Я только хочу попросить тебя остаться, пока мы не выясним кое-что. Ладно?
– Это что, подписка о невыезде?
– Нет, что ты. Просто просьба.
– Будешь меня допрашивать, Белый Медведь?
– Черт возьми, нет. Мы просто говорим. Я хочу, чтобы ты кое в чем мне помог.
Я откинулся в кресле. Хмель прошел. Шериф Говр смотрел на меня с улыбкой, которую я не мог назвать доброй. Мои органы чувств всегда подтверждали теорию: когда человек изменяется, изменяется и его запах. Раньше от Белого Медведя пахло свежевскопанной землей – особенно сильно, когда он на полной скорости гнал по 93-му свою развалюху или набивал камнями почтовые ящики; теперь он, как и Дуэйн, пах порохом.
– Могу я рассчитывать на твою помощь? Я посмотрел в квадратное лицо человека, который когда-то был моим другом, и сказал:
– Можешь.
– Ты, конечно, слышал об этих девушках. Гвен Олсон и Дженни Странд. Вторую из них нашел твой сосед Ред Сандерсон, и это было не самое приятное зрелище. Моего помощника Дейва Локкена, что сидит там, даже стошнило.
– У него и сейчас не слишком бодрый вид.
– С любым нормальным человеком случилось бы то же, – сказал Говр. – По правде говоря, мы все не можем прийти в себя. Этот сукин сын еще где-то здесь. И мы не знаем, кто это, вот что самое страшное.
– У тебя есть какие-нибудь идеи?
– О, мы стараемся следить за всеми, но видишь ли, никого из местных нельзя и заподозрить. Я шерифствую уже четыре года и хочу быть переизбранным на следующий срок. А ты здесь человек новый, со свежим взглядом. К тому же образованный. Я хочу узнать, может ты видел или слышал что-нибудь подозрительное?
– Погоди немного. Так эти люди, которые гонялись за мной, думали, что это я? Что я их убил?
– Спросил бы их.
– О Боже, – сказал я. – Я не мог и подумать о таком. Мне хватает собственных проблем. Я не затем сюда приехал.
– Сдается мне, ты сам не знаешь, зачем приехал.
– А мне сдается, что это мое личное дело.
Он осекся:
– Да-да, я вижу. Извини.
– Ладно. Ну что ж... я ничего такого не заметил. Некоторые вели себя странно, даже враждебно, но это не то. Встретил одного странного парня... – тут я осекся. Мне не хотелось навлекать подозрения на Зака или Алисон. Белый Медведь вопросительно приподнял брови, – ...но он совсем мальчишка. Не хочу даже называть его. Не знаю даже, чем я могу помочь.
– Просто помни. Если что-нибудь заметишь, сразу звони мне. Ладно, приятель? Я кивнул.
– Вот. Мы можем к двадцать первому покончить со всем этим. А теперь у меня еще несколько вопросов к тебе, – он надел темные очки, став похожим на перекормленного школьника-хулигана, и взял со стола какую-то бумагу:
– Я слышал, ты недавно имел неприятности в Плэйнвью. Мне прислал это тип по имени Фрэнк Драм. Он записал номер твоей машины.
– Боже, – я тут же вспомнил маленького подхалима, который выскочил тогда из таверны.
– У тебя там была какая-то ссора. Ты помнишь?
– Еще бы. Они отнеслись ко мне так же по-доброму, как здешние хулиганы. Все получилось просто глупо. Они слушали радио, и я спросил, что случилось. Им не понравилось мое лицо и то, что я приехал из Нью-Йорка. Вот они и выкинули меня, да еще записали мой номер. Вот и все. Это было как раз в тот день, когда нашли ту девочку.
– Просто для протокола: ты помнишь, где провел предыдущую ночь?
– В каком-то мотеле. Я не помню названия.
– Может, у тебя сохранился счет?
– Я платил наличными. А на кой черт тебе это все надо?
– Это не мне. Там есть коп по фамилии Лараби, вот он и просил меня разузнать.
– Скажи своему Лараби, пусть подотрется. Я ночевал в забегаловке где-то в Огайо, вот и все.
– Ладно, ладно, Майлс. Незачем так волноваться. А где ты поранил руку?
Я в изумлении взглянул на руку. Почти забытая повязка сильно запачкалась и уже начала развязываться.
– Это случайно. Я порезался о свою машину.
– Дейв Локкен может перевязать тебя. Он классно это делает. Когда это случилось?
– В тот же день. Когда я лишился своего обеда.
– Еще один посетитель, Эл Сервис, официальный стукач в этой части графства, утверждает, что перед тем, как уйти, ты сказал странную фразу. Ты вроде бы сказал, что надеешься, что убьют еще одну девушку.
– Я этого не говорил. Я ведь даже не знал тогда, что кого-то убили. Просто я разозлился и пожелал им, чтобы то, что случилось, случилось снова. Сказал, что они это заслужили.
Он снял очки.
– Понятно. Неудивительно, что про тебя пошли слухи, Майлс. Ты ведь даже старую Маргарет Кастад умудрился обидеть.
– Старую кого?
– Жену Энди. Она позвонила мне, как только ты ушел. Сказала, что ты пишешь порнографию, и потребовала, чтобы я выставил тебя из города.
– Ну, об этом я даже говорить не хочу. Она всегда меня недолюбливала. Но сейчас я изменился.
– Как и все мы. Ладно, ты не можешь мне ничего рассказать, но кое в чем ты можешь помочь прямо сейчас. Возьми, пожалуйста, бумагу и опиши все, что случилось в ресторане, и поставь дату и подпись. Я отошлю копию Лараби. Тебе же будет лучше, – он порылся в столе и выудил оттуда лист бумаги и ручку. – В общих словах. Не растягивай.
– Что ж, – я взял бумагу и написал то, что он просил.
– Значит, договорились. Звони, если что вспомнишь.
Я сунул руку в карман и нащупал сложенный листок бумаги:
– Подожди. Ты мне тоже можешь помочь. Скажи, кто, по-твоему, прислал мне вот это? Там внутри – чистый лист, – я достал конверт и положил на стол. Руки у меня опять дрожали. – Это уже второе. Первое было адресовано мне.
Он опять надел очки и склонился над столом. Прочитав фамилию на конверте, он уставился на меня:
– Ты получил еще одно?
– То было адресовано мне. И тоже с чистым листом внутри.
– Ты можешь мне его оставить?
– Нет. Оно мне нужно. Я только хочу узнать, кто его отправил, – я испытал чувство, что совершаю ужасную ошибку. Оно было таким сильным, что у меня задрожали колени.
– Майлс, мне жаль это говорить, но почерк здесь похож на твой.
– Что?
Он подвинул ко мне конверт и мои показания. Почерк действительно был очень похож.
– Но я не писал этого, Белый Медведь.
– Немногие здесь помнят, что меня так звали.
– Ладно. Давай конверт.
– Как хочешь. Только эксперт может разобраться с этим почерком. Дэйв! – он встал и подошел к двери. – Тащи свою аптечку!
Локкен и я спускались по Мейн-стрит в сгущающейся темноте. Зажглись фонари, я снова слышал тихое гудение неоновых вывесок. В окнах бара Энглера горел свет, отбрасывая на тротуар желтоватый отблеск.
– Мы старые друзья.
– Должно быть. Вообще-то он от этого прозвища лезет на стенку. Где ваша машина? Похоже, вам уже ничего не грозит.
– А я так не думаю. Белый Медведь велел вам довести меня до машины, и я хочу, чтобы вы так и сделали.
– Черт, тут же никого нет.
– Я недавно тоже так думал. А как вы зовете его, если не Белым Медведем?
– Я? Я зову его “сэр”.
– А Лараби?
– Кто?
– Лараби. Шериф из Плэйнвью.
– Простите, но в Плэйнвью нет никакого Лараби и вообще нет шерифа. Там есть полицейский по фамилии Ларсен, мой двоюродный брат. Шериф Говр звонит туда раз или два в неделю. Это все в его подчинении, все эти маленькие городки – Сентервилл, Либерти, Бланделл. Он считается в них шерифом. Так где ваша машина?
Я стоял посреди темной улицы, смотрел на свой “фольксваген” и пытался осмыслить то, что сказал Локкен. Это было трудно сделать, потому что я увидел, во что превратилась моя машина.
– О Господи. Это ваша? Я кивнул, не в силах выдавить ни слова. Окна были разбиты, крыша и капот покрыты вмятинами. Одна фара болталась на проводе, как выбитый глаз. Я пошел взглянуть на передние фары, потом на задние. Они оказались нетронутыми, но заднее стекло тоже было разбито.
– Порча личной собственности. Вам надо вернуться в участок и подать жалобу. Я подпишусь.
– Нет. Лучше сами скажите об этом Говру. Может, вам он поверит, – гнев закипал во мне, и я схватил Локкена за руку так, что он ойкнул. – Передайте ему, что я подам жалобу Лараби.
– Но я же сказал, что мой двою...
Я уже сел в машину и мучал зажигание.
Я думал, что именно Лараби не собирался искать тех, кто гонялся за мной и в разочаровании покалечил мою машину.
Гоня вихляющую машину по бесконечным холмам, я только через некоторое время услышал радио. Должно быть, я машинально нажал на кнопку.
– ...для Кэти, Джо и Брауни от братьев Харди. Девочки, вы, я думаю, знаете, что сейчас будет: добрые старые “Танцы до упаду”. – Девчачьи голоса запищали от восторга. Я сбавил скорость, пытаясь разглядеть поворот сквозь паутину трещин, пока неизвестная мне группа пела какую-то чушь. Навстречу мне проехали фары и исчезли позади, мигнув на прощанье.
Следующая машина просигналила дважды. Я только сейчас заметил, что моя единственная фара светит слишком ярко, и убавил свет.
– Здорово, здорово. Привет вам, братья Харди! А теперь для Фрэнка от Салли что-то очень нежное. Фрэнк, по-моему, она тебя любит, так что позвони ей, ладно? Для тебя поет Джонни Матис.
На подъеме я видел только темное небо. Я нажимал на газ до предела, снижая скорость, только когда машина начинала трястись. Мимо пронесся итальянский пейзаж, сейчас ставший одной сплошной чернотой.
– Следи, Фрэнк, получше за этой маленькой лисой, а то она живо тебя зацапает. Она все равно тебя любит, поэтому не спеши. А теперь немного переменим тему – для учениц младших классов гимназии и мисс Таит от Розы Б., их любимая Тина Тернер – “Река глубока, гора высока”.
Мои шины взвизгнули, когда я изо всех сил надавил на тормоза, увидев перед собой вместо черной дороги каменную стену. Я вывернул руль, и машина изогнулась вправо, заставляя подумать, что сделана из чего-то более гибкого, чем металл. Все еще на опасной скорости я преодолел последний подъем и покатил вниз по склону.
Не сбавляя скорость, я съехал на проселок и прогремел по белому мостику, возле которого Ред Сандерсон нашел тело второй девочки. Музыка пульсировала в моих ушах, как кровь.
– Эге-ей! Говорите об этом всем, только не своему учителю! Все ужасы в это время выходят наружу, так что покрепче заприте двери, ребята. А для всех затерянных в ночи от А до З песня Вэна Моррисона “Послушай льва”.
Наконец-то я вслушался в болтовню радио. Узкая тропинка к дому Ринн была погружена в темноту – я как будто ехал по тоннелю. А и З? Алисон и Зак? “Послушай льва” – это название песни. Высокий баритон запел что-то неразборчивое. Я выключил радио. Мне хотелось только одного – побыстрее добраться домой. Машина миновала старую школу, потом помпезный фасад церкви.
У фермы Сандерсонов дорога огибала красный выступ песчаника, и я склонился над рулем, обратив все внимание на два квадратных дюйма чистого стекла. Потом в свете фары я увидел то, что заставило меня нажать на тормоза и выйти из машины. Я привстал, чтобы лучше видеть.
Сомнения не было: неясная фигура опять была там, между полем и лесом.
Тут сзади меня хлопнула дверь, и я обернулся. Зажегшийся в доме Сандерсонов свет осветил рослого мужчину, стоящего на крыльце. Я посмотрел назад: фигура не исчезала. Выбор был прост.
Я сошел с дороги и побежал.
– Эй! – крикнул мужчина.
Преодолев кювет, я пустился бежать по краю пшеничного поля в направлении леса.
– Эй! Майлс! Стойте!
Я не обратил на этот призыв никакого внимания. До леса было не больше четверти мили. Голос позади меня смолк. И тут фигура отступила за деревья и исчезла.
– Я вас вижу! – крикнул мужчина.
Исчезновение фигуры заставило меня побежать быстрее. Земля была сухой, покрытый стерней, и я то и дело спотыкался, стараясь не потерять место, где она стояла. Пшеница окружала меня плотной черной стеной.
Между полями Сандерсона и Дуэйна тек маленький ручей, у которого ”столкнулся с первой трудностью на пути. Поле кончалось футов за восемь от ручья, дальше росла высокая трава, примятая там, где Дуэйн проезжал на своем тракторе. Изрытая земля превратилась в настоящее болото, и я пошел вдоль ручья, пытаясь найти место почище. Кругом кричали птицы и лягушки, вторя пению сверчков с поля.
Я руками раздвинул высокие жесткие кусты и увидел место, где ручей сужался. Две кочки, поддерживаемые корнями растущих поблизости деревьев, образовывали естественный мост. Я ухватился за одно из деревьев и перепрыгнул ручей, больно стукнувшись лбом о дерево на другом берегу. Оглянувшись, я увидел “фольксваген” на дороге возле дома Сандерсонов. И в доме, и в машине горел свет – я забыл выключить мотор. Что еще хуже, я оставил ключ в зажигании. Миссис Сандерсон и Ред стояли на крыльце и смотрели в мою сторону.
Я выбрался из кустов и, уже не разбирая дороги, поскакал по следующему полю. Я помнил место, где, по моим предположениям, исчезла фигура, и через несколько минут был уже на опушке.
Вблизи деревья выглядели уже не темной однородной массой. Между ними были довольно широкие промежутки, через которые проникал лунный свет. Я шел между дубов и вязов, окруженный пением сверчков; мои ноги ощущали мягкость мха и сосновых игл. Справа что-то затрещало. Повернув голову, я успел увидеть оленя, убегающего прочь с полусогнутыми ногами, как у пловчихи, ныряющей в воду.
Алисон. Она сигналит мне. Она ждет меня где-то здесь. Где-то дальше в темноте.
В самом деле, я помнил это все – огромный дуб позади меня, причудливое сплетение его ветвей, толстое лежащее бревно, о которое я споткнулся. Я крикнул имя моей кузины.
И тут меня охватило поистине литературноеощущение, воспитанное Шекспиром, и Джеком Лондоном, и Готорном, и мультфильмами Диснея, и братьями Гримм – чувство жути, переходящее в дикий страх. Вероятно, этот страх был вызван самим лесом, его чуждой, безжалостной природой. Меня окружало зло. Не дарвиновское безразличие, а настоящая, неприкрытая враждебность. Никогда раньше я не испытывал подобного чувства, чувства человеческой песчинки под ногой могучей и страшной силы. Алисон была частью этой силы, она завлекла меня сюда. Я знал, что если не убегу тут же, меня схватят ужасные корявые руки – сучья, меня раздавят камни и бревна, мои рот и глаза забьются мхом. Я умру, как умерли те девушки. Как глупо было думать, что их убили обычные люди!
Наконец через какое-то время ужас отпустил меня, и я побежал куда глаза глядят. Ветки цеплялись мне за одежду и пытались пропороть живот; камни скользили у меня под ногами. Много раз я падал. Когда я в очередной раз поднялся, отряхиваясь от иголок и листьев, я увидел, что Бог сжалился надо мной. Зло исчезло. Через заросли просвечивал огонек человеческого жилья. При виде его ко мне начал возвращаться разум. Искусственное освещение – гимн разумности, лампочка отгоняет демонов. Я испытывал теперь не больше страха, чем если бы гулял по расчерченным садам Версаля.
Даже мои комплексы вернулись ко мне, и я почувствовал обиду. Обиду на призрака Алисон, который завлек меня и бросил в самый решительный момент. С этим тигарденским чувством я подошел к дому и понял, наконец, где я очутился. Когда я подходил к крыльцу, мое тело все еще сотрясала дрожь облегчения.
Она стояла на крыльце в мужской куртке с рукавами, свисающими ниже кончиков пальцев. На ней по-прежнему были высокие резиновые сапоги.
– Кто тут? Майлс? Это ты?
– Конечно, я. Я заблудился.
– Ты один?
– Вы у меня постоянно это спрашиваете.
– Но я слышала двоих. Я уставился на нее.
– Заходи, заходи. Я поставлю кофе.
Я вошел, чувствуя на себе ее изучающий взгляд.
– Майлс, да что с тобой такое? Ты весь в грязи. И одежда порвана, – она поглядела на мои ноги. – Сними-ка туфли, прежде чем идти на кухню.
Я стащил туфли – два комка грязи. Только сейчас у меня начали болеть многочисленные мелкие порезы и ушибы да еще нога, как раз в том месте, где я ее ударил, когда накануне падал в подвал вместе с креслом.
– Майлс, что ты тут делаешь в такое время?
Я упал в кресло, и она пододвинула мне чашку кофе.
– Тетя Ринн, вы уверены, что слышали в лесу кого-то, кроме меня?
– Ну, может, это была курица. Они иногда удирают, – она сидела в старом кресле рядом со столом. Ее длинные белые волосы падали на плечи серой твидовой куртки. Пар из чашек сонно вился между нами. – Дай-ка я займусь твоим лицом.
– Не беспокойтесь, – начал я, но она уже мочила тряпицу в раковине. Потом она взяла с полки горшочек и вернулась ко мне. Мокрая тряпка приятно холодила лицо.
– Я не сказала тебе сразу, Майлс, но тебе лучше уехать из долины. С тобой случилась беда, когда ты был здесь раньше, и теперь тебя подстерегает еще большая беда. Но если ты останешься, я хочу, чтобы ты оставил дом Джесси и перебрался сюда.
– Я не могу.
Она открыла горшок и стала мазать мои раны густой зеленой микстурой. В ноздри мне ударил запах леса.
– Это мазь из трав, Майлс. Так что ты здесь делаешь?
– Ищу кое-кого.
– В лесу ночью?
– Да, кто-то разбил стекла в моей машине, и мне показалось, что он побежал в лес.
– А почему ты дрожишь?
– Не привык бегать, – ее пальцы продолжали втирать мазь в мое лицо.
– Я могу защитить тебя, Майлс.
– Мне не нужна защита.
– Тогда почему ты так испуган?
– Это просто лес. Темнота...
– Иногда темноты нужно бояться, – она сердито посмотрела на меня. – Но не нужно мне лгать. Ты искал не того хулигана. А кого?
Я подумал о деревьях, нависающих над домом, о тьме, окружающей этот маленький круг света.
Она сказала:
– Тебе нужно собрать вещи и уехать. Возвращайся в Нью-Йорк. Или поезжай к своему отцу во Флориду.
– Не могу, – лесной запах дымкой висел надо мной.
– Ты погибнешь. Тогда хотя бы перебирайся ко мне.
– Тетя Ринн, – сказал я. Мое тело опять начинало дрожать. – Некоторые думают, что я убил тех девушек. Поэтому они и разбили мою машину. Что вы можете им сделать?
– Они никогда сюда не придут. Никогда не ступят на эту тропинку, – я вспомнил, как меня пугали в детстве подобные ее фразы и этот взгляд. – Они городские. Им нечего делать в долине.
И тут сзади послышались шаги. Я оглянулся и увидел лишь пустую улицу, заставленную машинами. Шаги не цокали, и я пошел быстрее. Улица, казалось, расплывалась в полутьме; даже кирпич и камень мостовой таяли подавались под ногами. Я побежал; шаги тоже побежали. Опять обернувшись, я почти испытал облегчение, увидев кучку бегущих за мной мужчин в куртках.
До суда оставалось четыре квартала по Мейн-стрит, но они схватили бы меня раньше, чем я добежал бы туда. Краем глаза я увидел, что у некоторых из них были палки. На углу я свернул в переулок и спрятался за рядом больших мусорных баков. Мои преследователи разделились: двое из них появились в начале переулка и осторожно направились ко мне. Я услышал их тяжелое дыхание; они явно были еще худшими бегунами, чем я.
– Черт! – воскликнул один из них.
Я ждал, пригнувшись как можно ниже, пока они не вышли из переулка. Выглянув из-за баков, я увидел, что они сворачивают направо, к остальным. Я осторожно пошел следом за ними, на Мэдисон-стрит, где вся группа набросилась с палками на какой-то автомобиль, стоящий у тротуара. Один из них лупил машину чем-то вроде бейсбольной биты. С громким звоном лопались стекла.
Я ничего не понимал. Может, это просто пьяные хулиганы? Надеясь, что в поднятом ими шуме они не услышат меня, я перебежал через Мэдисон-стрит в другой переулок. Свист и крики показали, что меня заметили. В ужасе, едва не упав, я промчался по Монро-стрит и свернул за угол на Мейн. Там стояла какая-то машина, и я на удачу рванул на себя дверцу. Она, к моему удивлению, открылась, и я рухнул на сиденье, в мягкий зловонный колодец. Казалось, машина стоит здесь века; сиденье покрывал слой пыли. Мне Мучительно хотелось чихнуть. Мои преследователи подходили все ближе, в разочаровании колотя кулаками или палками по стоящим автомобилям.
Мимо окна проплыл край грязной куртки. Следов появилась рука, белая и плоская, как дохлая рыба. Потом я видел только темнеющее небо. Я подумал: что, если я умру здесь? Когда меня найдут в этой заброшенной машине? Несмотря на страх, у меня хватило сил приподняться и посмотреть им вслед. Их было четверо, меньше, чем я думал. Эти были моложе тех, что кидали в меня камни. Они уходили вверх по улице, периодически колотя палками по всему вокруг. Я подождал, пока они отойдут на несколько кварталов, и осторожно вышел на тротуар.
Здание суда теперь находилось на полпути между мной и моими преследователями. Они переходили через мост, разговаривая и куря сигареты. Я как можно быстрее побежал к суду. Я пробежал уже футов пятьдесят, когда один из них отшвырнул окурок и указал на меня пальцем.
Тут я впервые в жизни по-настоящему испытал, что значит бег. Это ритм, мерные, сильные движения, согласованная работа всех мышц. Сначала их сбило с толку, что я бегу к ним навстречу, но когда я свернул к зданию суда, они с криками устремились за мной. Мои руки сжались в кулаки; ноги высоко взлетали над тротуаром. Когда я добежал до стоянки полицейских машин, они остановились.
Они что-то кричали мне вслед. Из-за угла с жужжанием вылетел человек на мотоцикле, в черной куртке, похожий на Зака. Его появление на минуту привело моих гонителей в замешательство, и этого времени мне хватило, чтобы ввалиться в желтую дверь со стеклянной светящейся табличкой “Полиция”.
Там сидел человек в форме и печатал на машинке. Увидев меня, он встал, и я увидел на поясе у него пистолет.
– Моя фамилия Тигарден, – сказал я, тяжело дыша, – У меня встреча с шерифом.
– Да-да, – он очень медленно вытащил из машинки лист бумаги. – Подождите.
Левой рукой он потянулся к телефону, продолжая держать правую в опасливой близости к револьверу. В основании телефона виднелся ряд кнопок; он нажал на одну и проговорил в трубку:
– Тигарден здесь.
Положив трубку, он обратился ко мне:
– Идите прямо туда. Он вас ждет. Дверь справа с надписью “шериф”.
Я легко нашел логово Белого Медведя. Кабинет десять на двенадцать, со столом и картотекой. Большую его часть занимал сам Белый Медведь.
– Садись, Майлс, – он кивнул мне на стул рядом со своим столом. – Похоже, у тебя был нелегкий денек.
Глядя на него, я ощутил нашу разницу в возрасте куда острее, чем раньше. В этом грузном человеке с серьезным квадратным лицом мало что осталось от мальчишки, кидавшего бумажные шарики в прихожан пастора Бертильсона. Даже причина для его прозвища исчезла: его шапка белых волос потемнела, а на темени уже просвечивала лысина.
– У тебя, похоже, вся жизнь была нелегкой, но все равно я рад тебя видеть.
– Да, нам есть что вспомнить. Хорошее было время.
– Особенно если сравнить с нынешним. Шайка твоих горожан пыталась забить меня палками. Я еле смог убежать.
Он покачал головой:
– Поэтому ты пришел ко мне так поздно?
– То, что я пришел к тебе, спасло меня. Они гнались за мной до самых дверей участка. Если бы я не пошел сюда, лежал бы сейчас возле Фрибо с разбитой головой.
– Я слышал, ты каждый день сидишь у Фрибо.
– Ты мне не веришь?
– Верю, Майлс. Сейчас многие здесь раздражены. Но я не думаю, что ты был к ним так близко, что сможешь их опознать.
– Я изо всех сил пытался оказаться от них подальше.
– Успокойся, Майлс. Они тебя не тронут, уверяю тебя. Главное, успокойся и не бери в голову.
– Другие твои подопечные сегодня днем бросали в меня камни.
– Да? Они тебя не поранили?
– Вроде бы нет. Поэтому я тоже должен не обращать на них внимания? Только потому, что они не пробили мне череп?
– Это же просто хулиганы. Их немного. Но скажу тебе, Майлс: некоторые приличные люди тоже не хотят, чтобы ты оставался здесь.
– Почему это?
– Потому, что они тебя не знают, вот и все. За сто лет ты единственный, кого упомянули в проповеди. Ты сам не хочешь уехать?
– Нет. Я хочу остаться. Я приехал сюда работать.
– Ага. Ладно. И сколько ты собираешься здесь пробыть?
– До двадцать первого. Потом не знаю.
– Ну, это не так долго. Я только хочу попросить тебя остаться, пока мы не выясним кое-что. Ладно?
– Это что, подписка о невыезде?
– Нет, что ты. Просто просьба.
– Будешь меня допрашивать, Белый Медведь?
– Черт возьми, нет. Мы просто говорим. Я хочу, чтобы ты кое в чем мне помог.
Я откинулся в кресле. Хмель прошел. Шериф Говр смотрел на меня с улыбкой, которую я не мог назвать доброй. Мои органы чувств всегда подтверждали теорию: когда человек изменяется, изменяется и его запах. Раньше от Белого Медведя пахло свежевскопанной землей – особенно сильно, когда он на полной скорости гнал по 93-му свою развалюху или набивал камнями почтовые ящики; теперь он, как и Дуэйн, пах порохом.
– Могу я рассчитывать на твою помощь? Я посмотрел в квадратное лицо человека, который когда-то был моим другом, и сказал:
– Можешь.
– Ты, конечно, слышал об этих девушках. Гвен Олсон и Дженни Странд. Вторую из них нашел твой сосед Ред Сандерсон, и это было не самое приятное зрелище. Моего помощника Дейва Локкена, что сидит там, даже стошнило.
– У него и сейчас не слишком бодрый вид.
– С любым нормальным человеком случилось бы то же, – сказал Говр. – По правде говоря, мы все не можем прийти в себя. Этот сукин сын еще где-то здесь. И мы не знаем, кто это, вот что самое страшное.
– У тебя есть какие-нибудь идеи?
– О, мы стараемся следить за всеми, но видишь ли, никого из местных нельзя и заподозрить. Я шерифствую уже четыре года и хочу быть переизбранным на следующий срок. А ты здесь человек новый, со свежим взглядом. К тому же образованный. Я хочу узнать, может ты видел или слышал что-нибудь подозрительное?
– Погоди немного. Так эти люди, которые гонялись за мной, думали, что это я? Что я их убил?
– Спросил бы их.
– О Боже, – сказал я. – Я не мог и подумать о таком. Мне хватает собственных проблем. Я не затем сюда приехал.
– Сдается мне, ты сам не знаешь, зачем приехал.
– А мне сдается, что это мое личное дело.
Он осекся:
– Да-да, я вижу. Извини.
– Ладно. Ну что ж... я ничего такого не заметил. Некоторые вели себя странно, даже враждебно, но это не то. Встретил одного странного парня... – тут я осекся. Мне не хотелось навлекать подозрения на Зака или Алисон. Белый Медведь вопросительно приподнял брови, – ...но он совсем мальчишка. Не хочу даже называть его. Не знаю даже, чем я могу помочь.
– Просто помни. Если что-нибудь заметишь, сразу звони мне. Ладно, приятель? Я кивнул.
– Вот. Мы можем к двадцать первому покончить со всем этим. А теперь у меня еще несколько вопросов к тебе, – он надел темные очки, став похожим на перекормленного школьника-хулигана, и взял со стола какую-то бумагу:
– Я слышал, ты недавно имел неприятности в Плэйнвью. Мне прислал это тип по имени Фрэнк Драм. Он записал номер твоей машины.
– Боже, – я тут же вспомнил маленького подхалима, который выскочил тогда из таверны.
– У тебя там была какая-то ссора. Ты помнишь?
– Еще бы. Они отнеслись ко мне так же по-доброму, как здешние хулиганы. Все получилось просто глупо. Они слушали радио, и я спросил, что случилось. Им не понравилось мое лицо и то, что я приехал из Нью-Йорка. Вот они и выкинули меня, да еще записали мой номер. Вот и все. Это было как раз в тот день, когда нашли ту девочку.
– Просто для протокола: ты помнишь, где провел предыдущую ночь?
– В каком-то мотеле. Я не помню названия.
– Может, у тебя сохранился счет?
– Я платил наличными. А на кой черт тебе это все надо?
– Это не мне. Там есть коп по фамилии Лараби, вот он и просил меня разузнать.
– Скажи своему Лараби, пусть подотрется. Я ночевал в забегаловке где-то в Огайо, вот и все.
– Ладно, ладно, Майлс. Незачем так волноваться. А где ты поранил руку?
Я в изумлении взглянул на руку. Почти забытая повязка сильно запачкалась и уже начала развязываться.
– Это случайно. Я порезался о свою машину.
– Дейв Локкен может перевязать тебя. Он классно это делает. Когда это случилось?
– В тот же день. Когда я лишился своего обеда.
– Еще один посетитель, Эл Сервис, официальный стукач в этой части графства, утверждает, что перед тем, как уйти, ты сказал странную фразу. Ты вроде бы сказал, что надеешься, что убьют еще одну девушку.
– Я этого не говорил. Я ведь даже не знал тогда, что кого-то убили. Просто я разозлился и пожелал им, чтобы то, что случилось, случилось снова. Сказал, что они это заслужили.
Он снял очки.
– Понятно. Неудивительно, что про тебя пошли слухи, Майлс. Ты ведь даже старую Маргарет Кастад умудрился обидеть.
– Старую кого?
– Жену Энди. Она позвонила мне, как только ты ушел. Сказала, что ты пишешь порнографию, и потребовала, чтобы я выставил тебя из города.
– Ну, об этом я даже говорить не хочу. Она всегда меня недолюбливала. Но сейчас я изменился.
– Как и все мы. Ладно, ты не можешь мне ничего рассказать, но кое в чем ты можешь помочь прямо сейчас. Возьми, пожалуйста, бумагу и опиши все, что случилось в ресторане, и поставь дату и подпись. Я отошлю копию Лараби. Тебе же будет лучше, – он порылся в столе и выудил оттуда лист бумаги и ручку. – В общих словах. Не растягивай.
– Что ж, – я взял бумагу и написал то, что он просил.
– Значит, договорились. Звони, если что вспомнишь.
Я сунул руку в карман и нащупал сложенный листок бумаги:
– Подожди. Ты мне тоже можешь помочь. Скажи, кто, по-твоему, прислал мне вот это? Там внутри – чистый лист, – я достал конверт и положил на стол. Руки у меня опять дрожали. – Это уже второе. Первое было адресовано мне.
Он опять надел очки и склонился над столом. Прочитав фамилию на конверте, он уставился на меня:
– Ты получил еще одно?
– То было адресовано мне. И тоже с чистым листом внутри.
– Ты можешь мне его оставить?
– Нет. Оно мне нужно. Я только хочу узнать, кто его отправил, – я испытал чувство, что совершаю ужасную ошибку. Оно было таким сильным, что у меня задрожали колени.
– Майлс, мне жаль это говорить, но почерк здесь похож на твой.
– Что?
Он подвинул ко мне конверт и мои показания. Почерк действительно был очень похож.
– Но я не писал этого, Белый Медведь.
– Немногие здесь помнят, что меня так звали.
– Ладно. Давай конверт.
– Как хочешь. Только эксперт может разобраться с этим почерком. Дэйв! – он встал и подошел к двери. – Тащи свою аптечку!
* * *
– Я слышал, вы называли его Белым Медведем. Это прозвище мало кто помнит.Локкен и я спускались по Мейн-стрит в сгущающейся темноте. Зажглись фонари, я снова слышал тихое гудение неоновых вывесок. В окнах бара Энглера горел свет, отбрасывая на тротуар желтоватый отблеск.
– Мы старые друзья.
– Должно быть. Вообще-то он от этого прозвища лезет на стенку. Где ваша машина? Похоже, вам уже ничего не грозит.
– А я так не думаю. Белый Медведь велел вам довести меня до машины, и я хочу, чтобы вы так и сделали.
– Черт, тут же никого нет.
– Я недавно тоже так думал. А как вы зовете его, если не Белым Медведем?
– Я? Я зову его “сэр”.
– А Лараби?
– Кто?
– Лараби. Шериф из Плэйнвью.
– Простите, но в Плэйнвью нет никакого Лараби и вообще нет шерифа. Там есть полицейский по фамилии Ларсен, мой двоюродный брат. Шериф Говр звонит туда раз или два в неделю. Это все в его подчинении, все эти маленькие городки – Сентервилл, Либерти, Бланделл. Он считается в них шерифом. Так где ваша машина?
Я стоял посреди темной улицы, смотрел на свой “фольксваген” и пытался осмыслить то, что сказал Локкен. Это было трудно сделать, потому что я увидел, во что превратилась моя машина.
– О Господи. Это ваша? Я кивнул, не в силах выдавить ни слова. Окна были разбиты, крыша и капот покрыты вмятинами. Одна фара болталась на проводе, как выбитый глаз. Я пошел взглянуть на передние фары, потом на задние. Они оказались нетронутыми, но заднее стекло тоже было разбито.
– Порча личной собственности. Вам надо вернуться в участок и подать жалобу. Я подпишусь.
– Нет. Лучше сами скажите об этом Говру. Может, вам он поверит, – гнев закипал во мне, и я схватил Локкена за руку так, что он ойкнул. – Передайте ему, что я подам жалобу Лараби.
– Но я же сказал, что мой двою...
Я уже сел в машину и мучал зажигание.
* * *
Болтающаяся фара оторвалась, как только я взобрался на вершину первого холма. Через треснувшее ветровое стекло я видел только половину дороги, и ту как в тумане. Уцелевшая фара освещала кусты у дороги; луч ее прыгал, как и мое настроение, колеблющееся между гневом и обидой. Так это Лараби хотел знать, как я порезал руку? Лараби нужно, чтобы его избрали еще на один срок?Я думал, что именно Лараби не собирался искать тех, кто гонялся за мной и в разочаровании покалечил мою машину.
Гоня вихляющую машину по бесконечным холмам, я только через некоторое время услышал радио. Должно быть, я машинально нажал на кнопку.
– ...для Кэти, Джо и Брауни от братьев Харди. Девочки, вы, я думаю, знаете, что сейчас будет: добрые старые “Танцы до упаду”. – Девчачьи голоса запищали от восторга. Я сбавил скорость, пытаясь разглядеть поворот сквозь паутину трещин, пока неизвестная мне группа пела какую-то чушь. Навстречу мне проехали фары и исчезли позади, мигнув на прощанье.
Следующая машина просигналила дважды. Я только сейчас заметил, что моя единственная фара светит слишком ярко, и убавил свет.
– Здорово, здорово. Привет вам, братья Харди! А теперь для Фрэнка от Салли что-то очень нежное. Фрэнк, по-моему, она тебя любит, так что позвони ей, ладно? Для тебя поет Джонни Матис.
На подъеме я видел только темное небо. Я нажимал на газ до предела, снижая скорость, только когда машина начинала трястись. Мимо пронесся итальянский пейзаж, сейчас ставший одной сплошной чернотой.
– Следи, Фрэнк, получше за этой маленькой лисой, а то она живо тебя зацапает. Она все равно тебя любит, поэтому не спеши. А теперь немного переменим тему – для учениц младших классов гимназии и мисс Таит от Розы Б., их любимая Тина Тернер – “Река глубока, гора высока”.
Мои шины взвизгнули, когда я изо всех сил надавил на тормоза, увидев перед собой вместо черной дороги каменную стену. Я вывернул руль, и машина изогнулась вправо, заставляя подумать, что сделана из чего-то более гибкого, чем металл. Все еще на опасной скорости я преодолел последний подъем и покатил вниз по склону.
Не сбавляя скорость, я съехал на проселок и прогремел по белому мостику, возле которого Ред Сандерсон нашел тело второй девочки. Музыка пульсировала в моих ушах, как кровь.
– Эге-ей! Говорите об этом всем, только не своему учителю! Все ужасы в это время выходят наружу, так что покрепче заприте двери, ребята. А для всех затерянных в ночи от А до З песня Вэна Моррисона “Послушай льва”.
Наконец-то я вслушался в болтовню радио. Узкая тропинка к дому Ринн была погружена в темноту – я как будто ехал по тоннелю. А и З? Алисон и Зак? “Послушай льва” – это название песни. Высокий баритон запел что-то неразборчивое. Я выключил радио. Мне хотелось только одного – побыстрее добраться домой. Машина миновала старую школу, потом помпезный фасад церкви.
У фермы Сандерсонов дорога огибала красный выступ песчаника, и я склонился над рулем, обратив все внимание на два квадратных дюйма чистого стекла. Потом в свете фары я увидел то, что заставило меня нажать на тормоза и выйти из машины. Я привстал, чтобы лучше видеть.
Сомнения не было: неясная фигура опять была там, между полем и лесом.
Тут сзади меня хлопнула дверь, и я обернулся. Зажегшийся в доме Сандерсонов свет осветил рослого мужчину, стоящего на крыльце. Я посмотрел назад: фигура не исчезала. Выбор был прост.
Я сошел с дороги и побежал.
– Эй! – крикнул мужчина.
Преодолев кювет, я пустился бежать по краю пшеничного поля в направлении леса.
– Эй! Майлс! Стойте!
Я не обратил на этот призыв никакого внимания. До леса было не больше четверти мили. Голос позади меня смолк. И тут фигура отступила за деревья и исчезла.
– Я вас вижу! – крикнул мужчина.
Исчезновение фигуры заставило меня побежать быстрее. Земля была сухой, покрытый стерней, и я то и дело спотыкался, стараясь не потерять место, где она стояла. Пшеница окружала меня плотной черной стеной.
Между полями Сандерсона и Дуэйна тек маленький ручей, у которого ”столкнулся с первой трудностью на пути. Поле кончалось футов за восемь от ручья, дальше росла высокая трава, примятая там, где Дуэйн проезжал на своем тракторе. Изрытая земля превратилась в настоящее болото, и я пошел вдоль ручья, пытаясь найти место почище. Кругом кричали птицы и лягушки, вторя пению сверчков с поля.
Я руками раздвинул высокие жесткие кусты и увидел место, где ручей сужался. Две кочки, поддерживаемые корнями растущих поблизости деревьев, образовывали естественный мост. Я ухватился за одно из деревьев и перепрыгнул ручей, больно стукнувшись лбом о дерево на другом берегу. Оглянувшись, я увидел “фольксваген” на дороге возле дома Сандерсонов. И в доме, и в машине горел свет – я забыл выключить мотор. Что еще хуже, я оставил ключ в зажигании. Миссис Сандерсон и Ред стояли на крыльце и смотрели в мою сторону.
Я выбрался из кустов и, уже не разбирая дороги, поскакал по следующему полю. Я помнил место, где, по моим предположениям, исчезла фигура, и через несколько минут был уже на опушке.
Вблизи деревья выглядели уже не темной однородной массой. Между ними были довольно широкие промежутки, через которые проникал лунный свет. Я шел между дубов и вязов, окруженный пением сверчков; мои ноги ощущали мягкость мха и сосновых игл. Справа что-то затрещало. Повернув голову, я успел увидеть оленя, убегающего прочь с полусогнутыми ногами, как у пловчихи, ныряющей в воду.
Алисон. Она сигналит мне. Она ждет меня где-то здесь. Где-то дальше в темноте.
* * *
Довольно скоро я понял, что заблудился. Не совсем, потому что уклон показывал мне дорогу к полям и людям, но достаточно, чтобы не знать, где я нахожусь. Еще хуже, что я упал, ударился о заросший лишайником корень и потерял направление. Лес вокруг был слишком густым, чтобы разглядеть вдали огоньки фермерских домов. Где-то через полмили я вышел на поляну, но она была вверху, а не внизу. Тем не менее деревья вокруг казались мне знакомыми. Эту поляну я тоже где-то видел, как и черное выжженное пятно в ее центре. Похоже, я никуда не уходил, а кружил на одном месте, пока не заблудился.В самом деле, я помнил это все – огромный дуб позади меня, причудливое сплетение его ветвей, толстое лежащее бревно, о которое я споткнулся. Я крикнул имя моей кузины.
И тут меня охватило поистине литературноеощущение, воспитанное Шекспиром, и Джеком Лондоном, и Готорном, и мультфильмами Диснея, и братьями Гримм – чувство жути, переходящее в дикий страх. Вероятно, этот страх был вызван самим лесом, его чуждой, безжалостной природой. Меня окружало зло. Не дарвиновское безразличие, а настоящая, неприкрытая враждебность. Никогда раньше я не испытывал подобного чувства, чувства человеческой песчинки под ногой могучей и страшной силы. Алисон была частью этой силы, она завлекла меня сюда. Я знал, что если не убегу тут же, меня схватят ужасные корявые руки – сучья, меня раздавят камни и бревна, мои рот и глаза забьются мхом. Я умру, как умерли те девушки. Как глупо было думать, что их убили обычные люди!
Наконец через какое-то время ужас отпустил меня, и я побежал куда глаза глядят. Ветки цеплялись мне за одежду и пытались пропороть живот; камни скользили у меня под ногами. Много раз я падал. Когда я в очередной раз поднялся, отряхиваясь от иголок и листьев, я увидел, что Бог сжалился надо мной. Зло исчезло. Через заросли просвечивал огонек человеческого жилья. При виде его ко мне начал возвращаться разум. Искусственное освещение – гимн разумности, лампочка отгоняет демонов. Я испытывал теперь не больше страха, чем если бы гулял по расчерченным садам Версаля.
Даже мои комплексы вернулись ко мне, и я почувствовал обиду. Обиду на призрака Алисон, который завлек меня и бросил в самый решительный момент. С этим тигарденским чувством я подошел к дому и понял, наконец, где я очутился. Когда я подходил к крыльцу, мое тело все еще сотрясала дрожь облегчения.
Она стояла на крыльце в мужской куртке с рукавами, свисающими ниже кончиков пальцев. На ней по-прежнему были высокие резиновые сапоги.
– Кто тут? Майлс? Это ты?
– Конечно, я. Я заблудился.
– Ты один?
– Вы у меня постоянно это спрашиваете.
– Но я слышала двоих. Я уставился на нее.
– Заходи, заходи. Я поставлю кофе.
Я вошел, чувствуя на себе ее изучающий взгляд.
– Майлс, да что с тобой такое? Ты весь в грязи. И одежда порвана, – она поглядела на мои ноги. – Сними-ка туфли, прежде чем идти на кухню.
Я стащил туфли – два комка грязи. Только сейчас у меня начали болеть многочисленные мелкие порезы и ушибы да еще нога, как раз в том месте, где я ее ударил, когда накануне падал в подвал вместе с креслом.
– Майлс, что ты тут делаешь в такое время?
Я упал в кресло, и она пододвинула мне чашку кофе.
– Тетя Ринн, вы уверены, что слышали в лесу кого-то, кроме меня?
– Ну, может, это была курица. Они иногда удирают, – она сидела в старом кресле рядом со столом. Ее длинные белые волосы падали на плечи серой твидовой куртки. Пар из чашек сонно вился между нами. – Дай-ка я займусь твоим лицом.
– Не беспокойтесь, – начал я, но она уже мочила тряпицу в раковине. Потом она взяла с полки горшочек и вернулась ко мне. Мокрая тряпка приятно холодила лицо.
– Я не сказала тебе сразу, Майлс, но тебе лучше уехать из долины. С тобой случилась беда, когда ты был здесь раньше, и теперь тебя подстерегает еще большая беда. Но если ты останешься, я хочу, чтобы ты оставил дом Джесси и перебрался сюда.
– Я не могу.
Она открыла горшок и стала мазать мои раны густой зеленой микстурой. В ноздри мне ударил запах леса.
– Это мазь из трав, Майлс. Так что ты здесь делаешь?
– Ищу кое-кого.
– В лесу ночью?
– Да, кто-то разбил стекла в моей машине, и мне показалось, что он побежал в лес.
– А почему ты дрожишь?
– Не привык бегать, – ее пальцы продолжали втирать мазь в мое лицо.
– Я могу защитить тебя, Майлс.
– Мне не нужна защита.
– Тогда почему ты так испуган?
– Это просто лес. Темнота...
– Иногда темноты нужно бояться, – она сердито посмотрела на меня. – Но не нужно мне лгать. Ты искал не того хулигана. А кого?
Я подумал о деревьях, нависающих над домом, о тьме, окружающей этот маленький круг света.
Она сказала:
– Тебе нужно собрать вещи и уехать. Возвращайся в Нью-Йорк. Или поезжай к своему отцу во Флориду.
– Не могу, – лесной запах дымкой висел надо мной.
– Ты погибнешь. Тогда хотя бы перебирайся ко мне.
– Тетя Ринн, – сказал я. Мое тело опять начинало дрожать. – Некоторые думают, что я убил тех девушек. Поэтому они и разбили мою машину. Что вы можете им сделать?
– Они никогда сюда не придут. Никогда не ступят на эту тропинку, – я вспомнил, как меня пугали в детстве подобные ее фразы и этот взгляд. – Они городские. Им нечего делать в долине.