Страница:
Прощай, наш общий дом. Пятнадцать лет мы действовали сообща. Каждый на своем месте, на своем боевом посту. Очень хочется сказать что-то вроде: «Мы ещё вернемся!». Но кто его знает? Вернемся ли?
— Господа офицеры, какие будут предложения? Прошу высказываться.
У нас в Центре в ходу старинный морской порядок. Первыми свое мнение высказывают младшие по званию. Значит первым должен говорить Тагир. Звания у них со Славой одинаковые, но Бирюков уже на подходе к майору, а он свою четвертую звездочку получил всего полтора года назад.
— Со мной все ясно. Я уеду на историческую родину выяснять, где там пасутся наши танковые табуны. Только вот ещё что. Командир, ты что-то говорил о ребятах-танкистах из Грозного. Которых в Москву на комиссию сдернули.
— Говорил.
— Поскольку, как я понимаю, их невиновность в пропаже восьмидесяток у нас не вызывает сомнений, я с твоего позволения это дело прикрою.
— Каким образом? — спрашиваю я.
— Не образом, а чем-то вроде свечки. — Тагир оскаливает в ухмылке свои ровные белые зубы. — Знаешь, чем отличались господа времен Российской Империи от господ времен Союза?
— Чем?
— Первые ходили с парадного хода, когда остальные с черного, а вторые наоборот. Скажем тебя, майора ГРУ, когда ты придешь и попросишь не то, что дело прикрыть, а адрес, где они разместились сообщить, пошлют темным лесом ленинским курсом, а меня, как авторитетного представителя одной из противоборствующих сторон независимого от законов восточного государства, выслушают со всевозрастающим вниманием и, более того, я практически уверен, с дорогой душой пойдут навстречу, — глядя куда-то в потолок, произносит Насурутдинов.
— Ну, это как сказать, — вяло огрызаюсь я.
— Хочешь — по-русски, хочешь — по-татарски, а можешь на узбекском. Без разницы. Впрочем, насчет дорогой души я, может, и погорячился. Души там по большей части дешевые, — обреченно машет он рукой.
— Ладно, рискни. Но при первом же запахе опасности — уходи. Геройство нам ни к чему.
— Это уж не извольте беспокоиться. Постараюсь, — охотно соглашается Тагир.
— Хорошо. Держись на связи. — Я перевожу взгляд на Славу.
— Если других указаний не будет, — как обычно, негромко начинает он, — то я, пожалуй, займусь эвакуацией имущества.
— Куда? — переспрашиваю я, обводя взглядом коллег.
— Мы тут с Валерой сняли домик под офис фирмы «УСК», — поясняет Бирюков. — Бюро по трудоустройству уже выдана заявка на комплектацию легального персонала. Да ты не журись, с закрытием Центра в России много новых юридических масок появится.
— Как?!
— «У.С.К.» — «Утро стрелецкой казни». По-моему, очень актуальная картина, — задумчиво глядя в потолок, произносит он.
— Да ну тебя! Когда ж вы успели?! — наконец, приходя в себя.
— Когда мы успели? — Слава поворачивается к нагло ухмыляющемуся Пластуну.
— В прошлую среду, — вставляет тот. — Учредители, естественно, липовые, но командный состав наш. С благославления и по настоянию высокого руководства.
— Конспираторы! И чем же занимается ваше детище? — ухмыляясь, качаю головой я.
— Наше детище, Саша, наше, — вставляет тот. — Заниматься оно может чем угодно, вплоть до вывода спутников-шпионов на околоземную орбиту. Но это, конечно, по особой лицензии. А насчет конспирации — это ты зря. Подумай сам. Вдруг бы в мозгу Верховного Главнокомандующего произошел временный проблеск, и он не стал пилить сук, на котором сидит?
Я кривлю губы в брезгливой усмешке:
— Сомнительно.
— Да, крайне маловероятно, но некий шанс, отличный от нуля, имелся. Вот тогда-то и пустили бы мы «УСК-лимитед» Летучим Голландцем по безбрежному морю российской экономики, — делано вздохнув, мой друг машет вслед невидимому кораблику УСК.
— Хорошо. Молодцы. Одобряю. В общем так, Слава, вы перевозите все наше движимое имущество в офис и быстро приступаете к работе. Сейчас у нас на повестке дня: дело Мюррея, отдельным вопросом — этот самый мистер Х, Макс Коулер, и, наконец, архив госбезопасности — дело Васи Покера. Откуда мог взяться его ствол в квартире? Нам нужны все, кто мог быть причастен к пропаже револьвера.
— Понятно.
— По Мюррею и компании. Постарайся раскопать всю имеющуюся у них собственность. В том числе и ту, что записана на близких родственников, любовниц и домашних животных.
Ответом мне служит печальный вздох. Задача, поставленная мною требует огромного времени, внедренной агентуры и многого другого. Ничего этого у нас пока нет. Но вариантов тоже нет. И с этим приходится считаться. Оттого вздох оставляем без внимания.
— Дальше, — продолжаю я, — Коулер. Проверь по возможности, не въезжал ли он в страну каким-либо другим путем. Где жил, сколько.
— С кем встречался, с кем пил, с кем спал, — улыбается Валера. — По-моему нам пора обратиться к гадалке. Компьютеру, боюсь, такое не под силу.
— Понадобится, обратимся к гадалке, к астрологу, хоть к дельфийскому оракулу — разницы нет. Но пока будем работать с тем, что есть. Сначала протрусим, что имеется на эту тему в сетях.
— Будем считать, что ты меня убедил. Тогда позволь мне дать тебе один совет, командир, — кивает Пластун, сочувственно глядя на Славку.
— Валяй.
— Васю Покера скинь полковнику. У него с Комбинатом связь более короткая.
— Спасибо. Пожалуй, ты прав. Хорошо. Валера, теперь ты.
— А что я? После того, как мы перетаскиваем все в офис, я провожу рекогносцировку дома Рыбакова. Слава Варвару Кондратьевну предупредит. А дальше — как договорились. Завтра захожу, бью в голову охранника и возвращаюсь на исходные рубежи.
— Смотри только, не переборщи. Он живой нужен. Да так, чтобы способен был давать показания.
— Ну, ты уж совсем из меня какого-то Бармалея делаешь. Жив будет наш свидетель, никуда не денется.
— Верю тебе на слово. Ладно. У меня на повестке дня Горелов и генерал Банников. Послушаем, какую работу предложит он отставному спецназовцу?
Погружаюсь в сон так же быстро, как уходит под воду подводная лодка, обнаруженная с воздуха во время всплытия… Господи, неужели и во сне меня будут преследовать телефонные звонки! Хотя стоп, звонок мне как раз не снится. Продираю глаза и хватаюсь за телефонную трубку.
— Да! Слушаю вас, — бормочу я, пытаясь на ходу прийти в себя.
— Сашенька, привет! — доносится до меня радостный женский голос. Это Птаха.
— Здравствуй солнце мое, я рад тебя слышать, — мурлычу я.
— Я тоже рада. Кстати, я тебе звоню со вчерашнего вечера. Где тебя носит? — недовольно интересуется Аня.
— Работал, — оправдываюсь я.
— Работал. Позволь узнать кем? — для проформы возмущается красавица.
— Машину стерег, — начинаю я художественную лепку горбатого.
— Ага, сторожем, значит. Хорошо, сделаю вид, что поверила. Ладно, вот что, ударник строительства светлого будущего. Ты там как, в состоянии вести деловую беседу?
— В общем, да, — моментально настораживаюсь я.
Досужая беседа окончена, пошел конструктив.
— Это хорошо. Нас с тобой папенька ждет вечером на даче. Воскресные чаи в нашем доме — это ритуал. Так что подготовься, — предупреждает Птаха.
— Как юный пионер! — браво рапортую я, салютуя телефоном.
— Почему-то я тебе верю. В общем, в полшестого я тебя жду на углу Бутырского вала и Тверской-Ямской, если ехать из центра.
— Буду непременно, — честно признаюсь я.
— Ах, — вздыхает Птаха. — И в это верю. До встречи, Сашенька.
— Пока. Целую нежно.
— Предоставлю тебе возможность продемонстрировать это при встрече, — кокетливо завершает беседу она.
Ну вот, будем считать, что выспались. Вскакиваю, гляжу на часы. До условленного времени ещё полтора часа. Хорошо. Разминка. Душ. Экстренное бритье. Яичница с ветчиной и помидорами. Бадейка крепчайшего кофе. Прощальный взгляд в зеркало.
Ничего, так себе Александр Васильевич. Вполне европейский джентльмен. Ну что, все на месте? Ничего не забыл? Ключи от гаража и машины в тумбочке под телевизором. Пистолет на всякий случай прихватим с собой. Завтра с утра прямо с дачи придется мчаться в Коробковку на свидание с генерал-лейтенантом Банниковым. Не стоит, конечно, по большему счету, Тимофей Прокофьевич прекрасных глаз Птахи, но — увы! — без него похоже, не обойтись. Придется завтра показывать товар лицом. Причем, не просто лицом, а чисто вымытым, выбритым наодеколоненым и с галстуком-бабочкой под подбородком. Иначе никак.
Стремительно спускаюсь вниз, на ходу улыбаясь соседским бабулям.
— Добрый вечер… Добрый вечер… Добрый вечер.
Очень надеюсь, что действительно добрый. Вот дверь моего гаража. Отработанный взгляд по периметру. Никаких новинок со дня моего последнего появления? Никаких. Все чисто. Контролька на месте. Бояться мне, пока вроде бы нечего, но опасаться стоит. Ни чего-то конкретно, а вообще. Опасение — это не процесс, это внутреннее состояние постоянного ощущения опасности. Пропало состояние — значит, либо тебе пора на покой, цветы выращивать, либо ты уже умер. Третьего не дано. В нашем деле надеяться на одну лишь молниеносную реакцию — признак дилетантизма. Когда работаешь против профессионалов, испугаться не успеваешь. Это только в кино крутые телохранители или ещё более крутые террористы, паля из десятка стволов с трех-пяти метров, в главного героя попасть не могут. В жизни такой супермен подохнет, даже не успев принять соответствующую случаю позу.
Нажимаю на кнопку электронного ключа. Ключ у меня хитрый. Кроме основной своей функции — запирания автомобильного замка, у него есть ещё одна проверка на постоянно работающие жучки. Так сказать, грубая зачистка. Для более тщательной у меня тут же в гараже детекторы припрятаны. Однако, слава Богу, все тихо, без изменений.
Моя машинка не часто выходит на трассу. Признаться, вождение у меня не входит в число любимых занятий. Поэтому по большей части серой лошадке «Шкоде-Фелисии» приходится грустить в гараже. Что ж, пора прогуляться…
Птаха появляется, едва только я успеваю затормозить. Идет, чуть покачивая бедрами, мужчины крутят вслед за ней головами, и кажется я слышу их сдавленный стон и зубовный скрежет. Распахиваю дверцу. Добро пожаловать, прекрасная гостья! Излишне говорить, что вы прекрасно выглядите. Так прекрасно, что это идет вразрез со всеми канонами конспирации. Потому как, если голова идет кругом, какая уж тут к черту конспирация.
— Привет, Сашенька! — Аня легко впархивает в салон и чмокает меня в щеку. — Не долго ждал?
— Только подъехал, — честно признаюсь я.
— Вот и чудесно. Выезжай на Тверскую, оттуда — на Ленинградское шоссе, — командует она.
— Куда едем? — спрашиваю я, включая двигатель.
— На дачу к полковнику милиции Потапову, а ты куда думал? — интересуется Анюта.
Я гляжу назад. Поехали. Дорога свободна.
— Ну и что у тебя хорошенького? — Задаю я дежурный вопрос.
— Все превосходно! А впрочем, ничего интересного не происходит. У тебя-то как?
— Да как тебе сказать? Проблемы, проблемы. Слава Богу, крупных неприятностей практически нет, — не моргнув глазом, вру я.
Это заведомо неправда, но не рассказывать же моей прелестной спутнице о закрытии Центра. А потом, кто сражается — тот не побежден.
— Ну ничего, посидишь у нас на даче, развеешься. У нас там тихо, зелено, птицы поют. Отец будет рад с тобой познакомиться, — небрежно бросает Птаха.
— Даже так? — я в силу возможностей имитирую удивление.
— Да! Я ему тебя расписала чуть ли не как героя нашего времени.
— Как Наташе? — усмехаюсь я, с затаенной тоской вспоминая недавнюю встречу.
— Примерно. Кстати, ты ей очень понравился, — словно невзначай, бросает Птаха.
— Я? Ей? — спрашиваю я с нарочитым изумлением.
— Именно. Она очень обижалась, что ты уехал, не попрощавшись с ней, — взгляд Ани чист и невинен.
— Так карта легла. Ты же знаешь, я должен был уехать, — глупо оправдываюсь я, понимая, что все мои заботы в этот час никого не волнуют.
— Знаю. Но не могла же я рассказать об этом Наталье.
— Ты права, — вздыхаю я. — Извинись за меня перед ней.
— Зачем? Доедем, сам извинишься, — произносит она нарочито скучающим тоном.
— То есть? Не понял? — я поворачиваю голову и впериваю взгляд в безмятежное лицо Анны.
— Поверни голову. Следи за дорогой! — все с тем же безмятежным выражением заявляет она. — Что тут непонятного? Когда я рассказала Натали о том, что ты будешь на выходных у нас, она срочно захотела тоже отдохнуть и, что самое забавное, в том же месте.
— Шутишь? — все ещё не веря в услышанное, невпопад бросаю я.
— Почти нет. Я же сказала тебе, ковбой, что ты ей понравился.
— Почему? — вопрос несомненно глупый, о чем я тут же узнаю от Птахи.
— Видимо потому, что ты первый мужчина, который не попытался её закадрить в первые пять минут знакомства, — она корчит забавную гримаску, долженствующую, видимо, означать пылкость чувств, возникающих у мужчин при взгляде на её подругу.
Что и говорить, аргумент веский. Впрочем, не будь я в тот вечер на работе, глядишь, у неё был бы шанс изменить мнение обо мне в худшую сторону.
Мы мчимся по шоссе, лавируя между спешащими за город иномарками и отечественными коньками-горбунками, чтобы, подобно многим счастливцам, имеющим жилье не в белокаменной, дать роздых душе среди красот среднерусской, сердцу близкой, подмосковной полосы. Вот позади МКАД — граница страны Московии, которую, ежели вдруг придет в голову очередному городничему обнести, как встарь, крепостной стеной всея Руси столицу — шедевр фортификационного искусства явится, сродни Великой Китайской стене.
— Анечка, тебе ничего в этом не кажется странным? — кривлю я губы в саркастической ухмылке.
— Ты о чем? — словно не понимая, спрашивает она.
— Об этой встрече. Тебе не кажется, что одна известная мне очаровательная особа настоятельно желает, чтобы я познакомился с её лучшей подругой как можно ближе? Я достаточно понятно сформировал свою мысль?
— Сашенька, — Птаха кладет мне руку на плечо и ерошит волосы. — Я очень люблю тебя и очень люблю Наташку. Поэтому я хочу, чтобы, она стала твоей женой.
Нельзя же говорить такие вещи на ста км в час!
— Ты это серьезно?! — Я едва успеваю повернуть руль в сторону, чтобы не слететь с трассы.
— Разве похоже, что я шучу? — в зеркале я вижу её насмешливо-удивленный взгляд.
— Да вроде нет. Все равно, как-то все глупо получается.
— Ерунда. Жизнь как жизнь, — пожимает она плечами и откидывает голову на подголовник.
— А как же ты? — задаю я вполне, на мой взгляд, резонный вопрос.
— Я? — голос Ани становится немного печальным. — Понимаешь в чем дело, Сашенька, я тебя действительно очень люблю. Но мне никогда не удастся быть рядом с тобой. Я уже как-то сходила замуж и знаю, что не смогу жить в неволе. Какой бы золотой она не была. Я буду твоей возлюбленной, но не более того. А кроме того, я слишком ценю тебя как друга и боюсь, что если бы мы вдруг стали бы жить вместе — это быстро прошло. Натаха не такая. Она очень милая и домашняя.
— Ты это уже говорила, — киваю я.
— И ещё раз повторю! — с внезапным напором произносит Анюта так, словно я собираюсь ей противоречить. — Ты её ещё толком не знаешь. Она чудо!
— Кто бы спорил!
— Вот и не спорь. Муж ей нужен — это факт. Причем, не какой попало. Не лось новорусский, а настоящий мужчина. Чтоб как за каменной стеной. — Птаха поднимает свой кулачок. — Вот такой как ты. Понял?
— Понял, — вновь киваю я. — Солнце мое, ты прелесть.
— Спасибо, что заметил. Только я тебя очень прошу, на даче — ты мой старый друг и… побольше внимания Натали. Чего ты рожи строишь? Я серьезно говорю!
Вот так-то. Как говаривала Татьяна Ларина, «Судьба моя уж решена». Без меня меня женили. Ай да Птаха! Ну что скажешь этой сумасбродке?
Впрочем, в одном она несомненно права. Если думать о семье — то сейчас. Еще несколько лет, и кому я буду нужен? Просто аж странно, что моя кандидатура рассматривается среди претендентов на благосклонность Натальи Воронец. Тем более, если рассматривать, её в смысле мою кандидатуру, с точки зрения каменной стены. Понятное дело, у новых русских шанс угодить под пулю или привести в действие взрыватель, поворачивая ключ зажигания собственной машины, весьма высок, но у меня то он не ниже! Даже если придерживаться версии майора спецназа…
— Сейчас будет поворот направо, — произносит Аня. — Сашенька, ты, правда, на меня не сердишься?
Остается лишь пожать плечами. Сердиться на эту рыжеволосую красавицу, неизъяснимым образом объединившую в себе светскую даму с системной хипушкой, мне физически не удается. Хотя, наверное, стоило бы.
Минут десять мы едем в полном молчании. Сгущающиеся сумерки размывают контуры придорожных кустарников, отстоящих поодаль деревьев и дачных домиков, ни коим образом не согласующихся с новомодным словом «коттедж».
— Теперь давай налево. Вон видишь, зеленые ворота. Там погуди. Мы приехали.
Лай, доносящийся из-за забора, подтверждает, что нас ждут.
— Тихо, Барбос! Свои, — властно кричит Аня. — Не обращай внимания. Он только на чужих бросается. Она поворачивает ручку калитки, устрашающего вида мастифф сидит на дорожке, выжидающе глядя на нас.
— Саша, знакомься. Руи де Барби принц Лос-Риос, попросту Барбос, — представляет мне Птаха пса Баскервилей. — А это Саша Лукин де Рос спецназ.
Могучая псина подходит ко мне, внимательно обнюхивает и удовлетворенно удаляется прочь.
— Саша, что ты стоишь? Помоги мне открыть ворота. Или ты хочешь, чтобы твой мустанг ночевал на улице?!
— Аня, — слышу я голос с веранды. — Ну, наконец то вы добрались!
Мужчина, произнесший эти слова, лет на десять старше меня, но по всему видно, что жалоб на плохую физическую форму у него нет и быть не может. Он высокий, поджарый и жилистый и наверняка принадлежит к той породе мужчин, которые даже далеко за полтинник производят на дам неотразимое впечатление. Птаха чем-то неуловима похожа на него, хотя тип лица, пожалуй, совершенно другой. Вот разве что разрез глаз и ямочка на подбородке.
— Я, кажется рассказал нашей очаровательной гостье все известные мне приличные анекдоты, — продолжает он. — Задержись вы ещё немного…
— Папа! — Птаха лукаво улыбаясь, грозит ему пальцем. — Прекрати немедленно! Лучше познакомься. Саша, — она поворачивает лицо ко мне, — ты у нас майор?
Я утвердительно киваю.
— Познакомься, мой друг, майор спецназа Александр Лукин, а это папа, Николай Сергеевич, полковник Потапов по совместительству. — Крепкое рукопожатие. — Ну вот и познакомились.
Следом за Анютиным отцом на веранде появляется Натали. Господи, неужели эта красавица уготована мне в жены?! Быть того не может! Бред болезненный. Что-то тут Птаха наговорила из области фантастики. Но как хороша, черт возьми!
Первый тур обещанного чая длится где-то около часа.
— Милые дамы, — произносил, наконец, радушный хозяин. — Если вы не будете сильно возражать, мы с Сашей пойдем покурим, а вы пока займитесь столом.
Подмосковный вечер тем временем перерос в подмосковную ночь, но от этого не стал нам менее дорог. Сад полон мирных, до нелепого мирных звуков. Цикады, лягушки, какие-то болтливые пичуги — в общем, все то, что составляет тишину нашей ночи.
— Куришь? — полковник достает пачку «Салема».
— Практически нет.
— Понятно, перекуриваешь. Для улучшения контакта. Дыхалку бережешь?
— Именно, — киваю я.
— Это правильно. Ладно. Все ерунда. Аня сказала, что тебе нужна моя помощь, — затягивается сигаретой Николай Сергеевич.
— Нужна. Очень нужна. Если разрешите, я буду говорить без обиняков, как офицер с офицером, — начинаю я, прикидывая в уме, какую часть информации я имею право выложить.
— Саша, во-первых, на ты, а во-вторых, только без обиняков и никак иначе.
Мой скорбный монолог затягивается надолго. И хотя я имею право разгласить далеко не все, что знаю, увы, мне есть, что рассказать. Во время беседы Птаха пару раз выглядывает на веранду, проверяя, не заснули ли мы. Нет, не заснули. От таких речей особо не поспишь.
— Мужики! — наконец, взрывается она. — Сколько можно языками чесать! Чай уже льдом покрылся!
— Анечка, не шуми, — успокаивает её отец. — Ничего с чаем не сделается. Через пару минут мы придем.
— Саша! — Птаха угрожающе хмурит брови. — Помни, о чем мы говорили.
— Солнце мое — пять минут.
— Неисправим! — обреченно констатирует она. — Где вас таких делают?!
Анна удаляется и вся её фигура является воплощением высочайшего неудовольствия. Я печально гляжу ей в след, невольно ловя себя на мысли, что куда охотнее сейчас сидел бы с ней и Натали за чашкой круто заваренного чая, а то и чего покрепче, чем копаться в этих залежах дерьма. Однако выбор не велик.
— Понятно, — задумчиво произносит Николай Сергеевич, дождавшись окончания моего рассказа. — Что я могу тебе сообщить вполне официально: вы вляпались в крайне скверную историю. Огромные деньги, практически неограниченные возможности, непробиваемая крыша. М-да. Скверная история, — повторяет он. — Хорошо, а я-то чем могу быть полезен?
— Нам нужна как можно больше полезной информации о работе фирмы «Приватир-инвест». Ее структура, связи, клиенты, смежники, банковские счета, имена и характеристики работников, движимое и недвижимое имущество, партнеры — в общем все, что может иметь хоть какое-то отношение к деятельности фирмы. Отдельно нас интересует Тенешевский завод. Сколько эшелонов с техникой приходит и откуда. Сколько уходит и куда. Маршруты и документальная поддержка.
— Понятно. Дальше можешь не продолжать. — Полковник Потапов достает из пачки новую сигарету и чиркает зажигалкой. — Саша, не обижайся, но вряд ли я смогу тебе помочь. Пойми меня правильно. Безусловно, то, о чем ты говоришь — чистейшей воды экономическая преступность. Более того, каким-то концом она даже касается моей префектуры, так что пресечь эти преступные деяния — вроде бы моя прямая обязанность. Однако здесь есть масса «но», которые все мои полномочия практически сводят к нулю. Как ты сам отлично понимаешь, законы вещь искусственная, к жизни отношение не имеющая, а в нашей несчастной стране так и подавно. Одни их пишут и принимают, ни на секунду не думая их выполнять, так как сами они стоят над законом. Другие эти самые законы не выполняют, поскольку как мы уже говорили, жить по ним невозможно, лучше сразу помереть, третьи, и таких немало, клали на все законы с высокой колокольни, поскольку никогда и никакие законы соблюдать не собирались. В этом, можно сказать, их жизненное кредо. Есть конечно, ещё одна категория людей — те, которые с законом никак не сталкиваются. Но ты же понимаешь, переход на летнее время в неположенном месте пришить можно любому. Как ни крути, действия милиции в основном сконцентрированы на деятельности второй группы законопослушных граждан. Она, как правило, наиболее уязвима и все её попытки обороняться редко выходят за попытку побега с деньгами за границу, подкуп мелких должностных лиц или ведение двойной бухгалтерии с целью укрытия от драконовских налогов своих, порою довольно честно заработанных денег. В этом случае, мы встаем горой и с гиканьем и свистом крутим руки нарушителям закона. С третьей категорией сложнее, поскольку в деле непримиримой борьбы с уголовным кодексом они профессионалы и, надо признаться, достигли в этом ремесле очень впечатляющих успехов. Когда нам удается хотя бы на время нейтрализовать, я подчеркиваю, нейтрализовать, а не уничтожить, кого-либо из этой плеяды — такой день можно считать праздником, хотя и ненадолго и не без последствий. Обычно в таком случае нити-то наших «жертв» идут высоко наверх, а туда нам вход строго настрого-заказан. Так что дело чаще всего прикрывается, и мы все равно в конечном итоге остаемся в дураках… Вот так-то! — он замолчал и вновь затянулся сигаретой. Несмотря на плавность речи, по всему видно, что говорит он о наболевшем, и оттого монолог его кажется особенно искренним. — Такие вот дела, Саша. А ты говоришь, Горелов. О чем ты? Такие звери нам не по зубам. Стоит только дернуться в его сторону, как в лучшем случае окажешься где-нибудь в Нижневартовске старшим участковым…
— Но я не прошу заводить дело, — пытаюсь вклиниться я в его страстную речь.
— Без дела ещё хуже. Так я хоть людей послать могу, запросы официальные, наблюдение установить, а частным порядком — что? Ходить по управлению, спрашивать, не знает ли кто чего? Или, может, прикажешь ехать на станцию и самому считать вагоны.
* * *
Последнее летучее совещание перед открытием кингстонов [31].— Господа офицеры, какие будут предложения? Прошу высказываться.
У нас в Центре в ходу старинный морской порядок. Первыми свое мнение высказывают младшие по званию. Значит первым должен говорить Тагир. Звания у них со Славой одинаковые, но Бирюков уже на подходе к майору, а он свою четвертую звездочку получил всего полтора года назад.
— Со мной все ясно. Я уеду на историческую родину выяснять, где там пасутся наши танковые табуны. Только вот ещё что. Командир, ты что-то говорил о ребятах-танкистах из Грозного. Которых в Москву на комиссию сдернули.
— Говорил.
— Поскольку, как я понимаю, их невиновность в пропаже восьмидесяток у нас не вызывает сомнений, я с твоего позволения это дело прикрою.
— Каким образом? — спрашиваю я.
— Не образом, а чем-то вроде свечки. — Тагир оскаливает в ухмылке свои ровные белые зубы. — Знаешь, чем отличались господа времен Российской Империи от господ времен Союза?
— Чем?
— Первые ходили с парадного хода, когда остальные с черного, а вторые наоборот. Скажем тебя, майора ГРУ, когда ты придешь и попросишь не то, что дело прикрыть, а адрес, где они разместились сообщить, пошлют темным лесом ленинским курсом, а меня, как авторитетного представителя одной из противоборствующих сторон независимого от законов восточного государства, выслушают со всевозрастающим вниманием и, более того, я практически уверен, с дорогой душой пойдут навстречу, — глядя куда-то в потолок, произносит Насурутдинов.
— Ну, это как сказать, — вяло огрызаюсь я.
— Хочешь — по-русски, хочешь — по-татарски, а можешь на узбекском. Без разницы. Впрочем, насчет дорогой души я, может, и погорячился. Души там по большей части дешевые, — обреченно машет он рукой.
— Ладно, рискни. Но при первом же запахе опасности — уходи. Геройство нам ни к чему.
— Это уж не извольте беспокоиться. Постараюсь, — охотно соглашается Тагир.
— Хорошо. Держись на связи. — Я перевожу взгляд на Славу.
— Если других указаний не будет, — как обычно, негромко начинает он, — то я, пожалуй, займусь эвакуацией имущества.
— Куда? — переспрашиваю я, обводя взглядом коллег.
— Мы тут с Валерой сняли домик под офис фирмы «УСК», — поясняет Бирюков. — Бюро по трудоустройству уже выдана заявка на комплектацию легального персонала. Да ты не журись, с закрытием Центра в России много новых юридических масок появится.
— Как?!
— «У.С.К.» — «Утро стрелецкой казни». По-моему, очень актуальная картина, — задумчиво глядя в потолок, произносит он.
— Да ну тебя! Когда ж вы успели?! — наконец, приходя в себя.
— Когда мы успели? — Слава поворачивается к нагло ухмыляющемуся Пластуну.
— В прошлую среду, — вставляет тот. — Учредители, естественно, липовые, но командный состав наш. С благославления и по настоянию высокого руководства.
— Конспираторы! И чем же занимается ваше детище? — ухмыляясь, качаю головой я.
— Наше детище, Саша, наше, — вставляет тот. — Заниматься оно может чем угодно, вплоть до вывода спутников-шпионов на околоземную орбиту. Но это, конечно, по особой лицензии. А насчет конспирации — это ты зря. Подумай сам. Вдруг бы в мозгу Верховного Главнокомандующего произошел временный проблеск, и он не стал пилить сук, на котором сидит?
Я кривлю губы в брезгливой усмешке:
— Сомнительно.
— Да, крайне маловероятно, но некий шанс, отличный от нуля, имелся. Вот тогда-то и пустили бы мы «УСК-лимитед» Летучим Голландцем по безбрежному морю российской экономики, — делано вздохнув, мой друг машет вслед невидимому кораблику УСК.
— Хорошо. Молодцы. Одобряю. В общем так, Слава, вы перевозите все наше движимое имущество в офис и быстро приступаете к работе. Сейчас у нас на повестке дня: дело Мюррея, отдельным вопросом — этот самый мистер Х, Макс Коулер, и, наконец, архив госбезопасности — дело Васи Покера. Откуда мог взяться его ствол в квартире? Нам нужны все, кто мог быть причастен к пропаже револьвера.
— Понятно.
— По Мюррею и компании. Постарайся раскопать всю имеющуюся у них собственность. В том числе и ту, что записана на близких родственников, любовниц и домашних животных.
Ответом мне служит печальный вздох. Задача, поставленная мною требует огромного времени, внедренной агентуры и многого другого. Ничего этого у нас пока нет. Но вариантов тоже нет. И с этим приходится считаться. Оттого вздох оставляем без внимания.
— Дальше, — продолжаю я, — Коулер. Проверь по возможности, не въезжал ли он в страну каким-либо другим путем. Где жил, сколько.
— С кем встречался, с кем пил, с кем спал, — улыбается Валера. — По-моему нам пора обратиться к гадалке. Компьютеру, боюсь, такое не под силу.
— Понадобится, обратимся к гадалке, к астрологу, хоть к дельфийскому оракулу — разницы нет. Но пока будем работать с тем, что есть. Сначала протрусим, что имеется на эту тему в сетях.
— Будем считать, что ты меня убедил. Тогда позволь мне дать тебе один совет, командир, — кивает Пластун, сочувственно глядя на Славку.
— Валяй.
— Васю Покера скинь полковнику. У него с Комбинатом связь более короткая.
— Спасибо. Пожалуй, ты прав. Хорошо. Валера, теперь ты.
— А что я? После того, как мы перетаскиваем все в офис, я провожу рекогносцировку дома Рыбакова. Слава Варвару Кондратьевну предупредит. А дальше — как договорились. Завтра захожу, бью в голову охранника и возвращаюсь на исходные рубежи.
— Смотри только, не переборщи. Он живой нужен. Да так, чтобы способен был давать показания.
— Ну, ты уж совсем из меня какого-то Бармалея делаешь. Жив будет наш свидетель, никуда не денется.
— Верю тебе на слово. Ладно. У меня на повестке дня Горелов и генерал Банников. Послушаем, какую работу предложит он отставному спецназовцу?
* * *
Возвращение домой не приносит ни радости, ни облегчения. После расставания с домом большим — этот кажется ещё более маленьким. Моя стандартная однокомнатная квартира начинает давить сверху и жать в плечах. Оставив у вешалки кроссовки, добредаю до дивана и падаю ниц. Спать! Хотя бы пару часов. После сегодняшней бессонной ночи и дневных треволнений организм настоятельно требует отдыха. И, как ни крути, как ни бейся — он прав.Погружаюсь в сон так же быстро, как уходит под воду подводная лодка, обнаруженная с воздуха во время всплытия… Господи, неужели и во сне меня будут преследовать телефонные звонки! Хотя стоп, звонок мне как раз не снится. Продираю глаза и хватаюсь за телефонную трубку.
— Да! Слушаю вас, — бормочу я, пытаясь на ходу прийти в себя.
— Сашенька, привет! — доносится до меня радостный женский голос. Это Птаха.
— Здравствуй солнце мое, я рад тебя слышать, — мурлычу я.
— Я тоже рада. Кстати, я тебе звоню со вчерашнего вечера. Где тебя носит? — недовольно интересуется Аня.
— Работал, — оправдываюсь я.
— Работал. Позволь узнать кем? — для проформы возмущается красавица.
— Машину стерег, — начинаю я художественную лепку горбатого.
— Ага, сторожем, значит. Хорошо, сделаю вид, что поверила. Ладно, вот что, ударник строительства светлого будущего. Ты там как, в состоянии вести деловую беседу?
— В общем, да, — моментально настораживаюсь я.
Досужая беседа окончена, пошел конструктив.
— Это хорошо. Нас с тобой папенька ждет вечером на даче. Воскресные чаи в нашем доме — это ритуал. Так что подготовься, — предупреждает Птаха.
— Как юный пионер! — браво рапортую я, салютуя телефоном.
— Почему-то я тебе верю. В общем, в полшестого я тебя жду на углу Бутырского вала и Тверской-Ямской, если ехать из центра.
— Буду непременно, — честно признаюсь я.
— Ах, — вздыхает Птаха. — И в это верю. До встречи, Сашенька.
— Пока. Целую нежно.
— Предоставлю тебе возможность продемонстрировать это при встрече, — кокетливо завершает беседу она.
Ну вот, будем считать, что выспались. Вскакиваю, гляжу на часы. До условленного времени ещё полтора часа. Хорошо. Разминка. Душ. Экстренное бритье. Яичница с ветчиной и помидорами. Бадейка крепчайшего кофе. Прощальный взгляд в зеркало.
Ничего, так себе Александр Васильевич. Вполне европейский джентльмен. Ну что, все на месте? Ничего не забыл? Ключи от гаража и машины в тумбочке под телевизором. Пистолет на всякий случай прихватим с собой. Завтра с утра прямо с дачи придется мчаться в Коробковку на свидание с генерал-лейтенантом Банниковым. Не стоит, конечно, по большему счету, Тимофей Прокофьевич прекрасных глаз Птахи, но — увы! — без него похоже, не обойтись. Придется завтра показывать товар лицом. Причем, не просто лицом, а чисто вымытым, выбритым наодеколоненым и с галстуком-бабочкой под подбородком. Иначе никак.
Стремительно спускаюсь вниз, на ходу улыбаясь соседским бабулям.
— Добрый вечер… Добрый вечер… Добрый вечер.
Очень надеюсь, что действительно добрый. Вот дверь моего гаража. Отработанный взгляд по периметру. Никаких новинок со дня моего последнего появления? Никаких. Все чисто. Контролька на месте. Бояться мне, пока вроде бы нечего, но опасаться стоит. Ни чего-то конкретно, а вообще. Опасение — это не процесс, это внутреннее состояние постоянного ощущения опасности. Пропало состояние — значит, либо тебе пора на покой, цветы выращивать, либо ты уже умер. Третьего не дано. В нашем деле надеяться на одну лишь молниеносную реакцию — признак дилетантизма. Когда работаешь против профессионалов, испугаться не успеваешь. Это только в кино крутые телохранители или ещё более крутые террористы, паля из десятка стволов с трех-пяти метров, в главного героя попасть не могут. В жизни такой супермен подохнет, даже не успев принять соответствующую случаю позу.
Нажимаю на кнопку электронного ключа. Ключ у меня хитрый. Кроме основной своей функции — запирания автомобильного замка, у него есть ещё одна проверка на постоянно работающие жучки. Так сказать, грубая зачистка. Для более тщательной у меня тут же в гараже детекторы припрятаны. Однако, слава Богу, все тихо, без изменений.
Моя машинка не часто выходит на трассу. Признаться, вождение у меня не входит в число любимых занятий. Поэтому по большей части серой лошадке «Шкоде-Фелисии» приходится грустить в гараже. Что ж, пора прогуляться…
Птаха появляется, едва только я успеваю затормозить. Идет, чуть покачивая бедрами, мужчины крутят вслед за ней головами, и кажется я слышу их сдавленный стон и зубовный скрежет. Распахиваю дверцу. Добро пожаловать, прекрасная гостья! Излишне говорить, что вы прекрасно выглядите. Так прекрасно, что это идет вразрез со всеми канонами конспирации. Потому как, если голова идет кругом, какая уж тут к черту конспирация.
— Привет, Сашенька! — Аня легко впархивает в салон и чмокает меня в щеку. — Не долго ждал?
— Только подъехал, — честно признаюсь я.
— Вот и чудесно. Выезжай на Тверскую, оттуда — на Ленинградское шоссе, — командует она.
— Куда едем? — спрашиваю я, включая двигатель.
— На дачу к полковнику милиции Потапову, а ты куда думал? — интересуется Анюта.
Я гляжу назад. Поехали. Дорога свободна.
— Ну и что у тебя хорошенького? — Задаю я дежурный вопрос.
— Все превосходно! А впрочем, ничего интересного не происходит. У тебя-то как?
— Да как тебе сказать? Проблемы, проблемы. Слава Богу, крупных неприятностей практически нет, — не моргнув глазом, вру я.
Это заведомо неправда, но не рассказывать же моей прелестной спутнице о закрытии Центра. А потом, кто сражается — тот не побежден.
— Ну ничего, посидишь у нас на даче, развеешься. У нас там тихо, зелено, птицы поют. Отец будет рад с тобой познакомиться, — небрежно бросает Птаха.
— Даже так? — я в силу возможностей имитирую удивление.
— Да! Я ему тебя расписала чуть ли не как героя нашего времени.
— Как Наташе? — усмехаюсь я, с затаенной тоской вспоминая недавнюю встречу.
— Примерно. Кстати, ты ей очень понравился, — словно невзначай, бросает Птаха.
— Я? Ей? — спрашиваю я с нарочитым изумлением.
— Именно. Она очень обижалась, что ты уехал, не попрощавшись с ней, — взгляд Ани чист и невинен.
— Так карта легла. Ты же знаешь, я должен был уехать, — глупо оправдываюсь я, понимая, что все мои заботы в этот час никого не волнуют.
— Знаю. Но не могла же я рассказать об этом Наталье.
— Ты права, — вздыхаю я. — Извинись за меня перед ней.
— Зачем? Доедем, сам извинишься, — произносит она нарочито скучающим тоном.
— То есть? Не понял? — я поворачиваю голову и впериваю взгляд в безмятежное лицо Анны.
— Поверни голову. Следи за дорогой! — все с тем же безмятежным выражением заявляет она. — Что тут непонятного? Когда я рассказала Натали о том, что ты будешь на выходных у нас, она срочно захотела тоже отдохнуть и, что самое забавное, в том же месте.
— Шутишь? — все ещё не веря в услышанное, невпопад бросаю я.
— Почти нет. Я же сказала тебе, ковбой, что ты ей понравился.
— Почему? — вопрос несомненно глупый, о чем я тут же узнаю от Птахи.
— Видимо потому, что ты первый мужчина, который не попытался её закадрить в первые пять минут знакомства, — она корчит забавную гримаску, долженствующую, видимо, означать пылкость чувств, возникающих у мужчин при взгляде на её подругу.
Что и говорить, аргумент веский. Впрочем, не будь я в тот вечер на работе, глядишь, у неё был бы шанс изменить мнение обо мне в худшую сторону.
Мы мчимся по шоссе, лавируя между спешащими за город иномарками и отечественными коньками-горбунками, чтобы, подобно многим счастливцам, имеющим жилье не в белокаменной, дать роздых душе среди красот среднерусской, сердцу близкой, подмосковной полосы. Вот позади МКАД — граница страны Московии, которую, ежели вдруг придет в голову очередному городничему обнести, как встарь, крепостной стеной всея Руси столицу — шедевр фортификационного искусства явится, сродни Великой Китайской стене.
— Анечка, тебе ничего в этом не кажется странным? — кривлю я губы в саркастической ухмылке.
— Ты о чем? — словно не понимая, спрашивает она.
— Об этой встрече. Тебе не кажется, что одна известная мне очаровательная особа настоятельно желает, чтобы я познакомился с её лучшей подругой как можно ближе? Я достаточно понятно сформировал свою мысль?
— Сашенька, — Птаха кладет мне руку на плечо и ерошит волосы. — Я очень люблю тебя и очень люблю Наташку. Поэтому я хочу, чтобы, она стала твоей женой.
Нельзя же говорить такие вещи на ста км в час!
— Ты это серьезно?! — Я едва успеваю повернуть руль в сторону, чтобы не слететь с трассы.
— Разве похоже, что я шучу? — в зеркале я вижу её насмешливо-удивленный взгляд.
— Да вроде нет. Все равно, как-то все глупо получается.
— Ерунда. Жизнь как жизнь, — пожимает она плечами и откидывает голову на подголовник.
— А как же ты? — задаю я вполне, на мой взгляд, резонный вопрос.
— Я? — голос Ани становится немного печальным. — Понимаешь в чем дело, Сашенька, я тебя действительно очень люблю. Но мне никогда не удастся быть рядом с тобой. Я уже как-то сходила замуж и знаю, что не смогу жить в неволе. Какой бы золотой она не была. Я буду твоей возлюбленной, но не более того. А кроме того, я слишком ценю тебя как друга и боюсь, что если бы мы вдруг стали бы жить вместе — это быстро прошло. Натаха не такая. Она очень милая и домашняя.
— Ты это уже говорила, — киваю я.
— И ещё раз повторю! — с внезапным напором произносит Анюта так, словно я собираюсь ей противоречить. — Ты её ещё толком не знаешь. Она чудо!
— Кто бы спорил!
— Вот и не спорь. Муж ей нужен — это факт. Причем, не какой попало. Не лось новорусский, а настоящий мужчина. Чтоб как за каменной стеной. — Птаха поднимает свой кулачок. — Вот такой как ты. Понял?
— Понял, — вновь киваю я. — Солнце мое, ты прелесть.
— Спасибо, что заметил. Только я тебя очень прошу, на даче — ты мой старый друг и… побольше внимания Натали. Чего ты рожи строишь? Я серьезно говорю!
Вот так-то. Как говаривала Татьяна Ларина, «Судьба моя уж решена». Без меня меня женили. Ай да Птаха! Ну что скажешь этой сумасбродке?
Впрочем, в одном она несомненно права. Если думать о семье — то сейчас. Еще несколько лет, и кому я буду нужен? Просто аж странно, что моя кандидатура рассматривается среди претендентов на благосклонность Натальи Воронец. Тем более, если рассматривать, её в смысле мою кандидатуру, с точки зрения каменной стены. Понятное дело, у новых русских шанс угодить под пулю или привести в действие взрыватель, поворачивая ключ зажигания собственной машины, весьма высок, но у меня то он не ниже! Даже если придерживаться версии майора спецназа…
— Сейчас будет поворот направо, — произносит Аня. — Сашенька, ты, правда, на меня не сердишься?
Остается лишь пожать плечами. Сердиться на эту рыжеволосую красавицу, неизъяснимым образом объединившую в себе светскую даму с системной хипушкой, мне физически не удается. Хотя, наверное, стоило бы.
Минут десять мы едем в полном молчании. Сгущающиеся сумерки размывают контуры придорожных кустарников, отстоящих поодаль деревьев и дачных домиков, ни коим образом не согласующихся с новомодным словом «коттедж».
— Теперь давай налево. Вон видишь, зеленые ворота. Там погуди. Мы приехали.
Лай, доносящийся из-за забора, подтверждает, что нас ждут.
— Тихо, Барбос! Свои, — властно кричит Аня. — Не обращай внимания. Он только на чужих бросается. Она поворачивает ручку калитки, устрашающего вида мастифф сидит на дорожке, выжидающе глядя на нас.
— Саша, знакомься. Руи де Барби принц Лос-Риос, попросту Барбос, — представляет мне Птаха пса Баскервилей. — А это Саша Лукин де Рос спецназ.
Могучая псина подходит ко мне, внимательно обнюхивает и удовлетворенно удаляется прочь.
— Саша, что ты стоишь? Помоги мне открыть ворота. Или ты хочешь, чтобы твой мустанг ночевал на улице?!
— Аня, — слышу я голос с веранды. — Ну, наконец то вы добрались!
Мужчина, произнесший эти слова, лет на десять старше меня, но по всему видно, что жалоб на плохую физическую форму у него нет и быть не может. Он высокий, поджарый и жилистый и наверняка принадлежит к той породе мужчин, которые даже далеко за полтинник производят на дам неотразимое впечатление. Птаха чем-то неуловима похожа на него, хотя тип лица, пожалуй, совершенно другой. Вот разве что разрез глаз и ямочка на подбородке.
— Я, кажется рассказал нашей очаровательной гостье все известные мне приличные анекдоты, — продолжает он. — Задержись вы ещё немного…
— Папа! — Птаха лукаво улыбаясь, грозит ему пальцем. — Прекрати немедленно! Лучше познакомься. Саша, — она поворачивает лицо ко мне, — ты у нас майор?
Я утвердительно киваю.
— Познакомься, мой друг, майор спецназа Александр Лукин, а это папа, Николай Сергеевич, полковник Потапов по совместительству. — Крепкое рукопожатие. — Ну вот и познакомились.
Следом за Анютиным отцом на веранде появляется Натали. Господи, неужели эта красавица уготована мне в жены?! Быть того не может! Бред болезненный. Что-то тут Птаха наговорила из области фантастики. Но как хороша, черт возьми!
Первый тур обещанного чая длится где-то около часа.
— Милые дамы, — произносил, наконец, радушный хозяин. — Если вы не будете сильно возражать, мы с Сашей пойдем покурим, а вы пока займитесь столом.
Подмосковный вечер тем временем перерос в подмосковную ночь, но от этого не стал нам менее дорог. Сад полон мирных, до нелепого мирных звуков. Цикады, лягушки, какие-то болтливые пичуги — в общем, все то, что составляет тишину нашей ночи.
— Куришь? — полковник достает пачку «Салема».
— Практически нет.
— Понятно, перекуриваешь. Для улучшения контакта. Дыхалку бережешь?
— Именно, — киваю я.
— Это правильно. Ладно. Все ерунда. Аня сказала, что тебе нужна моя помощь, — затягивается сигаретой Николай Сергеевич.
— Нужна. Очень нужна. Если разрешите, я буду говорить без обиняков, как офицер с офицером, — начинаю я, прикидывая в уме, какую часть информации я имею право выложить.
— Саша, во-первых, на ты, а во-вторых, только без обиняков и никак иначе.
Мой скорбный монолог затягивается надолго. И хотя я имею право разгласить далеко не все, что знаю, увы, мне есть, что рассказать. Во время беседы Птаха пару раз выглядывает на веранду, проверяя, не заснули ли мы. Нет, не заснули. От таких речей особо не поспишь.
— Мужики! — наконец, взрывается она. — Сколько можно языками чесать! Чай уже льдом покрылся!
— Анечка, не шуми, — успокаивает её отец. — Ничего с чаем не сделается. Через пару минут мы придем.
— Саша! — Птаха угрожающе хмурит брови. — Помни, о чем мы говорили.
— Солнце мое — пять минут.
— Неисправим! — обреченно констатирует она. — Где вас таких делают?!
Анна удаляется и вся её фигура является воплощением высочайшего неудовольствия. Я печально гляжу ей в след, невольно ловя себя на мысли, что куда охотнее сейчас сидел бы с ней и Натали за чашкой круто заваренного чая, а то и чего покрепче, чем копаться в этих залежах дерьма. Однако выбор не велик.
— Понятно, — задумчиво произносит Николай Сергеевич, дождавшись окончания моего рассказа. — Что я могу тебе сообщить вполне официально: вы вляпались в крайне скверную историю. Огромные деньги, практически неограниченные возможности, непробиваемая крыша. М-да. Скверная история, — повторяет он. — Хорошо, а я-то чем могу быть полезен?
— Нам нужна как можно больше полезной информации о работе фирмы «Приватир-инвест». Ее структура, связи, клиенты, смежники, банковские счета, имена и характеристики работников, движимое и недвижимое имущество, партнеры — в общем все, что может иметь хоть какое-то отношение к деятельности фирмы. Отдельно нас интересует Тенешевский завод. Сколько эшелонов с техникой приходит и откуда. Сколько уходит и куда. Маршруты и документальная поддержка.
— Понятно. Дальше можешь не продолжать. — Полковник Потапов достает из пачки новую сигарету и чиркает зажигалкой. — Саша, не обижайся, но вряд ли я смогу тебе помочь. Пойми меня правильно. Безусловно, то, о чем ты говоришь — чистейшей воды экономическая преступность. Более того, каким-то концом она даже касается моей префектуры, так что пресечь эти преступные деяния — вроде бы моя прямая обязанность. Однако здесь есть масса «но», которые все мои полномочия практически сводят к нулю. Как ты сам отлично понимаешь, законы вещь искусственная, к жизни отношение не имеющая, а в нашей несчастной стране так и подавно. Одни их пишут и принимают, ни на секунду не думая их выполнять, так как сами они стоят над законом. Другие эти самые законы не выполняют, поскольку как мы уже говорили, жить по ним невозможно, лучше сразу помереть, третьи, и таких немало, клали на все законы с высокой колокольни, поскольку никогда и никакие законы соблюдать не собирались. В этом, можно сказать, их жизненное кредо. Есть конечно, ещё одна категория людей — те, которые с законом никак не сталкиваются. Но ты же понимаешь, переход на летнее время в неположенном месте пришить можно любому. Как ни крути, действия милиции в основном сконцентрированы на деятельности второй группы законопослушных граждан. Она, как правило, наиболее уязвима и все её попытки обороняться редко выходят за попытку побега с деньгами за границу, подкуп мелких должностных лиц или ведение двойной бухгалтерии с целью укрытия от драконовских налогов своих, порою довольно честно заработанных денег. В этом случае, мы встаем горой и с гиканьем и свистом крутим руки нарушителям закона. С третьей категорией сложнее, поскольку в деле непримиримой борьбы с уголовным кодексом они профессионалы и, надо признаться, достигли в этом ремесле очень впечатляющих успехов. Когда нам удается хотя бы на время нейтрализовать, я подчеркиваю, нейтрализовать, а не уничтожить, кого-либо из этой плеяды — такой день можно считать праздником, хотя и ненадолго и не без последствий. Обычно в таком случае нити-то наших «жертв» идут высоко наверх, а туда нам вход строго настрого-заказан. Так что дело чаще всего прикрывается, и мы все равно в конечном итоге остаемся в дураках… Вот так-то! — он замолчал и вновь затянулся сигаретой. Несмотря на плавность речи, по всему видно, что говорит он о наболевшем, и оттого монолог его кажется особенно искренним. — Такие вот дела, Саша. А ты говоришь, Горелов. О чем ты? Такие звери нам не по зубам. Стоит только дернуться в его сторону, как в лучшем случае окажешься где-нибудь в Нижневартовске старшим участковым…
— Но я не прошу заводить дело, — пытаюсь вклиниться я в его страстную речь.
— Без дела ещё хуже. Так я хоть людей послать могу, запросы официальные, наблюдение установить, а частным порядком — что? Ходить по управлению, спрашивать, не знает ли кто чего? Или, может, прикажешь ехать на станцию и самому считать вагоны.