Страница:
— Да, — восхищенно тяну я. — Ловко придумано. С такой-то крышей и такой маскировкой далеко пойти можно!
— Они и пошли не близко, — соглашается майор Пластун. — С девяносто второго года с центральной базы «Вестборн Текнолоджи» идет бойкая торговля оружием, что называется, «оптом и в розницу со склада в Учкудуке». С девяносто третьего командует этим делом, как мы помним, все тот же Мухамедшин.
— Что же произошло потом? С чего бы ему впоследствии приезжать в Москву и получать пулю в голову?
— Не смеши меня. Я здесь и так аж до слез ухохотался. Сюда он приехал, конечно же, не за пулей, но об этом чуть позже. Итак с девяносто третьего года экс-полковник командует базой и, я уверен, получает с этого дела свои комиссионные. Чуть позже Москву опять путчит, но вновь не фатально. Правда, генерал Бумазеев, бывший здесь на первых ролях, попадает в опалу, но тоже без особых последствий. Не прошло и трех лет, как вчерашние заговорщики стали превращаться чуть ли не в национальных героев. Сейчас бывший генерал от авиации выбился в генерал-губернаторы. И, похоже, никто ему ничего вспоминать не собирается.
— Что там вообще о нем значится? — задаю я вопрос более праздный, чем деловой. Об исторической фигуре генерала Бумазеева каждому из нас известно немало, но толку от этих знаний — чуть-чуть. Сейчас мне просто нужно время для обдумывания всего услышанного.
— Достаточно, — обреченно машет рукой Валера. — Летчик бомбардировочной авиации в Афганистане. Командир авиаполка. За уничтожение мирных кишлаков правительством Афганистана был зачислен в военные преступники, дело отослано в международный суд в Гааге. Надо бы, правда, уточнить у Тагира, когда он вернется, значение термина «мирный кишлак», но все же.
Однако звездный час полковника Бумазеева наступает несколько позже, когда перелетный «Стингер», вдруг откуда ни возьмись, сталкивается с его самолетом. Летчик катапультируется и попадает в плен к духам. Те с улюлюканием или без оного утаскивают его в Пакистан, но не тут-то было. Наш лихой летун, вроде бы как совершает дерзкий побег. Побег действительно великолепен, и граф Монте-Кристо перед Бумазеевым просто меркнет и гаснет. Без языка, без оружия, карты, продовольствия, через контролируемые пакистанскими пограничниками и афганскими моджахедами высокогорные перевалы, выйти в тыл глубоко эшелонированной обороны духов — и все же пробраться к своим… В этом что-то есть. Здесь даже Дюма не нужен. Слушай да записывай.
— Интересно, какой же аббат Фариа помог нашему «афганскому пленнику?»
— А вот завтра и уточнишь. У тебя встреча с Банниковым завтра?
— Уже сегодня, — уточняю я, глядя на часы и вспоминая в очередной раз о Натали, в тоске и печали поджидающей с работы блудного мужа.
— Вот и славно, у него и уточни, на чем он основывался, когда закрывал дело Бумазеева.
— Дело Бумазеева вел Банников? — ошеломленно произношу я, как будто подозревая себя во временной потере слуха.
— Вот именно, друг мой. Вот копия заключения по нему. Подпись узнаешь? Подполковник Банников. Можешь, конечно узнать, не было ли в конце восьмидесятых в Третьем главном управлении других подполковников с этой фамилией и инициалами Т и П? Но давай вернемся к убиенному Мухамедшину. Покуда в метрополии бушуют политические страсти, у него посреди пустыни тишь и благодать. С одной стороны гора, с другой — впадина ниже уровня моря. Климат курортный. Сиди себе, торгуй сэкономленной боевой техникой направо и налево. Что, в общем-то, Садык Хусейнович вполне успешно и делает. Но до определенного срока. Обрати внимание, командир, очень поучительный момент из серии философских этюдов. Продает себе Мухамедшин танки и пушки, но, обрати внимание, кому. Дустуму, который по большому счету свой, и Узбекистан от талибов прикрывает, Таджикам, причем и «вовчикам» и «юрчикам» [47]. Насколько я понимаю, он их одинаково не жаловал, так почему не внести свою посильную лепту в их взаимное истребление, причем за их же деньги. То есть, поймать-то офицера на крупный барыш поймали, но по большому счету, перед собой он старался быть чистым. Случались время от времени поставки, конечную точку которых не знал и сам Мухамедшин, но таких было немного, и о них он старался не думать. В общем, ханствовал он себе, ханствовал, пока не случилось непредвиденное. Во всяком случае им непредвиденное.
— Что ты имеешь в виду?
— Войну в Чечне. Куда, я так понимаю, тоже шла учкудукская техника. Вот тут-то в восточном торговце, вдруг, неожиданно для самого Мухамедшина, просыпается русский офицер.
— Вот как? И в чем это заключается?
— Именно так. А заключается сие в следующем. Он едет в Москву, находит Сухорука, дает ему полную информацию об Учкудукской базе и предлагает свои услуги в уничтожении преступной группировки, заправляющей этим делом. Похоже, он всерьез ещё считал то, с чем ему довелось столкнуться, бандой мошенников. За что, собственно, и поплатился. Бедняга. Мне его искренне жаль.
Я смотрю на Валеру и не могу вымолвить ни слова от изумления. Видимо, майор Пластун уж с ним вполне справился, поскольку на вид он совершенно спокоен. Насколько вообще подобная информация располагает к покою.
— Они были знакомы прежде? — наконец умудряюсь выдавить из себя я один из многочисленных вопросов, вращающихся в голове, подобно пчеле в трехлитровой банке.
— Угадал. Когда Мухамедшин в Германии командовал танковым полком, Сухорук работал в разведке той же 8-й гвардейской армии, так что знакомы они были. И не только между собой. Среди тех, кого сожгли в бронетаратайках на улицах Грозного было изрядное количество их знакомцев. В Чечне, как мы помним, вообще на удивление много частей, выведенных из Западной Группы Войск. Так что, понять Мухамедшина можно. Одно дело: позаботиться о себе, после того, как родное государство, интересы которого ты защищал на всех далеких рубежах, дало тебе под зад коленом, и совсем другое — понимать, что в гибели твоих вчерашних друзей и соратников есть изрядная доля собственной вины. Так-то вот!
— Да-а-а, — вздыхаю я. — Грустная история.
— Именно, что грустная, — соглашается Валера. — После неё Мухамедшин работает, как проклятый. Отчеты о проделанной работе можешь на досуге почитать сам. Тем много интересного, но сейчас о другом. В результате деятельности агента, Сухоруку удается почти невозможное — заманить в Россию нашего таинственного незнакомца — мистера Макса Коулера. Как ты помнишь, Коулер приезжал до этого дважды, и каждый раз после его отъезда в нашей стране начинались большие проблемы. Третий раз он появился в марте этого года в результате операции нашей контрразведки. Записей, естественно, не осталось. То ли Олег Георгиевич опасался озвучивать свою подсадку, то ли сам Коулер подсуетился. Скорее всего, с ним не соскучишься. Ходы на дураков с ним не проходят. Насколько я понял из доклада, сделанного Мухамедшиным за день до смерти, речь на встрече шла о том, что деятельностью фирмы интересуются российские спецслужбы. Коулер заверял его, что все под контролем, Садык Хусейнович старательно нервничал, требуя гарантий своего ухода за бугор с деньгами и семьей. Вице-президент «Вестборн Текнолоджи», а именно под таким титулом был зарегистрирован искомый мистер в гостинице, обещал позаботиться о вариантах отхода и сообщить их установленным порядком. Я пока не понял, расшифровал ли он агента во время встречи или же подвесил Мухамедшину хвост, который в результате привел в контрразведку. В любом случае, судьба его уже была решена. Устранение его было проведено безукоризненно, каких-либо следов в таких случаях не остается, да и Сухорук — контрразведчик, а не сыскарь. Криминальную сторону дела он спокойно оставляет МУРу, а сам пытается раскрутить историю «Вестборн Текнолоджи» в обратную сторону. Так появляется на свет дело Мюррея, с которого и началось наше заочное знакомство.
— Стоп! Валера, повремени. Мозги кипят. Это все надо переварить. Завтра с утра я буду здесь. По возможности с ясной головой. А сейчас — домой. Перегруз!
— Сашенька! Вернулся! — Натали бросается мне на шею, отчего я едва не усаживаюсь на пол. — Я так ждала. Волновалась…
— Прости, солнышко. Работы навалилось невпроворот. Если бы я точку не поставил, до утра бы сидели.
— Хорошо, что приехал. Сашенька, милый, тут к тебе мужик какой-то приходил по работе.
— Мужик? Что ещё за мужик? — похоже, неожиданности на сегодняшний день ещё не кончились. Появление кого-либо из Центра в квартире было более чем маловероятно. Если не считать офицеров моей группы, другие наши сотрудники могли появляться здесь только в случае экстренного форс-мажора [48]. Были такие обстоятельства? Нет. В любом случае можно было связаться с «клубом». Значит чужак. Тогда кто?
— Мужик как мужик. Молодой, лет двадцать восемь. Ничего так из себя. Крепкого сложения. Костюм вполне приличный.
Хорошее описание, нечего сказать. Крепкого роста, плечистый и крепкий. Ходит он в белой футболке и кепке, знак ГТО на груди у него. Больше не знают о нем ничего.
— Чего хотел?
— Сказал, что шел мимо, решил зайти.
— Вот даже как? Оч-ч-ень интересно. Назывался?
— По-моему, Игорь. А что, что-то серьезное?
— Врать не буду. Может быть, да. Что говорил?
— Да, в общем, ничего особенного. Болтал и на меня пялился. Намекал, что на днях видел тебя с другой. Рассказывал, что вместе с тобой был на баррикадах у Белого Дома в девяносто первом году.
Факты складываются в единое целое, как пресловутый кубик Рубика.
— Власенко! Черт возьми, только его мне не хватало! Ты ничего необычного в его поведении не заметила?
— Да нет, он посидел здесь полчаса, выпил чашечку кофе, просверлил глазами мою блузку и ушел. Хотя… Когда я выходила на кухню, сварить кофе, по-моему, он открывал платяной шкаф.
— Скрипела дверца?
— Да.
Досмотр или микрофон? Микрофон или досмотр? А может, и то, и другое? Я склоняюсь к ушку моей возлюбленной и шепчу ей страстным шепотом.
— Натали, тихо, без разговоров. Собирайся. Мы сейчас же уезжаем.
Глава 25
— Они и пошли не близко, — соглашается майор Пластун. — С девяносто второго года с центральной базы «Вестборн Текнолоджи» идет бойкая торговля оружием, что называется, «оптом и в розницу со склада в Учкудуке». С девяносто третьего командует этим делом, как мы помним, все тот же Мухамедшин.
— Что же произошло потом? С чего бы ему впоследствии приезжать в Москву и получать пулю в голову?
— Не смеши меня. Я здесь и так аж до слез ухохотался. Сюда он приехал, конечно же, не за пулей, но об этом чуть позже. Итак с девяносто третьего года экс-полковник командует базой и, я уверен, получает с этого дела свои комиссионные. Чуть позже Москву опять путчит, но вновь не фатально. Правда, генерал Бумазеев, бывший здесь на первых ролях, попадает в опалу, но тоже без особых последствий. Не прошло и трех лет, как вчерашние заговорщики стали превращаться чуть ли не в национальных героев. Сейчас бывший генерал от авиации выбился в генерал-губернаторы. И, похоже, никто ему ничего вспоминать не собирается.
— Что там вообще о нем значится? — задаю я вопрос более праздный, чем деловой. Об исторической фигуре генерала Бумазеева каждому из нас известно немало, но толку от этих знаний — чуть-чуть. Сейчас мне просто нужно время для обдумывания всего услышанного.
— Достаточно, — обреченно машет рукой Валера. — Летчик бомбардировочной авиации в Афганистане. Командир авиаполка. За уничтожение мирных кишлаков правительством Афганистана был зачислен в военные преступники, дело отослано в международный суд в Гааге. Надо бы, правда, уточнить у Тагира, когда он вернется, значение термина «мирный кишлак», но все же.
Однако звездный час полковника Бумазеева наступает несколько позже, когда перелетный «Стингер», вдруг откуда ни возьмись, сталкивается с его самолетом. Летчик катапультируется и попадает в плен к духам. Те с улюлюканием или без оного утаскивают его в Пакистан, но не тут-то было. Наш лихой летун, вроде бы как совершает дерзкий побег. Побег действительно великолепен, и граф Монте-Кристо перед Бумазеевым просто меркнет и гаснет. Без языка, без оружия, карты, продовольствия, через контролируемые пакистанскими пограничниками и афганскими моджахедами высокогорные перевалы, выйти в тыл глубоко эшелонированной обороны духов — и все же пробраться к своим… В этом что-то есть. Здесь даже Дюма не нужен. Слушай да записывай.
— Интересно, какой же аббат Фариа помог нашему «афганскому пленнику?»
— А вот завтра и уточнишь. У тебя встреча с Банниковым завтра?
— Уже сегодня, — уточняю я, глядя на часы и вспоминая в очередной раз о Натали, в тоске и печали поджидающей с работы блудного мужа.
— Вот и славно, у него и уточни, на чем он основывался, когда закрывал дело Бумазеева.
— Дело Бумазеева вел Банников? — ошеломленно произношу я, как будто подозревая себя во временной потере слуха.
— Вот именно, друг мой. Вот копия заключения по нему. Подпись узнаешь? Подполковник Банников. Можешь, конечно узнать, не было ли в конце восьмидесятых в Третьем главном управлении других подполковников с этой фамилией и инициалами Т и П? Но давай вернемся к убиенному Мухамедшину. Покуда в метрополии бушуют политические страсти, у него посреди пустыни тишь и благодать. С одной стороны гора, с другой — впадина ниже уровня моря. Климат курортный. Сиди себе, торгуй сэкономленной боевой техникой направо и налево. Что, в общем-то, Садык Хусейнович вполне успешно и делает. Но до определенного срока. Обрати внимание, командир, очень поучительный момент из серии философских этюдов. Продает себе Мухамедшин танки и пушки, но, обрати внимание, кому. Дустуму, который по большому счету свой, и Узбекистан от талибов прикрывает, Таджикам, причем и «вовчикам» и «юрчикам» [47]. Насколько я понимаю, он их одинаково не жаловал, так почему не внести свою посильную лепту в их взаимное истребление, причем за их же деньги. То есть, поймать-то офицера на крупный барыш поймали, но по большому счету, перед собой он старался быть чистым. Случались время от времени поставки, конечную точку которых не знал и сам Мухамедшин, но таких было немного, и о них он старался не думать. В общем, ханствовал он себе, ханствовал, пока не случилось непредвиденное. Во всяком случае им непредвиденное.
— Что ты имеешь в виду?
— Войну в Чечне. Куда, я так понимаю, тоже шла учкудукская техника. Вот тут-то в восточном торговце, вдруг, неожиданно для самого Мухамедшина, просыпается русский офицер.
— Вот как? И в чем это заключается?
— Именно так. А заключается сие в следующем. Он едет в Москву, находит Сухорука, дает ему полную информацию об Учкудукской базе и предлагает свои услуги в уничтожении преступной группировки, заправляющей этим делом. Похоже, он всерьез ещё считал то, с чем ему довелось столкнуться, бандой мошенников. За что, собственно, и поплатился. Бедняга. Мне его искренне жаль.
Я смотрю на Валеру и не могу вымолвить ни слова от изумления. Видимо, майор Пластун уж с ним вполне справился, поскольку на вид он совершенно спокоен. Насколько вообще подобная информация располагает к покою.
— Они были знакомы прежде? — наконец умудряюсь выдавить из себя я один из многочисленных вопросов, вращающихся в голове, подобно пчеле в трехлитровой банке.
— Угадал. Когда Мухамедшин в Германии командовал танковым полком, Сухорук работал в разведке той же 8-й гвардейской армии, так что знакомы они были. И не только между собой. Среди тех, кого сожгли в бронетаратайках на улицах Грозного было изрядное количество их знакомцев. В Чечне, как мы помним, вообще на удивление много частей, выведенных из Западной Группы Войск. Так что, понять Мухамедшина можно. Одно дело: позаботиться о себе, после того, как родное государство, интересы которого ты защищал на всех далеких рубежах, дало тебе под зад коленом, и совсем другое — понимать, что в гибели твоих вчерашних друзей и соратников есть изрядная доля собственной вины. Так-то вот!
— Да-а-а, — вздыхаю я. — Грустная история.
— Именно, что грустная, — соглашается Валера. — После неё Мухамедшин работает, как проклятый. Отчеты о проделанной работе можешь на досуге почитать сам. Тем много интересного, но сейчас о другом. В результате деятельности агента, Сухоруку удается почти невозможное — заманить в Россию нашего таинственного незнакомца — мистера Макса Коулера. Как ты помнишь, Коулер приезжал до этого дважды, и каждый раз после его отъезда в нашей стране начинались большие проблемы. Третий раз он появился в марте этого года в результате операции нашей контрразведки. Записей, естественно, не осталось. То ли Олег Георгиевич опасался озвучивать свою подсадку, то ли сам Коулер подсуетился. Скорее всего, с ним не соскучишься. Ходы на дураков с ним не проходят. Насколько я понял из доклада, сделанного Мухамедшиным за день до смерти, речь на встрече шла о том, что деятельностью фирмы интересуются российские спецслужбы. Коулер заверял его, что все под контролем, Садык Хусейнович старательно нервничал, требуя гарантий своего ухода за бугор с деньгами и семьей. Вице-президент «Вестборн Текнолоджи», а именно под таким титулом был зарегистрирован искомый мистер в гостинице, обещал позаботиться о вариантах отхода и сообщить их установленным порядком. Я пока не понял, расшифровал ли он агента во время встречи или же подвесил Мухамедшину хвост, который в результате привел в контрразведку. В любом случае, судьба его уже была решена. Устранение его было проведено безукоризненно, каких-либо следов в таких случаях не остается, да и Сухорук — контрразведчик, а не сыскарь. Криминальную сторону дела он спокойно оставляет МУРу, а сам пытается раскрутить историю «Вестборн Текнолоджи» в обратную сторону. Так появляется на свет дело Мюррея, с которого и началось наше заочное знакомство.
— Стоп! Валера, повремени. Мозги кипят. Это все надо переварить. Завтра с утра я буду здесь. По возможности с ясной головой. А сейчас — домой. Перегруз!
* * *
Усталость медведем наваливается на плечи. Я едва доезжаю до гаража и, чуть-чуть позже, очутившись в лифте, облокачиваюсь на стенку, закрыв глаза. Мы близки к разгадке, очень близко, и от этого все тяжелее. Похоже, что введенный когда-то Петром Великим для предателя Мазепы пудовый орден Иуды Искариота сегодня пора ставить на поток.— Сашенька! Вернулся! — Натали бросается мне на шею, отчего я едва не усаживаюсь на пол. — Я так ждала. Волновалась…
— Прости, солнышко. Работы навалилось невпроворот. Если бы я точку не поставил, до утра бы сидели.
— Хорошо, что приехал. Сашенька, милый, тут к тебе мужик какой-то приходил по работе.
— Мужик? Что ещё за мужик? — похоже, неожиданности на сегодняшний день ещё не кончились. Появление кого-либо из Центра в квартире было более чем маловероятно. Если не считать офицеров моей группы, другие наши сотрудники могли появляться здесь только в случае экстренного форс-мажора [48]. Были такие обстоятельства? Нет. В любом случае можно было связаться с «клубом». Значит чужак. Тогда кто?
— Мужик как мужик. Молодой, лет двадцать восемь. Ничего так из себя. Крепкого сложения. Костюм вполне приличный.
Хорошее описание, нечего сказать. Крепкого роста, плечистый и крепкий. Ходит он в белой футболке и кепке, знак ГТО на груди у него. Больше не знают о нем ничего.
— Чего хотел?
— Сказал, что шел мимо, решил зайти.
— Вот даже как? Оч-ч-ень интересно. Назывался?
— По-моему, Игорь. А что, что-то серьезное?
— Врать не буду. Может быть, да. Что говорил?
— Да, в общем, ничего особенного. Болтал и на меня пялился. Намекал, что на днях видел тебя с другой. Рассказывал, что вместе с тобой был на баррикадах у Белого Дома в девяносто первом году.
Факты складываются в единое целое, как пресловутый кубик Рубика.
— Власенко! Черт возьми, только его мне не хватало! Ты ничего необычного в его поведении не заметила?
— Да нет, он посидел здесь полчаса, выпил чашечку кофе, просверлил глазами мою блузку и ушел. Хотя… Когда я выходила на кухню, сварить кофе, по-моему, он открывал платяной шкаф.
— Скрипела дверца?
— Да.
Досмотр или микрофон? Микрофон или досмотр? А может, и то, и другое? Я склоняюсь к ушку моей возлюбленной и шепчу ей страстным шепотом.
— Натали, тихо, без разговоров. Собирайся. Мы сейчас же уезжаем.
Глава 25
С грустью приходится признать, что сон в нашей ситуации — занятие вовсе не обязательное. Автомобильная прогулка по ночной Москве — вполне достойная замена примитивному давлению ухом на подушку, тем более, если этот процесс не сопровождается сновидениями.
Наталья сидит возле меня, и вид у неё явно испуганный. Подобных последствий получасового визита «старого приятеля» она никак не ожидала. Винить её, понятное дело, не в чем, специфика нашей работы очень тонкая, для юной барышни, терзающейся душеедством Достоевского и «Игрою в бисер» Гессе, просто не постижимая.
— Вы его ищете? — наконец бесхитростно спрашивает она, после того, как мы сбавляя скорость сворачиваем с улицы Маршала Бирюзова на улицу Народного ополчения.
Милая девочка, по всей видимости, ей всерьез кажется, что наша работа состоит в ловле хитроумных наймитов мирового империализма. Ах, если бы так! Здесь понять бы самому, кто кого ловит?
Интересно, что означал сегодняшний визит Власенко ко мне домой? Уж никак не заход на огонек. Демонстрация возможностей? Быть может, быть может. Во всяком случае, когда я помогал Натали собираться, никаких новых «бытовых приборов» мною обнаружено не было. Это, конечно, значило не много. Беглый осмотр и зондирование фоновым детектором не давало никакой гарантии от «клопов» и «закладок». Полчаса — вполне достаточный срок для специалиста, чтобы стены приобрели уши, а двери — глаза. А если нет, что тогда? Судя по нездоровому интересу к платяному шкафу, можно предположить, что моих опекунов ни с того ни с сего заинтересовал мой гардероб. Вполне может быть. Как сказал один из закройщиков Глупого Короля: «Одежда порою может сказать о человеке куда больше, чем он сам». Я мысленно представил содержимое шкафа. Ничего предосудительного. Малый джентльменский набор советского офицера, проработавшего какое-то время за рубежом. Во всяком случае, думаю, что парадка майора морской пехоты со всеми положенными по чину приметами прохождения службы и высокими правительственными наградами произвела на незваного гостя надлежащее впечатление. Одно можно было заявлять со всей уверенностью: интерес ко мне генерал Банников не терял. Интерес не совсем обычный, но все же вполне явный. Может быть, у меня паранойя, и я бегу от собственной тени. Будем надеяться, что наша скорая встреча расставит все точки над «и», а также всеми прочими буквами алфавита.
— Вы его ищете? — ещё раз переспрашивает Натали, видимо, принявшая мое молчание за внезапный приступ глухоты. — Он — шпион?
— Что-то вроде этого, — уклончиво отвечаю я.
— А куда мы едем?
— К друзьям. Тебе на время надо исчезнуть.
— Исчезнуть? Как это?! — в голосе моей любимой слышится явное недоумение.
— Очень просто. Чтобы тебя никто не нашел.
Неплохо начинается наш медовый месяц, во всяком случае, свадебное путешествие получается веселым. Я думаю, Наташа уже заметила замысловатость нашего маршрута, все те зигзаги, петли и спирали, которые описываем мы по столице, многократно проверяясь на предмет наружки. Вроде бы все тихо. Во всяком случае, стандартную слежку тремя машинами я бы уже обнаружил, а для квадратного метода, когда куда бы ты не подался, везде пересекаешь рубежи наблюдения стационарных оборудованных пунктов слежения, я, пожалуй, слишком незначительный объект. Если, конечно, нас каким-то образом не взяли за жабры и теперь не водят в ожидании приказа отвернуть головы. Впрочем, это уж вряд ли. Даже если нас действительно накрыли, что само по себе маловероятно, теперь у наших оппонентов должна появиться головная боль на тему, кто мы и откуда.
Однако достаточно тщательная проверка результатов не дала. Ладно, предположим, что хвоста действительно нет. Тогда задача следующая: тихо лечь на дно. Найти человека в Москве на первый взгляд практически невозможно, особенно если он того не желает. Но когда известны его профессиональные интересы, его окружение, маршруты и образ жизни, то круг поиска сужается непомерно. В моем случае, все эти сведения у противника вряд ли уже имеются, но рисковать все же не след.
— Скажи, ты называла гостю свое имя?
— Да, но только имя.
Не много, конечно, но и не мало. Если у Власенко хватит художественного таланта описать очаровательную хозяйку моего дома, боюсь, что, зная имя, вычислить её будет сравнительно просто. Фотографий с недавнего конкурса, на нашу беду, в городе предостаточно.
— Ладно. Ничего не поделаешь. Скажи, у тебя есть какая-либо подруга детства, у которой можно было бы переночевать?
— Подруга? — Она задумывается не несколько минут. — У меня есть тетя, точнее, даже не тетя, одногруппница моей матери по университету. Тетя Аля воспитывала меня, и души во мне не чает. Замуж она так и не вышла, живет в Чертаново одна с двумя кошками.
— Понятно. Быть может, это и подойдет. Как у неё насчет расспросов?
— Она так много говорит, что мало что слышит.
— Много говорит? Это плохо, — кривлюсь я.
— Ты не волнуйся, я ей что-нибудь душещипательное расскажу, она поверит.
— Ладно, на ночь сойдет. Командуй, куда ехать?
— Улицу Сумскую знаешь? Около метро.
— Не беспокойся, хозяйка, сейчас с ветерком докатим.
Тормозим у блочной девятиэтажки. Я провожаю Натали до лифта и, оставив её вешать лапшу на уши старой деве, отправляюсь к месту работы. Сегодня у меня сверхурочные. Сегодня у меня сверхурочные. Ну да ладно, не впервые. Ничего, с картами, которые у нас на руках, играть можно. И выигрывать тоже. А что? Яковлева мы отрыли. Мы об этом знаем, а он — нет. Правда, пока что он по французским курортам прохлаждается, но когда-то вернется? А не вернется — мы его за любой границей достанем. По танкам у нас тоже вроде все прорисовывается. Вот Птаха ещё Горелова расколет, обрастет его дело необходимыми деталями: кто, куда и сколько, и прикроется лавочка со страшным грохотом, уж это обещаем. А как Тарас Алексеевич завалится, тут и до батюшки его со товарищи черед настанет. Это уже как водится: коготок увязнет — всей птичке пропасть. Давненько мы что-то господину Мюррею визитов не наносили! Вот обрадуется американская общественность, узнав, что бывший сенатор не только скупкой краденого пробавляется, но и вместе с родными и близкими отмывает деньги КГБ! То-то веселуха будет! Так что закончим дело — покажу Натахе извержение вулкана на Капитолийском холме. Потрясающее зрелище.
Удивление Бирюкова при моем появлении не знает границ.
— Что-то случилось?
— Да. У меня был мальчик из Банниковских шестерок.
— Чего хотел? — хмурится Слава.
— Носом землю рыл. Искал несоответствия.
— Понятно. Примета не из лучших.
— А что ты хотел? Полного доверия ко мне у Банникова быть не может. Просто неоткуда ему взяться, и, вместе с тем, похоже на то, что он все же желает использовать меня в своих раскладках. Знать бы — в каких.
— Ввяжемся в драку, там разберемся, — изрекает Слава.
— Слыхали. Наполеону вольно было всякую ерунду морозить, сам-то он предпочитал разбираться до того, как. Меня, знаешь, что во все этом настораживает?! Есть в действиях Банникова какая-то поспешность. Такое впечатление, что он сильно торопится и оттого тщательной проверкой кандидатуры попросту пренебрегает. Почему? Возможности у него есть, да и необходимость, в общем тоже. Тогда что?
— Тяжело сказать, — медленно произносит Бирюков. — Ответ напрашивается один, и он — увы! — Не самый приятный.
— Ты имеешь в виду одноразовое использование?
— Именно. Суди сам. У твоего знакомого и своих головорезов, и все же он пытается нанять тебя. Почему? Но, по-моему, есть ещё одна причина. Точнее — две. Во-первых, как, очевидно, показали его исследования, человек ты в армии практически неизвестный. Тех, кто знает тебя по службе — раз два и обчелся. Во-вторых, со структурой ты вроде бы как не связан. То есть, конечно, спецназ ГРУ и все такое, но к самому ГРУ ты имеешь такое же отношение, как погранвойска к КГБ. Банникову нужен кто-то из армии. Понимаешь, к чему я клоню?
— Полагаешь, объект моей опеки из войск?
— Скорее всего. Тогда варианта два. Либо все у вас пройдет гладко, тогда, возможно, ты получишь обещанные деньги и место. Если же вдруг что-то срывается, ты должен будешь прикончить своего принципала, а некто, нам покуда неизвестный, тебя самого. Впрочем, такой вариант возможен и в первом случае. Нам до сих пор ничего неведомо о том, каким образом наш подопечный желает тебя использовать. Есть у тебя предложения на этот счет?
— Покуда нет, — качаю головой я. — Полагаю, сегодня все прояснится.
— Или дождик или снег, или будет или нет. — На лице моего друга явственно читается сомнение. — Это ещё те темнилы.
— Доживем — увидим. Ладно, не будем торопить события. Давай лучше покажи, что у вас нового?
— Да уж, кое-что есть. Хотя, признаться, оптимизма мне все это никак не прибавляет. Да что там, сам посмотри.
Я смотрю. Передо мной папка, родная сестра той, в которой хранилось дело Мухамедшина. Досье на Эдварда Мюррея, точнее, не столько на него, сколько на сообщество, созданное им. Переворачиваю картонную обложку. Фотографии, вырезки из газет, прорисованная схема родственных и дружеских связей с кратким пояснением под каждой персоной. Прямоугольников с именами и должностями значительно больше, чем на листе из той самой папки «№ 2». То ли в первом случае в наши руки попал список основных персонажей нашей драмы, то ли эти имена были получены уже позже. А вот и наш загадочный Макс Коулер, черти бы его побрали. Пояснительная справка, расположенная под рамкой, почти пуста. Больше всего места в ней занимает непропорционально большой вопросительный знак. Похоже, периодическое попадание в поле зрения Сухорука этого американского гражданина, никоим образом не прослеживающегося в самой Америке, всерьез раздражало скрупулезного контрразведчика. Я перелистываю одну за другой несколько страниц с характеристиками сообщников Мюррея и взгляд мой натыкается на лист, аккуратно исписанный мелким канцелярским почерком, каковым обычно обладают люди дотошные, но несколько нудноватые. Вверху официального рапорта на имя начальника третьего главного управления КГБ рукой Сухорука сделана надпись: «Обратить внимание! Первый Визит!» Следуя настойчивому требованию своего предшественника, я тотчас же углубляюсь в чтение.
«Сегодня, 8 февраля 1991 года, рейсом авиакомпании „Панамерикан“ прибыл неизвестный, прошедший по зеленому коридору мимо таможни и погранпоста. Документов прибывший не предъявлял, но в списке пассажиров числился только один, не отмеченный на границе — Макс Коулер.
В Шереметьево-2 прибывшего встречали три сотрудника Комитета Государственной Безопасности под начальством полковника Баландина Б.А. Они провели вышеупомянутого Макса Коулера к служебному автомобилю, который отбыл в направлении Москвы. Вечером того же дня он отбыл в Вашингтон рейсовым самолетом „Боинг 747“ той же кампании „Панамерикан“. По моему распоряжению была проведена оперативная фотосъемка. Фотоснимки прилагаются.»
Пакет со снимками действительно лежит тут же. Я высыпаю их на стол и начинаю раскладывать в хронологическом порядке. Четверо мужчин неопределенного возраста, ничего не говорящие стандартные костюмы, пароходная походка, рассекающая толпу с равнодушным безразличием. С ходу и не отличить, где заморский гость, а где наши искусствоведы в штатском. Следующий снимок. Ясно видно лицо одного из сопровождающих. Взгляд настороженный. Может быть, почувствовал наблюдение? Не исключено. Однако объектив он все-таки не увидел. Стоп! Где я видел это лицо? Видел совсем недавно.
— Слава, ты фотографию Яковлева обработал?
— Яковлева? — Бирюков открывает сомкнуты негой взоры и пытается сфокусировать на мне взгляд. — А, да. Возьми, там на столе лежит.
Листок с многократно растиражированным ликом отставного гэбэшника действительно обнаруживается рядом с компьютером. Ну, конечно же! Один из сотрудников, сопровождающих заграничного гостя — подполковник Яковлев. Второй — покуда неизвестный нам Баландин. Однако кое-что по роду его деятельности нам уже известно. Славное соседство для высокого зарубежного гостя.
Очередной кадр — четверо поименованных нами джентльменов садятся в черный «ЗИЛ-117» с начинающимся с ноля комбинатскими номерами. Номер виден хорошо. Видно также, что в автомобиле уже есть шофер. Скорее всего «ЗИЛ» ожидал прилета рейса, не глуша мотор. Бензин казенный, не жалко. А вот — «возвращение высокого блондина», правда, на этот раз суперагент — шатен среднего роста. Та же троица провожающих, но теперь ракурс более удачный, профиль Коулера все-таки схвачен. Не густо, конечно, но все же. На безрыбье и сам раком станешь. Спиной он, что ли, камеру чувствует?!
Ладно. Запомнили. Крутим дальше Материалы разработки шофера Эн из спецгаража КГБ. Стукачество — вещь, что и говорить, противная, но порою весьма полезная. В Комбинате же, для которого институт стукачей является одной из систем жизнеобеспечения, лучше всего быть глухонемым, чтобы не попасть в числе тех, Кто, либо тех, на Кого.
Впрочем, разговор, пересказанный незаконнорожденным потомком Павлика Морозова, лаконичен и сводится к двум фразам:
— Предпочитает ли многоуважаемый мистер отдохнуть после перелета или же сразу за дело?
— Если мне могут уделить внимание прямо сейчас, то я готов.
Похвальная стойкость для человека, полдня проболтавшегося в воздухе и преодолевшего за это время несколько часовых поясов…
Документ, подшитый вслед за доносом шофера Зет на шофера Эн, буквально повергает меня в трепет. Мне хочется моментально сорваться с места и мчаться к ближайшему медиуму, из тех, чьими объявлениями пестрят страницы наших газет, чтобы немедля вызвать дух убиенного подполковника Сухорука и задать ему один единственный вопрос: «Каким образом?!»
Следующий подшитый в деле лист более чем недвусмысленно свидетельствовал о том, что каким-то непостижимым для меня способом кабинет начальника Комитета Государственной Безопасности находился на прослушке, правда, если это можно считать утешением, у своих же «компетентных органов». Борьба кланов? Стремление подсидеть партийного бонзу, усевшегося не в свои сани? Одному Богу известно. В общем не так уж плох был Крючков, чтобы стараться сменить его Бог знает на кого. И все же… Передо мной лежала распечатка магнитофонной записи, сделанной несомненно в Ореховом кабинете начальника КГБ СССР, превращенным ещё Юрием Владимировичем в бункер внутри бывшего здания страхового общества «Русь» на Лубянской площади имени Дзержинского.
Наталья сидит возле меня, и вид у неё явно испуганный. Подобных последствий получасового визита «старого приятеля» она никак не ожидала. Винить её, понятное дело, не в чем, специфика нашей работы очень тонкая, для юной барышни, терзающейся душеедством Достоевского и «Игрою в бисер» Гессе, просто не постижимая.
— Вы его ищете? — наконец бесхитростно спрашивает она, после того, как мы сбавляя скорость сворачиваем с улицы Маршала Бирюзова на улицу Народного ополчения.
Милая девочка, по всей видимости, ей всерьез кажется, что наша работа состоит в ловле хитроумных наймитов мирового империализма. Ах, если бы так! Здесь понять бы самому, кто кого ловит?
Интересно, что означал сегодняшний визит Власенко ко мне домой? Уж никак не заход на огонек. Демонстрация возможностей? Быть может, быть может. Во всяком случае, когда я помогал Натали собираться, никаких новых «бытовых приборов» мною обнаружено не было. Это, конечно, значило не много. Беглый осмотр и зондирование фоновым детектором не давало никакой гарантии от «клопов» и «закладок». Полчаса — вполне достаточный срок для специалиста, чтобы стены приобрели уши, а двери — глаза. А если нет, что тогда? Судя по нездоровому интересу к платяному шкафу, можно предположить, что моих опекунов ни с того ни с сего заинтересовал мой гардероб. Вполне может быть. Как сказал один из закройщиков Глупого Короля: «Одежда порою может сказать о человеке куда больше, чем он сам». Я мысленно представил содержимое шкафа. Ничего предосудительного. Малый джентльменский набор советского офицера, проработавшего какое-то время за рубежом. Во всяком случае, думаю, что парадка майора морской пехоты со всеми положенными по чину приметами прохождения службы и высокими правительственными наградами произвела на незваного гостя надлежащее впечатление. Одно можно было заявлять со всей уверенностью: интерес ко мне генерал Банников не терял. Интерес не совсем обычный, но все же вполне явный. Может быть, у меня паранойя, и я бегу от собственной тени. Будем надеяться, что наша скорая встреча расставит все точки над «и», а также всеми прочими буквами алфавита.
— Вы его ищете? — ещё раз переспрашивает Натали, видимо, принявшая мое молчание за внезапный приступ глухоты. — Он — шпион?
— Что-то вроде этого, — уклончиво отвечаю я.
— А куда мы едем?
— К друзьям. Тебе на время надо исчезнуть.
— Исчезнуть? Как это?! — в голосе моей любимой слышится явное недоумение.
— Очень просто. Чтобы тебя никто не нашел.
Неплохо начинается наш медовый месяц, во всяком случае, свадебное путешествие получается веселым. Я думаю, Наташа уже заметила замысловатость нашего маршрута, все те зигзаги, петли и спирали, которые описываем мы по столице, многократно проверяясь на предмет наружки. Вроде бы все тихо. Во всяком случае, стандартную слежку тремя машинами я бы уже обнаружил, а для квадратного метода, когда куда бы ты не подался, везде пересекаешь рубежи наблюдения стационарных оборудованных пунктов слежения, я, пожалуй, слишком незначительный объект. Если, конечно, нас каким-то образом не взяли за жабры и теперь не водят в ожидании приказа отвернуть головы. Впрочем, это уж вряд ли. Даже если нас действительно накрыли, что само по себе маловероятно, теперь у наших оппонентов должна появиться головная боль на тему, кто мы и откуда.
Однако достаточно тщательная проверка результатов не дала. Ладно, предположим, что хвоста действительно нет. Тогда задача следующая: тихо лечь на дно. Найти человека в Москве на первый взгляд практически невозможно, особенно если он того не желает. Но когда известны его профессиональные интересы, его окружение, маршруты и образ жизни, то круг поиска сужается непомерно. В моем случае, все эти сведения у противника вряд ли уже имеются, но рисковать все же не след.
— Скажи, ты называла гостю свое имя?
— Да, но только имя.
Не много, конечно, но и не мало. Если у Власенко хватит художественного таланта описать очаровательную хозяйку моего дома, боюсь, что, зная имя, вычислить её будет сравнительно просто. Фотографий с недавнего конкурса, на нашу беду, в городе предостаточно.
— Ладно. Ничего не поделаешь. Скажи, у тебя есть какая-либо подруга детства, у которой можно было бы переночевать?
— Подруга? — Она задумывается не несколько минут. — У меня есть тетя, точнее, даже не тетя, одногруппница моей матери по университету. Тетя Аля воспитывала меня, и души во мне не чает. Замуж она так и не вышла, живет в Чертаново одна с двумя кошками.
— Понятно. Быть может, это и подойдет. Как у неё насчет расспросов?
— Она так много говорит, что мало что слышит.
— Много говорит? Это плохо, — кривлюсь я.
— Ты не волнуйся, я ей что-нибудь душещипательное расскажу, она поверит.
— Ладно, на ночь сойдет. Командуй, куда ехать?
— Улицу Сумскую знаешь? Около метро.
— Не беспокойся, хозяйка, сейчас с ветерком докатим.
Тормозим у блочной девятиэтажки. Я провожаю Натали до лифта и, оставив её вешать лапшу на уши старой деве, отправляюсь к месту работы. Сегодня у меня сверхурочные. Сегодня у меня сверхурочные. Ну да ладно, не впервые. Ничего, с картами, которые у нас на руках, играть можно. И выигрывать тоже. А что? Яковлева мы отрыли. Мы об этом знаем, а он — нет. Правда, пока что он по французским курортам прохлаждается, но когда-то вернется? А не вернется — мы его за любой границей достанем. По танкам у нас тоже вроде все прорисовывается. Вот Птаха ещё Горелова расколет, обрастет его дело необходимыми деталями: кто, куда и сколько, и прикроется лавочка со страшным грохотом, уж это обещаем. А как Тарас Алексеевич завалится, тут и до батюшки его со товарищи черед настанет. Это уже как водится: коготок увязнет — всей птичке пропасть. Давненько мы что-то господину Мюррею визитов не наносили! Вот обрадуется американская общественность, узнав, что бывший сенатор не только скупкой краденого пробавляется, но и вместе с родными и близкими отмывает деньги КГБ! То-то веселуха будет! Так что закончим дело — покажу Натахе извержение вулкана на Капитолийском холме. Потрясающее зрелище.
Удивление Бирюкова при моем появлении не знает границ.
— Что-то случилось?
— Да. У меня был мальчик из Банниковских шестерок.
— Чего хотел? — хмурится Слава.
— Носом землю рыл. Искал несоответствия.
— Понятно. Примета не из лучших.
— А что ты хотел? Полного доверия ко мне у Банникова быть не может. Просто неоткуда ему взяться, и, вместе с тем, похоже на то, что он все же желает использовать меня в своих раскладках. Знать бы — в каких.
— Ввяжемся в драку, там разберемся, — изрекает Слава.
— Слыхали. Наполеону вольно было всякую ерунду морозить, сам-то он предпочитал разбираться до того, как. Меня, знаешь, что во все этом настораживает?! Есть в действиях Банникова какая-то поспешность. Такое впечатление, что он сильно торопится и оттого тщательной проверкой кандидатуры попросту пренебрегает. Почему? Возможности у него есть, да и необходимость, в общем тоже. Тогда что?
— Тяжело сказать, — медленно произносит Бирюков. — Ответ напрашивается один, и он — увы! — Не самый приятный.
— Ты имеешь в виду одноразовое использование?
— Именно. Суди сам. У твоего знакомого и своих головорезов, и все же он пытается нанять тебя. Почему? Но, по-моему, есть ещё одна причина. Точнее — две. Во-первых, как, очевидно, показали его исследования, человек ты в армии практически неизвестный. Тех, кто знает тебя по службе — раз два и обчелся. Во-вторых, со структурой ты вроде бы как не связан. То есть, конечно, спецназ ГРУ и все такое, но к самому ГРУ ты имеешь такое же отношение, как погранвойска к КГБ. Банникову нужен кто-то из армии. Понимаешь, к чему я клоню?
— Полагаешь, объект моей опеки из войск?
— Скорее всего. Тогда варианта два. Либо все у вас пройдет гладко, тогда, возможно, ты получишь обещанные деньги и место. Если же вдруг что-то срывается, ты должен будешь прикончить своего принципала, а некто, нам покуда неизвестный, тебя самого. Впрочем, такой вариант возможен и в первом случае. Нам до сих пор ничего неведомо о том, каким образом наш подопечный желает тебя использовать. Есть у тебя предложения на этот счет?
— Покуда нет, — качаю головой я. — Полагаю, сегодня все прояснится.
— Или дождик или снег, или будет или нет. — На лице моего друга явственно читается сомнение. — Это ещё те темнилы.
— Доживем — увидим. Ладно, не будем торопить события. Давай лучше покажи, что у вас нового?
— Да уж, кое-что есть. Хотя, признаться, оптимизма мне все это никак не прибавляет. Да что там, сам посмотри.
Я смотрю. Передо мной папка, родная сестра той, в которой хранилось дело Мухамедшина. Досье на Эдварда Мюррея, точнее, не столько на него, сколько на сообщество, созданное им. Переворачиваю картонную обложку. Фотографии, вырезки из газет, прорисованная схема родственных и дружеских связей с кратким пояснением под каждой персоной. Прямоугольников с именами и должностями значительно больше, чем на листе из той самой папки «№ 2». То ли в первом случае в наши руки попал список основных персонажей нашей драмы, то ли эти имена были получены уже позже. А вот и наш загадочный Макс Коулер, черти бы его побрали. Пояснительная справка, расположенная под рамкой, почти пуста. Больше всего места в ней занимает непропорционально большой вопросительный знак. Похоже, периодическое попадание в поле зрения Сухорука этого американского гражданина, никоим образом не прослеживающегося в самой Америке, всерьез раздражало скрупулезного контрразведчика. Я перелистываю одну за другой несколько страниц с характеристиками сообщников Мюррея и взгляд мой натыкается на лист, аккуратно исписанный мелким канцелярским почерком, каковым обычно обладают люди дотошные, но несколько нудноватые. Вверху официального рапорта на имя начальника третьего главного управления КГБ рукой Сухорука сделана надпись: «Обратить внимание! Первый Визит!» Следуя настойчивому требованию своего предшественника, я тотчас же углубляюсь в чтение.
«Сегодня, 8 февраля 1991 года, рейсом авиакомпании „Панамерикан“ прибыл неизвестный, прошедший по зеленому коридору мимо таможни и погранпоста. Документов прибывший не предъявлял, но в списке пассажиров числился только один, не отмеченный на границе — Макс Коулер.
В Шереметьево-2 прибывшего встречали три сотрудника Комитета Государственной Безопасности под начальством полковника Баландина Б.А. Они провели вышеупомянутого Макса Коулера к служебному автомобилю, который отбыл в направлении Москвы. Вечером того же дня он отбыл в Вашингтон рейсовым самолетом „Боинг 747“ той же кампании „Панамерикан“. По моему распоряжению была проведена оперативная фотосъемка. Фотоснимки прилагаются.»
Пакет со снимками действительно лежит тут же. Я высыпаю их на стол и начинаю раскладывать в хронологическом порядке. Четверо мужчин неопределенного возраста, ничего не говорящие стандартные костюмы, пароходная походка, рассекающая толпу с равнодушным безразличием. С ходу и не отличить, где заморский гость, а где наши искусствоведы в штатском. Следующий снимок. Ясно видно лицо одного из сопровождающих. Взгляд настороженный. Может быть, почувствовал наблюдение? Не исключено. Однако объектив он все-таки не увидел. Стоп! Где я видел это лицо? Видел совсем недавно.
— Слава, ты фотографию Яковлева обработал?
— Яковлева? — Бирюков открывает сомкнуты негой взоры и пытается сфокусировать на мне взгляд. — А, да. Возьми, там на столе лежит.
Листок с многократно растиражированным ликом отставного гэбэшника действительно обнаруживается рядом с компьютером. Ну, конечно же! Один из сотрудников, сопровождающих заграничного гостя — подполковник Яковлев. Второй — покуда неизвестный нам Баландин. Однако кое-что по роду его деятельности нам уже известно. Славное соседство для высокого зарубежного гостя.
Очередной кадр — четверо поименованных нами джентльменов садятся в черный «ЗИЛ-117» с начинающимся с ноля комбинатскими номерами. Номер виден хорошо. Видно также, что в автомобиле уже есть шофер. Скорее всего «ЗИЛ» ожидал прилета рейса, не глуша мотор. Бензин казенный, не жалко. А вот — «возвращение высокого блондина», правда, на этот раз суперагент — шатен среднего роста. Та же троица провожающих, но теперь ракурс более удачный, профиль Коулера все-таки схвачен. Не густо, конечно, но все же. На безрыбье и сам раком станешь. Спиной он, что ли, камеру чувствует?!
Ладно. Запомнили. Крутим дальше Материалы разработки шофера Эн из спецгаража КГБ. Стукачество — вещь, что и говорить, противная, но порою весьма полезная. В Комбинате же, для которого институт стукачей является одной из систем жизнеобеспечения, лучше всего быть глухонемым, чтобы не попасть в числе тех, Кто, либо тех, на Кого.
Впрочем, разговор, пересказанный незаконнорожденным потомком Павлика Морозова, лаконичен и сводится к двум фразам:
— Предпочитает ли многоуважаемый мистер отдохнуть после перелета или же сразу за дело?
— Если мне могут уделить внимание прямо сейчас, то я готов.
Похвальная стойкость для человека, полдня проболтавшегося в воздухе и преодолевшего за это время несколько часовых поясов…
Документ, подшитый вслед за доносом шофера Зет на шофера Эн, буквально повергает меня в трепет. Мне хочется моментально сорваться с места и мчаться к ближайшему медиуму, из тех, чьими объявлениями пестрят страницы наших газет, чтобы немедля вызвать дух убиенного подполковника Сухорука и задать ему один единственный вопрос: «Каким образом?!»
Следующий подшитый в деле лист более чем недвусмысленно свидетельствовал о том, что каким-то непостижимым для меня способом кабинет начальника Комитета Государственной Безопасности находился на прослушке, правда, если это можно считать утешением, у своих же «компетентных органов». Борьба кланов? Стремление подсидеть партийного бонзу, усевшегося не в свои сани? Одному Богу известно. В общем не так уж плох был Крючков, чтобы стараться сменить его Бог знает на кого. И все же… Передо мной лежала распечатка магнитофонной записи, сделанной несомненно в Ореховом кабинете начальника КГБ СССР, превращенным ещё Юрием Владимировичем в бункер внутри бывшего здания страхового общества «Русь» на Лубянской площади имени Дзержинского.