Свержин Владимир. Железный Сокол Гардарики

   – А столовое серебро возьмешь?
   – Давай, засвети.
   В следующие полчаса мой друг стал счастливым обладателем десятка разнокалиберных ложечек, ножа для вскрытия устриц и крошечной емкости для перца, украшенной десятком мелких жемчужин. Каждый раз, когда ставка домового была проиграна, вновь появлялась уже виденная мной упитанная мышь с очередным предметом в лапах. За столовой утварью были проиграны разрозненные пуговицы с какими-то блестящими камнями, золотая цепочка, должно быть, от нательного креста, и пряжка от туфель.
   – Ну, – домовой с надеждой глянул на вновь появившегося грызуна, – давай же, давай!
   Та развела лапы в стороны и, чуть присев, сокрушенно пискнула.
   «Дивная вещь эти сны, – мысленно усмехнувшись, подумал я. – Такое, бывает, привидится!»
   Страстная комариха, изнывая от кровавой жажды, спикировала и закружила над головой, выбирая место для посадки.
   – А у меня тут еще крест есть, – вспомнив что-то, быстро заговорил домовой. – Его лихие разбойнички тут на стропиле припрятали, тому назад уж почти десять лет. Я его коснуться не могу, а тебе, если выиграешь, место укажу. Большой такой крест, золотой, с каменьями.
   – А не брешешь?
   – Да чтоб у меня вся борода клочьями повылазила, – клятвенно заверил малыш, поглаживая лохматое украшение своей физиономии.
   – Ну, лады. Поверю на слово.
   Лис снова начал метать карты. Между тем комариха перестала изнывать, устраиваясь на поздний ужин. Я хлопнул себя по лбу, невольно привлекая этим внимание Лиса.
   – Шо, капитан, не спится?
   – Поспишь тут с вами, – буркнул я.
   Так называемый сон не желал рассеиваться. Лис действительно сидел за столом с колодой в руках, а перед ним, нервно потирая руки, стоял кроха домовой.
   – Ну, сдавай же, сдавай, – потребовал он, обращая на меня внимания не более, чем на комариное нытье.
   Я вновь прикрыл глаза. Как ни странно, тело чувствовало себя вполне отдохнувшим, и мозг готов был работать на полную мощность. Можно было не сомневаться, что в предутреннее время, именуемое «волчьим часом», никакая стража не сможет помешать нам вырваться из этой западни.
   Констатируя этот факт, я невольно почувствовал досаду. Моя надежда найти в Феллине хоть какие-то зацепки для решения стоящей перед нами задачи терпела крах. В какой-то момент мне показалось, что фортуна высветлила на секунду то самое звено, ухватившись за которое, можно вытащить всю цепь целиком. Мне еще ничего не говорило имя прекрасной Гунилы, покорившей сердце принца Юхана, но сам факт ее существования обнадеживал. Вполне могло статься так, что в деле избавления герцога Эстляндского от брачных уз мы с ним окажемся союзниками.
   И вот теперь, когда пасьянс, казалось, начал складываться, бежать от каких-то «псов господних»^[41]! Вновь оказаться у разбитого корыта, как говорят в ближнем отсюда зарубежье. Без корабля, без сведений, без сколько-нибудь внятного плана действий.
   Ну, положим, доберемся мы до Юхана, передадим ему письмо Вишневецкого, адресованное королю Эрику, и он, полный благодарности, оставит нас при своем дворе. Дальше-то что? Дурацкая ситуация. Возможно, и сам Юхан был бы рад избавиться от польской королевишны, да только сделать это – не в его силах. Разводы на таком уровне может разрешить только сам римский понтифик, а для него Катарина Ягеллон – добрая католичка, а Юхан, подобно многим германским князьям, сегодня католик, а завтра, стоит ему расстаться с супругой, может оказаться кальвинистом. Ни за какие коврижки его святейшество не даст разрешения на развод!
   Окажись мы сейчас в Риме, может быть, нам и удалось бы убедить ключника святого Петра… У меня мелькнула шальная идея: не подсказать ли Юхану прием, использованный в нашем мире английским королем Генрихом VIII? Обиженный отказом папы расторгнуть его брак с нелюбимой женой, он, не мудрствуя лукаво, объявил себя главой Британской церкви и обошелся без благословения Рима. План был всем хорош, за исключением трех мелочей: во-первых, требовал много времени; во-вторых, благодаря родовому упрямству Камдилов во времена уже упомянутого короля мы так и остались католиками, а поэтому нести в массы лютеранскую веру мне было не к лицу; и, в-третьих, даже при этом раскладе в глазах Ватикана и его приверженцев Катарина по-прежнему считалась бы законной супругой герцога Юхана.
   Давно я уже не чувствовал себя таким беспомощным. Не могло быть, чтобы наша задача не имела решения, но от меня оно по-прежнему ускользало. Более того, я даже не знал, как к нему подступиться. Эта противная мысль зудела в мозгу не хуже убиенной комарихи (понятное дело, пока та была жива). Перебрав, казалось, все разумные варианты и не найдя целесообразных, я перешел к иррациональным. Вот если бы наше с Лисом чародейство не было дутым… К сожалению, прибытие в эти места Бабы-Яги было весьма маловероятным, а ее здешняя коллега находилась в розыске. У домового, что ли, выяснить, как ее найти? Я поглядел на крошечного бородача, никак не решающегося поднять сданные ему карты.
   – Ну, шо ты топчешься? – с непонятной мне безжалостностью заторопил Сергей.
   – Хватит, – выдохнул взопревший малютка, плотоядно уставившись на кучу проигранного добра. – Себе.
   Должно быть, на этот раз карта ему пришла серьезная.
   – Нэ буду дывыться – нэхай козырыться.
   Лис постучал ногтем по колоде и отсчитал себе три листика.
   – Ну шо, вскрываемся?
   – Двадцать, – выдохнул домовой.
   – Салабон, – расслабленно констатировал Сергей. – Очко!
   – Проиграл, опять проиграл! – взвыл малыш и с неистовством вцепился в торчавшие из-под алого колпачка волосы. В комнате подозрительно заскрипели половицы и, как мне показалось, зашевелились стены.
   – Ну-ну, уймись, – попытался успокоить его Лис.
   – Давай еще разочек, – взмолился проигравшийся в дым хранитель здешних стен и перекрытий. – Вот хоть на них. – Он ткнул пальцем в сидящую рядом мышь.
   – Да ты че, роднуля, с головой поссорился?!.. – начал было Лис.
   – Хорошие мыши, воспитанные, послушные…
   В этот момент соломинка переломила наконец спину верблюду. Пасьянс (надеюсь, не из этих странных карт) сложился внезапно, но безукоризненно ясно.
   – Лис, – поднимаясь, выдохнул я. – Играй!
 
   Стук в дверь поутру сопровождался окриком:
   – Выходи без промедления!
   – Я щас кому-то выйду! – потягиваясь, рявкнул Лис. – Ща-аз так выйду – потом всю жизнь под себя ходить будешь.
   Уж не знаю, при чем тут столь замысловатая манера хождения, но если Лис чего-то обещает – он это, как правило, выполняет.
   Мы появились на лестнице в холодном молчании, как появляется на горизонте безжизненный остов парусника, именуемого «Летучим Голландцем». И, подобно ему, наше появление предвещало бурю. Между тем ничего не подозревавшие доминиканцы потрошили голландца вполне сухопутного.
   – Откуда вы родом? – вопрошал один из псов божьих.
   – Из Антверпена, ваше преподобие, – с трудом выдавил купец.
   – Что вас привело сюда?
   – Й-й-я здесь по торговым делам, – заикаясь, начал оправдываться подследственный.
   – Где ваш товар?
   – Со мной. Я торгую ювелирными изделиями…
   Доминиканец сделал знак стражникам, и те подтащили довольно крупный и тяжелый сундучок.
   – Ваш?
   – Да, ваше преподобие.
   – Откройте.
   Торговец, не попадая в замочную скважину ключом, принялся отпирать хранилище драгоценностей.
   – Что это вы так дрожите? – процедил инквизитор. – Вам есть чего бояться?
   Замок наконец клацнул, и стражники, отстранив трясущегося бедолагу, подняли крышку. Из сундука по зале разлилось сияние золота и драгоценных камней.
   – Что это? – выхватывая сверху вещицу, с напором произнес обвинитель.
   – Извольте видеть, диадема с рубинами…
   – Наглый лжец, – оборвал его суровый обвинитель. – Всякому, имеющему глаза, ясно, что это полумесяц. Признавайся, несчастный, служитель ли ты нечестивого Магомета, сторонник ли культа Луны, во главе коего стоит противозаконная шлюха Елизавета Английская, или же погряз в колдовстве и ереси, осенив себя знаком Кибелы?
   – Приказываю всем остановиться!!! – нарушая царившую внизу идиллию судебного произвола, гаркнул Лис.
   – Кто вы такой? – Инквизиторы недоуменно воззрились на голосистого наглеца.
   – Ты так и не узнал меня, каналья?! – включаясь в свою излюбленную игру, грозно рявкнул мой напарник. – А ведь среди добрых католиков мой облик знаком каждому, ибо я – одно лицо со своим племянчатым дедом. Шо, влипли, кони педальные? Оборотни в сутанах! Внимайте и вынимайте! Мое имя, – Лис принял особо торжественный вид, – Кондратий Лойола! И если вам кажется, что я вам приснился, то ущипните себя немедленно. Я пришел!
   Фамилия основателя ордена иезуитов произвела на публику должное впечатление.
   – Как вам, конечно же, известно, я являюсь следователем по особо важным делам конгрегации кардиналов и опорным столпом престола Святого Петра.
   Слово «конгрегация» Лис учил сегодня все утро, а последний титул сочинил по ходу действия. Судя по всему, он не видел особой разницы между опорными столбами и столпами веры.
   – Я уполномочен, – продолжал Сергей тем же грозным тоном, – найти и обезвредить шайку преступников, которые, разбойным путем раздобыв форму и документы сотрудников инквизиции, принялись бомбить фраеров ушастых в местах их естественного скопления. Как-то: рынки, магистратные ратуши, постоялые дворы, ювелирные лавки и меняльные конторы.
   – Это самозванцы! – взвизгнул один из монахов и тут же завопил, обращаясь к страже: – Взять их!
   Мне осталось лишь развести руками, но сделал я это быстро и прицельно. Клятвенно сложенные пальцы хлестнули плетью по глазам первых же не в меру ретивых служак, минут на десять лишая их возможности думать о чем-либо, кроме острой боли.
   – Козырь, наш мандат, – насмешливо глядя на инквизиторов, обратился ко мне Лис.
   Я без промедления вложил в протянутую руку письмо Вишневецкого, которым мой напарник издали помахал перед восхищенной общественностью.
   – В связи с особой опасностью банды у меня есть приказ в случае оказания сопротивления живыми вас не брать.
   Рижские стражники расступились, освобождая пространство между конфликтующими сторонами. На лицах священнослужителей, правильно оценивших реакцию конвоя, проступила бледность.
   – Итак, – делая шаг вперед, вновь заговорил Лис. – Согласны ли вы чистосердечно сотрудничать со следствием?
   Монахи упорно отмалчивались. В руках Сергея блеснул и заиграл драгоценными каменьями выигранный у домового крест.
   – Сейчас увидим, как действует на этих пособников сатаны, подобно антихристу, облаченных в сутаны, крестное знамение.
   Он выставил перед собой символ веры и зашагал к недавним обвинителям, ставшим теперь обвиняемыми. Те, вскочив, попятились.
   «Дзынь!» – раздалось в гнетущей тишине. Затем еще: «Дзынь! Дзынь! Дзынь!» На пол из-под сутаны доминиканца посыпались серебряные ложечки и отделанная жемчугом емкость для перца.
   – Это же мое! – охнул присутствовавший здесь же Гюнтер Мунк, но тут же осекся, поскольку из-под сутаны второго на пол с глухим стуком выпал кистень. Он был обнаружен Лисом на стропилах рядом с крестом, и, вероятно, некогда служил орудием преступления. Но апофеоз наступил через мгновение.
   Доминиканец, исполнявший в этой троице роль главного, внезапно рухнул на пол, истерически захохотал, забился в конвульсиях, изгибаясь самым неестественным образом. Тут же из-под его одеяния плотным серым потоком хлынули мыши. Народ в ужасе шарахнулся в стороны.
   – Вот что крест животворящий делает! – торжественно резюмировал Лис. – Полагаю, комментарии излишни. С бандой «Серая мышка» покончено. Стража! – Он поманил пальцем еще не пришедших в себя от увиденного ландскнехтов. – Провести личный досмотр. Все обнаруженные вещи, бумаги и, конечно же, незаконно присвоенное служебное обмундирование в присутствии понятых будет принято по описи. Они изымаются и будут фигурировать в деле в качестве вещественных доказательств. Этих, – Сергей кивнул на уже схваченных под руки доминиканцев, – в кандалы, и вплоть до особого распоряжения – в каменный мешок. Колдуна посадить отдельно и бдить неотступно.
   Перепуганная стража действовала с особой расторопностью, и спустя пять минут только валявшееся на полу коричневое одеяние и личные вещи инквизиторов напоминали о пережитом кошмаре.
   – Я не понял, Гюнтер, – обращаясь к хозяину заведения, спросил Лис. – А шо, у вас тут гостей завтраком кормить на принято?
   – Да, да! Ну как же! – всполошился Мунк, вновь обретший дар речи и осмысленность взгляда.
   В этот миг двери корчмы распахнулись, и на пороге появился верзила с абордажной саблей у пояса.
   – Хозяин! – найдя глазами не добежавшего до кухни Гюнтера, через весь зал крикнул моряк. – Кто тут корабль в Средиземное море фрахтовал?

Глава 23

   Доехал Илья Муромец до камня с письменами, посетовал, что читать не умеет, и, как водится, пошел налево.

Кот Баюн

   Верзила обвел взглядом посетителей корчмы, еще не пришедших в себя после шока, и уткнулся взглядом в сундучок с золотом, по-прежнему стоявший на столе. Брови его удивленно поднялись, но в этот миг я прервал затянувшуюся паузу.
   – Мы фрахтовали корабль.
   – А-а-а, – протянул морской волк, оскаливая в улыбке клыки. – Ну так поторопитесь. Завтра чуть свет под бризом в море уходим.
   Я кивнул и тут же услышал в голове голос напарника.
   – Слушай, капитан, я вот шо подумал. Ежели мы этого галантерейщика с собой прихватим, так под это дело можно красиво подойти к Байдиной зазнобе.
   – Я об этом еще ночью подумал, – заверил я друга. – Вопрос только, как убедить купца действовать с нами заодно.
   – Да ну, ты даешь… – удивился Лис и без лишних раздумий произнес, оборачиваясь к голландцу: – Собирайтесь, вы следуете вместе с нами.
   На лице успокоившегося было торговца отразился неподдельный ужас. Упомянутое путешествие по Средиземному морю в его представлении наверняка заканчивалось мрачными застенками инквизиции. А тут уж доминиканцы или иезуиты – разница невелика.
   – За что? – жалобно простонал он.
   – Сударь, – придавая голосу мягкую суровость, начал я. – Вам не причинят вреда…
   – Но я честный человек… – не дослушав, начала оправдываться жертва произвола. В душе купец явно сожалел, что вообще родился в христианской стране.
   – И как честный человек должны помочь следствию! – продолжил его тираду новоявленный иезуит. – Пока вы проходите по делу в качестве свидетеля, но…
   – Я понял, понял, – закивал потерпевший, захлопывая крышку и тщательно запирая замок.
   – Ну а теперь завтрак! – широко улыбнулся Лис, точно фокусник, снабдивший кроликами всю ресторацию. – И этому, – он кивнул на моряка, – с ножом для разделки китов, тоже.
   Сборы были недолги, и вскоре после утреней трапезы наша команда двинулась к Риге. Купца в его странствиях сопровождала пара слуг, которые, вероятно, значились охранниками, однако, по моим наблюдениям, не слишком оправдывали это гордое звание. Судя по взгляду, которым одарил эту парочку наш проводник, он придерживался того же мнения.
   Вообще меня всегда поражала невиданная храбрость охотников за прибылью. Одно дело – мы, люди меча, для которых рисковать головой – занятие привычное, к тому же у нас всегда найдется под рукой какой-нибудь весомый аргумент, чтобы за эту голову вступиться, а если уж не вышло – такова судьба. Но у купцов – ни навыка, ни отточенных рефлексов, ни желания во что бы то ни стало одолеть противника. И вместе с тем, очертя голову, рискуя жизнью и товаром, они пускаются через полмира в зыбкой надежде заключить выгодную сделку. При этом все их упования – на божий промысел и такую вот немудрящую стражу.
   Сокровища, которые вез наш спутник, стоили целого состояния. Вероятно, он мог нанять и большую стражу, однако в этом случае разбойники, будь то с земных или морских больших дорог, быстро вычислили бы в нем предмет своего корыстного интереса. А следовательно, искали бы способ обойти конвой или же как-нибудь посноровистей отправить его к праотцам.
   Выезжая из владений гостеприимного Мунка, я оглянулся и невольно осадил коня. Увиденное поразило меня настолько, что я едва успел окликнуть Лиса, прежде чем захохотать.
   – Шо это тебя на хи-хи пробило? – Сергей последовал взглядом за моим указательным пальцем.
   Вывеска трактира имела теперь вид иной, нежели прежде. Над голубиной троицей дугою красовались пять звезд, тех самых, за которые с несвойственной ему щедростью заплатил мой напарник.
   – Ах-хренеть! – Физиономия Лиса, полагавшего рубль в чужих руках личным оскорблением, приняла страдальческое выражение. – Ободрали, шо макака банан. Буквально за наш счет евроремонт сделали. Впрочем, – он задумался, выискивая обратную сторону у этой медали, – если считать, шо мы ночевали в пятизвездочном отеле, то еще дешево отделались!
   Должно быть, огорчение из-за бездарно потраченного талера заставило моего друга забыть о том, что запас продовольствия, выданный нам Гюнтером в дорогу, не стоил нам ни гроша, а сделанные нам подарки многократно превышали наши финансовые затраты.
   Мы отъехали уже довольно далеко, когда я чуть придержал коня, поворачиваясь к Лису.
   – Слушай, есть одна закавыка.
   – А может, без нас обойдется? – с укоризной поглядел на меня друг.
   – Погоди, дай сказать. Предположим, Штаден действительно клюнет на удочку и, бросив все, вместе с шапкой Мономаха примчится в Феллин…
   – Ну, подождет, не маленький. Это ж тебе не под дверью в сортир, когда в брюхе буря и натиск…
   – Речь не о том, – поморщился я, не желая углубляться в затронутую напарником тему. – Штаден приедет на постоялый двор, Мунк расскажет ему о наших «подвигах», которые тот скорее всего примет за очередной сеанс магии, но дальше кабатчик сообщит, что мы отправились в Средиземное море…
   – Вот тут-то Штаден и офигеет, – предположил Лис. – Вот таким фиганутым мы его по возвращении и застанем.
   – Я серьезно, – попытался я урезонить друга.
   – Да ну, не парься. Черкни старине Генриху пару слов, мол, жди меня, и я вернусь, свято храни тайну золотого ключика и будь всегда готов!
   – К чему готов? – не понял я.
   – Да какая разница. К борьбе за дело Ленина и шо-то там коммунистической партии! Лишь бы с места не двигался.
   Он повернулся к слугам негоцианта и, глубокомысленно оценив ездовые качества каждого, сообщил тому, кого счел более пригодным к несению фельдъегерской службы:
   – Эй, парень! Назначаю тебя мимоденежером по связям с общественностью.
   – А? – прозвучало в ответ.
   – Короче, сейчас вот он, – не вдаваясь в обсуждение начальной литеры алфавита, показал на меня Лис, – выдаст тебе записку, и ты – одна нога здесь, то шо между – там, а вторая – снова здесь, – метелишься обратно в «Три голубя» и отдаешь ее хозяину. Затем бегом, прыжками, шо та блоха на кенгуру, – в рижский порт.
   Он повернулся к провожатому:
   – Как ваш корабль называется?
   – Пинас «Саламандра».
   – Запомнил?
   Слуга кивнул, но тут в разговор вмешался купец, несколько удивленный тем, что Лис распоряжается его работниками:
   – Э-э-э, да как же так можно? – пересиливая страх, заговорил он. – Это ж мои люди, они мне здесь нужны…
   Голландца можно было понять. С этакими сокровищами без хотя бы мало-мальски пристойной охраны он чувствовал себя неуютно. А уж тем более – отправляясь невесть куда с «иезуитским следователем по особо важным делам».
   – Не пыли, пехота! – отозвался Лис.
   – Сударь, – произнес я, доставая из седельной сумки пергамент и письменные принадлежности. – Если вы опасаетесь за свою поклажу, даю вам слово дворянина, что рядом с нами она будет в полной безопасности. Насколько такая безопасность вообще существует в подлунном мире…
   Коммерсант с тоской смерил меня взглядом, оценивая «за» и «против», и нехотя кивнул подручному.
 
   Пинас «Саламандра» покачивался на швартовах у самого пирса. Это рожденное в далекой Голландии судно с первого взгляда привлекало к себе внимание гармоничностью очертаний и стройностью линий. Можно было не сомневаться ни в быстроходности корабли, ни в его остойчивости. Сомнение вызывало другое: во-первых, на крупном тридцатипятиярдовом корабле не было видно ни флага страны, ни вымпела той или иной торговой компании. Полотнище с золотой саламандрой, объятой пламенем, говорило о том, что капитан работает сам на себя и, вероятно, является хозяином судна. Но это было еще полбеды. В конце концов, почему бы какому-нибудь старому пенителю морей не купить себе этакого красавца и не заняться частным извозом, полагаясь на свою удачу. Однако, кроме десятка кулеврин, торчавших из пушечных портов, на палубе красовалось еще шесть фальконетов^[42], что, несомненно, превращало пинасу в боевой корабль.
   Лис, за годы странствий также немало побывавший в морских походах, поинтересовался, окинув «Саламандру» скучающим взором:
   – Скажи, Вальтер, тебе что-нибудь известно о ледовой обстановке на Балтике?
   – Лето же, – удивленно глянул на него я.
   – Да шо ты говоришь? – Он сокрушенно покачал головой. – Тогда получается, шо тот выдвижной таран – не для раскалывания льдин.
   – Получается, – согласился я, но времени продолжать разговор, во всяком случае, в явной форме, не было. К нам приближался высокий, скандинавского вида человек, одетый с претензией на роскошь.
   – Карстен Роде, – подойдя, представился он. – Капитан и хозяин этого корабля. Как я понимаю, вы и есть пассажиры. Мой старый друг Гюнтер сообщил, что вы желаете идти в Средиземное море. Не соблаговолите ли сказать, куда именно?
   – В Ревель, – коротко ответил я.
   – Да-а? – удивленно протянул капитан. – Но ведь Ревель здесь, на Балтике. При хорошем ветре – день пути.
   – Видишь ли, дружище, – вмешался Лис. – Тут пока то да се – концепция переменилась. Поэтому есть два варианта: либо перетаскивать Средиземное море сюда, либо плюнуть на условности и идти, не сворачивая с этих самых волн, в Ревель. – Лис указал на серые со стальным отливом валы, плещущиеся о пирс.
   – Что ж, в Ревель так в Ревель. Только денег я вам назад не верну. Мы ж к дальнему походу изготовились: провиант купили, воду запасли.
   Возможно, в словах капитана Роде и была доля правды, однако, как мне казалось все больше и больше, хозяин «Саламандры» предпочитал разживаться провиантом, и не только им, на любых встречных кораблях, так что большая часть полученного золота легла балластом в его карманах.
   – Ну, не форменный ли грабеж! – услышав, что деньги за «вид на Средиземное море» ухнули безвозвратно, возмутился Лис.
   – Да как пожелаете. – Шкипер насмешливо пожал плечами. – Подряжались за Геркулесовы столбы идти, так поутру и выйдем. Хотите – в Неаполь, хотите – в гости к тунисскому бею, а хотите – я здесь на якоре стоять буду. Воля ваша. Меня Гюнтер по дружбе уговорил, я ему кое-чем обязан, но если что не так – можете и на берегу оставаться.
   Я глядел на саркастическое лицо капитана. Его глаза цвета балтийской волны смотрели беззлобно, но с нескрываемым презрением. Идея удачно облапошить бестолковых пассажиров казалась ему весьма удачной. И действительно, деньги были уплачены, да и шанс столкнуться на другом корабле с таким же пройдохой был, к сожалению, более чем вероятен. Здесь у нас имелась хотя бы рекомендация, записка признательного нам Мунка, там же – лишь Божье попечение.
   – Грузимся, – скомандовал я.
   – Так мы направляемся в Ревель? – пролепетал окончательно сбитый с толку голландец.
   – В Ревель, именно в Ревель, – подтвердил я.
   – Да-да, – тут же нашелся Лис. – И половину фрахта оплачиваете вы.
   На просиявшем было лице торговца вновь появилась гримаса уныния. Как любой представитель своей профессии он умел быстро считать деньги, а поэтому хорошо понимал, что за эту самую половину фрахта из Риги до Ревеля можно нанять три корабля. И все же, посетовав на злую судьбу и переменчивую фортуну, он приказал нести заветный сундучок в предоставленную каюту.
   Пинас, или же, если угодно, пинаса, – замечательное судно, настоящий продукт своей эпохи. Возникшее в нидерландских провинциях, оно представляло собой удачную помесь боевого корабля с маневренным и быстрым купцом. Кажется, Вильгельм Оранский, осматривая на верфи новый пинас, заявил, что в трюме этого корабля поместится все жито герцогства, да еще и место останется. Если же возить зерно не предполагалось – по бортам ставились пара десятков пушек, превращая корабль в воплощенную мечту корсара.
   На «Саламандре» зерно не возили отродясь. Карстен Роде при ближайшем рассмотрении оказался человеком довольно приятным в общении, почти светским. Убедившись, что обманутые туристы не собираются хвататься за оружие, требуя деньги назад, он принял на себя роль любезного хозяина прогулочной яхты и весь день потчевал нас рассказами о своей жизни и вполне сносными блюдами работы корабельного шеф-кока.
   Жизнь капитана Роде стоила отдельной повести. Уроженец Дании, он успел побывать шведским офицером, командиром ганзейского рейдера, корсаром, контрабандистом, тюремным жителем и вновь капитаном. На этот раз, как утверждал хозяин «Саламандры», он состоял на службе рижского магистрата. Однако же готовность отправиться в любой конец света, как и отсутствие соответствующего флага на грот-мачте, заставляли усомниться в правдивости его слов.