Страница:
– Мое имя – Жозеф Гаспар Антуан Барневуа, граф де Понтавьез, – с безукоризненной элегантностью представился он, описывая беретом изящную восьмерку перед сановным турком. – Хвала Всевышнему, я догнал вас!
Завершив приветствие, Баренс сделал знак стоящему за ним слуге, и тот протянул ему резной ларец красного дерева, в котором поверх золотых экю и жемчугов лежала верительная грамота с печатью христианнейшего короля Франции Карла IX. Совсем недавно этот документ был подлинным и принадлежал французскому поверенному в делах, исполнявшему роль консула в России. Изъяв его из архива посольского приказа, Лис аккуратнейшим образом смочил перенасыщенным раствором сахара чернильные строки. Затем он положил развернутый лист на блюдо, запустил туда же отловленных тараканов и накрыл крышкой. Этот алхимический опыт удался с блеском, к утру следующего дня у нас в руках был чистый пергамент с королевской печатью. Заполнить его не составило труда.
Турок углубился в чтение, явно не нуждаясь в переводчике для того, чтобы разбирать витиеватые французские письмена.
– Кстати, мальчик мой, поскольку сей достойный господин невольно совершил бестактность, не представившись, спешу исправить ее. Это сераскер[55] турецкой армии Хаджи Аслан-паша. Возможно, нам очень повезло, что султан назначил командовать армией именно его.
– Почему?
– В прежние годы Хаджи Аслан действительно был славным полководцем. Сулейман Великолепный ему очень доверял, однако дворцовая лень Стамбула отучила сего военачальника от тягот дальних походов. Зато у него обнаружился весьма ценный для паркетного генерала дар: он с необычайной ловкостью приписывает себе заслуги подчиненных и столь же легко сваливает на них все промахи и неудачи. За последние десять лет паша впервые покинул столицу и вряд ли станет тягаться в доблести с Мехмедом Завоевателем[56].
Между тем сераскер дочитал верительную грамоту, недавно подписанную самим Баренсом, по случаю временно исполнявшим обязанности Екатерины Медичи.
– Ваша королева пишет о некоем срочном поручении, которое она не может доверить бумаге. Что же это за поручение?
– Ее величество, – почтительно склонив голову при упоминании королевского титула, начал Баренс, – неизменно верная союзническому долгу, повелела мне и графу де Вержену, направленному в Стамбул, без промедления упредить вас о коварной измене, замысленной татарским ханом Девлет-Гиреем.
– О чем идет речь? – насторожился Хаджи Аслан, и все его три подбородка пошли волнами.
– Послы Девлет-Гирея, подкупив начальника черных евнухов Гиацинта, сумели прельстить молодого султана безмерными выгодами похода на Москву. Однако это всего лишь призрак. Фата Моргана. – Баренс свел большой и указательный палец и дунул, точно развеивая иллюзорное видение. – Моя королева допускает возможность, что сам по себе поход может принести богатую добычу, если, конечно, Господу будет угодно даровать вам победу над многочисленной и хорошо обученной армией царя Рюрика, получающего, к слову, немалую помощь от императорского двора. По сообщению нашего агента, – словно отвлекаясь, продолжил Баренс, – количество пушек в русских войсках за последние полгода утроилось.
Я отметил, что на лицо паши наползла темная грозовая туча.
– Но я не о том… – как ни в чем не бывало заливался соловьем Баренс. – Если даже поход будет удачен, что принесет он нашему доблестному союзнику, благословенному султану Мустафе? Неисчислимые потери и столь же неисчислимые расходы. Конница Девлет-Гирея годится лишь для набегов. Чтобы штурмовать сильные русские крепости, нужна пехота и пушки. У крымского хана нет ни того, ни другого. Зато каждому известно, что лучшей пехоты, чем янычарский корпус, не сыщется во всем мире. Я знаю, что в своем послании Девлет-Гирей уверял султана, будто поход на Москву станет увеселительной прогулкой. Это ложь! Под стенами русских крепостей вы положите цвет своей армии, что, несомненно, позволит усилиться нашему общему врагу – императору Максимилиану. Однако и это еще не самое худшее для вас.
Если даже предположить, что в конце концов Москва будет взята, победа может стать для султана пирровой. Стамбул – по ту сторону Черного моря, Бахчисарай – по эту. Крым-Гирей никогда не позволят управлять московским царством через их голову. Если же разрешить им властвовать в покоренных землях, то очень скоро они настолько усилятся, что непременно вспомнят, как их предок Чингисхан владел половиной мира. Против кого тогда они повернут свое оружие?
– Ваша королева воистину светоч мудрости, – задумчиво кивая головой, проговорил сераскер.
– …Что же вы умолкли? – Голос Девлет-Гирея звучал раздраженно, долготерпение явно не входило в число его достоинств.
– Я жду приказа говорить, ваше величество, – произнес я, обводя многозначительным взглядом представительное собрание татарской знати. – Мне пришлось немало потрудиться, чтобы ни Рюрик, ни кто-либо из его ближних людей не проведали о моем исчезновении. Если каким-то таинственным образом в лагере русского царя станет известно, что ключ к Москве у вас в руках, все труды – и мои, и Генриха Штадена – пойдут насмарку. После исчезновения царя Ивана нам уже пришлось менять все планы. Вряд ли такая возможность представится вновь.
Девлет-Гирей огляделся и жестом повелел удалиться всем, кроме стражи.
«Раскладка пасьянса» и прогревание пошли на пользу обновленной карте. Теперь, глядя на нее, хан довольно теребил седеющий ус и бормотал слова благодарности Аллаху.
– Мне удалось внушить Рюрику мысль, что, зная о претензиях князя Вишневецкого на корону Ягеллонов, вы направите основной удар сюда. – Мой палец провел линию между Черниговом и Новгород-Северским. – Я также посоветовал царю заключить военный договор с гетманом, у которого, к слову сказать, по мнению Рюрика, ныне и пребываю. Гетман заверил меня, что ударит во фланг вашей армии, как только вы окажетесь севернее Чернигова. Здесь, – я отчеркнул ногтем линию, – как вы сами видите, расположены основные русские силы. Так что удар будет нанесен с двух сторон. Единственный путь, который вам остается, – это нескончаемые болота и леса, именуемые Беловежью. Там может без следа раствориться любая армия.
– Что же ты предлагаешь? – посмурнев, выдохнул хан, скорее всего собиравшийся наступать именно в направлении Чернигова.
– Удар следует нанести в этом месте! – Я ткнул в карту, указывая на междуречье пяти рек.
– Ты обезумел! Кони – не рыбы, да и развернуться в этом месте невозможно.
– Так полагает и Рюрик, и поэтому он снял здесь почти все кордоны и увел к Чернигову практически всю рать Белгородского воеводства. От Белгорода же – прямая дорога к Москве. Если вы последуете моему совету и ударите здесь, держа турок на левом фланге, – османы столкнутся с основными силами Рюрика и Вишневецкого, а вы попадете в столицу Руси уже через неделю.
– Я вижу, ты не слишком любишь турок, – хищно усмехнулся Девлет-Гирей.
– Мне довелось побывать на турецких галерах. И не скажу, что воспоминания об этом радостны. Кроме того – я уже имел честь сказать, что являюсь имперским дворянином и патриотом своего отечества. Чем больше янычар ляжет на землях Московии, тем меньше их окажется у меня на родине. Поэтому я готов стать вашим проводником.
В древнем персидском трактате «Диковинные творения», написанном в XII веке восточным энциклопедистом Наджибом Хамадани, упоминаются основные города страны русов: Киев, Чернигов, Сарук и Харка. Неизвестно доподлинно, что имел в виду средневековый географ, описывая Сарук – возможно, бывшую хазарскую столицу Саркел, а может быть, и Новгород-Северский, – но перед развалинами городища Харки мы сейчас находились. Его крепостные стены протянулись на 530 саженей и, несмотря на то, что о былой их мощи сейчас можно было лишь догадываться, все же представляли величественное зрелище.
– Пока все так, как ты обещал, христианин. – Девлет-Гирей из-под руки поглядел на высокий берег реки, по городу именуемой Харьков.
Раннее сентябрьское утро радовало прохладой, но обещало новый жаркий день. Солнце, поднимаясь над верхушками расположенного в низине леса, озаряло безоблачное небо.
Девлет-Гирей выглядел довольным. Встреченная на пути сторожевая крепостица Донец, едва завидев на горизонте тучей надвигающуюся орду, распахнула ворота. Ее гарнизон – все десять ногайцев, поставленные здесь на прошлой неделе, – без колебаний перешел на сторону крымчаков. Как мы и планировали.
Сейчас огромная полторастатысячная армия, сгрудившись между реками Уды и Нетечь, толпилась на берегу, спеша напоить коней. Сегодняшний марш обещал быть долгим. К вечеру Девлет-Гирей ожидал получить ключи от Белгорода.
– И налево наша рать, и направо наша рать. Не пора ли с перепою кистенями помахать! – звучал на канале связи возбужденный голос Лиса. – Так, капитан, все зашибись! Я тебя вижу! Держись ближе к берегу. А ну-ка, подвинь вон того хрена в зеленом халате… Есть! Здорово! Поехали!
При этих словах земля у ног моего коня вздыбилась, и из-под нее, отбрасывая в сторону зазевавшегося татарского всадника вместе с лошадью, воздвиглось Нечто. Мнения зрителей по поводу увиденного кардинально разделились. Одна половина кричала: «О Аллах!», другая: «Вах, шайтан!», но материализовавшийся из ниоткуда десятиярдовый монстр не был ни тем, ни другим. Житель Праги вполне мог опознать обычнейшего Голема, но среди татар не было жителей Праги. Не медля ни секунды, чудовище выхватило меня из седла, и, как ребенка, прижимая к себе, ринулось вброд через реку. Обезумевшие татарские кони рванулись в противоположную сторону, усиливая суеверный ужас.
– Стреляйте! Стреляйте! – завопил Девлет-Гирей, и туча стрел ударила в спину бороздящего волны предка терминаторов.
С тем же успехом можно было засыпать его розами. Через пару минут я уже был среди друзей. И в тот же миг идиллический пейзаж существенно преобразился. Густо насаженный кустарник, еще недавно радовавший глаз буйством листвы, покатился вниз с обрыва, демонстрируя таившиеся за ним жерла орудий.
«Ба-бах!!!» – слитным хором произнесли свое веское слово пушки, осыпая картечью противоположный берег. Артиллерийская засада удалась на славу, но это был лишь первый аккорд симфонии начинающейся битвы. Опешившие в первую минуту крымчаки подались назад, но, подпираемые с тыла многочисленными отрядами свежих всадников, быстро изготовились к бою. Девлет-Гирей, увы, чудом выживший после артиллерийского залпа, был, несомненно, опытным военачальником. В подзорную трубу мне было отлично видно, как он отдает приказы мурзам и как татарская конница, преодолевая хаос, отходит, разворачиваясь вне зоны поражения артиллерийского огня. Сейчас татары образовывали широкий полукруг, стараясь охватить фланги русских позиций. Как и выдвинутый углом фронт, те были прикрыты реками и недавно построенными редутами, но мощные крылья ордынской конницы, случись им переправиться и одолеть сопротивление полков завесы, запросто могли взять нас в клещи.
Укрывшись вместе с остальными ближними людьми Рюрика в развалинах старой крепости, мы наблюдали за ходом боя. Нам одним покуда было известно то, что должно было решить его судьбу. На флангах силы противника, переправься они через реку, превосходили наши втрое. Стоило в этот момент вступить в бой турецкой армии, и все, что мы смогли бы, – это геройски сложить головы.
– Подавать знак гетману? – спросил у Рюрика, напряженно вглядывающегося в картину боя, один из воевод.
– Рано еще, – отрезал тот.
– Мальчик мой, – раздалось в моей голове. – У меня есть довольно пикантное сообщение. Впрочем, погляди сам.
Изображение, появившееся у меня перед глазами, радовало несказанно. Пятеро огромных янычар, держа ятаганы наизготовку, преграждали дорогу в шатер Хаджи Аслан-паши взмыленному от скачки татарскому гонцу.
– Пускать не велено! – громыхнул один из них.
– Хан Девлет-Гирей приказал мне…
– Пускать не велено!!!
– Передайте ханское послание мне. – Из-за полы шатра выступил янычар со знаками различия узбаши[57].
– Я должен видеть Хаджи Аслан-пашу!
– Это невозможно, он болен и только уснул. Никто не смеет его будить.
Я подивился здоровому сну больного турецкого командующего. Полторы сотни грохочущих пушек и полмиллиона копыт, сотрясающих землю, могли заставить проснуться даже Белоснежку, не дождавшись воскрешающего поцелуя.
– Если вы ударите сейчас…
Узбаши покачал головой.
– Без приказа благословенного сераскера армия не ступит ни шагу.
– Мне было видение, – повернулся я к Рюрику. – Дядя Якоб совершил обещанное: турки не тронутся с места.
Между тем бой продолжался, накаляясь все больше и больше. Крымчаки волна за волной накатывали на берег перед городищем и тут же отступали, заставляя московитских пушкарей напрасно тратить заряды. Берег уже был усеян телами убитых и раненых лошадей и всадников. Количество их исчислялось сотнями, но многие тысячи по-прежнему упорно лезли на штурм главной позиции.
– Ядра на исходе! – примчался к ним нарочный пушкарского головы. – Не более десяти на ствол осталось.
– Скверно, – выдохнул Рюрик. – Что на флангах? – обернулся он к давешнему воеводе.
– Стрельцы держатся, но того гляди дойдет до рукопашной.
– Прорвались! Татары прорвались! – зазвучало на левом фланге.
– Развернуть баталии! – скомандовал Рюрик. – Пищальники в центр, копейщики – на фланги.
«Войско нового строя», сформированное еще в Грудке, разворачивалось, готовясь принять удар татарской конницы.
– Сомкнуть гуляй-город! Подавайте сигнал Вишневецкому!
Три слитных залпа выбросили свинцовый град навстречу приближающимся всадникам. Крики «Алла!» смешались с воплями боли, но атака продолжалась.
– Прорвались! – вновь раздалось над рядами. – По правому флангу прорвались!
Взгляды свиты устремились на Рюрика. Лицо его было мрачно, и рука медленно потащила из ножен саблю.
– Стременной полк на коней!
– Мальчик мой! Что, все так плохо? – на канале связи послышался взволнованный голос Баренса.
– Да, мы в окружении.
– Это еще не все! Турки выступают, а стало быть, дело пахнет скорым дележом военной добычи!
– Проклятье! – вырвалось у меня.
– Что еще? – повернулся ко мне государь.
– Османы идут сюда.
– Но ты же говорил… – Он махнул рукой и приказал подвести коня.
Секунда – и он был в седле. Один из оруженосцев царя подал ему блистающий золотой насечкой шлем.
– Нет. – Рюрик мотнул головой. – Венец мономаший!
– Государь, опомнись! – выпалил один из воевод. – В шапке царской тебя за версту видать.
– Все едино. Или на голове, или без головы!
То, что произошло далее, еще ждет своего вещего Баяна, способного в эпических строках изобразить сие невиданное дотоле сражение. Стоило Лису подать нашему подопечному шапку Мономаха, а тому водрузить ее на чело, как привычная картина мира резко изменилась.
Деревья, сгибаясь, ветками-бичами выбивали из седел татарских всадников. Невесть откуда взявшиеся мелкие зубастые существа прыгали на ордынцев, вгрызаясь им в руки и ноги. Вокруг переправлявшихся через реки наездников Девлет-Гирея из воды внезапно появились девушки с зелеными волосами, и… Вы когда-нибудь видели, как извивается страдающая от щекотки лошадь? Я видел – зрелище не для слабонервных.
Дома ближайшей деревушки вдруг разом сбросили свои крыши, и те, полыхнув высушенной соломой, обрушились на головы крымчаков.
– Байда! – раздался издали боевой клич сечевого войска. – Байда!
Мы мчались, рубя во все стороны. Впереди летел Рюрик в шапке Мономаха, за ним едва поспевал Голем. Сверху с гиканьем и свистом неслась Баба-Яга, умудряясь одной рукой рулить, а другой – метать в сгрудившихся татар горшки с греческим огнем…
Эпилог
Спустя час населению Крыма оставалось лишь оплакивать судьбу великой армии Девлет-Гирея. Сам хан был найден под целым курганом трупов. Возле него лежал Джанибек и десятки иных мурз. Характер ранений ужасал. Почти у всех было перекушено горло, а доспехи разодраны будто железными когтями. Кого только не вел сегодня в бой государь всея Руси Рюрик Славный!
Турецкое войско под умелым руководством внезапно проснувшегося Хаджи Аслан-паши стремительно отступило со скоростью, восхитившей даже видавших виды солдат. Сераскеру было чем похвалиться перед султаном. В этой ужасной сече он сумел полностью сохранить армию для новых подвигов. Правда, в ходе отступления куда-то подевался французский дипломат… Но такая потеря не могла испортить впечатление от успешно проведенной операции.
Белый сокол кружил над полем боя, пугая отяжелевшее воронье.
– Хороший мой. – Лис, стоя на подпертой штурмовой лестнице, вытирал первую букву надписи, красовавшейся на лбу Голема.
Едва буква исчезла, каменный монстр рассыпался кучей песка.
– Бедный Голем! Я знал его. Вот и с нами так, – философически оглядывая кованый остов, вздохнул Лис. – Пока нужны… А потом…
– Пока еще нужны, – утешил я впавшего в мрачность напарника. – Институт настаивает на воцарении династии Романовых…
Взгляд Сергея уперся куда-то вдаль, почти в линию горизонта.
– Что такое? – невольно всполошился я.
– Никита, – удивленно ответил Лис.
Едва не падающий от усталости из седла новгородский посадник остановил взмыленного коня возле нас.
– Где Рюрик?
– Отлеживается после боя, – начал я.
– Он в шапке был, – добавил Лис. – Его теперь плющит, шо Бог камбалу.
– Что случилось?
– В Вологде бунт. Мятежников тьма-тьмущая. Ведет их как будто Иван Грозный.
– Что, действительно Иван?
– Нет, – покачал головой Никита. – Штаден!
Завершив приветствие, Баренс сделал знак стоящему за ним слуге, и тот протянул ему резной ларец красного дерева, в котором поверх золотых экю и жемчугов лежала верительная грамота с печатью христианнейшего короля Франции Карла IX. Совсем недавно этот документ был подлинным и принадлежал французскому поверенному в делах, исполнявшему роль консула в России. Изъяв его из архива посольского приказа, Лис аккуратнейшим образом смочил перенасыщенным раствором сахара чернильные строки. Затем он положил развернутый лист на блюдо, запустил туда же отловленных тараканов и накрыл крышкой. Этот алхимический опыт удался с блеском, к утру следующего дня у нас в руках был чистый пергамент с королевской печатью. Заполнить его не составило труда.
Турок углубился в чтение, явно не нуждаясь в переводчике для того, чтобы разбирать витиеватые французские письмена.
– Кстати, мальчик мой, поскольку сей достойный господин невольно совершил бестактность, не представившись, спешу исправить ее. Это сераскер[55] турецкой армии Хаджи Аслан-паша. Возможно, нам очень повезло, что султан назначил командовать армией именно его.
– Почему?
– В прежние годы Хаджи Аслан действительно был славным полководцем. Сулейман Великолепный ему очень доверял, однако дворцовая лень Стамбула отучила сего военачальника от тягот дальних походов. Зато у него обнаружился весьма ценный для паркетного генерала дар: он с необычайной ловкостью приписывает себе заслуги подчиненных и столь же легко сваливает на них все промахи и неудачи. За последние десять лет паша впервые покинул столицу и вряд ли станет тягаться в доблести с Мехмедом Завоевателем[56].
Между тем сераскер дочитал верительную грамоту, недавно подписанную самим Баренсом, по случаю временно исполнявшим обязанности Екатерины Медичи.
– Ваша королева пишет о некоем срочном поручении, которое она не может доверить бумаге. Что же это за поручение?
– Ее величество, – почтительно склонив голову при упоминании королевского титула, начал Баренс, – неизменно верная союзническому долгу, повелела мне и графу де Вержену, направленному в Стамбул, без промедления упредить вас о коварной измене, замысленной татарским ханом Девлет-Гиреем.
– О чем идет речь? – насторожился Хаджи Аслан, и все его три подбородка пошли волнами.
– Послы Девлет-Гирея, подкупив начальника черных евнухов Гиацинта, сумели прельстить молодого султана безмерными выгодами похода на Москву. Однако это всего лишь призрак. Фата Моргана. – Баренс свел большой и указательный палец и дунул, точно развеивая иллюзорное видение. – Моя королева допускает возможность, что сам по себе поход может принести богатую добычу, если, конечно, Господу будет угодно даровать вам победу над многочисленной и хорошо обученной армией царя Рюрика, получающего, к слову, немалую помощь от императорского двора. По сообщению нашего агента, – словно отвлекаясь, продолжил Баренс, – количество пушек в русских войсках за последние полгода утроилось.
Я отметил, что на лицо паши наползла темная грозовая туча.
– Но я не о том… – как ни в чем не бывало заливался соловьем Баренс. – Если даже поход будет удачен, что принесет он нашему доблестному союзнику, благословенному султану Мустафе? Неисчислимые потери и столь же неисчислимые расходы. Конница Девлет-Гирея годится лишь для набегов. Чтобы штурмовать сильные русские крепости, нужна пехота и пушки. У крымского хана нет ни того, ни другого. Зато каждому известно, что лучшей пехоты, чем янычарский корпус, не сыщется во всем мире. Я знаю, что в своем послании Девлет-Гирей уверял султана, будто поход на Москву станет увеселительной прогулкой. Это ложь! Под стенами русских крепостей вы положите цвет своей армии, что, несомненно, позволит усилиться нашему общему врагу – императору Максимилиану. Однако и это еще не самое худшее для вас.
Если даже предположить, что в конце концов Москва будет взята, победа может стать для султана пирровой. Стамбул – по ту сторону Черного моря, Бахчисарай – по эту. Крым-Гирей никогда не позволят управлять московским царством через их голову. Если же разрешить им властвовать в покоренных землях, то очень скоро они настолько усилятся, что непременно вспомнят, как их предок Чингисхан владел половиной мира. Против кого тогда они повернут свое оружие?
– Ваша королева воистину светоч мудрости, – задумчиво кивая головой, проговорил сераскер.
– …Что же вы умолкли? – Голос Девлет-Гирея звучал раздраженно, долготерпение явно не входило в число его достоинств.
– Я жду приказа говорить, ваше величество, – произнес я, обводя многозначительным взглядом представительное собрание татарской знати. – Мне пришлось немало потрудиться, чтобы ни Рюрик, ни кто-либо из его ближних людей не проведали о моем исчезновении. Если каким-то таинственным образом в лагере русского царя станет известно, что ключ к Москве у вас в руках, все труды – и мои, и Генриха Штадена – пойдут насмарку. После исчезновения царя Ивана нам уже пришлось менять все планы. Вряд ли такая возможность представится вновь.
Девлет-Гирей огляделся и жестом повелел удалиться всем, кроме стражи.
«Раскладка пасьянса» и прогревание пошли на пользу обновленной карте. Теперь, глядя на нее, хан довольно теребил седеющий ус и бормотал слова благодарности Аллаху.
– Мне удалось внушить Рюрику мысль, что, зная о претензиях князя Вишневецкого на корону Ягеллонов, вы направите основной удар сюда. – Мой палец провел линию между Черниговом и Новгород-Северским. – Я также посоветовал царю заключить военный договор с гетманом, у которого, к слову сказать, по мнению Рюрика, ныне и пребываю. Гетман заверил меня, что ударит во фланг вашей армии, как только вы окажетесь севернее Чернигова. Здесь, – я отчеркнул ногтем линию, – как вы сами видите, расположены основные русские силы. Так что удар будет нанесен с двух сторон. Единственный путь, который вам остается, – это нескончаемые болота и леса, именуемые Беловежью. Там может без следа раствориться любая армия.
– Что же ты предлагаешь? – посмурнев, выдохнул хан, скорее всего собиравшийся наступать именно в направлении Чернигова.
– Удар следует нанести в этом месте! – Я ткнул в карту, указывая на междуречье пяти рек.
– Ты обезумел! Кони – не рыбы, да и развернуться в этом месте невозможно.
– Так полагает и Рюрик, и поэтому он снял здесь почти все кордоны и увел к Чернигову практически всю рать Белгородского воеводства. От Белгорода же – прямая дорога к Москве. Если вы последуете моему совету и ударите здесь, держа турок на левом фланге, – османы столкнутся с основными силами Рюрика и Вишневецкого, а вы попадете в столицу Руси уже через неделю.
– Я вижу, ты не слишком любишь турок, – хищно усмехнулся Девлет-Гирей.
– Мне довелось побывать на турецких галерах. И не скажу, что воспоминания об этом радостны. Кроме того – я уже имел честь сказать, что являюсь имперским дворянином и патриотом своего отечества. Чем больше янычар ляжет на землях Московии, тем меньше их окажется у меня на родине. Поэтому я готов стать вашим проводником.
В древнем персидском трактате «Диковинные творения», написанном в XII веке восточным энциклопедистом Наджибом Хамадани, упоминаются основные города страны русов: Киев, Чернигов, Сарук и Харка. Неизвестно доподлинно, что имел в виду средневековый географ, описывая Сарук – возможно, бывшую хазарскую столицу Саркел, а может быть, и Новгород-Северский, – но перед развалинами городища Харки мы сейчас находились. Его крепостные стены протянулись на 530 саженей и, несмотря на то, что о былой их мощи сейчас можно было лишь догадываться, все же представляли величественное зрелище.
– Пока все так, как ты обещал, христианин. – Девлет-Гирей из-под руки поглядел на высокий берег реки, по городу именуемой Харьков.
Раннее сентябрьское утро радовало прохладой, но обещало новый жаркий день. Солнце, поднимаясь над верхушками расположенного в низине леса, озаряло безоблачное небо.
Девлет-Гирей выглядел довольным. Встреченная на пути сторожевая крепостица Донец, едва завидев на горизонте тучей надвигающуюся орду, распахнула ворота. Ее гарнизон – все десять ногайцев, поставленные здесь на прошлой неделе, – без колебаний перешел на сторону крымчаков. Как мы и планировали.
Сейчас огромная полторастатысячная армия, сгрудившись между реками Уды и Нетечь, толпилась на берегу, спеша напоить коней. Сегодняшний марш обещал быть долгим. К вечеру Девлет-Гирей ожидал получить ключи от Белгорода.
– И налево наша рать, и направо наша рать. Не пора ли с перепою кистенями помахать! – звучал на канале связи возбужденный голос Лиса. – Так, капитан, все зашибись! Я тебя вижу! Держись ближе к берегу. А ну-ка, подвинь вон того хрена в зеленом халате… Есть! Здорово! Поехали!
При этих словах земля у ног моего коня вздыбилась, и из-под нее, отбрасывая в сторону зазевавшегося татарского всадника вместе с лошадью, воздвиглось Нечто. Мнения зрителей по поводу увиденного кардинально разделились. Одна половина кричала: «О Аллах!», другая: «Вах, шайтан!», но материализовавшийся из ниоткуда десятиярдовый монстр не был ни тем, ни другим. Житель Праги вполне мог опознать обычнейшего Голема, но среди татар не было жителей Праги. Не медля ни секунды, чудовище выхватило меня из седла, и, как ребенка, прижимая к себе, ринулось вброд через реку. Обезумевшие татарские кони рванулись в противоположную сторону, усиливая суеверный ужас.
– Стреляйте! Стреляйте! – завопил Девлет-Гирей, и туча стрел ударила в спину бороздящего волны предка терминаторов.
С тем же успехом можно было засыпать его розами. Через пару минут я уже был среди друзей. И в тот же миг идиллический пейзаж существенно преобразился. Густо насаженный кустарник, еще недавно радовавший глаз буйством листвы, покатился вниз с обрыва, демонстрируя таившиеся за ним жерла орудий.
«Ба-бах!!!» – слитным хором произнесли свое веское слово пушки, осыпая картечью противоположный берег. Артиллерийская засада удалась на славу, но это был лишь первый аккорд симфонии начинающейся битвы. Опешившие в первую минуту крымчаки подались назад, но, подпираемые с тыла многочисленными отрядами свежих всадников, быстро изготовились к бою. Девлет-Гирей, увы, чудом выживший после артиллерийского залпа, был, несомненно, опытным военачальником. В подзорную трубу мне было отлично видно, как он отдает приказы мурзам и как татарская конница, преодолевая хаос, отходит, разворачиваясь вне зоны поражения артиллерийского огня. Сейчас татары образовывали широкий полукруг, стараясь охватить фланги русских позиций. Как и выдвинутый углом фронт, те были прикрыты реками и недавно построенными редутами, но мощные крылья ордынской конницы, случись им переправиться и одолеть сопротивление полков завесы, запросто могли взять нас в клещи.
Укрывшись вместе с остальными ближними людьми Рюрика в развалинах старой крепости, мы наблюдали за ходом боя. Нам одним покуда было известно то, что должно было решить его судьбу. На флангах силы противника, переправься они через реку, превосходили наши втрое. Стоило в этот момент вступить в бой турецкой армии, и все, что мы смогли бы, – это геройски сложить головы.
– Подавать знак гетману? – спросил у Рюрика, напряженно вглядывающегося в картину боя, один из воевод.
– Рано еще, – отрезал тот.
– Мальчик мой, – раздалось в моей голове. – У меня есть довольно пикантное сообщение. Впрочем, погляди сам.
Изображение, появившееся у меня перед глазами, радовало несказанно. Пятеро огромных янычар, держа ятаганы наизготовку, преграждали дорогу в шатер Хаджи Аслан-паши взмыленному от скачки татарскому гонцу.
– Пускать не велено! – громыхнул один из них.
– Хан Девлет-Гирей приказал мне…
– Пускать не велено!!!
– Передайте ханское послание мне. – Из-за полы шатра выступил янычар со знаками различия узбаши[57].
– Я должен видеть Хаджи Аслан-пашу!
– Это невозможно, он болен и только уснул. Никто не смеет его будить.
Я подивился здоровому сну больного турецкого командующего. Полторы сотни грохочущих пушек и полмиллиона копыт, сотрясающих землю, могли заставить проснуться даже Белоснежку, не дождавшись воскрешающего поцелуя.
– Если вы ударите сейчас…
Узбаши покачал головой.
– Без приказа благословенного сераскера армия не ступит ни шагу.
– Мне было видение, – повернулся я к Рюрику. – Дядя Якоб совершил обещанное: турки не тронутся с места.
Между тем бой продолжался, накаляясь все больше и больше. Крымчаки волна за волной накатывали на берег перед городищем и тут же отступали, заставляя московитских пушкарей напрасно тратить заряды. Берег уже был усеян телами убитых и раненых лошадей и всадников. Количество их исчислялось сотнями, но многие тысячи по-прежнему упорно лезли на штурм главной позиции.
– Ядра на исходе! – примчался к ним нарочный пушкарского головы. – Не более десяти на ствол осталось.
– Скверно, – выдохнул Рюрик. – Что на флангах? – обернулся он к давешнему воеводе.
– Стрельцы держатся, но того гляди дойдет до рукопашной.
– Прорвались! Татары прорвались! – зазвучало на левом фланге.
– Развернуть баталии! – скомандовал Рюрик. – Пищальники в центр, копейщики – на фланги.
«Войско нового строя», сформированное еще в Грудке, разворачивалось, готовясь принять удар татарской конницы.
– Сомкнуть гуляй-город! Подавайте сигнал Вишневецкому!
Три слитных залпа выбросили свинцовый град навстречу приближающимся всадникам. Крики «Алла!» смешались с воплями боли, но атака продолжалась.
– Прорвались! – вновь раздалось над рядами. – По правому флангу прорвались!
Взгляды свиты устремились на Рюрика. Лицо его было мрачно, и рука медленно потащила из ножен саблю.
– Стременной полк на коней!
– Мальчик мой! Что, все так плохо? – на канале связи послышался взволнованный голос Баренса.
– Да, мы в окружении.
– Это еще не все! Турки выступают, а стало быть, дело пахнет скорым дележом военной добычи!
– Проклятье! – вырвалось у меня.
– Что еще? – повернулся ко мне государь.
– Османы идут сюда.
– Но ты же говорил… – Он махнул рукой и приказал подвести коня.
Секунда – и он был в седле. Один из оруженосцев царя подал ему блистающий золотой насечкой шлем.
– Нет. – Рюрик мотнул головой. – Венец мономаший!
– Государь, опомнись! – выпалил один из воевод. – В шапке царской тебя за версту видать.
– Все едино. Или на голове, или без головы!
То, что произошло далее, еще ждет своего вещего Баяна, способного в эпических строках изобразить сие невиданное дотоле сражение. Стоило Лису подать нашему подопечному шапку Мономаха, а тому водрузить ее на чело, как привычная картина мира резко изменилась.
Деревья, сгибаясь, ветками-бичами выбивали из седел татарских всадников. Невесть откуда взявшиеся мелкие зубастые существа прыгали на ордынцев, вгрызаясь им в руки и ноги. Вокруг переправлявшихся через реки наездников Девлет-Гирея из воды внезапно появились девушки с зелеными волосами, и… Вы когда-нибудь видели, как извивается страдающая от щекотки лошадь? Я видел – зрелище не для слабонервных.
Дома ближайшей деревушки вдруг разом сбросили свои крыши, и те, полыхнув высушенной соломой, обрушились на головы крымчаков.
– Байда! – раздался издали боевой клич сечевого войска. – Байда!
Мы мчались, рубя во все стороны. Впереди летел Рюрик в шапке Мономаха, за ним едва поспевал Голем. Сверху с гиканьем и свистом неслась Баба-Яга, умудряясь одной рукой рулить, а другой – метать в сгрудившихся татар горшки с греческим огнем…
Эпилог
Ловкий политик всегда успеет схватить за край одежды пролетающую мимо Фортуну.
Талейран
Спустя час населению Крыма оставалось лишь оплакивать судьбу великой армии Девлет-Гирея. Сам хан был найден под целым курганом трупов. Возле него лежал Джанибек и десятки иных мурз. Характер ранений ужасал. Почти у всех было перекушено горло, а доспехи разодраны будто железными когтями. Кого только не вел сегодня в бой государь всея Руси Рюрик Славный!
Турецкое войско под умелым руководством внезапно проснувшегося Хаджи Аслан-паши стремительно отступило со скоростью, восхитившей даже видавших виды солдат. Сераскеру было чем похвалиться перед султаном. В этой ужасной сече он сумел полностью сохранить армию для новых подвигов. Правда, в ходе отступления куда-то подевался французский дипломат… Но такая потеря не могла испортить впечатление от успешно проведенной операции.
Белый сокол кружил над полем боя, пугая отяжелевшее воронье.
– Хороший мой. – Лис, стоя на подпертой штурмовой лестнице, вытирал первую букву надписи, красовавшейся на лбу Голема.
Едва буква исчезла, каменный монстр рассыпался кучей песка.
– Бедный Голем! Я знал его. Вот и с нами так, – философически оглядывая кованый остов, вздохнул Лис. – Пока нужны… А потом…
– Пока еще нужны, – утешил я впавшего в мрачность напарника. – Институт настаивает на воцарении династии Романовых…
Взгляд Сергея уперся куда-то вдаль, почти в линию горизонта.
– Что такое? – невольно всполошился я.
– Никита, – удивленно ответил Лис.
Едва не падающий от усталости из седла новгородский посадник остановил взмыленного коня возле нас.
– Где Рюрик?
– Отлеживается после боя, – начал я.
– Он в шапке был, – добавил Лис. – Его теперь плющит, шо Бог камбалу.
– Что случилось?
– В Вологде бунт. Мятежников тьма-тьмущая. Ведет их как будто Иван Грозный.
– Что, действительно Иван?
– Нет, – покачал головой Никита. – Штаден!