докторскую Игоря Ивановича Некрасова - необычную, спорную - в ВАКе, наконец,
утвердили - Игорь все время думал об Александре Староверове и его "хожении
во власть". Конечно же, недостало у парня терпения и гибкости. Разве, черт
побери! нельзя было чего-то добиться? Во всяком случае, помочь Ермакову в
его немыслимом, просто слоновьем противостоянии?!
Но следующее утро все в его жизни перевернуло. Дружки из московского
горкома оглушили Игоря . Сообщили по строжайшему секрету. О "волынке", как
они назвали расстрел рабочих в Новочеркасске. Произошло что-то, по
представлению Игоря , и вовсе немыслимое. Рабочие о высоких ценах в
магазинах и несправедливо низкой расценки их работ, о своей нищей зарплате,
а в них за то - огонь на поражение?! Чистый Щедрин. Глуповцы, увидели пыль
на дороге, кричали "Хлеб идет", а пришли каратели... Спецназ Кавказского
военного округа, "Дикая дивизия" как его назвали. Выстрелила прямо с машин,
в воздух. А на деревьях сидели дети. Посыпались оттуда горохом. Затем дали
залп и по толпе... Новочеркасск в крови.
Давний, ужаснувший Игоря хрип Ермака о том, как власть на Руси
регулирует зарплату. Чтоб "работяге" всегда до получки десятки не хватало...
Чтоб он головы поднять не мог". Этот страшный хрип вдруг зазвучал в его ушах
- точно вчера был этот разговор. И, главное, свои безголовые мальчишеские
возражения Ермаку: "Чтоб стреляли в нашу Нюру за новые "профсоюзные нормы"?
"Кровавое воскресенье - сегодня, в шестьдесят втором?! Дорогой, Сергей
Сергеевич. Фантастика это! Хрущ, может, вы и правы, - самонадеянный
зарвавшийся деревенский простачок, а то и дурачок, полный благих намерений,
но - не злодей..."
Воспомнание мучило его , как острая боль, от которой не уйдешь
Игорь обвел глазами свою новую аспирантскую комнатку в университетском
общежитии, словно в ней и заключался ответ. Взглянул в ошеломлении на Москву
со своего двадцать второго этажа. На слепящую Москва-реку. И точно в голове
просветлело. Расстрел своих рабочих перестал быть архивной пылью или
"новостью" исторических публикаций, изданных за рубежом и потому порой
вызывавших сомнения . Расстрел своих рабочих стал страшной сегодняшней
явью... Господи Боже мой, а я спорил с Ермаком!.
" Все дороги ведут ...." на всех московских перекрестках лгали
хрущевские слова. Не в коммунизм они вели.... Зверский расстрел своих
рабочих - это фашизм. И ничто иное.. Академик Иван Павлов еще в 1934 написал
в своем письме в ЦК :
" Вы сеете по культурному миру не революцию. А с огромным успехом
фашизм. До вашей революции фашизма не было".
Считалось, свихнулся знаменитый академик на старости лет... И мы,
щенки, в это верили.
Но в Университете какой уж год шепчутся, что и академик Ландау,
гениальный физик а не отнюдь "выживший из ума старик" когда-то неосторжно
высказался, что с октября 1917 у нас "сформировалось фашистское
государство". И сказал даже неслыханное, что "Ленин был первым фашистом..."
Гения тут же потащили на Лубянку; по счастью, ученые всего мира
вступились за него, вырвали из тюряги. Правда, затем на него наехал тяжелый
грузовик, и он, тяжело заболев, умер: Лубянка свое дело знает...
Нас, простых людей, естественно не спасло бы ничего. Сгноили бы на
каторге.
Теперь даже такому правоверному дураку, как я, очевидно, что гении,
хоть они порой и с "закрутом". Но - всегда правы.
В конце-то концов, Ленинский проспект разве Ермаков начал?!
Его тянули с октября 1917, когда началось... брат на брата,
Отстреливали "классово чуждых" как дичь. А Гулаг?!
Мишка Гринберг, помнится, ляпнул в коридоре факультета, что советская
власть давно почила в бозе... Сколько мне пришлось умолять помощников Хруща,
чтоб Мишка не угодил в Мордовию... Уймут ли когда бандитов? Ведь наши
историки давно все подсчитали, их за правду и раскидали по тюрьмам и
ссылкам. Если б не возник в голове Ильича этот, фигурально выражаясь,
"Ленинский проспект", ныне жили бы в России-матушке как они подсчитали,
350.миллионов счастливых людей. А сколько теперь осталось?.. Ведь
расстреливали не только мифических "врагов народа", но и не родившихся от
них детей.
... Нестерпимо захотелось снова повидаться с Ермаком. Повиниться за то,
что тогда его рискованные откровения всерьез не принял. Твердил "Хрущ - не
злодей!" Не злодей пока его кресло не пошатнули. Да и не пошатнули еще.
Работяги свои честно заработанные деньги попытались отбрать у сиятельных
воров. И в ответ- залп... Бандиты! Сталинское отродье! И конца им нет ...
На другое утро Игорь Иванович потащился на своем видавшем виды
"Москвиче" в Заречье. Провел весь день с Ермаковым, который веселил его
своими "заграничными рассказами". Как строят ТАМ, и как у нас, оборванцев.
.... Ермаков поставил, "со свиданьицем" на стол два стакана, налил водки.
Не стал пить Игорь. Не такой сегодня день, Сергей Сергеевич!. Тут нужна
свежая голова.
На свежую голову и услышал. "Ваше поколенние туго спеленали еще при
рождении. Осмысленно и твердо решили превратить в быдло. Многих и
превратили... Ты, на мой взгляд, только на стройке распеленался, засучил
ножками... Исполать тебе..."
К вечеру собрался уезжать, все еще чинили кран. Игорь познакомился с
крановщиком уникального крана - рыжего веснушчатого парня с входившей тогда
в моду косичкой. "Я молодожен, - сказал тот застенчиво, - моей жене косичка
нравится". Отработал молодожен свою смену, попытался уйти - Ермаков не
позволил....
Игорь решил выручить молодожена. А заодно и "тряхнуть стариной".
Огнежка засомневалась, кран новый, справится ли? "Летчикам после отпуска
дают "провозные. Учат".
Ермаков усмехнулся "Крановщик от земли не оторвется".. Не хотел
огорчать Игоря Иваныча отказом. Поколебавшись, дозволил.
Спросил только, перестала ли болеть у Игоря поясница, застуженная на
старом кране. Позвонил куда надо, принесли Игорю Ивановичу новенький, прямо
со склада, рабочий комбинезон. Материал плотный, отнюдь не свадебный, а
пахнет будто духами. Бирки заграничные. "Это тебе в подарок..."
Со всех отделов треста женщины потянулись, осмотрели ермаковского друга
со всех сторон. "С Богом!"- напутствовали, и Игорь - поднялся на кран.
Прибыла еще одна "аварийка", и тоже уехала ни с чем. Оказалось,
поскольку кран показательный, запасные части еще не выписаны... Прилаживайте
какие есть! -приказали.
"И это в последний-то час работы. И темнеет скоро. Не ослабело бы
внимание Игоря!", мелькнуло опасливо. "Не дай Бог, тут такое начнется!"-
Огнежка почувствствовала, все в ней закипает. " Мамочкина кровь бушует" -
восклицал в такие минуты Ермаков.
Настороженная, в крайнем раздражении, Огнежка прыгнула, как кошка на
дерево, на железную перекладину башенного крана.
Вот и лестница. Отвесная. Как будто из глубокого колодца.
Огнежка начала взбираться вверх; железные перекладины обжигали руки,
ладони от ржавчины побурели.
Огнежка глянула вниз -- и уцепилась что есть силы за перекладины.
Прижалась к ним всем телом.
Скоро будка?
Ей начало казаться, что кран накреняется. Падает.
Она зажмурилась. Но тут же поняла, что это прошла над ней стрела
башенного крана. Из-за спины выплывали бетонные чушки противовеса.
Все! Пошла работа! Положат последний ригель и - все! Обошлось...Говорил
же Ермак: прораб без риска - не прораб...
Ветер рвал полы полурасстегнутого реглана. Застекленная будка
крановщика раскачивалась. как уличный фонарь... -
"Не работа здесь... испытание..."
Огнежка поднималась все медленнее, поглядывая наверх и удивляясь своей
горячности.
Наконец она добралась до железного круга в затвердевшем, как корка,
тавоте. С блестевшими, отполированными зубьями. "Круг катания".... Запах от
круга, как от паровозных колес, острый, щекочущий ноздри.
Держась за металлические стойки, чтобы ее не сдул взъяренный ветер,
Огнежка вскарабкалась на крошечную площадку, над кругом катания.
И поразилась своему спокойствию. Конечно, она отходчива. Это известно.
Но настолько!.. Надо сказать отцу. Как только она вспылит, ее надо гнать на
кран. Бегом. Незаменимый способ излечения таких психов, как она.
Узкая дверца будочки с приколоченной вместо стекла фанеркой была рядом.
Протяни руку, открой.
"Поругаться с Игорьком успею и на земле..."
Перехватываясь обеими руками, от распорки к распорке, Огнежка
протиснулась по маленькой лесенке на самый верх башенного крана. Кабина с
желтоватыми, точно слюдяными, окнами осталась внизу. Огнежка переступила по
скользкой швеллерной балке, как по канату. Кажется, выше уж некуда.
Держась за металлическую ограду, она остановилась у стрелы, по которой
взад-вперед сновала на железных колесиках каретка.
Половина Москвы под ногами от излучины слепящей Москвы - реки до
дальнего леска.
Переворошенная бульдозерами глина на буграх походила на желтые клочья
пены, расплесканной после постирушки.
В Москве, представлялось Огнежке, происходит генеральная приборка --
они, строители, взяли огромную метлу да смели деревянные домишки, избы,
сараи в одну кучу. Чтоб удобнее сносить.
Дороги по-прежнему отскабливались от глины десятками бульдозеров,
укреплялись.
От дальней постройки тянулся над землей черный дымок. Наверное, жгли
мусор.
Большая приборка!
Стрела башенного крана снова двинулась. Железную площадку затрясло, как
трамвай на повороте. Где- то внизу щелкнуло. Раз. Другой. Что это?
А! Трос, наматываясь на металлический барабан, соскальзывает.
Вроде бы начала осваиваться на высоте... Ермака . Перехватываясь обеими
руками от одного влажного железного косяка к другому, Огнежка повернулась
лицом к новым корпусам.
Ермак прав, корпуса и в самом деле напоминают сверху танковую бригаду,
идущую на прорыв... Эти рассыпались по полю, а те выстроились колонной,
которой нет конца. Один танк взбирается на холм и словно бы переваливает
через него, другой спускается с горы,
Огнежка поглядела вокруг и лишь сейчас поняла, почему она все время
вертит головой. Она ищет окна Ермака. В дальнем корпусе из красного кирпича,
который словно подминает под себя пригорок. Они, видно, были погашены,
ермаковские окна. А вот сейчас зажглись.
И Огнежка заторопилась к этому загоревшемуся яркому огню, осознав вдруг
с беспощадной ясностью, что ей от самой себя не уйти..
Сколько времени она пытается оттолкнуть себя от Ермака. Обеими руками
отталкивается. Мечется туда - сюда. Но как бы она ни рвалась, какие бы
доводы ни приводила -- себя не обмануть.. Она задержалась посреди отвесной
лестницы, обхватив согнутой в локте рукой железную перекладину и глядя на
ермаковский огонь...
И тут раздался звенящий взрыв. Точно ударила в железный каркас тонная
бомба. Это было последнее, что слышала Огнежка..
Как выяснили позднее, завершающий бетонный ригель Игорь Некрасов
положил точно.
Оторопелый от сегодняшних откровений и сердечных встрясок, возбужденный
до нельзя, Игорь не заметил в сгустившихся сумерках, что крюк не отцепили. А
кто-то поторопился дать отмашку, мол, порядок... Игорь потянул крюк чуть на
себя, в сторону...
Только что поставленная им последняя металлическая колонка каркаса со
звоном свалилась на железобетонный регель, который еще не успели приварить,
и он рухнул вниз. Два верхних этажа сложились в один. Именно здесь и
работала бригада Староверова
Кто-то слышал глухие крики и стоны.
Но остальные этажи еще стояли, однако тяжелый железобетонный ригель не
задержался наверху. Попрежнему крушил все, с чем сталкивался. Шорохи и
глухие удары, все ближе и ближе к земле, продолжались. Шорох нарастал. Дом
вздрогнул, как живой
И вдруг все двенадцать этажей, связанных "на живую нитку", рухнули
мгновенно, Серая бетонная пыль взвилась над Москвой. И тут же осела. Кран
смялся гармошкой.
Могильный холм из искрошенного бетона и скрученных балок разбирали
несколько дней. В щели подавали из шлангов кислород, чтоб погребенные не
задохнулись...
Тщетно. Домой не вернулись никогда... ни Игорь Некрасов, ни Шура
Староверов, ни Нюра, ни тетка Ульяна, ни Силантий, ни Огнежка...
Остались в живых лишь Тоня, запертая в тот день в Бутырской тюрьме, да
Тихон с Гущей, ускользнувшие на воскресную халтуру.
И Ермаков, которого отвезли в больницу с тяжелым инфарктом....
Виновными в катастрофе признали самих погибших, которые, де, гнались за
строительным рекордом, нарушая все инструкции.
Так установила после тщательного расследования правительственная
комиссия, которую возглавлял министр строительства Зот Иванович Инякин.
Погребенных не могли опознать. Похоронили в братской могиле. В
сумерках, когда кладбище было закрыто. Без речей.
Утром на фанерке с фамилиями похороненных кто-то написал углем сверху.
"Cтроители Ленинского проспекта"
Охране приказали стереть надпись, но на другой день она появилась
снова, более крупными буквами и несколько измененной:
Ее сфотографировали - для Следствия. Установили пост: кто приходит?
Чаще других приходила Тоня Горчихина, давно взятая КГБ на заметку. Но
дела против нее так и не возбудили. Опасались чего-то...
К тому же она вскоре уехала из Москвы, взяв на воспитание маленького
Шураню Староверова.
Да как-то остался на ночь выйдя из больницы, Ермаков. Пролежал до утра,
уткнувшись лицом в сырую траву.
Конвульсии издыхающей власти. Попытка исследования. Кратко о
незабываемом.
Много дней я провел в поисках и изучении документов, непосредственно
связанных с тем, что ранее увидел своими глазами. Выяснял подлинные причины
и мотивы "непостижимого"...
К примеру, чем был так занят в давние дни и месяцы министр КГБ Шелепин,
по общенародной кличке "ЖЕЛЕЗНЫЙ ШУРИК", когда отказался принять даже и на
пять минут героя моей книги "ЕРМАКА", пытавшегося спасти невинного человека.
Узнать об этом доподлинно оказалось делом вовсе не трудным. О том, в
свое время, писал и кричал весь мир. Кроме газеты "Правда", естественно.
В 58 - 61 годах "Железный Шурик" снаряжал на запад убийц. Сталин
выкрадывал из Парижа и убивал белых генералов. Шелепин, верный сталинец,
готовил и затем отправлял в Германию убийц - для уничтожения украинского
повстанческого движения - Степана Бендеры, профессора Льва Ребега и даже
журналистов-издателей "Посева", раздражавших Хрущева. Украденных уничтожали.
С украинскими повстанцами ГБ расправлялась посредством особого прибора,
предложенного "учеными разработчиками" Андропова - форсунки в виде красивой
зажигалки, выбрасывающей синильную кислоту. Сердце у жертвы останавливается.
Отжил человек. Никто не виноват.
Эту "форсунку" продемонстрировал немецким властям один из убийц,
ушедший на Запад после того, как получил из Москвы приказ о втором убийстве.
"Железный Шурик", не ведая того, был убежден, что все концы в воду
спрятаны, и отправился с государственной миссией в Лондон. А там что ни день
демонстрации против убийцы Шелепина. Заодно и Хрущева припоминали "незлым
тихим словом".
Пришлось Никите Хрущеву Шелепина немедленно, в том же 1961 году,
"задвинуть". А на его место в шефы КГБ неунывающий "генсек" назначил
очередного комсомольца - Семичастного. Тот, некомпетентный на этой службе во
всем, быстро сгорел: провалил в Индии резидентов КГБ, приказав срочно
заняться непривычной всем им работой - дочерью Сталина- беженкой Светланой.
Однако комсомольский "переросток" Семичастный успел все же "втиснуться"
в историю КГБ. Но совсем иначе. Со стороны "культуры". Выступил со страшными
угрозами Евгении Семеновне Гинзбург - автору яркой талантливой книги о
женских лагерях. Увидел главную опасность не в том, что в стране был
чудовищный Гулаг, убивший миллионы невинных людей, а в том, что о нем смеют
писать. Без санкции государства, подумать только!
С той поры и "проклюнулись" ныне на Руси "министры из города Глупова",
как окрестили современные журналисты, "тропу переростка", по которой бредет
нынешняя власть, выискивая корень всех бед страны не в самих бедах и их
причинах, а в отражении этих бед честной литературой и газетной критикой.
Сия тропа, как известно, не зарастает и по сей час.
Уже давно не было Хруща. А отстрел "несогласных" не прекращался ни на
день. Следующий шеф КГБ генерал от жандармерии Андропов даже удостоен на
Лубянской площади почетной стеллы.
Стелла поставлена гебистами в противовес СОЛОВЕЦКОМУ КАМНЮ,
доставленном под окна Лубянки от имени пятидесяти миллионов убитых ею жертв.
Сокрушив памятник Феликсу Дзержинского, чудом уцелевшие жертвы и их
дети получили в ответ новый подарок - стеллу . К этой стелле в честь
"гуманиста Андропова" в праздничные дни, приносят венки, увитые шелковыми
лентами. От карательных учреждений. От Президента России В.В. Путина.
Я тоже решил поднести свой скромный венок - от русского писателя и
историка Григория Свирского. С незримыми лентами. На них множество имен.
Приведу лишь некоторые:
Анатолий Марченко - рабочий-строитель - уничтожен в чистопольской
тюрьме. За то, что посмел в своей честнейшей и искренней книги "Мои
показания" вынести сор из избы.
Синявский и Даниель, - все помнят и громкий процесс, и жестокий
приговор.
Юрий Галансков - талантливый молодой поэт - зарезан 4-го ноября 1972
года в лагерной больнице.
Меня ждала подобная судьба, я знал об этом доподлинно, от гебиста, -
тайного мoero единомышленника. Но повернулось, как и у героя этой книги.
Моим Ермаковым-спасителем оказалась, вот уж не гадал-не ведал!
французская газета "Ле МОНД". Ее политический редактор сидел неузнанным в
Большом зале Союза писателей СССР на общем писательском собрании, записывая
на портативный магнитофон выступления русских писателей, в том числе, и мои.
Я говорил в тот день и о бесчинстве советской цензуры, убивающей любое
честное слово, и о членах Политбюро ЦК КПСС, стравивших между собой народы
СССР, в том числе, и о том члене ПОЛИТБЮРО, который восседал в этот час
почетным гостем за столом писательского президиума.
Через две недели запись парижского редактора стала целой страницей "Ле
МОНД", а потом была перепечатана в сотнях газет, на многих языках. Теперь
сложнее было пришить писателю Григорию Свирскому уголовное преступление. Или
"случайно" сбить его на улице грузовиком...
Выход из "безвыходной" ситуации искали недолго. В январе 1972, ЦК КПСС,
при подаче генерала Андропова, единодушно вышвырнул меня из России. И я
обрел редкую возможность на Парижском процессе 1973 года бросить яркий свет
на зловещую сторону великой державы, годами стравливающей свои национальные
образования между собой. (Изданные отдельной книгой материалы Парижского
процесса - в "Приложении" к моему документальному роману "ЗАЛОЖНИКИ",
поставленному в интернет).
Естественно, на стелле в честь Андропова мой лучший венок - от
Парижского процесса, осудившего русский фашизм.
Остальные - от моих друзей, которые погибли в застенках: генерал Юрий
Андропов, ставший шефом КГБ, за десять советских лет, иницировал пятьдесят
политических процессов над инакомыслием. Шли и шли, по российским дорогам,
погромыхивая, вагонзаки с решеткой на крошечном окошке. Битком набитые
молодыми людьми, которые, в отличии от генерала Андропова, думали о будущем
свободной России.
Смею ли я забыть моих единомышленников, прирезанных в темных лагерных
бараках!.
Но, конечно, особая лента от "АФГАНА" Афган стал венцом творения Юрия
Андропова, прославленного гонителя "свободного духа".
Генерал-жандарм и его группа научной инквизиции", в конце-концов,
разработала путь окончательного сокрушения ненавистного им "духа". И
успокоения общества. Избран путь самый радикальный - победоносная война!
Стремительный прорыв к Индийскому океану. Лучший способ заткнуть глотку
сразу всем недовольным!
"Неизбежность" победоносной войны убедила полумертвое Политбюро, - и к
концу семидесятых взревели танковые моторы у границ "нашего любимого
королевства", как называли Афганистан, во время наших встреч, пограничники
Памира, измученные афганским высокогорьем..
Спецназ КГБ под условными именами "Зенит" и "Гром" взял штурмом в
Кабуле дворец "ненадежного" Амина. Афганистан поистине стал теперь, по
запечатленному в печати свидетельству участников боев, "страной АНДРОПОВА"
Результат афганской авантюры, которой мы также обязаны мудрецу и
гуманисту Андропову, известен: зарыты в землю еще пятнадцать тысяч молодых
парней. Своих собственных солдат. И более миллиона афганцев, - как мирных
жителей, так и "душманов", так называли тех, кто стрелял в оккупантов.
Все помнят и позор бегства СССР из страны свободолюбивых гор. Прошло
несколько лет, и весь Советский Союз стал, по счастью ненадолго, "Страной
Андропова".
Я часто листаю эту книгу, написанную мною в конце пятидесятых, полвека
назад, поражаясь прозорливости и мудрости реально существовавшего "Ермака" -
недюжинного русского человека. - Вот увидишь!- говорил он мне.- В предверии
краха "системы зрелого социлизма", столь удобной нашим правителям, они
возьмут свой реванш. Если не на мне или на тебе, так на других. Возможно, на
сотнях и тысячах других. Отыграются на них.
Самая жестокая порода людей - патологические трусы.
утвердили - Игорь все время думал об Александре Староверове и его "хожении
во власть". Конечно же, недостало у парня терпения и гибкости. Разве, черт
побери! нельзя было чего-то добиться? Во всяком случае, помочь Ермакову в
его немыслимом, просто слоновьем противостоянии?!
Но следующее утро все в его жизни перевернуло. Дружки из московского
горкома оглушили Игоря . Сообщили по строжайшему секрету. О "волынке", как
они назвали расстрел рабочих в Новочеркасске. Произошло что-то, по
представлению Игоря , и вовсе немыслимое. Рабочие о высоких ценах в
магазинах и несправедливо низкой расценки их работ, о своей нищей зарплате,
а в них за то - огонь на поражение?! Чистый Щедрин. Глуповцы, увидели пыль
на дороге, кричали "Хлеб идет", а пришли каратели... Спецназ Кавказского
военного округа, "Дикая дивизия" как его назвали. Выстрелила прямо с машин,
в воздух. А на деревьях сидели дети. Посыпались оттуда горохом. Затем дали
залп и по толпе... Новочеркасск в крови.
Давний, ужаснувший Игоря хрип Ермака о том, как власть на Руси
регулирует зарплату. Чтоб "работяге" всегда до получки десятки не хватало...
Чтоб он головы поднять не мог". Этот страшный хрип вдруг зазвучал в его ушах
- точно вчера был этот разговор. И, главное, свои безголовые мальчишеские
возражения Ермаку: "Чтоб стреляли в нашу Нюру за новые "профсоюзные нормы"?
"Кровавое воскресенье - сегодня, в шестьдесят втором?! Дорогой, Сергей
Сергеевич. Фантастика это! Хрущ, может, вы и правы, - самонадеянный
зарвавшийся деревенский простачок, а то и дурачок, полный благих намерений,
но - не злодей..."
Воспомнание мучило его , как острая боль, от которой не уйдешь
Игорь обвел глазами свою новую аспирантскую комнатку в университетском
общежитии, словно в ней и заключался ответ. Взглянул в ошеломлении на Москву
со своего двадцать второго этажа. На слепящую Москва-реку. И точно в голове
просветлело. Расстрел своих рабочих перестал быть архивной пылью или
"новостью" исторических публикаций, изданных за рубежом и потому порой
вызывавших сомнения . Расстрел своих рабочих стал страшной сегодняшней
явью... Господи Боже мой, а я спорил с Ермаком!.
" Все дороги ведут ...." на всех московских перекрестках лгали
хрущевские слова. Не в коммунизм они вели.... Зверский расстрел своих
рабочих - это фашизм. И ничто иное.. Академик Иван Павлов еще в 1934 написал
в своем письме в ЦК :
" Вы сеете по культурному миру не революцию. А с огромным успехом
фашизм. До вашей революции фашизма не было".
Считалось, свихнулся знаменитый академик на старости лет... И мы,
щенки, в это верили.
Но в Университете какой уж год шепчутся, что и академик Ландау,
гениальный физик а не отнюдь "выживший из ума старик" когда-то неосторжно
высказался, что с октября 1917 у нас "сформировалось фашистское
государство". И сказал даже неслыханное, что "Ленин был первым фашистом..."
Гения тут же потащили на Лубянку; по счастью, ученые всего мира
вступились за него, вырвали из тюряги. Правда, затем на него наехал тяжелый
грузовик, и он, тяжело заболев, умер: Лубянка свое дело знает...
Нас, простых людей, естественно не спасло бы ничего. Сгноили бы на
каторге.
Теперь даже такому правоверному дураку, как я, очевидно, что гении,
хоть они порой и с "закрутом". Но - всегда правы.
В конце-то концов, Ленинский проспект разве Ермаков начал?!
Его тянули с октября 1917, когда началось... брат на брата,
Отстреливали "классово чуждых" как дичь. А Гулаг?!
Мишка Гринберг, помнится, ляпнул в коридоре факультета, что советская
власть давно почила в бозе... Сколько мне пришлось умолять помощников Хруща,
чтоб Мишка не угодил в Мордовию... Уймут ли когда бандитов? Ведь наши
историки давно все подсчитали, их за правду и раскидали по тюрьмам и
ссылкам. Если б не возник в голове Ильича этот, фигурально выражаясь,
"Ленинский проспект", ныне жили бы в России-матушке как они подсчитали,
350.миллионов счастливых людей. А сколько теперь осталось?.. Ведь
расстреливали не только мифических "врагов народа", но и не родившихся от
них детей.
... Нестерпимо захотелось снова повидаться с Ермаком. Повиниться за то,
что тогда его рискованные откровения всерьез не принял. Твердил "Хрущ - не
злодей!" Не злодей пока его кресло не пошатнули. Да и не пошатнули еще.
Работяги свои честно заработанные деньги попытались отбрать у сиятельных
воров. И в ответ- залп... Бандиты! Сталинское отродье! И конца им нет ...
На другое утро Игорь Иванович потащился на своем видавшем виды
"Москвиче" в Заречье. Провел весь день с Ермаковым, который веселил его
своими "заграничными рассказами". Как строят ТАМ, и как у нас, оборванцев.
.... Ермаков поставил, "со свиданьицем" на стол два стакана, налил водки.
Не стал пить Игорь. Не такой сегодня день, Сергей Сергеевич!. Тут нужна
свежая голова.
На свежую голову и услышал. "Ваше поколенние туго спеленали еще при
рождении. Осмысленно и твердо решили превратить в быдло. Многих и
превратили... Ты, на мой взгляд, только на стройке распеленался, засучил
ножками... Исполать тебе..."
К вечеру собрался уезжать, все еще чинили кран. Игорь познакомился с
крановщиком уникального крана - рыжего веснушчатого парня с входившей тогда
в моду косичкой. "Я молодожен, - сказал тот застенчиво, - моей жене косичка
нравится". Отработал молодожен свою смену, попытался уйти - Ермаков не
позволил....
Игорь решил выручить молодожена. А заодно и "тряхнуть стариной".
Огнежка засомневалась, кран новый, справится ли? "Летчикам после отпуска
дают "провозные. Учат".
Ермаков усмехнулся "Крановщик от земли не оторвется".. Не хотел
огорчать Игоря Иваныча отказом. Поколебавшись, дозволил.
Спросил только, перестала ли болеть у Игоря поясница, застуженная на
старом кране. Позвонил куда надо, принесли Игорю Ивановичу новенький, прямо
со склада, рабочий комбинезон. Материал плотный, отнюдь не свадебный, а
пахнет будто духами. Бирки заграничные. "Это тебе в подарок..."
Со всех отделов треста женщины потянулись, осмотрели ермаковского друга
со всех сторон. "С Богом!"- напутствовали, и Игорь - поднялся на кран.
Прибыла еще одна "аварийка", и тоже уехала ни с чем. Оказалось,
поскольку кран показательный, запасные части еще не выписаны... Прилаживайте
какие есть! -приказали.
"И это в последний-то час работы. И темнеет скоро. Не ослабело бы
внимание Игоря!", мелькнуло опасливо. "Не дай Бог, тут такое начнется!"-
Огнежка почувствствовала, все в ней закипает. " Мамочкина кровь бушует" -
восклицал в такие минуты Ермаков.
Настороженная, в крайнем раздражении, Огнежка прыгнула, как кошка на
дерево, на железную перекладину башенного крана.
Вот и лестница. Отвесная. Как будто из глубокого колодца.
Огнежка начала взбираться вверх; железные перекладины обжигали руки,
ладони от ржавчины побурели.
Огнежка глянула вниз -- и уцепилась что есть силы за перекладины.
Прижалась к ним всем телом.
Скоро будка?
Ей начало казаться, что кран накреняется. Падает.
Она зажмурилась. Но тут же поняла, что это прошла над ней стрела
башенного крана. Из-за спины выплывали бетонные чушки противовеса.
Все! Пошла работа! Положат последний ригель и - все! Обошлось...Говорил
же Ермак: прораб без риска - не прораб...
Ветер рвал полы полурасстегнутого реглана. Застекленная будка
крановщика раскачивалась. как уличный фонарь... -
"Не работа здесь... испытание..."
Огнежка поднималась все медленнее, поглядывая наверх и удивляясь своей
горячности.
Наконец она добралась до железного круга в затвердевшем, как корка,
тавоте. С блестевшими, отполированными зубьями. "Круг катания".... Запах от
круга, как от паровозных колес, острый, щекочущий ноздри.
Держась за металлические стойки, чтобы ее не сдул взъяренный ветер,
Огнежка вскарабкалась на крошечную площадку, над кругом катания.
И поразилась своему спокойствию. Конечно, она отходчива. Это известно.
Но настолько!.. Надо сказать отцу. Как только она вспылит, ее надо гнать на
кран. Бегом. Незаменимый способ излечения таких психов, как она.
Узкая дверца будочки с приколоченной вместо стекла фанеркой была рядом.
Протяни руку, открой.
"Поругаться с Игорьком успею и на земле..."
Перехватываясь обеими руками, от распорки к распорке, Огнежка
протиснулась по маленькой лесенке на самый верх башенного крана. Кабина с
желтоватыми, точно слюдяными, окнами осталась внизу. Огнежка переступила по
скользкой швеллерной балке, как по канату. Кажется, выше уж некуда.
Держась за металлическую ограду, она остановилась у стрелы, по которой
взад-вперед сновала на железных колесиках каретка.
Половина Москвы под ногами от излучины слепящей Москвы - реки до
дальнего леска.
Переворошенная бульдозерами глина на буграх походила на желтые клочья
пены, расплесканной после постирушки.
В Москве, представлялось Огнежке, происходит генеральная приборка --
они, строители, взяли огромную метлу да смели деревянные домишки, избы,
сараи в одну кучу. Чтоб удобнее сносить.
Дороги по-прежнему отскабливались от глины десятками бульдозеров,
укреплялись.
От дальней постройки тянулся над землей черный дымок. Наверное, жгли
мусор.
Большая приборка!
Стрела башенного крана снова двинулась. Железную площадку затрясло, как
трамвай на повороте. Где- то внизу щелкнуло. Раз. Другой. Что это?
А! Трос, наматываясь на металлический барабан, соскальзывает.
Вроде бы начала осваиваться на высоте... Ермака . Перехватываясь обеими
руками от одного влажного железного косяка к другому, Огнежка повернулась
лицом к новым корпусам.
Ермак прав, корпуса и в самом деле напоминают сверху танковую бригаду,
идущую на прорыв... Эти рассыпались по полю, а те выстроились колонной,
которой нет конца. Один танк взбирается на холм и словно бы переваливает
через него, другой спускается с горы,
Огнежка поглядела вокруг и лишь сейчас поняла, почему она все время
вертит головой. Она ищет окна Ермака. В дальнем корпусе из красного кирпича,
который словно подминает под себя пригорок. Они, видно, были погашены,
ермаковские окна. А вот сейчас зажглись.
И Огнежка заторопилась к этому загоревшемуся яркому огню, осознав вдруг
с беспощадной ясностью, что ей от самой себя не уйти..
Сколько времени она пытается оттолкнуть себя от Ермака. Обеими руками
отталкивается. Мечется туда - сюда. Но как бы она ни рвалась, какие бы
доводы ни приводила -- себя не обмануть.. Она задержалась посреди отвесной
лестницы, обхватив согнутой в локте рукой железную перекладину и глядя на
ермаковский огонь...
И тут раздался звенящий взрыв. Точно ударила в железный каркас тонная
бомба. Это было последнее, что слышала Огнежка..
Как выяснили позднее, завершающий бетонный ригель Игорь Некрасов
положил точно.
Оторопелый от сегодняшних откровений и сердечных встрясок, возбужденный
до нельзя, Игорь не заметил в сгустившихся сумерках, что крюк не отцепили. А
кто-то поторопился дать отмашку, мол, порядок... Игорь потянул крюк чуть на
себя, в сторону...
Только что поставленная им последняя металлическая колонка каркаса со
звоном свалилась на железобетонный регель, который еще не успели приварить,
и он рухнул вниз. Два верхних этажа сложились в один. Именно здесь и
работала бригада Староверова
Кто-то слышал глухие крики и стоны.
Но остальные этажи еще стояли, однако тяжелый железобетонный ригель не
задержался наверху. Попрежнему крушил все, с чем сталкивался. Шорохи и
глухие удары, все ближе и ближе к земле, продолжались. Шорох нарастал. Дом
вздрогнул, как живой
И вдруг все двенадцать этажей, связанных "на живую нитку", рухнули
мгновенно, Серая бетонная пыль взвилась над Москвой. И тут же осела. Кран
смялся гармошкой.
Могильный холм из искрошенного бетона и скрученных балок разбирали
несколько дней. В щели подавали из шлангов кислород, чтоб погребенные не
задохнулись...
Тщетно. Домой не вернулись никогда... ни Игорь Некрасов, ни Шура
Староверов, ни Нюра, ни тетка Ульяна, ни Силантий, ни Огнежка...
Остались в живых лишь Тоня, запертая в тот день в Бутырской тюрьме, да
Тихон с Гущей, ускользнувшие на воскресную халтуру.
И Ермаков, которого отвезли в больницу с тяжелым инфарктом....
Виновными в катастрофе признали самих погибших, которые, де, гнались за
строительным рекордом, нарушая все инструкции.
Так установила после тщательного расследования правительственная
комиссия, которую возглавлял министр строительства Зот Иванович Инякин.
Погребенных не могли опознать. Похоронили в братской могиле. В
сумерках, когда кладбище было закрыто. Без речей.
Утром на фанерке с фамилиями похороненных кто-то написал углем сверху.
"Cтроители Ленинского проспекта"
Охране приказали стереть надпись, но на другой день она появилась
снова, более крупными буквами и несколько измененной:
Ее сфотографировали - для Следствия. Установили пост: кто приходит?
Чаще других приходила Тоня Горчихина, давно взятая КГБ на заметку. Но
дела против нее так и не возбудили. Опасались чего-то...
К тому же она вскоре уехала из Москвы, взяв на воспитание маленького
Шураню Староверова.
Да как-то остался на ночь выйдя из больницы, Ермаков. Пролежал до утра,
уткнувшись лицом в сырую траву.
Конвульсии издыхающей власти. Попытка исследования. Кратко о
незабываемом.
Много дней я провел в поисках и изучении документов, непосредственно
связанных с тем, что ранее увидел своими глазами. Выяснял подлинные причины
и мотивы "непостижимого"...
К примеру, чем был так занят в давние дни и месяцы министр КГБ Шелепин,
по общенародной кличке "ЖЕЛЕЗНЫЙ ШУРИК", когда отказался принять даже и на
пять минут героя моей книги "ЕРМАКА", пытавшегося спасти невинного человека.
Узнать об этом доподлинно оказалось делом вовсе не трудным. О том, в
свое время, писал и кричал весь мир. Кроме газеты "Правда", естественно.
В 58 - 61 годах "Железный Шурик" снаряжал на запад убийц. Сталин
выкрадывал из Парижа и убивал белых генералов. Шелепин, верный сталинец,
готовил и затем отправлял в Германию убийц - для уничтожения украинского
повстанческого движения - Степана Бендеры, профессора Льва Ребега и даже
журналистов-издателей "Посева", раздражавших Хрущева. Украденных уничтожали.
С украинскими повстанцами ГБ расправлялась посредством особого прибора,
предложенного "учеными разработчиками" Андропова - форсунки в виде красивой
зажигалки, выбрасывающей синильную кислоту. Сердце у жертвы останавливается.
Отжил человек. Никто не виноват.
Эту "форсунку" продемонстрировал немецким властям один из убийц,
ушедший на Запад после того, как получил из Москвы приказ о втором убийстве.
"Железный Шурик", не ведая того, был убежден, что все концы в воду
спрятаны, и отправился с государственной миссией в Лондон. А там что ни день
демонстрации против убийцы Шелепина. Заодно и Хрущева припоминали "незлым
тихим словом".
Пришлось Никите Хрущеву Шелепина немедленно, в том же 1961 году,
"задвинуть". А на его место в шефы КГБ неунывающий "генсек" назначил
очередного комсомольца - Семичастного. Тот, некомпетентный на этой службе во
всем, быстро сгорел: провалил в Индии резидентов КГБ, приказав срочно
заняться непривычной всем им работой - дочерью Сталина- беженкой Светланой.
Однако комсомольский "переросток" Семичастный успел все же "втиснуться"
в историю КГБ. Но совсем иначе. Со стороны "культуры". Выступил со страшными
угрозами Евгении Семеновне Гинзбург - автору яркой талантливой книги о
женских лагерях. Увидел главную опасность не в том, что в стране был
чудовищный Гулаг, убивший миллионы невинных людей, а в том, что о нем смеют
писать. Без санкции государства, подумать только!
С той поры и "проклюнулись" ныне на Руси "министры из города Глупова",
как окрестили современные журналисты, "тропу переростка", по которой бредет
нынешняя власть, выискивая корень всех бед страны не в самих бедах и их
причинах, а в отражении этих бед честной литературой и газетной критикой.
Сия тропа, как известно, не зарастает и по сей час.
Уже давно не было Хруща. А отстрел "несогласных" не прекращался ни на
день. Следующий шеф КГБ генерал от жандармерии Андропов даже удостоен на
Лубянской площади почетной стеллы.
Стелла поставлена гебистами в противовес СОЛОВЕЦКОМУ КАМНЮ,
доставленном под окна Лубянки от имени пятидесяти миллионов убитых ею жертв.
Сокрушив памятник Феликсу Дзержинского, чудом уцелевшие жертвы и их
дети получили в ответ новый подарок - стеллу . К этой стелле в честь
"гуманиста Андропова" в праздничные дни, приносят венки, увитые шелковыми
лентами. От карательных учреждений. От Президента России В.В. Путина.
Я тоже решил поднести свой скромный венок - от русского писателя и
историка Григория Свирского. С незримыми лентами. На них множество имен.
Приведу лишь некоторые:
Анатолий Марченко - рабочий-строитель - уничтожен в чистопольской
тюрьме. За то, что посмел в своей честнейшей и искренней книги "Мои
показания" вынести сор из избы.
Синявский и Даниель, - все помнят и громкий процесс, и жестокий
приговор.
Юрий Галансков - талантливый молодой поэт - зарезан 4-го ноября 1972
года в лагерной больнице.
Меня ждала подобная судьба, я знал об этом доподлинно, от гебиста, -
тайного мoero единомышленника. Но повернулось, как и у героя этой книги.
Моим Ермаковым-спасителем оказалась, вот уж не гадал-не ведал!
французская газета "Ле МОНД". Ее политический редактор сидел неузнанным в
Большом зале Союза писателей СССР на общем писательском собрании, записывая
на портативный магнитофон выступления русских писателей, в том числе, и мои.
Я говорил в тот день и о бесчинстве советской цензуры, убивающей любое
честное слово, и о членах Политбюро ЦК КПСС, стравивших между собой народы
СССР, в том числе, и о том члене ПОЛИТБЮРО, который восседал в этот час
почетным гостем за столом писательского президиума.
Через две недели запись парижского редактора стала целой страницей "Ле
МОНД", а потом была перепечатана в сотнях газет, на многих языках. Теперь
сложнее было пришить писателю Григорию Свирскому уголовное преступление. Или
"случайно" сбить его на улице грузовиком...
Выход из "безвыходной" ситуации искали недолго. В январе 1972, ЦК КПСС,
при подаче генерала Андропова, единодушно вышвырнул меня из России. И я
обрел редкую возможность на Парижском процессе 1973 года бросить яркий свет
на зловещую сторону великой державы, годами стравливающей свои национальные
образования между собой. (Изданные отдельной книгой материалы Парижского
процесса - в "Приложении" к моему документальному роману "ЗАЛОЖНИКИ",
поставленному в интернет).
Естественно, на стелле в честь Андропова мой лучший венок - от
Парижского процесса, осудившего русский фашизм.
Остальные - от моих друзей, которые погибли в застенках: генерал Юрий
Андропов, ставший шефом КГБ, за десять советских лет, иницировал пятьдесят
политических процессов над инакомыслием. Шли и шли, по российским дорогам,
погромыхивая, вагонзаки с решеткой на крошечном окошке. Битком набитые
молодыми людьми, которые, в отличии от генерала Андропова, думали о будущем
свободной России.
Смею ли я забыть моих единомышленников, прирезанных в темных лагерных
бараках!.
Но, конечно, особая лента от "АФГАНА" Афган стал венцом творения Юрия
Андропова, прославленного гонителя "свободного духа".
Генерал-жандарм и его группа научной инквизиции", в конце-концов,
разработала путь окончательного сокрушения ненавистного им "духа". И
успокоения общества. Избран путь самый радикальный - победоносная война!
Стремительный прорыв к Индийскому океану. Лучший способ заткнуть глотку
сразу всем недовольным!
"Неизбежность" победоносной войны убедила полумертвое Политбюро, - и к
концу семидесятых взревели танковые моторы у границ "нашего любимого
королевства", как называли Афганистан, во время наших встреч, пограничники
Памира, измученные афганским высокогорьем..
Спецназ КГБ под условными именами "Зенит" и "Гром" взял штурмом в
Кабуле дворец "ненадежного" Амина. Афганистан поистине стал теперь, по
запечатленному в печати свидетельству участников боев, "страной АНДРОПОВА"
Результат афганской авантюры, которой мы также обязаны мудрецу и
гуманисту Андропову, известен: зарыты в землю еще пятнадцать тысяч молодых
парней. Своих собственных солдат. И более миллиона афганцев, - как мирных
жителей, так и "душманов", так называли тех, кто стрелял в оккупантов.
Все помнят и позор бегства СССР из страны свободолюбивых гор. Прошло
несколько лет, и весь Советский Союз стал, по счастью ненадолго, "Страной
Андропова".
Я часто листаю эту книгу, написанную мною в конце пятидесятых, полвека
назад, поражаясь прозорливости и мудрости реально существовавшего "Ермака" -
недюжинного русского человека. - Вот увидишь!- говорил он мне.- В предверии
краха "системы зрелого социлизма", столь удобной нашим правителям, они
возьмут свой реванш. Если не на мне или на тебе, так на других. Возможно, на
сотнях и тысячах других. Отыграются на них.
Самая жестокая порода людей - патологические трусы.