Свобода Программа. Русские Вопросы 1997-2005

   Я не помню, чтобы в книгах Б.М. Эйхенбаума о Толстом (откуда взят приведенный пример о Прудоне) было упоминание о влиянии на Теккерея на Толстого (помню, что помимо обязательного Руссо назывался Ксавье де Местр, автор сочинения "Путешествие вокруг моей комнаты"). Буквально одна фраза имеется в большой биографии Толстого, написанной Виктором Шкловским. Так что я считаю свой вывод самостоятельным и основанным на собственных наблюдениях. Сейчас я ими поделюсь.
   Теккерей, конечно, великий писатель, но Толстой больше, сильнее. Нельзя сказать, что он воспроизводит манеру Теккерея: совсем нет! Манера и приемы у него собственные, но подсказанные среди прочего и "Ярмаркой тщеславия" - самой мыслью, что в истории присутствует не только война (героизм), но и мир (тщеславие и прочие человеческие грехи). Роман Теккерея прямо наводил на эту мысль, само его название провоцировало и вело в этом направлении. Толстой взял у Теккерея не стиль письма, но систему его героев едва ли не полностью перенес в "Войну и мир".
   Начать хотя бы с того, что если не сюжетной кульминацией, то каким-то центром симметрии у Теккерея было сражение у Ватерлоо. Точно так же Толстой взял Бородино. "Наводка" была теккереевская. Получилось, конечно, грандиознее: не сатира на светские нравы (у Теккерея, кстати, добродушно-ироническая), а национальная эпопея, действительная русская "Иллиада" (которую пытался увидеть в "Тарасе Бульбе" Брюсов). Но главное - поражающие параллели сюжетных ситуаций и персонажей.
   Начну с самого парадоксального - того, что не понравится слушателям и читателям. Ребекка Шарп в воображении Толстого породила Наташу Ростову. Принято этой героиней безоговорочно восхищаться, испускать ахи и охи. Но Наташа отнюдь не ангел, она скорее бесенок. Какая-то толстовская старуха (забыл фамилию) называет ее казаком. (параллель этой старухе у Теккерея - майорша О' Дауд.) Поэтому такой фальшью звучит финал романа, где Наташа погрязла в детских пеленках. Этого не должно было быть, ибо Наташа в архетипе своем - андрогин-Миньона. Сто раз приводил и еще приведу запись в черновиках Толстого: "Наташа хочет замуж и вообще". Вот это "вообще" толкает ее на побег с Анатолем. Наташа очаровательная и обаятельная. Но ведь и Ребекка, если угодно, очаровательная и обаятельная, даже поет еще лучше Наташи. В одном месте Теккерей пишет: "В сущности, Ребекка была женщина не злая и услужливая, а Эмилию она, пожалуй, даже любила". Конечно, Ребекка - что называется, отрицательный персонаж, скатывающаяся в конце концов к чему-то сильно похожему на проституцию. Но психологический реализм Теккерея потому и убеждает, что он создает характеры неоднозначные. Как позднее говорил Станиславский: играешь злого - покажи, где он добрый. И как бы вела себя, при своем бойком характере, Наташа, будь она дочерью полунищего художника, поставившая целью пробраться в высшее общество?
   Тут можно вспомнить, что у Толстого есть такая девушка-бесприданница, которую отличают черты всяческой кротости, - Соня. Но ведь и у Теккерея есть такая Соня - Эмилия (вообще-то она Амелия, но так по-английски произносится это имя, и новейшие переводчики закрепили это произношение в печатном тексте). Вспомним также, что на Соне хочет жениться Николай Ростов, хотя в конце концов и не женится (психологический реализм Толстого острее теккереевского). Кстати, у Теккерея Эмилия, вначале хотя и богатая, становится бедной, отец ее разоряется, но всё-таки Джордж Осборн на ней женится вопреки воле отца. (Этот мотив повторяется дважды: то же у Родона Кроули с Ребеккой, и этот дубляж не на пользу роману.) Джордж, этот несомненный Анатоль Куракин, погибает под Ватерлоо. Аналог у Толстого - не князь Андрей, погибающий при Бородино, а тот же Анатоль, не погибший, но лишившийся ноги.
   Князя Андрея действительно у Теккерея нет (а не кажется ли вам, что он у Толстого лишний? Его и убивать не надо было - он изначально не живой). Но зато в "Ярмарке тщеславия" присутствует несомненный Пьер Безухов. Это, конечно, Доббин. Он молча и навсегда влюблен в Эмилию и из-за кулис ее благодетельствует. Овдовев, она и думать не хочет о браке с ним, оставаясь верна тени погибшего мужа. В конце концов их сводит Ребекка, показавшая Эмилии любовную записку от Джорджа. Это у нее ход конем: она окончательно возвращает себе доверие и тут уже окончательно закабаляет Эмилиного богатого и глупого брата Джозефа, важного чиновника в Индии. В романе она его разоряет и доводит до смерти, а в кино - всего-навсего едет с ним в Индию и катается на слонах. И волки сыты, и овцы целы.
   Доббин, как сказано, играет в "Ярмарке" тщеславия" роль Пьера (точнее, наоборот: их надо хронологически переставить). В нем нет элемента некоторого комизма, присущего Пьеру, он даже не толстый: только всё время упоминаются его огромные руки и ноги. Толстяк - это брат Эмилии Джозеф Седли, который в одном месте выражает желание не только поехать в Бельгию, куда поехало всё общество сопровождать армию Веллингтона, но и посмотреть вблизи на битву. Это родило у Толстого Пьера Безухова на Бородинском поле.
   У Теккерея:
   (Джозеф Седли) "был польщен словами Ребекки о его храбрости.
   Он сильно покраснел и принял еще более важный вид.
   – Мне хотелось бы посмотреть военные действия,- сказал он.- Каждому мало-мальски смелому человеку это было бы интересно. В Индии я кое-что видел, но не в таких больших размерах.
   – Вы, мужчины, всё готовы принести в жертву ради удовольствия,- заметила Ребекка".
   В "Ярмарке тщеславия" есть сцена, с эмфазой воспроизведенная в "Войне и мире": Эмилия видит привезенных в Брюссель раненых англичан, узнает в одном из них прапорщика Стабла и берет его к себе в дом. Сравни у Толстого сцену с ранеными, когда Наташа находит среди них князя Андрея. У Теккерея, повторяю, князя Андрея нет - да он и не нужен. Ему и в "Войне и мире" делать-то нечего, разве что отвращаться от не вовсе светского поведения Сперанского ("хорошее вино в сапожках ходит"). Тоже ведь вздор, в сущности.
   У Теккерея дважды происходит борьба из-за наследства, в случае с теткой Кроули описанная подробно и со вкусом. Этот мотив вошел в "Войну и мир" сюжетом вокруг наследства Пьера, которого его хотят лишить зловредные кузины.
   К этой тетке подсылают Джеймса Кроули, другого ее племянника, кузена Родона, наследства лишенного из-за женитьбы на Ребекке. Эта глава, написанная с несравненным юмором, навела Толстого на сюжет сватовства Анатоля к княжне Марье.
   Сватовство, как мы помним, сорвалось по причине повышенного внимания Анатоля к компаньонке княжны Марьи мадемуазель Бурьен. В "Ярмарке тщеславия" уже была такая компаньонка и гувернантка - сама Бекки Шарп. Она служит у старого баронета Пита Кроули, который через некоторое время убеждается, что уже не может обходиться без нее не только в качестве гувернантки его дочерей, но и секретаря, взявшего на себя многочисленные и запутанные дела баронета. Теккерей не мог поставить точки над i, в ранне-викторианскую эпоху это не было принято, но нельзя не догадаться, что Бекки была приобщена баронетом и к другой работе. Намек на это есть и у Теккерея (сцена со свечой, тщательно воспроизведенная в фильме):
   Ребекка пишет Эмилии:
   "Я отшатнулась при виде такого посетителя, а он вошел в комнату и схватил мою свечу.
   – Никаких свечей после одиннадцати, мисс Бекки,- сказал он мне. - Можете укладываться в потемках, хорошенькая вы плутовка. И если не желаете, чтобы я являлся к вам каждый вечер за свечкой, запомните, что надо ложиться спать в одиннадцать часов".
   Надо полагать, что Бекки, желая укрепить свое положение, не раз забывала задуть свечу.
   Свеча горела на столе, /Свеча горела.
   Сэр Питт окончательно убедился в невозможности обойтись без Бекки, когда богатая тетка Кроули увезла ее в Лондон, сделав своей компаньокой: он явился в дом сестры и сделал Ребекке формальное предложение, а та уже была в тайном замужестве с сыном баронета Родоном Кроули. В этом месте есть смешная фраза: сэр Питт хотел сделать Ребекку матерью Родона, а она сама сделалась дочерью баронета.
   Тут, конечно, вспоминается, как старый князь Болконский, дуясь на дочь и вообще на мир, одно время приблизил к себе мадемуазель Бурьен. Более того: входя в особенный раж, грозил, что на ней женится и оставит дочь без наследства.
   Толстой, как мы видели, умело распоряжался своим литературным наследством. Нынешнее литературоведение установило, что такие заимствования (подчас бессознательные) являют литературный закон. Любой текст - палимпсест, автор пишет на чужом черновике. Исследования, занимающиеся установлением таких связей, называются интертекстуальным анализом. В предложенном случае параллели Теккерей - Толстой лежали на поверхности, и я ни на какие открытия не претендую. Любой человек, читавший и любящий обоих авторов, такое заметит. Вообще читать и любить литературу важнее, чем ее исследовать.
   С другой стороны, современную литературу и не понять без комментария специалистов. Поди пойми без подсказки, что строчка Манельштама "Чепчик счастья, Шекспира отец" означает человеческий череп.
   "Прими сей череп, Дельвиг: он Принадлежит тебе по праву": эти слова я обращаю к моему любимому литературоведу А.К.Жолковскому, признанному чемпиону интертекстуального анализа.
   Контрреформация Путина
   В России после некоторого относительного затишья вновь начались бурные события: волна террора и, что не менее важно, провозглашенная президентом Путиным программа политической реформы, проект которой по своим масштабам превосходит всё, что делалось в нынешнее президентство и вызывало вполне оправданные опасения у людей, искренне обеспокоенных перспективами российского демократического развития. Проект, изложенный российским президентом, уже успел произвести сенсацию - неприятную, надо сказать, сенсацию, стал известным всем и вряд ли вызывает необходимость подробно его излагать. В выступлении Путина по национальному телевидению после трагедии в Беслане было сказано, что Россия не может далее существовать при создавшемся за последние годы политическом строе. Эти слова были достаточно двусмысленными и поначалу даже способными породить некоторые осторожно оптимистические ожидания. Но вскоре последовало разъяснение, с этими ожиданиями резко и враз покончившее. России объявлено, что отныне отменяются всенародные выборы глав местной администрации: губернаторов и президентов республик, входящих в состав Российской Федерации. Второе столь же шокирующее заявление - о новом порядке выборов в общероссийский парламент: об отмене одномандатной системы и дальнейших выборах исключительно по партийным спискам. Речь идет, таким образом, об окончательном искоренении из Думы остатков какой-либо оппозиции, ибо всем известно, что партия, в основном поддерживающая Путина - Единая Россия, - пользуется твердым большинством в Думе. Именно в связи с последним обстоятельством одним из российских комментаторов был сделан любопытный прогноз. Обсуждая вопрос о возможности, в обход Конституции, избрания Путина на третий срок, этот комментатор нарисовал возможный сценарий пожизненного установления власти Путина: ему достаточно стать формальным лидером правящей партии, делаясь в случае ее победы (обеспеченной, как мы знаем, уже действующими выборными технологиями) главой правительства, чем-то вроде канцлера при вполне декоративном президенте. Так заглядывать вперед, однако, пока не стоит. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Нынешние шаги Путина, рассчитанные на всемерное укрепление его власти - скажем осторожнее: федеральной власти,- чреваты многими последствиями. Многими неожиданностями, если угодно.
   Приведем один из отзывов западной прессы на новые инициативы Путина - отзыв, вполне типичный для либеральной западной медии (а она на 90 процентов либеральная; что же касается консервативной, так последняя вообще не сильно жалует Путина). Это редакционная статья Нью-Йорк Таймс от 14 сентября, название которой можно, пожалуй, перевести как "Россия пятится назад":
   "Встретив наиболее серьезный кризис за всё время своего президентства, Владимир Путин дал волю своим самым темным инстинктам. Он использует трагедию в Беслане как предлог для искоренения последних остатков демократии в России. Эти леденящие душу проекты не имеют даже видимого отношения к борьбе с терроризмом. Эксплуатируя трагическую ситуацию, мистер Путин просто-напросто обостряет свой уже существующий антидемократический курс. Задолго до нынешнего кризиса он зажал медию, маргинализировал оппозиционные партии и начал судебные преследования лидеров бизнеса, бросавших вызов его господству. Настоящий ответ на российские проблемы, включая коррупцию и терроризм, - не меньше, а больше демократии.
   Трагедия в Беслане произошла в то время, когда уже все силовые ведомства, призванные вести борьбу с терроризмом, находились в полном подчинении президенту и управлялись непосредственно из центра. Это не предотвратило трагедии. Ясно, что и дальнейшая концентрация власти в федеральном центре, то есть в руках Путина, не улучшит ситуацию. Как все загнанные в угол автократы, мистер Путин ищет козлов отпущения, а не позитивных перемен".
   Самые интересные слова в этом тексте, на мой взгляд,- это о темных инстинктах Путина. Ясно, что имеется в виду его кэгебистское прошлое. Впрочем, о прошлом КГБ в нынешней России говорить не приходится. Вот цифры, приведенные в книге известного русского специалиста по КГБ Евгении Альбац:
   "Советский Союз с населением почти в 300 миллионов человек имел приблизительно 700 тысяч агентов тайной полиции, а новая "демократическая" Россия, с ее населением в 150 миллионов, имеет 500 тысяч "чекистов". Иными словами, там, где раньше один чекист приходился на каждых 428 советских граждан, теперь один чекист приходится на каждые 300 граждан России".
   В свое время не раз высказывалась мысль, что КГБ - единственная из бывших советских структур, не участвовавшая в разграблении национальных богатств после краха советского режима. Поэтому, делался вывод, не следует ее так уж опасаться: эти люди способны навести элементарный полицейский порядок, отсутствие которого так усложнило постсоветскую жизнь, превратив ее в так называемый беспредел. Что ж, сейчас можно констатировать, что ФСБ, как ныне переименовано пресловутое ведомство, действительно выполнило эту задачу: сейчас она вместо уголовных "авторитетов" "крышует" бизнес. Это настолько общеизвестно, что вошло уже в художественную литературу как некий бытовой факт. Вообще привлечение Путиным к власти своих бывших коллег, как теперь выясняется, было в основе формой перераспределения собственности: к кормушке пришла еще одна группировка, ранее не допускавшаяся к пирогу по причине крайней скомпроментированности в советские времена.
   Очень важный нынешний вопрос: из каких кадров будут отныне назначаться Путиным местные руководители: из уже проверенных на лояльность центру местных или из центровых назначенцев? Казалось бы, что в лоб, что по лбу: в любом случае новые местные начальники будут жестко контролироваться Москвой. Но тут есть один нюанс, который ни в коем случае нельзя упускать из виду: ситуация в национальных республиках. Местные нацвожди уже достаточно вкусили самостоятельности, власти и богатства, чтобы проглотить предстоящие перемены без тех или иных знаков недовольства. В своем пределе, в максимальном своем развороте эта ситуация чревата превращением Российской Федерации в громадное поле войны на манер чеченской. Россия, превращенная в Чечню,- вот возможная перспектива нынешних реформ Путина. И вызывает удивление, что российская пресса, много говоря о новом порядке назначения губернаторов и новой системе парламентских выборов, чрезвычайно скупо упоминает о национальных республиках. Это похоже на некое заклятье: чур-чур меня!
   Говорят, что лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Я видел телерепортаж Би-Би-Си с места расширенного заседания правительства, на котором Путин объявил о своих новых планах. Подавляющее большинство присутствующих имели выражение лица людей, только что приговоренных к смертной казни. Особенно мрачная физиономия была у показанного крупным планом Лужкова. Правда, в читанных мной комментариях российской прессы он отозвался о реформе как бы положительно, хотя чуть ли не буквально тремя словами. Зато один из его помощников высказался гораздо подробнее и вполне негативно.
   Либералы говорят о проекте в смысле грубого нарушения российской конституции. Что ж, это вполне понятная и оправданная точка зрения. Но сейчас, кажется, наступили времена, когда нужно думать не столько о букве, сколько о духе. Еще вернее: даже не о духе, а о теле, о телах российских граждан (теперь уже лучше сказать - подданных). От мысли о возможном распаде уже не СССР, а самой Российской Федерации невозможно отделаться.
   Мне кажется, имеет смысл обратиться к одному эксперту по советско-российским делам - знаменитому диссиденту Владимиру Буковскому. В последнем номере нового русскоязычного журнала Нота Бене, выходящего в Израиле, помещен интереснейший материал: беседа бывшего директора ЦРУ Джеймса Вулси, Иона Пачепы - руководителя румынской разведки, сбежавшего на Запад 26 лет назад и написавшего книгу "Красные горизонты", изданную на 24 языках, и упомянутого Владимира Буковского. Беседу вел редактор американского журнала Фронт Пэйдж Мэгэзин Джими Глазов. Тема симпозиума была: возрождение КГБ.
   Владимир Буковский в частности сказал:
   "Что бы ни думали Путин и его ставленники в КГБ, крах СССР имел объективные причины, и эти причины не исчезли от того, что их игнорируют. Правящая бюрократия бывших советских республик (которая сегодня стала руководством неезависимых государств) еще меньше хочет востановления контроля Москвы, чем КГБ - восстановления контроля компартии. Вооруженная оккупация вряд ли осуществима, как мы это видели в Чечне. Если вся российская армия не может захватить этот клочок земли, она наверняка не в состоянии реоккупировать Украину или Среднюю Азию и даже Прибалтику. На мой взгляд, восстановление Советского Союза еще менее вероятно, чем восстановление Римской империи.
   С другой стороны, если под ресоветизацией понимать восстановление тоталитарного государства в России, то это представляется столь же безнадежным делом. Советские власти затеяли кампанию гласности и перестройки не потому что внезапно узрели свет истины на пути в Дамаск, а потому, что воочию убедились, что их система несовместима с современной технологией и ведет их прямиком к тягчайшему структурному кризису".
   Эти слова известного диссидента ориентированы в основном на прошлое, они еще не касаются последних событий, о которых мы говорим. Но далее Буковский заговаривает о перспективе развала самой России - второго акта длящегося постсоветского краха. Нынешнюю Россию держит на плаву исключительно внешнеэкономическая ситуация - чрезвычайно высокие цены на нефть. Буковский:
   Сегодня мы уже можем говорить о российском кризисе, который спустя 90 лет приближается к окончательному вызреванию. Как только цены на нефть круто пойдут вниз, Россия как таковая обречена на распад. На семь, восемь, девять частей - этого я пока не знаю. Но последствия будут ужасны. Мы не знаем, как будут управляться эти части бывшей России - парламентом, диктаторами, феодальными баронами? Будут они жить в мире друг с другом или начнут сражаться? А если сражаться, то какое из имеющегося у них оружия они применят?
   Буковский рисует сценарий, который для своего осуществления сейчас, похоже, даже не требует снижения цен на нефть, - хотя этот фактор, как известно, стал главным в крахе СССР: резкое падение нефтяного рынка в 1986 году. Сейчас складывается ситуация, чреватая взрывом помимо нефтяного вопроса: явный ход к ограничению суверенитета национальных республик.
   Буковский не преминул сказать, что в целом ресоветизация России представляется маловероятной: не то сейчас состояние даже не российского общества, сколько современной цивилизации: в эпоху спутникового телевидения, интернета и сотовой связи невозможно отгородить Россию от мира, построить новый железный занавес. К тому же, сказал Буковский, для восстановления прошлых порядков требуется некая критическая масса фанатиков.
   Вот эти слова хочется развернуть. Дело даже не в критической массе фанатиков: похоже, что их в России всегда найдется немало,- а в общекультурном климате, возникшем в мире после тоталитаристских опытов двадцатого века. Такие явления не повторяются по произволу властей, они, так сказать, объективны: зависят исключительно от духовных факторов, от строя мыслей той или иной эпохи. По социально-экономическому состоянию нынешние российские массы находятся в состоянии, едва ли лучшем (а скорее даже худшем), чем немцы в начале 30-х годов 20 века. Но нет сейчас неопробованной и соблазнительной утопической идеологии, нет воодушевляющего мифа, способного одурманить самые широкие массы, овладеть духовно-культурной ситуацией в целом. Анекдот вместо мифа: это началось еще при советской власти; а сейчас анекдотов о Путине рассказывают едва ли меньше, чем в свое время о Ленине.
   Можно гипотетически представить одну большую идею для воодушевления не только России, но и объединения всего западного культурного мира: крестовый поход против исламского фундаментализма. Что-то вроде намека на это содержалось в недавних заявлениях российских военных боссов о готовности России нанести удары по базам террористов за пределами российского пространства. Россия приглашает Запад на тур вальса. Надо ли говорить, что это несостоятельнейшая из утопий?
   Для проведения внутригосударственных проектов Путина потребовался бы террор масштаба сталинского. А этого не случится уже никогда, потому что опыт массового террора показал уязвимость самой правящей элиты. Она больше на это не пойдет.
   Когда-то была произнесена бессмертная фраза: хотели сделать как лучше, а получилось как всегда. Сейчас она требует некоторой модификации: Путин хочет сделать как хуже, а получится как всегда. Не будет никакого укрепления пресловутой властной вертикали, если при этом затрагиваются жизненные интересы многочисленных национальных и вообще локальных князьков.
   Конечно, покончить с советским наследием не удалось одним махом. Август 1991 года не стал победоносным. Но не забудем пророчества Нострадамуса: он говорил, что северная деспотия падет через 74 года своего существования - то есть как раз в 1991 году, - но добавлял, что окончательный ее крах произойдет в 2025 году. Так что нынешним российским боссам осталось гужеваться чуть более двадцати лет.
   Путин знает лучше
   Сегодня я хочу построить нашу программу вокруг одной статьи, появившейся на днях в американской прессе. Когда обращаешься к подобным материалам, всегда есть риск, что опоздаешь: на русском интернете статьи ведущих мировых газет касательно России появляются на следующий же день. Надеюсь, однако, что в этом случае меня не обогнали: газета, которой я воспользовался, не принадлежит к числу ведущих или даже просто респектабельных мировых газет. Это Нью-Йорк Пост - самый настоящий таблойд, как называют в Америке желтую прессу. Считается, что просвещенные люди не должны читать эту газету. Но однажды в сабвее я видел ее рекламный плакат, очень остроумно придуманный: каковы три вопроса, отвечая на которые, житель Нью-Йорка считает себя обязанным солгать? Не помню двух других, но один вопрос хорошо запомнил: читаете ли вы Нью-Йорк Пост? То есть этот таблойд действительно читают в Нью-Йорке, и нечего притворяться брезгливым интеллектуалом.
   Я пристрастился к Нью-Йорк Пост в том же сабвее - когда наш офис перевели в нижний Манхеттен, и моя поездка на работу стала занимать более часа. Нет лучшего чтения в сабвее, чем Нью-Йорк Пост: не станешь же читать в здешней подземке, скажем, Кафку. Эта газета - несомненный таблойд, но при этом очень хорошо делающийся, высший образец жанра. В основном это хроника происшедших за прошлые сутки преступлений, а также сплетни о знаменитостях; а так как самые громкие знаменитости в Америке это кинозвезды, то и картинки очень интересные: все красавицы в самых различных поворотах. Меня так и подмывает рассказать кое-что из прочитанного в этой веселой газете; с трудом, но удерживаюсь. Тема у нас сегодня будет весьма серьезной.
   Дело в том, что Нью-Йорк Пост несколько лет назад перешла в руки австралийского издателя Руперта Мёрдока, человека консервативных взглядов. Он же приобрел пятый канал нью-йоркского телевидения, превратив его в нет-уорк, то есть в сеть телестанций, вещающих на всю страну. Называется новый нет-уорк "Фокс": это самое ненавистное слово для американской либеральной печати, ее жупел и металл, как сказала бы купчиха из Островского. Что касается Нью-Йорк Пости, то, оставаясь желтой газетой, она открыла свои страницы для самых серьезных комментаторов консервативного направления. Звезды американской консервативной медии печатаются сейчас в Нью-Йорк Пост: Джон Подгорец-младший, Роберт Новак и даже сам Джордж Уилл; часто перепечатываются материалы из органа молодых консервативных интеллектуалов Уикли Стандарт. В общем, соответствующие страницы Нью-Йорк Пост читать стоит: хотя бы для тогго, чтобы, как говорят в Америке, знать и второе мнение.