Эндрю Свонн
Акция возмездия
Действующие лица
Конфедерация
Пирс Адамс — представитель Конфедерации на Архероне. Делегат Союза Альфа Центавра.
Амброуз — телохранитель Дмитрия Олманова.
Калин Грин — представитель Конфедерации на Циносе. Делегат Экономического Сообщества Сириус-Эридан.
Франческа Фернандес — представитель Конфедерации на Грималкине. Делегат Семи Миров. Потомок генетически мутированных животных-моро.
Роберт Каунда — представитель Конфедерации на Мазимбе. Делегат Союза Независимых Миров Триангули-Аустралис.
Дмитрий Олманов — Глава Земного Исполнительного Комитета (ЗИК). Самый могущественный человек Конфедерации.
Сим Вашния — представитель Конфедерации на Шиве. Делегат Народного Протектората Эпсилон Инди.
Амброуз — телохранитель Дмитрия Олманова.
Калин Грин — представитель Конфедерации на Циносе. Делегат Экономического Сообщества Сириус-Эридан.
Франческа Фернандес — представитель Конфедерации на Грималкине. Делегат Семи Миров. Потомок генетически мутированных животных-моро.
Роберт Каунда — представитель Конфедерации на Мазимбе. Делегат Союза Независимых Миров Триангули-Аустралис.
Дмитрий Олманов — Глава Земного Исполнительного Комитета (ЗИК). Самый могущественный человек Конфедерации.
Сим Вашния — представитель Конфедерации на Шиве. Делегат Народного Протектората Эпсилон Инди.
Операция «Распутин»
Клаус Дахам — полковник ЗИК. Командир звездолета «Кровавый Поток», руководитель операции «Распутин».
Мэри Хогланд — капрал окцисисской морской пехоты. Прикомандирована к «Кровавому Потоку».
Эрик Мэрфи — младший лейтенант окцисисской морской пехоты. Прикомандирован к «Кровавому Потоку».
Кэти Шейн — капитан окцисисской морской пехоты. Прикомандирована к «Кровавому Потоку».
Уэбстер — вымышленное имя осведомителя полковника Дахама.
Мэри Хогланд — капрал окцисисской морской пехоты. Прикомандирована к «Кровавому Потоку».
Эрик Мэрфи — младший лейтенант окцисисской морской пехоты. Прикомандирован к «Кровавому Потоку».
Кэти Шейн — капитан окцисисской морской пехоты. Прикомандирована к «Кровавому Потоку».
Уэбстер — вымышленное имя осведомителя полковника Дахама.
Планета Бакунин
Цветок — птицеподобный инопланетянин. Эксперт по вооруженным силам Конфедерации.
Сай Хелмсмен — вице-президент корпорации «Годвин Армз Энд Армаментс» (ГАА).
Айвор Йоргенсон — водитель, пилот и контрабандист.
Йоханн Леви — специалист по подрывным работам, владелец магазина «Большевистские книги».
Тхаэле Мосаса — специалист по электронике, владелец фирмы «Мосаса Сэлвидж».
Доминик Магнус — бывший полковник ЗИК. Президент корпорации «ГАА».
Кари Тетсами — «вольный» компьютерный пират.
Беспорядочная Походка — устройство с искусственным интеллектом. «Партнер» Мосасы.
Мэрайя Занзибар — глава службы безопасности корпорации «Годвин Армз Энд Армаментс».
Сай Хелмсмен — вице-президент корпорации «Годвин Армз Энд Армаментс» (ГАА).
Айвор Йоргенсон — водитель, пилот и контрабандист.
Йоханн Леви — специалист по подрывным работам, владелец магазина «Большевистские книги».
Тхаэле Мосаса — специалист по электронике, владелец фирмы «Мосаса Сэлвидж».
Доминик Магнус — бывший полковник ЗИК. Президент корпорации «ГАА».
Кари Тетсами — «вольный» компьютерный пират.
Беспорядочная Походка — устройство с искусственным интеллектом. «Партнер» Мосасы.
Мэрайя Занзибар — глава службы безопасности корпорации «Годвин Армз Энд Армаментс».
Пролог
Политика как она есть
Глава 1
На протяжении сотни миллионов лет двухкилометровой длины Лицо бесстрастно взирало на марсианское небо. В течение последнего века Дмитрий Олманов регулярно посещал этот артефакт.
Во время первых его визитов, когда небо горело враждебным кроваво-красным огнем, Дмитрию приходилось надевать герметичный скафандр. Сегодня он мог позволить себе обойтись всего лишь тяжелой паркой. Его дыхание клубилось туманом в бесконечности кристально-голубого воздуха, слегка подсвеченного облаками искусственно выведенных микроорганизмов.
Личный врач Дмитрия наверняка отчитал бы его за то, что он не воспользовался респиратором.
«Дмитрий, — сказал бы он, — ваше новое сердце испытывает избыточную нагрузку от вашей напряженной работы. Совершенно ни к чему подвергать его дополнительному стрессу, вы ведь дышите слишком разряженной атмосферой».
Генеральный штаб Дмитрия также высказался бы против его прогулки по поверхности Марса — даже в сопровождении вездесущего Амброуза. Слишком уж заманчивой мишенью был Дмитрий для наемных убийц.
Публицисты Конфедерации наверняка пожелали бы сделать достоянием общественности тот факт, что Дмитрию Олманову — полумифическому Железному Человеку, всемогущему главе Земного Исполнительного Комитета — присуща некоторая сентиментальность.
Он мог не обращать никакого внимания на их высказывания без малейшего ущерба для себя.
Но Лицо… Лицо Дмитрий не мог игнорировать.
Олманов был могущественнейшим человеком в Конфедерации… но он чувствовал, что ему следует время от времени напоминать самому себе о том, что существуют во Вселенной явления более значительные, нежели его собственная персона.
Дмитрий оглянулся на своего спутника-телохранителя. Амброуза, как и всегда, совершенно не впечатляло величественное сооружение. Он спокойно стоял позади хозяина, одетый еще легче, чем сам Дмитрий. Дыхание его лишь слегка туманилось в марсианском воздухе. Рост Амброуза составлял два с половиной метра; безволосый и загорелый, он смотрел на мир из-за черных радужных оболочек, на фоне которых зрачки почти не угадывались.
— Ты когда-нибудь задумывался, почему они вымерли? — Дмитрий махнул тростью в направлении купола, который должен был защищать древний артефакт от воздействия атмосферы.
— Нет, сэр. — Амброуз покачал головой.
Иногда Дмитрий задавался вопросом, какого рода мыслительные процессы происходят за темными глазами Амброуза, от первоначального мозга которого осталась лишь одна четверть. Остальные три четверти мозга телохранителя контролировались компьютерными программами. Несмотря на поврежденный мозг, Амброуз был преданным, довольно смышленым, суперквалифицированным телохранителем… и совершенно программируемым — без нарушения, правда, конфедеративных табу, касавшихся искусственных интеллектов или генной инженерии.
Но Олманов уже давно отчаялся найти в лице Амброуза интересного собеседника и заковылял вперед, опираясь на трость.
— Что их погубило? Эпидемия? Междоусобные войны?
— Я не знаю, сэр.
— Они ведь столь многого достигли…
Лицо представляло собой один из немногочисленных относительно хорошо сохранившихся следов цивилизации, которая процветала и вымерла задолго до того, как любая из известных разумных рас начала осваивать Космос. Сначала человечество считало, что лицо является продуктом погибшей по какой-то причине цивилизации марсиан… а потом люди обнаружили на Марсе вырезанную в скале звездную карту, которая привела их на Долбри. Долбри была необитаемой планетой, которая никак не могла возникнуть и эволюционировать естественным путем. Она стала для человечества лишь первым примером внеземного искусственного формирования планет. Марс, похоже, являл собою пример подобного же усилия долбрианцев. Однако развитие его — в отличие от Долбри — застряло где-то на полпути. Биосфера не прижилась, атмосферный слой стал тоньше, а вода частично замерзла, а частично испарилась.
Судя по всему, древние долбрианцы вымерли, находясь в зените расцвета своей цивилизации, и никто не знал, почему с ними случилась такая глобальная катастрофа.
— Вы плохо себя чувствуете, сэр?
До Дмитрия дошло, что он оборвал фразу на середине.
— Нет-нет. Со мной все в порядке. Я просто думаю, Амброуз. Я хотел сказать, что долбрианцы достигли в своем развитии величайших высот — по сравнению с нами их можно считать богами — и все же уничтожили себя. Тогда что уж о нас говорить? Какие у нас шансы на то, чтобы выжить?
— Вам известен ответ на этот вопрос, сэр?
Дмитрий горько улыбнулся.
— Видимо, в природе мыслящих животных заложена установка творить Зло. Именно Зло в конечном счете и уничтожит нас.
Амброуз непонимающе уставился на него.
— Тебе следует осознать это, Амброуз, — сказал Дмитрий. — Мы пробираемся через творимое нами Зло каждый день. Впрочем, ты, может быть, и нет, а я-то уж точно. Сто шестьдесят лет коллективного Зла человечества — вот что я такое.
— Вам виднее, сэр.
— В один прекрасный день тебе, возможно, придется не согласиться со мной, Амброуз. — Дмитрий присел на корточки и вытащил из грязи зеленый спутанный пучок «демонической травы». Она неохотно вырвалась из почвы и потянула за собой частично разложившиеся кусочки камня и с десяток насекомых-симбиотов, которые поддерживали ее простейшую экосистему. Дмитрий раскрошил пучок пальцами, давя крошечных белых насекомых.
— Что бы ты предпринял, если бы я попытался убить себя?
По лицу Амброуза, пробежала болезненная тень.
— Сэр…
— Думаю, у тебя были бы кое-какие проблемы. Тебе пришлось бы наплевать на свое программирование и воспользоваться остатком твоего мозга, чтобы найти надлежащий выход.
— Не надо так говорить, сэр. — Амброуз с трудом ворочал языком.
Дмитрий отряхнул с пальцев травинки.
— Не волнуйся. Я слишком хорошо знаю, какой бардак начнется в Конфедерации после моей смерти. Я не позволю себе умереть. «А если и позволю, то лишь после того, как буду полностью убежден в том, что мой возможный преемник не хуже меня», — подумал он.
Выражение боли исчезло из глаз Амброуза.
— Меня многие считают монстром, — продолжал Дмитрий, — и в первую очередь я сам. Но все же у меня остался кусочек души.
Амброуз вернулся в свое обычное, спокойно-настороженное состояние.
— Да, сэр, — кивнул он.
Дмитрий поднялся с корточек, чувствуя, как хрустнули коленные суставы.
— Помни, что ты должен служить моему преемнику так же хорошо, как служишь мне, Амброуз. Ты меня переживешь.
— Возможно, сэр.
Дмитрий вздохнул и, повернувшись, двинулся назад к аэрокару. Сегодня он уже достаточно насмотрелся на Лицо.
— Ты помнишь Хелен, Амброуз?
— Нет, сэр.
— Конечно, не помнишь. Ведь это для тебя несущественно. Ты не запоминаешь того, что для тебя несущественно, верно?
— Да, сэр.
— Впрочем, ты мог ее и не знать. Я имел с ней дело лет пятнадцать назад, а вскоре мне придется иметь дело с ее близнецами.
— Сэр?
Они подошли к аэрокару, и Дмитрий устало оперся на капот двигателя. «Нужно было все же надеть респиратор».
— Эскалация Зла, Амброуз. Грехи отцов и все такое… — Дмитрий умолк и перевел дыхание. Через пару секунд тело его сотряслось от приступа болезненного сухого кашля, голова закружилась, а на глазах выступили слезы.
Амброуз мгновенно подскочил к хозяину.
— Назад! — отмахнулся тот от телохранителя тростью. — Со мной все в порядке! Никаких докторов на этой неделе. Они просто заменят еще один орган.
— Вы уверены, сэр?
Дмитрий кивнул, борясь с головокружением, потом скользнул в открытую дверцу аэрокара. Амброуз занял место водителя. Дверь летательного аппарата с шипением закрылась; и через полминуты, когда давление в салоне восстановилось, Олманов почувствовал себя немного лучше.
Он выглянул в окно, еще раз взглянул на Лицо и подумал, что, возможно, видит Его в последний раз. Оставалось только надеяться, что врачи сумеют продлить ему жизнь настолько, чтобы он смог найти подходящего преемника.
Жить дольше Дмитрий, собственно говоря, и не хотел. Он и без того прожил уже слишком долго.
Он видел расцвет и закат Земного Союза и насильственную депортацию людей с Земли. Он был свидетелем появления первых звездолетов с тахоприводами и последующего рывка человечества в Глубокий Космос. Со времени его рождения люди основали колонии на множестве инопланетных миров. В течение его жизни марсианскую атмосферу сделали пригодной для дыхания, и большинство землян устремилось к звездам.
Слишком много важнейших исторических событий для жизни одного человека.
Он являлся главой Земного Исполнительного Комитета, которому подчинялись секретная полиция, армия и силы специального назначения Конфедерации, состоящей из восьмидесяти трех планет. Дмитрий Олманов и ЗИК олицетворяли собой единственную централизованную власть над всеми этими восьмьюдесятью тремя планетами. Восьмьюдесятью тремя независимыми правительствами, которые с радостью разорвали бы Конфедерацию на кусочки, если бы не дипломатическая политика ЗИК, удерживающая, подобно тонкому слою клея, этот политический союз от распада.
— Отправляемся, Амброуз. У нас совещание. Аппарат взмыл в воздух, и Дмитрий добавил: — Когда-нибудь я из-за тебя опоздаю на свои собственные похороны.
Нет, не забыл, просто не захотел вспоминать. Как и многое другое. Человек взглянул на тусклую хромированную кибернетическую кисть своей правой руки. Она была покрыта шрамами и «оспинами» от долгих лет пользования… как и одна из механических ног человека, тоже потускневшая.
Незнакомец отошел за скалу, чтобы его не заметили со стороны аэрокара Олманова. Совсем ни к чему было так рисковать. Дмитрия, могущественнейшего чиновника Конфедерации, могла сопровождать усиленная охрана, а не один личный телохранитель.
Человек положил бинокль в футляр и стоял некоторое время недвижимо, чуть пригнувшись, выжидая, пока летательный аппарат главы ЗИК не скроется за марсианским горизонтом. Хорошо, что служба безопасности ЗИК не разыскивала его.
Его никто не разыскивал.
Никто не знал о том, что он существует.
Девять лет он провел так, чтобы как можно меньше вступать в контакт с окружающим миром. Было необходимо, чтобы никто не знал о его пребывании здесь. Он был аномалией, способной дестабилизировать ход событий, ради которых он и прибыл сюда.
Столь многое могло пойти прахом, если бы его обнаружили, если бы обнаружили его хрустальные пещеры… и все же, несмотря на необходимость предосторожности, несмотря на его сфабрикованное и ставшее уже почти реальным — несуществование, он по-прежнему совершал паломничество к Лицу.
Лицо напоминало ему о доме.
Теперь он понял другую причину, по которой он приходил сюда.
Он надеялся увидеть Дмитрия.
Ему было известно об одержимости старика долбрианцами и Лицом. Несмотря на усилия остаться необнаруженным, он испытывал глубинное желание посмотреть на человека, который был ответственен за все. Ему хотелось увидеть своего бывшего командира, человека, которого он когда-то бесконечно уважал.
И вот сегодня, во время последнего визита, он наконец-то увидел Дмитрия. Теперь, ближе к концу ссылки, это оказалось неожиданным шоком.
Увидев Дмитрия, стоящего на равнине Сидония, он не мог отделаться от мысли об убийстве старика.
Даже после девяти лет добровольной изоляции его ненависть к человеку, который вскоре отдаст страшные приказания, не притупилась, а напротив, еще более обострилась. Но, если он хочет, чтобы его жертвоприношение стало сколь-нибудь значимым, он должен позволить старику отдать эти приказания. Чтобы получить шанс спасти хоть что-нибудь, ему придется подождать, чтобы они были отданы, ждать, пока они не будут почти выполнены.
Ждать, пока все не закончится.
Но он уже ждал девять лет; и мог подождать еще четыре месяца.
По крайней мере, очень скоро он смог бы отправиться на Землю. Ему всегда хотелось увидеть эту планету.
По прошествии довольно продолжительного времени, когда Дмитрий и Амброуз давно уже улетели, он отправился в неблизкий путь к своему убежищу — хрустальным пещерам, в своем роде столь же впечатляющим, как и древнее Лицо. Однако, в отличие от Лица, возраст их насчитывал всего девять лет, и были они скрыты под поверхностью Марса.
Олманову нравилась мысль о том, что совещание Земного Исполнительного Комитета проводится под «корнями сорняка». Эта метафора приносила ему какое-то странное удовлетворение.
Сама комната для совещаний, выбранная Дмитрием, находилась на глубине двадцати метров под поверхностью Марса. Он выбрал именно ее как из соображений безопасности — хотя все контролируемые ЗИК марсианские строения были безопасными по определению, — так и ради собственного удобства. Дмитрий не хотел менять заведенный им же самим распорядок и устроил совещание на равнине Сидония, неподалеку от Лица, которое он непременно посещал во время каждого своего визита на Марс.
Олманов прибыл последним. Пятеро делегатов уже восседали за столом, ожидая главу ЗИК. Пятеро делегатов — две определенно противоположные стороны. Дмитрий поприветствовал собравшихся, обмениваясь с ними рукопожатиями и кивками.
На одной стороне стола сидели Пирс Адамс, представляющий Союз Альфа Центавра, и Калин Грин от Экономического Сообщества Сириус-Эридан. Центавр и Сириус практически всегда действовали сообща в политических делах Конфедерации. Их столичные планеты — Окцисис и Цинос — были почти такими же богатыми и могущественными, как и сама Земля.
На другой стороне стола сидели Роберт Каунда, Сим Вашния и Франческа Фернандес. Каунда представлял самую немногочисленную по населению ветвь Конфедерации — Союз Независимых Миров. Вашния представлял самый большой — как по населению, так и по количеству миров — Протекторат Эпсилон Инди. Фернандес представляла «островные» Семь Миров и являлась первым делегатом за последние два десятилетия.
Была она делегатом-нечеловеком.
Дмитрий непроизвольно затаил дыхание, когда протянул ей руку. Она являла собой двуногое животное из семейства кошачьих, ростом выше любого из присутствующих, с абсолютно непроницаемым выражением лица.
Жителям Конфедерации очень хотелось бы забыть прошлое, олицетворением которого являлись миры за пределами Тау Кита. Никто не желал вспоминать о том, что когда-то люди бездушно манипулировали генетическим материалом, создавая различных существ-нелюдей, наделенных разумом.
Люди могли забыть об искусственных интеллектах. Тех можно было просто отключить.
Существ же, подобных Фернандес, забыть было невозможно. Какими бы замкнутыми и ксенофобными ни стали Семь Миров, с их существованием приходилось мириться.
После формальных приветствий — за исключением Фернандес Дмитрий знал всех присутствующих лично — он приступил к брифингу, посвященному операции «Распутин».
Подобно рукопожатиям и приветствиям, его обсуждение звезды BD+50° 1725 и вращающейся вокруг нее беспокойной планеты было поверхностным и небрежным. Все собравшиеся здесь отдавали себе отчет в том, какой экономической «сточной канавой» являлась планета Бакунин для Экономического Сообщества и, в несколько меньшей степени, для Союза Центавра. Все знали также о предложении, выдвинутом Сириусом.
Причина, из-за которой пятеро делегатов собрались здесь, не имела никакого отношения к краткой речи Дмитрия. Причина заключалась в том, что законы Конфедерации требовали одновременного голосования по важнейшим вопросам, а одновременность была просто-напросто невозможна вследствие огромных межзвездных расстояний, даже если пользоваться планетарными тахопередатчиками.
Для соблюдения законов Конфедерации представителям всех голосующих сторон приходилось собираться в одном месте. Каждый из пяти делегатов являлся доверенным лицом коллективной власти той или иной ветви Конфедерации.
Дмитрий закончил речь словами «Важно помнить, что, поскольку планета Бакунин не является членом Конфедерации, на деятельность Исполнительного Комитета не распространяются юридические ограничения. Ничто из того, что я описал вам, не является незаконным с точки зрения Хартии».
Олманов услыхал, как Каунда пробормотал: «Значит, мы можем выбросить Хартию в окно».
Дмитрий не обратил внимания на его реплику. Никому не понравился бы прецедент, который могла вызвать операция «Распутин». Никому, кроме Сириуса и Центавра, находившихся в состоянии экономической нестабильности даже без финансовой «черной дыры» Бакунина, разоряющей Союз Центавра и Сообщество Сириуса за их спинами.
— Завершайте, пожалуйста, заполнение своих бюллетеней и передайте их мне.
Адамс и Грин пододвинули к нему свои пластиковые карточки одновременно.
Каунда будто укутался в чувство собственного достоинства, как в плащ, и медленно пододвинул свой бюллетень к Олманову. Тому такой жест мог бы показаться царственным, если бы Дмитрий не знал, что Союз Независимых Миров обладает правом отдать по этому вопросу лишь один голос.
Фернандес царапнула когтями по своей карточке, передавая ее главе ЗИК.
Вашния колебался. Он смотрел на свою карточку, а остальные глядели на него. Вашния был маленьким, шоколадно-коричневым человеком, совершенно лысым, но с густой седой бородой. Он сидел и загадочно улыбался, похожий на карлика, ухмыляющегося великанам.
Олманов не понимал, чему радуется Вашния. Он уже мысленно подсчитал голоса. Даже если бы оба союзника Вашнии были всецело на его стороне — даже при том, что Инди и компания были единогласно против — все равно им недоставало бы одного голоса, двадцать один против двадцати двух. Вашния передал свой бюллетень.
Дмитрий опустил все пять карточек в отверстие компьютерного терминала, установленного в крышке стола, и прочел про себя результаты голосования, прежде чем объявить их.
«Что?» — Олманов едва не сказал это вслух. Он чуть было не позволил удивлению отразиться на своем лице, чего себе не позволял никогда. Дело было не в том, что операцию «Распутин» не одобрили. Предложение прошло, как он и ожидал, причем с достаточно большим перевесом голосов.
Дело было в том, как оно прошло.
Дмитрий огласил результаты. «Двадцать голосов „за“, семь „против“, шестнадцать воздержавшихся». Когда Дмитрий зачитал число воздержавшихся, Адамс и Грин затравленно переглянулись, и все находящиеся в комнате уставились на проказливо усмехающегося Вашнию.
— Операция «Распутин» одобрена, — заключил Олманов.
«Почему? — подумал он. — Весь блок с Эпсилона Инди воздержался, все пятнадцать голосов. Кроме того, с Сириуса были два голоса „против“. А это означает, что если бы Инди проголосовали против, „Распутин“ был бы заблокирован.
Протекторат Инди непрестанно жалуется на то, что Центавр и Сириус фактически контролируют политику Конфедерации. А Вашния, собрав в свою коалицию Союз Независимых Миров и Семь Миров, только что позволил Центавру и Сириусу протащить еще одно их предложение.
Так почему же он тогда улыбается?»
Дмитрий покинул совещание с твердым намерением назначить специальную комиссию для тщательного изучения последних изменений во внутренней политике Конфедерации.
— «Распутин» прошел, Амброуз.
— Очень хорошо, сэр.
Они направились к аэрокару. По пути Дмитрий решил, что будет скучать по Марсу. Не принимая во внимание разреженность здешней атмосферы, Дмитрий чувствовал себя здесь раза в два моложе своего возраста из-за гораздо меньшей, чем на Земле, силы тяжести.
К несчастью, даже половина его возраста составляла восемьдесят стандартных земных лет.
— Полагаю, что хорошо, даже учитывая довольно странные обстоятельства.
— Да, сэр. — Любой другой спросил бы о «странных обстоятельствах». Но Амброуз, похоже, не страдал любопытством. Олманову это в нем нравилось.
— В самом деле, хорошо. Сириус считает, что поправит таким образом свое экономическое положение, а я, наконец-то, инсценирую давно задуманную постановку.
Амброуз открыл для него дверь, и Дмитрий легонько похлопал телохранителя тростью по ноге.
— Ты понял? Это моя лебединая песня.
— Как скажете, сэр.
Олманов взгромоздился на заднее сиденье аэрокара, а Амброуз уселся на место водителя.
— Десять лет я ждал подходящего момента, чтобы послать Клауса на Бакунин. — Олманов закрыл глаза. — По мере того, как необходимость найти себе преемника становилась все более и более настоятельной, я уж было начал подумывать о превышении своих полномочий — если такое вообще возможно — и изобрести для него какую-нибудь миссию.
— Хорошо, что вам не пришлось прибегать к этому, сэр.
— Да, Амброуз. — Дмитрий зевнул. — Разбуди меня, когда прибудем в космопорт.
Во время первых его визитов, когда небо горело враждебным кроваво-красным огнем, Дмитрию приходилось надевать герметичный скафандр. Сегодня он мог позволить себе обойтись всего лишь тяжелой паркой. Его дыхание клубилось туманом в бесконечности кристально-голубого воздуха, слегка подсвеченного облаками искусственно выведенных микроорганизмов.
Личный врач Дмитрия наверняка отчитал бы его за то, что он не воспользовался респиратором.
«Дмитрий, — сказал бы он, — ваше новое сердце испытывает избыточную нагрузку от вашей напряженной работы. Совершенно ни к чему подвергать его дополнительному стрессу, вы ведь дышите слишком разряженной атмосферой».
Генеральный штаб Дмитрия также высказался бы против его прогулки по поверхности Марса — даже в сопровождении вездесущего Амброуза. Слишком уж заманчивой мишенью был Дмитрий для наемных убийц.
Публицисты Конфедерации наверняка пожелали бы сделать достоянием общественности тот факт, что Дмитрию Олманову — полумифическому Железному Человеку, всемогущему главе Земного Исполнительного Комитета — присуща некоторая сентиментальность.
Он мог не обращать никакого внимания на их высказывания без малейшего ущерба для себя.
Но Лицо… Лицо Дмитрий не мог игнорировать.
Олманов был могущественнейшим человеком в Конфедерации… но он чувствовал, что ему следует время от времени напоминать самому себе о том, что существуют во Вселенной явления более значительные, нежели его собственная персона.
Дмитрий оглянулся на своего спутника-телохранителя. Амброуза, как и всегда, совершенно не впечатляло величественное сооружение. Он спокойно стоял позади хозяина, одетый еще легче, чем сам Дмитрий. Дыхание его лишь слегка туманилось в марсианском воздухе. Рост Амброуза составлял два с половиной метра; безволосый и загорелый, он смотрел на мир из-за черных радужных оболочек, на фоне которых зрачки почти не угадывались.
— Ты когда-нибудь задумывался, почему они вымерли? — Дмитрий махнул тростью в направлении купола, который должен был защищать древний артефакт от воздействия атмосферы.
— Нет, сэр. — Амброуз покачал головой.
Иногда Дмитрий задавался вопросом, какого рода мыслительные процессы происходят за темными глазами Амброуза, от первоначального мозга которого осталась лишь одна четверть. Остальные три четверти мозга телохранителя контролировались компьютерными программами. Несмотря на поврежденный мозг, Амброуз был преданным, довольно смышленым, суперквалифицированным телохранителем… и совершенно программируемым — без нарушения, правда, конфедеративных табу, касавшихся искусственных интеллектов или генной инженерии.
Но Олманов уже давно отчаялся найти в лице Амброуза интересного собеседника и заковылял вперед, опираясь на трость.
— Что их погубило? Эпидемия? Междоусобные войны?
— Я не знаю, сэр.
— Они ведь столь многого достигли…
Лицо представляло собой один из немногочисленных относительно хорошо сохранившихся следов цивилизации, которая процветала и вымерла задолго до того, как любая из известных разумных рас начала осваивать Космос. Сначала человечество считало, что лицо является продуктом погибшей по какой-то причине цивилизации марсиан… а потом люди обнаружили на Марсе вырезанную в скале звездную карту, которая привела их на Долбри. Долбри была необитаемой планетой, которая никак не могла возникнуть и эволюционировать естественным путем. Она стала для человечества лишь первым примером внеземного искусственного формирования планет. Марс, похоже, являл собою пример подобного же усилия долбрианцев. Однако развитие его — в отличие от Долбри — застряло где-то на полпути. Биосфера не прижилась, атмосферный слой стал тоньше, а вода частично замерзла, а частично испарилась.
Судя по всему, древние долбрианцы вымерли, находясь в зените расцвета своей цивилизации, и никто не знал, почему с ними случилась такая глобальная катастрофа.
— Вы плохо себя чувствуете, сэр?
До Дмитрия дошло, что он оборвал фразу на середине.
— Нет-нет. Со мной все в порядке. Я просто думаю, Амброуз. Я хотел сказать, что долбрианцы достигли в своем развитии величайших высот — по сравнению с нами их можно считать богами — и все же уничтожили себя. Тогда что уж о нас говорить? Какие у нас шансы на то, чтобы выжить?
— Вам известен ответ на этот вопрос, сэр?
Дмитрий горько улыбнулся.
— Видимо, в природе мыслящих животных заложена установка творить Зло. Именно Зло в конечном счете и уничтожит нас.
Амброуз непонимающе уставился на него.
— Тебе следует осознать это, Амброуз, — сказал Дмитрий. — Мы пробираемся через творимое нами Зло каждый день. Впрочем, ты, может быть, и нет, а я-то уж точно. Сто шестьдесят лет коллективного Зла человечества — вот что я такое.
— Вам виднее, сэр.
— В один прекрасный день тебе, возможно, придется не согласиться со мной, Амброуз. — Дмитрий присел на корточки и вытащил из грязи зеленый спутанный пучок «демонической травы». Она неохотно вырвалась из почвы и потянула за собой частично разложившиеся кусочки камня и с десяток насекомых-симбиотов, которые поддерживали ее простейшую экосистему. Дмитрий раскрошил пучок пальцами, давя крошечных белых насекомых.
— Что бы ты предпринял, если бы я попытался убить себя?
По лицу Амброуза, пробежала болезненная тень.
— Сэр…
— Думаю, у тебя были бы кое-какие проблемы. Тебе пришлось бы наплевать на свое программирование и воспользоваться остатком твоего мозга, чтобы найти надлежащий выход.
— Не надо так говорить, сэр. — Амброуз с трудом ворочал языком.
Дмитрий отряхнул с пальцев травинки.
— Не волнуйся. Я слишком хорошо знаю, какой бардак начнется в Конфедерации после моей смерти. Я не позволю себе умереть. «А если и позволю, то лишь после того, как буду полностью убежден в том, что мой возможный преемник не хуже меня», — подумал он.
Выражение боли исчезло из глаз Амброуза.
— Меня многие считают монстром, — продолжал Дмитрий, — и в первую очередь я сам. Но все же у меня остался кусочек души.
Амброуз вернулся в свое обычное, спокойно-настороженное состояние.
— Да, сэр, — кивнул он.
Дмитрий поднялся с корточек, чувствуя, как хрустнули коленные суставы.
— Помни, что ты должен служить моему преемнику так же хорошо, как служишь мне, Амброуз. Ты меня переживешь.
— Возможно, сэр.
Дмитрий вздохнул и, повернувшись, двинулся назад к аэрокару. Сегодня он уже достаточно насмотрелся на Лицо.
— Ты помнишь Хелен, Амброуз?
— Нет, сэр.
— Конечно, не помнишь. Ведь это для тебя несущественно. Ты не запоминаешь того, что для тебя несущественно, верно?
— Да, сэр.
— Впрочем, ты мог ее и не знать. Я имел с ней дело лет пятнадцать назад, а вскоре мне придется иметь дело с ее близнецами.
— Сэр?
Они подошли к аэрокару, и Дмитрий устало оперся на капот двигателя. «Нужно было все же надеть респиратор».
— Эскалация Зла, Амброуз. Грехи отцов и все такое… — Дмитрий умолк и перевел дыхание. Через пару секунд тело его сотряслось от приступа болезненного сухого кашля, голова закружилась, а на глазах выступили слезы.
Амброуз мгновенно подскочил к хозяину.
— Назад! — отмахнулся тот от телохранителя тростью. — Со мной все в порядке! Никаких докторов на этой неделе. Они просто заменят еще один орган.
— Вы уверены, сэр?
Дмитрий кивнул, борясь с головокружением, потом скользнул в открытую дверцу аэрокара. Амброуз занял место водителя. Дверь летательного аппарата с шипением закрылась; и через полминуты, когда давление в салоне восстановилось, Олманов почувствовал себя немного лучше.
Он выглянул в окно, еще раз взглянул на Лицо и подумал, что, возможно, видит Его в последний раз. Оставалось только надеяться, что врачи сумеют продлить ему жизнь настолько, чтобы он смог найти подходящего преемника.
Жить дольше Дмитрий, собственно говоря, и не хотел. Он и без того прожил уже слишком долго.
Он видел расцвет и закат Земного Союза и насильственную депортацию людей с Земли. Он был свидетелем появления первых звездолетов с тахоприводами и последующего рывка человечества в Глубокий Космос. Со времени его рождения люди основали колонии на множестве инопланетных миров. В течение его жизни марсианскую атмосферу сделали пригодной для дыхания, и большинство землян устремилось к звездам.
Слишком много важнейших исторических событий для жизни одного человека.
Он являлся главой Земного Исполнительного Комитета, которому подчинялись секретная полиция, армия и силы специального назначения Конфедерации, состоящей из восьмидесяти трех планет. Дмитрий Олманов и ЗИК олицетворяли собой единственную централизованную власть над всеми этими восьмьюдесятью тремя планетами. Восьмьюдесятью тремя независимыми правительствами, которые с радостью разорвали бы Конфедерацию на кусочки, если бы не дипломатическая политика ЗИК, удерживающая, подобно тонкому слою клея, этот политический союз от распада.
— Отправляемся, Амброуз. У нас совещание. Аппарат взмыл в воздух, и Дмитрий добавил: — Когда-нибудь я из-за тебя опоздаю на свои собственные похороны.
* * *
На довольно приличном расстоянии от взлетевшего аэрокара Олманова, в марсианском горном образовании — которое могло быть еще одним долбрианским артефактом или просто выветренным гребнем горы — одинокая фигура опустила бинокль. Человек знал, что подвергнул себя большому риску, настолько приблизившись к Дмитрию, которого сопровождало существо по имени Амброуз. Фактически он только сейчас вспомнил, сколь велик был риск. Он почти забыл о прирученном големе [1] Дмитрия.Нет, не забыл, просто не захотел вспоминать. Как и многое другое. Человек взглянул на тусклую хромированную кибернетическую кисть своей правой руки. Она была покрыта шрамами и «оспинами» от долгих лет пользования… как и одна из механических ног человека, тоже потускневшая.
Незнакомец отошел за скалу, чтобы его не заметили со стороны аэрокара Олманова. Совсем ни к чему было так рисковать. Дмитрия, могущественнейшего чиновника Конфедерации, могла сопровождать усиленная охрана, а не один личный телохранитель.
Человек положил бинокль в футляр и стоял некоторое время недвижимо, чуть пригнувшись, выжидая, пока летательный аппарат главы ЗИК не скроется за марсианским горизонтом. Хорошо, что служба безопасности ЗИК не разыскивала его.
Его никто не разыскивал.
Никто не знал о том, что он существует.
Девять лет он провел так, чтобы как можно меньше вступать в контакт с окружающим миром. Было необходимо, чтобы никто не знал о его пребывании здесь. Он был аномалией, способной дестабилизировать ход событий, ради которых он и прибыл сюда.
Столь многое могло пойти прахом, если бы его обнаружили, если бы обнаружили его хрустальные пещеры… и все же, несмотря на необходимость предосторожности, несмотря на его сфабрикованное и ставшее уже почти реальным — несуществование, он по-прежнему совершал паломничество к Лицу.
Лицо напоминало ему о доме.
Теперь он понял другую причину, по которой он приходил сюда.
Он надеялся увидеть Дмитрия.
Ему было известно об одержимости старика долбрианцами и Лицом. Несмотря на усилия остаться необнаруженным, он испытывал глубинное желание посмотреть на человека, который был ответственен за все. Ему хотелось увидеть своего бывшего командира, человека, которого он когда-то бесконечно уважал.
И вот сегодня, во время последнего визита, он наконец-то увидел Дмитрия. Теперь, ближе к концу ссылки, это оказалось неожиданным шоком.
Увидев Дмитрия, стоящего на равнине Сидония, он не мог отделаться от мысли об убийстве старика.
Даже после девяти лет добровольной изоляции его ненависть к человеку, который вскоре отдаст страшные приказания, не притупилась, а напротив, еще более обострилась. Но, если он хочет, чтобы его жертвоприношение стало сколь-нибудь значимым, он должен позволить старику отдать эти приказания. Чтобы получить шанс спасти хоть что-нибудь, ему придется подождать, чтобы они были отданы, ждать, пока они не будут почти выполнены.
Ждать, пока все не закончится.
Но он уже ждал девять лет; и мог подождать еще четыре месяца.
По крайней мере, очень скоро он смог бы отправиться на Землю. Ему всегда хотелось увидеть эту планету.
По прошествии довольно продолжительного времени, когда Дмитрий и Амброуз давно уже улетели, он отправился в неблизкий путь к своему убежищу — хрустальным пещерам, в своем роде столь же впечатляющим, как и древнее Лицо. Однако, в отличие от Лица, возраст их насчитывал всего девять лет, и были они скрыты под поверхностью Марса.
* * *
Дмитрий проводил совещание на расстоянии примерно десяти километров от Лица, в одной из заброшенных научных станций, разбросанных вокруг остатков долбрианских строений, называемых Городом. Станция была упрятана под землей у основания одной из атмосферных башен десятикилометровой высоты, которые представляли собой наиболее впечатляющие результаты человеческой деятельности на планете. Атмосферные башни, построенные разумными самовоспроизводящимися машинами еще в те времена, когда человечество без опаски пользовалось такими машинами, усеивали Марс подобно гигантским одуванчикам-альбиносам.Олманову нравилась мысль о том, что совещание Земного Исполнительного Комитета проводится под «корнями сорняка». Эта метафора приносила ему какое-то странное удовлетворение.
Сама комната для совещаний, выбранная Дмитрием, находилась на глубине двадцати метров под поверхностью Марса. Он выбрал именно ее как из соображений безопасности — хотя все контролируемые ЗИК марсианские строения были безопасными по определению, — так и ради собственного удобства. Дмитрий не хотел менять заведенный им же самим распорядок и устроил совещание на равнине Сидония, неподалеку от Лица, которое он непременно посещал во время каждого своего визита на Марс.
Олманов прибыл последним. Пятеро делегатов уже восседали за столом, ожидая главу ЗИК. Пятеро делегатов — две определенно противоположные стороны. Дмитрий поприветствовал собравшихся, обмениваясь с ними рукопожатиями и кивками.
На одной стороне стола сидели Пирс Адамс, представляющий Союз Альфа Центавра, и Калин Грин от Экономического Сообщества Сириус-Эридан. Центавр и Сириус практически всегда действовали сообща в политических делах Конфедерации. Их столичные планеты — Окцисис и Цинос — были почти такими же богатыми и могущественными, как и сама Земля.
На другой стороне стола сидели Роберт Каунда, Сим Вашния и Франческа Фернандес. Каунда представлял самую немногочисленную по населению ветвь Конфедерации — Союз Независимых Миров. Вашния представлял самый большой — как по населению, так и по количеству миров — Протекторат Эпсилон Инди. Фернандес представляла «островные» Семь Миров и являлась первым делегатом за последние два десятилетия.
Была она делегатом-нечеловеком.
Дмитрий непроизвольно затаил дыхание, когда протянул ей руку. Она являла собой двуногое животное из семейства кошачьих, ростом выше любого из присутствующих, с абсолютно непроницаемым выражением лица.
Жителям Конфедерации очень хотелось бы забыть прошлое, олицетворением которого являлись миры за пределами Тау Кита. Никто не желал вспоминать о том, что когда-то люди бездушно манипулировали генетическим материалом, создавая различных существ-нелюдей, наделенных разумом.
Люди могли забыть об искусственных интеллектах. Тех можно было просто отключить.
Существ же, подобных Фернандес, забыть было невозможно. Какими бы замкнутыми и ксенофобными ни стали Семь Миров, с их существованием приходилось мириться.
После формальных приветствий — за исключением Фернандес Дмитрий знал всех присутствующих лично — он приступил к брифингу, посвященному операции «Распутин».
Подобно рукопожатиям и приветствиям, его обсуждение звезды BD+50° 1725 и вращающейся вокруг нее беспокойной планеты было поверхностным и небрежным. Все собравшиеся здесь отдавали себе отчет в том, какой экономической «сточной канавой» являлась планета Бакунин для Экономического Сообщества и, в несколько меньшей степени, для Союза Центавра. Все знали также о предложении, выдвинутом Сириусом.
Причина, из-за которой пятеро делегатов собрались здесь, не имела никакого отношения к краткой речи Дмитрия. Причина заключалась в том, что законы Конфедерации требовали одновременного голосования по важнейшим вопросам, а одновременность была просто-напросто невозможна вследствие огромных межзвездных расстояний, даже если пользоваться планетарными тахопередатчиками.
Для соблюдения законов Конфедерации представителям всех голосующих сторон приходилось собираться в одном месте. Каждый из пяти делегатов являлся доверенным лицом коллективной власти той или иной ветви Конфедерации.
Дмитрий закончил речь словами «Важно помнить, что, поскольку планета Бакунин не является членом Конфедерации, на деятельность Исполнительного Комитета не распространяются юридические ограничения. Ничто из того, что я описал вам, не является незаконным с точки зрения Хартии».
Олманов услыхал, как Каунда пробормотал: «Значит, мы можем выбросить Хартию в окно».
Дмитрий не обратил внимания на его реплику. Никому не понравился бы прецедент, который могла вызвать операция «Распутин». Никому, кроме Сириуса и Центавра, находившихся в состоянии экономической нестабильности даже без финансовой «черной дыры» Бакунина, разоряющей Союз Центавра и Сообщество Сириуса за их спинами.
— Завершайте, пожалуйста, заполнение своих бюллетеней и передайте их мне.
Адамс и Грин пододвинули к нему свои пластиковые карточки одновременно.
Каунда будто укутался в чувство собственного достоинства, как в плащ, и медленно пододвинул свой бюллетень к Олманову. Тому такой жест мог бы показаться царственным, если бы Дмитрий не знал, что Союз Независимых Миров обладает правом отдать по этому вопросу лишь один голос.
Фернандес царапнула когтями по своей карточке, передавая ее главе ЗИК.
Вашния колебался. Он смотрел на свою карточку, а остальные глядели на него. Вашния был маленьким, шоколадно-коричневым человеком, совершенно лысым, но с густой седой бородой. Он сидел и загадочно улыбался, похожий на карлика, ухмыляющегося великанам.
Олманов не понимал, чему радуется Вашния. Он уже мысленно подсчитал голоса. Даже если бы оба союзника Вашнии были всецело на его стороне — даже при том, что Инди и компания были единогласно против — все равно им недоставало бы одного голоса, двадцать один против двадцати двух. Вашния передал свой бюллетень.
Дмитрий опустил все пять карточек в отверстие компьютерного терминала, установленного в крышке стола, и прочел про себя результаты голосования, прежде чем объявить их.
«Что?» — Олманов едва не сказал это вслух. Он чуть было не позволил удивлению отразиться на своем лице, чего себе не позволял никогда. Дело было не в том, что операцию «Распутин» не одобрили. Предложение прошло, как он и ожидал, причем с достаточно большим перевесом голосов.
Дело было в том, как оно прошло.
Дмитрий огласил результаты. «Двадцать голосов „за“, семь „против“, шестнадцать воздержавшихся». Когда Дмитрий зачитал число воздержавшихся, Адамс и Грин затравленно переглянулись, и все находящиеся в комнате уставились на проказливо усмехающегося Вашнию.
— Операция «Распутин» одобрена, — заключил Олманов.
«Почему? — подумал он. — Весь блок с Эпсилона Инди воздержался, все пятнадцать голосов. Кроме того, с Сириуса были два голоса „против“. А это означает, что если бы Инди проголосовали против, „Распутин“ был бы заблокирован.
Протекторат Инди непрестанно жалуется на то, что Центавр и Сириус фактически контролируют политику Конфедерации. А Вашния, собрав в свою коалицию Союз Независимых Миров и Семь Миров, только что позволил Центавру и Сириусу протащить еще одно их предложение.
Так почему же он тогда улыбается?»
Дмитрий покинул совещание с твердым намерением назначить специальную комиссию для тщательного изучения последних изменений во внутренней политике Конфедерации.
* * *
У дверей его, как всегда, встретил Амброуз. Телохранитель никогда не удалялся от хозяина более чем на пятьдесят метров — расстояние, которое искусственно усиленное тело Амброуза могло преодолеть менее чем за секунду.— «Распутин» прошел, Амброуз.
— Очень хорошо, сэр.
Они направились к аэрокару. По пути Дмитрий решил, что будет скучать по Марсу. Не принимая во внимание разреженность здешней атмосферы, Дмитрий чувствовал себя здесь раза в два моложе своего возраста из-за гораздо меньшей, чем на Земле, силы тяжести.
К несчастью, даже половина его возраста составляла восемьдесят стандартных земных лет.
— Полагаю, что хорошо, даже учитывая довольно странные обстоятельства.
— Да, сэр. — Любой другой спросил бы о «странных обстоятельствах». Но Амброуз, похоже, не страдал любопытством. Олманову это в нем нравилось.
— В самом деле, хорошо. Сириус считает, что поправит таким образом свое экономическое положение, а я, наконец-то, инсценирую давно задуманную постановку.
Амброуз открыл для него дверь, и Дмитрий легонько похлопал телохранителя тростью по ноге.
— Ты понял? Это моя лебединая песня.
— Как скажете, сэр.
Олманов взгромоздился на заднее сиденье аэрокара, а Амброуз уселся на место водителя.
— Десять лет я ждал подходящего момента, чтобы послать Клауса на Бакунин. — Олманов закрыл глаза. — По мере того, как необходимость найти себе преемника становилась все более и более настоятельной, я уж было начал подумывать о превышении своих полномочий — если такое вообще возможно — и изобрести для него какую-нибудь миссию.
— Хорошо, что вам не пришлось прибегать к этому, сэр.
— Да, Амброуз. — Дмитрий зевнул. — Разбуди меня, когда прибудем в космопорт.
Глава 2
Капитан Кэти Шейн испытывала нехорошее предчувствие относительно операции «Распутин». Дело заключалось не только в том, что ее впервые прикомандировали к особой миссии Исполнительного Комитета. Это уж она как-нибудь пережила бы. Дело заключалось даже не в том, что две роты под ее командованием отправлялись за пределы Союза Центавра, хотя она прежде никогда не слыхала, чтобы морские пехотинцы Окцисиса когда-либо выходили за рамки своих полномочий.
Нет, ее беспокоило то, что их направляли вообще за пределы юрисдикции Конфедерации, на планету Бакунин. Планета никогда не подписывала Хартию. Она даже не имела правительства, которое могло бы подписать ее.
Нет, ее беспокоило то, что их направляли вообще за пределы юрисдикции Конфедерации, на планету Бакунин. Планета никогда не подписывала Хартию. Она даже не имела правительства, которое могло бы подписать ее.