Страница:
Не дождавшись ответа, Керт взял со стола какую-то книгу и сделал вид, что углубился в чтение.
— Справишься со страхом, позовёшь, -бросил он, не поднимая глаз.
Я перевёл дыхание и робко сказал:
— Керт, давай сюда график.
— А, график!-Хлопнул он по лбу.-Так вот чего ты здесь! А я-то думаю… Возьми там, на столе слева.
Я осторожно подошёл и в самом деле нашёл на столе этот распроклятый график. Оставалось только радоваться, что сегодня Керт так быстро меня отпустил.
Он продолжал якобы читать. Невольно я скользнул глазами по книжке и замер от неожиданности. Название показалось мне знакомым — «Глаза, глядящие с того света».
— Может, тебе что-то скажет имя автора?-Проявил участие Керт.-На мой взгляд, полная ерунда, но не всем же быть гениями, как наш Алекс.
Я перевёл глаза — Сесилия Лоувин. Дальше не составило труда вспомнить, когда и где я слышал эту таинственную фразу.
— Интересно?-Осмелился я спросить Керта.
— Не-а, -скривился он.-Хочешь -возьми, сам почитаешь.
Я отрицательно замотал головой и пулей вылетел из его кабинета, словно боясь, что он догонит меня и насильно вручит эту чёртову книгу.
Добившись от Элли обещания встретиться вечером и поужинать, я снова почувствовал, как в мою душу вселилась робкая надежда. Спасибо уже за то, что она позволяет мне быть с ней рядом. Мерс, например, не могла похвастаться и этим.
Элли льстило моё внимание, и моё постоянное присутствие и настойчивость постепенно приручали её. Всё началось с её книги и стало развиваться дальше, и я, не спеша, хватался за каждую тоненькую ниточку, которую она иногда давала мне, сама того не замечая. Я выучил наизусть все её привычки и навсегда похоронил надежду, что когда-нибудь она принесёт мне кофе в постель. У меня не было другого занятия, кроме как быть ей полезным каждую секунду. Я перестал корчить рожицы перед зеркалом и почти позабыл, как я выгляжу — в данном случае от моего обаяния не было никакого толку.
Я всё время думал, почему я никак не могу к ней подступиться, и в конце концов нашёл ответ — она меня не любила. Иногда я читал в её взгляде вопрос, но сам неизменно отвечал на него «нет». Я не хотел, чтобы всё случилось по накатанной схеме — я влюблюсь в неё без памяти, надоем, и она меня бросит. Пока она меня не полюбит, было опасно проводить подобные эксперименты. Вы не поверите, но я действительно держал себя в руках и упорно старался настроить Элли на правильную волну, забыв про собственные интересы. Закрыв своё сердце на замок до поры до времени, я растил и лелеял в душе маленькую надежду — что, вопреки очевидному, я смогу заставить её меня полюбить.
Поужинав в ресторане на крыше Мириала, мы спустились в парк и долго бродили по светящимся аллеям. Можно было бы ничего не говорить — я её любил, а она это знала.
На ночном пляже под зеленоватым светом луны Элли читала мне свои новые стихи, читала красиво, с выражением, с чувством, и моё несчастное сердце стало даже биться тише, чтобы ей не мешать. Я пропускал сквозь пальцы остывший песок, подняв голову к небу, боясь повернуться к Элли и увидеть её глаза, которые были холоднее звёзд.
Я так и не приблизился к Элли ни на шаг, и был близок к отчаянию. Мне так хотелось прикоснуться к ней, обнять, мне хотелось получить право принимать решения, в конце концов! Но она меня к себе не пускала, словно нарисовав невидимую черту. Я был для неё просто другом, и она делала вид, что ничего не понимает. По крайней мере, я не замечал в ней никаких признаков тайного удовольствия, и был благодарен ей даже за это.
Оставался только один вопрос — как же она могла писать стихи? В каком уголке её непонятной души пряталась великая и грусть? Так быть просто не могло, и что-то из этого было ненастоящим — или Элли, или её стихи.
Поздно ночью, вернувшись к себе, я растянулся на кровати и сразу же провалился в сон. Вечера, проведённые с Элли, выматывали меня до невозможности, и от пережитых волнений я чувствовал себя совершенно обессиленным.
Среди ночи я внезапно проснулся от какой-то страшной мысли, явившейся мне во сне. Напрасно я старался её вспомнить, напрасно мучился и напрягал память. Я снова заснул с неприятным предчувствием, а утром она встретила меня сама, отчётливая и ясная, как день, ожидавший меня впереди.
«Идеальная любовь, господа, — это любовь к мёртвому поэту».
Я неоднократно убеждался, что настроение — не просто иллюзия или какое-то абстрактное ощущение, а как бы отражение состояния всей Вселенной, её отношение к тебе в конкретный момент твоей ничтожной жизни. Стоило мне вспомнить одну-единственную фразу, и мир изменился, и показался мне не угрожающим и опасным, а каким-то абсурдным и диким.
Я ходил по коридорам, тревожно озираясь по сторонам. Мне казалось, что стоило мне отойти на несколько шагов, и всё начинало надо мной смеяться — стены, двери, потолки, кресла, столы и зелёные деревья в высоких горшках. Мириал давился от смеха, глядя на меня, и зловеще поблёскивал на солнце всей своей белой громадиной. Статуи в парке и скамейки притворялись, что они здесь совсем ни при чём и позволяли мне спокойно проходить мимо, но как только я удалялся, я снова слышал у себя за спиной противное злобное хихиканье.
Мириал сбросил маску и поднял белые шторы, обнажив несколько сотен любопытных глаз, следящих за каждым моим шагом, и растянутых в улыбке ртов.
В ресторане снова сидел Рекс, на этот раз один, и изящно орудовал ножом и вилкой. Я сел за соседний столик и сделал привычный заказ. Рекс вежливо склонил голову в знак приветствия. Я улыбнулся и сразу отвёл глаза. Я и в самом деле не знал, как мне вести себя с ним после того, как он так некрасиво проигнорировал меня на «Эльдорадо».
Однако, когда Рекс закончил есть, он подошёл ко мне и попросил разрешения присесть. Свежий и благоухающий, он просто излучал энергию и волю.
— Приятного аппетита, Гэл, -сказал он.-Как живёшь?
— Нормально, -пожал плечами я, хотя на самом деле всё было совершенно ненормально.
Рекс с интересом смотрел на меня и, похоже, говорить ничего не собирался. Он слегка прищурился и улыбнулся, словно наблюдение за тем, как я ем, доставляло ему удовольствие.
— Я не мешаю?-Наконец спросил он.
— Нисколько, -ответил я, проглотив кусок яичницы.-Но вы ведь сели ко мне не просто так?
— Есть у меня одна идея, -сказал Рекс, -но сначала я хочу её проверить. Эта новая книга Алекса…ходят слухи, что она будет последней.
— В самом деле?!
Для моего удивления и даже испуга были основания более чем веские.
— В самом деле. Жалко упускать момент. Керт так популярен, этим не воспользоваться просто грех.
— Вы хотите снять фильм?
— А почему бы и нет? Финал его истории достоин экранизации.
— Отличная идея, Рекс!-Встрепенулся я.-Вы, как всегда, безошибочно правы!
— Ещё бы! Я даже начал поиски Керта, пока негласно.
— Я надеюсь, вы не имеете в виду меня?
Рекс не сдержал улыбки.
— Всё-таки я имею в виду тебя, -сказал он, покачав головой.-Но об этом мы поговорим позднее.
Я совершенно безуспешно звонил в дверь Алекса — он не хотел меня впускать. Никто не мог похвастаться, что был у него в гостях — его святая святых, обитель его муз, была тщательно оберегаема им от постороннего вторжения.
Кэмели мне был не советчик, а Клиф появлялся, когда ему вздумается. Я был уже склонен считать, что все мои страхи — просто нелепая ошибка или шутка Керта, подтолкнувшего меня к этой мысли, но мне был нужен кто-то, кто бы помог мне их развеять.
Элли беспокоить я не хотел, да и толком не знал, что бы я мог ей сказать. Такая неопределённость наших отношений расстраивала меня больше, чем вы можете себе представить, но я пока не мог ничего изменить.
Вечером я спустился к морю. Собирались тяжёлые тучи и не было видно звёзд. На горизонте море сливалось с тёмным небом и всё казалось одной мрачной бездной.
Я поднялся на пирс и стал возле перил, наблюдая, как большие волны одна за другой разбивались об берег и разлетались мелкими брызгами. Перед грозой всегда царило невыносимое удушье, и солёный морской ветер на берегу приносил желаемое облегчение. Очевидно, завтра не будет солнца, не будет и послезавтра, и ещё несколько дней. Бушующая непогода обещала задержаться надолго и нагнать тоску и мрачные мысли.
Хотя Алексу наоборот в грозу писалось гораздо легче. В дождь он вообще не выходил из квартиры и не отвечал на звонки. Каждому — своё. А мне, похоже, предстояло проводить вечера в одиночестве и мучительно думать, каким же образом можно всё наладить.
Вдалеке я заметил маленькую светлую точку, которая довольно быстро приближалась к берегу. Я напряг зрение и вскоре смог разглядеть белое судно небольших размеров, которое опасно качалось на высоких волнах, но, тем не менее не сбивалось с курса. В такую погоду выйти в море мог отважиться только Клиф Грант.
Моя догадка оказалось верной, -приблизившись к пирсу, Клиф окликнул меня и помахал рукой.
— Эй, приятель, помоги мне пришвартоваться, -крикнул он.
Я слез вниз, и мы привязали его небольшую яхту к пирсу.
— Ещё, чего доброго, разыграется буря, -сказал он.-Придётся звать на помощь.
Клиф сел на ступеньки и вытер мокрое лицо рукавом рубашки.
— Извини, если нарушил твоё уединение, -сказал он.-Я уже ухожу.
Я молча пожал плечами и отвернулся к морю. Поднимался ветер, и скоро, по-видимому, надо было уходить и мне.
— Люблю бурю, -сказал Клиф.-Это единственное приятное воспоминание из моего прошлого. А ты как, Гэл? Не хочешь как-нибудь со мной прокатиться?
— Спасибо, Клиф, -вежливо ответил я, -но я бы предпочёл с вами прогуляться.
Клиф звонко рассмеялся и, поднявшись, похлопал меня по плечу.
— Ты -молодчина, Гэл, -сказал он, -и всё понимаешь правильно. Но здесь всё-таки здорово
— красивое место, приятные люди. Вы все такие трогательные, Гэл, такие беспомощные — я не могу хоть изредка вас не навещать.
— А где вы были сегодня?-Спросил я.
— В Африке, -серьёзно ответил Клиф.-Контролировал процесс потепления на Килиманджаро.
— Что?
— Согласовывал сроки нового извержения. Жутко устал от этой жары, пойду прилягу.
— Подождите, Клиф, -попросил я его, -если вам не трудно, расскажите поподробней.
— А что тут рассказывать, Гэл? Кратер этой горы полностью покрыт льдом, но он постепенно тает, и вскоре будет новое извержение. Килиманджаро снова станет действующим вулканом, как миллионы лет назад.
— Вскоре?
— Ой, прости, Гэл, я немного не учёл фактор времени. Ты вряд ли до этого доживёшь -это случиться через семьсот восемьдесят один год. Если хочешь, можешь позариться на славу Нострадамуса — время покажет твою правоту.
— Спасибо, Клиф, но какой толк от славы через семьсот восемьдесят один год?
— Между прочим, я могу рассказать тебе ещё с десяток подобных историй, и ты можешь написать целую книгу. Вот будет шуму, когда все твои предсказания сбудутся день в день! Да ладно, я шучу, Джек нас ликвидирует за такие шутки. Придётся дать неточную информацию, а заодно и настращать.
— То есть?
— Ну, наворотить что-то вроде предзнаменования очередного конца света лет через шестьсот-восемьсот, как обычно. Хотя эти методы уже давно неэффективны, Джек пользуется ими скорее по привычке.
— А на самом деле Килиманджаро станет вулканом по природным причинам?
— Не совсем. Боюсь, это отрицательно скажется на африканском климате. Стоит там включить ещё парочку потухших вулканов, плюс повсеместное наступление пустыни, да всё это на фоне глобального потепления… Скоро нам придётся обеспечивать людей переносными кондиционерами.
— Но неужели нельзя это остановить?
— Ну здравствуй, Гэл, как это остановить?! Для чего это всё делается, по-твоему? Иногда мне даже кажется, что гуманнее было бы сразу перекрыть кислород, а то всё некоторые предупреждают и предупреждают, а до некоторых всё никак не доходит и не доходит.
— Предупреждают о чём?-Спросил я.
— Обо всём, -загадочно ответил Клиф.-Люди живут так бестолково, так недостойно, унижая самих себя каждый день… Гэл! Терпеть это выше моих сил, но мне не дают необходимых полномочий, и я вынужден смотреть на это и молчать. Теперь я знаю, как устроен мир, и от этого мне ещё противней. Но иногда я думаю, что в этом есть смысл -кто-то должен срывать график, чтобы таким, как я, не скучно жилось. Я обязательно объясню тебе всё подробней, Гэл, но не сейчас. Я устал после долгой дороги и еле держусь на ногах.
— А зачем вы добирались таким примитивным способом?
— Хотел снова почувствовать себя человеком, Гэл. Кто знает, -подмигнул он мне, -а вдруг мне бы повезло утонуть дважды?
Шум волн заглушил его смех.
Я вернулся к себе и сел на просторном балконе, созерцая мрачную стихию. Навсегда у меня останется в памяти этот вечер, тревожный и грозный, сулящий беспокойные и ненастные дни. Где-то рядом шелестели клавиши компьютера Элли и Алекс, как всегда, беседовал с Кертом, стараясь сфокусировать взгляд на его лице. Неестественно длинным сном спала Мерс и Рекс, невозмутимый и бесчувственный, как ни в чём не бывало болтал в баре с остряком Кэмели. Арабский принц Аль Гоби почивал в своём шикарном дворце и мистер Джек, ещё раз всё обдумав и взвесив, строил свои немыслимые по значимости планы. Один я сидел, уставившись в одну точку, и думал о том, что скоро нас всех ожидают неотвратимые события, которые способны всё изменить.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
Глава 1.
Глава 2.
— Справишься со страхом, позовёшь, -бросил он, не поднимая глаз.
Я перевёл дыхание и робко сказал:
— Керт, давай сюда график.
— А, график!-Хлопнул он по лбу.-Так вот чего ты здесь! А я-то думаю… Возьми там, на столе слева.
Я осторожно подошёл и в самом деле нашёл на столе этот распроклятый график. Оставалось только радоваться, что сегодня Керт так быстро меня отпустил.
Он продолжал якобы читать. Невольно я скользнул глазами по книжке и замер от неожиданности. Название показалось мне знакомым — «Глаза, глядящие с того света».
— Может, тебе что-то скажет имя автора?-Проявил участие Керт.-На мой взгляд, полная ерунда, но не всем же быть гениями, как наш Алекс.
Я перевёл глаза — Сесилия Лоувин. Дальше не составило труда вспомнить, когда и где я слышал эту таинственную фразу.
— Интересно?-Осмелился я спросить Керта.
— Не-а, -скривился он.-Хочешь -возьми, сам почитаешь.
Я отрицательно замотал головой и пулей вылетел из его кабинета, словно боясь, что он догонит меня и насильно вручит эту чёртову книгу.
Добившись от Элли обещания встретиться вечером и поужинать, я снова почувствовал, как в мою душу вселилась робкая надежда. Спасибо уже за то, что она позволяет мне быть с ней рядом. Мерс, например, не могла похвастаться и этим.
Элли льстило моё внимание, и моё постоянное присутствие и настойчивость постепенно приручали её. Всё началось с её книги и стало развиваться дальше, и я, не спеша, хватался за каждую тоненькую ниточку, которую она иногда давала мне, сама того не замечая. Я выучил наизусть все её привычки и навсегда похоронил надежду, что когда-нибудь она принесёт мне кофе в постель. У меня не было другого занятия, кроме как быть ей полезным каждую секунду. Я перестал корчить рожицы перед зеркалом и почти позабыл, как я выгляжу — в данном случае от моего обаяния не было никакого толку.
Я всё время думал, почему я никак не могу к ней подступиться, и в конце концов нашёл ответ — она меня не любила. Иногда я читал в её взгляде вопрос, но сам неизменно отвечал на него «нет». Я не хотел, чтобы всё случилось по накатанной схеме — я влюблюсь в неё без памяти, надоем, и она меня бросит. Пока она меня не полюбит, было опасно проводить подобные эксперименты. Вы не поверите, но я действительно держал себя в руках и упорно старался настроить Элли на правильную волну, забыв про собственные интересы. Закрыв своё сердце на замок до поры до времени, я растил и лелеял в душе маленькую надежду — что, вопреки очевидному, я смогу заставить её меня полюбить.
Поужинав в ресторане на крыше Мириала, мы спустились в парк и долго бродили по светящимся аллеям. Можно было бы ничего не говорить — я её любил, а она это знала.
На ночном пляже под зеленоватым светом луны Элли читала мне свои новые стихи, читала красиво, с выражением, с чувством, и моё несчастное сердце стало даже биться тише, чтобы ей не мешать. Я пропускал сквозь пальцы остывший песок, подняв голову к небу, боясь повернуться к Элли и увидеть её глаза, которые были холоднее звёзд.
Я так и не приблизился к Элли ни на шаг, и был близок к отчаянию. Мне так хотелось прикоснуться к ней, обнять, мне хотелось получить право принимать решения, в конце концов! Но она меня к себе не пускала, словно нарисовав невидимую черту. Я был для неё просто другом, и она делала вид, что ничего не понимает. По крайней мере, я не замечал в ней никаких признаков тайного удовольствия, и был благодарен ей даже за это.
Оставался только один вопрос — как же она могла писать стихи? В каком уголке её непонятной души пряталась великая и грусть? Так быть просто не могло, и что-то из этого было ненастоящим — или Элли, или её стихи.
Поздно ночью, вернувшись к себе, я растянулся на кровати и сразу же провалился в сон. Вечера, проведённые с Элли, выматывали меня до невозможности, и от пережитых волнений я чувствовал себя совершенно обессиленным.
Среди ночи я внезапно проснулся от какой-то страшной мысли, явившейся мне во сне. Напрасно я старался её вспомнить, напрасно мучился и напрягал память. Я снова заснул с неприятным предчувствием, а утром она встретила меня сама, отчётливая и ясная, как день, ожидавший меня впереди.
«Идеальная любовь, господа, — это любовь к мёртвому поэту».
Я неоднократно убеждался, что настроение — не просто иллюзия или какое-то абстрактное ощущение, а как бы отражение состояния всей Вселенной, её отношение к тебе в конкретный момент твоей ничтожной жизни. Стоило мне вспомнить одну-единственную фразу, и мир изменился, и показался мне не угрожающим и опасным, а каким-то абсурдным и диким.
Я ходил по коридорам, тревожно озираясь по сторонам. Мне казалось, что стоило мне отойти на несколько шагов, и всё начинало надо мной смеяться — стены, двери, потолки, кресла, столы и зелёные деревья в высоких горшках. Мириал давился от смеха, глядя на меня, и зловеще поблёскивал на солнце всей своей белой громадиной. Статуи в парке и скамейки притворялись, что они здесь совсем ни при чём и позволяли мне спокойно проходить мимо, но как только я удалялся, я снова слышал у себя за спиной противное злобное хихиканье.
Мириал сбросил маску и поднял белые шторы, обнажив несколько сотен любопытных глаз, следящих за каждым моим шагом, и растянутых в улыбке ртов.
В ресторане снова сидел Рекс, на этот раз один, и изящно орудовал ножом и вилкой. Я сел за соседний столик и сделал привычный заказ. Рекс вежливо склонил голову в знак приветствия. Я улыбнулся и сразу отвёл глаза. Я и в самом деле не знал, как мне вести себя с ним после того, как он так некрасиво проигнорировал меня на «Эльдорадо».
Однако, когда Рекс закончил есть, он подошёл ко мне и попросил разрешения присесть. Свежий и благоухающий, он просто излучал энергию и волю.
— Приятного аппетита, Гэл, -сказал он.-Как живёшь?
— Нормально, -пожал плечами я, хотя на самом деле всё было совершенно ненормально.
Рекс с интересом смотрел на меня и, похоже, говорить ничего не собирался. Он слегка прищурился и улыбнулся, словно наблюдение за тем, как я ем, доставляло ему удовольствие.
— Я не мешаю?-Наконец спросил он.
— Нисколько, -ответил я, проглотив кусок яичницы.-Но вы ведь сели ко мне не просто так?
— Есть у меня одна идея, -сказал Рекс, -но сначала я хочу её проверить. Эта новая книга Алекса…ходят слухи, что она будет последней.
— В самом деле?!
Для моего удивления и даже испуга были основания более чем веские.
— В самом деле. Жалко упускать момент. Керт так популярен, этим не воспользоваться просто грех.
— Вы хотите снять фильм?
— А почему бы и нет? Финал его истории достоин экранизации.
— Отличная идея, Рекс!-Встрепенулся я.-Вы, как всегда, безошибочно правы!
— Ещё бы! Я даже начал поиски Керта, пока негласно.
— Я надеюсь, вы не имеете в виду меня?
Рекс не сдержал улыбки.
— Всё-таки я имею в виду тебя, -сказал он, покачав головой.-Но об этом мы поговорим позднее.
Я совершенно безуспешно звонил в дверь Алекса — он не хотел меня впускать. Никто не мог похвастаться, что был у него в гостях — его святая святых, обитель его муз, была тщательно оберегаема им от постороннего вторжения.
Кэмели мне был не советчик, а Клиф появлялся, когда ему вздумается. Я был уже склонен считать, что все мои страхи — просто нелепая ошибка или шутка Керта, подтолкнувшего меня к этой мысли, но мне был нужен кто-то, кто бы помог мне их развеять.
Элли беспокоить я не хотел, да и толком не знал, что бы я мог ей сказать. Такая неопределённость наших отношений расстраивала меня больше, чем вы можете себе представить, но я пока не мог ничего изменить.
Вечером я спустился к морю. Собирались тяжёлые тучи и не было видно звёзд. На горизонте море сливалось с тёмным небом и всё казалось одной мрачной бездной.
Я поднялся на пирс и стал возле перил, наблюдая, как большие волны одна за другой разбивались об берег и разлетались мелкими брызгами. Перед грозой всегда царило невыносимое удушье, и солёный морской ветер на берегу приносил желаемое облегчение. Очевидно, завтра не будет солнца, не будет и послезавтра, и ещё несколько дней. Бушующая непогода обещала задержаться надолго и нагнать тоску и мрачные мысли.
Хотя Алексу наоборот в грозу писалось гораздо легче. В дождь он вообще не выходил из квартиры и не отвечал на звонки. Каждому — своё. А мне, похоже, предстояло проводить вечера в одиночестве и мучительно думать, каким же образом можно всё наладить.
Вдалеке я заметил маленькую светлую точку, которая довольно быстро приближалась к берегу. Я напряг зрение и вскоре смог разглядеть белое судно небольших размеров, которое опасно качалось на высоких волнах, но, тем не менее не сбивалось с курса. В такую погоду выйти в море мог отважиться только Клиф Грант.
Моя догадка оказалось верной, -приблизившись к пирсу, Клиф окликнул меня и помахал рукой.
— Эй, приятель, помоги мне пришвартоваться, -крикнул он.
Я слез вниз, и мы привязали его небольшую яхту к пирсу.
— Ещё, чего доброго, разыграется буря, -сказал он.-Придётся звать на помощь.
Клиф сел на ступеньки и вытер мокрое лицо рукавом рубашки.
— Извини, если нарушил твоё уединение, -сказал он.-Я уже ухожу.
Я молча пожал плечами и отвернулся к морю. Поднимался ветер, и скоро, по-видимому, надо было уходить и мне.
— Люблю бурю, -сказал Клиф.-Это единственное приятное воспоминание из моего прошлого. А ты как, Гэл? Не хочешь как-нибудь со мной прокатиться?
— Спасибо, Клиф, -вежливо ответил я, -но я бы предпочёл с вами прогуляться.
Клиф звонко рассмеялся и, поднявшись, похлопал меня по плечу.
— Ты -молодчина, Гэл, -сказал он, -и всё понимаешь правильно. Но здесь всё-таки здорово
— красивое место, приятные люди. Вы все такие трогательные, Гэл, такие беспомощные — я не могу хоть изредка вас не навещать.
— А где вы были сегодня?-Спросил я.
— В Африке, -серьёзно ответил Клиф.-Контролировал процесс потепления на Килиманджаро.
— Что?
— Согласовывал сроки нового извержения. Жутко устал от этой жары, пойду прилягу.
— Подождите, Клиф, -попросил я его, -если вам не трудно, расскажите поподробней.
— А что тут рассказывать, Гэл? Кратер этой горы полностью покрыт льдом, но он постепенно тает, и вскоре будет новое извержение. Килиманджаро снова станет действующим вулканом, как миллионы лет назад.
— Вскоре?
— Ой, прости, Гэл, я немного не учёл фактор времени. Ты вряд ли до этого доживёшь -это случиться через семьсот восемьдесят один год. Если хочешь, можешь позариться на славу Нострадамуса — время покажет твою правоту.
— Спасибо, Клиф, но какой толк от славы через семьсот восемьдесят один год?
— Между прочим, я могу рассказать тебе ещё с десяток подобных историй, и ты можешь написать целую книгу. Вот будет шуму, когда все твои предсказания сбудутся день в день! Да ладно, я шучу, Джек нас ликвидирует за такие шутки. Придётся дать неточную информацию, а заодно и настращать.
— То есть?
— Ну, наворотить что-то вроде предзнаменования очередного конца света лет через шестьсот-восемьсот, как обычно. Хотя эти методы уже давно неэффективны, Джек пользуется ими скорее по привычке.
— А на самом деле Килиманджаро станет вулканом по природным причинам?
— Не совсем. Боюсь, это отрицательно скажется на африканском климате. Стоит там включить ещё парочку потухших вулканов, плюс повсеместное наступление пустыни, да всё это на фоне глобального потепления… Скоро нам придётся обеспечивать людей переносными кондиционерами.
— Но неужели нельзя это остановить?
— Ну здравствуй, Гэл, как это остановить?! Для чего это всё делается, по-твоему? Иногда мне даже кажется, что гуманнее было бы сразу перекрыть кислород, а то всё некоторые предупреждают и предупреждают, а до некоторых всё никак не доходит и не доходит.
— Предупреждают о чём?-Спросил я.
— Обо всём, -загадочно ответил Клиф.-Люди живут так бестолково, так недостойно, унижая самих себя каждый день… Гэл! Терпеть это выше моих сил, но мне не дают необходимых полномочий, и я вынужден смотреть на это и молчать. Теперь я знаю, как устроен мир, и от этого мне ещё противней. Но иногда я думаю, что в этом есть смысл -кто-то должен срывать график, чтобы таким, как я, не скучно жилось. Я обязательно объясню тебе всё подробней, Гэл, но не сейчас. Я устал после долгой дороги и еле держусь на ногах.
— А зачем вы добирались таким примитивным способом?
— Хотел снова почувствовать себя человеком, Гэл. Кто знает, -подмигнул он мне, -а вдруг мне бы повезло утонуть дважды?
Шум волн заглушил его смех.
Я вернулся к себе и сел на просторном балконе, созерцая мрачную стихию. Навсегда у меня останется в памяти этот вечер, тревожный и грозный, сулящий беспокойные и ненастные дни. Где-то рядом шелестели клавиши компьютера Элли и Алекс, как всегда, беседовал с Кертом, стараясь сфокусировать взгляд на его лице. Неестественно длинным сном спала Мерс и Рекс, невозмутимый и бесчувственный, как ни в чём не бывало болтал в баре с остряком Кэмели. Арабский принц Аль Гоби почивал в своём шикарном дворце и мистер Джек, ещё раз всё обдумав и взвесив, строил свои немыслимые по значимости планы. Один я сидел, уставившись в одну точку, и думал о том, что скоро нас всех ожидают неотвратимые события, которые способны всё изменить.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
Глава 1.
Элли позвонила мне и спросила:
— Ну как?
— Знаешь, если честно, -немного холодновато, -признался я.-Как-то отвлечённо, что ли…
— То есть?-Не поняла она.
— Получается, что ты вроде как и ни при чём -просто пишешь, и всё, не сопереживаешь, не делаешь выводы. Попробуй добавить эмоции.
В трубке повисло молчание. Элли не любила критику.
— Прости, если я тебя обидел, -сказал я, -просто я уже устал тебя хвалить.
— Может ты и прав, Гэл, -сказала она.-Пойду наведаюсь к Мерс с диктофоном.
— Зачем?-Спросил я.-Попробуй сама.
Я делал это специально, потому что на самом деле в её романе я не видел недостатков. Она достаточно правдоподобно описывала чувства, вникала во все оттенки переживаний, и ей совершенно незачем было добавлять лишние краски. Однако это был единственный способ хоть как-то на неё воздействовать, и я пользовался им, даже если это было и бессовестно. А не бессовестно ли было с её стороны не замечать меня в упор?
Я повесил трубку и стал ждать, когда она снова позвонит. Критика действовала на неё не сразу — какое-то время она переваривала информацию, боролась с обидой, а потом перезванивала и робко спрашивала, что я могу посоветовать. Я был для неё рядовым читателем, и грозная сила этого титула заставляла её прислушиваться к моему мнению.
На этот раз она явилась ко мне.
Я продолжал корчить из себя эксперта, и она покорно выслушала все мои замечания. Как я любил эти минуты, минуты моего превосходства и торжества! Элли принадлежала мне целиком и полностью, и временами мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я её расколдую.
Я знал на память почти все её стихи, я практически руководил её работой над книгой, но она видела во мне лишь поклонника своего творчества и бегала ко мне за советами. Когда она уходила, я пытался представить, что будет, если она больше не придёт, если я её больше не увижу. Я бессмысленно смотрел на написанные ею строчки и думал, что они — единственное, что принадлежало мне и единственное, что будет принадлежать. У меня никогда не было самой Элли, и я никогда не узнаю, как она умела любить, кем она была раньше и о ком думала, выводя на белой бумаге ровные строчки. Когда я читал их, мне казалось, что я смотрю на весь мир с высоты, и все люди и события казались мне мелкими и непрочными, постоянно от чего-то зависимыми и совершенно бессмысленными. Реальными казались лишь чувства, которые, оставаясь на бумаге, превращались в вечность.
Я не мог её не любить. Я продолжал читать стихи и обманываться, и верить в их искренность. Элли была какой-то заколдованной принцессой, и единственное, что мне оставалось — это её расколдовать. Интуитивно я чувствовал, что где-то здесь лежит ответ и на другой вопрос, который в последние дни не давал мне покоя.
Красивый закат, лилово-красный, с нежно-голубыми вкраплениями нетронутого заревом неба, пылал над пустынной равниной, голой и безликой, словно опустошённой давним пожаром, который выжег на ней всё живое. Не было даже лёгкого дуновения ветра, приносящего облегчение и покой.
Напрасно я оглядывался по сторонам, напрасно искал следы, оставленные кем-то, кто был здесь до меня. Только величественное небо демонстрировало мне своё закатное великолепие.
Вдруг откуда ни возьмись вдалеке показался человек, идущий налегке. Он шёл не спеша, словно прогуливался здесь перед сном. По мере его приближения я угадывал в его облике нечто знакомое, хотя ранее не виденное. Он не походил ни на одного из моих знакомых, но я совершенно точно знал его прежде.
Он направлялся прямо ко мне, и я стоял и ждал минуты, когда он окажется рядом. Я не пошёл ему навстречу — ведь он сам шёл ко мне.
Он приблизился и поклонился. Неведомый, но знакомый, властный, но понятливый — таинственный принц из неведомых миров, блуждающий по мёртвым равнинам. В одежде путника, грубой и несвежей, с покрытым пылью лицом и босыми ногами, но всё с теми же глазами, смотрящими внутрь тебя и одновременно вдаль.
Мы молчали, потому что не к лицу было мне первому затевать разговор. Последние конвульсии заката озаряли его лицо, и он торжествовал, молча и грозно, словно сам создал этот закат.
Наконец он опустился прямо на землю и сделал знак мне. Я сел рядом и напряжённо посмотрел в его глаза, чтобы увидеть в них ответ, один-единственный. Но в его глазах по-прежнему пылал закат, и светилось торжество, и я побоялся ослепнуть от этого неземного света.
Это был он — мистер С., принц Аль Гоби, повелитель туманных миров и пустынных равнин.
Он заговорил, и безмятежность, слышимая в его голосе, совершенно сбивала с толку. Кому-то дано быть отрешённым, кому-то задумчивым, хоть ненадолго, но никому на этой земле не дано быть таким спокойным и безмятежным.
— Наступают последние дни, -говорил он, -последние дни, которые надлежит запомнить навечно. Когда они пройдут, наступят новые, но они не будут ни первыми, ни последними -они будут просто днями, похожими один на другой.
— Как мне вас называть?-Спросил я.
— Человек без имени, потому что имя -всего лишь звук. У некоторых имён есть грозная сила, у меня же есть сила, но нет имени. Я безымянен, но не безлик. Меня нельзя позвать, потому что я не прихожу на зов. Меня можно только увидеть, когда придёт время.
— Время для чего?
— Для наказания или для расплаты. Я -совесть Богов, их приговор и их милость. Деяния, за которые они карают, осуждаю я, поступки, выражающие неуважение, я пресекаю.
— Что же карается Богами?
— Всё, что есть. Всё, что существует и в мнимом величии им уподобляется. Всё, что истолковывается неверно и ведёт по неправильному пути, всё, что разрушает Замысел и нарушает ход событий.
— И что же это?
— Нет таких слов, которые бы позволили мне это объяснить, нет языка, способного это передать. Законы множественны и неизменны, а их нарушения многолики. Боги бесчувственны, ибо будь у них чувства, они бы не довели до конца Замысел. Я слежу за тем, чтобы всё вовремя совершалось.
— Кроме бесчувствия, что ещё присуще Богам?
— Знание и власть. В самый последний день самого последнего мира знанием будут обладать все, населяющие его, но вместе с ним они отправятся в преисподнюю.
— А в чём заключается кара Богов?
— В унижении, болезнях и смерти. Боги не знают жалости.
Закат померк, и над равниной осталась лишь тонкая алая полоска света. Спускалась ночь, и её мертвенное дыхание обжигало холодом. Безымянный странник встал и, снова поклонившись, молча пошёл на запад, навстречу наступающей тьме.
— Ну как?
— Знаешь, если честно, -немного холодновато, -признался я.-Как-то отвлечённо, что ли…
— То есть?-Не поняла она.
— Получается, что ты вроде как и ни при чём -просто пишешь, и всё, не сопереживаешь, не делаешь выводы. Попробуй добавить эмоции.
В трубке повисло молчание. Элли не любила критику.
— Прости, если я тебя обидел, -сказал я, -просто я уже устал тебя хвалить.
— Может ты и прав, Гэл, -сказала она.-Пойду наведаюсь к Мерс с диктофоном.
— Зачем?-Спросил я.-Попробуй сама.
Я делал это специально, потому что на самом деле в её романе я не видел недостатков. Она достаточно правдоподобно описывала чувства, вникала во все оттенки переживаний, и ей совершенно незачем было добавлять лишние краски. Однако это был единственный способ хоть как-то на неё воздействовать, и я пользовался им, даже если это было и бессовестно. А не бессовестно ли было с её стороны не замечать меня в упор?
Я повесил трубку и стал ждать, когда она снова позвонит. Критика действовала на неё не сразу — какое-то время она переваривала информацию, боролась с обидой, а потом перезванивала и робко спрашивала, что я могу посоветовать. Я был для неё рядовым читателем, и грозная сила этого титула заставляла её прислушиваться к моему мнению.
На этот раз она явилась ко мне.
Я продолжал корчить из себя эксперта, и она покорно выслушала все мои замечания. Как я любил эти минуты, минуты моего превосходства и торжества! Элли принадлежала мне целиком и полностью, и временами мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я её расколдую.
Я знал на память почти все её стихи, я практически руководил её работой над книгой, но она видела во мне лишь поклонника своего творчества и бегала ко мне за советами. Когда она уходила, я пытался представить, что будет, если она больше не придёт, если я её больше не увижу. Я бессмысленно смотрел на написанные ею строчки и думал, что они — единственное, что принадлежало мне и единственное, что будет принадлежать. У меня никогда не было самой Элли, и я никогда не узнаю, как она умела любить, кем она была раньше и о ком думала, выводя на белой бумаге ровные строчки. Когда я читал их, мне казалось, что я смотрю на весь мир с высоты, и все люди и события казались мне мелкими и непрочными, постоянно от чего-то зависимыми и совершенно бессмысленными. Реальными казались лишь чувства, которые, оставаясь на бумаге, превращались в вечность.
Я не мог её не любить. Я продолжал читать стихи и обманываться, и верить в их искренность. Элли была какой-то заколдованной принцессой, и единственное, что мне оставалось — это её расколдовать. Интуитивно я чувствовал, что где-то здесь лежит ответ и на другой вопрос, который в последние дни не давал мне покоя.
Красивый закат, лилово-красный, с нежно-голубыми вкраплениями нетронутого заревом неба, пылал над пустынной равниной, голой и безликой, словно опустошённой давним пожаром, который выжег на ней всё живое. Не было даже лёгкого дуновения ветра, приносящего облегчение и покой.
Напрасно я оглядывался по сторонам, напрасно искал следы, оставленные кем-то, кто был здесь до меня. Только величественное небо демонстрировало мне своё закатное великолепие.
Вдруг откуда ни возьмись вдалеке показался человек, идущий налегке. Он шёл не спеша, словно прогуливался здесь перед сном. По мере его приближения я угадывал в его облике нечто знакомое, хотя ранее не виденное. Он не походил ни на одного из моих знакомых, но я совершенно точно знал его прежде.
Он направлялся прямо ко мне, и я стоял и ждал минуты, когда он окажется рядом. Я не пошёл ему навстречу — ведь он сам шёл ко мне.
Он приблизился и поклонился. Неведомый, но знакомый, властный, но понятливый — таинственный принц из неведомых миров, блуждающий по мёртвым равнинам. В одежде путника, грубой и несвежей, с покрытым пылью лицом и босыми ногами, но всё с теми же глазами, смотрящими внутрь тебя и одновременно вдаль.
Мы молчали, потому что не к лицу было мне первому затевать разговор. Последние конвульсии заката озаряли его лицо, и он торжествовал, молча и грозно, словно сам создал этот закат.
Наконец он опустился прямо на землю и сделал знак мне. Я сел рядом и напряжённо посмотрел в его глаза, чтобы увидеть в них ответ, один-единственный. Но в его глазах по-прежнему пылал закат, и светилось торжество, и я побоялся ослепнуть от этого неземного света.
Это был он — мистер С., принц Аль Гоби, повелитель туманных миров и пустынных равнин.
Он заговорил, и безмятежность, слышимая в его голосе, совершенно сбивала с толку. Кому-то дано быть отрешённым, кому-то задумчивым, хоть ненадолго, но никому на этой земле не дано быть таким спокойным и безмятежным.
— Наступают последние дни, -говорил он, -последние дни, которые надлежит запомнить навечно. Когда они пройдут, наступят новые, но они не будут ни первыми, ни последними -они будут просто днями, похожими один на другой.
— Как мне вас называть?-Спросил я.
— Человек без имени, потому что имя -всего лишь звук. У некоторых имён есть грозная сила, у меня же есть сила, но нет имени. Я безымянен, но не безлик. Меня нельзя позвать, потому что я не прихожу на зов. Меня можно только увидеть, когда придёт время.
— Время для чего?
— Для наказания или для расплаты. Я -совесть Богов, их приговор и их милость. Деяния, за которые они карают, осуждаю я, поступки, выражающие неуважение, я пресекаю.
— Что же карается Богами?
— Всё, что есть. Всё, что существует и в мнимом величии им уподобляется. Всё, что истолковывается неверно и ведёт по неправильному пути, всё, что разрушает Замысел и нарушает ход событий.
— И что же это?
— Нет таких слов, которые бы позволили мне это объяснить, нет языка, способного это передать. Законы множественны и неизменны, а их нарушения многолики. Боги бесчувственны, ибо будь у них чувства, они бы не довели до конца Замысел. Я слежу за тем, чтобы всё вовремя совершалось.
— Кроме бесчувствия, что ещё присуще Богам?
— Знание и власть. В самый последний день самого последнего мира знанием будут обладать все, населяющие его, но вместе с ним они отправятся в преисподнюю.
— А в чём заключается кара Богов?
— В унижении, болезнях и смерти. Боги не знают жалости.
Закат померк, и над равниной осталась лишь тонкая алая полоска света. Спускалась ночь, и её мертвенное дыхание обжигало холодом. Безымянный странник встал и, снова поклонившись, молча пошёл на запад, навстречу наступающей тьме.
Глава 2.
Мистер Джек загадочно улыбнулся и покачал головой. Ему было интересно наблюдать за моей растерянностью и отчаянием, словно я был редкостным животным, посаженным в железную клетку и поставленным в экстремальные условия, в которых должны были проявиться мои природные качества.
— Что ты себе нафантазировал?-Спросил он.-Что тебя так волнует?
Я безнадёжно махнул рукой. Мистер Джек так неумело делал вид, что ничего не понимает, и мне не хотелось оказываться в дураках и ломать комедию, чтобы его развлечь.
— Я бы хотел верить вам, Джек, -сказал я, -но вы не честны со мной. Вы ходите вокруг да около и загадочно улыбаетесь, а я ведь не подопытный кролик. Мне всего лишь двадцать, и я не понимаю ваших тонкостей и полунамёков.
— Ну, Гэл, ты хочешь всё сразу! Пока, кстати, ты всё прекрасно понимаешь.
— Вы жестоки.
— Я не жесток, а справедлив. Кстати, на этой неделе у нас целых два именинника, вот списки их пожеланий к празднику. Изучи их как следует и приступай к организации торжества.
Я вздохнул и взял голубую папку, лежащую на столе. На ней было написано два имени. Именинниками на этой неделе были Рекс Гейран и Элли.
Рекс Гейран держал в тайне, сколько ему исполнялось. Хотя седые виски и истончившаяся кожа эту тайну приоткрывали и упорно говорили, что ему уже далеко за сорок. Элли исполнялось двадцать два, и мне почему-то безумно нравилась эта цифра, казавшаяся неким таинственным кодом.
Оба желали шикарную вечеринку: Рекс — в ресторане на крыше, под звёздным небом, Элли — в моём любимом ресторане на первом этаже. Такое совпадение наших вкусов наполнило мою душу ликованием и подстегнула воображение.
Целых три дня я был занят — составлял списки гостей, рассылал приглашения, уточнял меню и места для гостей. Рекс по-королевски пригласил всех проживающих в Мириале, а Элли ограничилась двумя десятками близких ей людей. Конечно же, я был в обоих списках. А ещё в обоих списках под именем Том фигурировал Керт Хорбл, втёршийся в доверие к своим жильцам.
День рождения Рекса был первым. Я оказался посаженным за стол для особо приближённых к его персоне, за которым находились все те же лица, которые сидели вместе со мной на вечеринке в честь моего дня рождения. И, конечно, Элли. Все в Мириале считали нас влюблённой парой, и никого не интересовало, было ли так на самом деле.
Я думал, что будет трудно убедить Мерс появиться у Рекса, но всё вышло наоборот. Она пришла в возбуждение и два часа советовалась со мной, что лучше надеть. Потом явился Рикки, и мы продолжили обсуждение. Мерс всё ещё надеялась снова понравиться Рексу, вернуть его, и мне было её безумно жаль. Явись она хоть в одеянии королевы, у неё не было никаких шансов — Рекс был непоколебим. На всём белом свете для него существовал только он сам.
В конце концов мы остановились на длинном белом платье на бретельках, узком и почти прозрачном, и Мерс сразу же бросилась на пляж, чтобы успеть приобрести красивый загар, который выгодно будет оттенять белый цвет.
Я укоризненно смотрел на её приготовления.
— Не надо, -попросил меня Рикки, -не лишай её надежды. Это придаёт её жизни хоть какой-то смысл.
В день торжества Мириал казался взволнованным и взбудораженным, словно изо всех сил хотел угодить Рексу и думал, как это лучше сделать. Все носились по коридорам, магазинам, парикмахерским, сталкивались и наскоро обсуждали приготовления к вечеру. Сам виновник торжества отсутствовал, его телефон молчал, и я надеялся, что он явится прямо в ресторан.
Не было на месте ни мистера Джека, ни Клифа, ни, конечно же, мистера С.
«Ты сегодня здесь главный, Гэл, -как бы говорили они мне.-Весь Мириал в твоём распоряжении».
Я устроил всё как нельзя лучше. Позаботился о каждой мелочи, даже приказал красиво оформить специальное место для подарков, которых должно быть великое множество.
Ресторан на крыше ждал гостей, торжественный и готовый к празднику.
В шесть вечера стали являться первые приглашённые, и я встречал их у входа, приветливо улыбаясь. Рекса всё не было.
Он явился в полседьмого, как ни в чём не бывало, когда половина мест была уже занята. Все присутствующие встретили его восторженными криками, а он лишь робко улыбнулся и смущённо поклонился. Из сидящих за главным столом пока были лишь Рекс да я.
— Почему ещё никого нет, Гэл?-Холодно спросил он, сев за пустой стол.
— Я не знаю, Рекс, -растерялся я.-В приглашении я указал правильное время.
Не мог же я зайти к каждому и привести его за руку! Но Гейран недовольно поджал губы, и я был готов провалиться сквозь землю.
Но было и приятное обстоятельство, которое меня радовало — Рекс явился один. Хоть рядом с ним в списке гостей значилась Алиса, но её не было, и это обнадёживало.
Появилась Элли и нежно поцеловала Рекса в лоб. Он остался доволен, и я оставил его на её попечение.
К семи собрались все.
— Ты уже тут, Рекс?-Удивился Алекс.-Я думал, ты, как всегда, опоздаешь на час.
Так вот где была причина непунктуальности его гостей! Зная, что он любит заставлять ждать, никому не хотелось томиться целый час за накрытыми столами и глотать слюнки! Всё-таки Рекс Гейран был жесток и коварен. Я был очень рад, что сегодня ждать пришлось ему самому.
Но Рекс умел с честью проигрывать, и даже бровью не повёл, сообразив, что его замысел не осуществился. Наверное, у него в запасе была ещё сотня разнообразных планов, и пройдёт немало времени, пока его хитрости раскусят снова.
— Что ты себе нафантазировал?-Спросил он.-Что тебя так волнует?
Я безнадёжно махнул рукой. Мистер Джек так неумело делал вид, что ничего не понимает, и мне не хотелось оказываться в дураках и ломать комедию, чтобы его развлечь.
— Я бы хотел верить вам, Джек, -сказал я, -но вы не честны со мной. Вы ходите вокруг да около и загадочно улыбаетесь, а я ведь не подопытный кролик. Мне всего лишь двадцать, и я не понимаю ваших тонкостей и полунамёков.
— Ну, Гэл, ты хочешь всё сразу! Пока, кстати, ты всё прекрасно понимаешь.
— Вы жестоки.
— Я не жесток, а справедлив. Кстати, на этой неделе у нас целых два именинника, вот списки их пожеланий к празднику. Изучи их как следует и приступай к организации торжества.
Я вздохнул и взял голубую папку, лежащую на столе. На ней было написано два имени. Именинниками на этой неделе были Рекс Гейран и Элли.
Рекс Гейран держал в тайне, сколько ему исполнялось. Хотя седые виски и истончившаяся кожа эту тайну приоткрывали и упорно говорили, что ему уже далеко за сорок. Элли исполнялось двадцать два, и мне почему-то безумно нравилась эта цифра, казавшаяся неким таинственным кодом.
Оба желали шикарную вечеринку: Рекс — в ресторане на крыше, под звёздным небом, Элли — в моём любимом ресторане на первом этаже. Такое совпадение наших вкусов наполнило мою душу ликованием и подстегнула воображение.
Целых три дня я был занят — составлял списки гостей, рассылал приглашения, уточнял меню и места для гостей. Рекс по-королевски пригласил всех проживающих в Мириале, а Элли ограничилась двумя десятками близких ей людей. Конечно же, я был в обоих списках. А ещё в обоих списках под именем Том фигурировал Керт Хорбл, втёршийся в доверие к своим жильцам.
День рождения Рекса был первым. Я оказался посаженным за стол для особо приближённых к его персоне, за которым находились все те же лица, которые сидели вместе со мной на вечеринке в честь моего дня рождения. И, конечно, Элли. Все в Мириале считали нас влюблённой парой, и никого не интересовало, было ли так на самом деле.
Я думал, что будет трудно убедить Мерс появиться у Рекса, но всё вышло наоборот. Она пришла в возбуждение и два часа советовалась со мной, что лучше надеть. Потом явился Рикки, и мы продолжили обсуждение. Мерс всё ещё надеялась снова понравиться Рексу, вернуть его, и мне было её безумно жаль. Явись она хоть в одеянии королевы, у неё не было никаких шансов — Рекс был непоколебим. На всём белом свете для него существовал только он сам.
В конце концов мы остановились на длинном белом платье на бретельках, узком и почти прозрачном, и Мерс сразу же бросилась на пляж, чтобы успеть приобрести красивый загар, который выгодно будет оттенять белый цвет.
Я укоризненно смотрел на её приготовления.
— Не надо, -попросил меня Рикки, -не лишай её надежды. Это придаёт её жизни хоть какой-то смысл.
В день торжества Мириал казался взволнованным и взбудораженным, словно изо всех сил хотел угодить Рексу и думал, как это лучше сделать. Все носились по коридорам, магазинам, парикмахерским, сталкивались и наскоро обсуждали приготовления к вечеру. Сам виновник торжества отсутствовал, его телефон молчал, и я надеялся, что он явится прямо в ресторан.
Не было на месте ни мистера Джека, ни Клифа, ни, конечно же, мистера С.
«Ты сегодня здесь главный, Гэл, -как бы говорили они мне.-Весь Мириал в твоём распоряжении».
Я устроил всё как нельзя лучше. Позаботился о каждой мелочи, даже приказал красиво оформить специальное место для подарков, которых должно быть великое множество.
Ресторан на крыше ждал гостей, торжественный и готовый к празднику.
В шесть вечера стали являться первые приглашённые, и я встречал их у входа, приветливо улыбаясь. Рекса всё не было.
Он явился в полседьмого, как ни в чём не бывало, когда половина мест была уже занята. Все присутствующие встретили его восторженными криками, а он лишь робко улыбнулся и смущённо поклонился. Из сидящих за главным столом пока были лишь Рекс да я.
— Почему ещё никого нет, Гэл?-Холодно спросил он, сев за пустой стол.
— Я не знаю, Рекс, -растерялся я.-В приглашении я указал правильное время.
Не мог же я зайти к каждому и привести его за руку! Но Гейран недовольно поджал губы, и я был готов провалиться сквозь землю.
Но было и приятное обстоятельство, которое меня радовало — Рекс явился один. Хоть рядом с ним в списке гостей значилась Алиса, но её не было, и это обнадёживало.
Появилась Элли и нежно поцеловала Рекса в лоб. Он остался доволен, и я оставил его на её попечение.
К семи собрались все.
— Ты уже тут, Рекс?-Удивился Алекс.-Я думал, ты, как всегда, опоздаешь на час.
Так вот где была причина непунктуальности его гостей! Зная, что он любит заставлять ждать, никому не хотелось томиться целый час за накрытыми столами и глотать слюнки! Всё-таки Рекс Гейран был жесток и коварен. Я был очень рад, что сегодня ждать пришлось ему самому.
Но Рекс умел с честью проигрывать, и даже бровью не повёл, сообразив, что его замысел не осуществился. Наверное, у него в запасе была ещё сотня разнообразных планов, и пройдёт немало времени, пока его хитрости раскусят снова.