Талмер Моника. Мириал. В моём мире я буду Богом

   Скоро Тоните стало надоедать обращаться со мной, как с тяжелобольным.
   — Гэл, так нельзя, -говорила она.-Надо двигаться дальше, надо жить. Хотя бы для того, чтобы дождаться второго шанса.
   — Зачем?-Уныло вопрошал я.
   — Судьба может решить улыбнуться тебе когда угодно. Надо быть готовым. Надо верить в себя, надо ждать, не теряя надежды.
   — Верь в меня сама, -огрызнулся я.
   — Я пытаюсь, -тихо сказала Тонита.-Всё ещё пытаюсь, не смотря ни на что.
   Мне было очень тяжело эти дни, но ей, наверное, было ещё тяжелей. Я и сам не предполагал, что могу оказаться таким неприятным типом, когда всё идёт не по-моему.

Глава 10.

   — Ещё одно поручение, Гэл, -сказал мне мистер Джек, -и можешь считать себя свободным.
   — Да, мистер Джек.
   — Джек.
   — Да, Джек.
   — Наведайся к дежурным по этажам и собери графики приездов-отъездов жильцов. Завтра принесёшь мне их с утра.
   — Да, Джек.
   — На сегодня всё, Гэл. Что-то не так?
   — Нет, я… Спасибо за вечеринку.
   — Не за что. Ты хотел что-то спросить?
   — Да нет…
   — Тогда до завтра.
   — До завтра, Джек.
   Я вышел из кабинета и закрыл за собой дверь. Сверкающий Мириал снова нагрянул ко мне во всём своём великолепии, но сегодня я снова был слугой, и сейчас мне предстоял обход дежурных по этажам. Я тяжело вздохнул и нехотя направился к лифту.
   Графики первого, второго и третьего этажа были уже готовы, дежурный по четвёртому отсутствовал, и я поднялся сразу на пятый этаж, на котором жил Рекс Гейран и который находился во владении Керта Хорбла.
   Керт сидел в своём офисе в самом конце коридора и подпиливал ногти пилочкой. Дверь была широко распахнута, и я постучал по косяку.
   — Входи, Гэл, -сказал Керт, не поднимая глаз.-Чем обязан?
   — График приезда-отъезда готов?-Спросил я, переступая порог.
   — Пока ещё нет, -лениво ответил Керт.
   — А когда?
   — Не знаю.
   — Это как понимать?
   — А так. С какой это стати я должен постоянно за ними шпионить? У меня и своих дел хватает.
   — Не сомневаюсь, Керт, но это входит в твои обязанности.
   — Вот-вот, Гэл, напомни мне о моих обязанностях, а то я уже стал о них забывать.
   Керт поднял глаза, и у меня по спине побежали мурашки.
   — Керт, -жалобно сказал я, -но ведь ты же знаешь, что мне нужно принести график мистеру Джеку, чтобы…
   — Чтобы он имел точное представление об образе жизни своих клиентов? Чушь! Он и так всё знает. Ума не приложу, зачем он заставляет тебя заниматься подобной ерундой!
   — Что ты хочешь сказать?
   — А, ладно, не обращай внимания. У всего свой смысл.
   Керт закончил маникюр и любовно погладил каждый ноготь. Я стал терять терпение. Керт намеренно действовал мне на нервы, как ему и следовало себя вести всегда и со всеми, в соответствии с предписаниями Алекса Коршунова.
   — Так вот, зачем это всё, ты никогда не задумывался, Гэл?-Продолжил Керт.-Ты живёшь тут, занимаешься всякой ерундой, тебе много обещают и ничего не исполняют. Так ведь? Не надоело ли тебе быть мальчиком на побегушках? А не лучше ли…
   — Стоп, Керт, -сказал я, -только не надо меня втягивать в свои игры. Я не поддамся.
   — А не поддашься почему?-Спросил Керт.-Да потому, что ты знаешь, кто я. А остальные ведь не знают. Считай, тебе повезло.
   — Спасибо.
   — Не за что. Благодари Алекса за его длиный язык. Ладно, ступай, дружище, а за графиком загляни через часок. Только не опаздывай -вечером у меня свидание!
   Я повернулся и пошёл к двери, едва сдерживая раздражение.
   — Если тебе всё же надоест то, что тебя водят за нос, -прокричал мне вслед Керт, -милости просим, я всегда здесь!
   Вечером я развалился на диване в своей шикарной квартире и включил телевизор. Из выпуска вечерних новостей я узнал, что объявился таинственный наследник состояния папаши Клифа Гранта. Откуда ни возьмись вдруг материализовался какой-то адвокат с завещанием, подписанным лично Клифом, подлинность документа сомнений не вызывала. Но имя счастливого обладателя пока держится в тайне до полного выяснения.
   Повалявшись ещё немного, я сообразил, что мне необходимо выпить. В первую очередь потому, что мне было до смерти необходимо с кем-то поговорить.
   Я отправился в уже знакомый мне бар, сел за стойку и снова заказал «Кровавую Мери». В одиночестве я оставался недолго — очень скоро ко мне присоединился Алекс Коршунов.
   — Привет, -сказал он и присел рядом.-Не скучно?
   — Уже нет.
   — А куда подевалось наше настроение?
   — Керт ловко расправился со всем, что от него оставалось.
   — Не обращай внимания.
   — Легко сказать.
   Мы выпили молча. Алекс раскурил сигару и принялся с наслаждением пускать дым.
   — Алекс, -обратился я к нему, -могу я тебя о чём-то спросить?
   — Нет, -ответил Алекс, -на все вопросы отвечает мистер Джек.
   — Спасибо.
   — Не за что. А всё, что ты мог слышать о Клифе -правда.
   — То есть он -покойник?
   — Правильнее было бы сказать, что теперь он живёт только здесь.
   — И… сколько народу живёт только здесь?
   — Не уполномочен.
   — Понимаю.
   — Но мой тебе совет -не слишком досаждай мистеру Джеку с вопросами. Он этого не любит. Придёт время — он сам скажет тебе то, что посчитает нужным. И не слушай Керта. Понятно? Главное — не слушай. Не вступай с ним ни в какие разговоры, и тогда он — бессилен. Но стоит тебе дать ему хоть малейшую лазейку, он втиснется туда с головой, не успеешь и заметить.
   — Скользкий парень.
   — Ещё бы.
   — Как ты сам его не боишься?
   — В том-то всё и дело, что боюсь, -вздохнул Алекс.-Только т-с-с, никому ни слова.
   К нам приближался Клиф Грант.
   — Привет, старина, -приветствовал его Алекс.-Как нынче погода, не штормит?
   Клиф запрокинул голову и заразительно рассмеялся. Я не удержался и широко улыбнулся, не в силах противиться его обаянию.
   — Странная штука, -обратился ко мне Алекс, -Клиф -единственный человек в Мириале, который не читал моих книг.
   — И не собираюсь, -ответил Клиф, подмигнув мне.-Меня совсем не интересует подобная чертовщина. Но я, к тому же, единственный человек, которому наш господин писатель позволяет так говорить.
   — С некоторых пор, -таинственно произнёс Алекс.
   Клиф понимающе покачал головой и снова заразительно рассмеялся.
   Я решил прогуляться по парку и в одиночестве поразмыслить обо всём. Вечер был мягким и каким-то тревожным, или, может быть, тревожно было у меня на душе. Непонятное предчувствие чего-то плохого сидело внутри и скреблось, как маленький котёнок.
   Проходя мимо одной из беседок я услышал приглушённый женский смех. Я машинально повернул голову и увидел сидящую в глубине влюблённую пару. Зелёные кусты скрывали их, но, присмотревшись, я заметил, что девушка была очень юной. Её густые каштановые волосы красиво лежали на плечах, а хорошенькое личико светилось от счастья. Парень стоял перед ней на коленях, спиной ко мне, и с воодушевлением что-то говорил. Она заливалась смехом и стыдливо отводила глаза.
   Улыбнувшись, я собрался было пройти дальше, как вдруг влюблённный неожиданно встал с колен, вырос в полный рост и повернулся ко мне. Я обомлел, и земля поплыла у меня под ногами — я смотрел в глаза Керту Хорблу.
   Он сделал вид, что меня не заметил, и сел рядом с девушкой. Судя по всему, это была Эльза, дочка Стрисси Кауч, очередная жертва Керта, девственница, которую он соблазнял, преследуя гнусную цель. По своей воле или по воле Алекса Керт Хорбл восстал против любви, доказывая её бессмысленность и даже губительность, и роман с Эльзой служил одним из таких примеров.
   У меня сжалось сердце. Эльза была очень юной и неопытной, и принимала всё за чистую монету. Это был первый в её жизни роман, роман с красивым, внимательным и нежным молодым человеком, который, казалось, был без ума от неё. Она была счастлива, она думала, что так будет всегда. Я же просто не мог представить себе, на какую подлость может пойти Керт во имя своей высокой цели, и мне было безумно жаль наивную Эльзу.
   Я стоял на аллее и смотрел на эту комедию с обидой и грустью. Керт нежно гладил её волосы и что-то шептал на ухо, а Эльза, закрыв глаза, умирала от блаженства. Пока ещё оно было рядом с ней, её первое и последнее обманчивое счастье.
   Наверное, с меня было достаточно загадок, я и так не понимал ничего. Утром я шёл в кабинет к мистеру Джеку с твёрдым намерением выяснить хоть что-нибудь, что бы облегчило моё существование.
   Мистер Джек, наверное, почувствовал моё намерение, потому что, едва я зашёл, он предложил мне сесть на диван, чего обычно не бывало.
   — Итак, Гэл, у тебя накопилась масса вопросов, -сказал он.-Может, я смогу тебе чем-то помочь?
   — Может, и сможете, Джек, -ответил я.
   — Ну, а как тебе вообще живётся? Тебе нравятся твои соседи?
   — Джек, что за вопрос! Я и не мечтал оказаться рядом с такими людьми!
   — Тебе хорошо с ними? Ты чувствуешь себя в своей тарелке?
   Я кивнул.
   — Хорошо, Гэл, очень хорошо, значит, я не ошибся. Видишь ли, они все -люди достаточно необычные, и если тебе с ними легко, значит, в тебе есть то же, что и в них.
   — Что же?
   — Высота. Высота -Гэл, это бесконечность, постичь её невоможно. Высота — это состояние, осознание, внутренняя необходимость. Понимаешь?
   Я кивнул, правда, не очень уверенно.
   — Объясню попроще, -улыбнулся мистер Джек.-Моим жильцам ещё многое нужно. Я не переношу людей, которым не нужно ничего. Они, как правило, злы и тупы.
   — И не способны летать?
   — Именно. Желание взобраться на вершину -врождённое, как форма черепа или разрез глаз. Я безошибочно определяю этих людей — это как особая нация со своими отличительными чертами. Для них нет вершин — они взбираются всё выше и выше. Всегда.
   — А что это за черты, Джек?
   — Внутреннее состояние борьбы и отсутствие зависти.
   — Отсутствие зависти?
   — Это важнейший признак, Гэл, запомни. Зависть -не что иное, как неспособность чего-либо достигнуть. А ЭТИ люди не таковы. Они — могут. Они просто поднимутся до желаемого уровня, так или иначе, в то время как остальные просто будут пытаться опустить планку. Когда кто-то взлетит — они будут кидать в него камни, а МОЙ человек просто сделает всё возможное, чтобы полететь рядом. Ты — тоже мой человек, Гэл, и я надеюсь, что буду тобой гордиться.
   — Как гордитесь остальными, Джек?
   — Почему бы и нет? Им, беднягам, слишком много приходилось делать самим, они добирались до вершины, сцепив зубы, рискуя, отчаиваясь, сражаясь и выигрывая. Они платили непомерную цену. Так почему же им не помочь, если это в моих силах? Мне с ними легко -они точно знают, чего хотят. Я ведь не Господь Бог, Гэл, — я могу всего лишь немного облегчить им жизнь.
   — Это здорово, Джек. Вы подобрали отличную команду.
   — Я старался. Но вот ты у меня -в качестве эксперимента.
   — Почему?
   — Ты -первый, для кого я отвяжу верёвки. Все остальные сделали это сами.
   — Отрезали?
   — Увы! Мне стоило большого труда прикрепить новые. Я держу их в руках, чтобы в нужный момент возвращать своих Икаров на грешную землю.
   — В этом и секрет их внутреннего благополучия?
   — Да, в этом. Я слежу за ними, я их держу. Мириал собирает их в кулак, помогает и направляет. Если бы я вовремя не дёргал за верёвки, многие бы либо улетели безвозвратно, либо разбились бы об землю. Не так-то легко сделать всё правильно, в соответствии с предписанным, не ошибиться, не свернуть с пути, не захлебнуться в потоке истин. Человек, безусловно, одинок и должен быть одиноким. Это потому, что любое общение напрягает, сбивает с пути. А ведь любое вмешательство в жизнь предполагает общение. В Мириале они получают вмешательство без общения -им не приходится платить за поддержку нарушением внутреннего покоя. Они могут со мной даже не здороваться — я всё равно о них позабочусь.
   — Гениально, Джек. А о какой заботе идёт речь?
   — Видишь ли, это неоднозначно. Им нужно сделать ещё очень многое, и кое-кто знает, как. Они осуществляют заложенное в них, а я помогаю им в этом.
   — А как вы находили своих жильцов, мистер Джек?-Затаив дыхание, спросил я.
   — О, это видно не сразу, Гэл, тут можно и ошибиться. Не может служить однозначным критерием слава или вес в обществе, хотя это и учитывается в первую очередь -если человек находится выше, чем другие, — девяносто девять процентов, что он один из нас, что он талантлив. Талант — это знание, Гэл. Другого знания людям, увы, не дано. За многие тысячелетия на Земле всё стало с ног на голову, спуталось и перемешалось, а задачи у человечества остались прежними. Это весьма осложняет нашу работу, поиск нужных людей, корректировку их жизней. Приходится вычислять их по талантам и по значимости: есть авторитет — будет и доверие окружающих. Ну как, кое-что в твоей голове прояснилось?
   — Более-менее, -сказал я.-Но только…не похоже, что все они здесь отдыхают и набираются мудрости, Джек -какие-то странные игры, порой даже жестокие, непонятные договора… то есть, я хотел сказать…
   — Я понимаю, -перебил меня мистер Джек, -пока ты удивлён и даже расстроен -ты чувствуешь себя обманутым, а ещё и Керт, по всей видимости, издевается над тобой. Вполне возможно, что ты не понимаешь, какой от этого прок. Но ведь мудрость не приобретается в чтении книжек и мудрёных беседах, то есть, это действует благотворно, когда есть о чём поговорить. Ты меня понимаешь?
   Я кивнул.
   — Пока сам не испытаешь то, что суждено, ничего не поймёшь.
   — Теперь мне кое-что ясно.
   — Вот и хорошо. Не пытайся пока узнать остальное, повторяю -ты не поймёшь.
   Конечно, я не пойму! Ещё бы! В очередной раз наткнувшись на Керта с Эльзой, я сказал себе, что этого я не пойму никогда. Великий Керт был неузнаваем — он был заботливым и ласковым, терпеливым и нежным. Играя так хорошо, обычному человеку было бы трудно в конце концов не поддаться этим чувствам, но Керт был не из числа людей. Его жестокость не знала границ.
   Стрисси казалась озабоченной. Она едва здоровалась со мной и спешила дальше, думая о чём-то своём. Навряд ли она знала точно, что представляет из себя возлюбленный её дочери, но всё равно материнским сердцем чувствовала беду.
   Любовная идилия долго продолжаться не могла — план Керта был довольно чётким. Добившись любви Эьзы, он благоразумно удалился и оставил её одну. Теперь ей предстояло любить его до самой смерти.
   Не знаю и знать не хочу, как это было на самом деле. Боюсь даже думать о том, что переживала Эльза, впервые в жизни столкнувшись с настоящей болью. Но, оказалось, дело обстояло ещё серьёзней — однажды вечером она выпила всю упаковку снотворного Стрисси и больше уже не проснулась.
   Все избегали говорить об этом, многие не знали настоящей причины. Стрисси после похорон не показывалась на людях, а Алекс по вечерам напивался до беспамятства. Только Керт, по-прежнему невозмутимый, сидел у себя в кабинете и делал маникюр. Сложив губы в трубочку, он любовно дул на накрашенные бесцветным лаком ногти и поправлял на пальцах массивные платиновые перстни.
   Моё состояние в первые дни напоминало шок. До последнего времени где-то в глубине сознания у меня ещё теплилась надежда, что это — просто безобидный фарс, что всё в Мириале происходит как бы понарошку. Но смерть Эльзы окончательно поставила всё на свои места и дала понять, что всё более чем серьёзно.
   Но все вели себя как ни в чём не бывало, никто не искал справедливости и не призывал никого к ответу. В конце концов я решил, что будет благоразумнее не приставать с расспросами к Алексу и мистеру Джеку, и смирился с неизбежностью, понимая, что мне надо принять законы Мириала, если по-прежнему хочу жить здесь.
   Я говорил себе, что для Эльзы, наверное, гораздо лучше, что всё закончилось. Судьба, уготованная ей Кертом, была трагичнее смерти. Я говорил себе ещё много всего, стараясь избавиться от мыслей о несправедливости и жестокости, надеясь оправдать Алекса и понять мистера Джека. Но это давалось мне с большим трудом.
   Наш господин писатель вскоре оправился и засел за книгу, в которой смерть Эльзы Кауч была лишь одним из многочисленных сюжетов. Жизнь двинулась дальше, несмотря ни на что, и Мириал засверкал на солнце ещё ярче, насытившись очередной невинной душой, принесённой ему в жертву.

Глава 11.

   Однажды вечером я решил наведаться к Мерс.
   Похоже, она была рада меня видеть. Я помнил главное правило — не задавать никому никаких вопросов, пока они сами не решат тебе кое-что рассказать, и принимать всех такими, какие они есть, не обращая внимания на маленькие странности. Так действительно было легче, особенно с Мерс.
   Мы включили музыку и устроились прямо на мягком пушистом ковре голубого цвета с бокалами вина. Мне было как-то удивительно хорошо в этот вечер, я почувствовал явное облегчение после разговора с мистером Джеком, и в мою душу медленно вползала умиротворённость и блаженство. Я, правда, ещё не совсем понимал некоторые вещи, о которых он говорил — что предстоит сделать правильно, в соответствии с каким предписанием, и что же именно приходится контролировать мистеру Джеку, но чувствовал интуитивно, что ответы находятся где-то рядом, и что узнать их мне всё равно суждено.
   У Мерс тоже было хорошее настроение. Она ударилась в воспоминания о своей юности, о том, как играла в школьных спектаклях главные роли, об актёрских курсах, о многочисленных неудачных попытках сняться в кино, о знакомстве с Гейраном, которое перевернуло всю её жизнь.
   — То есть, Мерс, ты считаешь, что не познакомься ты с ним, ничего бы не было?-Спросил я.
   — Наверное, не было бы, -ответила она.-Но ничего не бывает просто так. Это было мне наградой за мою настойчивость и целеустремлённость.
   Чьей наградой? Уж не мистера Джека ли?
   — Просто когда ты ставишь перед собой, наконец, верную цель, -продолжала Мерс, -весь мир кидается к тебе на помощь. Тебе вроде как и не надо ничего делать -за тобой приходят прямо к тебе домой, всё показывают и объясняют. Единственное, что для этого нужно — чётко сформулировать своё желание. Ну и, естественно — чтобы оно совпало с предписанием.
   — Всего-навсего. Но почему ты тогда не прославилась с самого детства?
   — А есть одна важная штука, Гэл -надо ещё и доказать.
   — Что?
   — Что это -ты. Если кто-то другой сделает это лучше тебя, место отдадут ему. Понимаешь, надо ведь будет жить дальше с этим твоим исполнившимся желанием, а это гораздо труднее, и для этого требуется огромное мужество. Надо доказать, что ты это сможешь, ещё до того, как желание исполнится.
   — Всё так сложно?
   — На самом деле ещё сложней. Вот ты, например, чего ты хочешь?
   Я пожал плечами.
   — Стать великим актёром?-Продолжала Мерс.-Так ведь?
   — Уже и не знаю, Мерс, -вздохнул я.-Не очень-то получается. Начало было таким многообещающим -удачные роли в наших постановках, восторги зрителей, даже Рекс Гейран, лично пригласивший меня на пробы — всё так, как ты говорила. Но ни черта не получилось, и Рекс Гейран пропал бесследно.
   — Вот и прекрасно, Гэл, -сказала Мерс.-Какой ужас был бы, если бы ты получил эту роль и прославился. Тебя, видать, ждёт судьба получше.
   — Ужас?-Удивился я.-Почему?
   — Хватит, Гэл, слишком много разговоров на сегодня, -отрезала Мерс.-Я не собираюсь решать за тебя твои проблемы.
   Это было так на неё похоже! Она всегда отстранялась, когда разговор не касался её лично. Ну, что ж, это было её правом, в конце концов, она не должна была нянчиться со мной, как с маленьким. Да и мне в её присутствии больше всего хотелось казаться взрослым мужчиной, серьёзным и умудрённым опытом. По какой-то непонятной причине у меня это получалось! Может быть, потому, что я легко нащупал в ней те слабые места, которые превращали её в маленькую обиженную девочку, и она не боялась демонстрировать мне свою беспомощность, потому что я не представлял для неё серьёзной опасности. Она была права — у меня не было нужды использовать её слабости, потому что я не видел в этом никакой пользы. Это всё было своего рода невинной игрой в поддавки, которая занимала нас обоих хотя бы потому, что составляла разительный контраст с истинным положением вещей.
   Мне нравилось наблюдать за ней. Я постоянно пытался заметить в ней то, что должно было быть каким-то отличительным знаком, какой-то печатью свыше.
   «Почему она?-Думал я.-Ну вот почему именно она, а не Алина Бэйли, например?»
   Киноактрис в мире было великое множество, хороших и плохих, красивых и не очень, сексуальных или считающих себя таковыми. Почему из всего этого изобилия в первую очередь выплывало имя Мерс Сейлор? Почему кинотеатры ломились от наплыва публики, газеты и телевидение захлёбывались от постоянных «сенсационных сообщений», киностудия была завалена тысячами любовных посланий, а режиссёры терзали её агента новыми и новыми предложениями. И всё это за год с небольшим!
   Я не находил в ней ничего, что могло было бы быть ответом на мой вопрос. Она была просто до неправдоподобия обычна — ни какого-то особого рокового шарма, ни экцентричного поведения, ни шумных любовных историй. На ночь она выпивала стакан кефира, а по утрам завтракала овсянкой и морковным соком, не употребляла ничего крепче вина и практически не курила. Как я уже говорил, с ней было удивительно легко, как будто рядом была не Мерс Сейлор, а какая-то девочка на один вечер — можешь делать с ней, что тебе заблагорассудится, — можешь отправить домой наутро и забыть в ту же секунду, можешь повстречаться недельку, а можешь вообще расхотеть с ней расставаться.
   Она вела себя удивительно просто — никакого намёка на «звёздность». Разве что, немного проступала её сконцентрированность на своём внутреннем мире — она не допускала к себе ничего, что не могло бы быть ей полезным, так или иначе, и делала только то, что имело для неё какой-то смысл. Но в этом, согласитесь, не было ничего необычного.
   Даже эти её маленькие странности, когда она говорила фразами из своих фильмов, были вполне объяснимы — если отдаваться роли так, как это делала она, это несомненно накладывает отпечаток на личность актрисы.
   Наши чувства друг к другу нельзя было назвать любовью, — уж слишком мало они задевали что-то очень важное внутри. Даже к Тоните временами я чувствовал гораздо больше нежности и страсти. Хотя, может быть, всё это было просто делом времени? Во всяком случае, мне было очень здорово от того, что рядом находилась Мерс, и я чувствовал себя выше на целых три головы. Особенно, когда что-то у неё внутри поддавалось мне и подыгрывало моему самолюбию.
   Я поставил свой бокал на столик, подвинулся поближе к Мерс, и нежно обнял её, едва касаясь. Мы просидели так несколько секунд, не шевелясь. Иллюзия сердечности, которую мы оба прекрасно умели изображать и которой позволяли так жестоко себя обманывать, была основой чувственности, на которой держалось всё остальное. Не обманув и не обманувшись, не почувствуешь того, что будет истинно ценным.
   Дальше всё уже получилось само собой. Никуда не спешить и изображать чувства — два золотых правила, которых придерживались мы оба. Вероятно, у нас было что-то общее, что позволяло играть в одну и ту же игру по одним и тем же правилам.
   Я вышел из её квартиры уже далеко заполночь и тихонько закрыл за собой дверь, стараясь не шуметь. Мерс уснула прямо на полу, и было жаль её будить.
   В широком коридоре было почему-то темно, вопреки обыкновению. Не горели ни светильники на стенах, ни лампы над квартирами жильцов. Чертыхаясь, я побрёл наощупь в кромешной темноте, выставив вперёд руки.
   Через минуту я сообразил, что иду уже достаточно долго, но совершенно не знаю, куда. Мои глаза так и не смогли привыкнуть к темноте, но я совершенно точно знал, что уже прошёл весь коридор, но мои руки по-прежнему беспомощно шарили в пустоте, ни на что не натыкаясь.
   Вот тут-то мне и стало по-настоящему страшно. Идти обратно к Мерс было уже поздно, навряд ли я смог бы найти дорогу, а двигаться вперёд неизвестно куда, не зная, что может ожидать тебя в следующую секунду…
   Это был уже не коридор. Я вдруг почувствовал, что там, где я сейчас нахожусь, нет ни квартир, ни людей, ни лифтов, ни дежурных по этажам. Внезапно похолодало, и свежий морозный воздух стал постепенно просачиваться непонятно откуда, наполнять то неизвестное пространство, которое было по-прежнему скрыто от меня темнотой. Но я осознавал, что оно ОГРОМНО. Откуда-то очень издалека подул ветер, неприятно завывая, и до меня стал долетать какой-то едва различимый гул.
   Я стоял, как вкопанный, холодея внутри и снаружи. Вообще-то, на самом деле это не было настоящим страхом, скорее, паникой. За последнее время я немного привык к удивительным перемещениям и умудрился сохранить здравый рассудок, и сам не знаю, как, и поэтому просто гадал, куда же занесло меня на этот раз
   Постепенно стало светлеть, и кое-что начало вырисовываться передо мной. Сначала мне показалось, что это просто обман зрения, уставшего от темноты, настолько возникшее видение было неправдоподобным. Я увидел вдалеке горную цепь, покрытую снегами, озаряемую пурпурным солнцем, свет которого постепенно становился всё ярче и ярче, разгоняя мрак. Скоро я определил, что тоже стою на горе, возле самого обрыва, под которым простиралась живописная зелёная долина. Значит, стоило мне сделать ещё один шаг…