– Наверное… – ошарашено пробормотал капитан, уже начавший понимать, к чему они клонят, – думаю, смогу…
   – Заберете жену, самые необходимые вещи, документы и отправитесь в Швейцарию – война еще не началась, так что с пересечением границ проблем, думаю, не будет. Там переждете, пока все не закончится. А годика через два после окончания войны спокойно вернетесь в Германию…
   – В Западную Германию, – снова встрял в разговор Музыкальный. – Не перепутайте. Впрочем, ближе к делу сами поймете, о чем я… Не думаю, что вам стоит возвращаться в Мюнхен, хотя, с другой стороны, искать вас все равно никто не будет. Не забывайте: до тысяча девятьсот сорок второго года вы доблестно служите в своей родной танковой дивизии, а после… После вы – как и ваши солдаты, кстати, – будете числиться пропавшим без вести во время боевых действий в пустыне. Так что о дезертирстве давайте не будем, хорошо?
   – Но как же… Ведь я получал письма от жены… Фотографии малышки… Как это может быть? Как?!. Юрий Сергеевич рассмеялся:
   – Неужели вы еще не привыкли к тому, что время – весьма хитрая штука, Зельц? Вы сами, с женой, разумеется, и будете их писать. Впрочем, ладно, сейчас не до подобных мелочей. Вот одежка у вас, конечно… – Генерал скептически оглядел изодранную пустынную униформу Зельца. – Не думаю, что в таком виде было принято ходить по предвоенному Мюнхену… Дома-то вы, естественно, переоденетесь в гражданское, но до него еще надо будет добраться… – Он повернулся к Хранительнице: – Да, это я как-то упустил… Старею… Обирочка, вы уж прицельтесь там поточнее, чтобы нашего капитана по дороге патруль не арестовал. Это возможно?
   – Вполне. Мне нужен будет только точный план здания и пара минут личного общения с капитаном (услышавший последнюю фразу Московенко удивленно приподнял бровь, но промолчал).
   – О’кей, разобрались. Ну а дальше, Ольгерт… А дальше я вам вот что скажу: счастливый вы человек! Только представьте – вы будете единственным на планете, заранее знающим будущее своей страны. Аж до самого две тыщи второго года! Кстати, – вновь стал серьезным генерал, – о нас с майором и Обирочкой вам придется забыть на все шестьдесят с лишним лет – так уж получается, что мы о вас раньше этого дня ни сном ни духом знать не будем, понимаете? Сегодня мы вернемся в Москву, уже зная, кто вы такой. Но отправлялись-то мы сюда, еще этого не зная! Во как все хитро… – задумчиво, словно только сейчас осознав весь смысл своих слов, пробормотал он. – По-о-ол-ный аллее… Ну, так что, Ольгерт? Вопрос, конечно, дурацкий, но каков все-таки будет ваш ответ?
   И, видя нерешительность на лице капитана, тут же добавил: – Вы что, еще думаете, капитан?! Неужели полагаете, что у вас есть выбор?! Нет, мы, конечно, могли бы забрать вас с собой в Москву – никаких проблем. Но вот ваша жена… Сами понимаете… Итак?
   – Конечно да, – вымученно улыбнулся Зельц, тщетно пытаясь поджечь скачущую в пальцах сигарету. – Естественно, да. И – спасибо…
* * *
   Первыми во вновь оживший портал шагнули солдаты Зельца. Счастливые, поскольку война для них уже закончилась и им – в отличие от миллионов своих собратьев – посчастливилось остаться в живых. И несчастные – оттого, что впереди их ждала разрушенная и голодная Родина, разделенная победителями на два противоположных лагеря, и мучительные попытки понять, что же на самом деле с ними произошло… Но пока ничего этого они еще не знали, дисциплинированно, один за другим, скрываясь в жемчужном сиянии телепортационного окна и не испытывая по поводу происходящего ни малейших сомнений. Солдатское дело маленькое: приказали – исполняй, тем более после такой напутственной речи, коей сопроводил их на прощание генерал, исхитрившийся (что на него нашло – он и сам не знал) не просто выразить им благодарность «за проявленный героизм и воинскую доблесть», но выразить ее от имени самого фюрера…
   Затем настала очередь Зельца… Согласно обещаниям Обиры, портал должен был доставить его прямо на чердак дома, на последнем этаже которого они с женой снимали трехкомнатную квартиру. Предшествовали этому несколько минут того самого «личного общения» с Хранительницей – надев на голову капитана знакомый металлический обруч и заставив его во всех подробностях представить мысленно свою квартиру, она занялась всеми необходимыми расчетами. Задача, поставленная перед ней генералом, оказалась не из простых: любая ошибка грозила Зельцу гибелью – неверно сфокусированный портал мог открыться, например, слишком высоко над землей или впечатать капитана в стену здания. Чердак был выбран отчасти именно из этих соображений – насколько помнил Зельц, просторное помещение всегда пустовало и шансы, что его там кто-нибудь увидит (или он во что-нибудь врежется при выходе) были ничтожно малы. Кроме того, с чердака можно было попасть непосредственно в квартиру – через потолочный люк на кухне (до этого момента капитан никак не мог понять, для чего он нужен, – а вот пригодился же!)…
   Наконец все расчеты были окончены и дважды проверены, и перенацеленный портал вполне дружелюбно подмигнул капитану своим холодным не обжигающим светом. Смущенный и расстроенный предстоящей разлукой, Зельц стоял в окружении спецназовцев и слушал последние напутствия поднаторевшего за годы службы в разведке в подобных делах Юрия Сергеевича: «…и никаких контактов со старыми знакомыми, Ольгерт, особенно в Германии. Письма самому себе отправляйте по возможности через Мюнхен. И постарайтесь сразу же оформить новые документы…» Последней подошла Обира. Кивнула генералу, показывая, что все готово («три минуты, Юрий Сергеевич»), и протянула Зельцу небольшой, но увесистый сверток:
   – Держите, Ольгерт, на первое время вам хватит. Купите себе домик где-нибудь в живописной альпийской глуши… или, наоборот, квартиру в городе – там вам проще будет затеряться…
   – Что это? – Капитан удивленно повертел в руках тяжелый, килограмма на три, предмет.
   – Золото, – просто ответила Хранительница. – Здесь этого добра навалом – раньше я синтезировала его для технических нужд. Никогда, кстати, не понимала, отчего ваша цивилизация считает его таким ценным металлом… Извините, Ольгерт, что даю так мало, но портал не поднимет большего веса. – Она виновато развела руками. – Энергия на исходе, а канал получился довольно длинным. Ну вот, кажется, и все… Пора…
   – Обира шагнула к Зельцу и, обняв его, чмокнула в небритую (капитан немедленно покраснел) щеку: – До встречи, Ольгерт. Берегите себя, жену и дочку. Удачи вам!
   Следующим прощался Юрий Сергеевич – крепко, по-мужски пожал руку и напутственно хлопнул по плечу:
   – Особо прощаться не буду, поскольку чувствую, что еще увидимся. Удачи. Привет родной Германии и – до встречи в Москве. – Подмигнув капитану, он уступил место остальным желающим попрощаться.
   Спецназовцы подходили по очереди, пожимали руку или хлопали по плечу и желали кто удачи, кто – по старой традиции – легкой смерти, последним подошел майор:
   – Ну что, Ольгерт? Один раз мы уже прощались, так что повторяться, наверное, не будем, – Московенко крепко обнял его и, подав руку, улыбнулся. – До встречи, друг! Обязательно увидимся. Удачи…
   Зельц кивнул и в свою очередь произнес:
   – И вам удачи, Алекс, тебе и Обире. Я тоже думаю, что мы обязательно еще увидимся. Счастливо, друг…
   Развернувшись, он, не оглядываясь, пошел к порталу, однако войти в него не успел, остановленный криком майора:
   – Ольгерт, подожди, – Московенко что-то писал на вырванном из памятного блокнотика листке, – постой… Вот! – подбежавший майор протянул ему сложенную вдвое бумажку: – Чуть не забыл! Это наши – мой и генерала – домашние телефоны и адреса в Москве. На всякий случай. Только не забудь – по ним ты сможешь звонить только с этого, я тут указал дату и… год. О’кей?
   – О-би, – улыбнулся Зельц (смысл этого слова он понял только через пятьдесят с лишним лет – после появления на телевидении известной рекламы), – спасибо. Пока…
   И решительно, как и подобает настоящему мужчине и офицеру, шагнул в портал, успев лишь бросить прощальный взгляд на свою верную «троечку», застывшую напротив взорванных ворот… Что его ждет за зыбкой поверхностью искривленного пространства-времени, он, хоть теоретически, и знал, но, честно говоря, совершенно не представлял…
* * *
   – Ну вот вроде и все… – вздохнул генерал. – Пора и нам… закругляться. Гости разошлись, тарелки помоем утром. Как настроение? – Он улыбнулся Оби-ре. – Не страшно?
   Хранительница слегка сжала руку стоящего рядом майора:
   – Нет. Теперь мне не о чем жалеть и нечего бояться. А этот Город… Я слишком долго была здесь одна, слишком долго. Он всего лишь механизм, выполнивший свою работу. Здесь меня ничего не держит… – Она обвела прощальным взглядом окружающие площадь дома и с чисто женской грустью закончила: – Мне даже собираться не нужно – с собой брать-то все равно нечего…
   – Ну, это-то не проблема, – буркнул Юрий Сергеевич, которому все-таки больше нравилась Обира-Хранительница, нежели Обира-Женщина, – сейчас шмотками вся Москва завалена – были б только деньги.
   – Да, кстати, – кивнула Обира на принесенный с собой знакомый ларец, – здесь кое-что для нас всех. На первое время! – с усмешкой добавила она.
   Юрий Сергеевич нахмурился и, бормоча себе под нос что-то вроде «вот, блин, капитаны флинты тоже мне, остров сокровищ устроили, а не боевую операцию», тем не менее заглянул в него. И присвистнул – ящичек был наполнен крупными, со средних размеров сливу, алмазами:
   – Ни… чего себе. Издеваетесь над живущими на зарплату офицерами, сударыня? Это вы что – тоже сами синтезировали?
   – Да нет…-надула губки Хранительница. – Это настоящие. В смысле, природные. Раньше на Земле были очень богатые алмазные трубки – не то что сейчас.
   – Ладно. – Генерал скептически посмотрел на сверкающие камни (ну не был он корыстным человеком!) и захлопнул крышку. – Понятия не имею, что с этим делать, но не оставлять же… Берем! – голосом рачительного хозяина резюмировал он. – Ну что по коням? Да, кстати, а как, собственно, быть с самим Городом?
   Хранительница будто только и ждала этого вопроса-с готовностью полезла в карман своего немыслимого комбинезона и извлекла на свет до боли знакомую металлическую пластинку-ключ:
   – Я закончила все свои дела в Городе. Как только мы уйдем и портал закроется, он автоматически перейдет в режим ожидания и станет снова копить энергию. А это… – Она повертела в руках Ключ, словно не зная, что с ним делать. – Я долго думала и решила, что самым правильным будет отдать его вам. – Удивленный генерал принял протянутый предмет. – Думаю, вы сможете распорядиться хранящимися здесь знаниями во благо. Помните, вы рассказывали обо всяких угрожающих Земле глобальных катаклизмах? С технологиями Спящего Города у вашей… нашей! – с улыбкой поправилась Обира, – планеты будет гораздо больше шансов!
   – Н-дауж… – Юрий Сергеевич задумчиво смотрел на невзрачный кусок серебристого металла в своей руке, пожалуй, более чем задумчиво. – Умеете вы, Обирочка, задачки в последний момент задавать! Учитывая всю историю нашей цивилизации, сей предмет следовало бы немедленно уничтожить, а меня пристрелить, чтобы лишнего не болтал. Хотя, с другой стороны, если уж мы ухитрились не прикончить себя за полвека гонки вооружений, может, и на этот раз пронесет… Терпеть не могу принимать такие решения… – Музыкальный сдул с Ключа несуществующую пылинку и, спрятав его в карман, хмыкнул: – Смешно… Выходит, нашел-таки я свой козырь? А, ладно… Довольно сюрпризов, ребята. Поехали домой… Обира молча кивнула…
* * *
   Спустя минуту на площади уже никого не было. Спящий Город, несбыточная мечта великих тиранов и отчаянных авантюристов, полностью опустел – впервые за всю бездну прошедших с момента его основания лет…

ЭПИЛОГ

   Холодным дождливым ноябрьским утром в полупустом зале ожидания аэропорта «Шереметьево-2» стояли трое. Высокий молодой мужчина в темном зимнем пальто держал под руку ослепительно красивую женщину в коротком меховом полушубке. Эти двое, судя по бросаемым друг на друга влюбленным взглядам, явно были молодоженами, еще не до конца, впрочем, свыкшимися с новой для них ролью законных супругов. По крайней мере такое впечатление они производили.
   Третьим был невысокий коренастый пожилой человек в теплой куртке-аляске и «лужковской» кепке, скрывавшей короткий ежик седых волос. По возрасту он вполне мог бы быть отцом одному из молодых супругов, однако таковым не являлся, поскольку звали его Юрием Сергеевичем Музыкальным, а его спутниками были – как вы уже наверняка поняли – Обира и майор Московенко. Ну а встречали они, безусловно, бывшего капитана панцерваффе Ольгерта Зельца…
   Прилет ожидаемого ими прямого беспересадочного рейса «Франкфурт – Москва» откладывался – московская погода, как водится, вносила свои туманные коррективы в полетные планы авиакомпании «Люфтганза». После очередного вежливого: «…в связи с метеоусловиями прибытие рейса 71/102 задерживается на двадцать минут» – Юрий Сергеевич хмыкнул и, обернувшись к своим спутникам, предложил:
   – Ну вот опять… Идемте в бар, что ли, хоть кофе выпьем. Как вам, Обирочка, наша погодка? Привыкли уже?
   Поднявшись на второй этаж, они заняли один из столиков в небольшом баре и заказали кофе. Пока ждали заказ, генерал продолжал беззлобно возмущаться:
   – Ну ладно, я понимаю, когда в конце ноября уже лежит снег, но не дождь же с туманом! Не знаю, как вам, молодым, а мне эта погода категорически не по душе.
   – А мне нравится… – Московенко вежливо кивнул принесшей заказ официантке. – Романтично – сидишь себе в теплой комнате, с чашечкой – да вот хоть того же кофе – и смотришь, как капли дождя медленно стекают по стеклу…
   – Это, покаты еще молодой, нравится, – хмыкнул генерал, – а доживешь до моих лет – посмотрим, как тогда запоешь…
   Юрий Сергеевич отхлебнул кофе, недовольно поморщился («Да уж, это вам не „арабика“ из спецпайка».) и продолжил:
   – А вот интересно, Обирочка, с помощью ваших технологий можно воздействовать на погоду?
   – Уже…– бывшая Хранительница, а ныне гражданка России Обира Юрьевна Московенко с улыбкой повернулась к Юрию Сергеевичу.
   – В каком смысле? – совершенно искренне удивился он. – Чего я еще не знаю о Спящем Городе?!
   – Разве вы не поняли, что все эти изменения климата, повышение сейсмической активности, пробуждения вулканов, наводнения, наблюдаемые в последние годы по всей планете, и есть результат нашего с вами вмешательства в тонкие структуры этого мира?
   – Но… ведь все это началось не сейчас? Уже лет семь или десять назад?
   – Юрий Сергеевич, дорогой, не вы ли не так давно рассказывали Зельцу о том, что Время, мол, хитрая штука? – Улыбка экс-Хранительницы стала еще шире. – Что такое одно десятилетие для технологий, способных управлять миллионами лет?
   – Но… – Юрий Сергеевич недоверчиво покачал головой. – Почему? Каким образом?
   Обира легонько провела пальчиком по поверхности пластикового столика, словно желая проверить, чисто ли он протерт после прошлых клиентов:
   – Вы ведь военный человек, Юрий Сергеевич, – у вашего оружия есть отдача? Вот и у моего она тоже есть…
   – Ничего себе отдача! – хмыкнул Музыкальный. – Ну и чем это нам грозит в, так сказать, перспективе?
   – Абсолютно и совершенно ничем. Полагаю, все эти… э… пертурбации завершатся в ближайшие годы и ни о каких «глобальных изменениях планетарного масштаба», как это называют в некоторых газетах, говорить не придется. Вот и все…
   Несколько секунд Юрий Сергеевич сидел молча, задумчиво вертя в руках кофейную чашечку («За двадцать пять рэ могли бы и кофе варить поприличней, и чашку поэстетичней дать».). Затем с укоризной пробормотал:
   – Да уж… А наши-то ученые все друг дружку стращают: «парниковый эффект, планетарное потепление, таяние ледников»… Ну, Обирочка Юрьевна, опять вы меня удивить ухитрились в самый неожиданный момент! Впрочем, давайте-ка мы этот разговор прекратим, и немедленно, поскольку секретность… ну, вы сами знаете, о чем я…
   В этот момент раздалось знакомое «к сведению встречающих» и равнодушный голос аэрофлотовской диспетчерши сообщил о посадке ожидаемого рейса. Люди встали и, расплатившись за «дерьмо кофе, правда, Саш?», двинулись вниз…
* * *
   Широкофюзеляжный евроаэробус А-320 мягко коснулся колесными парами шасси бетона московского аэропорта и, пробежав положенные 1700 метров (плюс еще триста с учетом мокрой полосы), затормозил около пассажирского терминала. Подали трап. Толпа весело галдящих пассажиров (после сентября прошлого года большинство вынужденных пользоваться услугами воздушного транспорта людей покидали борт лайнера с гораздо большим энтузиазмом, нежели всходили на него) спустилась на гостеприимную российскую землю. Последним борт аэробуса покинул высокий худой старик с небольшим чемоданчиком в руках. Приветливо улыбнулся на прощание стюардессе («Спасибо, фройляйн, прекрасный полет. По крайней мере выспался».) и неторопливо двинулся вслед за остальными пассажирами. Впрочем, не сразу – едва ступив на резиновый пол трапа – «гармошки», выудил сигарету и щелкнул зажигалкой, рядом немедленно оказался аэропортовский служащий:
   – О, I’m sorry, sir! Please, don’t smoking in this place! It’s very dangerously![75]
   Старик остановился, смерил ретивого молодого человека строгим взглядом и ответил на абсолютно правильном (хотя и с сильным баварским акцентом) русском:
   – Серьезно? Сынок, мне больше девяноста лет, шестьдесят четыре из которых я ждал этой встречи. И ты даже не представляешь, что я видел на своем веку. Даже если от моей сигареты начнется пожар и рванет какой-нибудь оказавшийся где не нужно топливозаправщик – поверь, наша планета от этого нисколько не пострадает. Но из уважения к вашей прекрасной нации и ради очень важной для меня встречи я, конечно, потушу этот смертельно опасный для всего живого окурок. – Старичок старательно затушил сигарету и, поискав (и не найдя) глазами урну, спрятал раздавленный бычок в карман. – Продолжайте заботиться о противопожарной безопасности, молодой человек. И, раз уж мы с вами почти познакомились, подскажите, где тут главный зал ожидания?
   Совершенно деморализованный таким напором, служащий молча ткнул пальцем в нужном направлении. Старичок церемонно кивнул и, чему-то усмехнувшись, пошел в указанную сторону. Через две минуты его уже тискали в объятиях чета Московенко и генерал Музыкальный – старые друзья наконец встретились… Этой встречи ждали все четверо, с той лишь разницей, что Юрию Сергеевичу, Обире и Московенко ждать пришлось несколько месяцев, а Зельцу – долгих шестьдесят четыре года…
* * *
   Известие о грядущей встрече пришло ровно два месяца назад, буквально на следующее же утро после возвращения, когда в последний раз открывшийся портал высадил спецназовцев и Обиру на территории одного из секретных аэродромов ГРУ в Подмосковье. Как и рассчитывал генерал, в Москве был уже поздний вечер (даже не верилось, что прошло только четверо суток с начала разработанной им спецоперации), так что сам факт возвращения диверсионной группы удалось до поры сохранить в тайне. До дома Юрий Сергеевич добрался только под утро. И, зайдя в подъезд, обнаружил в почтовом ящике продолговатый, европейского образца конверт, подписанный по-русски аккуратным, почти что каллиграфическим почерком. Получателем был он, Музыкальный Юрий Сергеевич, а вот обратный адрес знаком ему не был – письмо пришло из Франкфурта. Зато было более чем знакомо имя отправителя – Ольгерт Зельц, впрочем, никаких сомнений, от кого оно, у генерала и так не возникало.
   Поднявшись на свой этаж и тихонько отомкнув дверь, Юрий Сергеевич разделся, чмокнул в щеку спящую жену («Спи, Катя, спи, все в порядке, нормальная была командировка. Пойду у себя подремлю».), принял душ и, заварив себе кофе, заперся в кабинете. Сел за стол и несколько мгновений смотрел на лежащий перед ним белый прямоугольник, будто не решаясь вскрыть его. Затем осторожно поддел клапан конверта ножом и, вытащив несколько сложенных втрое листков (письмо тоже было написано на русском языке без единой орфографической или стилистической ошибки – русский, похоже, стал для Зельца вторым родным языком), погрузился в чтение:
 
   «Глубокоуважаемый Юрий Сергеевич!
   Если я все правильно запомнил и рассчитал, то это письмо вы получите в день Вашего возвращения и нашего с Вами прощания. Как военный человек я, безусловно, понимаю, насколько вы будете заняты в ближайшие дни, однако не могу не отправить письмо именно сейчас – мне все-таки уже 95 лет. Да и, кроме того, я ждал этого момента целых 64 года – тоже, согласитесь, немало. Письмо, которое Вы держите в руках, я переписывал бессчетное количество раз, даже оставлял у нотариуса с указанием – в случае моей смерти – отправить именно в этот день, но Господь был благосклонен ко мне и я собственноручно опускаю конверт в почтовый ящик. Это, так сказать, вступление. Теперь я хотел бы вкратце рассказать Вам о своей жизни, ибо не знаю, будет ли суждено нам встретиться лично. И, прежде всего, позвольте мне передать огромный привет и огромное оке спасибо фройляйн Обире, господину майору и конечно же Вам – вы действительно спасли мне жизнь! Всем, что было в моей жизни после 1938 года, я полностью обязан вам и только вам троим! Но расскажу обо всем по порядку (надеюсь, Вы уже отдохнули с дороги и я не слишком утруждаю Вас своим повествованием).
   Итак, фройляйн Хранительница не ошиблась, и я попал в утро 20 августа 1938 года. Спустившись в квартиру, я застал свою жену в чрезвычайно расстроенных чувствах, обусловленных моим отъездом (я имею в виду, как вы понимаете, не себя нынешнего, а себя из прошлого). Не буду утомлять Вас рассказом о том, чего мне стоило хотя бы в самых общих чертах объяснить ей, что происходит и откуда я взялся, скажу лишь, что решающую роль в этом разговоре сыграли ее же письма, которые были датированы будущими годами и которые я, по счастью, всегда носил с собой, и в особенности несколько фотокарточек нашей, еще не рожденной в тот момент дочки. О, это был непростой разговор, но я не ошибся в своей жене – она нашла в себе силы не только поверить мне, но и помочь во всем том, что нам предстояло сделать! В этот же день, едва дождавшись темноты, мы покинули Мюнхен и поездом отправились сначала в Австрию, а затем – в Швейцарию. Как Вы и учили, соседям жена сообщила, что уезжает к родственникам в Вену, и договорилась в почтовом отделении, чтобы все мои письма сразу же пересылались на главпочтамт австрийской столицы. Еще через три дня мы уже были в Швейцарии, где я незамедлительно приобрел на имя жены (еще раз спасибо за науку, Юрий Сергеевич) небольшой двухэтажный домик в предгорьях Альп. Все остальное золото (честно говоря, не знаю, что бы я делал без этого «пособия» – поцелуйте за меня ручку фройляйн Обире!) я частично перевел в ценные бумаги, а частично положил в банк под проценты (теперь, по истечении более чем полувека, я отнюдь не бедный человек).
   Через пять месяцев у меня родилась дочка, а в 1942 и 1945 годах – два сына. Последний родился уже в Берне, куда мы переехали в 1944 году. Сейчас у меня семеро внуков и четыре правнука. В Германию мы с женой и детьми вернулись только в сорок восьмом и, следуя Вашему совету, поселились во Франкфурте, где и живем до сих пор. Что до моего более чем почтенного возраста, то я твердо убежден, что тут не обошлось без вмешательства телепортационного поля (долгожителей среди моих родных никогда не было). За прошедшие годы (могу себе представить, каково Вам это читать, – ведь мы расстались, по вашим меркам, лишь вчера!) я не только в совершенстве изучил русский язык и долгое время работал профессиональным переводчиком в одном издательстве, но и перечитал всю доступную научную литературу, касающуюся вопросов времени, пространства и их взаимосвязи.
   Так вот, размышляя об этом, я пришел к выводу (и, если я не ошибаюсь, то Вам тоже предстоит испытать это на себе), что нахождение в портале либо поблизости от него оказывает влияние на биологический возраст человека, – моя жена, оказавшаяся в непосредственной близости от открывшегося в 1938 году портала, жива до сих пор и прекрасно себя чувствует (о себе я и не говорю). Возможно, подобное наблюдалось и у других соседей по нашей мюнхенской квартире – этих данных у меня нет, поскольку, выполняя Ваше указание, я не общался ни с кем из прежних знакомых. Как бы то ни было, смело могу заявить, что сейчас я вполне здоров и не ощущаю себя девяностопятилетним стариком!
   В то же время за прошедшие годы я довольно сильно изменился внутренне. Знание, полученное в Спящем Городе, оказалось слишком огромным для того, чтобы я мог остаться таким же, каким был раньше. Нет, безусловно, я никогда не нарушал и не нарушаю никаких законов, не выхожу за рамки общепринятых этики и морали, но выполнять чьи бы то ни было приказы я больше не могу. И дело вовсе не в какой-то там гордыне или ощущении собственной уникальности – вовсе нет.
   Просто после всего случившегося все проблемы кажутся мне излишне суетными и никчемными… Помните, что я говорил Вам в тот последний вечер перед расставанием? Я по-прежнему ощущаю себя гражданином Земли и надеюсь, что когда-нибудь это поймут и все остальные: нет русских, немцев, евреев, арабов – есть живущие на одной планете Люди. Впрочем, простите, это я уже сильно отвлекся…