Теккерей Уильям Мейкпис. Творчество; Воспоминания; Библиографические разыскания

   Взял десять фунтов адвокат
   За проигранный спор,
   Шесть пенсов к ним дополучив
   (Ведь скромность - не зазор).
   Храни, Господь, Дворец Суда
   И всякий приго-вор.
   Не знаю, был ли Джейкоб зол,
   Узрев такую мразь,
   Да все ж, кажись, бранился он,
   С разбоем не смирясь;
   Я в двадцать с лишком фунтов чек
   Заполнил, сам кривясь.
   Дворец Суда, в кручине злой
   Несу твою печать
   И долг - три фунта - претворить
   Обязан в двадцать пять.
   Смеешься ты, Дворец Суда:
   Чужое горе, чать.
   Эй ты, плати за-конный долг,
   А ну-тка, не зевай
   И паче впятеро отдай
   На Божий каравай...
   Дворец Суда когда-нибудь
   Пошлем мы к Богу в рай!
   Изыди с кафедры скорей,
   Облыжник и срамник!
   Ты, жулик, спутал свой карман
   И истины родник.
   Изыди, гнусный богохул,
   Отсохни твой язык!
   Давай, сэр Джейкоб Вдоскусвойс,
   Остри перо в руках;
   Вставай, Джон Джервис, глотку мне
   Заткнуть - один пустяк.
   За-конник жирный строит хлев
   На нашинских костях.
   СТРЯПЧИК ИКС
   Пер. А. Солянова
   БАЛЛАДА О БУЙАБЕСЕ {7} (1849)
   На улице, в Париже славной,
   Стоит известный ресторан
   (Зовется улица издавна
   Поднесь Ru Neuve des Petits Champs) {*}.
   {Новая Улица Малых Полей (фр.).}
   Хоть заведенье небогато,
   Готовят в нем деликатес:
   Там часто я бывал когда-то
   И ел отменный буйабес.
   Прекраснейшее это блюдо,
   Я в том присягу дать готов:
   В одной кастрюле - ну и чудо!
   Найдете рыбу всех сортов,
   Обилье перца, лука, мидий,
   Тут Гринвич сам теряет вес!
   Все это в самом лучшем виде
   И составляет буйабес.
   Да, в нем венец чревоугодий!
   Пора философам давно,
   Ценя прекрасное в природе,
   Любить и явства и вино;
   Какой монах найдет несносным
   Меню предписанных трапез,
   Когда по дням исконно постным
   Вкушать бы мог он буйабес?
   Не изменилась обстановка:
   Все та же вывеска, фонарь,
   И улыбается торговка,
   Вскрывая устрицы, как встарь.
   А что Терре? Он ухмылялся,
   Гримасничал, как юркий бес,
   И, подлетев к столу, справлялся,
   Гостям по вкусу ль буйабес.
   Мы входим. Тот же зал пред нами.
   "А как мосье Терре, гарсон?"
   Тот говорит, пожав плечами:
   "Давным-давно скончался он".
   "Так минули его печали
   Да внидет в царствие небес!"
   "А что б вы кушать пожелали?"
   "А все ли варят буйабес?"
   "Mais oui, monsiur *, - он скор с ответом,
   {* О да, мосье (фр.).}
   Voulez-vous boire, monsieur? Quel vin?"*
   {* Прикажете вина, мосье? Какого? (фр.).}
   "Что лучше?" - "Помогу советом:
   С печатью желтой шамбертен".
   ...Да, жаль Терре! Он распростился
   С отрадой вскормленных телес,
   Когда навеки вас лишился,
   Бургундское да буйабес.
   В углу стоит мой стол любимый,
   Не занят, будто на заказ.
   Года прошли невозвратимо,
   И снова я за ним сейчас.
   Под этой крышей, cari luoghi *,
   {* Дорогие места (ит.).}
   Я был повеса из повес,
   Теперь, ворчун седой и строгий,
   Сижу и жду я буйабес.
   Где сотрапезники, что были
   Товарищами дней былых?
   Гарсон! Налейте из бутыли
   До дна хочу я пить за них.
   Со мной их голоса и лица,
   И мир исчезнувший воскрес
   Вся банда вкруг стола толпится,
   Спеша отведать буйабес.
   Удачно очень Джон женился,
   Смеется, как и прежде, Том,
   Огастес-хват остепенился,
   А Джеймс во мраке гробовом...
   Немало пронеслось над светом
   Событий, бедствий и чудес
   С тех пор, как здесь, друзья, Кларетом
   Мы запивали буйабес.
   Как не поддаться мне кручине,
   Припомнив ход былых годин,
   Когда я сиживал, как ныне,
   Вот здесь, в углу, - но не один?
   Передо мною облик милый:
   Улыбкой, речью в дни забот
   Не раз она меня бодрила...
   Теперь никто со мной не пьет.
   Я пью один - веленьем рока...
   Стихов довольно! Пью до дна
   За вас, ушедшие далеко
   Пленительные времена!
   Так, не печалясь и на тризне,
   За все, в чем видел интерес,
   Останусь благодарен жизни...
   Несут кипящий буйабес!
   Пер. В. Рогова
   БАЛЛАДА О БУЙАБЕСЕ
   Все эту улицу в Париже
   Зовут Rue Neuve des Petits Champs;
   Прост перевод, да вот поди же,
   Мне с рифмой он не по зубам.
   Открыт там кабачок уютный
   Для тех, кто далеко не Крез.
   Мне часто в юности беспутной
   Здесь подавали буйабес.
   Полубульон, полуокрошка
   Роскошный рыбный кавардак.
   К Парижу Гринвич тянет ложку
   И не дотянется никак.
   Чеснок, шафран, тарань с плотвою,
   Горсть мидий с зеленью в замес
   Терре положит вам с лихвою
   Вот что такое буйабес.
   Хвала похлебке духовитой;
   Философ в истине нагой,
   Природной красоте открытый,
   Возлюбит этот дар благой.
   И чада нищего Франциска
   Услышать рады глас небес,
   Когда им в пост отыщут миску
   Терре и Бог под буйабес.
   Как там Терре? Промчались годы...
   Да, домик цел и цел фонарь.
   Вон ecaillere * сидит у входа,
   {* Продавщица устриц (фр.).}
   Взрезая устрицу, как встарь.
   Терре с ужимкою смешною
   В живучей памяти воскрес;
   Стоит, бывало, предо мною,
   Чтоб похвалил я буйабес.
   Как прежде, зальце перед нами.
   "Что там месье Терре, гарсон?"
   Гарсон слегка пожал плечами:
   "Давным-давно скончался он..."
   "Один удел, что свят, что грешен,
   Вот и добряк Терре исчез..."
   "Чем может быть месье утешен?"
   "Еще готовят буйабес?"
   "Oui, monsieur" - Ответ бесценен.
   "Quel vin monsieur desire-t-il?"*
   {* Какое вино месье желает? (фр.).}
   "Получше". - "Шамбертен отменен,
   С печатью желтою бутыль..."
   Я сел в любимый свой закуток,
   В уют без сказок и чудес,
   Куда Терре носил средь шуток
   Бургундское и буйабес.
   И вновь минувшее воскресло
   Близ ног скрипучего стола;
   Когда-то сел я в это кресло
   И - глядь-поглядь, а жизнь прошла.
   Раз вас узрев, cari luoghi,
   Я был безус, как юный бес,
   Теперь сижу, седой убогий,
   И ожидаю буйабес.
   Не болтуны и не гуляки,
   Где все вы, верные друзья?
   Гарсон! - вина из старой фляги,
   За их здоровье выпью я.
   Передо мной всплывают лица
   И речи молодых повес;
   О, как умели веселиться
   Мы под вино и буйабес!
   Джек Гименею счастлив сдаться,
   Огюст ведет кабриолет;
   Все так же Том готов смеяться,
   Фред-старина еще в Gazette;
   Над Джеймсом травы зашептали
   В слезах заупокойных месс:
   С тех пор не видит он в бокале
   Бордо и в миске - буйабес.
   О Боже, как горьки утраты!
   Дожив до старческих седин,
   Сижу теперь, как и когда-то
   Сидел я тут, но не один.
   Лицо красавицы горело,
   Я мог с ней вечность говорить,
   Она в глаза мои глядела...
   Мне чару не с кем разделить.
   * * *
   Пью, как нашептано мне Паркой,
   Рифмуя трезвость и вино,
   Чтоб вспомнить за печальной чаркой
   Все, что прошло давным-давно.
   Сюда, вино в любой печати,
   Не терпит трапеза словес.
   Сиди и внемли благодати
   Несут кипучий буйабес.
   Пер. А. Солянова
   ЮНЫЙ БИЛЛИ (1849)
   Написано на мотив французской песенки о маленьком корабле, популярной в то время. Поскольку существовало множество вариантов этой песенки, автор "имел честь предложить ее оригинал".
   Три морехода из Бристоля
   Пустились в лодке за моря.
   Крупу, горох и солонину
   Везли в далекие края
   Обжора Джек, Жирняга Джимми
   И юный Билли - у руля.
   Когда они прошли экватор,
   Осталось лишь два сухаря.
   Обжора Джек захныкал:
   "Джимми, Я голодаю. Так нельзя!"
   Откликнулся Жирняга Джимми:
   "Еда у нас иссякла вся".
   Сказал Обжора Джек: "Но, Джимми,
   Пусть Билл послужит пользы для;
   И жирно будет нам, и сытно:
   Съедим-ка Билла, ты и я!"
   "Разденься, Билл, ты будешь съеден,
   Не трать слова, все будет зря!"
   Услышав это предложенье,
   Заплакал Билл, судьбу хуля.
   "Позвольте мне прочесть молитвы,
   Как матушка учила мя".
   "Давай скорей!" - Джек ножик вынул,
   От нетерпения горя.
   У главной мачты на колени
   Пал Билл, Всевышнего моля.
   Двенадцать заповедей Билли
   Прочел и вдруг вскричал: "Земля!
   Что это за страна такая:
   Цейлон или Австралия?
   На Адмиральском судне Нэпир {8}
   Стоит под флагом Короля!"
   Утоплен Адмиралом Джимми,
   Обжору Джека ждет петля,
   А Билли сделан Бомбардиром
   Беспушечного корабля.
   Пер. А. Васильчикова
   МАЛЮТКА БИЛЛИ
   Однажды три старых волка морских
   Из порта в Бристоле отплыли.
   Копченой свинины и сухарей
   Они на борт погрузили.
   По бурным морям, доверяясь волнам,
   Они к экватору плыли:
   И жирный Джек, и верзила Джим,
   И с ними малютка Билли.
   Сказал долговязому Джиму Джек:
   "С едою немного туго:
   Мы съели свинину и сухари.
   Придется нам есть друг друга!"
   Ему отвечает верзила Джим:
   "Мы жестки и жилисты жутко,
   Но молод и нежен малютка Билл.
   Подходит он для желудка!"
   "Эй, Билли, тебя мы зарежем сейчас.
   А ну, расстегни жилетку!"
   Тут Билли достал носовой платок
   В большую красную клетку:
   "Позвольте молитву мне сотворить..."
   И, с хохотом беспричинным,
   "Молись!" - Джек сказал и полез в карман
   За ножиком перочинным.
   И к мачте малютка Билли пошел,
   Пред ней преклонил колена...
   Всего лишь пятнадцать псалмов пропел
   И вскакивает мгновенно:
   "Я вижу Египет и Мадагаскар,
   Свет Новый, а также Старый,
   А также прекрасный британский флаг
   И прочие аксессуары!"
   ...Они втроем к адмиралу пришли.
   В стремленьи к добру неустанном,
   И Джимми, и Джека он вздернуть велел,
   А Билли стал капитаном.
   Пер. Е. Печерской
   ЦЕРКОВНОЕ КРЫЛЬЦО (1849)
   Я в церковь не вхожу,
   Но медленно брожу
   Все вдоль ограды.
   Жду у церковных врат,
   Мечтая встретить взгляд
   Моей отрады.
   Средь шумов городских
   Зов колокола тих,
   Он умолкает.
   Чу! Загудел орган,
   И вот девичий стан
   Вдали мелькает.
   Она идет, она!
   Пуглива и скромна,
   Спешит, не смея
   Прекрасных глаз поднять...
   Господня благодать
   Пусть будет с нею
   Я не войду с тобой.
   Молись же, ангел мой,
   Излей всю душу.
   Невинный твой покой
   Недолжною мечтой
   Я не нарушу.
   Но на тебя позволь
   Смотреть, скрывая боль,
   Моя святая;
   Так у запретных врат
   На недоступный сад
   Бросает скорбный взгляд
   Изгнанник рая.
   Пер. Э. Линецкой
   ЭПИЛОГ (1849)
   Спектакль окончен, поздний час;
   Замедлен занавеса ход,
   И с публикой последний раз
   Раскланяться актер идет.
   Не радует подобный миг,
   И с окончанием забав,
   Ей-богу, невеселый лик
   Покажет он, личину сняв.
   Пока не наступил финал,
   Стихами облеку слова,
   И что б в них вам пожелал
   По всем законам Рождества?
   Как много есть ролей для вас!
   Их получить близка пора...
   Покойной ночи! Вам сейчас
   Навек желаю я добра!
   Прощайте! Пояснить готов,
   Что вверил я стихам моим:
   Весь пыл мальчишеских годов
   Мы позже только повторим.
   Вам никаких препятствий нет
   Мечтать, надеяться, страдать
   Что знали вы в пятнадцать лет.
   Возобновится в сорок пять.
   Не разлучась с борьбой, с бедой,
   Мы в жизни то же обретем
   Теперь, с седою бородой,
   Как и в двенадцать лет, в былом.
   И если в юные года
   Могли мечтать мы и любить,
   Помолимся, чтоб никогда
   Огня души нам не изжить.
   Как в школе, в жизни путь тернист,
   Любой возможен поворот:
   Глупцу дадут похвальный лист,
   А хилый к финишу придет.
   Судьбы неведом приговор
   Шутом, глядишь, великий стал,
   Удел для мудреца - позор,
   И возвеличился нахал.
   Но жить ли нам, судьбу кляня?
   Хвала Тому, кто дал и взял!
   К чему тебя, а не меня,
   О Чарльз, могильный хлад сковал?
   Все это небом нам дано,
   Им жизни ход определен,
   И не постичь, кому оно
   Несет награду иль урон.
   Иной задаст роскошный пир,
   Не ведая земных невзгод,
   А лучший, голоден и сир,
   У врат его подачки ждет.
   Пусть Лазаря забрызжет грязь
   От колесницы богача
   Любых событий примем связь,
   Во прахе дни свои влача.
   Так небо стоном не гневи
   О том, что ввергнуто во прах:
   О безнадежности в любви
   И о несбывшихся мечтах.
   Аминь! Молитва такова:
   Да будет на сердце тепло,
   Хоть поседела голова
   И тяжко бремя лет легло.
   И все равно, добро ли, зло ль
   Года грядущие сулят.
   Им предназначенную роль
   Пускай играют стар и млад.
   Кому победа и провал?
   Взнесись, пади - не в этом суть,
   Но, что бы рок ни посылал,
   Все время добр и честен будь.
   Добр, честен вопреки годам.
   (Простите робкие слова.)
   Впервые зов стал слышен нам
   В день самый первый Рождества,
   Чуть песнь до пастырей дошла,
   Что стройно пел блаженный клир:
   "Хвала всевышнему, хвала,
   И людям с добрым сердцем - мир".
   На этом песню я прерву
   И отложу мое перо;
   Как подобает Рождеству,
   Скажу: любовь вам и добро,
   Дабы, словам согласно тем,
   Достойно вы прожить могли,
   И людям с добрым сердцем всем
   Мир на земли.
   Пер. В. Рогова
   ВОЗРАСТ МУДРОСТИ (1850)
   Взгляните направо, кудрявый юнец,
   Еще не знающий парика.
   Девица для вас - лучший приз и венец...
   Посмотрим, какой вас встретит конец,
   Когда вы приблизитесь к сорока.
   Ведь мудрость не терпит густых кудрей
   Об этом вы вспомните наверняка.
   Пока вам бы только гулять средь аллей
   Да молча вздыхать у чьих-то дверей...
   А с чем вы приблизитесь к сорока?
   Вот и тридцать девятое Рождество.
   Кудри резко редеют, ум яснеет слегка.
   Вы в жизни не поняли ничего,
   И это слегка омрачит торжество,
   Когда вы приблизитесь к сорока.
   Вы к зеркалу сделайте шаг - и в нем
   Себя рассмотрите исподтишка.
   Увидите мигом: юнец был ослом,
   А с дамою входит несчастье в дом,
   Когда вы приблизитесь к сорока.
   Пусть не было в юности губ алей,
   Но участь супружеских чувств горька:
   Со временем вы поостыли к ней;
   Ведь сердце становится все холодней,
   Когда приближаются к сорока.
   Я время сумел победить все равно:
   Взгляните на мудрого старика.
   Та замужем, эта в могиле давно...
   Я весел, один, попиваю вино...
   Вот так я приблизился к сорока.
   Пер. Е. Печерской.
   ЛЮБОВЬ В СОРОК ЛЕТ
   Красавчик-паж, не бреешься ты,
   Нет на лице твоем и пушка,
   Парят мальчишеские мечты
   При виде женской красоты
   Но доживи до сорока!
   Под шапкой золотых кудрей
   Мудрость ох как невелика;
   Что ж, пой серенады, и слезы лей
   И нежных словечек не жалей
   Но доживи до сорока!
   Когда проводишь ты сорок зим
   И прояснится твоя башка,
   Придет конец мечтаньям былым:
   Они развеются, словно дым,
   Коль доживешь до сорока.
   Любой ровесник мой, вот те крест,
   Готов слова мои подтвердить:
   Прелестнейшая из невест
   Нам через месяц надоест
   И даже раньше, может быть.
   Льняные кудри, и алый рот,
   И глазок лазоревых нежный взгляд,
   И стройный стан, и бровей разлет,
   Еще и месяца не пройдет,
   До чертиков нам надоедят.
   Прах Джиллиан землей одет,
   А Марион - верная жена!
   Я ж хоть и сед, но забот мне нет,
   Я бодр и весел в сорок лет
   И пью гасконское до дна.
   Пер. В. Рогова
   ATRA CURA* (1850)
   {* Черная забота (лат.).}
   . . . . . . . . . . . . .
   Еще богат я был умом,
   Когда мне клирик римский спел,
   Как злой Заботы дух подсел
   На круп за рыцарским седлом.
   Сдается мне, мой господин,
   Ты тоже едешь не один.
   Куда б ты ни направил ход,
   Влеком воинственной судьбой,
   Забота сядет за тобой
   И сердце смелое сожмет.
   Покуда конь не кончит бег,
   Вы не расстанетесь вовек.
   Не рыцарь я, не знаю сеч,
   Не обнажаю грозный меч,
   Заботе не подсесть ко мне
   На длинноногом скакуне:
   Дурак я, горю я смеюсь
   И на осле вперед стремлюсь.
   Пер. В. Рогова
   ПОВЕЛИТЕЛИ ПРАВОВЕРНЫХ (1850)
   Жизнь папы римского светла
   И неизменно весела:
   Он в Ватикане без забот
   Отборнейшие вина пьет.
   Какая, право, благодать,
   Всесильным римским папой стать!
   Султан турецкий Саладин
   Над женским полом господин:
   В его гареме сотня жен,
   И тем весьма доволен он.
   Хочу - мой грех прошу простить
   Султаном Саладином быть.
   Но папа римский - вот бедняк!
   Никак вступить не может в брак.
   Султану же запрещено
   Пить виноградное вино.
   Я пью вино, женой любим
   И зависти не знаю к ним.
   Пер. В. Рогова
   ЯНКИ-ВОЛОНТЕРЫ (1851)
   "Офицер медицинской службы армии США сообщает, что, спрашивая ротного командира, он выяснил - девять десятых солдат ушли в армию из-за своих сердечных драм" ("Морнинг пэйпер")
   Эй, янки-волонтеры!
   В душе такая грусть,
   Когда про вас я сказки
   Читать берусь.
   Прочь, ласковые взоры!
   Вкушая соль земли,
   Лукавству женской ласки
   Мундир вы предпочли.
   Неужто в вашей роте,
   Что Марсом рождена,
   Как брата с верным братом
   (Чу, песнь слышна),
   В едином развороте
   Свела вас навсегда
   Под стягом полосатым
   Одна беда?
   Так звездный трон Венеры
   Был презрен без затей,
   Бежать сочли вы благом
   От сих цепей.
   Защита от химеры,
   Меч правит торжество
   Под полосатым флагом
   Для звезд его.
   Неужто невезучий
   Был каждый, кто в строю
   Обрел клинок свой грозный
   И песнь свою:
   И ты, капрал могучий,
   Ты, негр, что на древке
   Стяг полосато-звездный
   Зажал в руке?
   Марш-марш, первопроходцы,
   Чеканьте строем шаг,
   Сверкайте, эполеты,
   И вейся, флаг.
   Пускай флейтист зальется,
   И ловок и удал.
   Летите ввысь, куплеты,
   Бряцай, кимвал!
   Ответь, кимвальщик черный,
   Блеск меди пригаси:
   Ужель была обманом
   Любовь Люси?
   Эй, Джек, флейтист проворный,
   И барабанщик Том,
   Несущий с барабаном
   Победный гром,
   Признайтесь, волонтеры,
   И ты, мой капитан,
   Как римлянин, отважный,
   Чей строен стан,
   Признайтесь, гренадеры,
   Хоть все вы и сильны,
   Но женщиной однажды
   Вы сражены!
   Стальные ваши латы
   Шутя она пронзит,
   Стрелою неизбежной
   Бойца сразит,
   И стойкого солдата,
   Упавшего ничком,
   Придавит ножкой нежной,
   Но с каблучком.
   Здесь места нет вопросам:
   Улыбкой жен борец
   Был превращен в пигмея,
   В глупца - мудрец.
   Геракл остался с носом,
   Простак Самсон - без кудл.
   Таким и ты позднее
   Рожден был, Янки-Дудл!
   Пер. А. Солянова
   ЗАПИСКА ДЛЯ ГЕНРИ КОУЛА {9} В ДЕНЬ ВАЛЕНТИНА {10} 14 ФЕВРАЛЯ 1852 Г.
   Душа в пятки ушла,
   Тут же взмыв от привета
   Королева {11} рекла:
   Дорогой сэр Монета!
   Виндзор {12} ждет на обед,
   По пути нам,
   Будьте прекрасным моим
   Валентином.
   Пер. А. Солянова
   ПЕРО И АЛЬБОМ (1853)
   - Я милой Кэт служу, - Альбом изрек,
   Меж книг чужих - меж их дешевых щек
   И нудных фраков - я надолго слег.
   Живей, Перо! Чтоб линия звучала,
   Рисуй смешное личико сначала
   И к Кэт отправь меня, чтоб не скучала.
   Перо
   - Три года господину своему
   Служу я, написав картинок тьму,
   Смешны их лица сердцу и уму.
   Когда тебе, Альбом, смогу невинно
   Раскрыть дела и думы господина,
   Ты поразишься остроте картины!
   Альбом
   Дела и думы? Да любой пустяк,
   Шепни хоть анекдот - я тут мастак
   И запиши, мой дорогой остряк!
   Перо
   Мне как слуге пришлось неутомимо
   Идти во след чудному пилигриму,
   Писать с нажимом или без нажима
   Карикатуру, рифму и куплет,
   Немой сюжет, билеты на обед,
   Смешной рассказ для тех, кому пять лет,
   Его ума глупейшие капризы,
   В цель бьющие бесцельные репризы
   И речь, как у разгульного маркиза.
   Писать, чтоб зарабатывать на хлеб,
   Шутить, когда мой мэтр от боли слеп,
   Чтоб в час его тоски ваш смех окреп.
   С людьми всех званий говорить по суткам,
   Быть с пэром равным, с леди - в меру чутким
   И отдаваться бесконечным шуткам!..
   Старинных яств истлевшее зерно,
   В небытие утекшее вино,
   Друзья, что спят в земле уже давно...
   Банкет, помолвка, похороны, бал
   И счет купца, кому он задолжал
   На Рождество - я всем им отвечал.
   Вот Дидлер угодил под меч дамоклов
   Ждет помощи, а мисс Беньон - автограф,
   Я в "да" и "нет" - свой собственный биограф.
   Мчит день за днем, как строчка за строкой,
   Писать за здравье иль за упокой,
   Хвалить, смеяться - долг извечный мой.
   Так день за днем пишу, пока есть силы,
   Как письмоносец ранний, ждет светило,
   Чтоб высохли последние чернила.
   Вернись, мой славный маленький Альбом,
   К прелестной Кэтрин, в свой уютный дом,
   Всегда нам рады, только мы придем.
   Глаза ее с искринкой золотою
   (Пусть груб мой стих под шуткою пустою)
   Приемлют все с привычной добротою.
   О милая хозяйка! Если вдруг
   Мой мэтр начнет писать про боль разлук,
   Позвольте мне назвать вас просто "друг"!
   Планета изменяется с годами,
   Заполнен мир чужими голосами,
   Размыты имена друзей слезами.
   Пройдут и радость и печаль - пускай.
   Альбом, хозяин говорит "прощай",
   Чтоб ты вернулся в свой уютный рай.
   Он счастлив в благодарности безмерной,
   Что найден друг в его заре вечерней
   Столь нежный, столь душевный и столь верный.
   Пустую фразу обойду всегда. Пришелец!
   Мне любая лесть чужда,
   И с ложью я справляюсь без труда.
   Пер. А. Солянова
   ЛЮСИ В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ (1854)
   В этот день семнадцать роз,
   Собранных в одном кольце,
   Словно в царственном венце,
   Люси, ваш слуга принес.
   Свит в венок для вас букет,
   В нем олицетворены
   Все семнадцать юных лет
   И румяный цвет весны.
   Пусть символика для вас
   Воплощает вновь и вновь
   Счастье, радость и любовь!
   Век цветите - как сейчас!
   Наш взлелеянный цветок,
   Да сияет вам лазурь,
   Да хранит вас в жизни бог
   От ветров, морозов, бурь!
   Ваше утро так светло,
   Мы желаем вам стократ,
   Чтоб вам было днем тепло,
   Чтоб был тихим ваш закат.
   И цветам моим сродни,
   Где б ни жили, дом любой
   Вы украсите собой,
   Грациозны, как они.
   Пер. А. Васильчикова
   ДАМЕ ПРЕКЛОННОГО ВОЗРАСТА (1855)
   И ты была юна когда-то,
   Краснела из-за пустяков,
   Беспечна, весела, богата...
   Еще не ведала разврата
   И отвергала женихов.
   А ныне... Ныне все едино:
   Весна иль осень - госпожа,
   В душе и в доме так пустынно,
   И ты у самого камина
   Сидишь, дрожа...
   Да, скоро, скоро на покой!
   Спорхнет ли ангел за тобой?
   Иль вступишь в бездну ада?
   Давным-давно устала грудь.
   Паденье страшно, труден путь...
   Но в небесах - награда!
   Пер. Е. Печерской
   СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО ВЕРТЕРА (1855)
   Как любил Шарлотту Вертер!
   Не любил никто так сроду!
   Он ее впервые встретил
   Нарезавшей бутерброды.
   У Шарлотты муж имелся.
   Вертер был моральный малый,
   И за все богатства мира
   Ей дурного не желал он.
   Он вздыхал, в нем страсть бурлила,
   У него мутился разум.
   И в свой лоб влепил он пулю,
   Чтоб со всем покончить разом.
   А Шарлотта, видя тело,
   Что лежало, как колода,
   Как воспитанная дама...
   Вновь взялась за бутерброды.
   Пер. А. Васильчикова
   СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО ВЕРТЕРА
   Вертер полюбил Шарлотту
   Не на день и не на год
   А она, как будто назло,
   Уплетала бутерброд.
   Замужем была Шарлотта,
   Вертер был отменный трус,
   Знал он, чем грозит Шарлотте
   Нарушенье брачных уз.
   Он стенал, рыдал, томился,
   Страсть кипела в нем ключом,
   Наконец он застрелился
   И утешился на том.
   Труп узнав, она стояла,
   Широко разинув рот,
   Но при этом продолжала
   Уплетать свой бутерброд.
   Пер. А. Ливерганта
   СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО ВЕРТЕРА
   Вертер был влюблен в Шарлотту:
   За нее - в огонь и в воду!
   Несравненная особа
   Нарезала бутерброды.
   Замужем была Шарлотта,
   Вертер - самых строгих правил:
   Даже мысли о знакомстве
   Он решительно оставил.
   Он томился и метался,
   Страсть гудела в нем, как в улье...
   Наконец, он догадался
   В глупый лоб отправить пулю.
   Несравненная Шарлотта,
   Повздыхав при виде гроба,
   Стала делать бутерброды,
   Как тактичная особа.
   Пер. Е. Печерской
   СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО ВЕРТЕРА
   Был влюблен в Шарлотту Вертер...
   Таково любви начало:
   Он увидел, как Шарлотта
   Хлеб ломтями нарезала.
   Вертер был моральный малый,
   Был у Лотты благоверный;
   Честный Вертер не лелеял
   Ни единой мысли скверной.
   Как страдал бедняга Вертер!
   Он в любви не знал предела,
   Но найти Шарлотта выход
   Из дилеммы не сумела.
   Наконец, свинцовой пулей
   Он прервал свои невзгоды...
   А Шарлотта продолжала
   Чинно делать бутерброды.
   Пер. В. Рогова
   СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО ВЕРТЕРА
   Полюбил Шарлотту Вертер,
   Пламя той любви не гасло;
   А Шарлотта лишь умела
   Резать хлеб и мазать масло.
   Он любил жену чужую,
   Добродетель грызла душу,
   Предпочел он всем богатствам
   Преданность супруги мужу.
   Чах и чах, глазея нежно,
   Парил страсть в котле печали,
   Пулю в лоб себе пустил он,
   Чтоб мозги не докучали.
   А Шарлотта, видя тело,
   В коем жизнь уже погасла,
   По привычке отдавала
   Руку хлебу, сердце - маслу.
   Пер. А. Солянова
   ТРАГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ (1855)