Тертлдав Гарри. Похищенный трон (Видесский цикл, Смутные времена I)

   - Нет, нехорошо, - сказал Абивард. - Я объявил о своем разводе с этой женщиной, ибо она колдовством пыталась привязать меня к себе. Отныне я изгоняю ее с женской половины, из крепости и из надела.
   Слуга изумленно уставился на него, резко кивнул и пошел, почти побежал, прочь. "Теперь ему будет о чем рассказать за бесплатным угощением", - подумал Абивард и обернулся к Ардини:
   - Эй ты, пошли.
   Они прошли по коридору жилой части, по двору. Люди останавливались и смотрели, разинув рот, потом старались сделать вид, будто ничего не замечают. У крепостных ворот Ардини бухнулась на колени и обняла ноги Абиварда.
   - Позволь мне остаться! - застенала она. - Господью клянусь, что буду вечно любить тебя!
   Он покачал головой и как мог бережно освободился от ее объятий:
   - Ты уже нарушила такую клятву, прибегнув к колдовству. Поднимись же и уходи. И пусть тебя ждет спокойная жизнь - где-нибудь подальше отсюда.
   Поднимаясь, она прошипела омерзительное ругательство и побрела по круто сбегающей вниз тропе. Он напомнил себе, что надо огласить во всех деревнях надела, что она разведена и изгнана. Интересно, куда она пойдет? Должно быть, в крепость своей семьи. Он сообразил, что даже не знает, кто отец Ардини. "Надо бы у матери спросить", - подумал он. То, чего Барзоя не знала о женах дихгана, и знать не надо было.
   Абивард вздохнул, подумав, чего будут стоить ему ложь и клевета, которые непременно начнет распускать Ардини. Он решил сохранить табличку, осколки куклы и разноцветные нити, которыми была обвязана кукла, в доказательство того, что на самом деле был околдован. Потом он снова вздохнул. Как все не просто! А жаль.
   "Дихгану Абиварду любящая сестра Динак шлет поклон". Абивард улыбнулся, приступая к чтению свежего письма от Динак. Хотя он читал его своим голосом, он одновременно слышал и ее голос и видел, как она сосредоточенно хмурится, опуская перо в чернильницу, прежде чем предать слова пергаменту.
   Дальше Динак писала: "Я счастлива, что тебе удалось спастись от злобного колдовства, и сожалею о неприятном происшествии на твоей женской половине.
   Когда ты написал мне об этом, я должна признаться, что угадала имя Ардини еще до того, как увидела его на пергаменте. Я знала, что она очень рассчитывала стать главной женой, хотя, насколько я понимаю, для этих надежд у нее не было никаких оснований, кроме собственной гордыни и тщеславия. И я заметила ее недовольство тем влечением, что возникло между тобой и Рошнани, хотя после твоей свадьбы пробыла на женской половине Век-Руда совсем недолго".
   Абивард медленно наклонил голову. Ардини была молода, хороша собой и, как заметила Динак, тщеславна. Она думала, что этого более чем достаточно, чтобы он сделал ее своей главной женой. К несчастью для нее, у него было на сей счет другое мнение.
   "Я здорова, благополучна, и мне все больше доверяют управление этим наделом, - писала Динак. - Птардак говорит, что считает меня не менее полезной, чем управляющего-видессийца, и, судя по работе, которой он меня загружает, я этому верю. И все же госпожа наша мать справляется с большим, хотя и не владеет грамотой. Парни, одна из женщин на нашей половине, ждет ребенка. Надеюсь, что скоро окажусь в таком же положении".
   - И я тоже на это надеюсь, сестра моя, - пробормотал Абивард. В нем вскипало негодование - как мог Птардак предпочесть какую-то там Парни самой Данак? Абивард посмеялся сам над собой - нельзя быть таким глупцом.
   Беременность была делом случая, как и все остальное. Например, Рошнани тоже не забеременела, хотя отнюдь не из-за недостатка усилий с его стороны.
   И все же он был обеспокоен. Если Парни родит Птардаку сына, судя по всему, первого с той поры, как он стал дихганом, она возвысится в его глазах, а следовательно, понизится положение Динак. Это было бы нехорошо.
   Он принялся читать дальше; "Господин мой муж еще не полностью оправился от перелома, полученного этим летом. Он больше не носит руку на перевязи и довольно свободно может ею пользоваться, но пока она не так сильна, как другая.
   Сейчас он ходит только с одной палкой, а время от времени может пройти несколько шагов и вовсе без палки. И еще он рвется вновь сесть в седло; он имеет обыкновение жаловаться, как недостает ему игры в мяч, хотя именно из-за этой игры он и пострадал".
   "Тем временем, - писала Динак, - помимо радостей женской половины он тешит себя какими-то планами, которыми пока не считает нужным поделиться со мной или еще с кем-либо, потому что, если бы дело обстояло иначе, я определенно узнала бы об этом через служанок или других его жен. Осмелюсь предположить, что ты и сам уже убедился: на женской половине слухи расползаются иногда еще до того, как кто-то положит им начало".
   - Истинная правда! - вслух произнес Абивард. Интересно, что такое задумал Птардак, если не посвящает в это даже свою главную жену? Скорее всего какую-нибудь глупость - иначе Птардак определенно посоветовался бы с Динак. Сам Абивард ничего не скрывал от Рошнани. Как же иначе, если он рассчитывает получить от нее наибольшую помощь в управлении Век-Рудом? Возможно, Птардак думает по-другому; возможно, Птардак и в самом деле глупец.
   Письмо кончалось так: "С нетерпением жду очередного письма от тебя; дай Господь, чтобы в нем были новости получше, чем о хаморских налетчиках и недостойной доверия жене. Всякий раз, как вижу твой. знакомый почерк, я будто возвращаюсь в крепость, в которой выросла. Мне здесь совсем неплохо, но само место и люди - не те, которых я давно знаю и люблю. Надеюсь, ты не дашь моим воспоминаниям о них засохнуть. Не забывай твою любящую сестру".
   Деревенский плотник делал для Абиварда ящичек со множеством отделений, двадцать на двадцать, чтобы всего было четыре сотни ячеек. После того как у него наберется столько писем от Динак, он вполне может заказать у того же мастера и второй такой же. Он свернул письмо, перевязал ленточкой, с которой получил, и, поднявшись, положил его в ящик комода, служивший для этих целей, пока не будет изготовлен специальный ящичек.
   Едва он успел это сделать, как крик со стены заставил его стремительно выбежать из жилой части.
   - Отряд всадников! Они направляются к стадам на северо-запад от нас!
   Абивард устремился к конюшне. Его примеру последовали все воины, услышавшие крик часового. Он завел привычку оставлять там свой щит и меч.
   Облачаься в доспехи не было времени. Он нахлобучил на голову шлем, схватил копье и устремился в стойло, где конюхи снаряжали его коня. Как только они затянули последнюю подпругу, Абивард вставил ногу в стремя и взыл в седло.
   В соседнем стойле почти в то же мгновение взгромоздился на коня Фрада.
   Абивард усмехнулся брату:
   - Нам-то легко. По словам отца, его дедушка помнил времена, когда мы еще не научились у кочевников пользоваться стременами.
   - Как же тогда прадедушка держался в седле? - спросил Фрада.
   - Я так думаю, не очень хорошо. - Абивард окинул взглядом конюшню. Число конных воинов увеличилось. Их было достаточно, чтобы разбойники или кочевники или кем там еще окажутся неизвестные всадники - хорошенько подумали, стоит ли покушаться на его стада. Он повысил голос, чтобы слова его были слышны сквозь шум и грохот:
   - Вернем то, что нам принадлежит! Наш клич "Годарс!".
   - Годарс! - взревели макуранцы, да так громко, что у Абиварда зазвенело в голове. С помощью колен и поводьев он вывел своего мерина из стойла, из конюшни и из крепости.
   Спускаясь с вершины холма, на котором располагался Век-Руд, он вынужден был двигаться медленно, чтобы конь удержался на склоне. Но выехав на равнину, пустил коня рысью, которую при необходимости мог мгновенно перевести в галоп.
   Позади крикнули:
   - Вот они, стервятники проклятые!
   Да, это были они - неподалеку от реки Век-Руд они рассекали отару надвое.
   - Это хаморы! Берегись стрел! - крикнул Абивард, подъехав достаточно близко, чтобы распознать воров. Что же сталось с пастухом и теми, кто охранял стадо? Пожалуй, ничего хорошего.
   - Года-арс! - вновь загремел боевой клич. На сей раз хаморы его услышали.
   И в один момент из воров превратились в воинов. В их маневрах Абиварду привиделось нечто до жути знакомое. В тот же миг он понял, что они намерены сражаться, так же как и отряд, напавший на свадебный кортеж на обратном пути из Налгис-Крага.
   Это не испугало его, напротив, придало небывалой решимости.
   - Мы уже раз побили степняков! - крикнул он. - И снова побьем!
   И лишь когда эти слова слетели с его губ, он вспомнил, что и степняки побили макуранцев, и куда более ощутимо, чем он со своими слугами, разбившие лишь небольшой отряд.
   Всадники, скакавшие рядом с ним, похоже, тоже об этом забыли. Они орали как одержимые. К тому же сегодня с Абивардом был приличный отряд лучников, так что для победы над противником не придется сближаться с ним.
   Кочевники начали стрелять издалека. Абивард презрительно усмехнулся, когда стрела всколыхнула пыль в нескольких шагах от копыт его коня.
   - Они думают, что могут напугать нас своими луками, - сказал он. Доставим им такое удовольствие?
   - Нет! - вскричали его воины. По обе стороны от него загудели тетивы. Одна из степных лошадок накренилась и упала. Макуранцы закричали с удвоенной силой.
   Потом сквозь боевой клич прорезался пронзительный крик боли. Слева, совсем рядом с Абивардом, из седла скачущего коня выпал воин. Он грохнулся оземь, как куль с мукой, и больше не шевелился. Теперь торжествующим кличем разразились кочевники.
   Абивард усилием воли заставил себя не думать об этом. Хаморы из точек выросли до размера кукол, - казалось, это произошло в мгновение ока. Абивард выбрал себе противника, опустил копье и устремился в решительную атаку.
   Хамор не стал дожидаться, когда его насадят на копье. Демонстрируя прекрасную вольтижировку, он поднял на дыбы и развернул свою лошадку на таком ужом пятачке, что Абиварду маневр показался за пределами возможного. Кочевник скакал прочь, отстреливаясь на ходу.
   Абивард поднял щит. Стрела отскочила от окованного бронзой обвода и косо отлетела, уже безвредная. На миг он почувствовал облегчение, но только на миг:
   Хамор посылал стрелу за стрелой. Он был не лучшим из стрелков, созданных Господом, да и в любом случае стрелять на всем скаку по движущейся мишени дело непростое. Но с другой стороны, конь Абиварда явно превосходил его лошадку скоростью, а стало быть, расстояние все время уменьшалось.
   - Ай-и! - Правую ногу Абиварда обожгло огнем. Он глянул вниз и увидел, что она вся в крови. Стрела не застряла в ноге, она распорола икру и пролетела дальше. Если бы на нем были пластинчатые доспехи, работу над которыми как раз заканчивали кузнецы, он бы вообще не пострадал. Однако не выпало ему такой удачи.
   Видя, что его вот-вот настигнут, хамор выхватил свой шамшир и принялся рубить копье Абиварда, надеясь отсечь верхушку. Но кочевник не преуспел: наконечник крепился к древку длинной железной пластиной. Абивард ощущал плечом удары врага, но продолжал наседать.
   В последний миг степняк вновь рубанул по копью, отвратив его удар от себя, но оно глубоко вонзилось в круп его лошади. Абивард в ужасе поспешил выдернуть копье. Лошадь завизжала громче, пронзительнее - и с большим основанием, - чем когда-либо удавалось Ардини.
   Хамор прорычал проклятие. Лицо его, искаженное гримасой ненависти, навсегда впечаталось в память Абиварда: клочковатая борода с седыми прядями, широкий рот, выкрикивающий что-то, понятное лишь на четверть, дыра на месте двух передних зубов, а третий зуб совершенно черный, крючковатый нос со шрамом на переносице, глаз с красными прожилками, морщины на лбу, прочерченные въевшимся дымом. Они двое оказались так близко друг от друга, что Абивард почувствовал себя окутанным миазмами застарелого пота и прокисшего молока, которые зловонным облаком парили вокруг хамора.
   Степная лошадка промчалась диким галопом еще шагов сто, обагряя сухую пыльную землю кровью из раны, нанесенной копьем Абиварда. Потом, словно корабль, получивший пробоину и неспособный более держаться на плаву, стала заваливаться набок - достаточно медленно и плавно, чтобы всадник успел выскочить из-седла И броситься прочь.
   Степняк бежал медленно и неуклюже - его сапоги были не приспособлены для быстрого передвижения по земле. Он вцепился в лук и как раз повернулся и потянулся за стрелой, когда копье Абиварда пронзило ему грудь. Кочевник захрипел. Лошадь его, когда копье поразило ее, кричала куда страшнее. Хамор сложился пополам, и к окружающей его вони прибавился новый запашок.
   Абивард рывком выдернул копье. Пришлось крутануть его, чтобы высвободить наконечник. Выходя наружу, наконечник хрустнул о ребра хамора, и кровь кочевника смешалась на древке с кровью его коня. Новые пятна почти полностью закрыли старые, ныне потемневшие, появившиеся тогда, когда Абивард впервые окропил свое копье кровью несколько недель назад.
   Как и в той, первой схватке, он обнаружил, что в пылу битвы не в состоянии уследить за тем, как идет бой в целом. Осмотревшись, чтобы сориентироваться, он увидел, что большинство хаморов вырвались и теперь во весь опор мчатся на север.
   Абивард и его люди поскакали за кочевниками. Копыта степных лошадок застучали по бревнам моста через Век-Руд. Трое или четверо степняков осадили коней па том берегу реки и с наведенными луками ждали, когда макуранцы попытаются перейти реку.
   - Стоять! - Абивард резко поднял руку. Стреляя вдоль моста в людей и лошадей, мчащихся прямо на них, хаморы могли нанести страшный урон и, возможно, даже превратить поражение в победу.
   - Но они же убегают! - возразил Фрада.
   - В данный момент не убегают, - сказал Абивард. - Взгляни-ка на них получше, братец. Чего они добиваются? Если бы ты был хаморским предводителем по ту сторону реки, какие действия глупых макуранцев, висящих у тебя на хвосте, обрадовали бы тебя более всего?
   Фрада тоже был сыном Годарса. Подай ему идею, и он обтрясет ее со всех сторон, как собака пойманную крысу.
   - Наверное, чтобы они кинулись на меня, - сказал он.
   - Вот и я так думаю, - ответил Абивард. - И именно поэтому мы останемся здесь, пока хаморы не уберутся. А потом... - Он недовольно нахмурился, но иного выхода не видел. - Потом я намерен сжечь этот мост.
   Фрада недоуменно уставился на него:
   - Но он стоит здесь со времен нашего прадеда, если не дольше.
   - Знаю. К тому же без моста сильно пострадает наша торговля. Но когда по стране беспрепятственно разгуливают хаморы, сохранив мост, я мог бы с тем же успехом начертать "Грабьте меня!" большими буквами на стенах крепости. - Смех Абиварда был безрадостным. - Видишь, как великая дань, уплаченная Смердисом.
   Царем Царей, хаморам, удерживает их по ту сторону Дегирда.
   - Да, мне это тоже пришло на ум. Сколько же выдоил из нас достославный Мургаб?
   - Восемьдесят пять сотен полновесных аркетов, - отметил Абивард. - То, что кропотливо копилось годами, исчезло в один день. И ради чего? Чтобы хаморы, набивая свою мошну, одновременно опустошали наши земли?
   Фрада показал назад, на равнину, усеянную трупами степняков и их лошадок:
   - Они тоже заплатили за это.
   - А как же иначе? - сказал Абивард. - Они пытались взять то, что принадлежит нам. Но мы - мы заплатили огромные деньги по приказу Смердиса, а взамен не получили ничего. Посланец Смердиса сказал, что Шарбараз отрекся от престола из-за отсутствия опыта, необходимого для правления. Если опыт дает нам такое, то, ей-Богу, я не против, чтобы бразды правления попали в неопытные руки.
   Чем больше он углублялся в эти материи, тем тише говорил. Он знал, что речи его попахивают изменой или, но меньшей мере, оскорблением монарха. Но Фрада энергично кивнул:
   - Хуже все равно быть не могло.
   Но Абиварда слова брата не ободрили, а заставили призадуматься.
   - Беда как раз в том, что хуже вполне могло быть: например, если бы все степные племена перешли Дегирд и попытались навсегда отнять наши земли. После гибели Пероза, Царя Царей, все боялись этого пуще огня. Падающий в ров гордый львиный штандарт - эта кошмарная картина будет стоять перед глазами Абиварда до конца его дней.
   - Может, и так, - сказал Фрада. - Но как оно есть - тоже достаточно скверно. К тому же эти мелкие стычки обескровят нас.
   - Да, - согласился Абивард. Рядом со степняками лежали и трое его воинов один неподвижно, а двое метались и кричали о своей боли равнодушным небесам.
   "Может, они поправятся, - подумал Абивард. - А может, и нет". Он сложил ладонь в кулак и стукнул себя по бедру. - Брат мой, хотел бы я знать, как обстоят дела в других частях царства. Что, к примеру, скажет Охос, если я напишу ему и задам этот вопрос?
   - А он читать-то умеет? - полюбопытствовал Фрада.
   - Не знаю, - признался Абивард. Но тут же просиял:
   - Я же могу спросить у Рошнани. Кстати, она не отстает от меня, чтобы я научил ее читать и писать.
   Наверное, моя переписка с Динак убедила ее, что я не против, чтобы женщины учились таким делам.
   - А ты ее учишь? - Голос Фрады звучал так, словно Абивард говорил не о грамотности, а о каком-то экзотическом и не вполне приличном занятии.
   Абивард тем не менее кивнул:
   - Да, и похоже, у нее есть к этому наклонности. Уверен, что отец поступил бы точно так же; в конце концов, разрешил же он Динак учиться.
   - Да, разрешил, - задумчиво подтвердил Фрада и тоже кивнул. Поступки Годарса были для него примером даже в большей степени, чем для Абиварда.
   Видя, что противник не рвется отдать себя на заклание, хаморы ускакали на север. Макуранцы выехали на поле, прикончили раненых хаморов, затабунили степных лошадок и, как смогли, собрали разбредшееся стадо. Покончив с этим, перевязав своих раненых, наложив на их раны лубки и накрепко приторочив пострадавших седоков к коням, они направились в крепость. Стычка с хаморами по всем формальным признакам могла считаться победной. Но Абивард потерял в ней одного человека, а может, и троих, и сомневался, что сегодняшний бой удержит хаморов в другой раз от нападения на его земли. Он не мешал своим воинам праздновать победу, но сам не чувствовал себя победителем.
   - О да, брат мой владеет грамотой, по крайней мере, он ей обучался, сказала Рошнани. - Насколько он ею пользовался с тех пор, как учитель покинул крепость, сказать не могу.
   - Узнать можно только одним путем, - сказал Абивард. - Я напишу ему, а потом посмотрим, что за ответ мы получим. На всякий случай я велю гонцу выучить мое послание наизусть, чтобы точно знать, что Охос его понял. И еще я напишу Птардаку. Я знаю, что он умеет читать, ведь Динак написала мне, что он был очень удивлен, узнав, что и она тоже знает буквы.
   - Ты будешь писать письма здесь, в спальне? - спросила Рошнани. - Я хочу посмотреть, как ты будешь выписывать каждое слово, и попробую определить, что они означают.
   - Перо и чернильница у меня здесь есть. Посмотрим, не найдется ли пары кусочков пергамента. - Абивард держал чернильницу и тростниковое перо в ящике небольшого шкафчика возле кровати, вместе с ножами, несколькими монетками, полосками кожи и другими мелочами. По крайней мере раз в день ему приходилось рыться в этом ящике - ведь невозможно предугадать, когда что-нибудь более всего похожее на хлам окажется вдруг очень нужным.
   Он удовлетворенно хмыкнул, наткнувшись на кусок пергамента величиной с ладонь. Одним из ножичков он аккуратно разрезал его пополам. Каждого из двух кусочков было более чем достаточно для тех записок, которые он намеревался послать.
   Он вынул пробку из чернильницы и положил ее на шкафчик. Туда же он положил первый кусочек пергамента, потом обмакнул перо в чернильницу, склонился и начал писать. Рошнани присела на кровать рядом с ним, так близко, что грудь ее оказалась прижатой к его боку. Это было приятно, но он старался не отвлекаться.
   "Потехе час, - сказал он себе. - А делу время".
   Поскольку он не знал, хорошо ли умеет читать Охос, и поскольку Рошнани только начала изучать буквы, он старался писать особенно четко и разборчиво, хотя обычно из-под его пера выходили сущие каракули.
   - Охос? - воскликнула Рошнани. - Ты только что написал имя моего брата. Через минуту она добавила:
   - А вот и твое имя! - От радости она чуть не прыгала.
   - Оба раза правильно, - сказал он, свободной рукой обнимая ее за талию.
   Она прижалась к нему еще теснее, запах ее волос заполнил его ноздри. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы думать о письме. Закончив, он подождал, когда высохнут чернила, и вручил письмо ей:
   - Сумеешь прочесть?
   Она сумела, слово за словом, медленнее, чем он писал. Она вся взмокла от усилий, но была чрезвычайно горда собой.
   - Я все поняла, - сказала она. - Ты хочешь знать, сколько Смердис отобрал у Охоса на дань хоморам и сильно ли они докучали его наделу после этого.
   - Совершенно верно. Ты делаешь успехи, - сказал Абивард. - Я горжусь тобой.
   В доказательство этого он обнял ее обеими руками и поцеловал. Случайно или же умышленно ("По чьему умыслу?" - задумался он потом) она не удержалась и повалилась на кровать. Письмо Птардаку было написано значительно позже, чем рассчитывал Абивард.
   И это письмо Рошнани прочитала вслух. Абивард обратил на ее чтение меньше внимания, чем мог бы, - оба не стали обременять себя одеванием, и все мысли его были об одном: не худо бы повторить. Однако Рошнани, хоть и обнаженная, всецело сосредоточилась на своем занятии. Она сказала:
   - Если не считать имен, ты написал в этом письме то же самое, что и в письме к Охосу. Почему ты это сделал?
   - А? - спросил он.
   Рошнани сердито фыркнула и повторила вопрос.
   Он немного подумал и ответил:
   - Мне письмо тоже дается не так уж легко. Если одни и те же слова могут послужить мне дважды, нет нужды придумывать новые.
   Она не спеша, в обычной своей манере обдумала его слова.
   - Пожалуй, ты правильно поступил, - наконец сказала она. - Вряд ли Охос и Птардак будут сравнивать эти письма и обнаружат, что ты оказался не вполне оригинален.
   - Оригинален? - Абивард закатил глаза. - Если бы я знал, когда учил тебя буквам, что ты станешь наводить критику, я не стал бы этого делать. - Она возмущенно фыркнула. Он сказал:
   - И я знаю еще одну вещь, которая во второй раз ничуть не хуже, чем в первый, даже если и делается без всяких изменений.
   Рошнани все так же стыдливо опускала глазки, как и в первый день своего пребывания в крепости Век-Руд, но теперь уже в этом было больше игры, нежели стыдливости.
   - И что же это за вещь? - спросила она, будто они не лежали обнаженные на большой кровати.
   Наконец письма были запечатаны и отправлены. Ответ от Охоса пришел спустя чуть больше недели. "Дихгану Абиварду дихган Охос, зять его, шлет поклон", прочел Абивард. Сначала через его плечо заглядывал Фрада, а потом, когда он перечитывал письмо в спальне, - Рошнани. Ей он сказал:
   - Видишь? Все-таки пишет он неплохо. Почерк у Охоса был квадратный, старательный, может быть, не очень отработанный, но четкий.
   - Читай дальше. Что он пишет? - спросила Рошнани.
   - "Да, дорогой зять, нас тоже ограбили - и люди Смердиса, и кочевники.
   Первым мы отдали пять тысяч аркетов, а вторым проиграли коров и овец, коней и людей. Мы тоже нанесли кочевникам урон, но какая от этого польза убрать одну песчинку, когда ветер гонит на нас всю пустыню? Но мы сражаемся, как можем. И тебе дай Господь победы в твоей войне".
   - Это все? - спросила Рошнани, когда он остановился перевести дух.
   - Нет, есть еще, - сказал он. - "Передай моей сестре, а твоей жене, что брат ее часто думает о ней". Рошнани улыбнулась:
   - Я напишу ему ответное письмо. То-то он удивится, правда?
   - Не сомневаюсь, - сказал Абивард. Он подумал, только ли удивится Охос, или еще и возмутится? Что ж, если возмутится, дело его. Ведь Абивард же не разрешает своим женщинам разгуливать, где им вздумается, как какой-нибудь видессиец, и вообще не позволяет им ничего действительно заслуживающего осуждения.
   Ответа от Птардака пришлось дожидаться дольше. Письму к мужу Динак не только пришлось проделать более долгий путь, чем письму, к Охосу, но Птардак явно не поспешил с ответом. Прошел почти месяц, прежде чем к крепости подъехал гонец из Налгис-Крага.
   За проделанный путь Абивард дал ему половину аркета. До битвы в степях он мог бы вообще этого не делать, но теперь любая поездка в одиночку была опасна.
   Уж кто-кто, а Абивард прекрасно знал это. Да и большими вооруженными отрядами разъезжать было небезопасно.
   Он открыл кожаный футляр для писем и развернул пергамент, на котором Птардак написал свой ответ. После традиционного любезного обращения в письме его зятя содержалась лишь одна фраза: "Я во всем верен Смердису, Царю Царей".
   - А кто ж в этом сомневался? - спросил Абивард вслух, словно Птардак был рядом и мог слышать его.
   - Повелитель? - произнес озадаченный гонец.
   - Это я так, о своем. - Абивард почесал в затылке. С чего это вдруг зятек решил, что он его подозревает?
   Глава 5
   Вот это другое дело, - сказал Абивард усталому всаднику, буквально вывалившемуся из седла во дворе крепости Век-Руд. - Почти месяц ни одного письма из Налгис-Крага, а теперь два за одну неделю.
   - Счастлив порадовать тебя, повелитель, - сказал гонец. Вместо кафтана он был одет в кожаные штаны и куртку из овчины; зима еще не настала, но в воздухе чувствовалось ее приближение. Гонец продолжил:
   - Это от госпожи твоей сестры.
   Так, во всяком случае, сказала мне служанка, передавшая письмо. Сам я не читал его, поскольку оно попало в мой футляр уже запечатанным.