- Но с каждым месяцем все меньше. Во всяком случае, я к этому стремился.
   - Да, к этому стоит стремиться, - согласился Абивард.
   Он посмотрел поверх парапета на север, на реку Век-Руд. Орошаемые ганатами поля придавали земле. примыкающей к реке, вид золотисто-зеленого ковра; за рекой в кустарнике паслись стада. Абивард глубоко вздохнул.
   - Ты что? - спросил Фрада.
   - Два года назад я стоял на этом самом месте и смотрел на реку, а отец поднялся на стену и сказал, что видессийцы раздают золото хаморам, чтобы склонить их к войне с нами, - сказал Абивард. - А дальше было все, что было.
   - И мир стал другим, - сказал Фрада.
   - Определенно. Я не рассчитывал стать дихганом по меньшей мере еще лет двадцать. Как и Охос, да, кстати, и Птардак, - сказал Абивард. - Шарбараз тоже не скоро рассчитывал стать Царем Царей, а Смердис, надо думать, и вовсе не рассчитывал.
   Фрада тоже оглядел надел.
   - Господа приходят и уходят, - сказал он. - А земля остается вовеки.
   - И снова правда, - сказал Абивард. - Благодарю Господа, что кочевники ограничились охотой за нашими стадами и не старались всерьез уничтожить наши пахотные земли. Починка разрушенных ганатов - дело не одного года.
   - У нас было с ними несколько мелких стычек в прошлом году на краю орошаемых земель. Они захотели попасти своих овечек в нашей пшенице и бобах, сказал Фрада. - Но когда обнаружили, что у нас осталось достаточно воинов, чтобы сильно затруднить им это дело, они прекратили лазать к нам, слава Господу и Четырем. - Он утер лоб. - Я соврал бы, если бы сказал, что не переживал из-за этого. Какое-то время я даже боялся, что, когда ты вернешься, у тебя вообще не останется надела.
   - Это ничего, - сказал Абивард. - Какое-то время мне казалось, что я вовсе не вернусь. Смердис держал нас за горло - вытеснил из Страны Тысячи Городов за Тубтуб, в пустыню... Если бы не Рошнани, мы бы все там передохли.
   Фрада покосился вниз, на Рошнани, которая беседовала с кожевенником. Он все еще боялся задерживать на ней взгляд дольше чем на мгновение, и глаза его скользили от нее в сторону и обратно. При всем том он сказал:
   - Что ж, учитывая ее заслуги, может, она и заслужила право ходить где захочет.
   Поскольку эти слова фактически означали согласие брата, Абивард радостно хлопнул Фраду по спине.
   - Благодарю тебя, - сказал он. - Не забывай, что я и сам к этому еще не привык. Думаю, что со временем нам, да и Рошнани, будет попроще. Видессийцы позволяют своим женщинам ходить куда угодно, да и наши простолюдины тоже. Вряд ли мы провалимся в Бездну, если последуем их примеру.
   - Других-то своих жен ты не выпустил, как я погляжу, - заметил Фрада.
   - Выпустил бы, если бы Кишмара и Оннофора не раздвигали ноги, пока меня не было, - раздраженно ответил Абивард. - Обрати внимание, обе забеременели, когда вроде бы сидели под замком на женской половине. Большего они бы вряд ли добились, даже торгуя собой на рыночной площади в деревне Но сделать подарок другим женам сразу после такого позора - это уж слишком.
   - А как насчет сводных сестер? - спросил Фрада.
   - Что-то сегодня тебя потянуло на каверзные вопросы, - сказал Абивард, немного подумал и вздохнул:
   - Пожалуй, их я выпускать не стану, по крайней мере, не сразу. Если люди будут знать, что они свободно разгуливают вне женской половины, это не прибавит им шансов на хороший брак.
   - Вот это разумно, - сказал Фрада. - Надо отдать тебе должное - ты видишь все рытвины и ухабы на дорожке, по которой идешь.
   Братья рассмеялись. Абивард сказал:
   - Господи, как же мне тебя недоставало! Шарбараз. Царь Царей, замечательный человек и прекрасный друг, но шутить с ним - себе дороже.
   - Приятно сознавать, что хоть на что-то годишься, - сказал Фрада. - Если здесь все нормально, а судя но всему, так оно и есть, не спуститься ли нам проведать Ганзака, узнать, как продвигается работа над доспехами? Если он работает так же усердно, как и прежде, то вскоре мы сможем снарядить внушительный отряд копейщиков - Его улыбка сделалась хищной. - Все соседние дихганы будут нас бояться.
   - Есть вещи и пострашнее, - сказал Абивард. - Ну, пошли?
   Они вместе спустились со стены и поспешили через дворик в кузницу Ганзака.
   Зимой она была желанным убежищем от холода. Сегодня, когда до осени было еще далеко, пот выступил на челе Абиварда, как только он вошел в помещение, наполненное жаром огня.
   Ганзак работал голым по пояс. Его лоб и широкая волосатая грудь были мокры от пота. Запах пота наполнял кузницу, смешиваясь с дымом горящих поленьев и почти кровавым запахом горячего железа. Когда Фрада и Абивард вошли, Ганзак трудился не над доспехами, а над лезвием меча. Играя мощными мышцами, он опустил молот на железный брусок, который щипцами прижимал к наковальне. Металл ударил о металл. Посыпались искры.
   Кузнец погрузил будущее лезвие в бочонок, стоящий возле наковальни.
   Послышался такой звук, будто шипел громадный ядовитый змей. Ганзак вынул лезвие из закаляющей ванны, критически осмотрел его и отложил в сторону. Потом с лязгом положил щипцы на наковальню.
   - Дай тебе Господь доброго дня, повелитель, - сказал он, кивая Абиварду.
   - И тебе того же, - ответил Абивард, после чего выпалил:
   - Как ты переносишь такую жару?
   Ганзак откинул голову назад и расхохотался - громко и от души.
   - Повелитель, кузница - это мой дом. Когда я выхожу отсюда, иногда мне кажется, что я вот-вот задрожу от холода, до того привык к здешнему жару.
   Абивард и Фрада переглянулись. Фрада сказал:
   - Я вот что думаю: надо бы тебе спуститься о деревню, пусть Таншар или кто-нибудь из старух приготовит тебе лекарство, а то ты явно нездоров.
   Кузнец снова расхохотался. Добрый нрав никогда не изменял ему, что, учитывая его габариты и силу, было весьма удачно. Он потянулся; движение его литых мускулов под блестящей кожей напоминало движение мускулов под шкурой льва.
   - Я кажусь тебе больным? - спросил он.
   - Нет-нет, - поспешно ответил Фрада. Сколь бы добродушным ни был Ганзак, только глупец взялся бы спорить с ним.
   Абивард сказал:
   - Мы зашли посмотреть, как продвигаются дела с доспехами, которые так нужны наделу.
   - Думаю закончить восьмой прибор к новолунию, - ответил кузнец. - Это, как ты понимаешь, доспехи и для всадника, и для коня. Тогда у нас будет на два прибора больше, чем было, когда Пероз, Царь Царей, повел войско в Пардрайю.
   Шлемов и щитов тоже больше, чем тогда, и еще многие заказывают кольчуги. Это, конечно, не полные доспехи, спорить не стану, но всяко лучше, чем кожа, пропитанная растопленным воском.
   - Если я не ошибаюсь, я знаю, откуда к ним пришла эта мысль, - сказал Абивард. - Заказывают те, кто ходил воевать за Шарбараза, Царя Царей?
   Ганзак нахмурил лоб:
   - Да, повелитель, они, как это я раньше не сообразил? А ты как догадался?
   - Прежде чем Абивард успел ответить, кузнец щелкнул пальцами:
   - Стоп! Я понял.
   Думаешь, они у видессийцев подглядели?
   - Не сомневаюсь, - сказал Абивард. - Видессийских доспехов достаточно, чтобы взять верх над нашими конными стрелками и даже оказать сопротивление нашим копейщикам, и при этом они намного подвижней тяжелой кавалерии. Мне уже тогда подумалось, что в их экипировке есть свои достоинства. Как выясняется, не мне одному.
   - М-м... не стану с тобой спорить, - сказал Ганзак. - Оказывается, они не только гады, как я раньше думал, есть в них и хорошее. Я думал, что видессийцы - это только золото и обман, а силы и смелости в них нет, а они оказались не такими. - Он зашевелил челюстью, будто жевал что-то не особо приятное. - Но думаю, меня бы больше устроило, если бы они были такими, как гласит молва.
   Тогда они были бы менее опасными, по-моему.
   - Думаю, ты прав, - сказал Абивард. Ганзак все понял очень четко. Он, вне всякого сомнения, превосходный кузнец. А вот какой бы из него получился дихган, доведись ему родиться в благородном семействе? Скорее всего, очень даже неплохой. Да, стране нужны хорошие кузнецы, но хорошие правители ей тоже нужны.
   Абивард вспомнил слова Таншара о том, сколько теряет царство от того, что многим так и не удается проявить свои способности.
   Фрада был крайне расстроен, буквально лопнуть готов:
   - Все только и твердят, что о видессийцах: мол, они такие, они сякие! воскликнул он. - А вот я даже на тысячу фарсангов не приближался ни к одному видессийцу!
   - Не принимай близко к сердцу, братец, - сказал Абивард. - Скоро и тебе представится случай помериться с ними силами.
   - Когда? - спросил Фрада. - Когда стану старым и седым, как Смердис? Тогда я против них ни на что не сгожусь. Ведь если Шарбараз, Царь Царей, в такой дружбе с Автократором Ликинием, то у нас с ними будет мир на целое поколение. Он говорил об этом так, будто ничего хуже быть не могло. Но с другой стороны, он ведь еще не был на войне.
   - Вряд ли тебе придется ждать так долго, - сказал Абивард. - Шарбараз, Царь Царей, - человек чести, он никогда не начнет войну с Ликинием без серьезного повода. Но Ликиний вполне может дать такой повод. Не забывай, за свою помощь в войне он оттяпал от нас хороший кусок Васпуракана. Он из всего старается извлечь наибольшую выгоду. Однажды он перестарается, и тогда придет твой час.
   Фрада согнул руку, словно пристраивая копье в локтевом изгибе:
   - Скорее бы!
   Абивард, глядя на него, засмеялся:
   - Я сказал "однажды", братец, не "завтра" и даже не "через год".
   - Я слышал тебя, - ответил Фрада. - Слышал, но не слушал.
   Глава 13
   Прошлую зиму Абивард провел в изгнании, в холодном Серрхизе, городе Видессийской империи. Позапрошлая зима была полна возбуждения и лихорадочных приготовлений к мятежу Шарбараз был тогда беглецом, а Смердис держал в руках большую часть Макурана.
   Эта зима была не такова. Она проходила не в той полуспячке, которую Абивард изведал в детстве и юности. Теперь он, а не Годарс был дихганом и нес на своих плечах ответственность за улаживание всяких раздоров в наделе и за то, чтобы запасов хватило до весны. Но урожай собрали хороший - лучше, чем он рассчитывал, - и в закромах было достаточно зерна, орехов и фруктов, чтобы надел жил сыто до возвращения теплых дней.
   У него впервые за последние два с половиной года появилась возможность немного расслабиться. И эту возможность он использовал вовсю: спал длинные зимние ночи напролет, пил горячее вино со специями, борясь с морозными метелями и ледяным ветром, и отъедался, благо не было надобности экономить припасы. Ему даже пришлось проделать дополнительную дырочку на ремне, поближе к концу.
   Кое-что росло даже и в эту гнусную погоду. Живот Рошнани набухал, и она смотрела на это со смешанной гордостью и иронией. На последних стадиях беременности у нее начинали пухнуть лодыжки, если она оставалась на ногах продолжительное время. Из-за этого, к ее большому неудовольствию, пришлось ограничить ее выходы с женской половины.
   Абивард продолжал вызывать Рошнани в свою постель, даже когда она совсем округлилась. Это вызывало недовольство других жен. Одна из них пожаловалась:
   - Почему ты не вызываешь меня чаще? Разве я не красивее ее?
   - Если тебе приходится задавать такой вопрос, значит, нет, - ответил Абивард, - потому что, когда такие слова сходят с твоих губ, ты становишься очень некрасивой.
   Женщина в полном недоумении посмотрела на него:
   - Я не понимаю.
   - Знаю, - со вздохом ответил он. - И в этом часть наших с тобой трудностей.
   Постепенно он начал выпускать и других своих жен погулять вне женской половины. Он по-прежнему не был уверен, что поступает правильно, но другого выхода не видел. Но прежде чем разрешить женам гулять по крепости, он предложил такую вольность матери. Барзоя, как и прежде, наотрез отказалась. Он ожидал этого, и все же ее отказ опечалил его. Другие открывали для себя новые пути, но ее дорожка в жизни оставалась неизменной.
   - Что же нам с ней делать? - спросил он Рошнани холодной ночью, когда они лежали в обнимку в его кровати - как ради ласки, так и ради тепла. - Если другие будут выходить, видеть то, чего не видит она, делать то, чего она не делает, ей будет трудно оставаться хозяйкой на женской половине.
   - Скорее всего, она ею не останется, - ответила Рошнани. - Главенство перейдет к другой. - Поскольку она сама была главной женой дихгана, под этой "другой" она, разумеется, подразумевала себя, но, верная себе, и здесь постаралась держаться в тени.
   И конечно, она была права. Абивард понял, что рано или поздно, но перемена неизбежна. В конце концов, Барзоя была лишь вдовой бывшего дихгана. Но она была и непререкаемой хозяйкой над всем женским населением крепости задолго до рождения Абиварда. Мысль о том, что теперь эта власть уходит из. ее рук, была равносильна землетрясению. Абивард озадаченно покачал головой.
   Рошнани увидела это движение и спросила:
   - Что с тобой?
   Абивард объяснил, а потом сказал:
   - Я думал обо всех переменах, которые произошли за последнее время, но вот эта застигла меня врасплох; может быть, поэтому она так огорчительна.
   - Но ты же сам сказал, что эта перемена происходит потому, что сама Барзоя отказывается меняться, - напомнила ему Рошнани. - А впереди еще много перемен.
   - Она взяла его руку и положила ее себе на живот. Над ее набухшим чревом туго натянулась кожа.
   Ребенок начал брыкаться и ворочаться, а потом ткнулся чем-то твердым и круглым в ладонь Абиварда.
   - Это головка! - с восторгом сказал он. - Определенно головка.
   Она положила рядом с его рукой свою.
   - Думаю, ты прав, - сказала она и тут же, словно волшебный остров, который может подняться из воды и сразу уйти обратно, головка уплыла от них: ребенок поменял положение.
   Абивард прижал Рошнани к себе. При этом ребенок энергично заворочался. Оба засмеялись.
   - Кто-то очень старается оказаться между нами, - сказал он.
   Рошнани посерьезнела.
   - Знаешь, а ведь так и будет какое-то время, - сказала она. - Мне нужно оправиться после родов, и ему не обойтись без меня, несмотря на нянек и служанок.
   - Я знаю, - сказал Абивард. - Надеюсь, все мы это переживем. Только вот очень любопытно, в кого из нас он пойдет. Если он окажется похож на твоего брата Охоса, по нему все девчонки сохнуть будут.
   - У меня нет никаких оснований жаловаться на внешность членов семьи по твоей линии, - сказала Рошнани, и Абивард снова обнял ее, а ребенок заелозил в животе. Впрочем, он, наверное, елозил бы и без супружеских объятий. Рошнани сказала:
   - А когда он родится, как мы назовем его?
   - Я хотел бы дать ему имя Вараз, в память о брате, погибшем на Пардрайянской равнине, - ответил Абивард. - Ты не против? Ты ведь тоже потеряла отца и братьев в степи.
   - Он родится в наделе Век-Руд и унаследует его, так что имя у него должно быть соответствующее, - после некоторых раздумий сказала Рошнани. - У нас будут другие дети, и в их именах мы сохраним память о моих родных... и о твоем отце.
   Я думала, что ты захочешь назвать его Годарсом. Почему ты решил иначе?
   - Потому что память о моем отце останется свежей еще долгие годы в сердцах и умах всех, кто знал его, - сказал Абивард. У него тоже была мысль назвать ребенка в память отца. - Он был дихганом, и хорошим дихганом, он оказал влияние на многие судьбы. В этом его память сохранится лучше, чем в имени ребенка. А Вараз погиб, не успев показать всем, на что способен в этой жизни. Он тоже заслуживает, чтобы о нем помнили, и наилучший способ добиться этого сохранить его имя.
   - Понятно. - Рошнани кивнула, касаясь его груди. - Ты так часто укорял меня в здравомыслии. О муж мой, должна сказать, что среди присутствующих не я одна страдаю этим недугом.
   - Укорял? Недугом? - Абивард фыркнул. - Ты говоришь так, будто здравомыслие - это что-то нехорошее. А по-моему, нехорошо в нем только то, что недостаточно много людей им наделены... В частности, приходят на ум некоторые мои бывшие жены, - прибавил он с некоторым злорадством.
   Но Рошнани не дала отвлечь себя этой колкостью.
   - Так это и есть самое плохое. Или нет? - спросила она и, по своему обыкновению, заставила Абиварда искать ответ в потемках.
   ***
   Зимнее солнцестояние пришло и ушло. В прошлом году, в Серрхизе, видессийцы отмечали этот день шумными, иногда излишне буйными торжествами. Здесь же оно прошло тихо, почти незаметно. С одной стороны, это было хорошо, привычно. С другой стороны, Абивард с тоской вспоминал о веселом видессийском празднике.
   Снежные бури накатывали с севера одна за другой; эти северные налетчики были не лучше хаморов, к тому же их атаки было не отразить. В бурях погибал скот, а иногда и пастухи; Абивард, как и все обитатели крепости и деревни под горой, опасался, что топлива, столь старательно собранного в теплое время года, не хватит до весны. Каждый порыв ледяного ветра, сотрясавший ставни в окне его опочивальни, лишь усиливал его опасения.
   Но в один день, когда, согласно календарю, приближалось весеннее равноденствие, хотя заснеженная земля наводила на мысль, что зима не кончится никогда, такие обыденные заботы, как топливо, моментально исчезли из его головы: с женской половины выбежала служанка и, закутавшись в толстую овчину, поспешила в деревню. Вскоре она вернулась с повитухой, седовласой женщиной по имени Фаригис.
   Абивард встретил повитуху во дворе, сразу за воротами. Она вежливо поклонилась ему и сказала:
   - Прошу прощения, повелитель, но мне не хотелось бы тратить время на пустые разговоры. Сейчас я нужнее твоей жене, чем тебе.
   - Разумеется, - сказал Абивард и шагнул в сторону, пропуская ее.
   Она прошла мимо не оглянувшись. Подол ее шубы волочился по земле. Абивард нисколько не обиделся. он был даже доволен: по его суждению, тот, кто ставил дело выше разговоров, скорее всего, знал свое дело хорошо.
   Он не пошел на женскую половину вслед за Фаригис. Во-первых, он подозревал, что она приказала бы попросту выставить его вон, а в таких случаях законом было ее слово, а не его. А во-вторых, роды были женской тайной, которая пугала его больше, чем любой копейщик в доспехах, с которым он сталкивался на войне. На этом поле брани он сражаться не мог.
   Он расхаживал по коридору возле своей опочивальни и бормотал:
   - Преподобная Шивини, если ты слышишь смиренную молитву мужа, помоги моей жене пережить испытание. - Произнеся это, он вновь принялся беспокойно расхаживать. Ему хотелось повторять молитву вновь и вновь, но он воздержался, боясь рассердить пророчицу назойливостью.
   Через некоторое время Фрада взял его за руку, отвел на кухню, усадил и поставил перед ним кружку с вином. Абивард механически выпил, почти не сознавая, что делает.
   - Что-то они очень долго там, - произнес он некоторое время спустя.
   - Так бывает, знаешь ли, - ответил Фрада, хотя знал об этом еще меньше Абиварда, что, учитывая степень невежества будущего отца, было крайне нелегко.
   Он взял у Абиварда пустую кружку, унес ее и через мгновение вернулся с полной, неся в другой руке такую же для себя.
   Всякий раз, когда на кухне появлялась служанка, Абивард вскакивал, то принимая ее за Фаригис, то ожидая услышать вести от повитухи. Но солнце село, и на крепость покрывалом опустилась тьма, и лишь тогда появилась Фаригис. Абивард вскочил на ноги. Улыбка на лице повитухи сказала все, что ему следовало знать, но он, запинаясь, выпалил:
   - Она?.. Ребенок?..
   - Оба в порядке. У тебя сын. Думаю, Таншар уже сказал тебе, что у тебя будет сын, - ответила Фаригис. - Крупный парнишка, орет оглушительно, и это хорошо. Но думаю, что твоя супруга будет другого мнения, когда он начнет будить ее среди ночи своим воем. Она говорит, что ты назвал его в память брата. Дай Господь твоему сыну долгой и счастливой жизни.
   - Можно повидаться с ней? - спросил он и тут же поправился:
   - С ними?
   - Да, хотя она очень устала, - сказала повитуха. - Не знаю, захочет ли она, чтобы ты побыл у нее подольше, а сейчас, повелитель, будет лучше, если желания твоей жены возобладают над твоими.
   - Желания моей жены преобладают чаще, чем ты думаешь, - сказал Абивард.
   Похоже, это не произвело на нее большого впечатления; у Абиварда возникло такое чувство, что она вообще не из впечатлительных.
   Однако сладкий звон серебряных аркетов, которыми он рассчитался с ней за ее труды, определенно вызвал ее полное одобрение и всецело завладел ее вниманием.
   - Поздравляем, повелитель! - Эти возгласы сопровождали его по всей крепости до самых дверей опочивальни и возобновились на женской половине в более высокой тональности.
   Он зашел в комнату Рошнани, и она подняла на него взгляд. Фаригис предупредила его, что она устала, но ее совершенно измученный вид потряс его.
   Ее от природы смуглая кожа была мертвенно-бледной. В комнате пахло потом, будто весь день она трудилась в поле.
   - Ты... ты здорова? - встревоженно спросил он. Уголки ее рта приподнялись.
   Это могло бы походить на улыбку, если бы было не так заметно, сколько усилий Рошнани в нее вложила.
   - Если бы я теперь могла проспать всю неделю, то потом была бы совсем здорова. Только я сомневаюсь, что Вараз даст мне такую возможность. - Она чуть подвинула укутанный в одеяло кулек, который обнимала левой рукой.
   - Дай мне взглянуть на него, - сказал Абивард, и Рошнани откинула уголок мягкого одеяльца с лица младенца.
   И вновь он испытал потрясение и опять постарался не показать этого. Больше всего Вараз походил на сморщенную красную обезьянку с нелепыми редкими волосенками, как у лысого старика. Глаза его были так плотно прикрыты, что все личико стянулось в гримасу. Он дышал часто, похрюкивая и время от времени беспричинно дергаясь.
   - Симпатичный мальчишка, - заявил Абивард. Так искренне лгать ему в жизни не доводилось.
   - А как же! - с гордостью подхватила Рошнани. Либо она тоже лгала, либо материнская любовь - или тяготы родов? - ослепили ее.
   Абивард решил, что второе вероятнее: чем дольше он смотрел на Вараза, тем симпатичнее выглядел младенец.
   - Можно подержать его? - спросил он, сглотнув от волнения. Он знал, как надо держать новорожденных щенят, но младенцы - особенно этот, его собственный ребенок - это нечто совсем другое.
   - Держи. - Рошнани протянула ему запакованного в одеяло Вараза. - Только не забудь положить свою руку под головку - сам он пока не умеет ее держать.
   - Он, бедняжка, в этом не виноват, - отозвался Абивард. - Голова у него покрупнее всего прочего. - Когда Рошнани передавала ему сына, Вараз зашевелился и, не просыпаясь, задрыгал ручками и ножками. Абивард старательно поддерживал головку. - Когда-то и я был такой маленький, и отец держал меня на руках. Разве такое возможно?
   - Если бы ты родился такого размера, как ты сейчас, твоя бедная мать была бы... нет, "огорчена" не то слово, - заметила Рошнани. - Нет уж, даже такую кроху родить - дело нелегкое.
   Абивард моргнул и рассмеялся:
   - Если ты уже можешь шутить, значит, поправишься скорее, чем думаешь.
   - Ох, хорошо бы. - Рошнани зевнула и сказала:
   - Положи его в колыбельку, будь добр. Я хочу проспать столько, сколько он мне позволит.
   Абивард уложил Вараза так, будто тот был сделан из самого хрупкого стекла.
   Младенец уголком рта задел одеяло, положенное в колыбель, и тут же зачмокал губами. Абивард поцеловал Рошнани и сказал:
   - Отдыхай. Надеюсь, он даст тебе такую возможность.
   - Я тоже надеюсь, - сказала Рошнани. - Но это зависит от него, не от меня.
   - Она вновь зевнула. - Я использую все возможности, которые он мне даст.
   Когда он направлялся в опочивальню в ночь сразу после возвращения в Век-Руд, выпив слишком много вина, ему казалось, что его ноги парят над землей.
   Сегодня он тоже пил вино, в тревоге дожидаясь, когда Рошнани произведет на свет Вараза, но был практически трезв. И тем не менее сегодня он парил гораздо выше. чем тогда.
   ***
   Зима уступила место весне как всегда неохотно и ворчливо. Вараз расцветал, как весенний цветок. Все восторженно ахали по поводу его роста, внешности, аппетита, с которым он сосал грудь. Он рано научился улыбаться. Он и до того покорил сердце Абиварда, но теперь отец был им сражен полностью.
   На полях появились первые ростки, когда пропыленный и покрытый грязью всадник поднялся к воротам крепости Век-Руд и попросил вызвать Абиварда.
   Стражники побежали за дихганом - ведь гонец прибыл от Шарбараза, Царя Царей.
   Когда Абивард вышел к гонцу, тот с поклоном сказал:
   - Повелитель, мне приказано передать тебе два сообщения. Первое - это то, что сестра твоя, госпожа Динак, еще до моего отправления сюда родила дочь, царевну Джарирэ. Когда я покидал Машиз, и она, и малышка были в добром здравии.
   - Спасибо за добрую весть, - сказал Абивард и вручил гонцу несколько аркетов. Он надеялся, что Динак не пришлось просить у Шарбараза прощения за то, что родила ему дочь. Сам он посчитал бы весть еще более доброй, если бы у Динак родился мальчик, но, раз роды прошли хорошо, такая возможность у нее будет и позже. - А второе сообщение Царя Царей?
   - Повелитель, оно может не обрадовать тебя. - Гонец в волнении облизал губы. - Шарбараз, Царь Царей, повелевает тебе прибыть в Машиз как можно скорее.
   - Что? - спросил Абивард. - А почему, он не сказал?
   - Не сказал, - ответил гонец. - Но приказ тебе передан. Осмелишься ли ты ослушаться Царя Царей?
   - Ни в коем случае, - мгновенно ответил Абивард. Он вдруг осознал, что положение зятя Шарбараза чревато не только благами, но и опасностями.
   Ослушавшись Царя Царей даже в мелочи, он рискует быть заподозренным в измене или чрезмерных амбициях - что, с точки зрения Шарбараза, почти равнозначно.
   Если какой-то неприметный дальний родственник мог претендовать на престол, что же говорить об отнюдь не столь неприметном зяте?