Страница:
Следить за Бадурием оказалось легче легкого; тому и в голову не приходило, что за ним наблюдают. Вскоре стало ясно, что жрец направляется к пристани. А следовательно, как только синерясник переправится через Бычий Брод, Петроний тут же узнает, что его будущая жертва осведомлена о заговоре.
И опять-таки, следовательно, времени у Криспа оставалось в обрез — не говоря уже о том, что его подозрения по поводу Гнатия полностью подтвердились. Хотя в данный момент это было неважно. Крисп тронул через рубашку амулет, подаренный Трокундом. Хотя колдун ведь предупреждал, что амулет, асфодель и сырая улитка — не совсем надежная защита от магии.
Крисп торопливо зашагал к Собору, решив попросить о молитвах первого же попавшегося жреца. Большинство синерясников были людьми порядочными; авось, ему случайно именно такой и попадется. Но тут в голову Криспа пришла идея получше. Его жизнь уже дважды пересекалась с жизнью игумена Пирра. А настоятель не только был человеком благочестивым — ему велели обращаться с Криспом как с собственным сыном! Крисп резко повернул, досадуя на себя за то, что не сразу вспомнил о Пирре. Монастырь святого Скирия… Где же это?.. Ага, вон в ту сторону! И Крисп поспешил к монастырю еще быстрее, чем Бадурий — к пристани.
Привратник пустил его не сразу:
— Братия только приступила к полдневным молитвам. Их нельзя прерывать ни в коем случае.
Крисп барабанил пальцами по стене, пока монахи наконец не начали высыпать из храма на монастырский двор. Привратник отступил, пропуская Криспа. Бритые головы и одинаковые рясы лишали монахов индивидуальных черт, однако долговязая и прямая фигура Пирра сразу бросалась в глаза.
— Святой отец! Игумен Пирр! — отчаянно воззвал Крисп, уверенный, что заклинание Петрониева мага в любую минуту может обратить его в прах. Задержка, вызванная молитвами жрецов, дала колдуну хорошую фору.
Пирр повернулся, скользнув взглядом по роскошной тунике Криспа, столь не похожей на его собственную шерстяную рясу. В глазах настоятеля вспыхнула презрительная насмешка. Потом он узнал Криспа. Выражение лица его переменилось — слегка.
— Давненько я тебя не видал, — проговорил игумен. — Я думал, праздная жизнь во дворце тебе больше по вкусу, нежели наша скромная обитель.
Крисп покраснел, поскольку в словах Пирра было достаточно много правды.
— Мне нужна ваша помощь, святой отец, — сказал он и умолк, ожидая ответной реакции настоятеля. Если Пирру охота лишь посмеяться над ним, нужно срочно искать себе другого жреца.
Но игумен посерьезнел. Он явно не забыл ту странную ночь, когда Крисп впервые забрел в монастырь святого Скирия.
— Фос велит нам помогать любому, кто хочет познать благодать, — медленно проговорил игумен. — Пойдем ко мне в кабинет; расскажешь, в чем у тебя нужда.
— Спасибо, святой отец, — выдохнул Крисп. Он последовал за настоятелем по узким сумрачным коридорам монастыря. Тем же путем он шел и в прошлый раз, но был тогда слишком погружен в свои мысли, чтобы замечать что-либо вокруг.
А вот кабинет он вспомнил. Аскетичный, суровый, как и сам Пирр, он выполнял свое предназначение, чураясь излишеств. Игумен махнул Криспу на деревянную табуретку, сам примостился на другую и вытянул вперед шею, точно бородатая хищная птица:
— Так чем я могу тебе помочь? Мне казалось, ты скорее обратишься за помощью к Гнатию — он с легкостью отпускает любые грехи.
«Да, зато с тобой дело иметь куда как нелегко», — подумал Крисп.
— Гнатий мне не помощник, потому что я нуждаюсь в защите от Севастократора Петрония, — ответил Крисп — и понял, что ему удалось завладеть вниманием игумена.
— Чем же ты заслужил немилость Петрония? — спросил Пирр. — Неужто ты пытался внушить императору, что ему лучше заняться государственными делами, нежели, с благословения собственного дядюшки, погрязать в праздности и распутстве?
— Чем-то в этом роде, — ответил Крисп; он ведь взаправду старался привлечь Анфима к управлению империей. — А теперь Севастократор, хотя и ушел в поход, пытается убить меня колдовскими чарами. Мне сказали, что молитвы жреца могут отвести злые силы. Будете вы молиться за меня, святой отец?
— Буду! Благим богом клянусь, буду! — Пирр, вскочив с табуретки, схватил Криспа за руку. — Пошли со мной к алтарю, Крисп, и вознесем молитву вместе!
Алтарь в монастырском храме, в отличие от Соборного алтаря, не мог похвалиться ни серебром, ни златом, ни слоновой костью, ни драгоценными каменьями. Он был из простого дерева — такой же неприхотливый, как и вся монастырская жизнь. Пирр с Криспом плюнули на пол перед алтарем в знак ритуального отречения от бога тьмы Скотоса, вечного Фосова соперника. Затем, воздев руки к небесам, они хором произнесли символ веры:
«Благословляем тебя, владыка благой и премудрый, заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать!»
Крисп молился про себя. Пирр, более привыкший к выражению мыслей вслух, продолжал говорить и тогда, когда символ веры был прочитан:
— Молю тебя, Фос, защити этого праведного молодого человека от зла, которое ему угрожает. Да выйдет он из этого испытания столь же нетронутым и чистым, каким прошел через испытание дворцовыми беззакониями. Я молюсь за него, как молился бы за родного сына.
Пирр мельком встретился глазами с Криспом. Да, игумен определенно не забыл ту первую ночь, когда Крисп пришел в монастырь.
— Ваша молитва спасет меня, святой отец? — спросил Крисп, как только жрец опустил руки..
— Все в воле Фоса, — ответил Пирр. — И все зависит от того, какое будущее тебе суждено, равно как и от того, не скрою, насколько сильное заклинание направлено против тебя. В конечном итоге воля Фоса, разумеется, победит, однако Скотос по-прежнему бесчинствует в мире. Я помолился — и буду молиться еще. Возможно, моих молитв вкупе с твоими защитными средствами будет довольно.
Пирр был не очень-то щедр на посулы, зато честен: он не хотел обещать того, чего выполнить не мог. В другое время Крисп оценил бы такую прямоту. Но сейчас, пожалуй, ему больше пошла бы на пользу утешительная ложь. Он поблагодарил настоятеля, опустил золотую монету в монастырскую копилку для бедных и пошел обратно в дворцовый комплекс.
* * *
Остаток дня он провел в томительном ожидании. Если колдун собирается нанести удар, то пускай бы уже нанес — и дело с концом. Терзания по поводу того, сумеет ли он отбить атаку, изматывали хуже любого удара.
Тем же вечером, когда он нес ужин Анфиму с Дарой, ожидания Криспа сбылись. И, как это часто бывает, он тут же пожалел о своем нетерпении. Опуская широкий серебряный поднос со своего плеча на стол, за которым сидел император с императрицей, Крисп внезапно почувствовал, как все его силы хлынули из тела вон, точно вино из кувшина. Поднос вдруг показался весом в несколько тонн — и, несмотря на отчаянные усилия Криспа, рухнул на пол.
Анфим с Дарой вздрогнули; императрица коротко вскрикнула.
— Это ты глупо придумал, Крисп, — сказал Автократор, тронув пальцем ноздрю. — Даже если еда приготовлена плохо, мог бы дать нам самим пошвыряться тарелками!
Крисп попытался ответить, но из горла вырвался лишь глухой хрип; язык одеревенел, не в силах шевельнуться во рту.
— Ты не заболел? — спросила Дара.
Ноги у Криспа подкосились, и он бесформенным кулем свалился прямо в месиво из остатков ужина.
К счастью, голова у него оказалась повернутой набок, что дало ему возможность дышать. Рухни Крисп лицом в разлитый суп или соус, он бы точно захлебнулся.
Он услышал, как Дара вскрикнула еще раз. Видеть он ее не видел; глаза глядели в другом направлении, и Крисп не мог их повернуть. Каждый вздох был целым сражением за воздух. Сердце с перебоями частило в груди.
Анфим склонился над ним и перевернул на спину. Дышать стало малость легче — но сколь благословенна была эта малость!
— В чем дело, Крисп? — воззрившись на него, спросил император. Привлеченные шумом упавшего подноса и криками Дары, в столовую сбежались слуги. — У него какой-то припадок, у бедняжки, — пояснил им Анфим.
— Нужно отнести его в постель, — сказал Барсим. — Давай, Тировизий, помоги мне вытянуть его из этой дряни. — Оба евнуха, кряхтя, выволокли Криспа из кучи разбросанной еды. Барсим прищелкнул языком. — Вообще-то не мешало бы его помыть, прежде чем укладывать в кровать. Вытащим его пока что в коридор. — И они потащили Криспа от стола, словно мешок с чечевицей.
— Погоди-ка минутку, — сказал Тировизий. Барсим помог Криспу поудобнее устроиться на мраморном полу. Тировизий вернулся в столовую. — Прошу прощения за причиненные неудобства, ваши величества! Я немедленно пришлю кого-нибудь прибрать здесь и принести вам новый ужин.
Будь он в состоянии, Крисп бы хихикнул. «Ах, простите, ваши величества, что вестиарий превратился в кучу дерьма прямо на ваших глазах! Сейчас вам доставят новый ужин, так что ни о чем не беспокойтесь!» Хотя, с другой стороны, Крисп и сам бы на месте Тировизия вел себя не лучше. Так уж устроена жизнь во дворцах.
— Ты слышишь меня, Крисп? Ты меня понимаешь? — спросил Барсим. Но Крисп, хотя он и слышал, и понимал, ответить не мог. Он только и мог, что глядеть на Барсима. Гладкое лицо евнуха задумчиво вытянулось. — Если ты понимаешь, можешь моргнуть?
Усилий это потребовало не меньше, чем попытка поднять камень в человеческий рост, однако Крисп умудрился сомкнуть веки. Мир пугающе потемнел. Пытаясь снова открыть глаза, Крисп облился потом. В конце концов ему удалось. Он чувствовал себя таким усталым, как будто убрал сотню урожаев за раз.
— Стало быть, мозги у него в порядке, — промолвил Тировизий.
— Да. — Барсим положил прохладную ладонь Криспу па лоб. — Жара вроде бы нет. Скорее всего, если будет на то воля благого бога, заразы можно не опасаться. — Постельничий расстегнул тунику Криспа и вытащил его руки, неживые, как у тряпичной куклы. — Принеси воду и полотенце, Тировизий, будь так любезен. Мы его умоем, уложим в кроватку — глядишь, и полегчает.
— Конечно. А что еще мы можем сделать? — Тировизий зашаркал сандалиями по коридору.
Барсим присел на корточки, изучая Криспа. Глядя в свой черед на евнуха, Крисп думал о том, насколько он беспомощен. Любая запавшая в душу Барсима обида, малейшее недовольство тем, что евнуху предпочли полноценного мужчину, — и магия Петрония победит, даром что она не убила жертву сразу.
Тировизий, вернувшись, поставил рядом с Криспом ведро. Не говоря больше ни слова, евнухи приступили к работе. Вода была холодной. Крисп задрожал мелкой дрожью. Судя по всему, бессознательные реакции организма остались нетронутыми. Зато чтобы моргнуть разок, ему пришлось напрячь все силы; Крисп не сумел бы сейчас шевельнуть пальцем даже ради спасения своей души изо льдов Скотоса.
Евнухи потащили его по коридору в бывшую Скомброву спальню.
— Раз, два… — сказал Барсим.
На счет «три» они с Тировизием подняли Криспа и уложили в постель.
Крисп уставился в потолок; впрочем, ничего другого ему не оставалось. Если заклинание Севастократора настолько выбило его из колеи при всех амулетах и молитвах, подумал Крисп, что было бы, не будь он предупрежден? Наверное, то же самое, что бывает с быком, когда его стукнут молотком между глаз на бойне. Он упал бы замертво, вот и все.
Барсим вернулся чуть позже с широким и плоским судном и осторожно подсунул его под Крисповы ягодицы.
— Ты же не хочешь испачкать простыню, — заметил он.
Крисп попытался изобразить на лице благодарность. Об этом он как-то не задумывался. Как выяснилось, он не задумывался о многих вещах, неизбежных для лежачего больного. В течение томительно долгого лета и такой же бесконечной осени Крисп изучил их все до тонкостей.
Дворцовые евнухи поддерживали в нем жизнь. Ухаживать за членами императорской семьи любого возраста было для них делом привычным. Порой они обращались с Криспом как с дитем, порой — как с выжившим из ума старикашкой. Ланкин держал его в сидячем положении, пока Барсим массировал ему горло, чтобы заставить проглотить ложечку бульона. Криеп исхудал, как скелет.
Доктора щупали его, и тыкали пальцами, и уходили, качая головами. Анфим приказал, чтобы больного осмотрел жрец-целитель. Жрец впал в транс, но, очнувшись, смущенно признал свое поражение.
— Простите, ваше величество, однако болезнь его не имеет причины, которую мог бы исцелить мой дар, — сказал он Автократору.
Было это спустя несколько дней после того, как Криспа хватил удар. Первые дни Анфим практически не отходил от него, постоянно давая евнухам ценные указания, как лучше ухаживать за Криспом. Некоторые из указаний были и вправду ценными; так, например, он велел евнухам переворачивать больного с боку на бок, чтобы не образовались пролежни. Но, видя, что Крисп не обнаруживает готовности вскочить на ноги и продолжать как ни в чем не бывало выполнять свои обязанности, император вскоре потерял к нему интерес и стал навещать все реже и реже.
Хотя вскочить на ноги Крисп действительно не мог, однако мало-помалу начал поправляться. Не вернись к нему силы, пусть даже медленно, пусть даже по капле, он наверняка бы помер либо от голода, либо от отека легких. Выздоровление шло настолько вяло, что Крисп поначалу не замечал его признаков: кто же, скажите на милость, обращает внимание на способность моргнуть или кашлянуть? И все же после этих незаметных успехов он научился глотать, а потом и жевать мягкую пищу.
Говорить он по-прежнему не мог. Это требовало от мускулов слишком уж изощренных усилий. Крисп радовался и тому, что заново научился улыбаться и хмуриться. Младенцы тоже не знают иных способов, чтобы выразить свое настроение.
Крисп особенно ценил вернувшуюся способность к мимике, когда его навещала Дара. Она нечасто заглядывала в его спальню — во всяком случае, гораздо реже Анфима. Но если Анфиму посещения быстро надоели, то Дара продолжала приходить и позже.
Порой, взяв у евнуха чашку и ложку, она усаживала Криспа и кормила его. У Барсима, Тировизия, Ланкина и прочих постельничих это выходило куда более ловко, но Крисп все равно был растроган. Евнухи заботились о нем по обязанности; Дара — исключительно по собственному желанию. Улыбка позволила ему выразить ей свою благодарность.
Хотя Крисп и не мог ей ответить. Дара с ним разговаривала. Рассказывала дворцовые сплетни, делилась понемножку новостями из большого мира. Петроний, как выяснилось, продвигался к захваченному макуранцами Васпуракану, однако продвигался медленно. Молниеносный поход на Машиз оказался несбыточной мечтой. Кое-кто из генералов начал ворчать. Одного из них, некоего Маммиана, Петроний даже отправил в тыл, назначив наместником западного побережья — провинции богатой, но такой мирной, что для настоящего вояки это было хуже смерти.
Сгинул бы Петроний в своем походе, Крисп слезинки бы не проронил — напротив, если бы состояние позволяло, заплясал бы по комнате. О Мавре не было ни слуху, ни духу, но Крисп надеялся, что с ним все в порядке.
Куда меньше понравилось Криспу то, что план Петрония насчет Кубрата удался в точности как предсказывал Севастократор. Наемники Арваша Черного Плаща, напав на кубратов с севера, удержали их от масштабных набегов на империю.
— Говорят, Маломир может даже потерять свой трон, — сказала Дара Криспу как-то теплым летним вечером. Желая услышать побольше, он округлил глаза, словно бы говоря: я весь внимание. Но Дара, вместо того чтобы продолжать рассказ о кубратах, выглянула в коридор. — Тихо сегодня, — проронила она. В глазах ее вспыхнула ярость и боль — то самое сочетание, которое Криспу доводилось видеть и раньше. — Само собой, тихо! Анфим загулял уже с полудня, и одному благому богу известно, когда он соизволит вернуться. А придворные, естественно, тоже не упустили шанса поразвлечься.
Смех императрицы был полон горькой самоиронии.
— А мне даже это недоступно, пока ты в таком состоянии, Крисп! Я соскучилась по тебе больше, чем сама ожидала. Хотел бы ты, если б мы могли… — И Дара хриплым шепотом поведала о своих желаниях. То ли воображение у нее было необузданное, то ли она слишком долго об этом думала, но Крисп почувствовал, как в нем поднимается жар, не связанный с погодой. Поднялось и еще кое-что; функции организма, не управляемые сознанием, хуже всего поддавались действию Петрониевой магии.
Дара увидела, что натворили ее речи. Оглянувшись мельком на дверь, она протянула руку и погладила его через одеяло.
— Грех упускать такой момент! — сказала она и выбежала из комнаты.
Вернувшись, Дара погасила светильники. Снова вышла, огляделась по сторонам и кивнула.
— Достаточно темно, — услышал Крисп ее голос. Она подошла к кровати и откинула одеяло. — Дверь в мою спальню заперта, — шепнула она Криспу. — Все подумают, что я там. А твою кровать из коридора не видно. Поэтому, если мы будем вести себя тихо…
Она скинула шаровары, но платье снимать не стала, а просто задрала, чтобы сесть верхом на Криспа. Двигалась она медленно, чтобы не скрипела кровать. Но Крисп все равно чувствовал, что взорвется раньше, чем успеет удовлетворить ее. И ничего тут не поделаешь, блаженно думал он, чувствуя приближение экстаза.
Неожиданно Дара застыла, ахнув, но не от страсти. Крисп услыхал шлепанье чьих-то сандалий по коридору. Мимо двери прошел Тировизий. Дара начала была слезать с Криспа, но от ее движения скрипнул каркас кровати. Императрица снова застыла. Крисп не мог пошевельнуться, но плоть его съежилась в ее лоне, ибо страх пересилил желание.
Евнух продолжил свой путь, даже не оглянувшись. Дара с Криспом подождали, пока он не вернулся, похрустывая яблоком. И опять евнух не обратил никакого внимания на темный дверной проем. Звуки шагов и чавканья постепенно стихли.
Когда тишина стала полной, Дара слезла с кровати и укрыла Криспа. Он услышал шорох льняных шаровар, которые она натягивала на ноги.
— Прости, — прошептала она. — Это была глупая затея.
И выбежала, но на сей раз не вернулась.
Плоть у Криспа снова встала — слишком поздно, и он ничего не мог с ней поделать. Действительно, глупая затея, подумал он с досадой. И в результате оба они остались неудовлетворенными.
* * *
Лето катилось к исходу. Однажды утром Крисп проснулся, лежа на животе. Сначала он не придал этому значения. Но после до него дошло, что он перевернулся во сне. Крисп попытался перевернуться на спину — и, задыхаясь от напряжения, добился своего.
Вскоре к нему вернулась речь: сперва в виде хриплого шепота, а потом, понемногу, со всеми привычными интонациями. Научившись со временем управлять своими руками и ногами, он начал садиться в кровати, после чего неуверенно, как младенец, встал на ноги.
Тут Анфим снова обратил на него внимание.
— Отлично! — сказал Автократор. — Рад, что тебе лучше. Я просто жажду видеть тебя вновь у себя на службе.
— Я тоже жажду, ваше величество, — совершенно искренне ответил Крисп. Проведя несколько месяцев без движения, он сейчас согласен был на все, даже вкалывать с утра до вечера в поле. «Нет, — поправил он себя. — Вкалывать — это можно, но лучше не в поле». Он действительно жаждал вернуться в императорскую спальню, особенно когда там не будет Анфима.
Крисп обнаружил, что стал неуклюжим и слабым, словно щенок. Он начал упражняться. Сначала его утомляло малейшее движение, но мало-помалу силы начали возвращаться к нему. За несколько недель до сезона дождей он вернулся к работе, купив евнухам, которые ухаживали за ним, дорогие подарки.
— Это не обязательно, — сказал Барсим, принимая тяжелую золотую цепь. — Мы рады-радехоньки, что ты снова в строю и нам не надо больше ночами торчать на императорских застольях… — Евнух покачал головой. Но на лице его, обычно унылом, появилась кривоватая улыбка. Крисп решил, что потратил деньги не зря.
Он быстро восстановил связи с осведомителями, хотя в них не было особой нужды, поскольку самая главная новость была у всех на устах: халогаи Арваша Черного Плаща не только в очередной раз побили кубратов, но захватили Плискавос — столицу и по сути единственный настоящий город Кубрата.
— Говорят, там не обошлось без колдовства, — заметил Ланкин, понизив голос на последнем слове и начертав на груди солнечный круг.
Одно упоминание о магии бросило Криспа в дрожь. И все-таки он покачал головой:
— В сражении колдовство почти не помогает, как я слышал. Все слишком взбудоражены, и оно просто не действует.
— Я тоже так слыхал, — согласился Ланкин. — Но я уверен, что мои источники, поставляющие сведения с севера, не лгут.
Придворные евнухи знали обо всем и, как правило, умели отличать истину от слухов. Крисп, слегка обеспокоенный, почесал в затылке и послал записку Яковизию. Если кто-то и в курсе, что творится к северу от Заистрийских гор, так это его бывший хозяин.
Назавтра посыльный принес от Яковизия ответ: «Там все пошло вверх льдом. Арваш такой матерый убийца, что ни одному хагану не снилось. Может, он и колдун тоже. Иначе я не представляю, как ему удалось победить так быстро и легко».
Крисп обеспокоился чуть больше, но только на пару дней. А потом он нашел более серьезный повод для беспокойства. С западных земель в город Видесс прибыл курьер с вестью о возвращении Петрония.
Анфима эта новость тоже расстроила.
— Он будет несносен, — твердил император, шагая взад и вперед на следующее утро, пока Крисп пытался его одеть. — Несносен, вот увидишь! Все лето он воевал с Макураном и не взял даже двух приличных городов. Он будет чувствовать себя униженным и отыграется на мне.
«На тебе ли?» — подумал Крисп. Но придержал свой язык. Оправившись от удара, он так никому и не сказал, что в его болезни виноват Севастократор. Доказательств, кроме утверждения Мавра, не существовало, а Мавр был с Петронием на западе. Но Крисп начал упражняться еще усерднее, в том числе и с мечом.
Ожидаемое возвращение Петрония подвигло Анфима на сплошной непрекращающийся разгул, точно он боялся, что милые его сердцу пирушки разом закончатся, как только дядя прибудет домой. Слабость Криспа послужила ему прекрасным предлогом для того, чтобы не принимать участия в кутежах. Как он и надеялся, серебряный колокольчик время от времени позванивал даже тогда, когда Автократора не было в императорской резиденции.
После того как их чуть не застукали во время выздоровления Криспа, Дара стала осторожнее. Ее звонки раздавались глубоко за полночь, когда все в доме спали. Впрочем, порой она вызывала Криспа открыто ранними вечерами, просто поговорить. Он не возражал, даже наоборот. Танилида научила его, что разговоры — тоже важная составная общения.
— Как ты думаешь, что будет, когда Петроний вернется? — спросила Дара в один из этих ранних визитов, за несколько дней до ожидаемого прибытия Севастократора.
— Вряд ли ты обращаешься по адресу, — уклончиво ответил Крисп. — Ты же знаешь, мы с ним спорили по поводу его кампании. Как мне кажется, империя в его отсутствие не развалилась на части. — Больше он сказать не осмелился, поскольку не знал, как императрица относится к Петронию.
Она развеяла его сомнения.
— Жаль, макуранцы его не угробили, — сказала она. — Он изо всех сил старался не дать Анфиму повзрослеть, а потом превратил его в сластолюбца, чтобы держать власть над империей в своих руках.
Возразить тут было нечего, тем более что Петроний помог Криспу стать вестиарием исключительно для укрепления своей власти над императором, — поэтому Крисп промолчал.
— Я надеялась, — со вздохом продолжала Дара, — что в отсутствие Петрония Анфим очнется и будет вести себя как подобает Автократору. Но этого не случилось, верно? — Она, печально покачала головой. — Зря я надеялась. Дядюшкина опека дала себя знать — Анфима уже не переделаешь.
— Он тоже боится Севастократора, — заметил Крисп. — Поэтому и позволил Петронию вести войска на запад, чтобы тот в случае отказа не повернул армию против города Видесса.
— Я это знала, — откликнулась Дара. — Но не предполагала, что кто-то еще в курсе. По-моему, он боялся не напрасно. Если бы Петроний захватил трон, что сталось бы с Анфимом и со мной — да и с тобой тоже?
— Ничего хорошего, — ответил Крисп. Дара явно не была создана для жизни в монастыре — а лучшего ей ожидать не приходилось, — не говоря уж об Анфиме. Да и сам Крисп вряд ли был бы счастлив в монашеской келье. — Но у Анфима достаточно власти, чтобы отменить любое распоряжение дяди, если бы только он набрался духу.
— Если бы! — За словами Дары скрывалась бездна скепсиса.
— Однако весной ему это почти удалось, — сказал Крисп, до которого только потом дошло, какую странную роль он избрал, защищая мужа своей любовницы от нее самой. — Тогда Петроний выдвинул идею натравить на Кубрат разбойников Арваша, и поэтому Анфим уступил. Иначе, как мне думается, он бы не сдался.
— И что, по-твоему, было бы тогда?
— Об этом спроси владыку благого и премудрого, а не меня. Анфим, конечно, Автократор, но Петроний привел в город целое войско. Солдаты могли подчиниться Анфиму, а могли и нет. Лишь охранники-халогаи преданы ему душой и телом, но с армией они бы не справились. Так что, возможно, это и к лучшему, что он передумал.
— Уступил разок — уступит и другой: чем дальше, тем легче. — Дара машинально оглянулась на дверь. В глазах ее вспыхнул озорной огонек; голос упал до шепота. — Уж кому это знать, как не нам с тобой!
И опять-таки, следовательно, времени у Криспа оставалось в обрез — не говоря уже о том, что его подозрения по поводу Гнатия полностью подтвердились. Хотя в данный момент это было неважно. Крисп тронул через рубашку амулет, подаренный Трокундом. Хотя колдун ведь предупреждал, что амулет, асфодель и сырая улитка — не совсем надежная защита от магии.
Крисп торопливо зашагал к Собору, решив попросить о молитвах первого же попавшегося жреца. Большинство синерясников были людьми порядочными; авось, ему случайно именно такой и попадется. Но тут в голову Криспа пришла идея получше. Его жизнь уже дважды пересекалась с жизнью игумена Пирра. А настоятель не только был человеком благочестивым — ему велели обращаться с Криспом как с собственным сыном! Крисп резко повернул, досадуя на себя за то, что не сразу вспомнил о Пирре. Монастырь святого Скирия… Где же это?.. Ага, вон в ту сторону! И Крисп поспешил к монастырю еще быстрее, чем Бадурий — к пристани.
Привратник пустил его не сразу:
— Братия только приступила к полдневным молитвам. Их нельзя прерывать ни в коем случае.
Крисп барабанил пальцами по стене, пока монахи наконец не начали высыпать из храма на монастырский двор. Привратник отступил, пропуская Криспа. Бритые головы и одинаковые рясы лишали монахов индивидуальных черт, однако долговязая и прямая фигура Пирра сразу бросалась в глаза.
— Святой отец! Игумен Пирр! — отчаянно воззвал Крисп, уверенный, что заклинание Петрониева мага в любую минуту может обратить его в прах. Задержка, вызванная молитвами жрецов, дала колдуну хорошую фору.
Пирр повернулся, скользнув взглядом по роскошной тунике Криспа, столь не похожей на его собственную шерстяную рясу. В глазах настоятеля вспыхнула презрительная насмешка. Потом он узнал Криспа. Выражение лица его переменилось — слегка.
— Давненько я тебя не видал, — проговорил игумен. — Я думал, праздная жизнь во дворце тебе больше по вкусу, нежели наша скромная обитель.
Крисп покраснел, поскольку в словах Пирра было достаточно много правды.
— Мне нужна ваша помощь, святой отец, — сказал он и умолк, ожидая ответной реакции настоятеля. Если Пирру охота лишь посмеяться над ним, нужно срочно искать себе другого жреца.
Но игумен посерьезнел. Он явно не забыл ту странную ночь, когда Крисп впервые забрел в монастырь святого Скирия.
— Фос велит нам помогать любому, кто хочет познать благодать, — медленно проговорил игумен. — Пойдем ко мне в кабинет; расскажешь, в чем у тебя нужда.
— Спасибо, святой отец, — выдохнул Крисп. Он последовал за настоятелем по узким сумрачным коридорам монастыря. Тем же путем он шел и в прошлый раз, но был тогда слишком погружен в свои мысли, чтобы замечать что-либо вокруг.
А вот кабинет он вспомнил. Аскетичный, суровый, как и сам Пирр, он выполнял свое предназначение, чураясь излишеств. Игумен махнул Криспу на деревянную табуретку, сам примостился на другую и вытянул вперед шею, точно бородатая хищная птица:
— Так чем я могу тебе помочь? Мне казалось, ты скорее обратишься за помощью к Гнатию — он с легкостью отпускает любые грехи.
«Да, зато с тобой дело иметь куда как нелегко», — подумал Крисп.
— Гнатий мне не помощник, потому что я нуждаюсь в защите от Севастократора Петрония, — ответил Крисп — и понял, что ему удалось завладеть вниманием игумена.
— Чем же ты заслужил немилость Петрония? — спросил Пирр. — Неужто ты пытался внушить императору, что ему лучше заняться государственными делами, нежели, с благословения собственного дядюшки, погрязать в праздности и распутстве?
— Чем-то в этом роде, — ответил Крисп; он ведь взаправду старался привлечь Анфима к управлению империей. — А теперь Севастократор, хотя и ушел в поход, пытается убить меня колдовскими чарами. Мне сказали, что молитвы жреца могут отвести злые силы. Будете вы молиться за меня, святой отец?
— Буду! Благим богом клянусь, буду! — Пирр, вскочив с табуретки, схватил Криспа за руку. — Пошли со мной к алтарю, Крисп, и вознесем молитву вместе!
Алтарь в монастырском храме, в отличие от Соборного алтаря, не мог похвалиться ни серебром, ни златом, ни слоновой костью, ни драгоценными каменьями. Он был из простого дерева — такой же неприхотливый, как и вся монастырская жизнь. Пирр с Криспом плюнули на пол перед алтарем в знак ритуального отречения от бога тьмы Скотоса, вечного Фосова соперника. Затем, воздев руки к небесам, они хором произнесли символ веры:
«Благословляем тебя, владыка благой и премудрый, заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать!»
Крисп молился про себя. Пирр, более привыкший к выражению мыслей вслух, продолжал говорить и тогда, когда символ веры был прочитан:
— Молю тебя, Фос, защити этого праведного молодого человека от зла, которое ему угрожает. Да выйдет он из этого испытания столь же нетронутым и чистым, каким прошел через испытание дворцовыми беззакониями. Я молюсь за него, как молился бы за родного сына.
Пирр мельком встретился глазами с Криспом. Да, игумен определенно не забыл ту первую ночь, когда Крисп пришел в монастырь.
— Ваша молитва спасет меня, святой отец? — спросил Крисп, как только жрец опустил руки..
— Все в воле Фоса, — ответил Пирр. — И все зависит от того, какое будущее тебе суждено, равно как и от того, не скрою, насколько сильное заклинание направлено против тебя. В конечном итоге воля Фоса, разумеется, победит, однако Скотос по-прежнему бесчинствует в мире. Я помолился — и буду молиться еще. Возможно, моих молитв вкупе с твоими защитными средствами будет довольно.
Пирр был не очень-то щедр на посулы, зато честен: он не хотел обещать того, чего выполнить не мог. В другое время Крисп оценил бы такую прямоту. Но сейчас, пожалуй, ему больше пошла бы на пользу утешительная ложь. Он поблагодарил настоятеля, опустил золотую монету в монастырскую копилку для бедных и пошел обратно в дворцовый комплекс.
* * *
Остаток дня он провел в томительном ожидании. Если колдун собирается нанести удар, то пускай бы уже нанес — и дело с концом. Терзания по поводу того, сумеет ли он отбить атаку, изматывали хуже любого удара.
Тем же вечером, когда он нес ужин Анфиму с Дарой, ожидания Криспа сбылись. И, как это часто бывает, он тут же пожалел о своем нетерпении. Опуская широкий серебряный поднос со своего плеча на стол, за которым сидел император с императрицей, Крисп внезапно почувствовал, как все его силы хлынули из тела вон, точно вино из кувшина. Поднос вдруг показался весом в несколько тонн — и, несмотря на отчаянные усилия Криспа, рухнул на пол.
Анфим с Дарой вздрогнули; императрица коротко вскрикнула.
— Это ты глупо придумал, Крисп, — сказал Автократор, тронув пальцем ноздрю. — Даже если еда приготовлена плохо, мог бы дать нам самим пошвыряться тарелками!
Крисп попытался ответить, но из горла вырвался лишь глухой хрип; язык одеревенел, не в силах шевельнуться во рту.
— Ты не заболел? — спросила Дара.
Ноги у Криспа подкосились, и он бесформенным кулем свалился прямо в месиво из остатков ужина.
К счастью, голова у него оказалась повернутой набок, что дало ему возможность дышать. Рухни Крисп лицом в разлитый суп или соус, он бы точно захлебнулся.
Он услышал, как Дара вскрикнула еще раз. Видеть он ее не видел; глаза глядели в другом направлении, и Крисп не мог их повернуть. Каждый вздох был целым сражением за воздух. Сердце с перебоями частило в груди.
Анфим склонился над ним и перевернул на спину. Дышать стало малость легче — но сколь благословенна была эта малость!
— В чем дело, Крисп? — воззрившись на него, спросил император. Привлеченные шумом упавшего подноса и криками Дары, в столовую сбежались слуги. — У него какой-то припадок, у бедняжки, — пояснил им Анфим.
— Нужно отнести его в постель, — сказал Барсим. — Давай, Тировизий, помоги мне вытянуть его из этой дряни. — Оба евнуха, кряхтя, выволокли Криспа из кучи разбросанной еды. Барсим прищелкнул языком. — Вообще-то не мешало бы его помыть, прежде чем укладывать в кровать. Вытащим его пока что в коридор. — И они потащили Криспа от стола, словно мешок с чечевицей.
— Погоди-ка минутку, — сказал Тировизий. Барсим помог Криспу поудобнее устроиться на мраморном полу. Тировизий вернулся в столовую. — Прошу прощения за причиненные неудобства, ваши величества! Я немедленно пришлю кого-нибудь прибрать здесь и принести вам новый ужин.
Будь он в состоянии, Крисп бы хихикнул. «Ах, простите, ваши величества, что вестиарий превратился в кучу дерьма прямо на ваших глазах! Сейчас вам доставят новый ужин, так что ни о чем не беспокойтесь!» Хотя, с другой стороны, Крисп и сам бы на месте Тировизия вел себя не лучше. Так уж устроена жизнь во дворцах.
— Ты слышишь меня, Крисп? Ты меня понимаешь? — спросил Барсим. Но Крисп, хотя он и слышал, и понимал, ответить не мог. Он только и мог, что глядеть на Барсима. Гладкое лицо евнуха задумчиво вытянулось. — Если ты понимаешь, можешь моргнуть?
Усилий это потребовало не меньше, чем попытка поднять камень в человеческий рост, однако Крисп умудрился сомкнуть веки. Мир пугающе потемнел. Пытаясь снова открыть глаза, Крисп облился потом. В конце концов ему удалось. Он чувствовал себя таким усталым, как будто убрал сотню урожаев за раз.
— Стало быть, мозги у него в порядке, — промолвил Тировизий.
— Да. — Барсим положил прохладную ладонь Криспу па лоб. — Жара вроде бы нет. Скорее всего, если будет на то воля благого бога, заразы можно не опасаться. — Постельничий расстегнул тунику Криспа и вытащил его руки, неживые, как у тряпичной куклы. — Принеси воду и полотенце, Тировизий, будь так любезен. Мы его умоем, уложим в кроватку — глядишь, и полегчает.
— Конечно. А что еще мы можем сделать? — Тировизий зашаркал сандалиями по коридору.
Барсим присел на корточки, изучая Криспа. Глядя в свой черед на евнуха, Крисп думал о том, насколько он беспомощен. Любая запавшая в душу Барсима обида, малейшее недовольство тем, что евнуху предпочли полноценного мужчину, — и магия Петрония победит, даром что она не убила жертву сразу.
Тировизий, вернувшись, поставил рядом с Криспом ведро. Не говоря больше ни слова, евнухи приступили к работе. Вода была холодной. Крисп задрожал мелкой дрожью. Судя по всему, бессознательные реакции организма остались нетронутыми. Зато чтобы моргнуть разок, ему пришлось напрячь все силы; Крисп не сумел бы сейчас шевельнуть пальцем даже ради спасения своей души изо льдов Скотоса.
Евнухи потащили его по коридору в бывшую Скомброву спальню.
— Раз, два… — сказал Барсим.
На счет «три» они с Тировизием подняли Криспа и уложили в постель.
Крисп уставился в потолок; впрочем, ничего другого ему не оставалось. Если заклинание Севастократора настолько выбило его из колеи при всех амулетах и молитвах, подумал Крисп, что было бы, не будь он предупрежден? Наверное, то же самое, что бывает с быком, когда его стукнут молотком между глаз на бойне. Он упал бы замертво, вот и все.
Барсим вернулся чуть позже с широким и плоским судном и осторожно подсунул его под Крисповы ягодицы.
— Ты же не хочешь испачкать простыню, — заметил он.
Крисп попытался изобразить на лице благодарность. Об этом он как-то не задумывался. Как выяснилось, он не задумывался о многих вещах, неизбежных для лежачего больного. В течение томительно долгого лета и такой же бесконечной осени Крисп изучил их все до тонкостей.
Дворцовые евнухи поддерживали в нем жизнь. Ухаживать за членами императорской семьи любого возраста было для них делом привычным. Порой они обращались с Криспом как с дитем, порой — как с выжившим из ума старикашкой. Ланкин держал его в сидячем положении, пока Барсим массировал ему горло, чтобы заставить проглотить ложечку бульона. Криеп исхудал, как скелет.
Доктора щупали его, и тыкали пальцами, и уходили, качая головами. Анфим приказал, чтобы больного осмотрел жрец-целитель. Жрец впал в транс, но, очнувшись, смущенно признал свое поражение.
— Простите, ваше величество, однако болезнь его не имеет причины, которую мог бы исцелить мой дар, — сказал он Автократору.
Было это спустя несколько дней после того, как Криспа хватил удар. Первые дни Анфим практически не отходил от него, постоянно давая евнухам ценные указания, как лучше ухаживать за Криспом. Некоторые из указаний были и вправду ценными; так, например, он велел евнухам переворачивать больного с боку на бок, чтобы не образовались пролежни. Но, видя, что Крисп не обнаруживает готовности вскочить на ноги и продолжать как ни в чем не бывало выполнять свои обязанности, император вскоре потерял к нему интерес и стал навещать все реже и реже.
Хотя вскочить на ноги Крисп действительно не мог, однако мало-помалу начал поправляться. Не вернись к нему силы, пусть даже медленно, пусть даже по капле, он наверняка бы помер либо от голода, либо от отека легких. Выздоровление шло настолько вяло, что Крисп поначалу не замечал его признаков: кто же, скажите на милость, обращает внимание на способность моргнуть или кашлянуть? И все же после этих незаметных успехов он научился глотать, а потом и жевать мягкую пищу.
Говорить он по-прежнему не мог. Это требовало от мускулов слишком уж изощренных усилий. Крисп радовался и тому, что заново научился улыбаться и хмуриться. Младенцы тоже не знают иных способов, чтобы выразить свое настроение.
Крисп особенно ценил вернувшуюся способность к мимике, когда его навещала Дара. Она нечасто заглядывала в его спальню — во всяком случае, гораздо реже Анфима. Но если Анфиму посещения быстро надоели, то Дара продолжала приходить и позже.
Порой, взяв у евнуха чашку и ложку, она усаживала Криспа и кормила его. У Барсима, Тировизия, Ланкина и прочих постельничих это выходило куда более ловко, но Крисп все равно был растроган. Евнухи заботились о нем по обязанности; Дара — исключительно по собственному желанию. Улыбка позволила ему выразить ей свою благодарность.
Хотя Крисп и не мог ей ответить. Дара с ним разговаривала. Рассказывала дворцовые сплетни, делилась понемножку новостями из большого мира. Петроний, как выяснилось, продвигался к захваченному макуранцами Васпуракану, однако продвигался медленно. Молниеносный поход на Машиз оказался несбыточной мечтой. Кое-кто из генералов начал ворчать. Одного из них, некоего Маммиана, Петроний даже отправил в тыл, назначив наместником западного побережья — провинции богатой, но такой мирной, что для настоящего вояки это было хуже смерти.
Сгинул бы Петроний в своем походе, Крисп слезинки бы не проронил — напротив, если бы состояние позволяло, заплясал бы по комнате. О Мавре не было ни слуху, ни духу, но Крисп надеялся, что с ним все в порядке.
Куда меньше понравилось Криспу то, что план Петрония насчет Кубрата удался в точности как предсказывал Севастократор. Наемники Арваша Черного Плаща, напав на кубратов с севера, удержали их от масштабных набегов на империю.
— Говорят, Маломир может даже потерять свой трон, — сказала Дара Криспу как-то теплым летним вечером. Желая услышать побольше, он округлил глаза, словно бы говоря: я весь внимание. Но Дара, вместо того чтобы продолжать рассказ о кубратах, выглянула в коридор. — Тихо сегодня, — проронила она. В глазах ее вспыхнула ярость и боль — то самое сочетание, которое Криспу доводилось видеть и раньше. — Само собой, тихо! Анфим загулял уже с полудня, и одному благому богу известно, когда он соизволит вернуться. А придворные, естественно, тоже не упустили шанса поразвлечься.
Смех императрицы был полон горькой самоиронии.
— А мне даже это недоступно, пока ты в таком состоянии, Крисп! Я соскучилась по тебе больше, чем сама ожидала. Хотел бы ты, если б мы могли… — И Дара хриплым шепотом поведала о своих желаниях. То ли воображение у нее было необузданное, то ли она слишком долго об этом думала, но Крисп почувствовал, как в нем поднимается жар, не связанный с погодой. Поднялось и еще кое-что; функции организма, не управляемые сознанием, хуже всего поддавались действию Петрониевой магии.
Дара увидела, что натворили ее речи. Оглянувшись мельком на дверь, она протянула руку и погладила его через одеяло.
— Грех упускать такой момент! — сказала она и выбежала из комнаты.
Вернувшись, Дара погасила светильники. Снова вышла, огляделась по сторонам и кивнула.
— Достаточно темно, — услышал Крисп ее голос. Она подошла к кровати и откинула одеяло. — Дверь в мою спальню заперта, — шепнула она Криспу. — Все подумают, что я там. А твою кровать из коридора не видно. Поэтому, если мы будем вести себя тихо…
Она скинула шаровары, но платье снимать не стала, а просто задрала, чтобы сесть верхом на Криспа. Двигалась она медленно, чтобы не скрипела кровать. Но Крисп все равно чувствовал, что взорвется раньше, чем успеет удовлетворить ее. И ничего тут не поделаешь, блаженно думал он, чувствуя приближение экстаза.
Неожиданно Дара застыла, ахнув, но не от страсти. Крисп услыхал шлепанье чьих-то сандалий по коридору. Мимо двери прошел Тировизий. Дара начала была слезать с Криспа, но от ее движения скрипнул каркас кровати. Императрица снова застыла. Крисп не мог пошевельнуться, но плоть его съежилась в ее лоне, ибо страх пересилил желание.
Евнух продолжил свой путь, даже не оглянувшись. Дара с Криспом подождали, пока он не вернулся, похрустывая яблоком. И опять евнух не обратил никакого внимания на темный дверной проем. Звуки шагов и чавканья постепенно стихли.
Когда тишина стала полной, Дара слезла с кровати и укрыла Криспа. Он услышал шорох льняных шаровар, которые она натягивала на ноги.
— Прости, — прошептала она. — Это была глупая затея.
И выбежала, но на сей раз не вернулась.
Плоть у Криспа снова встала — слишком поздно, и он ничего не мог с ней поделать. Действительно, глупая затея, подумал он с досадой. И в результате оба они остались неудовлетворенными.
* * *
Лето катилось к исходу. Однажды утром Крисп проснулся, лежа на животе. Сначала он не придал этому значения. Но после до него дошло, что он перевернулся во сне. Крисп попытался перевернуться на спину — и, задыхаясь от напряжения, добился своего.
Вскоре к нему вернулась речь: сперва в виде хриплого шепота, а потом, понемногу, со всеми привычными интонациями. Научившись со временем управлять своими руками и ногами, он начал садиться в кровати, после чего неуверенно, как младенец, встал на ноги.
Тут Анфим снова обратил на него внимание.
— Отлично! — сказал Автократор. — Рад, что тебе лучше. Я просто жажду видеть тебя вновь у себя на службе.
— Я тоже жажду, ваше величество, — совершенно искренне ответил Крисп. Проведя несколько месяцев без движения, он сейчас согласен был на все, даже вкалывать с утра до вечера в поле. «Нет, — поправил он себя. — Вкалывать — это можно, но лучше не в поле». Он действительно жаждал вернуться в императорскую спальню, особенно когда там не будет Анфима.
Крисп обнаружил, что стал неуклюжим и слабым, словно щенок. Он начал упражняться. Сначала его утомляло малейшее движение, но мало-помалу силы начали возвращаться к нему. За несколько недель до сезона дождей он вернулся к работе, купив евнухам, которые ухаживали за ним, дорогие подарки.
— Это не обязательно, — сказал Барсим, принимая тяжелую золотую цепь. — Мы рады-радехоньки, что ты снова в строю и нам не надо больше ночами торчать на императорских застольях… — Евнух покачал головой. Но на лице его, обычно унылом, появилась кривоватая улыбка. Крисп решил, что потратил деньги не зря.
Он быстро восстановил связи с осведомителями, хотя в них не было особой нужды, поскольку самая главная новость была у всех на устах: халогаи Арваша Черного Плаща не только в очередной раз побили кубратов, но захватили Плискавос — столицу и по сути единственный настоящий город Кубрата.
— Говорят, там не обошлось без колдовства, — заметил Ланкин, понизив голос на последнем слове и начертав на груди солнечный круг.
Одно упоминание о магии бросило Криспа в дрожь. И все-таки он покачал головой:
— В сражении колдовство почти не помогает, как я слышал. Все слишком взбудоражены, и оно просто не действует.
— Я тоже так слыхал, — согласился Ланкин. — Но я уверен, что мои источники, поставляющие сведения с севера, не лгут.
Придворные евнухи знали обо всем и, как правило, умели отличать истину от слухов. Крисп, слегка обеспокоенный, почесал в затылке и послал записку Яковизию. Если кто-то и в курсе, что творится к северу от Заистрийских гор, так это его бывший хозяин.
Назавтра посыльный принес от Яковизия ответ: «Там все пошло вверх льдом. Арваш такой матерый убийца, что ни одному хагану не снилось. Может, он и колдун тоже. Иначе я не представляю, как ему удалось победить так быстро и легко».
Крисп обеспокоился чуть больше, но только на пару дней. А потом он нашел более серьезный повод для беспокойства. С западных земель в город Видесс прибыл курьер с вестью о возвращении Петрония.
Анфима эта новость тоже расстроила.
— Он будет несносен, — твердил император, шагая взад и вперед на следующее утро, пока Крисп пытался его одеть. — Несносен, вот увидишь! Все лето он воевал с Макураном и не взял даже двух приличных городов. Он будет чувствовать себя униженным и отыграется на мне.
«На тебе ли?» — подумал Крисп. Но придержал свой язык. Оправившись от удара, он так никому и не сказал, что в его болезни виноват Севастократор. Доказательств, кроме утверждения Мавра, не существовало, а Мавр был с Петронием на западе. Но Крисп начал упражняться еще усерднее, в том числе и с мечом.
Ожидаемое возвращение Петрония подвигло Анфима на сплошной непрекращающийся разгул, точно он боялся, что милые его сердцу пирушки разом закончатся, как только дядя прибудет домой. Слабость Криспа послужила ему прекрасным предлогом для того, чтобы не принимать участия в кутежах. Как он и надеялся, серебряный колокольчик время от времени позванивал даже тогда, когда Автократора не было в императорской резиденции.
После того как их чуть не застукали во время выздоровления Криспа, Дара стала осторожнее. Ее звонки раздавались глубоко за полночь, когда все в доме спали. Впрочем, порой она вызывала Криспа открыто ранними вечерами, просто поговорить. Он не возражал, даже наоборот. Танилида научила его, что разговоры — тоже важная составная общения.
— Как ты думаешь, что будет, когда Петроний вернется? — спросила Дара в один из этих ранних визитов, за несколько дней до ожидаемого прибытия Севастократора.
— Вряд ли ты обращаешься по адресу, — уклончиво ответил Крисп. — Ты же знаешь, мы с ним спорили по поводу его кампании. Как мне кажется, империя в его отсутствие не развалилась на части. — Больше он сказать не осмелился, поскольку не знал, как императрица относится к Петронию.
Она развеяла его сомнения.
— Жаль, макуранцы его не угробили, — сказала она. — Он изо всех сил старался не дать Анфиму повзрослеть, а потом превратил его в сластолюбца, чтобы держать власть над империей в своих руках.
Возразить тут было нечего, тем более что Петроний помог Криспу стать вестиарием исключительно для укрепления своей власти над императором, — поэтому Крисп промолчал.
— Я надеялась, — со вздохом продолжала Дара, — что в отсутствие Петрония Анфим очнется и будет вести себя как подобает Автократору. Но этого не случилось, верно? — Она, печально покачала головой. — Зря я надеялась. Дядюшкина опека дала себя знать — Анфима уже не переделаешь.
— Он тоже боится Севастократора, — заметил Крисп. — Поэтому и позволил Петронию вести войска на запад, чтобы тот в случае отказа не повернул армию против города Видесса.
— Я это знала, — откликнулась Дара. — Но не предполагала, что кто-то еще в курсе. По-моему, он боялся не напрасно. Если бы Петроний захватил трон, что сталось бы с Анфимом и со мной — да и с тобой тоже?
— Ничего хорошего, — ответил Крисп. Дара явно не была создана для жизни в монастыре — а лучшего ей ожидать не приходилось, — не говоря уж об Анфиме. Да и сам Крисп вряд ли был бы счастлив в монашеской келье. — Но у Анфима достаточно власти, чтобы отменить любое распоряжение дяди, если бы только он набрался духу.
— Если бы! — За словами Дары скрывалась бездна скепсиса.
— Однако весной ему это почти удалось, — сказал Крисп, до которого только потом дошло, какую странную роль он избрал, защищая мужа своей любовницы от нее самой. — Тогда Петроний выдвинул идею натравить на Кубрат разбойников Арваша, и поэтому Анфим уступил. Иначе, как мне думается, он бы не сдался.
— И что, по-твоему, было бы тогда?
— Об этом спроси владыку благого и премудрого, а не меня. Анфим, конечно, Автократор, но Петроний привел в город целое войско. Солдаты могли подчиниться Анфиму, а могли и нет. Лишь охранники-халогаи преданы ему душой и телом, но с армией они бы не справились. Так что, возможно, это и к лучшему, что он передумал.
— Уступил разок — уступит и другой: чем дальше, тем легче. — Дара машинально оглянулась на дверь. В глазах ее вспыхнул озорной огонек; голос упал до шепота. — Уж кому это знать, как не нам с тобой!