Страница:
Крисп обрадовался перемене темы.
— Точно, ваше величество, — с улыбкой ответил он. — И меня это радует. — Но он понимал, что сначала Дара имела в виду совсем другое — и что она права.
Как же настроить Анфима, чтобы он не сдался Петронию без борьбы? Может, пригрозить, что уступка обойдется ему дороже, чем сопротивление? Или внушить, что он в состоянии победить дядю? К сожалению, Крисп не имел понятия, как это сделать.
* * *
Если Петроний и не вернулся из Макурана с победой, то по, крайней мере, позаботился о том, чтобы народ Видесса этого не понял. Два подразделения крутых вояк прошлись парадным строем от Серебряных ворот по Срединной улице до дворцового квартала, в колесницах провезли трофеи, а за ними всадники прогнали по улице несколько макурацских пленников в цепях. Процессию возглавлял сам Севастократор на своей великолепной, но ни на что, кроме парадов, не годной лошади.
В то время как солдаты маршировали по городу, герольды громко провозглашали: «Слава его сиятельному высочеству Севастократору Петронию, грозе макуранцев! Сияние Фосова солнца исходит от него, покорившего Артаз и Ханзит, Фис, и Бардаа, и Телов!»
«Слава!» — кричали солдаты. Судя по тому энтузиазму, с каким они и герольды выкрикивали названия захваченных Петронием мест, их можно было принять скорее за крупные города, чем за те васпураканские поселения, которые все вместе образовали бы городишко чуть меньше, скажем, Имброса или Опсикиона.
И хотя сияние Фосова солнца, возможно, исходило от Петрония, оно не могло рассеять густые серые тучи, нависшие над городом Видессом. Дождик замочил парад Севастократора. Некоторые горожане, стоя под зонтиками, навесами и колоннадами, приветствовали войско, но большинство отсиживалось по домам.
Крисп, спасаясь от дождя широкополой шляпой из плетеной соломки, увидел, как Петроний распустил своих солдат по казармам, едва они прошли по площади Паламы и скрылись из глаз публики. Потом Севастократор, потряхивая мокрой от дождя бородой, пустил коня мелкой рысью — на большее это животное не было способно — и поскакал к своему жилищу в здании, где располагалась также Тронная палата.
Анфим принял Петрония на следующий день. По совету Криспа прием происходил в Тронной палате. Сидя на троне во всем великолепии императорских регалий, окруженный стройными рядами постельничих, придворных и телохранителей-халогаев, Автократор с невозмутимым выражением следил за тем, как Петроний приближается к нему вдоль длинного прохода.
Как и полагалось по этикету, Петроний остановился футах в десяти от основания трона. Он опустился на колени, а затем распластался перед своим племянником на животе. Но перед этим бросил быстрый взгляд на Криспа, стоявшего справа от императора. Глаза у Петрония округлились — чуть-чуть. Крисп, раздвинув губы, сверкнул зубами, хотя совсем не в улыбке.
— Приветствую вас, ваше величество! — ровным тоном произнес Петроний, уткнувшись лицом в мраморный пол.
— Встань, — ответил Анфим, промедлив чуть дольше обычного: едва уловимый намек на то, что Петроний не заслужил императорского благоволения, не оставшийся, однако, незамеченным придворными.
Петроний тоже его заметил, но встал, не подавая виду. И точно так же не подал виду, что не сумел осуществить свои планы на западе.
— Ваше величество! Борьбе против неверных почитателей Четырех Пророков положено многообещающее начало! — заявил он. — Когда погода позволит нам возобновить кампанию следующей весной, нас ожидает еще более внушительный успех.
Крисп напряженно застыл. Он не ожидал, что Севастократору хватит наглости вот так, в лицо, отрицать очевидное и переть напролом, как ни в чем не бывало. Шепоток, пробежавший по Тронной палате подобно летнему ветерку в листве, свидетельствовал о том, что Криспово удивление разделяли многие. Но хотя Анфим сидел на троне, на самом деле империей более десятка лет правил Петроний. Что же ответит дяде Анфим?
Этого не мог угадать даже Крисп. Придерживаясь правил старинного этикета, он держал голову склоненной, однако не спускал с императора глаз. Анфим снова помедлил, правда, на сей раз не намеренно, а просто оттого, что не мог подобрать нужных слов. И наконец проговорил:
— До весны еще далеко. Мы за это время выберем правильный курс.
Петроний поклонился:
— Как вашему величеству будет угодно.
Крисп возликовал в душе. Несмотря на все его увещевания, несмотря на все усилия Дары, он сомневался, что им удастся добиться от императора хотя бы столь уклончивого ответа. Это уже было победой.
Придворные почувствовали то же самое. Тихий шепоток снова облетел их ряды. Петроний отошел от императорского трона, кланяясь через каждые несколько шагов, пока не удалился на достаточное расстояние, позволявшее повернуться и зашагать прочь. И тем не менее, шагая сквозь строй придворных, он вовсе не выглядел побежденным.
* * *
Крисп покачал головой:
— Передай, пожалуйста, мои искренние сожаления его императорскому высочеству, высокочтимый Герул. Но я проболел все лето и попросту не в силах дойти до покоев Севастократора.
Так, в наиболее вежливой форме, он давал понять, что не доверяет Петронию и не желает являться с визитом.
— Я передам ваш ответ хозяину, — мрачно пообещал Герул.
Принимал ли дворецкий какое-то участие в покушении на жизнь Криспа, организованном Петронием? Герул нравился Криспу, и он считал, что эта симпатия взаимна. Но дворецкий был предан Севастократору, так что ни о какой дружбе не могло быть и речи.
Петроний не снизошел до посещения Криспа, хотя частенько наведывался в императорскую резиденцию, стараясь уговорить племянника продолжить войну с Макураном. Сталкиваясь случайно с вестиарием, Севастократор глядел сквозь него.
Как ни старался Крисп, решимость Анфима была явно поколеблена. Император больше привык прислушиваться к мнению Петрония, нежели Криспа.., а за Петронием, к тому же, стояла императорская армия. Крисп угрюмо готовился к новому поражению, сомневаясь про себя, удастся ли ему остаться вестиарием.
И тут, хотя и с большой задержкой из-за суровой зимы, до Видесса дошли новости с кубратской границы. Банды Арваша Черного Плаща напали на несколько приграничных видесских деревень, разграбили их, поубивали жителей и убрались восвояси.
Крисп позаботился о том, чтобы Анфим прочел депеши, описывающие убийство сельчан в самых жутких подробностях.
— Это ужасно! — воскликнул император, отшвырнув пергамент в полном расстройстве чувств.
— Вот именно, ваше величество, — согласился Крисп. — Эти северяне еще более жестоки, чем кубраты.
— Что верно, то верно. — Анфим, поддавшись болезненному любопытству, поднял депеши и прочел их еще раз. Содрогнулся — и снова бросил на пол. — Да эти скоты просто одержимы Скотосом!
— Хорошо сказано, ваше величество, — кивнул Крисп. — Похоже, они убивают ради спортивного удовольствия, правда? Не забудьте, по чьему совету вы допустили этих мясников к границам империи. Не забудьте также о том, кто пытается заставить вас не обращать на это внимания, чтобы продолжить свою бессмысленную войну с Макураном.
— Придется мне как-нибудь найти тебе жену, Крисп, — с сухим смешком заметил Анфим. — Более вежливого способа заявить «Я же тебе говорил!» мне еще слышать не доводилось.
Крисп машинально улыбнулся, думая про себя, что Автократор напрочь лишен способности надолго сохранять серьезность.
Но Анфим ее сохранил. Назавтра, когда Петроний пришел поговорить о западной кампании, Автократор молча сунул ему депеши с северных границ.
— Мне жаль их, но что с того? — сказал Петроний, прочитав пергамент. — Так уж сложилось, что на севере мы граничим с варварами. А варвары — они на то и варвары, чтобы наскакивать на нас время от времени.
— Вот именно, — сказал Анфим. — И когда они наскакивают, то должны натыкаться на наших солдат, которых нельзя уводить на запад. Дядя, я запрещаю тебе нападать на Макуран, покуда твои новые варвары не усвоят, что мы в состоянии отбить их атаки.
Стоя в коридоре, Крисп тихо и протяжно присвистнул. Такой решимости в разговоре с Петронием он от Анфима даже не ожидал. Крисп с воодушевлением принялся смахивать пыль с раритетов.
— Вы запрещаете, ваше величество? — Вопрос прозвучал с уже слыханной интонацией — интонацией взрослого мужчины, разговаривающего с безбородым юнцом.
Обычно Анфим то ли не придавал этому значения, то ли не замечал. Но на сей раз, по-видимому, его это задело.
— Да, клянусь благим богом, я запрещаю, дядя! — отрезал он. — Я Автократор, и я все сказал. Или ты не подчинишься моему приказу?
Крисп полагал, что Петроний, как всегда, высмеет племянника. Но Севастократор только сказал:
— Я всегда буду подчиняться вам, ваше величество, пока вы император. — Ножки кресла заскрипели по гладкому мраморному полу. Севастократор встал. — Прошу прощения, но меня ждут другие дела.
Петроний прошел мимо Криспа, словно того там и не было; Криспу, стоявшему посреди коридора, показалось было, что Севастократор пройдет прямо через него, не сворачивая в сторону. Пару минут спустя из комнаты вышел Анфим, утирая пот со лба совсем не императорским жестом.
— Фу-у! — вздохнул он. — Противостоять моему дяде — безумно нелегкая работа, но, клянусь Фосом, я с ней справился! Он сказал, что подчинится. — В голосе Анфима звучала гордость. Крисп его за это не осуждал.
Анфим не был бы собой, если б не отметил свою победу над Петронием кувшином вина, а затем еще одним. Подкрепив таким образом силы, он направился на очередную вечеринку и потащил Криспа с собой.
Криспу веселиться не хотелось. Чем дольше он прокручивал в памяти слова Петрония, тем меньше они казались ему обещанием повиноваться. Улизнуть с пирушки не составило труда; Анфим, вопреки своему обыкновению, надрался до бессознательного состояния. Крисп покинул особнячок и пошел к императорской резиденции.
Заметив свет под закрытой дверью в спальне императора и императрицы, Крисп тихонько постучал. Дара открыла почти мгновенно.
— А ты обнаглел, — заметила она с улыбкой. — Это хорошо. — Она прижалась к нему, подняв лицо для поцелуя.
Крисп с жаром ответил да него, но потом сделал шаг назад.
— Скажи, что ты об этом думаешь, — проговорил он, постаравшись как можно более точно воспроизвести разговор Анфима с Петронием.
Сладострастное выражение исчезло с лица Дары, сменившись тревогой:
— Он согласен подчиняться Анфиму, пока тот будет императором? Так он сказал? А если Анфим перестанет быть императором?
— Именно это меня и мучает, — ответил Крисп. — Я хотел убедиться, что ничего не придумываю. Если Петроний решит свергнуть Автократора, то сделает это с легкостью. Большинство солдат и почти все высшие офицеры стоят за него горой — за него, а не за Анфима. Правда, до сих пор Петроний этого не хотел.
— А зачем ему было утруждаться? — промолвила Дара. — Анфим всегда был послушен — до сих пор, как ты правильно сказал. Как же нам ему помешать? — Тревога императрицы уступила место откровенному страху.
— Нужно убедить Анфима, что его дядя так легко не сдастся, — промолвил Крисп. — Мы обязаны его убедить, тем более что это правда. И если нам удастся… — Крисп глубоко задумался. — Как тебе мой план?..
Дара, нахмурившись, слушала его предложение. И на минутку прервала, подняв руку.
— Только не Гнатий, — сказала она.
— Конечно, клянусь благим богом, я дважды идиот, что подумал о нем! — воскликнул Крисп, мысленно дав себе тумака. Дара вопросительно взглянула на него, но Крисп не стал пускаться в объяснения, а просто сказал:
— Я все время забываю, что даже святые отцы замешаны в политику. Игумен Пирр сгодится нам не хуже — кстати, он ухватится за такой шанс обеими руками. — И Крисп продолжил излагать свой план.
— Возможно, — протянула Дара. — Возможно. Похоже, ничего лучшего мы сейчас не придумаем. Давай попробуем.
* * *
— Чем могу служить, ваше величество? — равнодушно спросил Петроний. Это равнодушие, подумал Крисп, само по себе обличает Севастократора и подтверждает все подозрения. Если мнение Анфима уже не волнует Петрония, значит, он уже готов расправиться с племянником.
— Мне кажется, дядя, что я вчера немного погорячился, — сказал Анфим. Дара велела ему сделать вид, будто он нервничает; Анфиму не приходилось особенно стараться.
— Безусловно! — резко ответил Петроний. Да, он и не думает сдаваться, мелькнуло в голове у Криспа. — А все оттого, что ты попал под каблук этого мошенника, который прикидывается, будто вытирает там пыль! — Крисп почувствовал, как запылали уши. Стало быть, Петроний заметил его. Но не подслушивать он уже не мог.
— Э-э.., пожалуй, — нервно откликнулся Анфим. — Надеюсь, я еще могу все поправить.
— Слишком поздно, — заявил Петроний. Крисп поежился. Ему очень хотелось верить, что они с Дарой успеют спасти Анфимову корону.
— Я знаю, что должен извиниться за множество ошибок, — сказал император. — И не только за свой вчерашний приказ — я признателен тебе за все, что ты делал для меня и для империи, когда был регентом после смерти моего отца, да и после, когда я вошел в возраст. Я хочу вознаградить тебя по заслугам: а именно, если ты не против, мне хотелось бы через три дня провозгласить тебя со-Автократором в присутствии всего двора. Ты заслужил этот титул своим неустанным трудом.
Петроний молчал так долго, что Крисп непроизвольно сжал кулаки, ощущая, как ногти впиваются в ладони. Севастократор мог захватить полную власть: удовольствуется ли он половиной, пусть даже законно пожалованной?
— Если мы станем соправителями, Анфим, ты не будешь больше вмешиваться в дела армии? — спросил наконец Петроний.
— В военном деле ты разбираешься гораздо лучше меня, дядя, — ответил Анфим.
— Так не забывай об этом! — прорычал Петроний. — Хорошо еще, что ты вовремя опомнился! А теперь у меня вопрос: ты это серьезно? Я ведь все равно выясню, клянусь владыкой благим и премудрым! Я соглашусь, племянничек, только если ты выставишь этого предателя Криспа вон из дворцов.
— В ту же минуту, когда я возложу корону на твою голову, дядя, Крисп будет изгнан не только из дворцов, но и из города, — пообещал Анфим. Крисп с Дарой именно так и проинструктировали императора. Правда, оставался риск, что Анфим выполнит свое обещание. Если его страх перед Петронием сильнее доверия к жене и постельничему, а также веры в собственные способности, он может заплатить за свою безопасность даже такою ценой.
— Ненавижу ждать, — проговорил Петроний. Но в конце концов согласился:
— Ладно, племянник, подержи этого шельмеца при себе еще три дня, если уж тебе так хочется. Будем считать, что мы договорились. — Севастократор встал и с видом победителя вышел из комнаты. Увидав Криспа, Петроний обратился к нему — впервые после своего возвращения с запада:
— Три дня, негодяй! Собирай манатки.
Крисп, склонив голову, усердно стирал пыль с позолоченной рамы иконы Фоса. Он ничего не ответил. Петроний при виде его замешательства рассмеялся и зашагал мимо по коридору.
* * *
На здание Тронной палаты валил снег, когда вельможи и сановники империи собрались, чтобы посмотреть, как Петрония будут возводить на трон. В самом Тронном зале поддерживали тепло проложенные под полом трубы, бегущие от топки.
Едва чиновники и придворная знать заняли свои места, Крисп кивнул командиру Анфимовых телохранителей-халогаев. Командир кивнул свои людям. Вытянув вперед руки с топорами, халогаи медленно промаршировали двойной колонной, расчищая посреди зала проход, по которому должны были прошествовать Автократор со своей свитой. Позолоченные кольчуги воинов мерцали в свете факелов.
Как только проход был расчищен, Анфим, Дара, Пирр и Крисп прошли по нему к трону — вернее, к тронам, поскольку рядом с первым троном теперь возвышался второй; раз будет два соправителя, каждому положено свое почетное место.
Когда Анфим проходил мимо них, придворные, шурша шелками, простирались на полу. Подымаясь, они начали перешептываться между собой. Крисп услыхал, как один из аристократов спросил вполголоса соседа:
— А где же Гнатий? Нового императора обязан короновать патриарх!
— Бедняга слег из-за поноса, — ответил сосед. — Пирр — тоже человек святой, и у него есть все права. Благой бог не будет против.
Все домочадцы в патриаршем особняке слегли из-за поноса, подумал Крисп. Учитывая, сколько золотых ему пришлось отвалить, чтобы зелье попало на патриаршую кухню, удивляться этому не приходилось. Бедняга Гнатий со своими церковниками будут бегать в сортир еще несколько дней.
Анфим взошел по трем ступенькам к тронам и уселся на свое обычное место. Дара встала рядом с ним справа, на верхней ступеньке, Пирр — в центре, на нижней. Крисп тоже стоял справа, но на полу. Он помог составить план предстоящего спектакля, однако сыграть его должен был сам Анфим.
Автократор сидел не шелохнувшись, глядя бесстрастно на двери Тронной палаты. Дара с Пирром тоже застыли, словно статуи. Криспу не стоялось на месте, но он усилием воли заставил себя замереть.
В палату вошел Петроний — в такой же алой, расшитой золотом и драгоценными каменьями тунике, как у Анфима. Лишь непокрытая голова напоминала о том, что он еще не Автократор. Четко, по-военному печатая шаг, Петроний подошел к тронам. При виде Криспа чело его слегка омрачилось, но тут в глаза ему бросилась корона, лежавшая на троне. Петроний вновь глянул на Криспа и злорадно усмехнулся.
А затем, в последний раз, распростерся перед племянником. Встав, Петроний поклонился Анфиму как равному.
— Ваше величество! — проговорил он отчетливо и гордо.
— Ваше величество! — эхом отозвался Анфим. Придворные вновь начали перешептываться, приняв это обращение за официальное признание нового статуса Петрония. Но Анфим продолжал задумчивым тоном:
— Под словом «величество» мы подразумеваем правителя государства, его законную власть, высший пост в имперской иерархии и, если хотите, алые сапоги, которые имеет право носить только Автократор.
Петроний серьезно кивнул. Крисп заметил, как спало напряжение, владевшее будущим соправителем. Если Анфиму приспичило толкнуть перед коронацией речь, Петроний готов был потерпеть, не роняя спокойного достоинства.
Анфим и впрямь вознамерился толкнуть речь.
— Империя, разумеется, неделима, — продолжал он. — Означает ли это, что верховная власть в ней должна быть неделима тоже? Многие скажут: не обязательно, поскольку в Видессе и прежде были со-Автократоры; таким образом, это не нарушает древние традиции нашей страны…
Петроний кивнул опять — на сей раз, подумал Крисп, с явным оттенком самодовольства. А император все продолжал:
— И тем не менее у прежних Автократоров, как правило, существовала веская причина, понуждавшая их делиться властью. Чаще всего это было желание приучить сына или избранного наследника к чувству ответственности до того, как старший партнер отойдет в мир иной. Мой дядя Петроний, стоящий передо иной, как всем вам известно, уже знаком с той властью, что присуща трону.
Петроний снова кивнул.
— Многие годы, — не унимался Анфим, — управление государством и армией было доверено ему. Вначале по причине моего юного возраста, а потом — не в последнюю очередь — благодаря его желанию продолжить начатое.
Петроний спокойно ждал, пока Анфим доберется до сути. И тот наконец добрался:
— Будучи полководцем, мой дядя пошел войной на древний Макуран. Не сумев одержать сколько-нибудь значимых побед в этом году, он собирается продолжить кампанию в следующем, несмотря на то что другие варвары, призванные к нашим северным границам по его собственному настоянию, угрожают спокойствию государства.
Улыбка внезапно исчезла с лица Петрония. Анфим не обратил на это ни малейшего внимания.
— Когда я просил дядю обдумать положение, он назвал набеги северных варваров несущественной мелочью, после чего пригрозил, что воспользуется своим влиянием на солдат, дабы скинуть меня с трона, если я воспротивлюсь его желанию. — И, возвысив голос, император обратился к халогаям-охранникам:
— Солдаты Видесса! Кто ваш Автократор: Анфим или Петроний?
— Анфим! — гаркнули северяне так громко, что эхо прокатилось по стенам и высоким сводам. — Анфим!
Император поднялся с трона.
— Тогда хватайте этого предателя, который хотел угрозами заставить меня поделиться императорской властью, не имея на то никакого права!
— Ах ты!..
Петроний бросился к племяннику. Дара вскрикнула и заслонила Анфима собой. Но прежде чем Петроний успел добраться до тронных ступенек, Крисп схватил его и держал на месте, пока трое халогаев с поднятыми топорами не сбежали, звеня кольчугами, со своих постов возле императорского кресла.
— Сдавайся — или умри! — крикнул один из них Петронию, тщетно пытавшемуся освободиться из железной хватки Криспа. Все остальные охранники тоже подняли над головами топоры, готовясь устроить в Тронной палате резню, если только кто-то из сторонников Петрония попытается прийти ему на помощь. Никто не шелохнулся.
Петроний был в такой ярости, что, казалось, он скорее умрет, нежели сдастся. По крайней мере, так подумал Крисп. Однако Севастократор был опытным солдатом, давно привыкшим оценивать шансы на победу в схватке. И хоть в глазах его бушевала ненависть, он взял себя в руки, сделал шаг назад и склонил голову перед рослыми белобрысыми телохранителями.
— Я сдаюсь, — выдохнул Петроний.
— Вот так-то лучше, дядя, — проговорил, снова садясь, Анфнм. — Клянусь благим богом, я лучше посажу на трон Криспа, чем тебя. — Дара, стоявшая на ступеньке, энергично кивнула. — И коль скоро ты сдался, мы должны поместить тебя туда, где ты не сможешь нам больше вредить. Согласен ли ты добровольно расстаться с шевелюрой и присоединиться к монашеской братии в избранном мною монастыре, дабы провести остаток дней своих в молитвах владыке благому и премудрому?
— Добровольно? — К Петронию, похоже, вернулось самообладание, по крайней мере настолько, чтобы иронично вздернуть бровь. — Ну, учитывая обстоятельства, я расстанусь с шевелюрой достаточно добровольно. Лучше пускай мне отрежут волосы, чем голову.
— Пирр! — окликнул настоятеля Анфим.
— С удовольствием, ваше величество. — Игумен спустился со ступеньки. В мешочке, свисавшем с пояса, у него были ножницы и отточенная до блеска бритва. Пирр поклонился Петронию и поднял вверх священную Фосову книгу. Ни намеком не выдав злорадных чувств, хотя он их наверняка испытывал, настоятель торжественно произнес:
— Петроний, вот перед тобою закон, согласно которому ты будешь жить отныне. Если в сердце своем ты чувствуешь, что сумеешь соблюдать его, войди в нашу обитель; если нет, скажи об этом немедля.
Петроний не обиделся на столь простое обращение: коль скоро ему предстояло стать монахом, на бывшие свои титулы он уже не имел никакого права. Он, однако, позволил себе бросить многозначительный взгляд на вооруженных халогаев и лишь потом произнес:
— Я буду его соблюдать.
— Воистину будешь?
— Воистину буду.
— Воистину?
— Воистину.
После того как Петроний поклялся в третий раз, Пирр поклонился снова и сказал:
— Тогда склони голову, Петроний, и принеси свои волосы в жертву Фосу как символ служения владыке благому и премудрому.
Петроний повиновался. Седеющие пряди посыпались на пол под щелканье ножниц настоятеля. Когда стрижка показалась Пирру достаточно короткой, он взялся за бритву.
Корона, которую надеялся надеть Петроний, лежала на большой подушке из алого сатина. Выбрив Петронию голову, Пирр поднялся по ступенькам ко второму трону и поднял подушку. Под ней была сложена синяя ряса из грубой шерсти. Игумен взял ее и вернулся к Петронию.
— Твоя одежда не приличествует нынешнему твоему положению, — сказал настоятель. — Сними ее, а также эти красные сапоги, и облачись в рясу монастырской чистоты.
И снова Петроний повиновался, расстегнув застежки императорского одеяния. Небрежно передернул плечами — и роскошная туника свалилась на пол. Туда же полетели алые сапоги. Нательная рубаха и подштанники на бывшем Севастократоре были из гладкого блестящего шелка. Он непринужденно стоял, ожидая продолжения. «Вот что значит порода! — невольно подумалось Криспу. — Он умеет проигрывать с достоинством».
Пирр нахмурился, глядя на богатое белье Петрония.
— Все это тоже придется снять в монастыре, — заявил настоятель. — Слишком уж изысканно для простой жизни, которую ведет братия.
— Могу снять и сейчас, мне без разницы, — снова пожав плечами, откликнулся Петроний.
Крисп был уверен, что Петроний надеялся смутить Пирра. Ему это удалось; настоятель залился краской до самой бритой макушки.
— Как я уже сказал, — взяв себя в руки, ответствовал игумен, — это может подождать до монастыря. — Он протянул Петронию синюю рясу. — Надень ее, будь любезен. — И, пока Петроний облачался в монашескую одежду, Пирр проговорил нараспев:
— Как синее одеяние Фоса покрывает твое тело, так да покроет праведность твое сердце и убережет его ото зла.
— Да будет так, — отозвался Петроний, начертив над сердцем солнечный круг. Все присутствующие последовали его примеру, за исключением язычников-халогаев. Крисп не ощущал себя лицемером, когда молился про себя, чтобы бывший Севастократор сумел стать хорошим монахом. Как и все его соотечественники, Крисп серьезно относился к вере; к тому же Петронию и правда лучше прожить остаток жизни в монастырской келье, чем рухнуть в лужу крови на полированном мраморе напротив трона.
— Точно, ваше величество, — с улыбкой ответил он. — И меня это радует. — Но он понимал, что сначала Дара имела в виду совсем другое — и что она права.
Как же настроить Анфима, чтобы он не сдался Петронию без борьбы? Может, пригрозить, что уступка обойдется ему дороже, чем сопротивление? Или внушить, что он в состоянии победить дядю? К сожалению, Крисп не имел понятия, как это сделать.
* * *
Если Петроний и не вернулся из Макурана с победой, то по, крайней мере, позаботился о том, чтобы народ Видесса этого не понял. Два подразделения крутых вояк прошлись парадным строем от Серебряных ворот по Срединной улице до дворцового квартала, в колесницах провезли трофеи, а за ними всадники прогнали по улице несколько макурацских пленников в цепях. Процессию возглавлял сам Севастократор на своей великолепной, но ни на что, кроме парадов, не годной лошади.
В то время как солдаты маршировали по городу, герольды громко провозглашали: «Слава его сиятельному высочеству Севастократору Петронию, грозе макуранцев! Сияние Фосова солнца исходит от него, покорившего Артаз и Ханзит, Фис, и Бардаа, и Телов!»
«Слава!» — кричали солдаты. Судя по тому энтузиазму, с каким они и герольды выкрикивали названия захваченных Петронием мест, их можно было принять скорее за крупные города, чем за те васпураканские поселения, которые все вместе образовали бы городишко чуть меньше, скажем, Имброса или Опсикиона.
И хотя сияние Фосова солнца, возможно, исходило от Петрония, оно не могло рассеять густые серые тучи, нависшие над городом Видессом. Дождик замочил парад Севастократора. Некоторые горожане, стоя под зонтиками, навесами и колоннадами, приветствовали войско, но большинство отсиживалось по домам.
Крисп, спасаясь от дождя широкополой шляпой из плетеной соломки, увидел, как Петроний распустил своих солдат по казармам, едва они прошли по площади Паламы и скрылись из глаз публики. Потом Севастократор, потряхивая мокрой от дождя бородой, пустил коня мелкой рысью — на большее это животное не было способно — и поскакал к своему жилищу в здании, где располагалась также Тронная палата.
Анфим принял Петрония на следующий день. По совету Криспа прием происходил в Тронной палате. Сидя на троне во всем великолепии императорских регалий, окруженный стройными рядами постельничих, придворных и телохранителей-халогаев, Автократор с невозмутимым выражением следил за тем, как Петроний приближается к нему вдоль длинного прохода.
Как и полагалось по этикету, Петроний остановился футах в десяти от основания трона. Он опустился на колени, а затем распластался перед своим племянником на животе. Но перед этим бросил быстрый взгляд на Криспа, стоявшего справа от императора. Глаза у Петрония округлились — чуть-чуть. Крисп, раздвинув губы, сверкнул зубами, хотя совсем не в улыбке.
— Приветствую вас, ваше величество! — ровным тоном произнес Петроний, уткнувшись лицом в мраморный пол.
— Встань, — ответил Анфим, промедлив чуть дольше обычного: едва уловимый намек на то, что Петроний не заслужил императорского благоволения, не оставшийся, однако, незамеченным придворными.
Петроний тоже его заметил, но встал, не подавая виду. И точно так же не подал виду, что не сумел осуществить свои планы на западе.
— Ваше величество! Борьбе против неверных почитателей Четырех Пророков положено многообещающее начало! — заявил он. — Когда погода позволит нам возобновить кампанию следующей весной, нас ожидает еще более внушительный успех.
Крисп напряженно застыл. Он не ожидал, что Севастократору хватит наглости вот так, в лицо, отрицать очевидное и переть напролом, как ни в чем не бывало. Шепоток, пробежавший по Тронной палате подобно летнему ветерку в листве, свидетельствовал о том, что Криспово удивление разделяли многие. Но хотя Анфим сидел на троне, на самом деле империей более десятка лет правил Петроний. Что же ответит дяде Анфим?
Этого не мог угадать даже Крисп. Придерживаясь правил старинного этикета, он держал голову склоненной, однако не спускал с императора глаз. Анфим снова помедлил, правда, на сей раз не намеренно, а просто оттого, что не мог подобрать нужных слов. И наконец проговорил:
— До весны еще далеко. Мы за это время выберем правильный курс.
Петроний поклонился:
— Как вашему величеству будет угодно.
Крисп возликовал в душе. Несмотря на все его увещевания, несмотря на все усилия Дары, он сомневался, что им удастся добиться от императора хотя бы столь уклончивого ответа. Это уже было победой.
Придворные почувствовали то же самое. Тихий шепоток снова облетел их ряды. Петроний отошел от императорского трона, кланяясь через каждые несколько шагов, пока не удалился на достаточное расстояние, позволявшее повернуться и зашагать прочь. И тем не менее, шагая сквозь строй придворных, он вовсе не выглядел побежденным.
* * *
Крисп покачал головой:
— Передай, пожалуйста, мои искренние сожаления его императорскому высочеству, высокочтимый Герул. Но я проболел все лето и попросту не в силах дойти до покоев Севастократора.
Так, в наиболее вежливой форме, он давал понять, что не доверяет Петронию и не желает являться с визитом.
— Я передам ваш ответ хозяину, — мрачно пообещал Герул.
Принимал ли дворецкий какое-то участие в покушении на жизнь Криспа, организованном Петронием? Герул нравился Криспу, и он считал, что эта симпатия взаимна. Но дворецкий был предан Севастократору, так что ни о какой дружбе не могло быть и речи.
Петроний не снизошел до посещения Криспа, хотя частенько наведывался в императорскую резиденцию, стараясь уговорить племянника продолжить войну с Макураном. Сталкиваясь случайно с вестиарием, Севастократор глядел сквозь него.
Как ни старался Крисп, решимость Анфима была явно поколеблена. Император больше привык прислушиваться к мнению Петрония, нежели Криспа.., а за Петронием, к тому же, стояла императорская армия. Крисп угрюмо готовился к новому поражению, сомневаясь про себя, удастся ли ему остаться вестиарием.
И тут, хотя и с большой задержкой из-за суровой зимы, до Видесса дошли новости с кубратской границы. Банды Арваша Черного Плаща напали на несколько приграничных видесских деревень, разграбили их, поубивали жителей и убрались восвояси.
Крисп позаботился о том, чтобы Анфим прочел депеши, описывающие убийство сельчан в самых жутких подробностях.
— Это ужасно! — воскликнул император, отшвырнув пергамент в полном расстройстве чувств.
— Вот именно, ваше величество, — согласился Крисп. — Эти северяне еще более жестоки, чем кубраты.
— Что верно, то верно. — Анфим, поддавшись болезненному любопытству, поднял депеши и прочел их еще раз. Содрогнулся — и снова бросил на пол. — Да эти скоты просто одержимы Скотосом!
— Хорошо сказано, ваше величество, — кивнул Крисп. — Похоже, они убивают ради спортивного удовольствия, правда? Не забудьте, по чьему совету вы допустили этих мясников к границам империи. Не забудьте также о том, кто пытается заставить вас не обращать на это внимания, чтобы продолжить свою бессмысленную войну с Макураном.
— Придется мне как-нибудь найти тебе жену, Крисп, — с сухим смешком заметил Анфим. — Более вежливого способа заявить «Я же тебе говорил!» мне еще слышать не доводилось.
Крисп машинально улыбнулся, думая про себя, что Автократор напрочь лишен способности надолго сохранять серьезность.
Но Анфим ее сохранил. Назавтра, когда Петроний пришел поговорить о западной кампании, Автократор молча сунул ему депеши с северных границ.
— Мне жаль их, но что с того? — сказал Петроний, прочитав пергамент. — Так уж сложилось, что на севере мы граничим с варварами. А варвары — они на то и варвары, чтобы наскакивать на нас время от времени.
— Вот именно, — сказал Анфим. — И когда они наскакивают, то должны натыкаться на наших солдат, которых нельзя уводить на запад. Дядя, я запрещаю тебе нападать на Макуран, покуда твои новые варвары не усвоят, что мы в состоянии отбить их атаки.
Стоя в коридоре, Крисп тихо и протяжно присвистнул. Такой решимости в разговоре с Петронием он от Анфима даже не ожидал. Крисп с воодушевлением принялся смахивать пыль с раритетов.
— Вы запрещаете, ваше величество? — Вопрос прозвучал с уже слыханной интонацией — интонацией взрослого мужчины, разговаривающего с безбородым юнцом.
Обычно Анфим то ли не придавал этому значения, то ли не замечал. Но на сей раз, по-видимому, его это задело.
— Да, клянусь благим богом, я запрещаю, дядя! — отрезал он. — Я Автократор, и я все сказал. Или ты не подчинишься моему приказу?
Крисп полагал, что Петроний, как всегда, высмеет племянника. Но Севастократор только сказал:
— Я всегда буду подчиняться вам, ваше величество, пока вы император. — Ножки кресла заскрипели по гладкому мраморному полу. Севастократор встал. — Прошу прощения, но меня ждут другие дела.
Петроний прошел мимо Криспа, словно того там и не было; Криспу, стоявшему посреди коридора, показалось было, что Севастократор пройдет прямо через него, не сворачивая в сторону. Пару минут спустя из комнаты вышел Анфим, утирая пот со лба совсем не императорским жестом.
— Фу-у! — вздохнул он. — Противостоять моему дяде — безумно нелегкая работа, но, клянусь Фосом, я с ней справился! Он сказал, что подчинится. — В голосе Анфима звучала гордость. Крисп его за это не осуждал.
Анфим не был бы собой, если б не отметил свою победу над Петронием кувшином вина, а затем еще одним. Подкрепив таким образом силы, он направился на очередную вечеринку и потащил Криспа с собой.
Криспу веселиться не хотелось. Чем дольше он прокручивал в памяти слова Петрония, тем меньше они казались ему обещанием повиноваться. Улизнуть с пирушки не составило труда; Анфим, вопреки своему обыкновению, надрался до бессознательного состояния. Крисп покинул особнячок и пошел к императорской резиденции.
Заметив свет под закрытой дверью в спальне императора и императрицы, Крисп тихонько постучал. Дара открыла почти мгновенно.
— А ты обнаглел, — заметила она с улыбкой. — Это хорошо. — Она прижалась к нему, подняв лицо для поцелуя.
Крисп с жаром ответил да него, но потом сделал шаг назад.
— Скажи, что ты об этом думаешь, — проговорил он, постаравшись как можно более точно воспроизвести разговор Анфима с Петронием.
Сладострастное выражение исчезло с лица Дары, сменившись тревогой:
— Он согласен подчиняться Анфиму, пока тот будет императором? Так он сказал? А если Анфим перестанет быть императором?
— Именно это меня и мучает, — ответил Крисп. — Я хотел убедиться, что ничего не придумываю. Если Петроний решит свергнуть Автократора, то сделает это с легкостью. Большинство солдат и почти все высшие офицеры стоят за него горой — за него, а не за Анфима. Правда, до сих пор Петроний этого не хотел.
— А зачем ему было утруждаться? — промолвила Дара. — Анфим всегда был послушен — до сих пор, как ты правильно сказал. Как же нам ему помешать? — Тревога императрицы уступила место откровенному страху.
— Нужно убедить Анфима, что его дядя так легко не сдастся, — промолвил Крисп. — Мы обязаны его убедить, тем более что это правда. И если нам удастся… — Крисп глубоко задумался. — Как тебе мой план?..
Дара, нахмурившись, слушала его предложение. И на минутку прервала, подняв руку.
— Только не Гнатий, — сказала она.
— Конечно, клянусь благим богом, я дважды идиот, что подумал о нем! — воскликнул Крисп, мысленно дав себе тумака. Дара вопросительно взглянула на него, но Крисп не стал пускаться в объяснения, а просто сказал:
— Я все время забываю, что даже святые отцы замешаны в политику. Игумен Пирр сгодится нам не хуже — кстати, он ухватится за такой шанс обеими руками. — И Крисп продолжил излагать свой план.
— Возможно, — протянула Дара. — Возможно. Похоже, ничего лучшего мы сейчас не придумаем. Давай попробуем.
* * *
— Чем могу служить, ваше величество? — равнодушно спросил Петроний. Это равнодушие, подумал Крисп, само по себе обличает Севастократора и подтверждает все подозрения. Если мнение Анфима уже не волнует Петрония, значит, он уже готов расправиться с племянником.
— Мне кажется, дядя, что я вчера немного погорячился, — сказал Анфим. Дара велела ему сделать вид, будто он нервничает; Анфиму не приходилось особенно стараться.
— Безусловно! — резко ответил Петроний. Да, он и не думает сдаваться, мелькнуло в голове у Криспа. — А все оттого, что ты попал под каблук этого мошенника, который прикидывается, будто вытирает там пыль! — Крисп почувствовал, как запылали уши. Стало быть, Петроний заметил его. Но не подслушивать он уже не мог.
— Э-э.., пожалуй, — нервно откликнулся Анфим. — Надеюсь, я еще могу все поправить.
— Слишком поздно, — заявил Петроний. Крисп поежился. Ему очень хотелось верить, что они с Дарой успеют спасти Анфимову корону.
— Я знаю, что должен извиниться за множество ошибок, — сказал император. — И не только за свой вчерашний приказ — я признателен тебе за все, что ты делал для меня и для империи, когда был регентом после смерти моего отца, да и после, когда я вошел в возраст. Я хочу вознаградить тебя по заслугам: а именно, если ты не против, мне хотелось бы через три дня провозгласить тебя со-Автократором в присутствии всего двора. Ты заслужил этот титул своим неустанным трудом.
Петроний молчал так долго, что Крисп непроизвольно сжал кулаки, ощущая, как ногти впиваются в ладони. Севастократор мог захватить полную власть: удовольствуется ли он половиной, пусть даже законно пожалованной?
— Если мы станем соправителями, Анфим, ты не будешь больше вмешиваться в дела армии? — спросил наконец Петроний.
— В военном деле ты разбираешься гораздо лучше меня, дядя, — ответил Анфим.
— Так не забывай об этом! — прорычал Петроний. — Хорошо еще, что ты вовремя опомнился! А теперь у меня вопрос: ты это серьезно? Я ведь все равно выясню, клянусь владыкой благим и премудрым! Я соглашусь, племянничек, только если ты выставишь этого предателя Криспа вон из дворцов.
— В ту же минуту, когда я возложу корону на твою голову, дядя, Крисп будет изгнан не только из дворцов, но и из города, — пообещал Анфим. Крисп с Дарой именно так и проинструктировали императора. Правда, оставался риск, что Анфим выполнит свое обещание. Если его страх перед Петронием сильнее доверия к жене и постельничему, а также веры в собственные способности, он может заплатить за свою безопасность даже такою ценой.
— Ненавижу ждать, — проговорил Петроний. Но в конце концов согласился:
— Ладно, племянник, подержи этого шельмеца при себе еще три дня, если уж тебе так хочется. Будем считать, что мы договорились. — Севастократор встал и с видом победителя вышел из комнаты. Увидав Криспа, Петроний обратился к нему — впервые после своего возвращения с запада:
— Три дня, негодяй! Собирай манатки.
Крисп, склонив голову, усердно стирал пыль с позолоченной рамы иконы Фоса. Он ничего не ответил. Петроний при виде его замешательства рассмеялся и зашагал мимо по коридору.
* * *
На здание Тронной палаты валил снег, когда вельможи и сановники империи собрались, чтобы посмотреть, как Петрония будут возводить на трон. В самом Тронном зале поддерживали тепло проложенные под полом трубы, бегущие от топки.
Едва чиновники и придворная знать заняли свои места, Крисп кивнул командиру Анфимовых телохранителей-халогаев. Командир кивнул свои людям. Вытянув вперед руки с топорами, халогаи медленно промаршировали двойной колонной, расчищая посреди зала проход, по которому должны были прошествовать Автократор со своей свитой. Позолоченные кольчуги воинов мерцали в свете факелов.
Как только проход был расчищен, Анфим, Дара, Пирр и Крисп прошли по нему к трону — вернее, к тронам, поскольку рядом с первым троном теперь возвышался второй; раз будет два соправителя, каждому положено свое почетное место.
Когда Анфим проходил мимо них, придворные, шурша шелками, простирались на полу. Подымаясь, они начали перешептываться между собой. Крисп услыхал, как один из аристократов спросил вполголоса соседа:
— А где же Гнатий? Нового императора обязан короновать патриарх!
— Бедняга слег из-за поноса, — ответил сосед. — Пирр — тоже человек святой, и у него есть все права. Благой бог не будет против.
Все домочадцы в патриаршем особняке слегли из-за поноса, подумал Крисп. Учитывая, сколько золотых ему пришлось отвалить, чтобы зелье попало на патриаршую кухню, удивляться этому не приходилось. Бедняга Гнатий со своими церковниками будут бегать в сортир еще несколько дней.
Анфим взошел по трем ступенькам к тронам и уселся на свое обычное место. Дара встала рядом с ним справа, на верхней ступеньке, Пирр — в центре, на нижней. Крисп тоже стоял справа, но на полу. Он помог составить план предстоящего спектакля, однако сыграть его должен был сам Анфим.
Автократор сидел не шелохнувшись, глядя бесстрастно на двери Тронной палаты. Дара с Пирром тоже застыли, словно статуи. Криспу не стоялось на месте, но он усилием воли заставил себя замереть.
В палату вошел Петроний — в такой же алой, расшитой золотом и драгоценными каменьями тунике, как у Анфима. Лишь непокрытая голова напоминала о том, что он еще не Автократор. Четко, по-военному печатая шаг, Петроний подошел к тронам. При виде Криспа чело его слегка омрачилось, но тут в глаза ему бросилась корона, лежавшая на троне. Петроний вновь глянул на Криспа и злорадно усмехнулся.
А затем, в последний раз, распростерся перед племянником. Встав, Петроний поклонился Анфиму как равному.
— Ваше величество! — проговорил он отчетливо и гордо.
— Ваше величество! — эхом отозвался Анфим. Придворные вновь начали перешептываться, приняв это обращение за официальное признание нового статуса Петрония. Но Анфим продолжал задумчивым тоном:
— Под словом «величество» мы подразумеваем правителя государства, его законную власть, высший пост в имперской иерархии и, если хотите, алые сапоги, которые имеет право носить только Автократор.
Петроний серьезно кивнул. Крисп заметил, как спало напряжение, владевшее будущим соправителем. Если Анфиму приспичило толкнуть перед коронацией речь, Петроний готов был потерпеть, не роняя спокойного достоинства.
Анфим и впрямь вознамерился толкнуть речь.
— Империя, разумеется, неделима, — продолжал он. — Означает ли это, что верховная власть в ней должна быть неделима тоже? Многие скажут: не обязательно, поскольку в Видессе и прежде были со-Автократоры; таким образом, это не нарушает древние традиции нашей страны…
Петроний кивнул опять — на сей раз, подумал Крисп, с явным оттенком самодовольства. А император все продолжал:
— И тем не менее у прежних Автократоров, как правило, существовала веская причина, понуждавшая их делиться властью. Чаще всего это было желание приучить сына или избранного наследника к чувству ответственности до того, как старший партнер отойдет в мир иной. Мой дядя Петроний, стоящий передо иной, как всем вам известно, уже знаком с той властью, что присуща трону.
Петроний снова кивнул.
— Многие годы, — не унимался Анфим, — управление государством и армией было доверено ему. Вначале по причине моего юного возраста, а потом — не в последнюю очередь — благодаря его желанию продолжить начатое.
Петроний спокойно ждал, пока Анфим доберется до сути. И тот наконец добрался:
— Будучи полководцем, мой дядя пошел войной на древний Макуран. Не сумев одержать сколько-нибудь значимых побед в этом году, он собирается продолжить кампанию в следующем, несмотря на то что другие варвары, призванные к нашим северным границам по его собственному настоянию, угрожают спокойствию государства.
Улыбка внезапно исчезла с лица Петрония. Анфим не обратил на это ни малейшего внимания.
— Когда я просил дядю обдумать положение, он назвал набеги северных варваров несущественной мелочью, после чего пригрозил, что воспользуется своим влиянием на солдат, дабы скинуть меня с трона, если я воспротивлюсь его желанию. — И, возвысив голос, император обратился к халогаям-охранникам:
— Солдаты Видесса! Кто ваш Автократор: Анфим или Петроний?
— Анфим! — гаркнули северяне так громко, что эхо прокатилось по стенам и высоким сводам. — Анфим!
Император поднялся с трона.
— Тогда хватайте этого предателя, который хотел угрозами заставить меня поделиться императорской властью, не имея на то никакого права!
— Ах ты!..
Петроний бросился к племяннику. Дара вскрикнула и заслонила Анфима собой. Но прежде чем Петроний успел добраться до тронных ступенек, Крисп схватил его и держал на месте, пока трое халогаев с поднятыми топорами не сбежали, звеня кольчугами, со своих постов возле императорского кресла.
— Сдавайся — или умри! — крикнул один из них Петронию, тщетно пытавшемуся освободиться из железной хватки Криспа. Все остальные охранники тоже подняли над головами топоры, готовясь устроить в Тронной палате резню, если только кто-то из сторонников Петрония попытается прийти ему на помощь. Никто не шелохнулся.
Петроний был в такой ярости, что, казалось, он скорее умрет, нежели сдастся. По крайней мере, так подумал Крисп. Однако Севастократор был опытным солдатом, давно привыкшим оценивать шансы на победу в схватке. И хоть в глазах его бушевала ненависть, он взял себя в руки, сделал шаг назад и склонил голову перед рослыми белобрысыми телохранителями.
— Я сдаюсь, — выдохнул Петроний.
— Вот так-то лучше, дядя, — проговорил, снова садясь, Анфнм. — Клянусь благим богом, я лучше посажу на трон Криспа, чем тебя. — Дара, стоявшая на ступеньке, энергично кивнула. — И коль скоро ты сдался, мы должны поместить тебя туда, где ты не сможешь нам больше вредить. Согласен ли ты добровольно расстаться с шевелюрой и присоединиться к монашеской братии в избранном мною монастыре, дабы провести остаток дней своих в молитвах владыке благому и премудрому?
— Добровольно? — К Петронию, похоже, вернулось самообладание, по крайней мере настолько, чтобы иронично вздернуть бровь. — Ну, учитывая обстоятельства, я расстанусь с шевелюрой достаточно добровольно. Лучше пускай мне отрежут волосы, чем голову.
— Пирр! — окликнул настоятеля Анфим.
— С удовольствием, ваше величество. — Игумен спустился со ступеньки. В мешочке, свисавшем с пояса, у него были ножницы и отточенная до блеска бритва. Пирр поклонился Петронию и поднял вверх священную Фосову книгу. Ни намеком не выдав злорадных чувств, хотя он их наверняка испытывал, настоятель торжественно произнес:
— Петроний, вот перед тобою закон, согласно которому ты будешь жить отныне. Если в сердце своем ты чувствуешь, что сумеешь соблюдать его, войди в нашу обитель; если нет, скажи об этом немедля.
Петроний не обиделся на столь простое обращение: коль скоро ему предстояло стать монахом, на бывшие свои титулы он уже не имел никакого права. Он, однако, позволил себе бросить многозначительный взгляд на вооруженных халогаев и лишь потом произнес:
— Я буду его соблюдать.
— Воистину будешь?
— Воистину буду.
— Воистину?
— Воистину.
После того как Петроний поклялся в третий раз, Пирр поклонился снова и сказал:
— Тогда склони голову, Петроний, и принеси свои волосы в жертву Фосу как символ служения владыке благому и премудрому.
Петроний повиновался. Седеющие пряди посыпались на пол под щелканье ножниц настоятеля. Когда стрижка показалась Пирру достаточно короткой, он взялся за бритву.
Корона, которую надеялся надеть Петроний, лежала на большой подушке из алого сатина. Выбрив Петронию голову, Пирр поднялся по ступенькам ко второму трону и поднял подушку. Под ней была сложена синяя ряса из грубой шерсти. Игумен взял ее и вернулся к Петронию.
— Твоя одежда не приличествует нынешнему твоему положению, — сказал настоятель. — Сними ее, а также эти красные сапоги, и облачись в рясу монастырской чистоты.
И снова Петроний повиновался, расстегнув застежки императорского одеяния. Небрежно передернул плечами — и роскошная туника свалилась на пол. Туда же полетели алые сапоги. Нательная рубаха и подштанники на бывшем Севастократоре были из гладкого блестящего шелка. Он непринужденно стоял, ожидая продолжения. «Вот что значит порода! — невольно подумалось Криспу. — Он умеет проигрывать с достоинством».
Пирр нахмурился, глядя на богатое белье Петрония.
— Все это тоже придется снять в монастыре, — заявил настоятель. — Слишком уж изысканно для простой жизни, которую ведет братия.
— Могу снять и сейчас, мне без разницы, — снова пожав плечами, откликнулся Петроний.
Крисп был уверен, что Петроний надеялся смутить Пирра. Ему это удалось; настоятель залился краской до самой бритой макушки.
— Как я уже сказал, — взяв себя в руки, ответствовал игумен, — это может подождать до монастыря. — Он протянул Петронию синюю рясу. — Надень ее, будь любезен. — И, пока Петроний облачался в монашескую одежду, Пирр проговорил нараспев:
— Как синее одеяние Фоса покрывает твое тело, так да покроет праведность твое сердце и убережет его ото зла.
— Да будет так, — отозвался Петроний, начертив над сердцем солнечный круг. Все присутствующие последовали его примеру, за исключением язычников-халогаев. Крисп не ощущал себя лицемером, когда молился про себя, чтобы бывший Севастократор сумел стать хорошим монахом. Как и все его соотечественники, Крисп серьезно относился к вере; к тому же Петронию и правда лучше прожить остаток жизни в монастырской келье, чем рухнуть в лужу крови на полированном мраморе напротив трона.