— Идите сюда, оба!
Сандро и Мори вошли.
— Отвечайте, вы открывали седьмой блок?
— Я спал, — буркнул Сандро хмуро. — И ничего не открывал.
— Я открывал… — смущенно сознался Мори. — Мне показалось, что он перегрелся… Он гудел необычно, и в воздухе чувствовался запах горелого пластикона. Я открыл… И немного полил водой…
Сандро чувствовал, что Мори очень волнуется, однако внешне этого не было заметно.
— Полили водой?
— Да… А потом лег спать… У меня сегодня выходной и…
— Простите… — перебил его Флере. — Я настоятельно советую вам обратиться к врачу. А если вздумаете еще раз полить водой блоки системы наблюдения, мы вас изолируем. Обоих! Но на этот раз просто советую обратиться к врачу. И внимательно перечитать инструкцию пользования блоками технического обслуживания.
Несколько минут прибывшие копались в седьмом блоке. После чего вновь загорелись все сигнальные лампочки. Работники Центра сухо попрощались и торопливо ушли, сверкнув возмущенными взглядами.
Сандро с Мори остались одни.
Входной робот громко прокричал:
— Что там случилось? Мне показалось, что я уже умер.
— Все в порядке, Робби, — ответил Мори, не выходя к нему. — Почему-то пропало питание. Но теперь все в порядке. Не волнуйся.
Они сели к столу и долго смотрели друг на друга молча.
Белая скатерть, вышитая серебром. Три красные дюлийские розы в голубой пластиконовой вазе. Сандро понимал, им с Мори нужно продолжить разговор. Но оба молчали. На них вновь смотрели, как всегда, черные зрачки системы наблюдения, невидимые микрофоны слышали самое тихое слово…
Вдруг засветился экран видеона, а на нем — лицо здоровяка в розовом халате, не предвещавшее ничего хорошего.
— Кстати, уважаемый Сандро-Дю, — начал он без всякого вступления. — Непосредственно перед исчезновением энергии в вашем жилом блоке вы не спали, а разговаривали с Мори-Дю. Уважаемый Мори-Дю сказал вам: «Подожди, я сейчас. Очень прошу тебя, подожди!» После этих слов Мори-Дю пошел в комнату технического обслуживания…
— Я почувствовал запах горелого пластикона и пошел посмотреть, в чем там дело…
— Хватит! Мы уже слышали это. У нас нет ни малейшего сомнения, что вам обоим необходимо немного подлечиться. Надеюсь, что система медицинского наблюдения тоже очень скоро заметит отклонения от нормы…
Здоровяк на экране повернул голову и долго всматривался во что-то. И вот в комнате загорелась красная лампочка на сигнальном пульте. Мори вздрогнул как от удара, смотрел беспомощно и вопросительно на красный огонек на экране видеона… Скоро приедет машина медицинской службы…
— Не-ет! — вдруг закричал Мори. — Нет!
Здоровяк на экране улыбнулся.
— Успокойтесь. Все будет хорошо.
— Программа «Билальген семнадцать»! — перебил его на полуслове Мори. — Немедленно сделайте запрос и… оставьте нас в покое!
Здоровяк удивленно вскинул брови, нажал перед собой клавишу и отвел взгляд в сторону. Минуту спустя сердито усмехнулся:
— Могли бы предупредить нас заранее, уважаемый Мори-Дю. Желаю всего наилучшего.
— Вы тоже могли бы получше быть информированы, — сухо ответил Мори.
Экран погас.
«Что за программа, о которой сказал Мори? И тот здоровяк сразу заткнулся… Как это понимать? Но вроде бы все обошлось. Прошло уже три… четыре… пять минут, а машины все еще нет… Значит, и не будет. Какая-то программа… но какая? Может, ловкая инсценировка? Позорная инсценировка… Так суждено ли мне вернуться на Землю?..»
— Что это за программа — «Билальген семнадцать»?!
— Программа моей… моего наблюдения за тобой. Личное задание Семена-Дю.
— Семена? — переспросил Новак и невольно улыбнулся.
«Оказывается, Семен Михай что-то делает. Оказывается, все не так и плохо… А мы думали, Семен печется лишь об одном — спасти собственную шкуру. Вот уже шесть лет прошло, как он стал консультантом Николиана Джерри, и с тех самых пор Семен демонстративно прекратил все контакты с землянами… Оказывается, Семен Михай что-то делает… Если б не эта программа, меня навсегда забрала бы машина медицинского Центра…»
О планете Эдина земляне услышали впервые три столетия тому назад. Одна из разведывательных экспедиций, возглавляемая молодым астроисследователем Иваном Эдиным, возвратилась на Землю с интересными материалами. В 172316 квадрате пространства заметили звезду, подобную Солнцу, и возле нее — планету, очень похожую на Землю. Энергетические запасы корабля были на исходе, и потому экспедиция смогла произвести посадку на планету с очень кратковременным пребыванием на ней.
Отсняли обзорный фильм и взяли пробы грунта, воды и воздуха, Планета напоминала молодую Землю своей растительностью и животным миром. Звезду назвали солнцем Эдина, а ее планету — планетой Эдина. Сразу же по возвращении началась подготовка следующей, специальной экспедиции. Ею руководил Вилли Джерри.
Результаты его исследований заинтересовали многих, начали возникать и строиться планы.
Объявилось много желающих участвовать в создании новой цивилизации. И, конечно же, не было никаких оснований их удерживать, Друг за другом стартовали астролайнеры. Добровольцы летели изведать прелести первобытного существования на планете Эдина. Пересылались контейнеры с необходимым оборудованием. Словом, переселенцы начинали не с нуля, но имели возможность почувствовать себя первыми людьми на планете. Была проложена регулярная трасса. Через систему космических автоматических станций постоянно поддерживалась связь.
Земляне с интересом и восхищением следили, как вырастает город Онто на далекой планете, как появляются научные исследовательские центры, как, наконец, живут в глубинах вселенной посланцы Земли. Тогда же, по инициативе молодого биолога Николиана Джерри, планету и переименовали, начали называть — Дюлия.
Очень скоро обнаружилось — все без исключения колонисты, а их насчитывалось к тому времени около шестисот тысяч, стали бесплодными.
Мори-Дю торопился. Стремительно шагал к широким дверям клиники. Пол отшлифован до зеркального блеска. В тишине коридоров лишь его гулкие шаги.
Мори-Дю оставалось три минуты, чтобы успеть накинуть розовый халат и подняться в центральный манипуляционный зал на третьем этаже. «Дисциплина — прежде всего, она — залог нормальной деятельности», — невольно слышался ему голос старика Кларка — Дю, дюлийца первого поколения, правой руки самого Николиана-Дю. Очень не хотелось встретиться с ним, но главный администратор почти каждый день заходил в центральный зал именно в часы смены рабочих бригад. Мори-Дю опаздывал…
«Это все Сандро виноват… Он становится просто невыносимым… Страстно ждет прилета корабля с Земли. — Значит, еще не забыл… Но и винить его нельзя — он там родился, потому и помнит… Я тоже никогда не смогу забыть «Викторию», куда бы я ни попал и как бы там ни было хорошо. Но разве может где-либо быть лучше, чем на Дюлии?»
Вдруг из глубины коридора ему преградила путь фигурка женщины:
— Простите… Вы здесь работаете?
Мори остановился и взглянул на часы. Оставалось две минуты.
— Как вы здесь оказались? — спросил почти сердито и опять посмотрел на часы. — Кто вас пропустил?
— Я вошла через восьмой служебный вход… Когда-то я помогала строить этот комбинат, знаю его план…
— Что вы хотите? Быстрее!
— Вчера к вам привезли Андрея-Дю…
— Идемте, расскажете по дороге.
Они остановились у дверей служебного гардероба, и минуту спустя Мори-Дю вышел в розовом халате нараспашку:
— Так, я вас слушаю… Идемте.
— Вчера к вам привезли Андрея-Дю…
— Возможно… У меня вчера был выходной. Что вы хотите?
— Я хотела спросить, как он себя чувствует…
— Разве вам не сообщили по централизованной системе информации?
— Понимаете ли… Я хотела предложить свои услуги. По профессии я медработник… Я обязана его спасти.
— Уважаемая…
— Стелла-Дю.
— Уважаемая Стелла-Дю, неужели вы думаете, что такая клиника, как наша «Виктория», не имеет всего необходимого для оказания медицинской помощи…
— Простите, но поймите меня правильно…
— Не волнуйтесь, я не могу понять вас неправильно. А кто такой Андрей-Дю?
— Он… Он — сын моих друзей на Земле…
— Прилетел вместе с вами?
— Нет… Десять лет назад… Он еще совсем ребенок…
«Десять лет тому назад… Значит, этот Андрей-Дю — один из трехсот. Непораженный, чистый биологический материал… Пришел его черед исчезнуть, черед собою продолжить жизнь Дюлии…»
Они вышли из лифта на третьем этаже, напротив центрального манипуляционного зала.
— У нас имеется все необходимое для того, чтобы помочь вашему Андрею-Дю. Если вообще ему можно как-то помочь…
— Андрей! — в отчаянии вскрикнула женщина и бросилась к прозрачным дверям. За ними виднелась медицинская кровать, и на ней очертания человеческого тела под легкой тканью, рядом — аппараты искусственного дыхания и системы переливания крови. — Андрей! Это он…
Мори-Дю едва успел схватить женщину за руку.
— Туда нельзя!
— Он еще жив? Или уже… — Женщина замолчала, сдерживая рыдания.
— Я обещаю вам, — громко заговорил Мори-Дю, — сделать все возможное. А сейчас вы немедленно уйдете!
— Позвольте мне подойти к нему.
— Нет! — ответил Мори, продолжая крепко держать, ее. — Нет! Вы в таком состоянии…
Мори-Дю подвел женщину к лифту.
— Надеюсь, вы сами найдете выход… Восьмой служебный там, где входили.
Двери лифта закрылись за Стеллой-Дю, и Мори облегченно вздохнул. Он вошел в манипуляционный зал и сразу увидел возле центрального пульта Кларка и Патреса.
— Вы, как всегда, очень пунктуальны, Мори-Дю, — сказал Кларк.
Мори взглянул на часы — он и вправду вошел с точностью до секунды.
Кларк-Дю — по обыкновению возбужденный от реминиса — быстро подошел к нему. Взяв Мори-Дю под руку, торопливо заговорил:
— Вот ваш сегодняшний больной… — и многозначительно, улыбнулся. — Необходимо обследовать гемоциркуляцию в малом круге, функцию ренальных митохондрий в условиях хронической гипоксии… Ну и, как обычно, желательно продержать его как можно дольше… Собственно, вам все известно, уважаемый Мори-Дю. Не вам все это рассказывать… Там, в индивидуальном блоке, все записано… Желаю всего наилучшего.
Мори подошел к столу, над которым склонился, вчитываясь в бумаги, Патрес-Дю,
— Привет!
— О, Мори-Дю, у нас сегодня любопытный больной…
Мори сел на мягкий стульчик; он не слушал Патреса, думая о своем: «Николиан-Дю готовит для Сандро тяжкое испытание. Если он окажется на высоте, значит, я воспитал из него настоящего дюлийца и… Сандро-Дю станет нашим героем».
Из дневника Сандро Новака
Феррос сидел в глубоком кресле и, как показалось Новаку, дремал. Но когда Сандро подошел ближе, то увидел, глаза у него открыты. Они встретились взглядами и долго молча смотрели друг на друга. Сандро понимал состояние профессора. Наконец, Вейн тихо, одними губами, произнес:
— Привет…
— Как дела? — вяло улыбнулся Новак и уселся в кресло рядом.
— Прекрасно! Все прекрасно! — бодро воскликнул профессор и невольно оглянулся на глазок телекариуса системы медицинского наблюдения.
С тех пор, как они узнали об истинном назначении этой системы, общаться «по-земному» стало бессмысленно унизительно и просто опасно. Здесь, на Дюлии, каждый исхитрялся по-своему. Сандро с Ферросом выбрали самый простой и, должно быть, не худший вариант.
Они писали.
— Вот, посмотри… Моя статья в последний номер, — громко сказал Сандро и протянул Ферросу карманный библиоскоп.
Профессор нажал клавишу «реет», а затем включил воспроизведение: маленький экран засветился.
— Ты молодец, Сандро-Дю. Ты прекрасный журналист. Особенно удался тебе вот этот абзац, о том, как на Дюлии заботятся о здоровье буквально каждого. Очень убедительно и эмоционально написано… Но я тоже времени даром не тратил. Познакомься-ка с результатами моего последнего биологического исследования, — протянул Новаку свой библиоскоп.
Из дневника Ферроса Вейна
Космопорт был переполнен. Как только замолк могучий рокот посадочных двигателей, как только развеялись тучи пыли, поднятые ими, и немного остыли сопла ходовых аннигиляторов, к кораблю ринулись тысячи встречающих.
Феррос Вейн вышел первым.
Никто не ожидал такого пышного приема. Невероятный общий шум, приветственные возгласы, радостный смех и улыбки, улыбки, улыбки…
Феррос вышел и остановился на первой ступеньке.
Чистое небо. В небе яркое солнце, чужое солнце, но так похожее на земное, такое же теплое, ласковое.
Прищурился от яркого света. «Приветствуем, братья!» — вырвался из общего шума чей-то могучий голос.
Вейн улыбнулся в смущении, помахал рукой.
Заранее было решено, треть экипажа останется на корабле до тех пор, пока не убедятся в полной безопасности оставивших корабль.
Из толпы вышел худощавый, очень возбужденный мужчина.
— Я Николиан Джерри, — произнес он, вытирая слезы радости. — Добро пожаловать, земляне! Дорогие наши «земляки»! Не волнуйтесь! У нас на Дюлии уже все в порядке, все хорошо. Унесся тот проклятый «Циклоп»… Можете не волноваться. Друзья! Братья! Дорогие наши!.. — Николиан замер в объятиях профессора Ферроса. — Спасибо вам за то, что прилетели, — шептал он. — Спасибо. У нас все хорошо на Дюлии. Все здесь очень хорошо, лишь до Земли далеко… Вы насовсем?
— Пока не знаем, — ответил Феррос.
Дюлия была информирована о прилете астролайнера с Земли. Однако истинная цель прилета, безусловно, осталась в полной тайне.
— И не нужно нам сочувствовать, — усмехаясь, говорил Николиан Джерри. — Нам удалось ловко выкрутиться. Мы не утратили земного задора, земной уверенности в победу. Вы увидите наших детей! Познакомитесь с нашими наследниками!
Ферроса Вейна подхватили на руки и понесли. А за ним и всех остальных, кто выходил из корабля. Земляне были потрясены и растроганы. Треть экипажа, как и договорились, оставалась на корабле. Но на следующий же день Феррос Вейн отдал приказ переходить всем в прекрасные помещения, выделенные «для братьев, для друзей». Приказ, явившийся фатальной ошибкой.
Ни в коем случае нельзя было оставлять корабль без присмотра. Тщательное медицинское обследование прибывших еще больше усыпило бдительность.
— Дорогие друзья, в каждом дюлийском помещении имеется блок системы медицинского наблюдения.
Осуществляется постоянный контроль за эманационным спектром каждого жителя, анализ биотоков, газовая идентификация… За последние годы — мы сделали все для обеспечения здоровья каждого дюлийца, и особенно землянина.
Из дневника Сандро Новака
— Я скоро вернусь, — говорил он ей каждый раз.
Но Аленка не улыбалась обычной для себя беззаботной детской улыбкой, смотрела бесстрастно, точно каменная (а позади нее, как в кино на втором плане, проплывали далекие дубы на другом берегу поймы, голубые воды, облака на синем небе); ее взгляд волновал, тревожил каждую клетку уставшего тела, и Сандро стонал… Мори-Дю часто будил Новака, беспомощного и беззащитного перед ночными видениями:
— Сандро-Дю… Проснись… Тебе плохо?..
— А-а-а… Ты жди, я скоро вернусь…
— Ты плачешь, Сандро-Дю… Почему?
— Это ты, Мори, — разочарованно говорил Новак.
И Мори начинал его успокаивать, утешать. Заученными фразами, как его учили утешать землянина.
— Ты плачешь, Сандро-Дю… Почему?
— Мори, оставь меня. Все хорошо. Оставь… Не нужно.
А память исстрадавшегося тела хранила воспоминания.
Сандро вновь засыпал, и вновь приходили видения.
Появлялся отец. И, как прежде, на Земле, опускал ему руку на плечо.
— Папа?
— Что, сынок? О чем ты думаешь?
— О жизни.
— Что же ты о ней думаешь?
Чувствуя сильную руку отца, Сандро умиленно улыбался во сне.
— Жизнь так сложна и прекрасна.
— Она простая, сынок.
— Простая?
— Да. Очень простая, если жить честно.
— Но как же, папа…
— Поверь мне, сынок. Ты еще очень молод. Ты еще совсем ребенок…
— Мне двадцать шесть уже.
— А мне лишь шестьдесят один, сынок.
— Меня изнуряет ожидание.
— А что ты ждешь, сын мой?
— Любви…
— Так… — таинственно говорил отец, а Сандро с восторгом всматривался в отцовские черты лица. — Мы живем, пока любим эту жизнь…
— Но человек не может так долго ждать, папа.
— Не хочет…
— Ожидание изнуряет…
— Закаляет, сын. Поверь.
Разинутая пасть льва, слюнявая и омерзительная, нависала над Новаком и улыбалась ему своей жуткой улыбкой.
— Я люблю тебя, — говорил лев. — А ты меня любишь?
— Мори-Дю… Все хорошо. Оставь меня…
— Давай примем по таблетке реминиса, — говорила ему мать, и ее каштановые волосы поблескивали в лунном свете сказочными искрами. — Только по одной таблеточке, и все сразу станет красивым и осмысленным, будто в кино. Начнут проплывать картинки за окном, а мы будем сидеть, как в зале, и смотреть, но нам покажется, что это не кино, а сама жизнь, и мы ее активные участники, герои происходящего за окном. Умные люди изготовили реминис. Все прекрасное, приятное всплывает в нашей памяти, а все плохое вообще не появляется…
— Мама… Ты же ничего не знаешь…
А мать плакала беззвучно.
— Мама… Я скоро возвращусь…
— Сыночек, ты всегда был очень разумным ребенком…
— Мама…
— Прилетай поскорей… Мы так давно тебя не видели…
Потом опять появлялась Аленка в неизменном розовом платьице с зеленым орнаментом. Ветер. Днепровская пойма. Могучие старые дубы на том берегу…
— Аленка, я скоро вернусь…
— Ты просто устал. Утомился. Но за жизнь нужно бороться, и за любовь — тоже.
— Борьба закаляет, сынок! — разносился под облаками отцовский голос.
— Ожидание, папа… Ты говорил, что ожидание закаляет…
— Да. Ожидание и есть борьба. Действовать — это проще… Но вот каким ты выйдешь из своего ожидания! Каким, сынок? Мне будет больно, если… Но нет, мы с мамой знаем, уверены, ты все выдержишь.
И опять ветер, и опять днепровская пойма, и могучие старые дубы на том берегу, и розовое, в зеленых узорах платьице. Но взгляды у всех родных остановившиеся, застывшие — мертвые…
«Я счастлив. Ибо я одинок. Я сильный, как мой отец. И я творец этого мира! Счастливый творец нового мира, о котором мечтал еще мой отец. Я интуитивно чувствую, именно о такой жизни мечтал мой отец. Он и меня вырастил из клеток своего тела. У меня нет матери — какое это счастье! И пускай выветрятся из памяти даже воспоминания о ничтожных слизняках. Пусть припадают сытыми щенками к моим ногам. Глупцы! И не подумаю приласкать их, почесать за ухом! Само время звучит во мне. Я чувствую, как отсчитываются минуты моего счастья. Это стучит кровь в висках… Кровь?.. Жизнь?.. Как там у Андреша?..
Николиан Джерри — один из первых переселенцев планеты Эдина. На Земле он к этому времени закончил биофак университета. Увлекся вопросами генной инженерии. Поначалу предполагал просто пожить несколько лет на планете Эдина отшельником где-либо в девственных лесах… Романтично и красиво… Тогда он был еще наивным юнцом. Соорудил себе жилище в Тошинском лесу, названном его отцом в честь земного города Тошин, где он родился. Экспедиция Вилли Джерри составила первые карты планеты и дала название многим местностям.
Но спустя несколько лет появились первые слухи о бесплодии, сначала шутливые, потом тревожные и наконец взволнованные до истерических криков Фреда Савчина на центральной площади:
— Мы — бесплодны! Поймите! Мы все подобны кастратам! — Он рыдал, размазывая по лицу слезы грязными ладонями.
Фред Савчин прилетел на планету Эдина с молодой красавицей женой. Они мечтали о детях, о дикой планете и… вдруг… Ничего этого не будет!
Не будет!
И вот тогда на одном из заседаний совета появился молодой парень в темно-синих ледровых брюках, в белой сорочке с закатанными рукавами. Он вышел на середину зала и начал громко и властно:
— Нам нет пути назад. Мы бесплодны здесь, останемся такими же бесплодными и на Земле. Но я обещаю создать комбинат по выращиванию нашего потомства из клеток наших тел. Повторяю: нам нет пути назад. Перед нами дорога только вперед!
Никто не мог знать и не подозревал, какой план созрел в голове Николиана Джерри.
«Сколько землян гибнет ежегодно в глубинах космоса, сколько умирает на самой Земле от всяких несчастных случаев и просто своей смертью. А ведь с каждым телом исчезает чистый, неповрежденный биологический материал. Ему бы только одно-два тела в год… Этого вполне хватило б для работы комбината…»
Сандро и Мори вошли.
— Отвечайте, вы открывали седьмой блок?
— Я спал, — буркнул Сандро хмуро. — И ничего не открывал.
— Я открывал… — смущенно сознался Мори. — Мне показалось, что он перегрелся… Он гудел необычно, и в воздухе чувствовался запах горелого пластикона. Я открыл… И немного полил водой…
Сандро чувствовал, что Мори очень волнуется, однако внешне этого не было заметно.
— Полили водой?
— Да… А потом лег спать… У меня сегодня выходной и…
— Простите… — перебил его Флере. — Я настоятельно советую вам обратиться к врачу. А если вздумаете еще раз полить водой блоки системы наблюдения, мы вас изолируем. Обоих! Но на этот раз просто советую обратиться к врачу. И внимательно перечитать инструкцию пользования блоками технического обслуживания.
Несколько минут прибывшие копались в седьмом блоке. После чего вновь загорелись все сигнальные лампочки. Работники Центра сухо попрощались и торопливо ушли, сверкнув возмущенными взглядами.
Сандро с Мори остались одни.
Входной робот громко прокричал:
— Что там случилось? Мне показалось, что я уже умер.
— Все в порядке, Робби, — ответил Мори, не выходя к нему. — Почему-то пропало питание. Но теперь все в порядке. Не волнуйся.
Они сели к столу и долго смотрели друг на друга молча.
Белая скатерть, вышитая серебром. Три красные дюлийские розы в голубой пластиконовой вазе. Сандро понимал, им с Мори нужно продолжить разговор. Но оба молчали. На них вновь смотрели, как всегда, черные зрачки системы наблюдения, невидимые микрофоны слышали самое тихое слово…
Вдруг засветился экран видеона, а на нем — лицо здоровяка в розовом халате, не предвещавшее ничего хорошего.
— Кстати, уважаемый Сандро-Дю, — начал он без всякого вступления. — Непосредственно перед исчезновением энергии в вашем жилом блоке вы не спали, а разговаривали с Мори-Дю. Уважаемый Мори-Дю сказал вам: «Подожди, я сейчас. Очень прошу тебя, подожди!» После этих слов Мори-Дю пошел в комнату технического обслуживания…
— Я почувствовал запах горелого пластикона и пошел посмотреть, в чем там дело…
— Хватит! Мы уже слышали это. У нас нет ни малейшего сомнения, что вам обоим необходимо немного подлечиться. Надеюсь, что система медицинского наблюдения тоже очень скоро заметит отклонения от нормы…
Здоровяк на экране повернул голову и долго всматривался во что-то. И вот в комнате загорелась красная лампочка на сигнальном пульте. Мори вздрогнул как от удара, смотрел беспомощно и вопросительно на красный огонек на экране видеона… Скоро приедет машина медицинской службы…
— Не-ет! — вдруг закричал Мори. — Нет!
Здоровяк на экране улыбнулся.
— Успокойтесь. Все будет хорошо.
— Программа «Билальген семнадцать»! — перебил его на полуслове Мори. — Немедленно сделайте запрос и… оставьте нас в покое!
Здоровяк удивленно вскинул брови, нажал перед собой клавишу и отвел взгляд в сторону. Минуту спустя сердито усмехнулся:
— Могли бы предупредить нас заранее, уважаемый Мори-Дю. Желаю всего наилучшего.
— Вы тоже могли бы получше быть информированы, — сухо ответил Мори.
Экран погас.
«Что за программа, о которой сказал Мори? И тот здоровяк сразу заткнулся… Как это понимать? Но вроде бы все обошлось. Прошло уже три… четыре… пять минут, а машины все еще нет… Значит, и не будет. Какая-то программа… но какая? Может, ловкая инсценировка? Позорная инсценировка… Так суждено ли мне вернуться на Землю?..»
— Что это за программа — «Билальген семнадцать»?!
— Программа моей… моего наблюдения за тобой. Личное задание Семена-Дю.
— Семена? — переспросил Новак и невольно улыбнулся.
«Оказывается, Семен Михай что-то делает. Оказывается, все не так и плохо… А мы думали, Семен печется лишь об одном — спасти собственную шкуру. Вот уже шесть лет прошло, как он стал консультантом Николиана Джерри, и с тех самых пор Семен демонстративно прекратил все контакты с землянами… Оказывается, Семен Михай что-то делает… Если б не эта программа, меня навсегда забрала бы машина медицинского Центра…»
О планете Эдина земляне услышали впервые три столетия тому назад. Одна из разведывательных экспедиций, возглавляемая молодым астроисследователем Иваном Эдиным, возвратилась на Землю с интересными материалами. В 172316 квадрате пространства заметили звезду, подобную Солнцу, и возле нее — планету, очень похожую на Землю. Энергетические запасы корабля были на исходе, и потому экспедиция смогла произвести посадку на планету с очень кратковременным пребыванием на ней.
Отсняли обзорный фильм и взяли пробы грунта, воды и воздуха, Планета напоминала молодую Землю своей растительностью и животным миром. Звезду назвали солнцем Эдина, а ее планету — планетой Эдина. Сразу же по возвращении началась подготовка следующей, специальной экспедиции. Ею руководил Вилли Джерри.
Результаты его исследований заинтересовали многих, начали возникать и строиться планы.
Объявилось много желающих участвовать в создании новой цивилизации. И, конечно же, не было никаких оснований их удерживать, Друг за другом стартовали астролайнеры. Добровольцы летели изведать прелести первобытного существования на планете Эдина. Пересылались контейнеры с необходимым оборудованием. Словом, переселенцы начинали не с нуля, но имели возможность почувствовать себя первыми людьми на планете. Была проложена регулярная трасса. Через систему космических автоматических станций постоянно поддерживалась связь.
Земляне с интересом и восхищением следили, как вырастает город Онто на далекой планете, как появляются научные исследовательские центры, как, наконец, живут в глубинах вселенной посланцы Земли. Тогда же, по инициативе молодого биолога Николиана Джерри, планету и переименовали, начали называть — Дюлия.
Очень скоро обнаружилось — все без исключения колонисты, а их насчитывалось к тому времени около шестисот тысяч, стали бесплодными.
Мори-Дю торопился. Стремительно шагал к широким дверям клиники. Пол отшлифован до зеркального блеска. В тишине коридоров лишь его гулкие шаги.
Мори-Дю оставалось три минуты, чтобы успеть накинуть розовый халат и подняться в центральный манипуляционный зал на третьем этаже. «Дисциплина — прежде всего, она — залог нормальной деятельности», — невольно слышался ему голос старика Кларка — Дю, дюлийца первого поколения, правой руки самого Николиана-Дю. Очень не хотелось встретиться с ним, но главный администратор почти каждый день заходил в центральный зал именно в часы смены рабочих бригад. Мори-Дю опаздывал…
«Это все Сандро виноват… Он становится просто невыносимым… Страстно ждет прилета корабля с Земли. — Значит, еще не забыл… Но и винить его нельзя — он там родился, потому и помнит… Я тоже никогда не смогу забыть «Викторию», куда бы я ни попал и как бы там ни было хорошо. Но разве может где-либо быть лучше, чем на Дюлии?»
Вдруг из глубины коридора ему преградила путь фигурка женщины:
— Простите… Вы здесь работаете?
Мори остановился и взглянул на часы. Оставалось две минуты.
— Как вы здесь оказались? — спросил почти сердито и опять посмотрел на часы. — Кто вас пропустил?
— Я вошла через восьмой служебный вход… Когда-то я помогала строить этот комбинат, знаю его план…
— Что вы хотите? Быстрее!
— Вчера к вам привезли Андрея-Дю…
— Идемте, расскажете по дороге.
Они остановились у дверей служебного гардероба, и минуту спустя Мори-Дю вышел в розовом халате нараспашку:
— Так, я вас слушаю… Идемте.
— Вчера к вам привезли Андрея-Дю…
— Возможно… У меня вчера был выходной. Что вы хотите?
— Я хотела спросить, как он себя чувствует…
— Разве вам не сообщили по централизованной системе информации?
— Понимаете ли… Я хотела предложить свои услуги. По профессии я медработник… Я обязана его спасти.
— Уважаемая…
— Стелла-Дю.
— Уважаемая Стелла-Дю, неужели вы думаете, что такая клиника, как наша «Виктория», не имеет всего необходимого для оказания медицинской помощи…
— Простите, но поймите меня правильно…
— Не волнуйтесь, я не могу понять вас неправильно. А кто такой Андрей-Дю?
— Он… Он — сын моих друзей на Земле…
— Прилетел вместе с вами?
— Нет… Десять лет назад… Он еще совсем ребенок…
«Десять лет тому назад… Значит, этот Андрей-Дю — один из трехсот. Непораженный, чистый биологический материал… Пришел его черед исчезнуть, черед собою продолжить жизнь Дюлии…»
Они вышли из лифта на третьем этаже, напротив центрального манипуляционного зала.
— У нас имеется все необходимое для того, чтобы помочь вашему Андрею-Дю. Если вообще ему можно как-то помочь…
— Андрей! — в отчаянии вскрикнула женщина и бросилась к прозрачным дверям. За ними виднелась медицинская кровать, и на ней очертания человеческого тела под легкой тканью, рядом — аппараты искусственного дыхания и системы переливания крови. — Андрей! Это он…
Мори-Дю едва успел схватить женщину за руку.
— Туда нельзя!
— Он еще жив? Или уже… — Женщина замолчала, сдерживая рыдания.
— Я обещаю вам, — громко заговорил Мори-Дю, — сделать все возможное. А сейчас вы немедленно уйдете!
— Позвольте мне подойти к нему.
— Нет! — ответил Мори, продолжая крепко держать, ее. — Нет! Вы в таком состоянии…
Мори-Дю подвел женщину к лифту.
— Надеюсь, вы сами найдете выход… Восьмой служебный там, где входили.
Двери лифта закрылись за Стеллой-Дю, и Мори облегченно вздохнул. Он вошел в манипуляционный зал и сразу увидел возле центрального пульта Кларка и Патреса.
— Вы, как всегда, очень пунктуальны, Мори-Дю, — сказал Кларк.
Мори взглянул на часы — он и вправду вошел с точностью до секунды.
Кларк-Дю — по обыкновению возбужденный от реминиса — быстро подошел к нему. Взяв Мори-Дю под руку, торопливо заговорил:
— Вот ваш сегодняшний больной… — и многозначительно, улыбнулся. — Необходимо обследовать гемоциркуляцию в малом круге, функцию ренальных митохондрий в условиях хронической гипоксии… Ну и, как обычно, желательно продержать его как можно дольше… Собственно, вам все известно, уважаемый Мори-Дю. Не вам все это рассказывать… Там, в индивидуальном блоке, все записано… Желаю всего наилучшего.
Мори подошел к столу, над которым склонился, вчитываясь в бумаги, Патрес-Дю,
— Привет!
— О, Мори-Дю, у нас сегодня любопытный больной…
Мори сел на мягкий стульчик; он не слушал Патреса, думая о своем: «Николиан-Дю готовит для Сандро тяжкое испытание. Если он окажется на высоте, значит, я воспитал из него настоящего дюлийца и… Сандро-Дю станет нашим героем».
Из дневника Сандро Новака
«Феррос, даже если нам с тобой и не суждено вернуться на Землю, наши записи прольют свет правды. Но чтобы застраховаться от трагической случайности — если наши записи попадут в руки дюлийцев, — нужно воспользоваться кодом, известным только нам. Скажем: нетрудно сделать, чтобы все записанное сразу же стиралось из электронной памяти, если предварительно не нажать на клавишу «реет». Мне кажется, следует «засекретить» именно эту клавишу, так как в записных устройствах любой конструкции она не используется для воспроизведения записанного. Абсолютно все, что мы узнаем здесь, необходимо фиксировать. И если погибнет кто-либо из нас, второй сохранит его записи. А нас обоих подстрахуют другие. Но, думаю, не следует распространяться о записях и особенно о коде перед каждым из трехсот. Приходится допускать мысль, как это ни оскорбительно, о возможности предательства. На самом себе убедился, что нет наркотика сильнее и коварнее реминиса. Боюсь его ужасно. У меня нет ни малейшего сомнения — Николиан и его сообщники «нафаршировали» реминисом первых переселенцев вполне сознательно…»Вир, робот-привратник в помещении профессора Ферроса Вейна, медленно отъехал в нишу, пропуская Новака. Сандро переступил порог, на миг задержался возле большого зеркала у входа, словно в нерешительности, и шагнул в комнату.
Феррос сидел в глубоком кресле и, как показалось Новаку, дремал. Но когда Сандро подошел ближе, то увидел, глаза у него открыты. Они встретились взглядами и долго молча смотрели друг на друга. Сандро понимал состояние профессора. Наконец, Вейн тихо, одними губами, произнес:
— Привет…
— Как дела? — вяло улыбнулся Новак и уселся в кресло рядом.
— Прекрасно! Все прекрасно! — бодро воскликнул профессор и невольно оглянулся на глазок телекариуса системы медицинского наблюдения.
С тех пор, как они узнали об истинном назначении этой системы, общаться «по-земному» стало бессмысленно унизительно и просто опасно. Здесь, на Дюлии, каждый исхитрялся по-своему. Сандро с Ферросом выбрали самый простой и, должно быть, не худший вариант.
Они писали.
— Вот, посмотри… Моя статья в последний номер, — громко сказал Сандро и протянул Ферросу карманный библиоскоп.
Профессор нажал клавишу «реет», а затем включил воспроизведение: маленький экран засветился.
«Я сообщил о точном времени прилета корабля только семидесяти трем товарищам. Как у тебя?»Феррос долго вглядывался в экран, будто читая всю статью, которой «похвалился» Сандро, затем многозначительно произнес:
— Ты молодец, Сандро-Дю. Ты прекрасный журналист. Особенно удался тебе вот этот абзац, о том, как на Дюлии заботятся о здоровье буквально каждого. Очень убедительно и эмоционально написано… Но я тоже времени даром не тратил. Познакомься-ка с результатами моего последнего биологического исследования, — протянул Новаку свой библиоскоп.
«Я информировал девяносто четырех друзей. Думаю, этого вполне достаточно. Главное — разрушить «Викторию». Все остальное — мелочи. Разве что подеремся малость врукопашную. Верно? Надо продержаться! Уже недолго!»— Здорово, Феррос! Очень интересные результаты… Ты ученый милостью божьей. Тебе все так легко дается… — с завистью в голосе сказал Сандро после соответствующей паузы.
Из дневника Ферроса Вейна
«Теперь уже несомненно — мы в западне.
Я даже представить себе не могу, что нам всем делать, что предпринять мне самому? Никто из нас не ожидал такого вероломства. На седьмой день после посадки бригада дюлийских техников и инженеров признала наш корабль абсолютно не пригодным для полетов. Никого, кто прибыл с нашим кораблем, не допустили в космопорт. И от нашего астролайнера не осталось и следа. Вместе с ним исчезла и наша возможность бесконтрольной связи с Землей на кодовой частоте».
«Прежде всего, приложив к этому максимум усилий, нужно тайком сделать нейтрино-передатчик и связаться без ведома дюлийцев с Землей. Все наши передачи через Дюлийский центр связи либо корректируются до неузнаваемости, либо вообще не выходят в эфир. Нужно немедленно действовать».
«Николиан Джерри от нашего имени проводит регулярные передачи на Землю. Сегодня он сам мне об этом сказал. Негодяй! Он уверяет Землю: на Дюлии все в порядке, и каждому из нас будто так понравилось здесь, что мы решили не возвращаться домой. Мерзавец! Однако он просит Землю на всякий случай отправить на Дюлию пустой корабль, так как наш лайнер признан совершенно не пригодным к полетам. Все еще никак не могу понять этой просьбы Николиана. Скорей всего какой-то очередной коварный план… Необходимо срочно заканчивать монтаж передатчика. Земля должна поскорее узнать правду…»Это произошло десять лет назад…
Космопорт был переполнен. Как только замолк могучий рокот посадочных двигателей, как только развеялись тучи пыли, поднятые ими, и немного остыли сопла ходовых аннигиляторов, к кораблю ринулись тысячи встречающих.
Феррос Вейн вышел первым.
Никто не ожидал такого пышного приема. Невероятный общий шум, приветственные возгласы, радостный смех и улыбки, улыбки, улыбки…
Феррос вышел и остановился на первой ступеньке.
Чистое небо. В небе яркое солнце, чужое солнце, но так похожее на земное, такое же теплое, ласковое.
Прищурился от яркого света. «Приветствуем, братья!» — вырвался из общего шума чей-то могучий голос.
Вейн улыбнулся в смущении, помахал рукой.
Заранее было решено, треть экипажа останется на корабле до тех пор, пока не убедятся в полной безопасности оставивших корабль.
Из толпы вышел худощавый, очень возбужденный мужчина.
— Я Николиан Джерри, — произнес он, вытирая слезы радости. — Добро пожаловать, земляне! Дорогие наши «земляки»! Не волнуйтесь! У нас на Дюлии уже все в порядке, все хорошо. Унесся тот проклятый «Циклоп»… Можете не волноваться. Друзья! Братья! Дорогие наши!.. — Николиан замер в объятиях профессора Ферроса. — Спасибо вам за то, что прилетели, — шептал он. — Спасибо. У нас все хорошо на Дюлии. Все здесь очень хорошо, лишь до Земли далеко… Вы насовсем?
— Пока не знаем, — ответил Феррос.
Дюлия была информирована о прилете астролайнера с Земли. Однако истинная цель прилета, безусловно, осталась в полной тайне.
— И не нужно нам сочувствовать, — усмехаясь, говорил Николиан Джерри. — Нам удалось ловко выкрутиться. Мы не утратили земного задора, земной уверенности в победу. Вы увидите наших детей! Познакомитесь с нашими наследниками!
Ферроса Вейна подхватили на руки и понесли. А за ним и всех остальных, кто выходил из корабля. Земляне были потрясены и растроганы. Треть экипажа, как и договорились, оставалась на корабле. Но на следующий же день Феррос Вейн отдал приказ переходить всем в прекрасные помещения, выделенные «для братьев, для друзей». Приказ, явившийся фатальной ошибкой.
Ни в коем случае нельзя было оставлять корабль без присмотра. Тщательное медицинское обследование прибывших еще больше усыпило бдительность.
— Дорогие друзья, в каждом дюлийском помещении имеется блок системы медицинского наблюдения.
Осуществляется постоянный контроль за эманационным спектром каждого жителя, анализ биотоков, газовая идентификация… За последние годы — мы сделали все для обеспечения здоровья каждого дюлийца, и особенно землянина.
Из дневника Сандро Новака
«Только Николиан Джерри и его сообщники знают правду о Дюлии, о комбинате «Виктория». Все наши переселенцы, «осчастливленные» реминисом, ничего не знают и знать не хотят.Почти каждую ночь врывались в переутомленный мозг видения, и по одному, и по нескольку сразу. Мучили, обессиливали. Все похожие друг на друга и в то же время чем-то отличающиеся. Отец. Мать. Пойма Днепра под Киевом. Аленка в розовом, с зеленым орнаментом, платьице.
Система Николиана действует безотказно.
Вчера исчезли Антон и Василий, исчезли одновременно с теми, кому они рассказали об истинном назначении комбината «Виктория». Ужасно…»
— Я скоро вернусь, — говорил он ей каждый раз.
Но Аленка не улыбалась обычной для себя беззаботной детской улыбкой, смотрела бесстрастно, точно каменная (а позади нее, как в кино на втором плане, проплывали далекие дубы на другом берегу поймы, голубые воды, облака на синем небе); ее взгляд волновал, тревожил каждую клетку уставшего тела, и Сандро стонал… Мори-Дю часто будил Новака, беспомощного и беззащитного перед ночными видениями:
— Сандро-Дю… Проснись… Тебе плохо?..
— А-а-а… Ты жди, я скоро вернусь…
— Ты плачешь, Сандро-Дю… Почему?
— Это ты, Мори, — разочарованно говорил Новак.
И Мори начинал его успокаивать, утешать. Заученными фразами, как его учили утешать землянина.
— Ты плачешь, Сандро-Дю… Почему?
— Мори, оставь меня. Все хорошо. Оставь… Не нужно.
А память исстрадавшегося тела хранила воспоминания.
Сандро вновь засыпал, и вновь приходили видения.
Появлялся отец. И, как прежде, на Земле, опускал ему руку на плечо.
— Папа?
— Что, сынок? О чем ты думаешь?
— О жизни.
— Что же ты о ней думаешь?
Чувствуя сильную руку отца, Сандро умиленно улыбался во сне.
— Жизнь так сложна и прекрасна.
— Она простая, сынок.
— Простая?
— Да. Очень простая, если жить честно.
— Но как же, папа…
— Поверь мне, сынок. Ты еще очень молод. Ты еще совсем ребенок…
— Мне двадцать шесть уже.
— А мне лишь шестьдесят один, сынок.
— Меня изнуряет ожидание.
— А что ты ждешь, сын мой?
— Любви…
— Так… — таинственно говорил отец, а Сандро с восторгом всматривался в отцовские черты лица. — Мы живем, пока любим эту жизнь…
— Но человек не может так долго ждать, папа.
— Не хочет…
— Ожидание изнуряет…
— Закаляет, сын. Поверь.
Разинутая пасть льва, слюнявая и омерзительная, нависала над Новаком и улыбалась ему своей жуткой улыбкой.
— Я люблю тебя, — говорил лев. — А ты меня любишь?
— Мори-Дю… Все хорошо. Оставь меня…
— Давай примем по таблетке реминиса, — говорила ему мать, и ее каштановые волосы поблескивали в лунном свете сказочными искрами. — Только по одной таблеточке, и все сразу станет красивым и осмысленным, будто в кино. Начнут проплывать картинки за окном, а мы будем сидеть, как в зале, и смотреть, но нам покажется, что это не кино, а сама жизнь, и мы ее активные участники, герои происходящего за окном. Умные люди изготовили реминис. Все прекрасное, приятное всплывает в нашей памяти, а все плохое вообще не появляется…
— Мама… Ты же ничего не знаешь…
А мать плакала беззвучно.
— Мама… Я скоро возвращусь…
— Сыночек, ты всегда был очень разумным ребенком…
— Мама…
— Прилетай поскорей… Мы так давно тебя не видели…
Потом опять появлялась Аленка в неизменном розовом платьице с зеленым орнаментом. Ветер. Днепровская пойма. Могучие старые дубы на том берегу…
— Аленка, я скоро вернусь…
— Ты просто устал. Утомился. Но за жизнь нужно бороться, и за любовь — тоже.
— Борьба закаляет, сынок! — разносился под облаками отцовский голос.
— Ожидание, папа… Ты говорил, что ожидание закаляет…
— Да. Ожидание и есть борьба. Действовать — это проще… Но вот каким ты выйдешь из своего ожидания! Каким, сынок? Мне будет больно, если… Но нет, мы с мамой знаем, уверены, ты все выдержишь.
«Я счастлив. Ибо я одинок. Я сильный, как мой отец. И я творец этого мира! Счастливый творец нового мира, о котором мечтал еще мой отец. Я интуитивно чувствую, именно о такой жизни мечтал мой отец. Он и меня вырастил из клеток своего тела. У меня нет матери — какое это счастье! И пускай выветрятся из памяти даже воспоминания о ничтожных слизняках. Пусть припадают сытыми щенками к моим ногам. Глупцы! И не подумаю приласкать их, почесать за ухом! Само время звучит во мне. Я чувствую, как отсчитываются минуты моего счастья. Это стучит кровь в висках… Кровь?.. Жизнь?.. Как там у Андреша?..
«И день и ночь… Свеча мерцает… Последний день, последней боли жду… Последнее сгорит противоречье… И я умру. И я умру. Но страха нет. И нет любви, как прежде. Желаний нет. И ничего уж нет давно. Живое умирает. Остается атом. Послушный атом, окисляющий добро. Живущее теперь должно истлеть, но память еще хранит прикосновенье той ласковой руки, которая не в силах подарить мне счастье, а только боль утраты, неотвратимой словно смерть…»Словно про меня написано…»
Николиан Джерри — один из первых переселенцев планеты Эдина. На Земле он к этому времени закончил биофак университета. Увлекся вопросами генной инженерии. Поначалу предполагал просто пожить несколько лет на планете Эдина отшельником где-либо в девственных лесах… Романтично и красиво… Тогда он был еще наивным юнцом. Соорудил себе жилище в Тошинском лесу, названном его отцом в честь земного города Тошин, где он родился. Экспедиция Вилли Джерри составила первые карты планеты и дала название многим местностям.
Но спустя несколько лет появились первые слухи о бесплодии, сначала шутливые, потом тревожные и наконец взволнованные до истерических криков Фреда Савчина на центральной площади:
— Мы — бесплодны! Поймите! Мы все подобны кастратам! — Он рыдал, размазывая по лицу слезы грязными ладонями.
Фред Савчин прилетел на планету Эдина с молодой красавицей женой. Они мечтали о детях, о дикой планете и… вдруг… Ничего этого не будет!
Не будет!
И вот тогда на одном из заседаний совета появился молодой парень в темно-синих ледровых брюках, в белой сорочке с закатанными рукавами. Он вышел на середину зала и начал громко и властно:
— Нам нет пути назад. Мы бесплодны здесь, останемся такими же бесплодными и на Земле. Но я обещаю создать комбинат по выращиванию нашего потомства из клеток наших тел. Повторяю: нам нет пути назад. Перед нами дорога только вперед!
Никто не мог знать и не подозревал, какой план созрел в голове Николиана Джерри.
«Сколько землян гибнет ежегодно в глубинах космоса, сколько умирает на самой Земле от всяких несчастных случаев и просто своей смертью. А ведь с каждым телом исчезает чистый, неповрежденный биологический материал. Ему бы только одно-два тела в год… Этого вполне хватило б для работы комбината…»