Страница:
Его внезапно прервал гном Гимли.
-- Слова этого колдуна стоят на головах, - заявил он, сжимая рукоять топора. - Если на языке Ортханка помощь означает разрушение, а спасение - порабощение, тогда все ясно. Но мы пришли сюда не как просители.
-- Мир! - сказал Саруман, и на короткое мгновение голос его стал менее мягким и вкрадчивым, в глазах блеснул огонек и исчез. - Я пока говорю не с вами, Гимли, сын Глоина! Ваш
131
дом далеко, и вы не имеете отношения к беспокойствам и заботам наших земель. Но не ваша вина в том, что вы оказались вовлеченными в наши дела, поэтому я не осуждаю вас за ту роль, что вы сыграли, - а роль эта, несомненно злая. Но прошу вас: позвольте мне вначале поговорить с королем Рохана, моим соседом и некогда - моим другом.
-- Что вы скажете, король Теоден? Хотите ли сохранить мир со мной и использовать мои знания, собранные за много лет? Будем ли мы держать совместный совет против злых дней и возместить взаимные оскорбления совместными добрыми делами, чтобы ваши земли процветали?
Теоден по-прежнему не отвечал. Поражен ли он был гневом или сомнением, никто не мог сказать. Заговорил Эомер.
-- Повелитель выслушайте меня! - сказал он. - Теперь мы чувствуем опасность, о которой нас предупреждали. Прибыли ли мы как победители или должны стоять удивленные старым лжецом с медом на раздвоенном языке? Так говорил бы загнанный волк, обращаясь к собакам, если бы смог. Уж такую помощь сможет оказать он вам! Все, что он хочет, это выпутаться из трудного положения. Но неужели вы будете вести переговоры с этим мастером предательства и убийства? Вспомните Теодреда у бродов и могилу Гамы в Пропасти Хэлма!
-- Если говорить о ядовитых языках, то что сказать о вашем, юная змея? - сказал Саруман, и все почувствовали сдерживаемый гнев в его голосе. - Но подождите, Эомер, сын Эомунда! - продолжал он снова мягким голосом. - Каждый должен довольствоваться своим уделом. Ваш удел - сила рук и доблесть. Из-за них вы заслужили высокую честь. Убивайте врагов вашего повелителя и довольствуйтесь этим. Не вмешивайтесь в политику, которой вы не понимаете. Но, может быть, если вы станете королем, вы поймете то, что король осторожно и заботливо должен выбирать себе друзей. Дружбу Сарумана и могущество Ортханка не так просто отбросить в сторону, какие бы обиды, реальные или мнимые, не лежали между нами. Вы выиграли сражение, но не войну. В следующий раз вы можете обнаружить тень Леса у своих дверей: он своенравен, бесчувственен и не любит людей.
Но, повелитель Рохана, можно ли назыать меня убийцей, если погибли в битве доблестные люди? Если вы начали войну без необходимости, потому что я не хотел ее, - тогда люди будут умирать. Но если я убийца из-за этого, в таком случае весь дом Эорла состоит из убийц: ваши предки вели много войн и убили множество противников. Но с некоторыми противниками был впоследствии заключен мир. Я говорю, король Теоден: пусть будет между нами мир и дружба. Теперь слово за вами.
-- У нас будет мир, - сказал Теоден наконец, хрипло и с услием. Несколько всадников радостно воскликнули. Теоден поднял руку. - Да, у нас будет мир, когда исчезнете вы и все ваши создания - и все создания вашего черного хозяина, которому вы хотели предать нас. Вы лжец, Саруман, и растлитель человеческих сердец. Вы протягиваете мне руку, а я вижу только коготь лапы Мордора. Какая жестокость и какое лицемерие! Даже если вы бы вели войну только со мной - а это не так: будь вы хоть в десять раз мудрей, вы не имеете права руководить мной по своему желанию, - даже если так, что вы скажете о своих факелах в Вестфолде и о детях, которые лежат там мертвыми? Ваши слуги изрубили тело Гамы перед воротами Хорнбурга уже после его смерти. Только когда вы повиснете на висилице в собственном окне пищей для ворон, только тогда у
132
нас будет мир с вами и с Ортханком. Я говорю от имени всего дома Эорла. Пусть я недостойный потомок своих предков, но я не буду лизать ваши руки. Попробуйте с кем-нибудь другим. Но, боюсь, ваш голос утратил свое очарование.
Всадники смотрели на Теодена, как люди, очнувшиеся от сна. Хрипло, как карканье старого ворона, звучал в ушах голос их повелителя - после музыки слов Сарумана... Сам Саруман на время из-за гнева утратил контроль над собой. Он перегнулся через перила, как будто хотел ударить короля своим посохом. Многим показалось, что они видят змею, изготовившуюся для прыжка.
-- Висилица и вороны! - засвистел он, и все вздрогнули от этой отвратительной перемены. - Старый дурак! Что такое дом Эорла, как не крытый соломой сарай, где пирует банда пьяных в дым разбойников, а их отродье возитс на полу с собаками? Слишком долго они сами избегали висилицы1 Но петля приближается, медленно, но неотвратимо. Все вы будете висеть в ней! - Голос его изменился, как будто он медленно овладевал собой. - Не знаю, откуда я беру терпение для разговоров с вами. Мне вы не нужны, не нужны ваши адьютанты, убегающие быстрее, чем скачущий вперед Теоден, Хозяин лошадей. Я уже давно предлагал вам союз, видимо превышающий пвозможность вашего разума. Предлагаю его снова, чтобы те, кого вы ведете по неверной дороге, могли увидеть правильный выбор. Вы хвастали, что нанесли мне оскорбление. Да будет так. Убирайтесь к своим хижинам!
Но вы, Гэндальф! Вами я действительно огорчен, за вас я стыжусь. Как могли вы принять участие в такой компании? Вы горды, Гэндальф, и не без прчины, у вас благородный ум и глаза, способные видеть далеко и глубоко. Даже сейчас неужели вы не прислушиваетесь к моему совету?
Гэндальф шевельнулся и посмотрел вверх:
-- Что скажете вы такого, чего не сказали во время нашей последней встречи? - поинтересовался он. - Или вы хотите взять свои слова обратно?
Саруман помолчал.
-- Взять назад?- пропел он, как бы в изумлении. Взять. Я пытался дать вам совет для вашего же добра, но вы не пожелали меня слушать. Вы горды и не любите советов: у вас хватает собственной мудрости. Но в данном случае вы ошибаетесь, неправильно понимаете мои намерения. Боюсь, что в стремлении переубедить вас я потерял терпение. Я сожалею об этом. У меня нет к вам недоброжелательности. Вот даже сейчас, когда вы вернулись в обществе злобных и невежественных союзников. И почему бы мне желать вам зла? Разве мы оба не члены высокого и древнего союза, самого замечательного в Среднеземелье? Наша дружба выгодна нам обоим. Мы можем по-прежнему действовать вместе, излечивать недостатки мира. Давайте поймем друг друга и избавим этих младших собратьев от необходимости делать выбор! Пусть ждут нашего решения! Для общего блага я согласен забыть прошлое и принять вас вновь. Разве вы не хотите поговорить со мной? И разве вы не подниметесь ко мне?
Так велика была сила голоса Сарумана, что никто, слышавший его, не мог остаться незатронутым. Но теперь очарование голоса было другим. Теперь это было мягкое увещевание доброго короля ошибающемуся, но любимому министру. Они слышали слова не предназначенные для них, непослушные дети или грубые слуги, подслушивающие беседу старших и размышляющие,
133
насколько она будет определять их участь. Из возвышенного материала были сделаны эти двое, почтенного и мудрого. Неизбежен был их союз. Гэндальф поднимется в башню, чтобы обсудить глубокие мысли, недоступные их пониманию, в высоких комнатах Ортханка. Дверь заним закроется, а они останутся снаружи и будут ждать назначенной работы или наказания. Даже в мозгу Теодена оформилась мысль, как тень сомнения: "Он нас предаст, он пойдет, мы останемся".
И вдруг Гэндальф рассмеялся. Наваждение исчезло, как дым.
-- Саруман, Саруман! - сказал Гэндальф, все еще смеясь. - Саруман, вы неверно выбрали путь в жизни. Вы должны были бы стать королевским шутом и зарабатывать на хлеб себе и на колотушки, передразнивая королевских советников. - Он помолчал, пытаясь справиться со своим весельем. - Понять друг друга? Боюсь, вы меня не понимаете. Но, Саруман, вас я понимаю теперь слишком хорошо. Я лучше помню ваши аргументы и дела, чем вы предполагаете. Когда я в последний раз навещал вас, вы были тюремщиком Мордора, и туда-то должен был быть послан я. Нет, гость, который был вынужден бежать с крыши, дважды подумает, прежде чем прийти снова. Нет, я не думаю, что поднимусь к вам. Но послушайте меня, Саруман, в последний раз! Не хотите ли вы спуститься? Изенгард оказался менее сильным, чем он вам представлялся. То же может произойти и с другими вещами, в которые вы верите. Не лучше ли оставить их на время хотя бы? Повернуться к новому, может быть? Подумайте хорошо, Саруман! Не хотите ли спуститься?
Тень пробежала по лицу Сарумана, потом лицо его смертельно побледнело. Прежде чем он сумел справиться с собой, все увидели муку разума терзаемого сомнением, боящегося остаться и боящегося выйти из убежища. Секунду он колебался. Все затаили дыхание. Потом Саруман заговорил, и голос его был пронзителен и холоден. Высокомерие и ненависть звучали в нем.
-- Спущусь ли я? - насмехался он. - Неужели невооруженный человек выйдет за дверь к грабителям и убийцам? Я достаточно хорошо слышу вас отсюда. Я не дурак и не верю вам, Гэндальф. Они не стоят открыто на моей лестнице, но я знаю, где они скрываются и ждут вашего приказа, эти дикие лесные демоны.
-- Предатели всегда недоверчивы, - устало ответил Гэндальф. - Но вы можете не бояться за свою шкуру. Я не хочу ни убивать, ни повредить вам, как вы думаете. И у меня хватит власти, чтобы защитить вас. Я дам вам последнюю возможность. Можете свободно оставить Ортханк, если хотите.
-- Звучит хорошо, - усмехнулся Саруман. - Вполне в манере Гэндальфа Серого, очень снисходительно и ласково. Не сомневаюсь, что вы найдете Ортханк просторным и удобным, и потому мой уход устраивает вас. Но зачем мне уходить? И что вы понимаете под словом "свободно"? Я убежден, что у вас есть условия.
-- Причины для ухода вы можете увидеть из своего окна, - ответил Гэндальф. - Другие причины легко придут вам на ум. Ваши слуги уничтожены или рассеяны, соседи стали вашими врагами, вы обманули своего нового хозяина или пытались это сделать. И когда его глаз обратится сюда, это будет красный глаз гнева. Но когда я говорю вам "свободно", я имею в виду свободно - свободно от уз, от цепей или приказов. Вы сможете пойти куда угодно, Саруман, даже в Мордор, если захотите. Но
134
в начале вы должны будете отдать мне ключ от Ортханка и ваш посох. Они будут залогом вашего поведения; я верну вам их позже, если вы того заслужите.
Лицо Сарумана мертвенно побледнело, исказилось гневом, в глазах вспыхнул красный огонь. Он свирепо расмеялся.
-- Позже! - воскликнул он, и голос его прозвучал, как вопль. - Позже! Да когда вы получите такие ключи от Барад-дура, и короны семи королей и жезл пяти колдунов, и пару сапог, на много размеров больших, чем те, что теперь на вас. Скромный план. Но я не помогу вам в этом. У меня есть чем заняться. Не будьте глупцом. Если хотите иметь со мной дело, уходите и возвращайтесь более рассудительным! И не берите с собой головорезов и весь этот сброд, что цепляется за ваш хвост! До свидания!
Он повернулся, собираясь уйти с балкона.
-- Назад, Саруман! - повелительным голосом сказал Гэндальф. К удивлению остальных, Саруман повернулся и как бы против своей воли подошел к перилам и повис на них, тяжело дыша. Лицо его исказилось и покрылось морщинами. Руки тяжело свисали по бокам и скорчились, как когти.
-- Я не разрешил вам уйти, - строго сказал Гэндальф. Я еще не кончил. Вы стали глупцом Саруман, и мне вас жаль. Вы еще можете отвернуться от глупости и зла и послужить добру. Но вы выбрали другое - остаться и до конца пытаться осуществить свой подлый план. Оставайтесь! Но предупреждаю возврата не будет! Даже если к вам протянутся темные руки с востока, Саруман! - воскликнул он, и голос его звучал властно и повелительно. - Смотрите, я не Гэндальф Серый, которого вы предали. Я Гэндальф Белый, преодолевший смерть. У вас нет теперь цвета, и я изгоняю вас из Совета!
Он поднял руку и медленно проговорил ясным холодным голосом:
-- Саруман, ваш посох сломан, - послышался трес, посох в руках Сарумана раскололся, и верхняя часть его упала к ногам Гэндальфа. - Идите! - сказал Гэндальф.
С криком Саруман упал навзничь и пополз к дверям. В тот же момент тяжелый сверкающий предмет, вращаясь, упал сверху. Ударившись о перила балкона и пролетев рядом с головой Гэндальфа, он ударился в ступеньку, на которой тот стоял. Железные перила зазвенели и прогнулись. Ступенька же треснула и раскололась. Но сам предмет остался невредимым. Это был хрустальный шар, темный, но сверкающий изнутри красным алмазом пламени. Он покатился по лестнице и направил свой бег к глубокой луже. Пиппин подбежал и подобрал его.
-- Мошенник! - воскликнул Эомер. Но Гэндальф стоял неподвижно.
-- Нет, это не Саруманом брошено, - сказал он, - и даже не по его просьбе, я думаю. Шар вылетел из окна высоко вверху. Прощальный подарок мастера Змеиного Языка, как мне кажется, но плохо нацеленный.
-- Может, он потому и нацелился плохо, что не мог решить, кого он ненавидит больше: вас или Сарумана, - сказал Арагорн.
-- Может быть и так, - согласился Гэндальф. - Мало приятного доставлял этот союз им обоим: они грызли друг друга словами. Но наказание заслуженное. Если когда-либо Змеиный Язык выйдет из Ортханка живым, это будет гораздо больше, чем он заслуживает.
Эй, парень, я не просил тебя брать это! - воскликнул
135
он, резко оборачиваясь и видя, как Пиппин поднимается по ступеням, медленно, как бы неся тяжелый груз. Он торопливо спустился навстречу хоббиту, взял у него темный шар и закутал его в свой плащ.
-- Я позабочусь об этом, - сказал он. - Не думаю, чтобы Саруман хотел выбросить эту вещь.
-- Но у него могут найтись другие вещи, - заметил Гимли. - Если разговор окончен, то пойдемте отсюда, пока нас не забросали камнями.
-- Разговор окончен, - сказал Гэндальф. - Идемте.
Они повернулись спинами к дверям Ортханка и спустились по ступенькам. Всадники с радостью приветствовали короля и Гэндальфа. Чары Сарумана были разрушены: они видели, как Саруман повиновался приказу, как ....
-- Ну, это сделано, - сказал Гэндальф. - Теперь я должен увидеться с Древобрадом, рассказать ему, как обстоят дела.
-- Он, вероятно, догадывается, - сказал Мерри. - Мог ли разговор закончиться иначе?
-- Маловероятно, - ответил Гэндальф, - хотя одно время равновесие висело на волоске. Но у меня были причины пытаться, и из-за жалости и по другим причинам. Впервые Саруман увидел, что власть его голоса слабеет. Он не может быть одновременно тираном и советником. Когда заговор созрел, он не может оставаться в тайне. Я дал Саруману последнюю возможность - отказаться и от Мордора и от собственных замыслов и возместить нанесенный ущерб, помогая нам. Он знает наши нужды. И он мог бы принести нам большую пользу. Но он предпочел отказаться и сохранить за собой Ортханк. Он не хочет слушать, хочет только командовать. Он живет теперь в ужасе перед тенью Мордора, но все еще надеется справиться с бурей. Несчастный глупец! Он погибнет, если власть востока протянет свои руки к Изенгарду. Мы не можем разрушить Ортханк извне, но Саурон - кто знает, на что он способен?
-- А если Саурон не захватит Ортханк? Что вы с ним сделаете? - спросил Пиппин.
-- Я? Ничего! - ответил Гэндальф. - Я ничего с ним не сделаю. Мне не нужно господство. Что станет с Саруманом? Не могу сказать. Мне жаль, что так много прежде хорошего гноится в этой башне. Но для нас дела пока идут неплохо. Неожиданны повороты судьбы! Часто ненависть поражает сама себя! Думаю, что даже если бы мы смогли войти в Ортханк, вряд ли мы нашли бы что-либо более ценное, чем этот шар, который бросил в нас Змеиный Язык.
Резкий крик, неожиданно прекратившийся, донесся из окна.
-- Кажется, Саруман согласен со мной, - усмехнулся Гэндальф. - Идемте! Оставим их.
Они вернулись к развалинам ворот. Не успели они войти под арку, как из тени под грудой камней, где они стояли, вышли Древобрад и еще дюжина энтов. Арагорн, Гимли и Леголас с удивлением смотрели на них.
-- Здесь три моих товарища, Древобрад, - сказал колдун. - Я говорил тебе о них, но вы их еще не видели, - и он назвал их одного за другим.
Старый энт смотрел на них долго и внимательно и по очереди говорил с каждым. И последним он обратился к Леголасу.
136
-- Значит, вы пришли из Чернолесья, мой добрый эльф? Это был когда-то очень большой лес.
-- Он до сих пор большой, - сказал Леголас. - Но не настолько велик, чтобы мы, в нем живущие, не хотели бы видеть новые деревья. Я бы очень хотел побывать в лесе Фэнгорна. Я прошел только по его опушке, но мне очень не хотелось уходить от него.
Глаза Древобрада блеснули от удовольствия.
-- Надеюсь, ваше желание осуществится до того, как эти холмы состарятся, - сказал он.
-- Я приду, если позволит судьба, - сказал Леголас. - Я договорился со своим другом, что если все кончится хорошо, мы с ним вместе посетим Фэнгорн - с вашего позволения.
-- Любой эльф, пришедший с вами, будет встречен с радостью, - сказал Древобрад.
-- Друг, о котором я говорю, не эльф, - сказал Леголас. - Я имею в виду Гимли, сына Глоина. - Гимли низко поклонился, и топор выскользнул у него из-под пояса и покатился по земле.
-- Хум, хм! Ах, вот оно что! - сказал Древобрад, глядя на него темными глазами. - Гном с топором! Хум! Я хорошо отношусь к эльфам, но вы просите слишком многого! Какая странная дружба!
-- Может она и странная, - согласился Леголас, - но пока Гимли живет, я не приду в Фэнгорн один. Его топор предназначен не для деревьев, а для орочьих шей. О Фэнгорн, хозяин Леса Фэнгорн! Сорок два орка зарубил он в битве.
-- Ху! Эта история получше! - обрадовался Древобрад. Ну, ну, дела пойдут так, как они и должны идти. Нет необходимости торопиться им навстречу. А сейчас мы должны на некоторое время расстаться. День приближается к концу, однако Гэндальф говорит, что вы должны уйти до наступления ночи, а Повелитель Марки хочет поскорее вернуться в свой дом.
-- Да, мы должны идти, и идти немедленно же, - подтвердил Гэндальф. - Боюсь, что нам придется забрать у вас ваших хранителей ворот. Но вы хорошо справитесь и без них.
-- Может и справлюсь, - сказал Древобрад. - Но мне жаль расставаться с ними. Мы стали друзьями за такое короткое время, что мне показалось, будто я стал торопливым. Но ведь они были единственной новостью, которую я увидел под солнцем и луной за много-много лет. Я не забуду их. Я внес их имена в Длинный список. И энты будут их помнить:
Энты рождены из земли, как горы,
Они ходят широко и пьют воду.
Голодны, как охотники, хоббиты-дети,
Смешливый народ, маленькие люди. Они останутся нашими друзьями, пока обновляются листья. Прощайте! И если узнаете новости в вашей приятной земле, в Уделе, пошлите мне слово! Вы знаете, что я имею в виду: что-нибудь об энтийских женах. Приходите сами, если сможете.
-- Мы придем! - сказали Мерри и Пиппин вместе и торопливо отвернулись. Древобрад некоторое время молча смотрел на них, задумчиво покачивая головой. Потом обернулся к Гэндальфу.
-- Значит Саруман не уйдет? - сказал он. - Я так и думал. Его сердце прогнило, как у черного хуорна. Даже если бы я был побежден и все мои деревья уничтожены, я бы не стал прятаться один в темной норе.
-- Но вы ведь не хотели заполнить весь мир своими де
137
ревьями и задушить всех остальных живых существ, - сказал Гэндальф. - Саруман остается няньчить свою ненависть и плести новые сети, если сможет. У него ключ от Ортханка. Ему нельзя позволить сбежать.
-- Конечно, нет! Энты присмотрят за этим, - сказал Древобрад. - Саруман не сможет поставить ногу за пределами башни без моего позволения. Энты будут караулить его.
-- Хорошо! - согласился Гэндальф. - На это я и расчитывал. Теперь я могу заняться другими делами, сняв с себя эту заботу. Но будьте бдительны! Вода сошла. Боюсь, что теперь недостаточно просто поставить часовых у башни. Я не сомневаюсь, что под Ортханком есть глубокие подземные ходы и что Саруман надеется вскорости выбраться незамеченным. Я прошу вас снова пустить воду и делать это, пока Изенгард не превратится в стоячее озеро или пока вы не найдете сток. Когда все подземные проходы будут затоплены или выходы обнаружены, то тогда Саруману придется остаться в башне и смотреть из окна.
-- Предоставьте это энтам! - сказал Древобрад. - Мы обыщем всю долину с начала до конца и заглянем под каждый булыжник... Деревья снова будут жить здесь, старые дикие деревья. Мы назовем этот лес Сторожевым. Ни одна белка не выйдет отсюда без моего ведома. Предоставьте это энтам! И пройдет семь раз столько времени, сколько он пытал нас, но мы не устанем сторожить Сарумана.
Глава xi
ПАЛАНТИР.
Солнце опускалось за длинный западный отрог гор, когда Гэндальф со своими товарищами и король с всадниками Рохана выехали из Изенгарда. Гэндальф посадил Мерри перед собой, а Арагорн - Пиппина. Два королевских воина поскакали вперед и быстро скрылись из виду. Остальные ехали неторопливо.
Энты торжественными рядами, как статуи, стояли у ворот, подняв свои длиные руки и не издавая ни звука. Проехав немного по извивающейся дороге, Мерри и Пиппин оглянулись. Небо было еще освещено, но длиные тени протянулись через Изенгард, серые развалины погрузились во тьму. Виден был один лишь Древобрад, на расстоянии похожий на пень от большого дерева. Хоббиты вспомнили свою первую встречу с ним далеко отсюда на краю леса Фэнгорн.
Они подВехали к стобу с Белой Рукой. Столб стоял по-прежнему, но рука была сброшена и разбита на мелкие куски. Прямо посредине дороги лежал указательный палец; ноготь его, ранее бывший красным, почернел.
-- Энты уделили внимание даже мелким деталя, - сказал Гэндальф.
Они ехали дальше, и вечер опустился на долину.
-- Мы будем ехать всю ночь, Гэндальф? - спросил некоторое время спустя Мерри. - Не знаю, как вы чувствуете себя, когда в вас цепляется мелкий сброд. Но сброд устал и был бы рад перестать цепляться и полежать.
138
-- Значит, ты слышал это? - спросил Гэндальф. - Не мучься. Будь доволен, что другие слова не были нацелены в тебя. Он хорошо разглядел вас. Если тебя это утешит, могу сказать, что ти и Пиппин занимаете его мысли больше всех нас. Кто вы, как вы оказались здесь и почему, что вы знаете, были ли вы захвачены, и если это так, как же вы спаслись, если все орки погибли - именно эти маленькие загадки беспокоят великий ум Сарумана. Можете даже считать это комплиментом, Мерриадок. И можете считать честно, что он задумался о вас.
-- Спасибо, - сказал Мерри. - Но гораздо большая честь - цепляться за ваш хвост, Гэндальф. Из-за того, что в этой позиции можно задать вопрос вторично, если в первый раз не получишь ответа. Мы будем так ехать всю ночь?
Гэндальф засмеялся.
-- Неукротимый хоббит! У всех колдунов должны быть под присмотром одни-два хоббита, чтобы думать над своими словами и правильно выражать свои мысли. Прошу прощения. Надо уделить внимание даже таким мелким проблемам. Мы будем ехать несколько часов, не торопясь, пока не проедем к концу долины. Завтра мы поедем быстрее.
Вначале мы думали прямо из Изенгарда направиться в королевский дом в Эдорасе по равнинам. Поездка потребовала бы несколько дней. Но потом мы изменили план. Вестники направлены в Пропасть Хэлма. Они предупредят, что король вернется завтра. Оттуда он со множеством воинов направится по горной тропе в Дунхарроу. Отныне никто не будет передвигаться по равнинам вдвоем или втроем, если этого можно избежать.
-- Ничего или двойная помощь - вот ваш обычай! - сказал Мерри. - Боюсь, что нас не ждет постель этой ночью. Где Пропасть Хэлма и что это такое? Я ничего не знаю об этой стране.
-- Тогда вам нужно узнать кое-что, если вы хотите понять, что произошло. Но не сейчас и не от меня: мне нужно подумать о более важных вещах.
-- Хорошо, я перехвачу Бродяжника у лагерного костра: он менее раздражителен. Но к чему вся эта таинственность? Я думал, что мы выиграли битву.
-- Да мы выиграли, но это лишь первая победа, и она увеличила нашу опасность. И существует какая-то связь между Изенгардом и Мордором, которую я пока еще не установил. Не знаю, как они обмениваются новостями, но они делают это. Я думаю, что Глаз Барад-дура нетерпеливо смотрит на Долину Колдуна и Рохан. Чем меньше он увидет, тем лучше.
Дорога медленно тянулась, спускаясь извилистой лентой по долине. Изен тек то дальше, то ближе в своем каменистом русле. С гор опускалась ночь. Весь туман рассеялся. Подул холодный ветер. Луна, близкая к полнолунию, заполнила восточную часть неба бледным холодным светом. Горные отроги справа от них постепенно превратились в голые холмы. Перед ними открылась широкая равнина.
Наконец они остановились. Свернув в сторону от дороги, они выехали на поросшее мягкой травой место. Проехав милю на запад, они попали в небольшую лощину. Она открывалась на юг, переходя в склон Дол-Барана, последнего холма северного отрога поросшего вереском. Края поляны заросли прошлогодним папоротником; среди него кое-где пробивались сквозь приятно пахнущую землю свежие листья. На низких склонах росли густые
139
колючие кусты; под их прикрытием путники устроили лагерь за два часа до полуночи. Они разожгли в углублении костер меж корней большого куста боярышника, высокого, как дерево, скорченного от старости, но крепкого и здорового. На каждой его веточке набухли почки.
-- Слова этого колдуна стоят на головах, - заявил он, сжимая рукоять топора. - Если на языке Ортханка помощь означает разрушение, а спасение - порабощение, тогда все ясно. Но мы пришли сюда не как просители.
-- Мир! - сказал Саруман, и на короткое мгновение голос его стал менее мягким и вкрадчивым, в глазах блеснул огонек и исчез. - Я пока говорю не с вами, Гимли, сын Глоина! Ваш
131
дом далеко, и вы не имеете отношения к беспокойствам и заботам наших земель. Но не ваша вина в том, что вы оказались вовлеченными в наши дела, поэтому я не осуждаю вас за ту роль, что вы сыграли, - а роль эта, несомненно злая. Но прошу вас: позвольте мне вначале поговорить с королем Рохана, моим соседом и некогда - моим другом.
-- Что вы скажете, король Теоден? Хотите ли сохранить мир со мной и использовать мои знания, собранные за много лет? Будем ли мы держать совместный совет против злых дней и возместить взаимные оскорбления совместными добрыми делами, чтобы ваши земли процветали?
Теоден по-прежнему не отвечал. Поражен ли он был гневом или сомнением, никто не мог сказать. Заговорил Эомер.
-- Повелитель выслушайте меня! - сказал он. - Теперь мы чувствуем опасность, о которой нас предупреждали. Прибыли ли мы как победители или должны стоять удивленные старым лжецом с медом на раздвоенном языке? Так говорил бы загнанный волк, обращаясь к собакам, если бы смог. Уж такую помощь сможет оказать он вам! Все, что он хочет, это выпутаться из трудного положения. Но неужели вы будете вести переговоры с этим мастером предательства и убийства? Вспомните Теодреда у бродов и могилу Гамы в Пропасти Хэлма!
-- Если говорить о ядовитых языках, то что сказать о вашем, юная змея? - сказал Саруман, и все почувствовали сдерживаемый гнев в его голосе. - Но подождите, Эомер, сын Эомунда! - продолжал он снова мягким голосом. - Каждый должен довольствоваться своим уделом. Ваш удел - сила рук и доблесть. Из-за них вы заслужили высокую честь. Убивайте врагов вашего повелителя и довольствуйтесь этим. Не вмешивайтесь в политику, которой вы не понимаете. Но, может быть, если вы станете королем, вы поймете то, что король осторожно и заботливо должен выбирать себе друзей. Дружбу Сарумана и могущество Ортханка не так просто отбросить в сторону, какие бы обиды, реальные или мнимые, не лежали между нами. Вы выиграли сражение, но не войну. В следующий раз вы можете обнаружить тень Леса у своих дверей: он своенравен, бесчувственен и не любит людей.
Но, повелитель Рохана, можно ли назыать меня убийцей, если погибли в битве доблестные люди? Если вы начали войну без необходимости, потому что я не хотел ее, - тогда люди будут умирать. Но если я убийца из-за этого, в таком случае весь дом Эорла состоит из убийц: ваши предки вели много войн и убили множество противников. Но с некоторыми противниками был впоследствии заключен мир. Я говорю, король Теоден: пусть будет между нами мир и дружба. Теперь слово за вами.
-- У нас будет мир, - сказал Теоден наконец, хрипло и с услием. Несколько всадников радостно воскликнули. Теоден поднял руку. - Да, у нас будет мир, когда исчезнете вы и все ваши создания - и все создания вашего черного хозяина, которому вы хотели предать нас. Вы лжец, Саруман, и растлитель человеческих сердец. Вы протягиваете мне руку, а я вижу только коготь лапы Мордора. Какая жестокость и какое лицемерие! Даже если вы бы вели войну только со мной - а это не так: будь вы хоть в десять раз мудрей, вы не имеете права руководить мной по своему желанию, - даже если так, что вы скажете о своих факелах в Вестфолде и о детях, которые лежат там мертвыми? Ваши слуги изрубили тело Гамы перед воротами Хорнбурга уже после его смерти. Только когда вы повиснете на висилице в собственном окне пищей для ворон, только тогда у
132
нас будет мир с вами и с Ортханком. Я говорю от имени всего дома Эорла. Пусть я недостойный потомок своих предков, но я не буду лизать ваши руки. Попробуйте с кем-нибудь другим. Но, боюсь, ваш голос утратил свое очарование.
Всадники смотрели на Теодена, как люди, очнувшиеся от сна. Хрипло, как карканье старого ворона, звучал в ушах голос их повелителя - после музыки слов Сарумана... Сам Саруман на время из-за гнева утратил контроль над собой. Он перегнулся через перила, как будто хотел ударить короля своим посохом. Многим показалось, что они видят змею, изготовившуюся для прыжка.
-- Висилица и вороны! - засвистел он, и все вздрогнули от этой отвратительной перемены. - Старый дурак! Что такое дом Эорла, как не крытый соломой сарай, где пирует банда пьяных в дым разбойников, а их отродье возитс на полу с собаками? Слишком долго они сами избегали висилицы1 Но петля приближается, медленно, но неотвратимо. Все вы будете висеть в ней! - Голос его изменился, как будто он медленно овладевал собой. - Не знаю, откуда я беру терпение для разговоров с вами. Мне вы не нужны, не нужны ваши адьютанты, убегающие быстрее, чем скачущий вперед Теоден, Хозяин лошадей. Я уже давно предлагал вам союз, видимо превышающий пвозможность вашего разума. Предлагаю его снова, чтобы те, кого вы ведете по неверной дороге, могли увидеть правильный выбор. Вы хвастали, что нанесли мне оскорбление. Да будет так. Убирайтесь к своим хижинам!
Но вы, Гэндальф! Вами я действительно огорчен, за вас я стыжусь. Как могли вы принять участие в такой компании? Вы горды, Гэндальф, и не без прчины, у вас благородный ум и глаза, способные видеть далеко и глубоко. Даже сейчас неужели вы не прислушиваетесь к моему совету?
Гэндальф шевельнулся и посмотрел вверх:
-- Что скажете вы такого, чего не сказали во время нашей последней встречи? - поинтересовался он. - Или вы хотите взять свои слова обратно?
Саруман помолчал.
-- Взять назад?- пропел он, как бы в изумлении. Взять. Я пытался дать вам совет для вашего же добра, но вы не пожелали меня слушать. Вы горды и не любите советов: у вас хватает собственной мудрости. Но в данном случае вы ошибаетесь, неправильно понимаете мои намерения. Боюсь, что в стремлении переубедить вас я потерял терпение. Я сожалею об этом. У меня нет к вам недоброжелательности. Вот даже сейчас, когда вы вернулись в обществе злобных и невежественных союзников. И почему бы мне желать вам зла? Разве мы оба не члены высокого и древнего союза, самого замечательного в Среднеземелье? Наша дружба выгодна нам обоим. Мы можем по-прежнему действовать вместе, излечивать недостатки мира. Давайте поймем друг друга и избавим этих младших собратьев от необходимости делать выбор! Пусть ждут нашего решения! Для общего блага я согласен забыть прошлое и принять вас вновь. Разве вы не хотите поговорить со мной? И разве вы не подниметесь ко мне?
Так велика была сила голоса Сарумана, что никто, слышавший его, не мог остаться незатронутым. Но теперь очарование голоса было другим. Теперь это было мягкое увещевание доброго короля ошибающемуся, но любимому министру. Они слышали слова не предназначенные для них, непослушные дети или грубые слуги, подслушивающие беседу старших и размышляющие,
133
насколько она будет определять их участь. Из возвышенного материала были сделаны эти двое, почтенного и мудрого. Неизбежен был их союз. Гэндальф поднимется в башню, чтобы обсудить глубокие мысли, недоступные их пониманию, в высоких комнатах Ортханка. Дверь заним закроется, а они останутся снаружи и будут ждать назначенной работы или наказания. Даже в мозгу Теодена оформилась мысль, как тень сомнения: "Он нас предаст, он пойдет, мы останемся".
И вдруг Гэндальф рассмеялся. Наваждение исчезло, как дым.
-- Саруман, Саруман! - сказал Гэндальф, все еще смеясь. - Саруман, вы неверно выбрали путь в жизни. Вы должны были бы стать королевским шутом и зарабатывать на хлеб себе и на колотушки, передразнивая королевских советников. - Он помолчал, пытаясь справиться со своим весельем. - Понять друг друга? Боюсь, вы меня не понимаете. Но, Саруман, вас я понимаю теперь слишком хорошо. Я лучше помню ваши аргументы и дела, чем вы предполагаете. Когда я в последний раз навещал вас, вы были тюремщиком Мордора, и туда-то должен был быть послан я. Нет, гость, который был вынужден бежать с крыши, дважды подумает, прежде чем прийти снова. Нет, я не думаю, что поднимусь к вам. Но послушайте меня, Саруман, в последний раз! Не хотите ли вы спуститься? Изенгард оказался менее сильным, чем он вам представлялся. То же может произойти и с другими вещами, в которые вы верите. Не лучше ли оставить их на время хотя бы? Повернуться к новому, может быть? Подумайте хорошо, Саруман! Не хотите ли спуститься?
Тень пробежала по лицу Сарумана, потом лицо его смертельно побледнело. Прежде чем он сумел справиться с собой, все увидели муку разума терзаемого сомнением, боящегося остаться и боящегося выйти из убежища. Секунду он колебался. Все затаили дыхание. Потом Саруман заговорил, и голос его был пронзителен и холоден. Высокомерие и ненависть звучали в нем.
-- Спущусь ли я? - насмехался он. - Неужели невооруженный человек выйдет за дверь к грабителям и убийцам? Я достаточно хорошо слышу вас отсюда. Я не дурак и не верю вам, Гэндальф. Они не стоят открыто на моей лестнице, но я знаю, где они скрываются и ждут вашего приказа, эти дикие лесные демоны.
-- Предатели всегда недоверчивы, - устало ответил Гэндальф. - Но вы можете не бояться за свою шкуру. Я не хочу ни убивать, ни повредить вам, как вы думаете. И у меня хватит власти, чтобы защитить вас. Я дам вам последнюю возможность. Можете свободно оставить Ортханк, если хотите.
-- Звучит хорошо, - усмехнулся Саруман. - Вполне в манере Гэндальфа Серого, очень снисходительно и ласково. Не сомневаюсь, что вы найдете Ортханк просторным и удобным, и потому мой уход устраивает вас. Но зачем мне уходить? И что вы понимаете под словом "свободно"? Я убежден, что у вас есть условия.
-- Причины для ухода вы можете увидеть из своего окна, - ответил Гэндальф. - Другие причины легко придут вам на ум. Ваши слуги уничтожены или рассеяны, соседи стали вашими врагами, вы обманули своего нового хозяина или пытались это сделать. И когда его глаз обратится сюда, это будет красный глаз гнева. Но когда я говорю вам "свободно", я имею в виду свободно - свободно от уз, от цепей или приказов. Вы сможете пойти куда угодно, Саруман, даже в Мордор, если захотите. Но
134
в начале вы должны будете отдать мне ключ от Ортханка и ваш посох. Они будут залогом вашего поведения; я верну вам их позже, если вы того заслужите.
Лицо Сарумана мертвенно побледнело, исказилось гневом, в глазах вспыхнул красный огонь. Он свирепо расмеялся.
-- Позже! - воскликнул он, и голос его прозвучал, как вопль. - Позже! Да когда вы получите такие ключи от Барад-дура, и короны семи королей и жезл пяти колдунов, и пару сапог, на много размеров больших, чем те, что теперь на вас. Скромный план. Но я не помогу вам в этом. У меня есть чем заняться. Не будьте глупцом. Если хотите иметь со мной дело, уходите и возвращайтесь более рассудительным! И не берите с собой головорезов и весь этот сброд, что цепляется за ваш хвост! До свидания!
Он повернулся, собираясь уйти с балкона.
-- Назад, Саруман! - повелительным голосом сказал Гэндальф. К удивлению остальных, Саруман повернулся и как бы против своей воли подошел к перилам и повис на них, тяжело дыша. Лицо его исказилось и покрылось морщинами. Руки тяжело свисали по бокам и скорчились, как когти.
-- Я не разрешил вам уйти, - строго сказал Гэндальф. Я еще не кончил. Вы стали глупцом Саруман, и мне вас жаль. Вы еще можете отвернуться от глупости и зла и послужить добру. Но вы выбрали другое - остаться и до конца пытаться осуществить свой подлый план. Оставайтесь! Но предупреждаю возврата не будет! Даже если к вам протянутся темные руки с востока, Саруман! - воскликнул он, и голос его звучал властно и повелительно. - Смотрите, я не Гэндальф Серый, которого вы предали. Я Гэндальф Белый, преодолевший смерть. У вас нет теперь цвета, и я изгоняю вас из Совета!
Он поднял руку и медленно проговорил ясным холодным голосом:
-- Саруман, ваш посох сломан, - послышался трес, посох в руках Сарумана раскололся, и верхняя часть его упала к ногам Гэндальфа. - Идите! - сказал Гэндальф.
С криком Саруман упал навзничь и пополз к дверям. В тот же момент тяжелый сверкающий предмет, вращаясь, упал сверху. Ударившись о перила балкона и пролетев рядом с головой Гэндальфа, он ударился в ступеньку, на которой тот стоял. Железные перила зазвенели и прогнулись. Ступенька же треснула и раскололась. Но сам предмет остался невредимым. Это был хрустальный шар, темный, но сверкающий изнутри красным алмазом пламени. Он покатился по лестнице и направил свой бег к глубокой луже. Пиппин подбежал и подобрал его.
-- Мошенник! - воскликнул Эомер. Но Гэндальф стоял неподвижно.
-- Нет, это не Саруманом брошено, - сказал он, - и даже не по его просьбе, я думаю. Шар вылетел из окна высоко вверху. Прощальный подарок мастера Змеиного Языка, как мне кажется, но плохо нацеленный.
-- Может, он потому и нацелился плохо, что не мог решить, кого он ненавидит больше: вас или Сарумана, - сказал Арагорн.
-- Может быть и так, - согласился Гэндальф. - Мало приятного доставлял этот союз им обоим: они грызли друг друга словами. Но наказание заслуженное. Если когда-либо Змеиный Язык выйдет из Ортханка живым, это будет гораздо больше, чем он заслуживает.
Эй, парень, я не просил тебя брать это! - воскликнул
135
он, резко оборачиваясь и видя, как Пиппин поднимается по ступеням, медленно, как бы неся тяжелый груз. Он торопливо спустился навстречу хоббиту, взял у него темный шар и закутал его в свой плащ.
-- Я позабочусь об этом, - сказал он. - Не думаю, чтобы Саруман хотел выбросить эту вещь.
-- Но у него могут найтись другие вещи, - заметил Гимли. - Если разговор окончен, то пойдемте отсюда, пока нас не забросали камнями.
-- Разговор окончен, - сказал Гэндальф. - Идемте.
Они повернулись спинами к дверям Ортханка и спустились по ступенькам. Всадники с радостью приветствовали короля и Гэндальфа. Чары Сарумана были разрушены: они видели, как Саруман повиновался приказу, как ....
-- Ну, это сделано, - сказал Гэндальф. - Теперь я должен увидеться с Древобрадом, рассказать ему, как обстоят дела.
-- Он, вероятно, догадывается, - сказал Мерри. - Мог ли разговор закончиться иначе?
-- Маловероятно, - ответил Гэндальф, - хотя одно время равновесие висело на волоске. Но у меня были причины пытаться, и из-за жалости и по другим причинам. Впервые Саруман увидел, что власть его голоса слабеет. Он не может быть одновременно тираном и советником. Когда заговор созрел, он не может оставаться в тайне. Я дал Саруману последнюю возможность - отказаться и от Мордора и от собственных замыслов и возместить нанесенный ущерб, помогая нам. Он знает наши нужды. И он мог бы принести нам большую пользу. Но он предпочел отказаться и сохранить за собой Ортханк. Он не хочет слушать, хочет только командовать. Он живет теперь в ужасе перед тенью Мордора, но все еще надеется справиться с бурей. Несчастный глупец! Он погибнет, если власть востока протянет свои руки к Изенгарду. Мы не можем разрушить Ортханк извне, но Саурон - кто знает, на что он способен?
-- А если Саурон не захватит Ортханк? Что вы с ним сделаете? - спросил Пиппин.
-- Я? Ничего! - ответил Гэндальф. - Я ничего с ним не сделаю. Мне не нужно господство. Что станет с Саруманом? Не могу сказать. Мне жаль, что так много прежде хорошего гноится в этой башне. Но для нас дела пока идут неплохо. Неожиданны повороты судьбы! Часто ненависть поражает сама себя! Думаю, что даже если бы мы смогли войти в Ортханк, вряд ли мы нашли бы что-либо более ценное, чем этот шар, который бросил в нас Змеиный Язык.
Резкий крик, неожиданно прекратившийся, донесся из окна.
-- Кажется, Саруман согласен со мной, - усмехнулся Гэндальф. - Идемте! Оставим их.
Они вернулись к развалинам ворот. Не успели они войти под арку, как из тени под грудой камней, где они стояли, вышли Древобрад и еще дюжина энтов. Арагорн, Гимли и Леголас с удивлением смотрели на них.
-- Здесь три моих товарища, Древобрад, - сказал колдун. - Я говорил тебе о них, но вы их еще не видели, - и он назвал их одного за другим.
Старый энт смотрел на них долго и внимательно и по очереди говорил с каждым. И последним он обратился к Леголасу.
136
-- Значит, вы пришли из Чернолесья, мой добрый эльф? Это был когда-то очень большой лес.
-- Он до сих пор большой, - сказал Леголас. - Но не настолько велик, чтобы мы, в нем живущие, не хотели бы видеть новые деревья. Я бы очень хотел побывать в лесе Фэнгорна. Я прошел только по его опушке, но мне очень не хотелось уходить от него.
Глаза Древобрада блеснули от удовольствия.
-- Надеюсь, ваше желание осуществится до того, как эти холмы состарятся, - сказал он.
-- Я приду, если позволит судьба, - сказал Леголас. - Я договорился со своим другом, что если все кончится хорошо, мы с ним вместе посетим Фэнгорн - с вашего позволения.
-- Любой эльф, пришедший с вами, будет встречен с радостью, - сказал Древобрад.
-- Друг, о котором я говорю, не эльф, - сказал Леголас. - Я имею в виду Гимли, сына Глоина. - Гимли низко поклонился, и топор выскользнул у него из-под пояса и покатился по земле.
-- Хум, хм! Ах, вот оно что! - сказал Древобрад, глядя на него темными глазами. - Гном с топором! Хум! Я хорошо отношусь к эльфам, но вы просите слишком многого! Какая странная дружба!
-- Может она и странная, - согласился Леголас, - но пока Гимли живет, я не приду в Фэнгорн один. Его топор предназначен не для деревьев, а для орочьих шей. О Фэнгорн, хозяин Леса Фэнгорн! Сорок два орка зарубил он в битве.
-- Ху! Эта история получше! - обрадовался Древобрад. Ну, ну, дела пойдут так, как они и должны идти. Нет необходимости торопиться им навстречу. А сейчас мы должны на некоторое время расстаться. День приближается к концу, однако Гэндальф говорит, что вы должны уйти до наступления ночи, а Повелитель Марки хочет поскорее вернуться в свой дом.
-- Да, мы должны идти, и идти немедленно же, - подтвердил Гэндальф. - Боюсь, что нам придется забрать у вас ваших хранителей ворот. Но вы хорошо справитесь и без них.
-- Может и справлюсь, - сказал Древобрад. - Но мне жаль расставаться с ними. Мы стали друзьями за такое короткое время, что мне показалось, будто я стал торопливым. Но ведь они были единственной новостью, которую я увидел под солнцем и луной за много-много лет. Я не забуду их. Я внес их имена в Длинный список. И энты будут их помнить:
Энты рождены из земли, как горы,
Они ходят широко и пьют воду.
Голодны, как охотники, хоббиты-дети,
Смешливый народ, маленькие люди. Они останутся нашими друзьями, пока обновляются листья. Прощайте! И если узнаете новости в вашей приятной земле, в Уделе, пошлите мне слово! Вы знаете, что я имею в виду: что-нибудь об энтийских женах. Приходите сами, если сможете.
-- Мы придем! - сказали Мерри и Пиппин вместе и торопливо отвернулись. Древобрад некоторое время молча смотрел на них, задумчиво покачивая головой. Потом обернулся к Гэндальфу.
-- Значит Саруман не уйдет? - сказал он. - Я так и думал. Его сердце прогнило, как у черного хуорна. Даже если бы я был побежден и все мои деревья уничтожены, я бы не стал прятаться один в темной норе.
-- Но вы ведь не хотели заполнить весь мир своими де
137
ревьями и задушить всех остальных живых существ, - сказал Гэндальф. - Саруман остается няньчить свою ненависть и плести новые сети, если сможет. У него ключ от Ортханка. Ему нельзя позволить сбежать.
-- Конечно, нет! Энты присмотрят за этим, - сказал Древобрад. - Саруман не сможет поставить ногу за пределами башни без моего позволения. Энты будут караулить его.
-- Хорошо! - согласился Гэндальф. - На это я и расчитывал. Теперь я могу заняться другими делами, сняв с себя эту заботу. Но будьте бдительны! Вода сошла. Боюсь, что теперь недостаточно просто поставить часовых у башни. Я не сомневаюсь, что под Ортханком есть глубокие подземные ходы и что Саруман надеется вскорости выбраться незамеченным. Я прошу вас снова пустить воду и делать это, пока Изенгард не превратится в стоячее озеро или пока вы не найдете сток. Когда все подземные проходы будут затоплены или выходы обнаружены, то тогда Саруману придется остаться в башне и смотреть из окна.
-- Предоставьте это энтам! - сказал Древобрад. - Мы обыщем всю долину с начала до конца и заглянем под каждый булыжник... Деревья снова будут жить здесь, старые дикие деревья. Мы назовем этот лес Сторожевым. Ни одна белка не выйдет отсюда без моего ведома. Предоставьте это энтам! И пройдет семь раз столько времени, сколько он пытал нас, но мы не устанем сторожить Сарумана.
Глава xi
ПАЛАНТИР.
Солнце опускалось за длинный западный отрог гор, когда Гэндальф со своими товарищами и король с всадниками Рохана выехали из Изенгарда. Гэндальф посадил Мерри перед собой, а Арагорн - Пиппина. Два королевских воина поскакали вперед и быстро скрылись из виду. Остальные ехали неторопливо.
Энты торжественными рядами, как статуи, стояли у ворот, подняв свои длиные руки и не издавая ни звука. Проехав немного по извивающейся дороге, Мерри и Пиппин оглянулись. Небо было еще освещено, но длиные тени протянулись через Изенгард, серые развалины погрузились во тьму. Виден был один лишь Древобрад, на расстоянии похожий на пень от большого дерева. Хоббиты вспомнили свою первую встречу с ним далеко отсюда на краю леса Фэнгорн.
Они подВехали к стобу с Белой Рукой. Столб стоял по-прежнему, но рука была сброшена и разбита на мелкие куски. Прямо посредине дороги лежал указательный палец; ноготь его, ранее бывший красным, почернел.
-- Энты уделили внимание даже мелким деталя, - сказал Гэндальф.
Они ехали дальше, и вечер опустился на долину.
-- Мы будем ехать всю ночь, Гэндальф? - спросил некоторое время спустя Мерри. - Не знаю, как вы чувствуете себя, когда в вас цепляется мелкий сброд. Но сброд устал и был бы рад перестать цепляться и полежать.
138
-- Значит, ты слышал это? - спросил Гэндальф. - Не мучься. Будь доволен, что другие слова не были нацелены в тебя. Он хорошо разглядел вас. Если тебя это утешит, могу сказать, что ти и Пиппин занимаете его мысли больше всех нас. Кто вы, как вы оказались здесь и почему, что вы знаете, были ли вы захвачены, и если это так, как же вы спаслись, если все орки погибли - именно эти маленькие загадки беспокоят великий ум Сарумана. Можете даже считать это комплиментом, Мерриадок. И можете считать честно, что он задумался о вас.
-- Спасибо, - сказал Мерри. - Но гораздо большая честь - цепляться за ваш хвост, Гэндальф. Из-за того, что в этой позиции можно задать вопрос вторично, если в первый раз не получишь ответа. Мы будем так ехать всю ночь?
Гэндальф засмеялся.
-- Неукротимый хоббит! У всех колдунов должны быть под присмотром одни-два хоббита, чтобы думать над своими словами и правильно выражать свои мысли. Прошу прощения. Надо уделить внимание даже таким мелким проблемам. Мы будем ехать несколько часов, не торопясь, пока не проедем к концу долины. Завтра мы поедем быстрее.
Вначале мы думали прямо из Изенгарда направиться в королевский дом в Эдорасе по равнинам. Поездка потребовала бы несколько дней. Но потом мы изменили план. Вестники направлены в Пропасть Хэлма. Они предупредят, что король вернется завтра. Оттуда он со множеством воинов направится по горной тропе в Дунхарроу. Отныне никто не будет передвигаться по равнинам вдвоем или втроем, если этого можно избежать.
-- Ничего или двойная помощь - вот ваш обычай! - сказал Мерри. - Боюсь, что нас не ждет постель этой ночью. Где Пропасть Хэлма и что это такое? Я ничего не знаю об этой стране.
-- Тогда вам нужно узнать кое-что, если вы хотите понять, что произошло. Но не сейчас и не от меня: мне нужно подумать о более важных вещах.
-- Хорошо, я перехвачу Бродяжника у лагерного костра: он менее раздражителен. Но к чему вся эта таинственность? Я думал, что мы выиграли битву.
-- Да мы выиграли, но это лишь первая победа, и она увеличила нашу опасность. И существует какая-то связь между Изенгардом и Мордором, которую я пока еще не установил. Не знаю, как они обмениваются новостями, но они делают это. Я думаю, что Глаз Барад-дура нетерпеливо смотрит на Долину Колдуна и Рохан. Чем меньше он увидет, тем лучше.
Дорога медленно тянулась, спускаясь извилистой лентой по долине. Изен тек то дальше, то ближе в своем каменистом русле. С гор опускалась ночь. Весь туман рассеялся. Подул холодный ветер. Луна, близкая к полнолунию, заполнила восточную часть неба бледным холодным светом. Горные отроги справа от них постепенно превратились в голые холмы. Перед ними открылась широкая равнина.
Наконец они остановились. Свернув в сторону от дороги, они выехали на поросшее мягкой травой место. Проехав милю на запад, они попали в небольшую лощину. Она открывалась на юг, переходя в склон Дол-Барана, последнего холма северного отрога поросшего вереском. Края поляны заросли прошлогодним папоротником; среди него кое-где пробивались сквозь приятно пахнущую землю свежие листья. На низких склонах росли густые
139
колючие кусты; под их прикрытием путники устроили лагерь за два часа до полуночи. Они разожгли в углублении костер меж корней большого куста боярышника, высокого, как дерево, скорченного от старости, но крепкого и здорового. На каждой его веточке набухли почки.