Страница:
Словечко «голлм» он сопровождал отвратительным сглатывающим звуком, за что и получил свое имя – Голлум, хотя сам называл себя не иначе как «сокровище мое».
Когда шипение Голлума достигло ушей хоббита, последний от удивления чуть не выскочил из собственной кожи – и в следующий миг увидел перед собой два бледных глаза, уставившихся прямо на него.
– Ты кто такой? – выдавил из себя Бильбо, выставив меч.
– Ш-што с-сие такое, с-сокровище мое, а? – прошепелявил Голлум (он привык обращаться к самому себе, так как больше было не к кому). Дело в том, что Голлум еще не успел достаточно проголодаться и явился на берег из чистого любопытства; в противном случае он сперва свернул бы хоббиту шею, а зашепелявил бы уже потом.
– Я – Бильбо Бэггинс. Я потерял гномов, потерял волшебника и вообще не знаю, где я. Да и знать не хочу – лишь бы выбраться отсюда!
– А ш-што это за гадость у него в ручках? – прошипел Голлум, глядя на меч, который ему не очень-то нравился.
– Как что? Меч из Гондолина!
– С-с-с-с! – засвистел Голлум и стал заметно вежливее. – Может, присядем, с-сокровище мое, побеседуем? Может, оно загадки уважает? Загадки?
Он изо всех сил старался изобразить дружелюбие – до поры до времени, конечно. Просто ему надо было пообстоятельнее разобраться с этим мечом, а особенно с этим хоббитом: правда ли он тут один, и съедобный ли он, и стоит ли с ним возиться – к тому времени Голлум еще не успел проголодаться как следует. Ну, а кроме загадок, он ничего придумать не смог[*]. Загадывать загадки, а иногда и отгадывать, было единственной игрой, в которую ему доводилось играть когда-то с некими забавными созданиями, жившими, как и он, в норах; только было это очень давно, еще до того, как он потерял всех своих друзей, стал изгнанником и, оставшись один, заполз глубоко-глубоко под горы, в самую темень.
– Хорошо! – согласился Бильбо, решив не особенно перечить – до поры до времени, конечно, пока не разберется с этой тварью пообстоятельнее: одна ли она здесь, не слишком ли злобная, не голодна ли и не в союзе ли с гоблинами.
– Чур, ты первый! – выпалил хоббит, так как еще не успел придумать подходящую загадку. И Голлум прошипел:
– Прос-сто ему? Тогда пус-сть у нас будет состязание, с-сокровище мое! Ес-сли мы с-спросим, а оно не ответит, мы с-съедим его, да, да, сокровище мое! А ес-сли оно нас-с с-спросит, а мы не ответим, тогда мы сделаем то, о чем оно прос-сит. Мы покажем ему дорогу, да, да, сокровище мое, договорились?
– Договорились! – ответил Бильбо, не смея отказаться. Он лихорадочно вспоминал все известные ему загадки: теперь только они могли спасти его от зубов Голлума!
– С-старье! – просвистел Голлум. – Зубсы! Зубсы, сокровище мое! Но у нас их только ш-шес-сть! И Голлум задал вторую загадку:
Бильбо был так доволен собой, что тут же сочинил новую загадку («Пусть помучается эта подземная каракатица!» – подумал он со злорадством):
Он жил под землей безвылазно уже много, много лет и почти забыл о подобных вещах, то есть в буквальном смысле забыл обо всем на свете. Но когда Бильбо уже начал надеяться, что это чучело так и не догадается, о чём речь, Голлум вспомнил, как много, много веков назад жил со своей бабушкой в норе на берегу речки, и…
– С-с-с-с, с-сокровище мое! – прервал он наконец молчание. – С-солнце и подс-солнух! Вот ш-што!
Как бы ни были заурядны эти «наземные» загадки, Голлума они порядком утомили. Кроме того, они напомнили ему о тех далеких днях, когда он был еще не так одинок, не так подл и гадок, и тем самым испортили ему настроение, хуже того – пробудили в нем голод. На этот раз он придумал загадку потрудней и пострашней:
– Мрак! – уверенно сказал хоббит, даже не наморщив лба и не почесав в затылке. И сразу же задал новую загадку:
Бильбо начал терять терпение.
– Ну так как? – не выдержал он. – Судя по твоему пыхтению, ты, верно, решил, что речь идет о кипящем чайнике!
– Дай нам подумать. Пус-сть нам дадут подумать, с-сокровище мое!
– Ну? – повторил Бильбо после некоторой паузы, которую он счел вполне достаточной. – Говори!
И Голлум вдруг вспомнил! Вспомнил, как лазал когда-то по деревьям и разорял птичьи гнезда, а потом сидел на берегу реки и учил свою бабушку, учил бабушку, как высасывают…[*]
– Яйтс-со! – прошипел он, – Яйтс-со, вот ш-што это такое! И он задал новую загадку:
Вскоре довольный собой Голлум прошипел, обращаясь к самому себе:
– А оно вкус-сное, с-сокровище мое? С-сочное? А может, оно восхитительно х-хрустящее? – И Голлум уставился на Бильбо из темноты.
– Еще чуть-чуть, – взмолился хоббит, дрожа от страха. – Я же дал тебе в прошлый раз время подумать!
– Пус-сть оно поторопитс-ся, поторопитс-ся! – со значением прошипел Голлум и начал потихонечку вылезать из челнока на берег, подбираясь поближе к Бильбо. Но едва Голлум опустил в воду свою длинную перепончатую лапу, как оттуда выскочила перепуганная рыбка и упала на камни прямо к ногам хоббита.
– Ой! – воскликнул Бильбо. – Холодная! – И тут его Осенило. – Рыба! Рыба! – закричал он. – Это рыба!
Голлум был весьма раздосадован. А Бильбо, не теряя времени, тут же задал новую загадку, так что Голлуму не оставалось ничего другого, как вернуться в челнок и снова думать.
– Время! Время…
Бильбо спасся по чистой случайности – именно в этом слове и заключалась разгадка!
Голлум был раздосадован пуще прежнего; более того, он начинал злиться, да и вообще, игра ему уже порядком надоела. Но главное – он почувствовал, что зверски проголодался. На этот раз в челнок он возвращаться не стал, а уселся в темноте, рядом с Бильбо. В таком соседстве хоббит почувствовал себя в высшей степени неуютно, и в голове у него все перемешалось.
– Пус-сть оно спрос-сит нас-с, пус-сть с-спросит, с-сокровище мое! – прошипел Голлум.
Но Бильбо, как назло, начисто потерял всякую способность загадывать загадки – что вполне понятно, когда рядом с тобой сидит мерзкого вида холодное страшилище и норовит то прикоснуться к тебе, то пощупать мокрой лапой. Хоббит царапал себя, щипал – все напрасно: голова не варила – и все тут!
– С-спрос-си нас-с, с-спрос-си! – сипел Голлум. А Бильбо все щипал себя и хлопал руками по бокам. Одна его рука легла на рукоять меча, другая полезла в карман и… наткнулась на кольцо, которое хоббит не так давно подобрал на полу туннеля; Бильбо совсем позабыл о нем.
– Что у меня в кармане? – сказал он вслух.
Он произнес это случайно, но Голлум решил, что это очередная загадка, и ужасно забеспокоился.
– Это нечес-стно, нечес-стно! – прошипел он. – Нечес-стно, с-сокровище мое, не по правилам спрашивать, ш-што у него в карманс-сах, в грязных, парш-шивых карманс-сах!
Бильбо наконец понял, что произошло, но, поскольку ничего другого так и не придумалось, он решил стоять на своем.
– Что у меня в кармане? – твердо повторил он.
– С-с-с! – зашипел Голлум. – Пус-сть оно дас-ст нам три попытки, с-сокровище мое, три попытки!
– Согласен, – быстро сказал Бильбо. – Начинай!
– Рука? – неуверенно предположил Голлум.
– Нет! – ответил Бильбо. На его счастье, руку из кармана он успел вынуть. – Давай еще раз!
– С-с-с! – снова зашипел Голлум, как никогда встревоженный.
Он принялся перебирать в уме все, что могло быть в кармане у него самого: рыбьи кости, зубы гоблинов, мокрые ракушки, обломок крыла летучей мыши, кусочек кремня для заточки клыков и прочая дрянь… Затем он стал вспоминать, что бывает в карманах у других.
– Нож! – выдавил он наконец.
– Нет! – ответил Бильбо: нож он недавно потерял. – Последняя попытка!
На этот раз Голлуму пришлось потруднее, чем с «яичной» загадкой. Он шипел, плевался, раскачивался взад и вперед, шлепал лапой по камням, ерзал и корчился – но никак не мог решиться использовать последнюю попытку.
– Ну, говори же! Я жду! – поторопил его Бильбо. Он храбрился и старался не показать виду, что боится, хотя далеко не был уверен в благоприятном исходе игры независимо от того, догадается Голлум или нет.
– Все! Время истекло! – не выдержал он.
– Ш-шнурок или пус-сто! – взвизгнул Голлум.
А это было уже не совсем честно: две попытки в одной!
– Нет и нет! – победно воскликнул Бильбо и перевел дух, но тут же вскочил, прижался спиной к стене и выставил перед собой меч.
Разумеется, хоббит знал, что игра в загадки уходит корнями в глубокую древность, что это, вообще говоря, дело святое и что даже самые нехорошие твари боятся в этой игре прибегать к обману. Но он прекрасно понимал и то, что этому скользкому Голлуму доверять ни в коем случае нельзя, – чтобы вывернуться, такой на все пойдет. Тем более, если строго придерживаться древних правил игры, последний вопрос загадкой никак не являлся.
Как бы то ни было, Голлум поостерегся нападать на хоббита сразу. Как-никак в руке у того был меч! Голлум сидел на месте, подергивал плечами и что-то бормотал. Наконец хоббиту надоело ждать.
– Ну так что? – спросил он раздраженно. – Как насчет твоего обещания? Я хочу выбраться отсюда, а ты обещал показать мне дорогу!
– Разве мы так с-сказали, с-сокровище мое? Мы обещали вывес-сти этого мерзкого Бэггинса к воротам? А ш-што все-таки у него в карманс-сах? Не ш-шнурок и не пус-сто, с-сокровище мое? А ш-што же, голлм, голлм!
– Какая разница? – в сердцах бросил Бильбо. – Обещал – так выводи!
– С-сердитый какой, с-сокровище мое! Ему не терпится! – зашипел Голлум. – Придется подождать, подождать, да. Мы не можем так с-сразу брос-саться в туннель, не можем. Нам нужно с-сначала с-сходить за одной вещицей, да, очень нужной нам вещицей.
– Тогда поторапливайся! – сказал Бильбо; он с облегчением подумал, что вот-вот отделается от Голлума; наверняка тот сейчас удерет – и поминай как звали! Что он там бормочет? Какую такую вещицу мог он забыть посреди этого таинственного озера?.. Но Бильбо ошибался. На самом деле Голлум собирался вернуться, и как вернуться! Он успел и разозлиться, и как следует проголодаться. А кроме того, он был тварью на редкость подлой и бессовестной, и в голове у него созрел коварный план.
Его остров (о существовании которого Бильбо даже не подозревал) находился совсем недалеко; там Голлум хранил разные дрянные штуковины и в придачу к ним одну очень красивую вещицу – очень красивую и очень волшебную. Это было кольцо, золотое кольцо, драгоценное кольцо!
– Деньрожденный подарочек! – шептал Голлум по дороге на остров, как часто шептал в течение бесчисленных дней и ночей, которые он провел здесь, в подземном мраке. – Деньрожденный подарочек! Вот ш-што нам с-сейчас нужно, да, да! Дело в том, что кольцо это было и впрямь волшебным: надень его на палец – и ты невидимка. Заметить тебя можно будет лишь при ярком солнце – по тени! – да и тень-то будет слабая, неотчетливая.
«Деньрожденный подарочек! Подарочек на день рождения, с-сокровище мое!» – вечно приговаривал Голлум. Но кто знает, откуда на самом деле взялся у Голлума этот «подарочек»? Тем более что случилось это давным-давно, когда такие кольца еще не перевелись в мире. Вероятно, даже сам Хозяин Колец, повелевавший всеми подобными кольцами, не мог бы пролить свет на эту тайну. Поначалу Голлум носил кольцо на пальце – до тех пор, пока оно не стало ему мешать; тогда он приноровился прятать его в особом мешочке на груди – пока шнурок не натер шею; теперь Голлум обычно хранил кольцо на острове, в укромной ямке, и часто проверял: на месте ли? Надевал он его теперь редко, но все-таки надевал, когда совсем уже становилось невмоготу без него или когда очень-очень проголодается, а на рыбу уже и смотреть тошно. Тогда он покидал свое убежище и крался по темным туннелям, выслеживая неосторожных гоблинов. Иногда у него хватало духу заглядывать даже туда, где горели факелы; правда, свет их слепил его и глазам было больно, но сам Голлум оставался в безопасности! О да, в полной безопасности! Никто не видел и не замечал его до тех пор, пока его пальцы не смыкались на горле очередной жертвы. Всего несколько часов назад он ходил на охоту с кольцом и поймал гоблиненка. Ну и верещал же тот! У Голлума еще и теперь оставалась про запас пара косточек, но ему хотелось чего-нибудь поосновательнее.
– Ничего опас-сного нету, – бормотал Голлум. – Оно не увидит нас, с-совсем не увидит, с-сокровище мое, правда ведь! Да! Оно не увидит нас-с и напрас-сно будет махать с-своим мерзким мечом, напрас-сно!
Вот какие гадкие мысли роились в его маленькой голове[*], когда он внезапно шагнул в сторону от Бильбо, зашлепал к челноку и исчез во мраке. Бильбо решил, что никогда в жизни больше о нем не услышит. Как бы то ни было, он почел за лучшее немного подождать – ведь у него по-прежнему не было ни малейшего представления о том, как выбираться отсюда без проводника.
И вдруг Бильбо услышал дикий вопль, от которого у него мурашки по спине побежали. Голлум выл и сыпал проклятиями – причем где-то совсем рядом. Он добрался до своего острова и теперь метался по нему в бесплодных поисках.
– Где оно? Куда оно ис-счезло?! Проклятсие, треклятсие, рас-спроклятс-сие! С-сокровище ис-счезло! С-сокровище!
– Что случилось-то? – крикнул Бильбо. – Что ты там потерял?
– Пус-сть оно нас не с-спрашивает! – взвизгнул Голлум. – Его это не касается, не кас-сается, голлм, голлм! Оно потерялос-сь! Голлм, голлм, голлм!
– Я тоже потерялся! – обиделся Бильбо. – И хочу найтись! Я выиграл, а ты обещал меня отсюда вывести! Иди немедленно сюда! Иди и выведи меня наружу! Потом поищешь!
Судя по воплям, Голлума постигло ужасное горе, но Бильбо не нашел в своем сердце ни капли жалости: он сильно подозревал, что эта столь необходимая Голлуму вещь не сулит ему, Бильбо, ничего хорошего.
– Иди сюда! – крикнул Бильбо еще раз.
– Нет еще, нет, с-сокровище! – откликнулся Голлум. – Нужно поис-скать еще, голлм, голлм!
– Но ведь ты не ответил на мой последний вопрос и ты обещал! – требовал Бильбо.
– Не ответил?! – повторил Голлум – и вдруг испустил сиплое шипение: – А ш-што, ш-што у него в кармансах? Пусть оно с-скажет! Пус-сть с-сначала с-скажет, а там пос-смотрим!
По правде говоря, у Бильбо не было особых причин не сказать Голлуму правды. Но Голлум уже понял, в чем дело, да и немудрено – ведь Голлум трясся над своим единственным сокровищем много долгих веков и каждый день боялся, как бы колечко не выкрали… Ну а Бильбо тем временем начал терять терпение. В конце-то концов, он выиграл, и выиграл сравнительно честно, да еще с риском для жизни… И он крикнул в темноту:
– Хитрый какой! Догадайся сам – на то и загадка!
– Нечес-стная загадка! – взвизгнул Голлум. – Вообще не загадка! Просто вопрос-с, вопрос-с, с-сокровище мое!
– Ах так? Ну ладно! Если мы заговорили о вопросах, то я, между прочим, спросил первый! Что ты потерял? Говори!
– Ш-што, ш-што у него в кармансах? – повторил Голлум вместо ответа.
Его шипение становилось все громче и пронзительнее, и хоббит увидел, что из темноты в него вперились две светящиеся точки, – вместе с подозрением разгорался и бледный огонь в глазах Голлума.
– Так что же ты потерял? – не отставал Бильбо. Но глаза Голлума уже вспыхнули новым, зеленым огнем и начали быстро приближаться: Голлум сел в челнок и бешено греб к темному берегу. Пропажа и жестокие подозрения привели его в такую ярость, что теперь никакой меч не остановил бы его.
Бильбо никак не мог взять в толк, что так взбесило эту гадкую тварь, но вовремя почувствовал, что дело принимает скверный оборот и Голлум вознамерился убить обидчика во что бы то ни стало. Хоббит повернулся спиной к озеру и бросился обратно в темный туннель, не забывая держаться поближе к стене и касаясь ее на бегу левой рукой.
– Ш-што у него в кармансах? – услышал он у себя за спиной разъяренное шипение и всплеск, свидетельствовавший о том, что Голлум вылез из челнока.
«А и в самом деле, что это за колечко?» – подумал Бильбо, тяжело дыша и спотыкаясь на бегу. Он сунул правую руку в карман, и ледяное на ощупь колечко тихо скользнуло ему на указательный палец.
Шипение раздавалось уже прямо за спиной хоббита. Он обернулся и увидел за собой два светящихся глаза. Бильбо в ужасе прибавил ходу, но тут в очередной раз споткнулся и грохнулся на живот, причем меч оказался прямо под ним.
Тут-то Голлум и настиг его. Но Бильбо не успел и дух перевести, не говоря уже о том, чтобы вскочить и выставить перед собой меч, – а Голлум на всех парах промчался мимо, не обратив на хоббита никакого внимания. На бегу он бранился и чтото бормотал.
Как же так? Ведь Голлум отлично видел в темноте! Даже сейчас, глядя вслед удаляющемуся Голлуму, Бильбо различал бледный свет его глаз. Хоббит с трудом встал, вложил меч в ножны – клинок опять слегка светился – и осторожно двинулся за Голлумом. А что было делать? Не возвращаться же назад, к озеру!
Как знать, может, Голлум, сам того не желая, как-нибудь и выведет его отсюда?
– С-смерть! С-смерть Бэггинсу! – шипел Голлум на бегу. – Оно ис-счезло! Ш-то у него в кармансах? О, мы догадались, догадались, с-сокровише мое! Он нашел его, да, по всему видать! Мой деньрожденный подарочек!
Бильбо навострил уши. Наконец-то до него стало понемногу доходить, что случилось на самом деле. Он прибавил шагу, стараясь, насколько хватало духу, держаться поближе к Голлуму, а тот мчался дальше, не оборачиваясь и лишь поглядывая по сторонам, о чем можно было судить по слабым отсветам его глаз на стенах туннеля,
– Деньрожденный подарочек! Проклятс-сие! Как же оно потерялось, с-сокровище мое? Теперь нам вс-се яс-сно, все, все яс-сно, да! Мы потеряли его в прош-шлый раз, когда с-свернули шею тому сопливому пис-скуну, да, да! Проклятс-сие! Оно усскользнуло от нас-с, да, после с-стольких лет, с-стольких лет! Оно ис-счезло, голлм, голлм!
Неожиданно Голлум сел на камни и разрыдался. Слушать его сопение и горловое бульканье было просто невыносимо. Бильбо остановился и прижался к стене. Вскоре Голлум перестал рыдать и принялся бормотать себе под нос, как будто споря сам с собой:
– Нет никакого с-смысла ис-скать дальше, нет, нет. Разве упомнишь вс-се мес-ста, где мы побывали? Бес-сполезно! Оно у Бэггинса в кармансах! Этот гаденыш нашел его, да, да! Хотя вес-сьма с-сомнительно, с-сокровише мое, с-сомнительно. Откуда нам знать, пока мы не с-схватим его и не с-свернем ему шею? Он ведь не знает, ш-што нужно делать с подарочком, нет, не знает. Оно с-сейчас у него в кармансах, в кармансах. Он не знает, ш-што делать, и не уйдет далеко, нет! Бэггинс потерялся, да, парш-шивец потерялся, не знает дороги отс-сюда, он с-сам так с-сказал, с-сам! С-сказал-то сам, но он хитренький, хитренький, да! Он не сказал, не сказал, ш-што у него в кармансах! Он знает, знает дорогу сюда, значит, знает дорогу и отсюда! Он побежал к задним воротсам, яс-сно. К задним воротс-сам! А там его схватят гоблинсы, да! Там он не проскочит, с-сокровише мое! С-с-с! Голлм, голлм! Гоблинсы! Но если он и правда с-сташил наш подарочек, то он достанется гоблинсам, голлм, голлм! Они отберут его у Бэггинса и догадаются, ш-што с ним нужно делать. Тогда прощай наша безопас-сность, голлм, голлм! Кто-нибудь из гоблинсов наденет его и станет невидимым. Никуда не денется, а увидеть его будет нельзя! Даже наш-ши зоркие глазки не увидят его. Он исхитрится, подползет и схватит нас, голлм, голлм! Довольно болтать, с-сокровище мое, нужно торопиться! Если Бэггинс проскочил здесь, нужно спешить! Тут недалеко, нужно с-спешить.
Голлум вскочил и огромными прыжками помчался по туннелю. Бильбо последовал за ним, но осторожно, чтобы не споткнуться снова и не наделать шуму. В голове у него перемешались надежда и изумление. Похоже, что кольцо-то волшебное – оно делает невидимым![*] Конечно, Бильбо слыхал о таких штуках и раньше, в старых-старых сказках, но ему с трудом верилось, что он нашелименно такую вещь, да еще по чистой случайности. И тем не менее! Ведь остроглазый Голлум пробежал мимо него – причем в двух шагах!
Бранясь и шипя, Голлум шлепал по туннелю, а Бильбо поспешал следом; ступал он совершенно бесшумно, как умеют ступать хоббиты. Вскоре они добрались до уже знакомого Бильбо места, где от главного туннеля отходили боковые ходы. Голлум сразу же начал считать их:
– Один налево, так. Один направо, так. Два направо, так, так, два налево…
По мере того как счет возрастал, Голлум двигался все медленнее, начиная понемногу поеживаться и причитать: озеро осталось далеко позади и Голлуму становилось страшно. Гоблины могли появиться в любую минуту, а кольца с ним уже не было… Наконец Голлум остановился возле низкого прохода, темневшего в левой стороне туннеля.
– С-семь направо, так, так, хорошо. Ш-шесть налево, – прошептал он. – Здесь! Дорога к задним воротсам! Он заглянул в проход – и отшатнулся.
– Нет, мы не пойдем туда, с-сокровище мое, не пойдем! Там гоблинс-сы, да, гоблинсы! Много гоблинсов! Мы чуем их, да! С-с-с-с! Ш-ш-ш! Ш-што будем делать? Ш-штоб им лопнуть, этим гоблинсам! Мы будем ждать здес-сь, с-сокровище мое, здес-сь! Подождем и пос-смотрим, да!
Когда шипение Голлума достигло ушей хоббита, последний от удивления чуть не выскочил из собственной кожи – и в следующий миг увидел перед собой два бледных глаза, уставившихся прямо на него.
– Ты кто такой? – выдавил из себя Бильбо, выставив меч.
– Ш-што с-сие такое, с-сокровище мое, а? – прошепелявил Голлум (он привык обращаться к самому себе, так как больше было не к кому). Дело в том, что Голлум еще не успел достаточно проголодаться и явился на берег из чистого любопытства; в противном случае он сперва свернул бы хоббиту шею, а зашепелявил бы уже потом.
– Я – Бильбо Бэггинс. Я потерял гномов, потерял волшебника и вообще не знаю, где я. Да и знать не хочу – лишь бы выбраться отсюда!
– А ш-што это за гадость у него в ручках? – прошипел Голлум, глядя на меч, который ему не очень-то нравился.
– Как что? Меч из Гондолина!
– С-с-с-с! – засвистел Голлум и стал заметно вежливее. – Может, присядем, с-сокровище мое, побеседуем? Может, оно загадки уважает? Загадки?
Он изо всех сил старался изобразить дружелюбие – до поры до времени, конечно. Просто ему надо было пообстоятельнее разобраться с этим мечом, а особенно с этим хоббитом: правда ли он тут один, и съедобный ли он, и стоит ли с ним возиться – к тому времени Голлум еще не успел проголодаться как следует. Ну, а кроме загадок, он ничего придумать не смог[*]. Загадывать загадки, а иногда и отгадывать, было единственной игрой, в которую ему доводилось играть когда-то с некими забавными созданиями, жившими, как и он, в норах; только было это очень давно, еще до того, как он потерял всех своих друзей, стал изгнанником и, оставшись один, заполз глубоко-глубоко под горы, в самую темень.
– Хорошо! – согласился Бильбо, решив не особенно перечить – до поры до времени, конечно, пока не разберется с этой тварью пообстоятельнее: одна ли она здесь, не слишком ли злобная, не голодна ли и не в союзе ли с гоблинами.
– Чур, ты первый! – выпалил хоббит, так как еще не успел придумать подходящую загадку. И Голлум прошипел:
– Это просто! – сразу сообразил Бильбо. – Гора, конечно!
Подош-шва ес-сть, а не с-сапог -
Под небеса вздымаяс-сь,
Вс-се поднимается она,
Ничуть не поднимаяс-сь.
– Прос-сто ему? Тогда пус-сть у нас будет состязание, с-сокровище мое! Ес-сли мы с-спросим, а оно не ответит, мы с-съедим его, да, да, сокровище мое! А ес-сли оно нас-с с-спросит, а мы не ответим, тогда мы сделаем то, о чем оно прос-сит. Мы покажем ему дорогу, да, да, сокровище мое, договорились?
– Договорились! – ответил Бильбо, не смея отказаться. Он лихорадочно вспоминал все известные ему загадки: теперь только они могли спасти его от зубов Голлума!
Ничего лучшего хоббиту придумать не удалось, все его мысли вертелись вокруг еды – ведь он сам теперь мог в нее превратиться! Загадка была, как вы понимаете, «с бородой», так что Голлум, разумеется, знал ответ не хуже вашего.
Тридцать белых жеребцов
На пригорке алом,
Закусивши удила,
Мчат галопом шалым.
Табунком они летят
И топочут вместе,
А присмотришься – стоят
Все на том же месте![*]
– С-старье! – просвистел Голлум. – Зубсы! Зубсы, сокровище мое! Но у нас их только ш-шес-сть! И Голлум задал вторую загадку:
– Минуточку! – воскликнул Бильбо. Он все еще не мог отделаться от мысли, что его вот-вот съедят. На его счастье, что-то похожее он уже слышал раньше; хоббит напряг свою память и сразу же вспомнил: – Ветер! Конечно, ветер!
Без крыльев летает,
Без пас-сти кусает, Б
ез пальцев он с-свищет
И по с-свету рыщет.
Бильбо был так доволен собой, что тут же сочинил новую загадку («Пусть помучается эта подземная каракатица!» – подумал он со злорадством):
– С-с-с-с! – зашипел Голлум.
Сокрушался как-то раз
Глаз на синем поле,
Увидав в низине глаз
На зеленом поле:
"Мы друзья, да вот беда –
Не спуститься мне туда!"
Он жил под землей безвылазно уже много, много лет и почти забыл о подобных вещах, то есть в буквальном смысле забыл обо всем на свете. Но когда Бильбо уже начал надеяться, что это чучело так и не догадается, о чём речь, Голлум вспомнил, как много, много веков назад жил со своей бабушкой в норе на берегу речки, и…
– С-с-с-с, с-сокровище мое! – прервал он наконец молчание. – С-солнце и подс-солнух! Вот ш-што!
Как бы ни были заурядны эти «наземные» загадки, Голлума они порядком утомили. Кроме того, они напомнили ему о тех далеких днях, когда он был еще не так одинок, не так подл и гадок, и тем самым испортили ему настроение, хуже того – пробудили в нем голод. На этот раз он придумал загадку потрудней и пострашней:
К несчастью для Голлума, Бильбо уже где-то слышал нечто в этом роде, а кроме того, за ответом не нужно было ходить далеко – он был повсюду.
Не уловиш-шь это ухом,
Не отыщеш-шь это нюхом,
Не дотронеш-шься рукой -
Всякий он и никакой.
Залегает в звездных с-сферах
И хоронитс-ся в пещерах;
Он начало и конец -
С-смертного меча кузнец!
– Мрак! – уверенно сказал хоббит, даже не наморщив лба и не почесав в затылке. И сразу же задал новую загадку:
Бильбо решил просто выиграть время для того, чтобы в следующий раз придумать по-настоящему трудную загадку. А эту он считал совсем простенькой, несмотря на то что несколько переиначил ее на свой лад. Однако, против всяких ожиданий, она привела Голлума в явное замешательство. Он шипел, пыхтел, бормотал себе что-то под нос – и все не мог догадаться.
Ларчик без ключа закрыт –
Слиток золота хранит.
Бильбо начал терять терпение.
– Ну так как? – не выдержал он. – Судя по твоему пыхтению, ты, верно, решил, что речь идет о кипящем чайнике!
– Дай нам подумать. Пус-сть нам дадут подумать, с-сокровище мое!
– Ну? – повторил Бильбо после некоторой паузы, которую он счел вполне достаточной. – Говори!
И Голлум вдруг вспомнил! Вспомнил, как лазал когда-то по деревьям и разорял птичьи гнезда, а потом сидел на берегу реки и учил свою бабушку, учил бабушку, как высасывают…[*]
– Яйтс-со! – прошипел он, – Яйтс-со, вот ш-што это такое! И он задал новую загадку:
Голлум в свою очередь считал эту загадку совсем простенькой, тем более что ответ все время вертелся у него в голове, но предыдущая загадка про яйцо потребовала от него такого напряжения, что ничего лучшего никак не припоминалось. Однако Бильбо пришлось крепко поломать над ней голову, тем более что он всегда старался держаться от воды как можно дальше – если удавалось. Вы, наверное, знаете отгадку или уже догадались; но ведь вы сидите дома, в тепле и уюте, и никто не мешает вам сосредоточиться, не стоит над душой и не угрожает съесть вас. Бильбо сел на камень и разок-другой откашлялся, но на ум попрежнему ничего не приходило.
И не дышит, а живет,
Жажды нет, а воду пьет,
Холоднее, чем гранит,
И в броне, а не звенит[*].
Вскоре довольный собой Голлум прошипел, обращаясь к самому себе:
– А оно вкус-сное, с-сокровище мое? С-сочное? А может, оно восхитительно х-хрустящее? – И Голлум уставился на Бильбо из темноты.
– Еще чуть-чуть, – взмолился хоббит, дрожа от страха. – Я же дал тебе в прошлый раз время подумать!
– Пус-сть оно поторопитс-ся, поторопитс-ся! – со значением прошипел Голлум и начал потихонечку вылезать из челнока на берег, подбираясь поближе к Бильбо. Но едва Голлум опустил в воду свою длинную перепончатую лапу, как оттуда выскочила перепуганная рыбка и упала на камни прямо к ногам хоббита.
– Ой! – воскликнул Бильбо. – Холодная! – И тут его Осенило. – Рыба! Рыба! – закричал он. – Это рыба!
Голлум был весьма раздосадован. А Бильбо, не теряя времени, тут же задал новую загадку, так что Голлуму не оставалось ничего другого, как вернуться в челнок и снова думать.
Бильбо выбрал не самое подходящее время для этой загадки, но уж больно он торопился. В другой ситуации Голлум, пожалуй, и поломал бы себе голову в поисках ответа, но тут, когда речь только что шла о рыбе, это «без ног» он раскусил в два счета, а остальное было, как говорится, делом техники. «На одноногом столике лежит рыба, которую ест человек, сидящий на трехногой табуретке, а кости получает кошка» – таков ответ, и Голлум не замедлил его найти. После этого Голлум решил, что пришла пора спросить о чем-нибудь по-настоящему трудном и страшном, он немного помешкал – и вот какую он загадал загадку:
На одной без ног лежала,
Рядом сели две на трех,
И от двух с одной упало
Кое-что для четырех.
Бедный Бильбо сидел во мраке и перебирал в уме имена всех ужасных великанов и людоедов, о каких ему только доводилось слышать в разных страшных историях, но ни один из них не годился, так как не мог сотворить стольких бед сразу. У хоббита было ощущение, что ответ лежит где-то рядом и что он, Бильбо, ищет его совсем не там, где надо, но в голове у него словно что-то заклинило. Ему становилось все страшнее, а это, как вы понимаете, никак не помогало думать. Тем временем Голлум вновь начал вылезать из челнока. Вот он уже спустил ноги за борт и зашлепал к берегу… Бильбо увидел приближающиеся к нему из темноты бледные светящиеся глаза… Язык у него прилип к нёбу, во рту пересохло. Хоббит попытался крикнуть; «Дай мне время подумать! Дай мне время!» – но смог только жалобно пропищать:
Вс-се ш-што ни попадя с-сожрет -
Траву, кус-старник, зверя, птицу;
Железо ржавое с-сгрызет
И камень с-сгложет по крупицам.
И города, и горы рушит,
И королей в объятьях душ-шит[*].
– Время! Время…
Бильбо спасся по чистой случайности – именно в этом слове и заключалась разгадка!
Голлум был раздосадован пуще прежнего; более того, он начинал злиться, да и вообще, игра ему уже порядком надоела. Но главное – он почувствовал, что зверски проголодался. На этот раз в челнок он возвращаться не стал, а уселся в темноте, рядом с Бильбо. В таком соседстве хоббит почувствовал себя в высшей степени неуютно, и в голове у него все перемешалось.
– Пус-сть оно спрос-сит нас-с, пус-сть с-спросит, с-сокровище мое! – прошипел Голлум.
Но Бильбо, как назло, начисто потерял всякую способность загадывать загадки – что вполне понятно, когда рядом с тобой сидит мерзкого вида холодное страшилище и норовит то прикоснуться к тебе, то пощупать мокрой лапой. Хоббит царапал себя, щипал – все напрасно: голова не варила – и все тут!
– С-спрос-си нас-с, с-спрос-си! – сипел Голлум. А Бильбо все щипал себя и хлопал руками по бокам. Одна его рука легла на рукоять меча, другая полезла в карман и… наткнулась на кольцо, которое хоббит не так давно подобрал на полу туннеля; Бильбо совсем позабыл о нем.
– Что у меня в кармане? – сказал он вслух.
Он произнес это случайно, но Голлум решил, что это очередная загадка, и ужасно забеспокоился.
– Это нечес-стно, нечес-стно! – прошипел он. – Нечес-стно, с-сокровище мое, не по правилам спрашивать, ш-што у него в карманс-сах, в грязных, парш-шивых карманс-сах!
Бильбо наконец понял, что произошло, но, поскольку ничего другого так и не придумалось, он решил стоять на своем.
– Что у меня в кармане? – твердо повторил он.
– С-с-с! – зашипел Голлум. – Пус-сть оно дас-ст нам три попытки, с-сокровище мое, три попытки!
– Согласен, – быстро сказал Бильбо. – Начинай!
– Рука? – неуверенно предположил Голлум.
– Нет! – ответил Бильбо. На его счастье, руку из кармана он успел вынуть. – Давай еще раз!
– С-с-с! – снова зашипел Голлум, как никогда встревоженный.
Он принялся перебирать в уме все, что могло быть в кармане у него самого: рыбьи кости, зубы гоблинов, мокрые ракушки, обломок крыла летучей мыши, кусочек кремня для заточки клыков и прочая дрянь… Затем он стал вспоминать, что бывает в карманах у других.
– Нож! – выдавил он наконец.
– Нет! – ответил Бильбо: нож он недавно потерял. – Последняя попытка!
На этот раз Голлуму пришлось потруднее, чем с «яичной» загадкой. Он шипел, плевался, раскачивался взад и вперед, шлепал лапой по камням, ерзал и корчился – но никак не мог решиться использовать последнюю попытку.
– Ну, говори же! Я жду! – поторопил его Бильбо. Он храбрился и старался не показать виду, что боится, хотя далеко не был уверен в благоприятном исходе игры независимо от того, догадается Голлум или нет.
– Все! Время истекло! – не выдержал он.
– Ш-шнурок или пус-сто! – взвизгнул Голлум.
А это было уже не совсем честно: две попытки в одной!
– Нет и нет! – победно воскликнул Бильбо и перевел дух, но тут же вскочил, прижался спиной к стене и выставил перед собой меч.
Разумеется, хоббит знал, что игра в загадки уходит корнями в глубокую древность, что это, вообще говоря, дело святое и что даже самые нехорошие твари боятся в этой игре прибегать к обману. Но он прекрасно понимал и то, что этому скользкому Голлуму доверять ни в коем случае нельзя, – чтобы вывернуться, такой на все пойдет. Тем более, если строго придерживаться древних правил игры, последний вопрос загадкой никак не являлся.
Как бы то ни было, Голлум поостерегся нападать на хоббита сразу. Как-никак в руке у того был меч! Голлум сидел на месте, подергивал плечами и что-то бормотал. Наконец хоббиту надоело ждать.
– Ну так что? – спросил он раздраженно. – Как насчет твоего обещания? Я хочу выбраться отсюда, а ты обещал показать мне дорогу!
– Разве мы так с-сказали, с-сокровище мое? Мы обещали вывес-сти этого мерзкого Бэггинса к воротам? А ш-што все-таки у него в карманс-сах? Не ш-шнурок и не пус-сто, с-сокровище мое? А ш-што же, голлм, голлм!
– Какая разница? – в сердцах бросил Бильбо. – Обещал – так выводи!
– С-сердитый какой, с-сокровище мое! Ему не терпится! – зашипел Голлум. – Придется подождать, подождать, да. Мы не можем так с-сразу брос-саться в туннель, не можем. Нам нужно с-сначала с-сходить за одной вещицей, да, очень нужной нам вещицей.
– Тогда поторапливайся! – сказал Бильбо; он с облегчением подумал, что вот-вот отделается от Голлума; наверняка тот сейчас удерет – и поминай как звали! Что он там бормочет? Какую такую вещицу мог он забыть посреди этого таинственного озера?.. Но Бильбо ошибался. На самом деле Голлум собирался вернуться, и как вернуться! Он успел и разозлиться, и как следует проголодаться. А кроме того, он был тварью на редкость подлой и бессовестной, и в голове у него созрел коварный план.
Его остров (о существовании которого Бильбо даже не подозревал) находился совсем недалеко; там Голлум хранил разные дрянные штуковины и в придачу к ним одну очень красивую вещицу – очень красивую и очень волшебную. Это было кольцо, золотое кольцо, драгоценное кольцо!
– Деньрожденный подарочек! – шептал Голлум по дороге на остров, как часто шептал в течение бесчисленных дней и ночей, которые он провел здесь, в подземном мраке. – Деньрожденный подарочек! Вот ш-што нам с-сейчас нужно, да, да! Дело в том, что кольцо это было и впрямь волшебным: надень его на палец – и ты невидимка. Заметить тебя можно будет лишь при ярком солнце – по тени! – да и тень-то будет слабая, неотчетливая.
«Деньрожденный подарочек! Подарочек на день рождения, с-сокровище мое!» – вечно приговаривал Голлум. Но кто знает, откуда на самом деле взялся у Голлума этот «подарочек»? Тем более что случилось это давным-давно, когда такие кольца еще не перевелись в мире. Вероятно, даже сам Хозяин Колец, повелевавший всеми подобными кольцами, не мог бы пролить свет на эту тайну. Поначалу Голлум носил кольцо на пальце – до тех пор, пока оно не стало ему мешать; тогда он приноровился прятать его в особом мешочке на груди – пока шнурок не натер шею; теперь Голлум обычно хранил кольцо на острове, в укромной ямке, и часто проверял: на месте ли? Надевал он его теперь редко, но все-таки надевал, когда совсем уже становилось невмоготу без него или когда очень-очень проголодается, а на рыбу уже и смотреть тошно. Тогда он покидал свое убежище и крался по темным туннелям, выслеживая неосторожных гоблинов. Иногда у него хватало духу заглядывать даже туда, где горели факелы; правда, свет их слепил его и глазам было больно, но сам Голлум оставался в безопасности! О да, в полной безопасности! Никто не видел и не замечал его до тех пор, пока его пальцы не смыкались на горле очередной жертвы. Всего несколько часов назад он ходил на охоту с кольцом и поймал гоблиненка. Ну и верещал же тот! У Голлума еще и теперь оставалась про запас пара косточек, но ему хотелось чего-нибудь поосновательнее.
– Ничего опас-сного нету, – бормотал Голлум. – Оно не увидит нас, с-совсем не увидит, с-сокровище мое, правда ведь! Да! Оно не увидит нас-с и напрас-сно будет махать с-своим мерзким мечом, напрас-сно!
Вот какие гадкие мысли роились в его маленькой голове[*], когда он внезапно шагнул в сторону от Бильбо, зашлепал к челноку и исчез во мраке. Бильбо решил, что никогда в жизни больше о нем не услышит. Как бы то ни было, он почел за лучшее немного подождать – ведь у него по-прежнему не было ни малейшего представления о том, как выбираться отсюда без проводника.
И вдруг Бильбо услышал дикий вопль, от которого у него мурашки по спине побежали. Голлум выл и сыпал проклятиями – причем где-то совсем рядом. Он добрался до своего острова и теперь метался по нему в бесплодных поисках.
– Где оно? Куда оно ис-счезло?! Проклятсие, треклятсие, рас-спроклятс-сие! С-сокровище ис-счезло! С-сокровище!
– Что случилось-то? – крикнул Бильбо. – Что ты там потерял?
– Пус-сть оно нас не с-спрашивает! – взвизгнул Голлум. – Его это не касается, не кас-сается, голлм, голлм! Оно потерялос-сь! Голлм, голлм, голлм!
– Я тоже потерялся! – обиделся Бильбо. – И хочу найтись! Я выиграл, а ты обещал меня отсюда вывести! Иди немедленно сюда! Иди и выведи меня наружу! Потом поищешь!
Судя по воплям, Голлума постигло ужасное горе, но Бильбо не нашел в своем сердце ни капли жалости: он сильно подозревал, что эта столь необходимая Голлуму вещь не сулит ему, Бильбо, ничего хорошего.
– Иди сюда! – крикнул Бильбо еще раз.
– Нет еще, нет, с-сокровище! – откликнулся Голлум. – Нужно поис-скать еще, голлм, голлм!
– Но ведь ты не ответил на мой последний вопрос и ты обещал! – требовал Бильбо.
– Не ответил?! – повторил Голлум – и вдруг испустил сиплое шипение: – А ш-што, ш-што у него в кармансах? Пусть оно с-скажет! Пус-сть с-сначала с-скажет, а там пос-смотрим!
По правде говоря, у Бильбо не было особых причин не сказать Голлуму правды. Но Голлум уже понял, в чем дело, да и немудрено – ведь Голлум трясся над своим единственным сокровищем много долгих веков и каждый день боялся, как бы колечко не выкрали… Ну а Бильбо тем временем начал терять терпение. В конце-то концов, он выиграл, и выиграл сравнительно честно, да еще с риском для жизни… И он крикнул в темноту:
– Хитрый какой! Догадайся сам – на то и загадка!
– Нечес-стная загадка! – взвизгнул Голлум. – Вообще не загадка! Просто вопрос-с, вопрос-с, с-сокровище мое!
– Ах так? Ну ладно! Если мы заговорили о вопросах, то я, между прочим, спросил первый! Что ты потерял? Говори!
– Ш-што, ш-што у него в кармансах? – повторил Голлум вместо ответа.
Его шипение становилось все громче и пронзительнее, и хоббит увидел, что из темноты в него вперились две светящиеся точки, – вместе с подозрением разгорался и бледный огонь в глазах Голлума.
– Так что же ты потерял? – не отставал Бильбо. Но глаза Голлума уже вспыхнули новым, зеленым огнем и начали быстро приближаться: Голлум сел в челнок и бешено греб к темному берегу. Пропажа и жестокие подозрения привели его в такую ярость, что теперь никакой меч не остановил бы его.
Бильбо никак не мог взять в толк, что так взбесило эту гадкую тварь, но вовремя почувствовал, что дело принимает скверный оборот и Голлум вознамерился убить обидчика во что бы то ни стало. Хоббит повернулся спиной к озеру и бросился обратно в темный туннель, не забывая держаться поближе к стене и касаясь ее на бегу левой рукой.
– Ш-што у него в кармансах? – услышал он у себя за спиной разъяренное шипение и всплеск, свидетельствовавший о том, что Голлум вылез из челнока.
«А и в самом деле, что это за колечко?» – подумал Бильбо, тяжело дыша и спотыкаясь на бегу. Он сунул правую руку в карман, и ледяное на ощупь колечко тихо скользнуло ему на указательный палец.
Шипение раздавалось уже прямо за спиной хоббита. Он обернулся и увидел за собой два светящихся глаза. Бильбо в ужасе прибавил ходу, но тут в очередной раз споткнулся и грохнулся на живот, причем меч оказался прямо под ним.
Тут-то Голлум и настиг его. Но Бильбо не успел и дух перевести, не говоря уже о том, чтобы вскочить и выставить перед собой меч, – а Голлум на всех парах промчался мимо, не обратив на хоббита никакого внимания. На бегу он бранился и чтото бормотал.
Как же так? Ведь Голлум отлично видел в темноте! Даже сейчас, глядя вслед удаляющемуся Голлуму, Бильбо различал бледный свет его глаз. Хоббит с трудом встал, вложил меч в ножны – клинок опять слегка светился – и осторожно двинулся за Голлумом. А что было делать? Не возвращаться же назад, к озеру!
Как знать, может, Голлум, сам того не желая, как-нибудь и выведет его отсюда?
– С-смерть! С-смерть Бэггинсу! – шипел Голлум на бегу. – Оно ис-счезло! Ш-то у него в кармансах? О, мы догадались, догадались, с-сокровише мое! Он нашел его, да, по всему видать! Мой деньрожденный подарочек!
Бильбо навострил уши. Наконец-то до него стало понемногу доходить, что случилось на самом деле. Он прибавил шагу, стараясь, насколько хватало духу, держаться поближе к Голлуму, а тот мчался дальше, не оборачиваясь и лишь поглядывая по сторонам, о чем можно было судить по слабым отсветам его глаз на стенах туннеля,
– Деньрожденный подарочек! Проклятс-сие! Как же оно потерялось, с-сокровище мое? Теперь нам вс-се яс-сно, все, все яс-сно, да! Мы потеряли его в прош-шлый раз, когда с-свернули шею тому сопливому пис-скуну, да, да! Проклятс-сие! Оно усскользнуло от нас-с, да, после с-стольких лет, с-стольких лет! Оно ис-счезло, голлм, голлм!
Неожиданно Голлум сел на камни и разрыдался. Слушать его сопение и горловое бульканье было просто невыносимо. Бильбо остановился и прижался к стене. Вскоре Голлум перестал рыдать и принялся бормотать себе под нос, как будто споря сам с собой:
– Нет никакого с-смысла ис-скать дальше, нет, нет. Разве упомнишь вс-се мес-ста, где мы побывали? Бес-сполезно! Оно у Бэггинса в кармансах! Этот гаденыш нашел его, да, да! Хотя вес-сьма с-сомнительно, с-сокровише мое, с-сомнительно. Откуда нам знать, пока мы не с-схватим его и не с-свернем ему шею? Он ведь не знает, ш-што нужно делать с подарочком, нет, не знает. Оно с-сейчас у него в кармансах, в кармансах. Он не знает, ш-што делать, и не уйдет далеко, нет! Бэггинс потерялся, да, парш-шивец потерялся, не знает дороги отс-сюда, он с-сам так с-сказал, с-сам! С-сказал-то сам, но он хитренький, хитренький, да! Он не сказал, не сказал, ш-што у него в кармансах! Он знает, знает дорогу сюда, значит, знает дорогу и отсюда! Он побежал к задним воротсам, яс-сно. К задним воротс-сам! А там его схватят гоблинсы, да! Там он не проскочит, с-сокровише мое! С-с-с! Голлм, голлм! Гоблинсы! Но если он и правда с-сташил наш подарочек, то он достанется гоблинсам, голлм, голлм! Они отберут его у Бэггинса и догадаются, ш-што с ним нужно делать. Тогда прощай наша безопас-сность, голлм, голлм! Кто-нибудь из гоблинсов наденет его и станет невидимым. Никуда не денется, а увидеть его будет нельзя! Даже наш-ши зоркие глазки не увидят его. Он исхитрится, подползет и схватит нас, голлм, голлм! Довольно болтать, с-сокровище мое, нужно торопиться! Если Бэггинс проскочил здесь, нужно спешить! Тут недалеко, нужно с-спешить.
Голлум вскочил и огромными прыжками помчался по туннелю. Бильбо последовал за ним, но осторожно, чтобы не споткнуться снова и не наделать шуму. В голове у него перемешались надежда и изумление. Похоже, что кольцо-то волшебное – оно делает невидимым![*] Конечно, Бильбо слыхал о таких штуках и раньше, в старых-старых сказках, но ему с трудом верилось, что он нашелименно такую вещь, да еще по чистой случайности. И тем не менее! Ведь остроглазый Голлум пробежал мимо него – причем в двух шагах!
Бранясь и шипя, Голлум шлепал по туннелю, а Бильбо поспешал следом; ступал он совершенно бесшумно, как умеют ступать хоббиты. Вскоре они добрались до уже знакомого Бильбо места, где от главного туннеля отходили боковые ходы. Голлум сразу же начал считать их:
– Один налево, так. Один направо, так. Два направо, так, так, два налево…
По мере того как счет возрастал, Голлум двигался все медленнее, начиная понемногу поеживаться и причитать: озеро осталось далеко позади и Голлуму становилось страшно. Гоблины могли появиться в любую минуту, а кольца с ним уже не было… Наконец Голлум остановился возле низкого прохода, темневшего в левой стороне туннеля.
– С-семь направо, так, так, хорошо. Ш-шесть налево, – прошептал он. – Здесь! Дорога к задним воротсам! Он заглянул в проход – и отшатнулся.
– Нет, мы не пойдем туда, с-сокровище мое, не пойдем! Там гоблинс-сы, да, гоблинсы! Много гоблинсов! Мы чуем их, да! С-с-с-с! Ш-ш-ш! Ш-што будем делать? Ш-штоб им лопнуть, этим гоблинсам! Мы будем ждать здес-сь, с-сокровище мое, здес-сь! Подождем и пос-смотрим, да!