Страница:
Прошло несколько дней и наступил час, когда есть стало практически нечего, и питьевая вода в бурдюках кончилась. А в этом лесу даже ничего не росло, кроме поганок и каких-то бледных трав с неприятным запахом.
Примерно через четыре дня после переправы через заколдованную речку путники пришли в такое место, где росли буки. Сначала они обрадовались перемене, потому что подлесок здесь поредел и тень была не такой глубокой. В зеленоватом свете они кое-что различали. Но этот же свет давал им возможность увидеть, как бесконечно уходят вдаль серые стволы, словно колонны огромного сумрачного зала. Сверху, печально шурша, слетали бледные листья, напоминая, что скоро осень. Слегка веял ветер, но шелест был грустным. Ноги тонули в наползавшем на тропу ковре мертвой листвы, оставшейся лежать от многих прошедших осеней.
Бомбур все еще спал, а остальные очень устали. Иногда им слышался чей-то тревожный смех. Иногда казалось, будто вдали кто-то поет более высокими, чем у орков, голосами, и пение было красивым, но странным и жутковатым, и когда путники его слышали, им становилось не по себе.
И они ускорили шаг, собирая последние силы.
Еще через два дня тропа пошла под гору, и Отряд оказался в долине, заросшей огромными дубами.
— Неужели этот проклятый Лес никогда не кончится? — воскликнул Торин. — Надо кому-то залезть на дерево, попробовать высунуть голову поверх листвы и оглядеться. Только нужно выбрать самое высокое дерево прямо над тропой.
Разумеется, «кто-то» был Бильбо. Они его выбрали, потому что он лучше всех видел и был легким, а весь смысл заключался в том, чтобы забраться на самые тонкие верхние ветки, иначе ведь не удастся высунуть голову над листьями. Бедный господин Торбинс! Он не очень-то умел лазать по деревьям, но гномы подсадили его на нижнюю ветку огромного дуба, который рос рядом с тропой, накрывая ее ветвями, и он полез, как умел. Он продирался через спутанные сучья, ветки хлестали его по глазам; он весь вымазался о старую кору, его одежда стала грязно-зеленой; не раз, оскальзываясь, он чуть не падал, успевая в последний момент за что-нибудь уцепиться; и наконец с огромным напряжением преодолев трудный участок, где не было ни одной удобной ветки, он подобрался к верхушке. Всю дорогу он думал о том, водятся ли на этом дереве пауки и сумеет ли он спуститься вниз (не свалившись).
Вот уже его голова высунулась над верхними листьями, как над крышей, и пауков он увидел: самых обычных, мелких, которые охотились за бабочками. А от яркого света Бильбо чуть не ослеп. Он слышал, как снизу ему кричат гномы, но не мог им ответить — только моргал, крепко вцепившись в ветки.
Солнце горело ослепительно, и Бильбо долго не мог как следует открыть глаза. Когда же наконец открыл, то увидел вокруг темно-зеленое море листвы, волнующееся под ветром, а над ним — сотни бабочек. По-видимому, они были из той же породы, что и «пурпурные императоры», эти бабочки любят летать над верхушками деревьев, но здесь они были не пурпурные, а бархатно-черные, без каких бы то ни было отметин. Бильбо долго смотрел на «черных императоров» и радовался ветерку, ласкавшему его лицо и шевелившему волосы. Но крики гномов, которые уже не только кричали, а и топали от нетерпения внизу, напомнили ему, зачем он сюда влез.
Никакой пользы от его усилий не было. Сколько ни смотри во все стороны — кругом одни листья. От солнца и ветра сердце его забилось радостно, а от бесконечности зеленого моря снова ушло в пятки. Внизу не оставалось никакой надежды на еду.
На самом деле, как я вам говорил, они находились не так далеко от края. Если бы Бильбо был сообразительнее, он бы понял, что взобрался на дерево, росшее в середине широкой впадины, остальные верхушки были выше, получалось нечто вроде чаши, края которой закрывали обзор, и трудно было угадать, что там. Но Бильбо ничего этого не заметил и полез вниз, совсем отчаявшись. С дерева он спустился взмокший, исцарапанный, грязный и несчастный, а после света вдобавок ничего не видел в полумраке. От его рассказа остальные тоже приуныли.
— Значит, Лес одинаково бесконечен во всех направлениях? Что же делать? Никакого толку от этого хоббита, и зачем мы его посылали! — восклицали гномы, будто он был виноват во всем.
Им наплевать было на бабочек, и они только сильнее обозлились, когда Бильбо рассказал им про ветер, потому что сами не могли забраться наверх и почувствовать его.
В этот вечер они съели последние крохи и корочки, а на следующий день проснулись с ощущением острого голода. Вдобавок шел дождь, но кроны деревьев смыкались так плотно, что на землю падали лишь редкие капли. От этого путники только скорее вспомнили, что страшно хотят пить, а разве напьешься, стоя под буком и ожидая, когда тебе капнет один раз на язык? Единственная искра утешения исходила от Бомбура.
Он проснулся и сел, почесывая затылок. Когда он услышал, что есть нечего, расплакался, потому что за время сна ослаб так, что у него дрожали ноги. Вдобавок он не мог понять, где он и почему так голоден, поскольку забыл все, что произошло после выхода в Путешествие в то давнее майское утро. Последнее, что он помнил, была вечеринка в хоббичьей норе, и им стоило больших трудов заставить Бомбура поверить рассказам о пережитых приключениях.
— Зачем я просыпался? — рыдал он. — Мне снились такие красивые сны. Мне снилось, что я иду по лесу вроде этого, только в стволы деревьев воткнуты факелы, а с ветвей свисают фонарики и идет веселый пир. Там был лесной Король в венце из листьев и пелись веселые песни, и я не могу описать, какие там были яства и питье, у меня слов не хватит.
— И не описывай, — сказал Торин. — А если ты больше ни о чем говорить не можешь, лучше молчи. Мы и так на тебя сердиты. Если бы ты не проснулся, тебя бы стоило вообще оставить в лесу с твоими идиотскими снами. Тащить такого после нескольких недель недоедания — совсем не шутка!
Пришлось туже затянуть пояса на похудевших животах, закинуть за плечи пустые мешки и опять шагать по унылой дороге, боясь упасть, обессилев от голода раньше, чем она кончится. Весь день они шли очень медленно, и всю дорогу Бомбур скулил, что его ноги совсем не несут, и ему хочется лечь на землю и заснуть.
— И думать не смей! — сказали ему. — Пусть твои ноги тоже поработают, мы тебя долго тащили.
Но он все равно упирался и вдруг, отказавшись сделать хоть один шаг вперед, лег на землю и блаженно растянулся.
— Если вам так надо, то вы и идите, — пробурчал он. — А я буду лежать здесь и смотреть сны про еду, если мне не собираются ее давать по-настоящему. Может, смогу больше и не просыпаться.
Вдруг Балин, который прошел немного вперед, воскликнул:
— Что там такое? По-моему, там, в Лесу, огоньки! Все посмотрели в направлении, указанном Балином. Им тоже показалось, что они видят красноватое мерцание в темноте, и даже различают отдельные огоньки. Даже Бомбур оживился, и путники устремились вперед, не собираясь выяснять, кто там: орки, тролли, гоблины?.. Свет горел впереди и слева, и когда они наконец поравнялись с ним, стало ясно, что это действительно костры и факелы, но довольно далеко от дороги в глубине леса.
— Кажется, мой сон сбывается, — пыхтел сзади Бомбур.
Он хотел сразу бежать на огоньки, но остальные все-таки вспомнили предостережение мага и Беорна.
— Нам будет мало толку от пира, если мы не вернемся с него живыми, — сказал Торин.
— Но без пира мы тоже долго не проживем, — сказал Бомбур, и Бильбо с ним горячо согласился. Они снова все обсудили с начала, потом с конца, наконец решили послать вперед разведчика, который бы подкрался к огням поближе и что-нибудь узнал. Но они никак не могли решить, кого послать: никто не спешил использовать возможность навечно заблудиться и никогда больше не увидеть друзей. В конце концов, несмотря на все предостережения и советы, победил голод, потому что Бомбур продолжал описывать еду, которую видел на лесном пиру во сне, — и они не выдержали, все вместе сошли с тропы и углубились в лес.
Они довольно долго крались между деревьями и наконец подошли к ровной лужайке, где лежало несколько поваленных стволов. Там было много народу, похожего на эльфов в зеленых и коричневых одеждах. Они сидели на чурбаках, поставленных в круг, в середине круга горел костер, а в стволы некоторых деревьев были воткнуты факелы. Но самое главное, от чего наши друзья глаз не могли отвести — на поляне ели и пили, и всем было весело.
Запах жареного мяса был так соблазнителен, что все гномы и Бильбо за ними, не сговариваясь, двинулись к костру и попытались войти в круг с одной целью: попросить поесть. Но как только первый из них вступил на свободное от деревьев место, все огни моментально погасли, как по мановению волшебной палочки. Кто-то пнул ногой костер, огонь взвился вверх, рассыпался искрами и погас. Все погрузилось во мрак.
Несчастные путешественники сразу потеряли друг друга и долго не могли опять собраться. Они кидались в разные стороны, спотыкаясь о бревна, падали, стукались о деревья, кричали, звали, пока не перебудили весь Лес, наверное, на милю вокруг; наконец все-таки собрались и наощупь друг друга пересчитали, но к этому времени, конечно, совсем забыли, в каком направлении шли к поляне и где проходит дорога, то есть безнадежно заблудились, во всяком случае, до утра.
Им ничего не оставалось делать, как устраиваться на ночлег, не сходя с места. Они даже не смели поискать в траве остатки пищи, которые могли там валяться после пира, потому что боялись опять разъединиться. Но заснуть не успели. Как только Бильбо начал дремать, так Дори, которому выпало караулить первому, произнес громким шепотом:
— Огни снова появились, вон там, и их стало больше.
Все вскочили. Действительно, совсем рядом мерцали десятки огней и ясно слышались веселые голоса и смех. Наши путники опять направились к свету, на этот раз друг за другом, касаясь спины впереди идущего, чтобы не разлучиться. Когда они подошли совсем близко к новому костру, Торин сказал:
— На этот раз вперед не бросайтесь! Никому не высовываться, пока я не скажу. Я пошлю вперед одного господина Торбинса. Его они не испугаются («А я их?»— тут же подумал Бильбо), он сможет с ними заговорить, и я думаю, что они ничего плохого ему не сделают.
Когда путники подобрались еще ближе, то дружно вытолкнули хоббита вперед, прямо на поляну.
Он не успел надеть Кольцо, и ничего хорошего не получилось; как только Бильбо оказался в кругу пирующих, все костры и факелы погасли, и, как в первый раз, наступила полная темнота. В прошлый раз Отряд с трудом смог собраться вместе, а сейчас было еще хуже. И хоббит никак не объявлялся. Когда они снова и снова принимались пересчитывать друг друга, получалось только тринадцать. Гномы звали его, кричали;
— Бильбо Торбинс! Хоббит! Хоббит бессовестный! Эй! Где ты, хоббит, чтоб ты провалился!.. — и многое другое в этом духе, но ответа не было.
Они уже решили, что он окончательно потерялся, когда чисто случайно Дори споткнулся и упал, думая, что наткнулся на бревно. — «Бревно» оказалось мирно спящим Торбинсом, который никак не хотел просыпаться, а проснувшись, сердито заворчал:
— Какой сон мне снился — я во сне был на шикарном обеде!
— Этого только не хватало! И он, как Бомбур! — воскликнули гномы. — Не говори нам о снах. В снах нет ничего хорошего, тем обедом ты же не можешь с нами поделиться.
— Но сны — самое лучшее, что может быть в этом гнусном месте, — сказал хоббит и попытался снова заснуть, в надежде увидеть продолжение утешительною сна.
Делать все равно было нечего, и гномы устроились рядом с ним. Но огни в лесу исчезли не насовсем. К концу ночи, когда нашим героям удалось заснуть, а на часах стоял один Кили, он вдруг всех поднял, крича:
— Там недалеко прямо море света — наверное, сотни факелов и десятки костров, они зажглись, как по волшебству! Послушайте, там поют и играют на арфах!
Путники проснулись, послушали и услышали. Потом встали, потому что не смогли побороть желание еще раз попытаться попросить помощи. Но в этот раз их попытка кончилась полным крахом.
На пиру, который они увидели, собралось гораздо больше народа, чем на двух предыдущих. Все было значительнее и величественнее., Во главе длинного стола сидел золотоволосый Короле эльфов в венце из листьев, совсем так, как видел во сне Бомбур. Эльфы передавали друг другу чаши, играли на арфах, многие пели. В шелковистые волосы эльфов были вплетены цветы, воротники и пояса их праздничной одежды застегивались зелеными и белыми камнями, их песни были веселыми, лица — улыбались, голоса звучали громко и звонко, и — Торин вошел в круг.
Все смолкло на полуслове. Сразу же погасли огни и наступила мертвая тишина. Костры улетучились черным дымом. Пепел запорошил гномам глаза, и Лес снова наполнился их вопляпи, призывами, шумом падений, звуками ударов о деревья…
Бильбо бегал взад и вперед и звал, звал:
— Дори! Нори, Ори, Оин, Глоин! Фили, Кили, Бомбур, Бифур, Бофур! Двалин, Балин! Торин Дубощит!..
Остальные делали то же самое (иногда вставляя в свои призывы: «Бильбо!..»). Но их крики постепенно затихали и удалялись, потом хоббиту показалось, что они превратились в вопли о помощи, прозвучавшие очень далеко, и наконец все стихло. Он остался один в полной тишине и темноте.
Бильбо в жизни не чувствовал себя таким несчастным. Он думал недолго. Решил, что до утра, когда хоть немного посветлеет, ничего делать не стоит. Бродя по лесу в темноте, ноги собьешь, а дороги все равно не найдешь и завтрака не получишь. Итак, он сел, прислонившись спиной к дереву, и уже не первый раз стал вспоминать далекую хоббичью норку и свои чудные кладовые. Погрузившись в мечты о яичнице с ветчиной и гренками, он вдруг почувствовал, что его кто-то трогает. Что-то вроде крепкой липкой веревки натянулось возле его левой руки, а когда он попробовал шевельнуться, оказалось, что ноги у него спутаны такой же пакостью, и вместо того чтобы встать, он упал.
Тут появился большущий паук, который начал обматывать его паутиной сзади, пока он дремал. Паук прыгнул. Видел Бильбо только глаза мерзкой твари, но, почувствовав прикосновение мохнатых лап, понял, что паук продолжает набрасывать на него отвратительные толстые нити. К счастью, хоббит вовремя пришел в себя, а то бы вообще не смог двинуться. Он стал отбиваться от паука кулаками, потому что тот уже собирался впрыснуть ему яд, как обычно мелкие пауки поступают с мухами, и вдруг вспомнил про меч. Когда он его вытащил, паук отскочил. Этого мгновения хоббиту хватило, чтобы перерубить паутину и высвободить ноги. Потом он сам кинулся в нападение. Паук, видно, не привык к существам с таким жалом, а то бы поспешил удрать. Бильбо ткнул его мечом прямо в глаз, паук запрыгал и задергался, как безумный, выбрасывая ноги в разные стороны, тогда Бильбо еще раз ударил его мечом и убил, а сам упал и надолго лишился чувств.
Когда он очнулся, вокруг стоял обычный мутный серый день. Мертвый паук лежал рядом, на клинке виднелись темные пятна. В одиночку, без помощи мага и гномов сразиться с гигантским пауком и убить его — для хоббита было неслыханно.
Несмотря на голодный желудок, господин Торбинс почувствовал себя очень смелым и решительным, вытер меч о траву и сунул на место, в ножны.
— Я дам тебе имя, — сказал он мечу. — Буду звать тебя Жалом.
После этого он пошел на разведку. Хмурый лес молчал, но Бильбо все равно надо было в первую очередь разыскать друзей. Сами они далеко уйти не могли, разве что попали в плен к эльфам (или к кому-нибудь похуже). Бильбо понимал, что кричать здесь опасно, и довольно долго простоял на одном месте, прикидывая, в какой стороне может оказаться тропа, и куда лучше идти за гномами.
— Как мы могли забыть советы Беорна и Гэндальфа! — горевал он. — А теперь в такой переплет попаяй! Мы! Если бы еще мы: одному совсем страшно.
В конце концов, он с трудом вспомнил, откуда ночью слышались крики о помощи, и ему, можно сказать, повезло (Бильбо везло с рождения): направление, как вы вскоре увидите, он определил правильно. А как только определился, то стал красться в этом направлениисовсеми предосторожностями. Я ведь уже говорил, что хоббиты умеют передвигаться бесшумно; а тут Бильбо вдобавок надел Кольцо. Поэтому пауки его не увидели и не услышали.
Он осторожно пробирался вперед, пока не различил перед собой плотную черную тень, словно сгусток нерассеявшейся полночи. С близкого расстояния стало заметно, что это — густая спутанная паутина, а подняв голову, Бильбо вдруг увидел громадных страшных пауков на ветках над собой, и вдруг в ужасе задрожал, забыв про Кольцо. Что, если они его заметят? Хоббит спрятался за дерево и стал наблюдать. В лесу было совсем тихо, а эти твари издавали какие-то слабые скрипы и шипение с присвистом, и вдруг он понял, что они разговаривают! И даже разобрал отдельные слова. Подлые твари говорили о гномах!
— Туго нам пришлось, но за это драться стоило, — говорил один. — Снаружи у них сильно твердый панцирь, но готов спорить, что внутри они, наверное, вкусные и сочные.
— Ага, станут вкусными, когда повисят, — сказал другой.
— Нельзя, чтоб долго висели, — сказал третий, — Совсем они не жирные. Небось, недоедали.
— Убить их надо, — прокипел четвертый. — Сейчас убить и пусть дохлые повисят.
— Спорю, что они уже дохлые, — сказал первый.
— Спорим, что нет. Я только что видел, как один дергался. Очухался, похоже, а так чу-удненько спал.
С этими словами один из толстых пауков побежал по паутине к высокой ветке, на которой висела дюжина свертков в ряд. Бильбо посмотрел туда, и ему стало совсем страшно: свертки раскачивались в полумраке, и из некоторых снизу торчали гномьи ноги, а сверху — где кончик носа, где клок бороды или край капюшона.
Паук приблизился к самому солидному свертку и сильно ущипнул торчащий оттуда кончик носа. «Не иначе как бедняга Бомбур!» — подумал Бильбо. Из свертка послышался глухой стон, нога дернулась вверх и с силой лягнула паука. Бомбур оказался живуч. Звук был, словно ударили по спущенному мячу, разъяренный паук свалился с ветки, но успел ухватиться за собственную нить. Остальные расхохотались.
— А ты был прав, — сказали они. — Добыча жива, еще и лягается!
— Вот я его сейчас угомоню, — зло прошипел паук и полез назад на ветку.
Бильбо понял: надо что-то делать, пока не поздно. Влезть на дерево к паукам он не мог, стрелять было не из чего; но осмотревшись, он заметил почти у себя под ногами нечто вроде высохшего русла ручья, и в нем валялись камни. Найти гладкий яйцеобразный камешек по руке не составило труда. Бильбо отлично бросал камни в цель. Еще хоббитенком он так наупражнялся в метании, что кролики, белки и даже птицы спешили поскорее исчезнуть, завидев, как он наклоняется за «снарядом»; а когда вырос, то тоже немало времени проводил в тихих играх подобного метательно-швырятельного сорта: метал кольца, дротики, стрелял по мишеням, играл в шары и в кегли.
Вообще, надо сказать, Бильбо много чего умел, кроме стряпни, пускания колечек из дыма и загадывания загадок. Только мне об этом и раньше некогда было распространяться, а сейчас тем более. Пока он подбирал камешек, паук снова добрался до Бомбура, еще немного — и тому бы не жить.
Бильбо швырнул камень.
Камень ударил паука по голове — бац! — и паук бездыханным свалился с дерева и шлепнулся на траву, сложив все восемь ног.
Следующий камень, свистнув, прорвал паутину и угодил в паука, сидевшего в ней, — хлоп! — второй паук упал замертво.
Тут, я вам скажу, вся паучья колония засуетилась так, что про гномов забыли. Пауки не могли видеть Бильбо, но сумели угадать, откуда летят камни, и немедленно помчались в ту сторону по веткам и паутине, выбрасывая длинные ноги во всех направлениях. Смертоносные тенета, качаясь, стали заполнять пространство.
А Бильбо, незаметно перебегая на другое место, придумал, что можно сделать. Он уведет разъяренных пауков подальше от гномов, раздразнит их, разозлит и завлечет. Когда там, где он только что стоял, собралось около пятидесяти тварей, хоббит забросал их камнями да еще пару камней швырнул в тех, кто отстал, а потом стал прыгать и приплясывать между деревьями и запел песню-дразнилку, чтобы отвлечь пауков на себя, а также, чтобы гномы его голос услышали. Вот что он пел:
Бильбо пел, продолжал кидать камни и старался топать погромче. Буквально все пауки бросились на его голос: кто по земле, кто по веткам, перемахивая с дерева на дерево на собственных нитях. Он даже не ожидал от них такой прыти. Твари ужасно обозлились. Мало того, что в них летели камни; их обзывали «Ядовитыми Мешками», чего пауки терпеть не могут, а уж прозвища «Пузан» и «Дуралей» никто не выдержит.
Бильбо стремительно кинулся на новое место, но несколько пауков разбежались вокруг поляны и принялись быстро заплетать тенетами промежутки между стволами. Скоро хоббит окажется в плотной загородке — так они, наверное, думали. Стоя в самой середине поляны в окружении снующих и плетущих насекомых, Бильбо собрал все свое мужество и начал новую дразнилку:
Пауки увидели меч. Вряд ли они знали, что это такое, но все же поспешили за хоббитом, чуть не лопаясь от ярости; снова замелькали на земле и на ветках мохнатые ноги, скрипели и щелкали жвала, капала пена, вылезали из орбит выпученные глаза. Твари гнались за Бильбо до тех пор, пока он сам не испугался, что забежал слишком далеко и может заблудиться. Тут он перестал петь и тише мыши прокрался обратно.
Он знал, что каждое мгновение драгоценно; пауки сообразят, что никого нет, и вернутся туда, где развесили гномов. За считанные минуты их надо освободить. Труднее всего оказалось влезть на длинную ветку, где раскачивались свертки. Боюсь, он не сумел бы этого сделать, если б какой-то паук не оставил паутину. Обдирая руки липкой веревкой, хоббит с ее помощью вскарабкался наверх и столкнулся со старым медлительным пауком, который остался стеречь пленников и деловито пощипывал их, выясняя, кто сочнее. Он, видно, собирался попировать, пока остальные отсутствовали, но господину Торбинсу было очень некогда, и прежде, чем паук понял, в чем дело, его проткнули Жалом, и он мертвый скатился с дерева.
Следующей задачей Бильбо было освобождение первого гнома. Как это сделать? Если отрубить веревку, на которой он подвешен, то несчастный рухнет вниз с высоты и брякнется оземь. Ползком по ветке (при этом бедные гномы закружились на веревках) Бильбо с трудом добрался до ближайшего свертка. «Фили или Кили, — подумал он, заметив край голубого капюшона. — Но, скорее, Фили», — потому что из веревок торчал кончик длинного носа. Перегнувшись через ветку, хоббит с трудом разрубил самые толстые липкие путы, и из свертка в самом деле появился Фили, изо всех сил работая локтями и коленками. Боюсь, что Бильбо не очень вежливо рассмеялся, глядя, как гном дергает затекшими руками и ногами, словно пляшет на веревке, которая держит его подмышками. Бывают такие потешные игрушки на веревочках.
Но вот Фили кое-как подтянулся, влез на ветку и стал помогать хоббиту изо всех сил, несмотря на то, что ему самому еще было очень плохо от паучьего яда и от того, что он полночи и день провисел, крутясь на веревке, заплетенный паутиной, только нос наружу. Потом он очень долго счищал липкую гадость с ресниц и бровей, а бороду пришлось во многих местах выстричь. Ну так вот, они вдвоем стали подтягивать гномов на ветку по очереди и рубить на них веревки. Все чувствовали себя примерно так же паршиво, как Фили, а кое-кто еще хуже. Некоторые чуть не задохнулись (как видите, длинные носы иногда полезны), а некоторые получили больше яда.
Вот уже свободны Кили, Бофур, Бифур, Дори и Нори. Бедняге Бомбуру пришлось настолько плохо (он был самый толстый, и его все время щипали и дергали), что он не удержался на ветке, плюхнулся на землю — к счастью, на кучу листьев, — и остался лежать, как упал. Еще пять гномов оставались висеть, когда начали возвращаться пауки, разъяренные больше, чем раньше.
Бильбо немедленно перебрался по ветке к стволу и стал отбиваться от тех, кто полез на дерево. Когда он спасал Фили, то Кольцо снял, а снова надеть забыл, и теперь все пауки, захлебываясь от ярости, зашипели:
— Теперь мы тебя видим, гадкая малявка! Мы тебя съедим, а кожу и кости вывесим на дереве! Уф-ф! У него, кажется. Жало? Ничего,мы все равно его поймаем, и будет он у нас висеть вниз головой не один день!
Пока они шипели, а Бильбо отбивался, гномы продолжали рубить ножами паутину, высвобождая из плена своих собратьев. Скоро все будут свободны, а дальше что? Ночью в темноте пауки напали неожиданно и поймали их довольно легко. На этот раз битва будет жестокой.
Примерно через четыре дня после переправы через заколдованную речку путники пришли в такое место, где росли буки. Сначала они обрадовались перемене, потому что подлесок здесь поредел и тень была не такой глубокой. В зеленоватом свете они кое-что различали. Но этот же свет давал им возможность увидеть, как бесконечно уходят вдаль серые стволы, словно колонны огромного сумрачного зала. Сверху, печально шурша, слетали бледные листья, напоминая, что скоро осень. Слегка веял ветер, но шелест был грустным. Ноги тонули в наползавшем на тропу ковре мертвой листвы, оставшейся лежать от многих прошедших осеней.
Бомбур все еще спал, а остальные очень устали. Иногда им слышался чей-то тревожный смех. Иногда казалось, будто вдали кто-то поет более высокими, чем у орков, голосами, и пение было красивым, но странным и жутковатым, и когда путники его слышали, им становилось не по себе.
И они ускорили шаг, собирая последние силы.
Еще через два дня тропа пошла под гору, и Отряд оказался в долине, заросшей огромными дубами.
— Неужели этот проклятый Лес никогда не кончится? — воскликнул Торин. — Надо кому-то залезть на дерево, попробовать высунуть голову поверх листвы и оглядеться. Только нужно выбрать самое высокое дерево прямо над тропой.
Разумеется, «кто-то» был Бильбо. Они его выбрали, потому что он лучше всех видел и был легким, а весь смысл заключался в том, чтобы забраться на самые тонкие верхние ветки, иначе ведь не удастся высунуть голову над листьями. Бедный господин Торбинс! Он не очень-то умел лазать по деревьям, но гномы подсадили его на нижнюю ветку огромного дуба, который рос рядом с тропой, накрывая ее ветвями, и он полез, как умел. Он продирался через спутанные сучья, ветки хлестали его по глазам; он весь вымазался о старую кору, его одежда стала грязно-зеленой; не раз, оскальзываясь, он чуть не падал, успевая в последний момент за что-нибудь уцепиться; и наконец с огромным напряжением преодолев трудный участок, где не было ни одной удобной ветки, он подобрался к верхушке. Всю дорогу он думал о том, водятся ли на этом дереве пауки и сумеет ли он спуститься вниз (не свалившись).
Вот уже его голова высунулась над верхними листьями, как над крышей, и пауков он увидел: самых обычных, мелких, которые охотились за бабочками. А от яркого света Бильбо чуть не ослеп. Он слышал, как снизу ему кричат гномы, но не мог им ответить — только моргал, крепко вцепившись в ветки.
Солнце горело ослепительно, и Бильбо долго не мог как следует открыть глаза. Когда же наконец открыл, то увидел вокруг темно-зеленое море листвы, волнующееся под ветром, а над ним — сотни бабочек. По-видимому, они были из той же породы, что и «пурпурные императоры», эти бабочки любят летать над верхушками деревьев, но здесь они были не пурпурные, а бархатно-черные, без каких бы то ни было отметин. Бильбо долго смотрел на «черных императоров» и радовался ветерку, ласкавшему его лицо и шевелившему волосы. Но крики гномов, которые уже не только кричали, а и топали от нетерпения внизу, напомнили ему, зачем он сюда влез.
Никакой пользы от его усилий не было. Сколько ни смотри во все стороны — кругом одни листья. От солнца и ветра сердце его забилось радостно, а от бесконечности зеленого моря снова ушло в пятки. Внизу не оставалось никакой надежды на еду.
На самом деле, как я вам говорил, они находились не так далеко от края. Если бы Бильбо был сообразительнее, он бы понял, что взобрался на дерево, росшее в середине широкой впадины, остальные верхушки были выше, получалось нечто вроде чаши, края которой закрывали обзор, и трудно было угадать, что там. Но Бильбо ничего этого не заметил и полез вниз, совсем отчаявшись. С дерева он спустился взмокший, исцарапанный, грязный и несчастный, а после света вдобавок ничего не видел в полумраке. От его рассказа остальные тоже приуныли.
— Значит, Лес одинаково бесконечен во всех направлениях? Что же делать? Никакого толку от этого хоббита, и зачем мы его посылали! — восклицали гномы, будто он был виноват во всем.
Им наплевать было на бабочек, и они только сильнее обозлились, когда Бильбо рассказал им про ветер, потому что сами не могли забраться наверх и почувствовать его.
В этот вечер они съели последние крохи и корочки, а на следующий день проснулись с ощущением острого голода. Вдобавок шел дождь, но кроны деревьев смыкались так плотно, что на землю падали лишь редкие капли. От этого путники только скорее вспомнили, что страшно хотят пить, а разве напьешься, стоя под буком и ожидая, когда тебе капнет один раз на язык? Единственная искра утешения исходила от Бомбура.
Он проснулся и сел, почесывая затылок. Когда он услышал, что есть нечего, расплакался, потому что за время сна ослаб так, что у него дрожали ноги. Вдобавок он не мог понять, где он и почему так голоден, поскольку забыл все, что произошло после выхода в Путешествие в то давнее майское утро. Последнее, что он помнил, была вечеринка в хоббичьей норе, и им стоило больших трудов заставить Бомбура поверить рассказам о пережитых приключениях.
— Зачем я просыпался? — рыдал он. — Мне снились такие красивые сны. Мне снилось, что я иду по лесу вроде этого, только в стволы деревьев воткнуты факелы, а с ветвей свисают фонарики и идет веселый пир. Там был лесной Король в венце из листьев и пелись веселые песни, и я не могу описать, какие там были яства и питье, у меня слов не хватит.
— И не описывай, — сказал Торин. — А если ты больше ни о чем говорить не можешь, лучше молчи. Мы и так на тебя сердиты. Если бы ты не проснулся, тебя бы стоило вообще оставить в лесу с твоими идиотскими снами. Тащить такого после нескольких недель недоедания — совсем не шутка!
Пришлось туже затянуть пояса на похудевших животах, закинуть за плечи пустые мешки и опять шагать по унылой дороге, боясь упасть, обессилев от голода раньше, чем она кончится. Весь день они шли очень медленно, и всю дорогу Бомбур скулил, что его ноги совсем не несут, и ему хочется лечь на землю и заснуть.
— И думать не смей! — сказали ему. — Пусть твои ноги тоже поработают, мы тебя долго тащили.
Но он все равно упирался и вдруг, отказавшись сделать хоть один шаг вперед, лег на землю и блаженно растянулся.
— Если вам так надо, то вы и идите, — пробурчал он. — А я буду лежать здесь и смотреть сны про еду, если мне не собираются ее давать по-настоящему. Может, смогу больше и не просыпаться.
Вдруг Балин, который прошел немного вперед, воскликнул:
— Что там такое? По-моему, там, в Лесу, огоньки! Все посмотрели в направлении, указанном Балином. Им тоже показалось, что они видят красноватое мерцание в темноте, и даже различают отдельные огоньки. Даже Бомбур оживился, и путники устремились вперед, не собираясь выяснять, кто там: орки, тролли, гоблины?.. Свет горел впереди и слева, и когда они наконец поравнялись с ним, стало ясно, что это действительно костры и факелы, но довольно далеко от дороги в глубине леса.
— Кажется, мой сон сбывается, — пыхтел сзади Бомбур.
Он хотел сразу бежать на огоньки, но остальные все-таки вспомнили предостережение мага и Беорна.
— Нам будет мало толку от пира, если мы не вернемся с него живыми, — сказал Торин.
— Но без пира мы тоже долго не проживем, — сказал Бомбур, и Бильбо с ним горячо согласился. Они снова все обсудили с начала, потом с конца, наконец решили послать вперед разведчика, который бы подкрался к огням поближе и что-нибудь узнал. Но они никак не могли решить, кого послать: никто не спешил использовать возможность навечно заблудиться и никогда больше не увидеть друзей. В конце концов, несмотря на все предостережения и советы, победил голод, потому что Бомбур продолжал описывать еду, которую видел на лесном пиру во сне, — и они не выдержали, все вместе сошли с тропы и углубились в лес.
Они довольно долго крались между деревьями и наконец подошли к ровной лужайке, где лежало несколько поваленных стволов. Там было много народу, похожего на эльфов в зеленых и коричневых одеждах. Они сидели на чурбаках, поставленных в круг, в середине круга горел костер, а в стволы некоторых деревьев были воткнуты факелы. Но самое главное, от чего наши друзья глаз не могли отвести — на поляне ели и пили, и всем было весело.
Запах жареного мяса был так соблазнителен, что все гномы и Бильбо за ними, не сговариваясь, двинулись к костру и попытались войти в круг с одной целью: попросить поесть. Но как только первый из них вступил на свободное от деревьев место, все огни моментально погасли, как по мановению волшебной палочки. Кто-то пнул ногой костер, огонь взвился вверх, рассыпался искрами и погас. Все погрузилось во мрак.
Несчастные путешественники сразу потеряли друг друга и долго не могли опять собраться. Они кидались в разные стороны, спотыкаясь о бревна, падали, стукались о деревья, кричали, звали, пока не перебудили весь Лес, наверное, на милю вокруг; наконец все-таки собрались и наощупь друг друга пересчитали, но к этому времени, конечно, совсем забыли, в каком направлении шли к поляне и где проходит дорога, то есть безнадежно заблудились, во всяком случае, до утра.
Им ничего не оставалось делать, как устраиваться на ночлег, не сходя с места. Они даже не смели поискать в траве остатки пищи, которые могли там валяться после пира, потому что боялись опять разъединиться. Но заснуть не успели. Как только Бильбо начал дремать, так Дори, которому выпало караулить первому, произнес громким шепотом:
— Огни снова появились, вон там, и их стало больше.
Все вскочили. Действительно, совсем рядом мерцали десятки огней и ясно слышались веселые голоса и смех. Наши путники опять направились к свету, на этот раз друг за другом, касаясь спины впереди идущего, чтобы не разлучиться. Когда они подошли совсем близко к новому костру, Торин сказал:
— На этот раз вперед не бросайтесь! Никому не высовываться, пока я не скажу. Я пошлю вперед одного господина Торбинса. Его они не испугаются («А я их?»— тут же подумал Бильбо), он сможет с ними заговорить, и я думаю, что они ничего плохого ему не сделают.
Когда путники подобрались еще ближе, то дружно вытолкнули хоббита вперед, прямо на поляну.
Он не успел надеть Кольцо, и ничего хорошего не получилось; как только Бильбо оказался в кругу пирующих, все костры и факелы погасли, и, как в первый раз, наступила полная темнота. В прошлый раз Отряд с трудом смог собраться вместе, а сейчас было еще хуже. И хоббит никак не объявлялся. Когда они снова и снова принимались пересчитывать друг друга, получалось только тринадцать. Гномы звали его, кричали;
— Бильбо Торбинс! Хоббит! Хоббит бессовестный! Эй! Где ты, хоббит, чтоб ты провалился!.. — и многое другое в этом духе, но ответа не было.
Они уже решили, что он окончательно потерялся, когда чисто случайно Дори споткнулся и упал, думая, что наткнулся на бревно. — «Бревно» оказалось мирно спящим Торбинсом, который никак не хотел просыпаться, а проснувшись, сердито заворчал:
— Какой сон мне снился — я во сне был на шикарном обеде!
— Этого только не хватало! И он, как Бомбур! — воскликнули гномы. — Не говори нам о снах. В снах нет ничего хорошего, тем обедом ты же не можешь с нами поделиться.
— Но сны — самое лучшее, что может быть в этом гнусном месте, — сказал хоббит и попытался снова заснуть, в надежде увидеть продолжение утешительною сна.
Делать все равно было нечего, и гномы устроились рядом с ним. Но огни в лесу исчезли не насовсем. К концу ночи, когда нашим героям удалось заснуть, а на часах стоял один Кили, он вдруг всех поднял, крича:
— Там недалеко прямо море света — наверное, сотни факелов и десятки костров, они зажглись, как по волшебству! Послушайте, там поют и играют на арфах!
Путники проснулись, послушали и услышали. Потом встали, потому что не смогли побороть желание еще раз попытаться попросить помощи. Но в этот раз их попытка кончилась полным крахом.
На пиру, который они увидели, собралось гораздо больше народа, чем на двух предыдущих. Все было значительнее и величественнее., Во главе длинного стола сидел золотоволосый Короле эльфов в венце из листьев, совсем так, как видел во сне Бомбур. Эльфы передавали друг другу чаши, играли на арфах, многие пели. В шелковистые волосы эльфов были вплетены цветы, воротники и пояса их праздничной одежды застегивались зелеными и белыми камнями, их песни были веселыми, лица — улыбались, голоса звучали громко и звонко, и — Торин вошел в круг.
Все смолкло на полуслове. Сразу же погасли огни и наступила мертвая тишина. Костры улетучились черным дымом. Пепел запорошил гномам глаза, и Лес снова наполнился их вопляпи, призывами, шумом падений, звуками ударов о деревья…
Бильбо бегал взад и вперед и звал, звал:
— Дори! Нори, Ори, Оин, Глоин! Фили, Кили, Бомбур, Бифур, Бофур! Двалин, Балин! Торин Дубощит!..
Остальные делали то же самое (иногда вставляя в свои призывы: «Бильбо!..»). Но их крики постепенно затихали и удалялись, потом хоббиту показалось, что они превратились в вопли о помощи, прозвучавшие очень далеко, и наконец все стихло. Он остался один в полной тишине и темноте.
Бильбо в жизни не чувствовал себя таким несчастным. Он думал недолго. Решил, что до утра, когда хоть немного посветлеет, ничего делать не стоит. Бродя по лесу в темноте, ноги собьешь, а дороги все равно не найдешь и завтрака не получишь. Итак, он сел, прислонившись спиной к дереву, и уже не первый раз стал вспоминать далекую хоббичью норку и свои чудные кладовые. Погрузившись в мечты о яичнице с ветчиной и гренками, он вдруг почувствовал, что его кто-то трогает. Что-то вроде крепкой липкой веревки натянулось возле его левой руки, а когда он попробовал шевельнуться, оказалось, что ноги у него спутаны такой же пакостью, и вместо того чтобы встать, он упал.
Тут появился большущий паук, который начал обматывать его паутиной сзади, пока он дремал. Паук прыгнул. Видел Бильбо только глаза мерзкой твари, но, почувствовав прикосновение мохнатых лап, понял, что паук продолжает набрасывать на него отвратительные толстые нити. К счастью, хоббит вовремя пришел в себя, а то бы вообще не смог двинуться. Он стал отбиваться от паука кулаками, потому что тот уже собирался впрыснуть ему яд, как обычно мелкие пауки поступают с мухами, и вдруг вспомнил про меч. Когда он его вытащил, паук отскочил. Этого мгновения хоббиту хватило, чтобы перерубить паутину и высвободить ноги. Потом он сам кинулся в нападение. Паук, видно, не привык к существам с таким жалом, а то бы поспешил удрать. Бильбо ткнул его мечом прямо в глаз, паук запрыгал и задергался, как безумный, выбрасывая ноги в разные стороны, тогда Бильбо еще раз ударил его мечом и убил, а сам упал и надолго лишился чувств.
Когда он очнулся, вокруг стоял обычный мутный серый день. Мертвый паук лежал рядом, на клинке виднелись темные пятна. В одиночку, без помощи мага и гномов сразиться с гигантским пауком и убить его — для хоббита было неслыханно.
Несмотря на голодный желудок, господин Торбинс почувствовал себя очень смелым и решительным, вытер меч о траву и сунул на место, в ножны.
— Я дам тебе имя, — сказал он мечу. — Буду звать тебя Жалом.
После этого он пошел на разведку. Хмурый лес молчал, но Бильбо все равно надо было в первую очередь разыскать друзей. Сами они далеко уйти не могли, разве что попали в плен к эльфам (или к кому-нибудь похуже). Бильбо понимал, что кричать здесь опасно, и довольно долго простоял на одном месте, прикидывая, в какой стороне может оказаться тропа, и куда лучше идти за гномами.
— Как мы могли забыть советы Беорна и Гэндальфа! — горевал он. — А теперь в такой переплет попаяй! Мы! Если бы еще мы: одному совсем страшно.
В конце концов, он с трудом вспомнил, откуда ночью слышались крики о помощи, и ему, можно сказать, повезло (Бильбо везло с рождения): направление, как вы вскоре увидите, он определил правильно. А как только определился, то стал красться в этом направлениисовсеми предосторожностями. Я ведь уже говорил, что хоббиты умеют передвигаться бесшумно; а тут Бильбо вдобавок надел Кольцо. Поэтому пауки его не увидели и не услышали.
Он осторожно пробирался вперед, пока не различил перед собой плотную черную тень, словно сгусток нерассеявшейся полночи. С близкого расстояния стало заметно, что это — густая спутанная паутина, а подняв голову, Бильбо вдруг увидел громадных страшных пауков на ветках над собой, и вдруг в ужасе задрожал, забыв про Кольцо. Что, если они его заметят? Хоббит спрятался за дерево и стал наблюдать. В лесу было совсем тихо, а эти твари издавали какие-то слабые скрипы и шипение с присвистом, и вдруг он понял, что они разговаривают! И даже разобрал отдельные слова. Подлые твари говорили о гномах!
— Туго нам пришлось, но за это драться стоило, — говорил один. — Снаружи у них сильно твердый панцирь, но готов спорить, что внутри они, наверное, вкусные и сочные.
— Ага, станут вкусными, когда повисят, — сказал другой.
— Нельзя, чтоб долго висели, — сказал третий, — Совсем они не жирные. Небось, недоедали.
— Убить их надо, — прокипел четвертый. — Сейчас убить и пусть дохлые повисят.
— Спорю, что они уже дохлые, — сказал первый.
— Спорим, что нет. Я только что видел, как один дергался. Очухался, похоже, а так чу-удненько спал.
С этими словами один из толстых пауков побежал по паутине к высокой ветке, на которой висела дюжина свертков в ряд. Бильбо посмотрел туда, и ему стало совсем страшно: свертки раскачивались в полумраке, и из некоторых снизу торчали гномьи ноги, а сверху — где кончик носа, где клок бороды или край капюшона.
Паук приблизился к самому солидному свертку и сильно ущипнул торчащий оттуда кончик носа. «Не иначе как бедняга Бомбур!» — подумал Бильбо. Из свертка послышался глухой стон, нога дернулась вверх и с силой лягнула паука. Бомбур оказался живуч. Звук был, словно ударили по спущенному мячу, разъяренный паук свалился с ветки, но успел ухватиться за собственную нить. Остальные расхохотались.
— А ты был прав, — сказали они. — Добыча жива, еще и лягается!
— Вот я его сейчас угомоню, — зло прошипел паук и полез назад на ветку.
Бильбо понял: надо что-то делать, пока не поздно. Влезть на дерево к паукам он не мог, стрелять было не из чего; но осмотревшись, он заметил почти у себя под ногами нечто вроде высохшего русла ручья, и в нем валялись камни. Найти гладкий яйцеобразный камешек по руке не составило труда. Бильбо отлично бросал камни в цель. Еще хоббитенком он так наупражнялся в метании, что кролики, белки и даже птицы спешили поскорее исчезнуть, завидев, как он наклоняется за «снарядом»; а когда вырос, то тоже немало времени проводил в тихих играх подобного метательно-швырятельного сорта: метал кольца, дротики, стрелял по мишеням, играл в шары и в кегли.
Вообще, надо сказать, Бильбо много чего умел, кроме стряпни, пускания колечек из дыма и загадывания загадок. Только мне об этом и раньше некогда было распространяться, а сейчас тем более. Пока он подбирал камешек, паук снова добрался до Бомбура, еще немного — и тому бы не жить.
Бильбо швырнул камень.
Камень ударил паука по голове — бац! — и паук бездыханным свалился с дерева и шлепнулся на траву, сложив все восемь ног.
Следующий камень, свистнув, прорвал паутину и угодил в паука, сидевшего в ней, — хлоп! — второй паук упал замертво.
Тут, я вам скажу, вся паучья колония засуетилась так, что про гномов забыли. Пауки не могли видеть Бильбо, но сумели угадать, откуда летят камни, и немедленно помчались в ту сторону по веткам и паутине, выбрасывая длинные ноги во всех направлениях. Смертоносные тенета, качаясь, стали заполнять пространство.
А Бильбо, незаметно перебегая на другое место, придумал, что можно сделать. Он уведет разъяренных пауков подальше от гномов, раздразнит их, разозлит и завлечет. Когда там, где он только что стоял, собралось около пятидесяти тварей, хоббит забросал их камнями да еще пару камней швырнул в тех, кто отстал, а потом стал прыгать и приплясывать между деревьями и запел песню-дразнилку, чтобы отвлечь пауков на себя, а также, чтобы гномы его голос услышали. Вот что он пел:
Может быть, получилось не очень складно, но не надо забывать, что ему самому пришлось придумывать слова, время поджимало, а обстановка была очень трудной и опасной. И он добился того, что задумал.
Эй, паук, дуралей,
Оглянись поскорей!
Ядовитый Мешок,
Не держись за сучок,
Брось плести свою сеть,
Чтоб меня углядеть!
Том-Пузан,
Жирный Жбан,
Ты дурной, как чурбан!
Ядовитый Мешок,
Не сломай себе ног!
Прыгай с дерева вниз
Да за мной погонись!
Бильбо пел, продолжал кидать камни и старался топать погромче. Буквально все пауки бросились на его голос: кто по земле, кто по веткам, перемахивая с дерева на дерево на собственных нитях. Он даже не ожидал от них такой прыти. Твари ужасно обозлились. Мало того, что в них летели камни; их обзывали «Ядовитыми Мешками», чего пауки терпеть не могут, а уж прозвища «Пузан» и «Дуралей» никто не выдержит.
Бильбо стремительно кинулся на новое место, но несколько пауков разбежались вокруг поляны и принялись быстро заплетать тенетами промежутки между стволами. Скоро хоббит окажется в плотной загородке — так они, наверное, думали. Стоя в самой середине поляны в окружении снующих и плетущих насекомых, Бильбо собрал все свое мужество и начал новую дразнилку:
Тут он обернулся и обнаружил, что последний проход между двумя высокими деревьями уже затянут паутиной — но, к счастью, не настоящими тенетами, а всего лишь несколькими двойными нитями, наспех переброшенными от ствола к стволу. Мечик снова пошел в ход. Хоббит разрубил паутину, опять запел и побежал дальше.
Шлеп-Слюнтяй, Лоб-Лентяй!
Зря ты сети тянешь!
Я вкусней мотылей,
Только не достанешь!
Толстуны, Пузаны!
А я мал, да ловок!
Ускользну, улизну
Из ваших веревок!
Пауки увидели меч. Вряд ли они знали, что это такое, но все же поспешили за хоббитом, чуть не лопаясь от ярости; снова замелькали на земле и на ветках мохнатые ноги, скрипели и щелкали жвала, капала пена, вылезали из орбит выпученные глаза. Твари гнались за Бильбо до тех пор, пока он сам не испугался, что забежал слишком далеко и может заблудиться. Тут он перестал петь и тише мыши прокрался обратно.
Он знал, что каждое мгновение драгоценно; пауки сообразят, что никого нет, и вернутся туда, где развесили гномов. За считанные минуты их надо освободить. Труднее всего оказалось влезть на длинную ветку, где раскачивались свертки. Боюсь, он не сумел бы этого сделать, если б какой-то паук не оставил паутину. Обдирая руки липкой веревкой, хоббит с ее помощью вскарабкался наверх и столкнулся со старым медлительным пауком, который остался стеречь пленников и деловито пощипывал их, выясняя, кто сочнее. Он, видно, собирался попировать, пока остальные отсутствовали, но господину Торбинсу было очень некогда, и прежде, чем паук понял, в чем дело, его проткнули Жалом, и он мертвый скатился с дерева.
Следующей задачей Бильбо было освобождение первого гнома. Как это сделать? Если отрубить веревку, на которой он подвешен, то несчастный рухнет вниз с высоты и брякнется оземь. Ползком по ветке (при этом бедные гномы закружились на веревках) Бильбо с трудом добрался до ближайшего свертка. «Фили или Кили, — подумал он, заметив край голубого капюшона. — Но, скорее, Фили», — потому что из веревок торчал кончик длинного носа. Перегнувшись через ветку, хоббит с трудом разрубил самые толстые липкие путы, и из свертка в самом деле появился Фили, изо всех сил работая локтями и коленками. Боюсь, что Бильбо не очень вежливо рассмеялся, глядя, как гном дергает затекшими руками и ногами, словно пляшет на веревке, которая держит его подмышками. Бывают такие потешные игрушки на веревочках.
Но вот Фили кое-как подтянулся, влез на ветку и стал помогать хоббиту изо всех сил, несмотря на то, что ему самому еще было очень плохо от паучьего яда и от того, что он полночи и день провисел, крутясь на веревке, заплетенный паутиной, только нос наружу. Потом он очень долго счищал липкую гадость с ресниц и бровей, а бороду пришлось во многих местах выстричь. Ну так вот, они вдвоем стали подтягивать гномов на ветку по очереди и рубить на них веревки. Все чувствовали себя примерно так же паршиво, как Фили, а кое-кто еще хуже. Некоторые чуть не задохнулись (как видите, длинные носы иногда полезны), а некоторые получили больше яда.
Вот уже свободны Кили, Бофур, Бифур, Дори и Нори. Бедняге Бомбуру пришлось настолько плохо (он был самый толстый, и его все время щипали и дергали), что он не удержался на ветке, плюхнулся на землю — к счастью, на кучу листьев, — и остался лежать, как упал. Еще пять гномов оставались висеть, когда начали возвращаться пауки, разъяренные больше, чем раньше.
Бильбо немедленно перебрался по ветке к стволу и стал отбиваться от тех, кто полез на дерево. Когда он спасал Фили, то Кольцо снял, а снова надеть забыл, и теперь все пауки, захлебываясь от ярости, зашипели:
— Теперь мы тебя видим, гадкая малявка! Мы тебя съедим, а кожу и кости вывесим на дереве! Уф-ф! У него, кажется. Жало? Ничего,мы все равно его поймаем, и будет он у нас висеть вниз головой не один день!
Пока они шипели, а Бильбо отбивался, гномы продолжали рубить ножами паутину, высвобождая из плена своих собратьев. Скоро все будут свободны, а дальше что? Ночью в темноте пауки напали неожиданно и поймали их довольно легко. На этот раз битва будет жестокой.