Страница:
– Хорошо, давай убираться отсюда – до того, как они закончат с янки.
Хайд силой вывел его на поднявший тучи песка ветер. Касс задрожал от холода. На летное поле к беспорядочно разбросанным вертолетам круто опускался военно-транспортный самолет. Из одной из больших русских транспортных "вертушек" выбирались крошечные фигурки солдат; словно муравьи, подумал Хайд. Он посмотрел на северо-восток, в сторону гор. Туда, приятель... там твое место. Не доходя до стоянки, Касс, привлекая внимание Хайда, ухватился за руку.
– Куда едем? – потребовал он, будто Хайд собирался его обмануть; это от бессилия. В глазах снова лихорадочный блеск. – Куда, твою мать, мы едем? – повторил он, махая руками на тесно окружившие горы, несущиеся бесконечной чередой рваные облака, посадочное поле, разбросанные по долине извивающегося тонкой змеей Гилгита деревья и строения. – Какого черта ты там делал, усадив меня, словно свою дряхлую бабку?
Выплескивая накопившееся напряжение, Касс перешел на крик, угрожающе надвигаясь на Хайда.
Хайд повел плечами.
– Тебе не понравится...
Оглянулся на дверь турбазы. На крыше полоскался вымпел. На фоне гор здания казались маленькими, в страхе прижавшимися друг к другу... сколько же здесь, черт возьми, гор!
– Почему?
– Потому что мне самому не нравится! – выпалил Хайд, словно его обвиняли в собственной беспомощности. Взявшись за ручку дверцы, обернулся к Кассу. Под взглядом Хайда, тяжелым, потухшим, злость того улетучилась. – Смотри туда, – махнул рукой. – Они здесь не для того, чтобы играть в долбаное поло, Фил! Им нужны мы – только мы. Шармар все уже устроил. В Пакистане больше не безопасно. – Он-то знал об этом уже давно, потому-то они в Гилгите, на пути в... Не надо ему говорить, пока не надо. – Нам придется... выбираться пешком. Ножками.
На Касса словно дунуло ветром. Он заколыхался, как белье на веревке.
– Я не могу, – наконец вздохнул он.
Прислонившись к "лендроверу", зачарованно и методично – так движется каретка пишущей машинки – забегал остекленевшими глазами по тянущимся к северу и западу горам.
– Поехали, – сказал Хайд, подталкивая к пассажирской дверце автомобиля. – Пешком не всю дорогу... но давай-ка сейчас, пока...
Поздно.
В дверях отеля появились хавилдар и его капрал. Стеклянная дверь скользнула на место, отражая их фигуры. И горы. Моментально обратили внимание на "лендровер" и стоящих рядом двух европейцев. Касс их не видел... потом повернулся и в безумном страхе посмотрел на Хайда.
– Давай садись, – приказал Хайд.
Один из них крикнул на урду, потом на английском. Пока что просто привлекая внимание, почти вежливо. Потом, когда Хайд, захлопнув дверцу за Кассом, будто не замечая, обошел машину и стал залезать на место водителя, более повелительно. Последовала команда. Солдаты заторопились, не то чтобы побежали, но ускорили шаг и, расстегивая на ходу грозно развевающиеся шинели, полезли за пистолетами.
Транспортный самолет приземлился и стал выруливать по полю. В выглянувшем на минуту солнце вращающийся ротор одного из вертолетов казался ослепительным сияющим щитом. Река, мелькнув, снова потускнела, стала холодной, враждебной. Хайд запустил мотор. Наик достал пистолет, но стрелять, видно, не решался. Сержант тоже, кажется, смутился – не перестарались ли. Хайд выжал сцепление. Лицо хавилдара с удивленно поднятыми усами прильнуло к окошку Касса, но машина, визжа шинами, рванула со стоянки и, подпрыгнув, выскочила на дорогу. В зеркальце ошеломленные лица замерших на месте солдат. Потом сержант, пошарив за пазухой, достал какую-то вещицу и приложил к щеке. Хайд круто вывернул "лендровер", чуть не столкнувшись с тележкой, доверху заваленной овощами и незнакомыми, похожими на крошечные легкие, сушеными фруктами. Солдаты, очевидно, вызывавшие подмогу, исчезли из виду. Но второй раз такие, как они с Кассом, путешествующие без бумаг, их уже не обманут. Касс с бледным осунувшимся лицом откинулся на сиденье. Они ехали параллельно посадочной полосе.
Между зеленовато-коричневыми военно-транспортными махинами, словно яркие конфетки, две-три частные или туристские авиетки.
Преобладают русские и французские вертолеты. Два недавно приземлившихся грузовых "Геркулеса". Дорога свернула на протянувшуюся через весь Гилгит Синема-Базар и летное поле. "Геркулесы" и солдаты, выходящие цепочкой из грузового люка на вновь украдкой выглянувшее солнце, исчезли из виду. Шармары использовали свои возможности. У них на содержании достаточно пакистанских генералов, чтобы то, что они задумали, исполнилось. А задумали они убрать их с Кассом.
Лавируя между свободно бродящими животными, едущими тележками, броско раскрашенными автобусами, военными грузовиками и джипами, "лендровер" мчался по бесконечному коридору из лавок и лотков. На людной площади Хайд круто свернул направо, потом налево, пробиваясь сквозь толпы пешеходов, хлынувших на Читрал-роуд, будто спешащих стать свидетелями предстоящей погони. Касс в ужасе смотрел вперед, как будто перед ним разверзлась земля. Не выдержит, не выдержит, вертелось в голове Хайда.
Восстановленная мечеть, поредевшая толпа, впереди открытая дорога, нависшие горы. Стадион для игры в поло почти полон. Волнение и рев болельщиков, словно непрерывно разбивающийся о скалы морской прибой. Потом пыльный город как-то сразу уступил место унылым, заброшенным, шатающимся под ветром палаткам, развалюхам из жестянок из-под бензина и мазанкам афганских беженцев. Большеглазые ребятишки, один без левой ноги, несколько тощих псов, потерянно глядящие мужчины, терпеливо несущие свое бремя женщины. Унылое зрелище нищеты и запустения. На всем словно многолетний слой пыли. Видневшийся в зеркальце минарет постепенно пропал. Позади пустая дорога.
Впереди тоже. Автобусы уже высадили болельщиков поло. В кои-то веки пришли по расписанию. Параллельно дороге несет густую, как застывшая грязь, воду река.
– Не могу, Хайд. Не могу! – прервал молчание Касс.
Казалось, неудовлетворен собой, но в то же время ищет виноватых; будто его ввели в заблуждение, обманули. Словно бы рассчитывал на награду, ожидал получить что-то почти за так... Однако в чем его винить? Два или три сломанных ребра, силы на исходе. Не выдюжит. Хайд здесь бывал, знает.
Хайд сбавил скорость, зеркальце запылилось. Сжал безвольно лежавшую на колене кисть Касса.
– Другого выхода нет, Фил, – терпеливо, как можно мягче, уговаривал он. Круто вывернул баранку, объезжая кучу валунов на краю дороги, и снова положил ладонь на руку Касса. – Поверь мне.
– Где же тогда долбаный Шелли? – как ребенок, всхлипнул Касс.
– Будет на месте. Условлено... Я говорил с его женой, она обещала передать! Роз знает, где мы должны быть к завтрашнему дню. Я взял Шелли за яйца, ему придется показать, на что способен.
– Как... где? – громко всхлипывая, спросил Касс.
– В Афганистане, – помолчав, спокойно произнес Хайд.
Касс, блеснув пустыми глазами, повернулся к нему безжизненным лицом.
– Где?
– По ту сторону границы. Туда они не смогут. – Или не станут. – Мы должны выбраться. Знаешь, от того места, где нам придется бросить "лендровер", всего десять-двенадцать миль, не больше. Осилим. Вверх по долине Ишкумана дорога доходит до Чиллинджи... по крайней мере, проходима для такой машины, как наша. Оттуда пешком по тропе. Справимся...
– Я просто не смогу, – не дослушав, окончательно отрубил Касс.
И Пракеш... застывший у белеющего в сумерках окна гостиной, рассеянно глядя на холмистую гряду. Еще ее пугали воспоминания о минувшем дне.
Стараясь не издать ни звука, Сара судорожно сглотнула. Шороха кондиционера почти не слышно, как будто они погрузились в молчание; все ее эмоции исчерпались в течение долгого дня, проведенного в ожидании, когда явится В.К. – а скорее, Пракеш – и начнет допрашивать относительно Роз... проклятая Роз! Ее великодушный жест, способствовавший побегу с поезда, теперь казался не только бесполезным – просто-напросто невероятной романтической глупостью. Пракеш по-прежнему стоял у окна, садившееся солнце ореолом очерчивало его фигуру и играло на стекле стакана и бутылки в его руках. Ей показалось, что за окном мелькнул выискивающий добычу орел или крупный коршун. Все виденное выводило из равновесия, наталкивало на мысли о самообмане, даром растраченной жизни. Она весь день просидела у окна, бездумно глядя на холмы, и место это опротивело ей, как оставшийся во рту привкус выпитого против желания спиртного.
Пракеш обернулся. Она постаралась казаться спокойной.
– Почему ты не явилась к нам на службу? – вкрадчиво спросил он.
– Было из-за чего? – ответила она. – В.К. в Калькутте. Выборные дела я не выношу. Извини.
Даже на темном лице видно, как блеснули глаза. Холмы позади него исчезли, и в дымном золотистом закате видны одни административные здания и многоэтажные дома.
– Должна была прийти и доложить мне! – отрезал он. – Ты отвечала за эту проклятую бабу! – Она почувствовала, как быстро бегут мысли. Он в комнате всего несколько минут, успел налить себе, торопливо, рассерженно, расплескав виски на кружевную салфетку. Рванулся к окну и застыл, восстанавливая дыхание перед разговором. Всего несколько минут. Ей мысленно хотелось спрятаться от него; или снова превратить в случайного робкого гостя... В того Пракеша, который когда-то служил лишь тенью брата. – Это ты дала ей удрать! Я тебе звонил – сюда, но, видите ли, она очень устала! – Он со злобой шагнул к ней, готовый плеснуть из стакана ей в лицо. Сара отшатнулась. Если уж он подозревает... Помолчав, яростно крикнул: – Где она, черт побери?
– Откуда я знаю? Пракеш, я же попросила прощения. Раздобыла пленки, кассеты. Больше в ее багаже ничего не нашла. Уверяю, что искала на совесть. Разве так важно, где она?
Пракеш Шармар был в нерешительности, по всей видимости, растерян, как будто не все от него зависело. Значит, не поймали тех двоих – любовника Сирины и любовника Роз, поняла она. Они, как и Роз, все еще на свободе. По какой-то причине Шармар страшился этой затянувшейся свободы. Неужели они так опасны?
– Может оказаться, что очень важно. Да, часть поручения ты выполнила неплохо, Сара. Но ты должна была следить за этой бабой, пока она не сойдет с поезда в Дели. Мы были готовы... – Остановившись на полуслове, отвернулся. – Мы бы о ней позаботились, – закончил он скороговоркой.
– Да она ничего собой не представляет. Какой от нее вред, право?
Пракеш повернулся к ней.
– На вокзале ты взяла и ушла от наших людей... почему?
– Устала! Думаешь, зная, чего вы от меня требуете, я спала в поезде?
Откинула с лица волосы. Один заработанный в Сринагаре синяк все еще болел.
– Я не мог сюда приехать, – проворчал он. – Только что выбрался. Не было времени сосредоточиться на поисках этой бабы. Понимаешь, сколько проблем возникло из-за твоей небрежности? Понимаешь?
Еще два коротких, стремительных, опасных шага в ее сторону; она снова отпрянула в угол дивана. Изысканность обстановки, как и ее собственная элегантность, казалось, утратили значение. Если даже Пракеш...
– Извини, – с насмешливым вызовом ответила она. – Твои люди не лучше. Даже не видели, как она сходила с поезда.
– Им уже дали понять, что к чему, – заявил он. – Но время упущено и поисками занимались идиоты! – взорвался он, словно мельницами, махая руками. – Куда она могла податься? – потребовал он. – Говорила что-нибудь? Есть у нее друзья, помощники, здесь, в Дели? За британским Верховным комиссариатом следят, разные конторы, которыми пользуются их шпионы, под наблюдением. Кого она собиралась повидать в Дели?
Ощущение такое, что он грубо трясет ее за плечи.
Сара покачала головой. Странно, он считает, что Роз бежала из Сринагара, а не из Индии. Видно, сказывается бюрократический образ мышления. Считает, что она обязательно будет искать помощи здесь, проходить по каналам?.. Может быть, из-за того, что Хайд все еще на воле. Обе пока еще в Индии, и он исходит из того, что в ней они останутся. Что предпримет Роз? Оставит Хайда одного? Нет, этого она не сделает... выходит, она все еще должна быть в Дели, пытаясь найти помощь.
– Не знаю. Если ее любовник шпион, то и она подастся к другим шпионам – верно?
– Не знаю.
В сумочке у Роз не было никаких билетов, во всяком случае, Сара их не видела. Много денег, туристских чеков, кредитные карточки – но ничего такого, что подсказало бы план побега.
– Давай думай! – взревел Пракеш.
– Не могу! – крикнула она в ответ. – У меня никакого представления, что она собиралась делать... что у нее на уме. Я же ее совершенно не знаю!
В глазах Пракеша затаенное, скрываемое подозрение. Больше не делал к ней никаких движений. Был в полной нерешительности. Не мог вообразить Роз, она не подходила ни под одну из известных ему моделей. Вернулся к темневшему окну. Холмы горбились невыразительной грудой, вверху еще порхали запоздалые пичужки. Сияние городских огней затмило закат.
Сара испуганно вздрогнула, услыхав осторожный стук в дверь гостиной. Пракеш резко обернулся.
– Да? – крикнул он.
В дверь чуть ли не ворвался возбужденный шофер.
– Сэр...
– Что там, Менон? В чем дело? – поспешил навстречу Пракеш, будто собираясь то ли обнять, то ли ударить.
– Сэр... аэропорт имени Индиры Ганди... сэр!
Пракеш машинально с торжествующим видом повернулся к Саре.
– Что? – взвизгнул он по-собачьи.
– Пришло сообщение, сэр... женщину опознали...
– Какой рейс?
На мгновение Сара была сильно раздосадована – точнее, разочарована. Роз бросала... нет. Она удирала, и при ней пленка, кассеты, улики. Возвращалась, увозя с собой выкуп.
– Она в комнате отдыха пассажиров первого класса "Эр Франс", сэр.
– Когда вылетает...
– Через пятнадцать минут, сэр!
– Что?.. Почему они не?..
– Опознали всего несколько минут назад, сэр. Так мне сказали.
– Свяжи меня со службой безопасности аэропорта... нет! Дай человека Рао в партийном центре. Скорее, Менон, скорее!
Он, будто на пожаре, заметался по комнате, не разбирая ни окон, ни дверей, не зная, к чему приложить силы. Затем с пылающим лицом встал перед ней.
– Сэр! – окликнул шофер, протягивая трубку.
– Сара! – выпалил он. – Надеюсь, что ты ничего не знала. С сегодняшнего утра и до сего момента, надеюсь, не знала ничего.
И, как счастливый любовник, почти бегом поспешил к телефону.
У Сары как при расстройстве желудка свело живот. Когда поймают Роз, та расскажет, что ей помогли сбежать с поезда, что они сговорились.
И В.К. отдаст ее в руки Пракеша.
Дели ломился в окно. Аэропорт имени Индиры Ганди казался маленьким островком, в котором невозможно спрятаться с малейшей надеждой на успех. Город враждебно вздыбился за темным стеклом.
Зеленые, красные, белые огни... пробегают мимо уменьшающимися цепочками, текут, как масло, мимо иллюминатора. Ночь полыхает огнями самолетов, мчащихся по взлетной дорожке, прежде чем огромной темной иглою подняться в воздух. Дыхание успокоилось.
На коленях перевернутая вверх ногами раскрытая книга. Туфли сброшены, наушники засунуты под бок, на подлокотнике нетронутый бокал шампанского. Соседнее кресло пустует, напоминая об отсутствии Хайда, – впервые обошлось без упреков по поводу издерганных нервов, томительных часов, проведенных в комнате отдыха первого класса. Самолет отправлялся по расписанию – время теперь двигалось нормально, текло целыми, незаметными минутами. В приглушенном свете кабины взглянула на часы – восьмой час. В на две трети пустом первом классе тихо, спокойно. С заученной улыбкой на лице, машинально взглянув на нее, мимо прошла бортпроводница. Невыразительный взгляд наткнулся на усталую полную женщину средних лет. Роз облегченно вернулась к привычному образу жизни, снова стала собой.
Даже принимая во внимание восьмичасовой полет, в конце которого будет ждать Шелли, снова будет нужно действовать, делать все, что потребуется, чтобы вытащить из Кашмира Хайда с Кассом... в пудренице крошечный кусочек туалетной салфетки. С тех пор как Хайд положил его туда, она на него даже не взглянула. Могла только показать Шелли, как им пользоваться, не вникая в содержавшуюся там информацию. Шелли должен быть в Париже... Болела голова, виски, будто стянуло обручем. Поглядела на шампанское и, махнув рукой, отвернулась к окну. Видеоинструктаж по безопасности кончился тщетным призывом быть внимательными, и экран погас. Мимо иллюминатора скользили огни... медленнее?..
"747-й" замедлил движение, огни замерли, превратились в уходящую в даль цепочку неподвижных точек. На взлетной полосе взревел другой авиалайнер, давая понять, что ее рейс застрял. В плохо слышном динамике на ломаном английском разнеслось объявление командира корабля:
"...задержка... незначительная... приносим извинения за неудобства... всего несколько минут..."
Роз, уже освоившаяся в кабине, привыкшая к приглушенному свету, сбросившая с плеч груз тревог, опустошенная, была, скорее, озадачена, чем встревожена. Четверть восьмого.
К фюзеляжу "Боинга", поднимаясь на ходу, подкатил управляемый сикхом в тюрбане и белой рубашке пассажирский трап. Сзади черный лимузин со слепыми стеклами. Позади Роз открылась дверь салона, и внутрь, соперничая с кондиционером, ворвался теплый ночной воздух. Она повернула голову – просто из любопытства. Какая-нибудь опоздавшая важная шишка из местных... могли задержать вылет из-за дипломата или финансового туза. Остальные пассажиры первого класса, довольные задержкой, весело улыбались, предвкушая увидеть, кто там, запыхавшийся, вспотевший, взбежав по ступенькам, с виноватым видом появится в дверях.
У ступенек двое, третий, видимо, давая последние указания, взмахом рук торопит в самолет. Двое кивают, потом спешат вверх по ступенькам. Почти без багажа – чемоданов нет, на двоих один небольшой портфель. Французская бортпроводница встречает почтительным ободряющим взглядом – правда, ни один из них совсем не выглядит смущенным – и указывает на два места напротив Роз, по ту сторону прохода. Дверь закрылась, трап и лимузин тут же скрылись за хвостом самолета.
Отвернувшись от окна, стала устраиваться поудобнее, захлопнула лежащую на коленях, книгу, придержала бокал с шампанским, затрясшийся от движения самолета... и тут заметила, что новые пассажиры внимательно ее изучают. Двое стройных молодых индийцев в хорошо пошитых костюмах, почти не обращающих внимания на любопытные взгляды остальных пассажиров. Они смотрели на нее, как будто тщательно сравнивая ее лицо с фотографией, которую им приказали запомнить. Опознают.
Когда самолет выкатил на взлетную полосу и в иллюминаторе появились теперь далекие здания аэровокзала, они, казалось, остались удовлетворены. Один снял пиджак, и снова застегнул привязной ремень.
Теперь они не сомневались. Самолет тот самой... и она на борту. Летят с ней...
Касс отгородился от будущего, потому что оно пугало его, неумолимо надвигаясь сквозь ветровое стекло... частично из-за того, что он дальше не мог... А частично просто от изнеможения и растерянности. Не бери пассажиров, всегда говорили ему. Пиратская кассета, купленная на делийской улочке, когда он наблюдал за домом Лала, безнадежно плоха. Сквозь шипение и треск доносилась "Двадцать четыре часа от Талсы". Касс, возможно, предпочел бы Брамса или мелодии индийских par, но ни того, ни другого не было...
...да и самому надоело. Выключил магнитофон, и в машине сразу воцарилась гнетущая тишина. Потом слух стал улавливать надрывное завывание мотора, скрип рессор, шуршание дворников, счищающих поваливший снег. По его предположениям, они в лучшем случае находились в получасе езды от Чаторханда, расположенного в долине Ишкумана. Тянущаяся вдоль реки дорога доступна только машинам с четырьмя ведущими, пешеходам да запряженным ишаками повозкам. Над дорогой нависли деревья. Машина сотрясалась под непрерывными порывами ветра. Касс, казалось, загипнотизировал себя, оставаясь в забытье... ладно, приятель, твое время впереди...
Рядом с дорогой огромным черным стеклом раскинулось озеро. В одном месте от черного зеркала удирала, прячась, узкая извилистая речушка. Сквозь снежное месиво и мерзлую осоку фары высвечивали одинокие, печально согнувшиеся деревья. Хайд смотрел на почти скрывшуюся под снегом дорогу. Глаза привыкли к свету фар, хотя он с неменьшими опасениями помнил о их предательском блеске, чем в момент, когда их включал. В гаснущем свете дня он видел, как вертолеты, спускаясь к склонам гор, высокогорным лугам и берегам рек, каждый раз, прежде чем взмыть вверх, оставляли несколько крошечных фигурок. Начиная от Сингала, вдоль дороги на Гакуч. Потом он повернул на север, путь более опасный и поэтому непредвиденный. Почти час в небе было чисто, потом в высоте возникла точка, за ней другая... устремляющиеся вниз, зависающие, откладывающие маленькие черные яйца и вновь удаляющиеся прочь. Он определенно знал, что впереди них находятся войска... и позади войска. На единственной дороге будут завалы, на той самой, которая в Чиллинджи, все еще на территории Пакистана, сужается до пешеходной тропы.
Справа под рукой, как вторая рукоятка тормоза, автомат. За поясом пистолет, второй в кармане парки, в которую Патрик был вынужден облачиться из-за резко упавшей температуры.
Подобно насмешливой улыбке, над горами выплыла луна. Выключив свет, затормозил машину. Колеса, заскрипев покрышками, пошли юзом – к востоку от Гакуча менял задний лопнувший скат. Снегопад усиливался. Открыв дверцу, вылез из машины. Мрачно скрипнули башмаки. Посмотрел под ноги. На носках белеет снег. Пар изо рта моментально уносит ветром. Сразу онемели щеки. Позади в машине дремлет Касс. Пока что механическая и электрическая части машины не подводят. Бензина тоже хватит – что на исходе, так это время и дорога. Потер перчатками закоченевшее лицо, как будто стирая огорчения. От холода звенит в ушах. В ночи никаких других звуков. За одним из поворотов, или за следующим, или еще за одним ждет патруль озябших, уставших от ожидания, подозрительных солдат – вот и все. Стоп. Дальше некуда.
Со злостью пнул ногой переднее колесо. Проклятье!
Промозглая духота "лендровера", навязанное присутствие Касса, гнетущее бремя ожидания ближайшего будущего – все вызывало ощущение, какое испытываешь после семейной ссоры с нелюбимой половиной. Его трясло от беспомощности, безвыходности. Продолжал тереть лицо, но это не помогало найти выход из созданного воображением замкнутого круга. Как бы стараясь разозлить ненавистного соседа, саданулся спиной о дверцу машины. В кронах сосен тяжело вздыхал ветер. Черная холодная поверхность озера морщилась, как шкура древнего животного. Потрескивала осока.
Где-то впереди через несколько часов этому придет конец. Не этому – ему. На этот раз все по-другому, слишком по-другому, чтобы выжить. Даже Афганистан стал другим; по крайней мере, не таким, каким он его помнил. У него ни разрешения, ни официального положения. Заблудился в коридорах власти, получил временную работенку, ни тебе уважения, ни надежной поддержки. И нет никого, даже Роз, кто знает, где он. И с ним пассажир, которого придется бросить, когда весь вопрос в том, как этого избежать.
Хайд силой вывел его на поднявший тучи песка ветер. Касс задрожал от холода. На летное поле к беспорядочно разбросанным вертолетам круто опускался военно-транспортный самолет. Из одной из больших русских транспортных "вертушек" выбирались крошечные фигурки солдат; словно муравьи, подумал Хайд. Он посмотрел на северо-восток, в сторону гор. Туда, приятель... там твое место. Не доходя до стоянки, Касс, привлекая внимание Хайда, ухватился за руку.
– Куда едем? – потребовал он, будто Хайд собирался его обмануть; это от бессилия. В глазах снова лихорадочный блеск. – Куда, твою мать, мы едем? – повторил он, махая руками на тесно окружившие горы, несущиеся бесконечной чередой рваные облака, посадочное поле, разбросанные по долине извивающегося тонкой змеей Гилгита деревья и строения. – Какого черта ты там делал, усадив меня, словно свою дряхлую бабку?
Выплескивая накопившееся напряжение, Касс перешел на крик, угрожающе надвигаясь на Хайда.
Хайд повел плечами.
– Тебе не понравится...
Оглянулся на дверь турбазы. На крыше полоскался вымпел. На фоне гор здания казались маленькими, в страхе прижавшимися друг к другу... сколько же здесь, черт возьми, гор!
– Почему?
– Потому что мне самому не нравится! – выпалил Хайд, словно его обвиняли в собственной беспомощности. Взявшись за ручку дверцы, обернулся к Кассу. Под взглядом Хайда, тяжелым, потухшим, злость того улетучилась. – Смотри туда, – махнул рукой. – Они здесь не для того, чтобы играть в долбаное поло, Фил! Им нужны мы – только мы. Шармар все уже устроил. В Пакистане больше не безопасно. – Он-то знал об этом уже давно, потому-то они в Гилгите, на пути в... Не надо ему говорить, пока не надо. – Нам придется... выбираться пешком. Ножками.
На Касса словно дунуло ветром. Он заколыхался, как белье на веревке.
– Я не могу, – наконец вздохнул он.
Прислонившись к "лендроверу", зачарованно и методично – так движется каретка пишущей машинки – забегал остекленевшими глазами по тянущимся к северу и западу горам.
– Поехали, – сказал Хайд, подталкивая к пассажирской дверце автомобиля. – Пешком не всю дорогу... но давай-ка сейчас, пока...
Поздно.
В дверях отеля появились хавилдар и его капрал. Стеклянная дверь скользнула на место, отражая их фигуры. И горы. Моментально обратили внимание на "лендровер" и стоящих рядом двух европейцев. Касс их не видел... потом повернулся и в безумном страхе посмотрел на Хайда.
– Давай садись, – приказал Хайд.
Один из них крикнул на урду, потом на английском. Пока что просто привлекая внимание, почти вежливо. Потом, когда Хайд, захлопнув дверцу за Кассом, будто не замечая, обошел машину и стал залезать на место водителя, более повелительно. Последовала команда. Солдаты заторопились, не то чтобы побежали, но ускорили шаг и, расстегивая на ходу грозно развевающиеся шинели, полезли за пистолетами.
Транспортный самолет приземлился и стал выруливать по полю. В выглянувшем на минуту солнце вращающийся ротор одного из вертолетов казался ослепительным сияющим щитом. Река, мелькнув, снова потускнела, стала холодной, враждебной. Хайд запустил мотор. Наик достал пистолет, но стрелять, видно, не решался. Сержант тоже, кажется, смутился – не перестарались ли. Хайд выжал сцепление. Лицо хавилдара с удивленно поднятыми усами прильнуло к окошку Касса, но машина, визжа шинами, рванула со стоянки и, подпрыгнув, выскочила на дорогу. В зеркальце ошеломленные лица замерших на месте солдат. Потом сержант, пошарив за пазухой, достал какую-то вещицу и приложил к щеке. Хайд круто вывернул "лендровер", чуть не столкнувшись с тележкой, доверху заваленной овощами и незнакомыми, похожими на крошечные легкие, сушеными фруктами. Солдаты, очевидно, вызывавшие подмогу, исчезли из виду. Но второй раз такие, как они с Кассом, путешествующие без бумаг, их уже не обманут. Касс с бледным осунувшимся лицом откинулся на сиденье. Они ехали параллельно посадочной полосе.
Между зеленовато-коричневыми военно-транспортными махинами, словно яркие конфетки, две-три частные или туристские авиетки.
Преобладают русские и французские вертолеты. Два недавно приземлившихся грузовых "Геркулеса". Дорога свернула на протянувшуюся через весь Гилгит Синема-Базар и летное поле. "Геркулесы" и солдаты, выходящие цепочкой из грузового люка на вновь украдкой выглянувшее солнце, исчезли из виду. Шармары использовали свои возможности. У них на содержании достаточно пакистанских генералов, чтобы то, что они задумали, исполнилось. А задумали они убрать их с Кассом.
Лавируя между свободно бродящими животными, едущими тележками, броско раскрашенными автобусами, военными грузовиками и джипами, "лендровер" мчался по бесконечному коридору из лавок и лотков. На людной площади Хайд круто свернул направо, потом налево, пробиваясь сквозь толпы пешеходов, хлынувших на Читрал-роуд, будто спешащих стать свидетелями предстоящей погони. Касс в ужасе смотрел вперед, как будто перед ним разверзлась земля. Не выдержит, не выдержит, вертелось в голове Хайда.
Восстановленная мечеть, поредевшая толпа, впереди открытая дорога, нависшие горы. Стадион для игры в поло почти полон. Волнение и рев болельщиков, словно непрерывно разбивающийся о скалы морской прибой. Потом пыльный город как-то сразу уступил место унылым, заброшенным, шатающимся под ветром палаткам, развалюхам из жестянок из-под бензина и мазанкам афганских беженцев. Большеглазые ребятишки, один без левой ноги, несколько тощих псов, потерянно глядящие мужчины, терпеливо несущие свое бремя женщины. Унылое зрелище нищеты и запустения. На всем словно многолетний слой пыли. Видневшийся в зеркальце минарет постепенно пропал. Позади пустая дорога.
Впереди тоже. Автобусы уже высадили болельщиков поло. В кои-то веки пришли по расписанию. Параллельно дороге несет густую, как застывшая грязь, воду река.
– Не могу, Хайд. Не могу! – прервал молчание Касс.
Казалось, неудовлетворен собой, но в то же время ищет виноватых; будто его ввели в заблуждение, обманули. Словно бы рассчитывал на награду, ожидал получить что-то почти за так... Однако в чем его винить? Два или три сломанных ребра, силы на исходе. Не выдюжит. Хайд здесь бывал, знает.
Хайд сбавил скорость, зеркальце запылилось. Сжал безвольно лежавшую на колене кисть Касса.
– Другого выхода нет, Фил, – терпеливо, как можно мягче, уговаривал он. Круто вывернул баранку, объезжая кучу валунов на краю дороги, и снова положил ладонь на руку Касса. – Поверь мне.
– Где же тогда долбаный Шелли? – как ребенок, всхлипнул Касс.
– Будет на месте. Условлено... Я говорил с его женой, она обещала передать! Роз знает, где мы должны быть к завтрашнему дню. Я взял Шелли за яйца, ему придется показать, на что способен.
– Как... где? – громко всхлипывая, спросил Касс.
– В Афганистане, – помолчав, спокойно произнес Хайд.
Касс, блеснув пустыми глазами, повернулся к нему безжизненным лицом.
– Где?
– По ту сторону границы. Туда они не смогут. – Или не станут. – Мы должны выбраться. Знаешь, от того места, где нам придется бросить "лендровер", всего десять-двенадцать миль, не больше. Осилим. Вверх по долине Ишкумана дорога доходит до Чиллинджи... по крайней мере, проходима для такой машины, как наша. Оттуда пешком по тропе. Справимся...
– Я просто не смогу, – не дослушав, окончательно отрубил Касс.
* * *
Это было одно из многочисленных владений семейства Шармаров в Дели и его окрестностях, но она всегда предпочитала останавливаться здесь. Дом не ее, но больше никто здесь не жил. Роскошное просторное бунгало в привилегированном анклаве Чанакьяпури, выходившее окнами на лесистый горный кряж, зеленый островок в окружении бетонных дюн города. Достаточно уединенное, чтобы крики павлинов не заглушались шумом машин на Сардар-Патель-марге. Здесь всегда дул прохладный ветерок. Иногда в окнах гостиной или малой столовой промелькнет ярким оперением птица или скользнет массивный силуэт самца голубой антилопы. Кажущаяся отдаленность от города, близость дикой природы, обнаженные тела ее и В.К., сидящих после случки у окна, прихлебывая шампанское... теперь эти видения вызывали у нее отвращение.И Пракеш... застывший у белеющего в сумерках окна гостиной, рассеянно глядя на холмистую гряду. Еще ее пугали воспоминания о минувшем дне.
Стараясь не издать ни звука, Сара судорожно сглотнула. Шороха кондиционера почти не слышно, как будто они погрузились в молчание; все ее эмоции исчерпались в течение долгого дня, проведенного в ожидании, когда явится В.К. – а скорее, Пракеш – и начнет допрашивать относительно Роз... проклятая Роз! Ее великодушный жест, способствовавший побегу с поезда, теперь казался не только бесполезным – просто-напросто невероятной романтической глупостью. Пракеш по-прежнему стоял у окна, садившееся солнце ореолом очерчивало его фигуру и играло на стекле стакана и бутылки в его руках. Ей показалось, что за окном мелькнул выискивающий добычу орел или крупный коршун. Все виденное выводило из равновесия, наталкивало на мысли о самообмане, даром растраченной жизни. Она весь день просидела у окна, бездумно глядя на холмы, и место это опротивело ей, как оставшийся во рту привкус выпитого против желания спиртного.
Пракеш обернулся. Она постаралась казаться спокойной.
– Почему ты не явилась к нам на службу? – вкрадчиво спросил он.
– Было из-за чего? – ответила она. – В.К. в Калькутте. Выборные дела я не выношу. Извини.
Даже на темном лице видно, как блеснули глаза. Холмы позади него исчезли, и в дымном золотистом закате видны одни административные здания и многоэтажные дома.
– Должна была прийти и доложить мне! – отрезал он. – Ты отвечала за эту проклятую бабу! – Она почувствовала, как быстро бегут мысли. Он в комнате всего несколько минут, успел налить себе, торопливо, рассерженно, расплескав виски на кружевную салфетку. Рванулся к окну и застыл, восстанавливая дыхание перед разговором. Всего несколько минут. Ей мысленно хотелось спрятаться от него; или снова превратить в случайного робкого гостя... В того Пракеша, который когда-то служил лишь тенью брата. – Это ты дала ей удрать! Я тебе звонил – сюда, но, видите ли, она очень устала! – Он со злобой шагнул к ней, готовый плеснуть из стакана ей в лицо. Сара отшатнулась. Если уж он подозревает... Помолчав, яростно крикнул: – Где она, черт побери?
– Откуда я знаю? Пракеш, я же попросила прощения. Раздобыла пленки, кассеты. Больше в ее багаже ничего не нашла. Уверяю, что искала на совесть. Разве так важно, где она?
Пракеш Шармар был в нерешительности, по всей видимости, растерян, как будто не все от него зависело. Значит, не поймали тех двоих – любовника Сирины и любовника Роз, поняла она. Они, как и Роз, все еще на свободе. По какой-то причине Шармар страшился этой затянувшейся свободы. Неужели они так опасны?
– Может оказаться, что очень важно. Да, часть поручения ты выполнила неплохо, Сара. Но ты должна была следить за этой бабой, пока она не сойдет с поезда в Дели. Мы были готовы... – Остановившись на полуслове, отвернулся. – Мы бы о ней позаботились, – закончил он скороговоркой.
– Да она ничего собой не представляет. Какой от нее вред, право?
Пракеш повернулся к ней.
– На вокзале ты взяла и ушла от наших людей... почему?
– Устала! Думаешь, зная, чего вы от меня требуете, я спала в поезде?
Откинула с лица волосы. Один заработанный в Сринагаре синяк все еще болел.
– Я не мог сюда приехать, – проворчал он. – Только что выбрался. Не было времени сосредоточиться на поисках этой бабы. Понимаешь, сколько проблем возникло из-за твоей небрежности? Понимаешь?
Еще два коротких, стремительных, опасных шага в ее сторону; она снова отпрянула в угол дивана. Изысканность обстановки, как и ее собственная элегантность, казалось, утратили значение. Если даже Пракеш...
– Извини, – с насмешливым вызовом ответила она. – Твои люди не лучше. Даже не видели, как она сходила с поезда.
– Им уже дали понять, что к чему, – заявил он. – Но время упущено и поисками занимались идиоты! – взорвался он, словно мельницами, махая руками. – Куда она могла податься? – потребовал он. – Говорила что-нибудь? Есть у нее друзья, помощники, здесь, в Дели? За британским Верховным комиссариатом следят, разные конторы, которыми пользуются их шпионы, под наблюдением. Кого она собиралась повидать в Дели?
Ощущение такое, что он грубо трясет ее за плечи.
Сара покачала головой. Странно, он считает, что Роз бежала из Сринагара, а не из Индии. Видно, сказывается бюрократический образ мышления. Считает, что она обязательно будет искать помощи здесь, проходить по каналам?.. Может быть, из-за того, что Хайд все еще на воле. Обе пока еще в Индии, и он исходит из того, что в ней они останутся. Что предпримет Роз? Оставит Хайда одного? Нет, этого она не сделает... выходит, она все еще должна быть в Дели, пытаясь найти помощь.
– Не знаю. Если ее любовник шпион, то и она подастся к другим шпионам – верно?
– Не знаю.
В сумочке у Роз не было никаких билетов, во всяком случае, Сара их не видела. Много денег, туристских чеков, кредитные карточки – но ничего такого, что подсказало бы план побега.
– Давай думай! – взревел Пракеш.
– Не могу! – крикнула она в ответ. – У меня никакого представления, что она собиралась делать... что у нее на уме. Я же ее совершенно не знаю!
В глазах Пракеша затаенное, скрываемое подозрение. Больше не делал к ней никаких движений. Был в полной нерешительности. Не мог вообразить Роз, она не подходила ни под одну из известных ему моделей. Вернулся к темневшему окну. Холмы горбились невыразительной грудой, вверху еще порхали запоздалые пичужки. Сияние городских огней затмило закат.
Сара испуганно вздрогнула, услыхав осторожный стук в дверь гостиной. Пракеш резко обернулся.
– Да? – крикнул он.
В дверь чуть ли не ворвался возбужденный шофер.
– Сэр...
– Что там, Менон? В чем дело? – поспешил навстречу Пракеш, будто собираясь то ли обнять, то ли ударить.
– Сэр... аэропорт имени Индиры Ганди... сэр!
Пракеш машинально с торжествующим видом повернулся к Саре.
– Что? – взвизгнул он по-собачьи.
– Пришло сообщение, сэр... женщину опознали...
– Какой рейс?
На мгновение Сара была сильно раздосадована – точнее, разочарована. Роз бросала... нет. Она удирала, и при ней пленка, кассеты, улики. Возвращалась, увозя с собой выкуп.
– Она в комнате отдыха пассажиров первого класса "Эр Франс", сэр.
– Когда вылетает...
– Через пятнадцать минут, сэр!
– Что?.. Почему они не?..
– Опознали всего несколько минут назад, сэр. Так мне сказали.
– Свяжи меня со службой безопасности аэропорта... нет! Дай человека Рао в партийном центре. Скорее, Менон, скорее!
Он, будто на пожаре, заметался по комнате, не разбирая ни окон, ни дверей, не зная, к чему приложить силы. Затем с пылающим лицом встал перед ней.
– Сэр! – окликнул шофер, протягивая трубку.
– Сара! – выпалил он. – Надеюсь, что ты ничего не знала. С сегодняшнего утра и до сего момента, надеюсь, не знала ничего.
И, как счастливый любовник, почти бегом поспешил к телефону.
У Сары как при расстройстве желудка свело живот. Когда поймают Роз, та расскажет, что ей помогли сбежать с поезда, что они сговорились.
И В.К. отдаст ее в руки Пракеша.
* * *
Почти всю вторую половину дня она сквозь затемненное стекло смотрела на подернутые дымкой беспорядочные очертания видневшегося вдали Дели. Теперь же в маленький иллюминатор у ее кресла в первом классе "Боинга" видны только вспышки рекламы на здании аэропорта да посадочные огни; на месте Дели еле различимая светлая дымка. Роз откинулась в кресле. На видеоэкране, сопровождаемые громкими бессмысленными комментариями, демонстрируются действия в случае аварии. Закрыла глаза. "747-й", переваливаясь и подпрыгивая, катился к взлетной полосе, чтобы терпеливо встать в очередь. Она пугалась собственного прерывистого дыхания, в котором впервые с тех пор, как она вошла в комнату отдыха "Эр Франс", чувствовалось облегчение.Дели ломился в окно. Аэропорт имени Индиры Ганди казался маленьким островком, в котором невозможно спрятаться с малейшей надеждой на успех. Город враждебно вздыбился за темным стеклом.
Зеленые, красные, белые огни... пробегают мимо уменьшающимися цепочками, текут, как масло, мимо иллюминатора. Ночь полыхает огнями самолетов, мчащихся по взлетной дорожке, прежде чем огромной темной иглою подняться в воздух. Дыхание успокоилось.
На коленях перевернутая вверх ногами раскрытая книга. Туфли сброшены, наушники засунуты под бок, на подлокотнике нетронутый бокал шампанского. Соседнее кресло пустует, напоминая об отсутствии Хайда, – впервые обошлось без упреков по поводу издерганных нервов, томительных часов, проведенных в комнате отдыха первого класса. Самолет отправлялся по расписанию – время теперь двигалось нормально, текло целыми, незаметными минутами. В приглушенном свете кабины взглянула на часы – восьмой час. В на две трети пустом первом классе тихо, спокойно. С заученной улыбкой на лице, машинально взглянув на нее, мимо прошла бортпроводница. Невыразительный взгляд наткнулся на усталую полную женщину средних лет. Роз облегченно вернулась к привычному образу жизни, снова стала собой.
Даже принимая во внимание восьмичасовой полет, в конце которого будет ждать Шелли, снова будет нужно действовать, делать все, что потребуется, чтобы вытащить из Кашмира Хайда с Кассом... в пудренице крошечный кусочек туалетной салфетки. С тех пор как Хайд положил его туда, она на него даже не взглянула. Могла только показать Шелли, как им пользоваться, не вникая в содержавшуюся там информацию. Шелли должен быть в Париже... Болела голова, виски, будто стянуло обручем. Поглядела на шампанское и, махнув рукой, отвернулась к окну. Видеоинструктаж по безопасности кончился тщетным призывом быть внимательными, и экран погас. Мимо иллюминатора скользили огни... медленнее?..
"747-й" замедлил движение, огни замерли, превратились в уходящую в даль цепочку неподвижных точек. На взлетной полосе взревел другой авиалайнер, давая понять, что ее рейс застрял. В плохо слышном динамике на ломаном английском разнеслось объявление командира корабля:
"...задержка... незначительная... приносим извинения за неудобства... всего несколько минут..."
Роз, уже освоившаяся в кабине, привыкшая к приглушенному свету, сбросившая с плеч груз тревог, опустошенная, была, скорее, озадачена, чем встревожена. Четверть восьмого.
К фюзеляжу "Боинга", поднимаясь на ходу, подкатил управляемый сикхом в тюрбане и белой рубашке пассажирский трап. Сзади черный лимузин со слепыми стеклами. Позади Роз открылась дверь салона, и внутрь, соперничая с кондиционером, ворвался теплый ночной воздух. Она повернула голову – просто из любопытства. Какая-нибудь опоздавшая важная шишка из местных... могли задержать вылет из-за дипломата или финансового туза. Остальные пассажиры первого класса, довольные задержкой, весело улыбались, предвкушая увидеть, кто там, запыхавшийся, вспотевший, взбежав по ступенькам, с виноватым видом появится в дверях.
У ступенек двое, третий, видимо, давая последние указания, взмахом рук торопит в самолет. Двое кивают, потом спешат вверх по ступенькам. Почти без багажа – чемоданов нет, на двоих один небольшой портфель. Французская бортпроводница встречает почтительным ободряющим взглядом – правда, ни один из них совсем не выглядит смущенным – и указывает на два места напротив Роз, по ту сторону прохода. Дверь закрылась, трап и лимузин тут же скрылись за хвостом самолета.
Отвернувшись от окна, стала устраиваться поудобнее, захлопнула лежащую на коленях, книгу, придержала бокал с шампанским, затрясшийся от движения самолета... и тут заметила, что новые пассажиры внимательно ее изучают. Двое стройных молодых индийцев в хорошо пошитых костюмах, почти не обращающих внимания на любопытные взгляды остальных пассажиров. Они смотрели на нее, как будто тщательно сравнивая ее лицо с фотографией, которую им приказали запомнить. Опознают.
Когда самолет выкатил на взлетную полосу и в иллюминаторе появились теперь далекие здания аэровокзала, они, казалось, остались удовлетворены. Один снял пиджак, и снова застегнул привязной ремень.
Теперь они не сомневались. Самолет тот самой... и она на борту. Летят с ней...
* * *
Последний луч света на самой высокой вершине погас, словно выключили лампочку, – сразу полная темнота. Тут же вспыхнули фары, как будто не от его руки, а сам "лендровер" среагировал на темноту. Тонкий снежный покров больше не отражал достаточно света, чтобы можно было ехать дальше, определяя направление по снегопаду. Хайд взглянул на Касса. Тот дремал, оглушенный болеутоляющим: боль в сломанных ребрах была невыносимой. Хайд понимал, что Касс чувствует себя, как чувствуют некоторое время спустя после страшной катастрофы. Подключенный к аккумулятору кассетник издавал монотонные звуки, пытаясь пробиться до сознания Касса, находящегося будто в состоянии мозговой комы. "Не уходи, Рене"... "Какой чудесный мир"... Записи хитов шестидесятых и семидесятых годов, кажется, до него не доходили.Касс отгородился от будущего, потому что оно пугало его, неумолимо надвигаясь сквозь ветровое стекло... частично из-за того, что он дальше не мог... А частично просто от изнеможения и растерянности. Не бери пассажиров, всегда говорили ему. Пиратская кассета, купленная на делийской улочке, когда он наблюдал за домом Лала, безнадежно плоха. Сквозь шипение и треск доносилась "Двадцать четыре часа от Талсы". Касс, возможно, предпочел бы Брамса или мелодии индийских par, но ни того, ни другого не было...
...да и самому надоело. Выключил магнитофон, и в машине сразу воцарилась гнетущая тишина. Потом слух стал улавливать надрывное завывание мотора, скрип рессор, шуршание дворников, счищающих поваливший снег. По его предположениям, они в лучшем случае находились в получасе езды от Чаторханда, расположенного в долине Ишкумана. Тянущаяся вдоль реки дорога доступна только машинам с четырьмя ведущими, пешеходам да запряженным ишаками повозкам. Над дорогой нависли деревья. Машина сотрясалась под непрерывными порывами ветра. Касс, казалось, загипнотизировал себя, оставаясь в забытье... ладно, приятель, твое время впереди...
Рядом с дорогой огромным черным стеклом раскинулось озеро. В одном месте от черного зеркала удирала, прячась, узкая извилистая речушка. Сквозь снежное месиво и мерзлую осоку фары высвечивали одинокие, печально согнувшиеся деревья. Хайд смотрел на почти скрывшуюся под снегом дорогу. Глаза привыкли к свету фар, хотя он с неменьшими опасениями помнил о их предательском блеске, чем в момент, когда их включал. В гаснущем свете дня он видел, как вертолеты, спускаясь к склонам гор, высокогорным лугам и берегам рек, каждый раз, прежде чем взмыть вверх, оставляли несколько крошечных фигурок. Начиная от Сингала, вдоль дороги на Гакуч. Потом он повернул на север, путь более опасный и поэтому непредвиденный. Почти час в небе было чисто, потом в высоте возникла точка, за ней другая... устремляющиеся вниз, зависающие, откладывающие маленькие черные яйца и вновь удаляющиеся прочь. Он определенно знал, что впереди них находятся войска... и позади войска. На единственной дороге будут завалы, на той самой, которая в Чиллинджи, все еще на территории Пакистана, сужается до пешеходной тропы.
Справа под рукой, как вторая рукоятка тормоза, автомат. За поясом пистолет, второй в кармане парки, в которую Патрик был вынужден облачиться из-за резко упавшей температуры.
Подобно насмешливой улыбке, над горами выплыла луна. Выключив свет, затормозил машину. Колеса, заскрипев покрышками, пошли юзом – к востоку от Гакуча менял задний лопнувший скат. Снегопад усиливался. Открыв дверцу, вылез из машины. Мрачно скрипнули башмаки. Посмотрел под ноги. На носках белеет снег. Пар изо рта моментально уносит ветром. Сразу онемели щеки. Позади в машине дремлет Касс. Пока что механическая и электрическая части машины не подводят. Бензина тоже хватит – что на исходе, так это время и дорога. Потер перчатками закоченевшее лицо, как будто стирая огорчения. От холода звенит в ушах. В ночи никаких других звуков. За одним из поворотов, или за следующим, или еще за одним ждет патруль озябших, уставших от ожидания, подозрительных солдат – вот и все. Стоп. Дальше некуда.
Со злостью пнул ногой переднее колесо. Проклятье!
Промозглая духота "лендровера", навязанное присутствие Касса, гнетущее бремя ожидания ближайшего будущего – все вызывало ощущение, какое испытываешь после семейной ссоры с нелюбимой половиной. Его трясло от беспомощности, безвыходности. Продолжал тереть лицо, но это не помогало найти выход из созданного воображением замкнутого круга. Как бы стараясь разозлить ненавистного соседа, саданулся спиной о дверцу машины. В кронах сосен тяжело вздыхал ветер. Черная холодная поверхность озера морщилась, как шкура древнего животного. Потрескивала осока.
Где-то впереди через несколько часов этому придет конец. Не этому – ему. На этот раз все по-другому, слишком по-другому, чтобы выжить. Даже Афганистан стал другим; по крайней мере, не таким, каким он его помнил. У него ни разрешения, ни официального положения. Заблудился в коридорах власти, получил временную работенку, ни тебе уважения, ни надежной поддержки. И нет никого, даже Роз, кто знает, где он. И с ним пассажир, которого придется бросить, когда весь вопрос в том, как этого избежать.