Страница:
Хайд распрямился. Сердито завывал ветер.
– Пятнадцать миль... может быть, двенадцать. Может, и меньше! – крикнул он, зная, что идти все время в гору. – Тронулись.
Придерживаясь дороги, пошел прочь от Касса. Его вдруг поразило, что полчаса назад он ехал по ней на машине... по такой узкой и извилистой предательской дороге. Под башмаками скрипел снег. Не оглядываясь, остановился.
Спустя, как показалось, долгие минуты сквозь ветер расслышал позади скрип башмаков; медленные, нерешительные, но приближающиеся шаги. Тряхнув головой, отвернув лицо от снега, зашагал вперед.
О, Хайд...
Его стихия – земля... особенно он нужен теперь, после того как сядет самолет. Сердито взглянула на двух вроде бы не обращающих на нее внимания, чтобы убаюкать ее бдительность, и, разумеется, молчаливых индийцев.
Дорожная сумка застегнута, уже поданное пальто на коленях. Испуганно вздрогнула от звука защелкиваемой пряжки привязного ремня. Индусы даже не пошевельнулись. Распространяя навязчивый аромат дорогого лосьона после бритья, мимо проплыл бизнесмен. Рубашка на спине помята. Бортпроводницы подправили помадой улыбки. Сказывалась разница во времени – Роз до изнеможения хотелось спать. Преодолела себя – если сумела бодрствовать всю дорогу, то теперь-то справится.
Надо ли спешить к двери? Быть впереди или позади? В туннеле для прибывших пассажиров нельзя оказаться в самой давке. Иголка, один легкий быстрый укол, и, когда она упадет, они уже будут в тридцати ярдах, на надежном расстоянии от нее. Значит, первой в дверь.
Аэропорт вдруг оказался совсем близко, под самым крылом. Свет фонарей и фар на шоссе, за ним огни посадочной дорожки – она напряглась, вспотели ладони – и толчок. Приземлились. Рев тормозящих двигателей. Размазанные ленты огней, потом различимых по отдельности, замедляющих бег. Раздражающая, набившая оскомину мелодия в динамике и объявление о посадке на французском, английском, хинди – en Paris, l'heure est... на ее часах 9.30. По расписанию. Там, где сейчас Хайд, 2.30 утра.
"Боинг" свернул с посадочной на рулежную дорожку, и в иллюминаторе, по которому побежали капли конденсата, запрыгало здание аэровокзала. Она попыталась вспомнить сложное, в виде колеса со спицами, расположение здания аэропорта имени Шарля де Гол-ля, но в памяти всплывала воскресная поездка в Париж с Хайдом, и это лишь путало мысли и раздражало. Кажется, багажный зал в конце спицы этажом ниже.
"747-й" сбавил скорость. Она следила за двумя индийцами. Один влезал в пиджак, второй, поправив галстук, стал надевать ботинки. Как и остальные бизнесмены и немногие находящиеся в салоне первого класса женщины. Все нормально, ничего ужасного теперь не случится, сели. Полное облегчение.
Навстречу надвигалась плотоядная пасть туннеля. Французский поцелуй, мелькнуло сравнение, правда, не вызвавшее улыбки; ее вдруг снова охватил страх. Подхватив сумку, вскочила на ноги и направилась по проходу к двери. Бортпроводница, бросив неодобрительный взгляд, продолжала возиться с дверью. В первый момент Роз почувствовала, что в Париже холоднее, чем в салоне, но ее тут же охватил собственный жар. Оглянулась. Двое индийцев с портфелями в руках вытянулись чуть ли нее по стойке "смирно"... разочарованно глядя, пропустили бесцеремонно протиснувшуюся вперед пару. Как только открылась дверь, Роз, проскользнув мимо бортпроводницы, почти бегом заторопилась по устланному дорожкой пандусу, прислушиваясь к раздающимся сзади первым торопливым шагам и глухому шуму голосов пассажиров. Тяжелая сумка. Оглянулась. Пара – она в меховом манто, он в водолазке и кашемировом джемпере, – будто собираясь первой попасть на распродажу, спешила впереди индийцев. Но индийцы по-прежнему держались уверенно, глядя на нее с небрежным презрением. Для них она была всего лишь спасающейся бегством одинокой женщиной. Свернула в длинный ярко освещенный туннель с движущейся шуршащей дорожкой. За окнами самолет, к нему уже подкатил фургон с провизией.
Ступила на дорожку и торопливо зашагала, пружиня подошвами по резине. Оттолкнув или обойдя парочку, на дорожке появились и они. Не бежали, но торопились. Проходя мимо, уколют, сделают что-нибудь еще, дунут чем-нибудь в нос или рот. Встречает ли их кто-нибудь еще? Посмотрела вперед, в уходящий в даль туннель. Мелькание огней, людей, витрин. Миновала маленького вооруженного французского полисмена в кепи. Что она ему скажет? Те позади нее в двадцати ярдах и быстро нагоняют. Ноги не держат, бросает то в жар, то в холод. Пропади все пропадом, причитала она про себя. Шелли, черт бы тебя побрал, где ты?
Уже в десяти ярдах. Тот, что повыше, впереди своего сообщника. Дорожка под отяжелевшими, заплетающимися ногами казалась более вязкой. Полицейский теперь в пятидесяти, а то и больше ярдах позади. Семь ярдов, шесть шагов. Высокий прибавил шагу. Вспомнит ли кто-нибудь, что их не встречали, как дипломатов? Свяжут ли их с ней каким-либо образом? Пять шагов, четыре...
В конце туннеля люди. Мигая огнями и сигналя, мимо проехала багажная тележка. На ней женщина в инвалидной коляске. Рука схватила ее за рукав. Она замахнулась сумкой, но не попала в индийца, который, улыбаясь, спокойно отступил в сторону. Шедший сзади протиснулся вперед, преградив ей путь. Роз ухватилась рукой за движущиеся перила. Плакат с Эйфелевой башней, еще один с площадью Согласия, тигриная морда среди зелени – волшебный Кашмир. Боже...
Рослая элегантно одетая парочка шествовала ярдах в двадцати позади. За ними с гоготом валили пассажиры всех классов. Полицейского не видно – исчез где-то в глубине туннеля. Индиец, как бы отбиваясь от ее сумки, взмахнул портфелем. Она была уверена, что на конце портфеля что-то блеснуло. Игла. Теряя равновесие, отпрянула назад. Все, за исключением ее реакции, происходило с ужасающей быстротой. Споткнулась. Он замахнулся снова – в ребре портфеля действительно что-то блеснуло. Ужасно медленно она отпрянула назад. Зацепившись о что-то каблуком, упала навзничь в конце дорожки. Индиец с деланным сочувствием моментально наклонился над ней. Перед глазами портфель, загораживавший все остальное. В ушах шум, похожий на человеческие голоса...
Их четверо, возможно, шестеро. Плохо, что неизвестно точно. Еще хуже, что столкнулись с ними почти нос к носу. Ветер сдувает снег с окружающих скал. Где-то глухо потрескивает лед. Где же Касс?
Сел, прижав "Калашников" к груди. Где? При первом выстреле Касс, отскочив, повалился вправо – уверен, что в него не попали. Сам на четвереньках подался влево. Десять минут назад. Тяжелый рюкзак давил спину, лямки врезались в плечи.
Луна, утихающий снегопад, проясняющееся небо, и они на тысячу футов выше границы леса, рядом с перевалом. Сердито завывает ветер. В разрывах снегопада сияет белая вершина Коз-Сар. На склонах сверкает лед; лед везде, куда ни глянешь. Другая планета.
Услышал, как после приглушенной команды кто-то задвигался. Приподнявшись над камнем, обросшим лишайником, выстрелил. Очертания шинели, потеряв форму, превратились в лежащую на снегу груду тряпья. Снова нырнул за камень. Дико взвизгнула отлетевшая рикошетом от скал ответная пуля.
– Касс? – позвал он. – Фил?
– Да! – услышал он. Голос потерялся в грохоте выстрелов в его сторону и туда, где, как он, так и они полагали, находится Касс. Там, за узкой тропой, у зажатого меж гор озерка. Они отдыхали, глядя на него или просто глазея по сторонам, когда раздался первый выстрел. – Да! – с вызовом крикнул Касс, когда стихли выстрелы.
Держится – пока что.
Пока не вызвали "вертушку"... Лунный свет отбрасывал тени. В облаках большие разрывы ясного неба. На западе темной серебристой лентой светилась река. Порывы ветра все еще чувствительны, но стрельбе не препятствовали, только мешали.
Вытянув шею, прислушался. Только ветер. Затем приглушенный стон и шорох. Пошевелился Касс. Два выстрела, жалобно взвизгнули пули. Куда ни посмотришь – бесконечные цепи гор. К западу Гиндукуш, к востоку Каракорум. Ничего, кроме гор. От одной мысли становилось невыносимо. Хайд смотрел, не появятся ли на фоне ледников и снежных полей навигационные огни. Не видно. От ветра слезились глаза. Создавая впечатление бездны, вниз обрывалась земля. Только впереди открывался путь – тропа и узкая щель Чиллинджийского перевала; не больше чем царапина на горной громаде.
Три часа утра. Двигались к границе довольно сносно. Удачно обошли Чиллинджи – там был патруль. Солдаты сгрудились вокруг грузовика – были видны огоньки сигарет. В засыпанных снегом хижинах деревушки тишина, лишь тявканье невидимого пса. Селение, если не считать патруля, должно быть, давно покинуто людьми. Три часа утра. Один раз они поели – суп, консервы, рис, кофе. Шоколад и печенье. Касс вроде несколько приободрился, хотя это могло и показаться.
Прислушался снова. Показалось, что слышит треск радио, шепот, щелканье кнопок переключателя.
– Надо уходить! – крикнул он. По-русски. Как еще говорить, чтобы они не поняли? Правда, не помнил, знает ли Касс русский. – Надо уходить!
Над головой, даже не задев камней, за которыми он прятался, просвистела случайная пуля.
Это заставило принять окончательное решение.
– Хорошо, товарищ! – откликнулся Касс.
Несколько выстрелов в его сторону, но снова беззлобных, неприцельных. Для порядка. Хайд скрипнул зубами.
– Должно быть, вызвали "вертушки"... вооруженные!
– Понимаю, – откликнулся Касс по-английски.
Это, кажется, вызвало более интенсивный огонь. Услышав, как кто-то – не Касс – крадется, выглянул сбоку и сделал три выстрела подряд. Ветер стихает. Облака замедлили бег. В тридцати ярдах от него юркнула вниз фигура в анораке – пограничник. Их не окружали, просто перекрывали путь. Впереди на тропе находились по крайней мере двое; остальные, должно быть, взяли в полукольцо. Просто не давали уйти.
– Подожди, пока не двинусь! – снова по-русски.
– Там впереди... двое! – предупредил по-русски Касс.
– Как поживаете? – спросил Хайд. Туристский вариант вопроса о состоянии здоровья.
– Хорошо!
Хорошо. Но они, должно быть, знают о том, что Кассу трудно, знают о его состоянии? Голос неважный. Слышен треск радио, но они отошли подальше, чтобы он не расслышал переговоров. Подмога в пути, хочет удостовериться, что мы прижаты. Легкие цели, точные координаты. Внезапности ради могут вместе с ними вдребезги разнести все кругом. Как можно внимательнее прислушался снова. Ветер стих, почти полная тишина, небо усеяно яркими звездами. Звука двигателей не слышно, только лязганье железа о камень, когда кто-нибудь менял позицию.
Пять, десять минут... час? Пограничный район напичкан временными и постоянными военными базами и опорными пунктами. На всех имеются вертолеты. Поднять пару в воздух не займет много времени.
Нужно, как можно лучше прячась за камни, двигаться вверх по тропе и попытаться снять тех двоих, что преграждают путь.
Кто-то скомандовал на урду. Касс сразу крикнул:
– Они отходят!
– Из-под огня! – высоким от волнения голосом отозвался Хайд.
Словно в казацком танце, стал уходить на корточках со своего места. Увидел, как в руках прыгнувшего на него со скалы человека блеснуло лезвие ножа. Поднял над собой "Калашников". Нож лязгнул о ствол между рук Хайда. Ствол оказался под мышкой у противника. Не выпуская автомата из рук, Хайд вскочил на ноги, но от толчка противника потерял равновесие и упал, увлекая за собой облаченную в анорак тушу. Перевернувшись на живот, дважды выстрелил. Тут же последовали выстрелы слева и спереди. Пакистанец вскочил на ноги и стал доставать из-за спины автомат. Хайд снова нажал на спусковой крючок. Ни звука.
Пустой магазин или заело патронник.
Шум двигателей, ужасающий грохот лопастей. Очень близко, до последнего момента прятался за...
...как огромный паук выскочил из-за вершины каменистой осыпи. Испугавшийся пакистанский солдат на миг отвлекся. Хайд, приподнявшись, двинул противника прикладом в скулу. Скалу в десяти ярдах от них охватило пламенем, силой взрыва Хайда бросило наземь, осыпало острыми камнями и оглушило.
Понял, что оказался прав: они не теряли времени. Внезапность для них все. Неважно, кого убивать, главное достать.
Рот забило снегом, не продохнуть. Медленно приходил в себя. В ушах все еще грохот взрыва. Вторая вспышка – и дождь осколков по спине и голове. Рев лопастей, какой-то искаженный и далекий, тем не менее сверлил голову. Показалось, что кто-то пронзительно кричит, но, может быть, это он сам. Не в состоянии думать, в ушах неумолкающий звон.
Один за другим еще два удара. Почти оглох, не успел зажать уши. В голове непрекращающийся рев. Чей-то пронзительный крик. Пораженная сетчатка улавливала лишь слабое мерцание снега перед самым лицом. Что-то тяжелое придавило ногу.
Посмотрел вверх. "Миль" завис в туче поднятого им же снега над спускающимся к озерку склоном. В похожих на глаза насекомого окнах кабины темно. Машина раскачивалась в восходящем потоке, как паук на конце длинной невидимой паутины. В глазах танцевали мушки. В изнеможении опустил голову. Постепенно шум в голове утих, и до ушей донесся шум лопастей.
Что-то дергало его, пронзительно визжа. Визжала нависшая над ним тень.
– Вставай же, вставай! – продолжала вопить тень. Словно ребенок, обнаруживший мертвого родителя. – Ну пошевелись... пойдем! – В голосе ужас, отчаяние.
Хайд повернул голову и поднял глаза. Касс. Ухватившись за рюкзак, тщетно пытается его поднять. Позади сквозь снежную пелену темной луной маячит вертолет. Затем вертолет заскользил прочь.
Хайд с трудом поднялся на ноги. Ногу свело судорогой. Посмотрел вниз. Штаны порвались, болтались мокрыми лохмотьями. В рюкзаке, словно один неподъемный камень. Касс продолжал кричать высоким охрипшим голосом.
Потом, спотыкаясь, скользя по запорошенному снегом льду, поплелись по гальке и острым камням. Изо рта валит пар. Впереди очертания размахивающего автоматом человека. Не уверен, кто перед ним. Хайд выстрелил с пяти-шести ярдов. Зацепив ногой, перешагнул через рухнувшее тело. Больше никого. Не слышно и выстрелов. Хайд обернулся. Касс не оперся, а упал на него, чуть не свалив с ног. Снежная пыль оседала. "Миль" повернул назад. Впереди темное острое рыло, под обрубками подкрылков хорошо видны подвески с ракетами.
Давай, махнул рукой Хайд – изо рта не вырвалось ни звука. То толкая, то волоча за собой Касса, двинулся вперед. Тот, ростом выше Хайда, согнувшись, как старик, безжизненно перебирал ногами. Хайд, каждый раз оглядываясь, дважды ставил его на ноги. Лопасти вертолета снова взвихрили снег. Потом, видно, заметив какое-то движение, с вертолета пустили еще пару ракет. Два ослепительных взрыва, теплая взрывная волна, грохот рушащейся скалы.
Касс упал в третий раз. Хайд вместе с ним, оказавшись по плечи в сверкающем, холодящем тело и лицо сугробе. Касс, тяжело дыша, лежал на засыпанной снегом тропе. Хайд выбрался из сугроба. Они были уже за поворотом. Позади них теперь ничего.
Хайд подошел к Кассу.
– Вставай, – хрипло произнес он. Касс упрямился, зажимая рукой бок. – Еще не конец. Только начало. Действие пятое. Давай... вставай, черт возьми, на ноги!
Они находились на высоте больше пятнадцати тысяч футов. Холодный воздух обжигал внутренности. Касс набирал разреженный воздух в готовые, кажется, вот-вот лопнуть легкие. До границы оставалось четыре, может быть, пять миль.
...а там что? Вероятно, ничего.
Ни полицейских свистков, никого поблизости. Но кто-то продолжает кричать по-французски, затем по-английски, из-за напряжения и страха голос доходит искаженным. Но крик явно встревоженный, предостерегающий?..
Потом чьи-то руки волокут ее по мокрому кафелю. Ударилась о щит с объявлением, как раз предупреждающем о скользком кафеле. Щит свалился на нее. Кто-то выругался по-французски. Индиец поменьше поднял на нее пистолет, она спряталась за брюки из синей саржи с галуном, похоже, форменные. Потом словно щелкнули кнутом, и индиец, как бы в свою очередь споткнувшись, упал. После этого раздались крики людей, в панике побежавших назад по движущейся дорожке, которая несла их обратно к упавшему телу.
Индиец с портфелем не спеша наклонился и аккуратно поставил его на блестящие кафельные плитки. Его подобрал полицейский, а другой, осмотрев лежавшего индийца, покачал головой. Вынул из мертвой руки пистолет. Вереницу взволнованных, испуганно оглядывавшихся пассажиров грубыми окриками и взмахами автомата направляли с дорожки в сторону.
Рядом с ней встал на колени Шелли. Приподняв за подмышки, озабоченно, но с облегчением заглянул в лицо.
– Черт побери, Шелли... где ты пропадал? – крикнула она. Потом, чувствуя, как ее трясет, прижалась к нему. Позади него ноги в брюках, подолы длинных пальто. Форменные полицейские брюки. Наконец, оттолкнув его, стряхнула с головы его руку и грубовато-шутливо заявила: – Довольно нежностей.
Шелли с повлажневшими глазами, откровенно ухмылялся.
– Слава Богу! – вздохнул он. Слава Богу... – Потом: – Попал сюда час назад, думал, что будет время, но что-то оказалось не так. Пришлось нажать на Клода...
Оглянулся назад, будто обращая внимание на кого-то, знакомого Роз. Француз, до раздражения элегантный, в длинном сером пальто и шарфе "барберри", кивает, как при официальном представлении. Непроизвольно раздвинув ноги, Роз села, смахивая с лица волосы.
– Кто такой Клод, Шелли?
Как еще можно спросить? Вопрос вызван по крайней мере желанием держаться нормально. Руки отчаянно тряслись.
– ДСТ – их МИ-5[10]. Без его руководства мне здесь ничего бы не сделать. – Потом, нахмурившись, с затуманившимся взглядом, участливо спросил: – У тебя все нормально? Уверена? Ей-богу, поначалу никак не мог понять, что к чему... к счастью, до Клода дошло...
Он, вздрогнув, замолчал.
Клод Как-его-там, наклонившись над мертвым индийцем, что-то тихо сказал своему коллеге, который принялся возражать, ссылаясь на дипломатический иммунитет. Тряхнув длинными темными волосами, француз слабо улыбнулся. Он был выше того индийца, который пытался ее убить...
...снова затряслись руки, свело живот. Господи.
Офицер ДСТ дал знак двум полицейским в форме, и они встали по бокам индийца. Потом Клод Как-его-там быстро направился к ним с Шелли. Чуть ли не щелкнув каблуками, наклонил голову.
– Клод Руссо, ДСТ. Добро пожаловать в Париж, мадемуазель Вуд.
Она пожала протянутую руку. Мягким движением француз помог ей подняться на ноги. Роз попыталась привести в порядок одежду и волосы и согнулась надвое от схваток в животе, хватая ртом воздух и удерживая подступившую рвоту.
Руссо держал ее за руку, пока она, вытирая рот, не выпрямилась. Слава Богу, что не вырвало! Кто-то сунул в руку бутылку "Эвиан", и она сделала несколько глотков.
– Чего-нибудь покрепче?
Она затрясла головой. Сильно газированная вода взбодрила. Руссо удовлетворенно кивнул.
Вдруг почувствовала, что нереальность положения отступает в сторону. Шелли поставил точку, тихо, обеспокоенно спросив:
– Где он, Роз? Жив еще? – и почти сразу добавил: – Ты, видно, не знаешь... не можешь сказать?
Словно ее в чем-то уличили, виновато покачала головой. Потом выпалила:
– Знаю, куда он собирался податься, это все.
Шелли переглянулся с Руссо, тот кивнул. Потом последовал поток приказаний окружающим.
– А вы идете со мной. Оба. Думаю, в какое-нибудь местечко поукромнее.
Шелли взял ее за руку.
– Он жив? – повернулась к нему Роз.
Шелли с мрачным видом посмотрел на часы.
– Был жив, двенадцать часов назад... чуть больше.
– Это я знаю! – оборвала она.
– Извини. Это последнее сообщение от него.
Потом они торопливо шагали через толпу пассажиров, спускались по узкой железной лестнице, шли по коридору, где гулко отдавались их шаги, вошли в дверь без таблички. Руссо закрыл дверь. Тесная, скудно меблированная комната. Руссо запер дверь. Казалось, помещение предназначено для того, чтобы запугивать, сбивать с толку. Руссо указал на жесткое кресло.
– Кофе? – заботливо спросил он.
Роз покачала головой.
– Патрик сказал, ты знаешь, куда он направляется. Итак – куда? – спросил Шелли.
Казалось, его что-то беспокоит.
– У меня кое-что есть... вам понадобится карта. Американская армейская карта.
Руссо кивал головой. Раскрыв на кофейном столике тощий портфель, Шелли принялся рыться в его содержимом.
– Какая именно, Роз?
Порывшись в сумочке, нашла компакт-пудру. Второпях рассыпала на грязный половик и на юбку.
– Вот дерьмо!.. – со слезами на глазах выругалась она. Встряхнув сложенный листок туалетной салфетки, протянула ему. – Там указано, – добавила, всхлипывая. Шелли осторожно развернул. – Надо приложить к соответствующей карте.
Снова поискав в портфеле, Шелли с непривычно громким треском развернул карту. Расстелил на полу. Руссо опустился на колени рядом. Шелли стал двигать по карте осыпанный пудрой листок. На карте сплошные горы, поняла она. Словно решая головоломку, окончательно приладил к нужному месту. На лбу выступили капельки пота.
– Здесь, – вздохнул он. – Э-э... Чилинджийский перевал. – Потрясенно поднял глаза. – Уходит в Афганистан. – Обращаясь к Руссо, пробормотал: – Сказал – завтра, – и посмотрел на часы. – Там уже почти четыре – уже завтра.
– Что собираетесь делать? – спросила Роз, глядя, как Руссо качает головой и пожимает плечами.
– Н-не знаю точно... – начал было Шелли.
– Вытаскивайте его! – подавшись вперед в неудобном кресле и сжав кулаки, услышала она собственное грозное рычание.
– Где твои улики? – настойчиво спросил Шелли. Она вцепилась в дорожную сумку.
– Здесь. У меня... и у него. Выручайте его.
– Ты уверена?
– Уверена. Для них это полный крах. Для Шармаров.
Шелли кивнул и с серьезным видом повернулся к Руссо.
– Клод, есть один путь. "Medecins sans Frontieres"[11]. У них ближе, чем у кого-либо, должен быть вертолет, и не один...
– Не могу, Питер. Даже для тебя.
– Должен, Клод. Дама настоятельно просит. Мне известно, что некоторые ваши люди летают и даже пилотируют медицинские вертолеты. Им приходится делать это, Клод, хотя бы для безопасности врачей! Поговори, пожалуйста, с ними. Я расценю это как услугу нашему ведомству по высшему классу. Grande obligation. Отплачу не меньшей услугой.
В маленькой комнате от присутствия троих людей и от ее собственного волнения Роз стало жарко. Волнения за себя отошли на задний план, оставался только страх за Хайда. Чувствовалось, что ее настойчивость и угрызения собственной совести были мучительны для Шелли. Руссо, казалось, поглощен мыслями о Роз. На самом деле взвешивал, что он получит, рискуя ценными фигурами на шахматной доске.
Наконец энергично кивнул. Черные волосы упали на бледный широкий лоб. Смахнув их назад, улыбнулся Роз.
– Отлично, Питер, – помахал длинным указательным пальцем, – я хочу знать... все.
Указал на дорожную сумку, которую Роз машинально прижала к себе, словно боялась, что отнимут. Шелли хотел было возразить, но потом, учитывая, что поставлено на кон, сдался.
– Договорились.
Руссо, удовлетворенный, прошел в угол и поднял с грязного половика телефон. Увидев, что он решительно набирает номер, Роз облегченно вздохнула.
– Извини, Роз, – тихо сказал Шелли, глядя на сумку, как на зверька, готового в любой момент спрыгнуть с колен и удрать. – Конечно, сделаем все... – Покачал головой. – Все, что в наших силах.
Казалось, он уже сожалеет о сделке с французом. В голосе не слышно оптимизма. Все внимание на сумке, ее содержимом. Уступил Руссо... за так.
– Считаешь, что его нет в живых, так, что ли? – с вызовом спросила Роз.
Шелли молча кивнул. Похоже, думает, что продешевил, и теперь жалеет. Хочет нарушить контракт. Потом заговорил.
– Эли сказала, что он бросил трубку, будучи чем-то напуган. Значит, двенадцать часов назад, и даже больше, они уже были у него на хвосте! Подумай, на какой риск они пошли, чтобы остановить тебя, Роз. – Развел руками. На лице, как экзотический огонек на фоне привычных размышлений о расчетах и сделках, мелькнули неподдельное сочувствие и сожаление. Ему хотелось сделать доброе дело, поступить как надо, но холодный ветер неверия и пессимизма гасил энтузиазм. Пробормотал: – Не знаю, Роз, выберется ли он на этот раз.
– Пятнадцать миль... может быть, двенадцать. Может, и меньше! – крикнул он, зная, что идти все время в гору. – Тронулись.
Придерживаясь дороги, пошел прочь от Касса. Его вдруг поразило, что полчаса назад он ехал по ней на машине... по такой узкой и извилистой предательской дороге. Под башмаками скрипел снег. Не оглядываясь, остановился.
Спустя, как показалось, долгие минуты сквозь ветер расслышал позади скрип башмаков; медленные, нерешительные, но приближающиеся шаги. Тряхнув головой, отвернув лицо от снега, зашагал вперед.
* * *
Сначала это был не Париж, а выложенное огнями огромное круглое пространство. Потом, когда "747-й" снизился над городом, она разглядела черную змею Сены и ярко освещенные пятнышки Триумфальной арки и Эйфелевой башни. Другие ориентиры не нашла – взгляд непрерывно отвлекался на двух индийцев по ту сторону прохода, так же, как и она, делавших вид, что увлеченно разглядывают город. По улицам непрерывным потокам спешили светлячки фар, потом чередованием светлых и темных пятен пошли пригороды, и в конце разлилось сияние огней аэропорта.О, Хайд...
Его стихия – земля... особенно он нужен теперь, после того как сядет самолет. Сердито взглянула на двух вроде бы не обращающих на нее внимания, чтобы убаюкать ее бдительность, и, разумеется, молчаливых индийцев.
Дорожная сумка застегнута, уже поданное пальто на коленях. Испуганно вздрогнула от звука защелкиваемой пряжки привязного ремня. Индусы даже не пошевельнулись. Распространяя навязчивый аромат дорогого лосьона после бритья, мимо проплыл бизнесмен. Рубашка на спине помята. Бортпроводницы подправили помадой улыбки. Сказывалась разница во времени – Роз до изнеможения хотелось спать. Преодолела себя – если сумела бодрствовать всю дорогу, то теперь-то справится.
Надо ли спешить к двери? Быть впереди или позади? В туннеле для прибывших пассажиров нельзя оказаться в самой давке. Иголка, один легкий быстрый укол, и, когда она упадет, они уже будут в тридцати ярдах, на надежном расстоянии от нее. Значит, первой в дверь.
Аэропорт вдруг оказался совсем близко, под самым крылом. Свет фонарей и фар на шоссе, за ним огни посадочной дорожки – она напряглась, вспотели ладони – и толчок. Приземлились. Рев тормозящих двигателей. Размазанные ленты огней, потом различимых по отдельности, замедляющих бег. Раздражающая, набившая оскомину мелодия в динамике и объявление о посадке на французском, английском, хинди – en Paris, l'heure est... на ее часах 9.30. По расписанию. Там, где сейчас Хайд, 2.30 утра.
"Боинг" свернул с посадочной на рулежную дорожку, и в иллюминаторе, по которому побежали капли конденсата, запрыгало здание аэровокзала. Она попыталась вспомнить сложное, в виде колеса со спицами, расположение здания аэропорта имени Шарля де Гол-ля, но в памяти всплывала воскресная поездка в Париж с Хайдом, и это лишь путало мысли и раздражало. Кажется, багажный зал в конце спицы этажом ниже.
"747-й" сбавил скорость. Она следила за двумя индийцами. Один влезал в пиджак, второй, поправив галстук, стал надевать ботинки. Как и остальные бизнесмены и немногие находящиеся в салоне первого класса женщины. Все нормально, ничего ужасного теперь не случится, сели. Полное облегчение.
Навстречу надвигалась плотоядная пасть туннеля. Французский поцелуй, мелькнуло сравнение, правда, не вызвавшее улыбки; ее вдруг снова охватил страх. Подхватив сумку, вскочила на ноги и направилась по проходу к двери. Бортпроводница, бросив неодобрительный взгляд, продолжала возиться с дверью. В первый момент Роз почувствовала, что в Париже холоднее, чем в салоне, но ее тут же охватил собственный жар. Оглянулась. Двое индийцев с портфелями в руках вытянулись чуть ли нее по стойке "смирно"... разочарованно глядя, пропустили бесцеремонно протиснувшуюся вперед пару. Как только открылась дверь, Роз, проскользнув мимо бортпроводницы, почти бегом заторопилась по устланному дорожкой пандусу, прислушиваясь к раздающимся сзади первым торопливым шагам и глухому шуму голосов пассажиров. Тяжелая сумка. Оглянулась. Пара – она в меховом манто, он в водолазке и кашемировом джемпере, – будто собираясь первой попасть на распродажу, спешила впереди индийцев. Но индийцы по-прежнему держались уверенно, глядя на нее с небрежным презрением. Для них она была всего лишь спасающейся бегством одинокой женщиной. Свернула в длинный ярко освещенный туннель с движущейся шуршащей дорожкой. За окнами самолет, к нему уже подкатил фургон с провизией.
Ступила на дорожку и торопливо зашагала, пружиня подошвами по резине. Оттолкнув или обойдя парочку, на дорожке появились и они. Не бежали, но торопились. Проходя мимо, уколют, сделают что-нибудь еще, дунут чем-нибудь в нос или рот. Встречает ли их кто-нибудь еще? Посмотрела вперед, в уходящий в даль туннель. Мелькание огней, людей, витрин. Миновала маленького вооруженного французского полисмена в кепи. Что она ему скажет? Те позади нее в двадцати ярдах и быстро нагоняют. Ноги не держат, бросает то в жар, то в холод. Пропади все пропадом, причитала она про себя. Шелли, черт бы тебя побрал, где ты?
Уже в десяти ярдах. Тот, что повыше, впереди своего сообщника. Дорожка под отяжелевшими, заплетающимися ногами казалась более вязкой. Полицейский теперь в пятидесяти, а то и больше ярдах позади. Семь ярдов, шесть шагов. Высокий прибавил шагу. Вспомнит ли кто-нибудь, что их не встречали, как дипломатов? Свяжут ли их с ней каким-либо образом? Пять шагов, четыре...
В конце туннеля люди. Мигая огнями и сигналя, мимо проехала багажная тележка. На ней женщина в инвалидной коляске. Рука схватила ее за рукав. Она замахнулась сумкой, но не попала в индийца, который, улыбаясь, спокойно отступил в сторону. Шедший сзади протиснулся вперед, преградив ей путь. Роз ухватилась рукой за движущиеся перила. Плакат с Эйфелевой башней, еще один с площадью Согласия, тигриная морда среди зелени – волшебный Кашмир. Боже...
Рослая элегантно одетая парочка шествовала ярдах в двадцати позади. За ними с гоготом валили пассажиры всех классов. Полицейского не видно – исчез где-то в глубине туннеля. Индиец, как бы отбиваясь от ее сумки, взмахнул портфелем. Она была уверена, что на конце портфеля что-то блеснуло. Игла. Теряя равновесие, отпрянула назад. Все, за исключением ее реакции, происходило с ужасающей быстротой. Споткнулась. Он замахнулся снова – в ребре портфеля действительно что-то блеснуло. Ужасно медленно она отпрянула назад. Зацепившись о что-то каблуком, упала навзничь в конце дорожки. Индиец с деланным сочувствием моментально наклонился над ней. Перед глазами портфель, загораживавший все остальное. В ушах шум, похожий на человеческие голоса...
* * *
Приподнявшись из-за камня, Хайд дважды выстрелил. Мелькавшая в крутящемся снегу тень исчезла. Снег теперь налетал порывами. В разрывах облаков проглядывали звезды. Изо рта валил пар. Он снова упал за камень. Сдунув с камня снег, просвистела пуля. Высоко в небе перевернутая улыбка ущербной луны. Удивленно смотрят вниз холодные звезды.Их четверо, возможно, шестеро. Плохо, что неизвестно точно. Еще хуже, что столкнулись с ними почти нос к носу. Ветер сдувает снег с окружающих скал. Где-то глухо потрескивает лед. Где же Касс?
Сел, прижав "Калашников" к груди. Где? При первом выстреле Касс, отскочив, повалился вправо – уверен, что в него не попали. Сам на четвереньках подался влево. Десять минут назад. Тяжелый рюкзак давил спину, лямки врезались в плечи.
Луна, утихающий снегопад, проясняющееся небо, и они на тысячу футов выше границы леса, рядом с перевалом. Сердито завывает ветер. В разрывах снегопада сияет белая вершина Коз-Сар. На склонах сверкает лед; лед везде, куда ни глянешь. Другая планета.
Услышал, как после приглушенной команды кто-то задвигался. Приподнявшись над камнем, обросшим лишайником, выстрелил. Очертания шинели, потеряв форму, превратились в лежащую на снегу груду тряпья. Снова нырнул за камень. Дико взвизгнула отлетевшая рикошетом от скал ответная пуля.
– Касс? – позвал он. – Фил?
– Да! – услышал он. Голос потерялся в грохоте выстрелов в его сторону и туда, где, как он, так и они полагали, находится Касс. Там, за узкой тропой, у зажатого меж гор озерка. Они отдыхали, глядя на него или просто глазея по сторонам, когда раздался первый выстрел. – Да! – с вызовом крикнул Касс, когда стихли выстрелы.
Держится – пока что.
Пока не вызвали "вертушку"... Лунный свет отбрасывал тени. В облаках большие разрывы ясного неба. На западе темной серебристой лентой светилась река. Порывы ветра все еще чувствительны, но стрельбе не препятствовали, только мешали.
Вытянув шею, прислушался. Только ветер. Затем приглушенный стон и шорох. Пошевелился Касс. Два выстрела, жалобно взвизгнули пули. Куда ни посмотришь – бесконечные цепи гор. К западу Гиндукуш, к востоку Каракорум. Ничего, кроме гор. От одной мысли становилось невыносимо. Хайд смотрел, не появятся ли на фоне ледников и снежных полей навигационные огни. Не видно. От ветра слезились глаза. Создавая впечатление бездны, вниз обрывалась земля. Только впереди открывался путь – тропа и узкая щель Чиллинджийского перевала; не больше чем царапина на горной громаде.
Три часа утра. Двигались к границе довольно сносно. Удачно обошли Чиллинджи – там был патруль. Солдаты сгрудились вокруг грузовика – были видны огоньки сигарет. В засыпанных снегом хижинах деревушки тишина, лишь тявканье невидимого пса. Селение, если не считать патруля, должно быть, давно покинуто людьми. Три часа утра. Один раз они поели – суп, консервы, рис, кофе. Шоколад и печенье. Касс вроде несколько приободрился, хотя это могло и показаться.
Прислушался снова. Показалось, что слышит треск радио, шепот, щелканье кнопок переключателя.
– Надо уходить! – крикнул он. По-русски. Как еще говорить, чтобы они не поняли? Правда, не помнил, знает ли Касс русский. – Надо уходить!
Над головой, даже не задев камней, за которыми он прятался, просвистела случайная пуля.
Это заставило принять окончательное решение.
– Хорошо, товарищ! – откликнулся Касс.
Несколько выстрелов в его сторону, но снова беззлобных, неприцельных. Для порядка. Хайд скрипнул зубами.
– Должно быть, вызвали "вертушки"... вооруженные!
– Понимаю, – откликнулся Касс по-английски.
Это, кажется, вызвало более интенсивный огонь. Услышав, как кто-то – не Касс – крадется, выглянул сбоку и сделал три выстрела подряд. Ветер стихает. Облака замедлили бег. В тридцати ярдах от него юркнула вниз фигура в анораке – пограничник. Их не окружали, просто перекрывали путь. Впереди на тропе находились по крайней мере двое; остальные, должно быть, взяли в полукольцо. Просто не давали уйти.
– Подожди, пока не двинусь! – снова по-русски.
– Там впереди... двое! – предупредил по-русски Касс.
– Как поживаете? – спросил Хайд. Туристский вариант вопроса о состоянии здоровья.
– Хорошо!
Хорошо. Но они, должно быть, знают о том, что Кассу трудно, знают о его состоянии? Голос неважный. Слышен треск радио, но они отошли подальше, чтобы он не расслышал переговоров. Подмога в пути, хочет удостовериться, что мы прижаты. Легкие цели, точные координаты. Внезапности ради могут вместе с ними вдребезги разнести все кругом. Как можно внимательнее прислушался снова. Ветер стих, почти полная тишина, небо усеяно яркими звездами. Звука двигателей не слышно, только лязганье железа о камень, когда кто-нибудь менял позицию.
Пять, десять минут... час? Пограничный район напичкан временными и постоянными военными базами и опорными пунктами. На всех имеются вертолеты. Поднять пару в воздух не займет много времени.
Нужно, как можно лучше прячась за камни, двигаться вверх по тропе и попытаться снять тех двоих, что преграждают путь.
Кто-то скомандовал на урду. Касс сразу крикнул:
– Они отходят!
– Из-под огня! – высоким от волнения голосом отозвался Хайд.
Словно в казацком танце, стал уходить на корточках со своего места. Увидел, как в руках прыгнувшего на него со скалы человека блеснуло лезвие ножа. Поднял над собой "Калашников". Нож лязгнул о ствол между рук Хайда. Ствол оказался под мышкой у противника. Не выпуская автомата из рук, Хайд вскочил на ноги, но от толчка противника потерял равновесие и упал, увлекая за собой облаченную в анорак тушу. Перевернувшись на живот, дважды выстрелил. Тут же последовали выстрелы слева и спереди. Пакистанец вскочил на ноги и стал доставать из-за спины автомат. Хайд снова нажал на спусковой крючок. Ни звука.
Пустой магазин или заело патронник.
Шум двигателей, ужасающий грохот лопастей. Очень близко, до последнего момента прятался за...
...как огромный паук выскочил из-за вершины каменистой осыпи. Испугавшийся пакистанский солдат на миг отвлекся. Хайд, приподнявшись, двинул противника прикладом в скулу. Скалу в десяти ярдах от них охватило пламенем, силой взрыва Хайда бросило наземь, осыпало острыми камнями и оглушило.
Понял, что оказался прав: они не теряли времени. Внезапность для них все. Неважно, кого убивать, главное достать.
Рот забило снегом, не продохнуть. Медленно приходил в себя. В ушах все еще грохот взрыва. Вторая вспышка – и дождь осколков по спине и голове. Рев лопастей, какой-то искаженный и далекий, тем не менее сверлил голову. Показалось, что кто-то пронзительно кричит, но, может быть, это он сам. Не в состоянии думать, в ушах неумолкающий звон.
Один за другим еще два удара. Почти оглох, не успел зажать уши. В голове непрекращающийся рев. Чей-то пронзительный крик. Пораженная сетчатка улавливала лишь слабое мерцание снега перед самым лицом. Что-то тяжелое придавило ногу.
Посмотрел вверх. "Миль" завис в туче поднятого им же снега над спускающимся к озерку склоном. В похожих на глаза насекомого окнах кабины темно. Машина раскачивалась в восходящем потоке, как паук на конце длинной невидимой паутины. В глазах танцевали мушки. В изнеможении опустил голову. Постепенно шум в голове утих, и до ушей донесся шум лопастей.
Что-то дергало его, пронзительно визжа. Визжала нависшая над ним тень.
– Вставай же, вставай! – продолжала вопить тень. Словно ребенок, обнаруживший мертвого родителя. – Ну пошевелись... пойдем! – В голосе ужас, отчаяние.
Хайд повернул голову и поднял глаза. Касс. Ухватившись за рюкзак, тщетно пытается его поднять. Позади сквозь снежную пелену темной луной маячит вертолет. Затем вертолет заскользил прочь.
Хайд с трудом поднялся на ноги. Ногу свело судорогой. Посмотрел вниз. Штаны порвались, болтались мокрыми лохмотьями. В рюкзаке, словно один неподъемный камень. Касс продолжал кричать высоким охрипшим голосом.
Потом, спотыкаясь, скользя по запорошенному снегом льду, поплелись по гальке и острым камням. Изо рта валит пар. Впереди очертания размахивающего автоматом человека. Не уверен, кто перед ним. Хайд выстрелил с пяти-шести ярдов. Зацепив ногой, перешагнул через рухнувшее тело. Больше никого. Не слышно и выстрелов. Хайд обернулся. Касс не оперся, а упал на него, чуть не свалив с ног. Снежная пыль оседала. "Миль" повернул назад. Впереди темное острое рыло, под обрубками подкрылков хорошо видны подвески с ракетами.
Давай, махнул рукой Хайд – изо рта не вырвалось ни звука. То толкая, то волоча за собой Касса, двинулся вперед. Тот, ростом выше Хайда, согнувшись, как старик, безжизненно перебирал ногами. Хайд, каждый раз оглядываясь, дважды ставил его на ноги. Лопасти вертолета снова взвихрили снег. Потом, видно, заметив какое-то движение, с вертолета пустили еще пару ракет. Два ослепительных взрыва, теплая взрывная волна, грохот рушащейся скалы.
Касс упал в третий раз. Хайд вместе с ним, оказавшись по плечи в сверкающем, холодящем тело и лицо сугробе. Касс, тяжело дыша, лежал на засыпанной снегом тропе. Хайд выбрался из сугроба. Они были уже за поворотом. Позади них теперь ничего.
Хайд подошел к Кассу.
– Вставай, – хрипло произнес он. Касс упрямился, зажимая рукой бок. – Еще не конец. Только начало. Действие пятое. Давай... вставай, черт возьми, на ноги!
Они находились на высоте больше пятнадцати тысяч футов. Холодный воздух обжигал внутренности. Касс набирал разреженный воздух в готовые, кажется, вот-вот лопнуть легкие. До границы оставалось четыре, может быть, пять миль.
...а там что? Вероятно, ничего.
* * *
Из угла портфеля – из дорогой коричневой кожи, с позолоченными замками – торчит блестящий кончик иглы. Крики людей, будто подстрекающие воткнуть иглу. Ноги более рослого индийца, склонившееся над ней лицо другого. Дорожная сумка не дает пошевелиться, двинуть ногами – одна туфля свалилась с ноги, нога подвернулась. О, Боже мой!..Ни полицейских свистков, никого поблизости. Но кто-то продолжает кричать по-французски, затем по-английски, из-за напряжения и страха голос доходит искаженным. Но крик явно встревоженный, предостерегающий?..
Потом чьи-то руки волокут ее по мокрому кафелю. Ударилась о щит с объявлением, как раз предупреждающем о скользком кафеле. Щит свалился на нее. Кто-то выругался по-французски. Индиец поменьше поднял на нее пистолет, она спряталась за брюки из синей саржи с галуном, похоже, форменные. Потом словно щелкнули кнутом, и индиец, как бы в свою очередь споткнувшись, упал. После этого раздались крики людей, в панике побежавших назад по движущейся дорожке, которая несла их обратно к упавшему телу.
Индиец с портфелем не спеша наклонился и аккуратно поставил его на блестящие кафельные плитки. Его подобрал полицейский, а другой, осмотрев лежавшего индийца, покачал головой. Вынул из мертвой руки пистолет. Вереницу взволнованных, испуганно оглядывавшихся пассажиров грубыми окриками и взмахами автомата направляли с дорожки в сторону.
Рядом с ней встал на колени Шелли. Приподняв за подмышки, озабоченно, но с облегчением заглянул в лицо.
– Черт побери, Шелли... где ты пропадал? – крикнула она. Потом, чувствуя, как ее трясет, прижалась к нему. Позади него ноги в брюках, подолы длинных пальто. Форменные полицейские брюки. Наконец, оттолкнув его, стряхнула с головы его руку и грубовато-шутливо заявила: – Довольно нежностей.
Шелли с повлажневшими глазами, откровенно ухмылялся.
– Слава Богу! – вздохнул он. Слава Богу... – Потом: – Попал сюда час назад, думал, что будет время, но что-то оказалось не так. Пришлось нажать на Клода...
Оглянулся назад, будто обращая внимание на кого-то, знакомого Роз. Француз, до раздражения элегантный, в длинном сером пальто и шарфе "барберри", кивает, как при официальном представлении. Непроизвольно раздвинув ноги, Роз села, смахивая с лица волосы.
– Кто такой Клод, Шелли?
Как еще можно спросить? Вопрос вызван по крайней мере желанием держаться нормально. Руки отчаянно тряслись.
– ДСТ – их МИ-5[10]. Без его руководства мне здесь ничего бы не сделать. – Потом, нахмурившись, с затуманившимся взглядом, участливо спросил: – У тебя все нормально? Уверена? Ей-богу, поначалу никак не мог понять, что к чему... к счастью, до Клода дошло...
Он, вздрогнув, замолчал.
Клод Как-его-там, наклонившись над мертвым индийцем, что-то тихо сказал своему коллеге, который принялся возражать, ссылаясь на дипломатический иммунитет. Тряхнув длинными темными волосами, француз слабо улыбнулся. Он был выше того индийца, который пытался ее убить...
...снова затряслись руки, свело живот. Господи.
Офицер ДСТ дал знак двум полицейским в форме, и они встали по бокам индийца. Потом Клод Как-его-там быстро направился к ним с Шелли. Чуть ли не щелкнув каблуками, наклонил голову.
– Клод Руссо, ДСТ. Добро пожаловать в Париж, мадемуазель Вуд.
Она пожала протянутую руку. Мягким движением француз помог ей подняться на ноги. Роз попыталась привести в порядок одежду и волосы и согнулась надвое от схваток в животе, хватая ртом воздух и удерживая подступившую рвоту.
Руссо держал ее за руку, пока она, вытирая рот, не выпрямилась. Слава Богу, что не вырвало! Кто-то сунул в руку бутылку "Эвиан", и она сделала несколько глотков.
– Чего-нибудь покрепче?
Она затрясла головой. Сильно газированная вода взбодрила. Руссо удовлетворенно кивнул.
Вдруг почувствовала, что нереальность положения отступает в сторону. Шелли поставил точку, тихо, обеспокоенно спросив:
– Где он, Роз? Жив еще? – и почти сразу добавил: – Ты, видно, не знаешь... не можешь сказать?
Словно ее в чем-то уличили, виновато покачала головой. Потом выпалила:
– Знаю, куда он собирался податься, это все.
Шелли переглянулся с Руссо, тот кивнул. Потом последовал поток приказаний окружающим.
– А вы идете со мной. Оба. Думаю, в какое-нибудь местечко поукромнее.
Шелли взял ее за руку.
– Он жив? – повернулась к нему Роз.
Шелли с мрачным видом посмотрел на часы.
– Был жив, двенадцать часов назад... чуть больше.
– Это я знаю! – оборвала она.
– Извини. Это последнее сообщение от него.
Потом они торопливо шагали через толпу пассажиров, спускались по узкой железной лестнице, шли по коридору, где гулко отдавались их шаги, вошли в дверь без таблички. Руссо закрыл дверь. Тесная, скудно меблированная комната. Руссо запер дверь. Казалось, помещение предназначено для того, чтобы запугивать, сбивать с толку. Руссо указал на жесткое кресло.
– Кофе? – заботливо спросил он.
Роз покачала головой.
– Патрик сказал, ты знаешь, куда он направляется. Итак – куда? – спросил Шелли.
Казалось, его что-то беспокоит.
– У меня кое-что есть... вам понадобится карта. Американская армейская карта.
Руссо кивал головой. Раскрыв на кофейном столике тощий портфель, Шелли принялся рыться в его содержимом.
– Какая именно, Роз?
Порывшись в сумочке, нашла компакт-пудру. Второпях рассыпала на грязный половик и на юбку.
– Вот дерьмо!.. – со слезами на глазах выругалась она. Встряхнув сложенный листок туалетной салфетки, протянула ему. – Там указано, – добавила, всхлипывая. Шелли осторожно развернул. – Надо приложить к соответствующей карте.
Снова поискав в портфеле, Шелли с непривычно громким треском развернул карту. Расстелил на полу. Руссо опустился на колени рядом. Шелли стал двигать по карте осыпанный пудрой листок. На карте сплошные горы, поняла она. Словно решая головоломку, окончательно приладил к нужному месту. На лбу выступили капельки пота.
– Здесь, – вздохнул он. – Э-э... Чилинджийский перевал. – Потрясенно поднял глаза. – Уходит в Афганистан. – Обращаясь к Руссо, пробормотал: – Сказал – завтра, – и посмотрел на часы. – Там уже почти четыре – уже завтра.
– Что собираетесь делать? – спросила Роз, глядя, как Руссо качает головой и пожимает плечами.
– Н-не знаю точно... – начал было Шелли.
– Вытаскивайте его! – подавшись вперед в неудобном кресле и сжав кулаки, услышала она собственное грозное рычание.
– Где твои улики? – настойчиво спросил Шелли. Она вцепилась в дорожную сумку.
– Здесь. У меня... и у него. Выручайте его.
– Ты уверена?
– Уверена. Для них это полный крах. Для Шармаров.
Шелли кивнул и с серьезным видом повернулся к Руссо.
– Клод, есть один путь. "Medecins sans Frontieres"[11]. У них ближе, чем у кого-либо, должен быть вертолет, и не один...
– Не могу, Питер. Даже для тебя.
– Должен, Клод. Дама настоятельно просит. Мне известно, что некоторые ваши люди летают и даже пилотируют медицинские вертолеты. Им приходится делать это, Клод, хотя бы для безопасности врачей! Поговори, пожалуйста, с ними. Я расценю это как услугу нашему ведомству по высшему классу. Grande obligation. Отплачу не меньшей услугой.
В маленькой комнате от присутствия троих людей и от ее собственного волнения Роз стало жарко. Волнения за себя отошли на задний план, оставался только страх за Хайда. Чувствовалось, что ее настойчивость и угрызения собственной совести были мучительны для Шелли. Руссо, казалось, поглощен мыслями о Роз. На самом деле взвешивал, что он получит, рискуя ценными фигурами на шахматной доске.
Наконец энергично кивнул. Черные волосы упали на бледный широкий лоб. Смахнув их назад, улыбнулся Роз.
– Отлично, Питер, – помахал длинным указательным пальцем, – я хочу знать... все.
Указал на дорожную сумку, которую Роз машинально прижала к себе, словно боялась, что отнимут. Шелли хотел было возразить, но потом, учитывая, что поставлено на кон, сдался.
– Договорились.
Руссо, удовлетворенный, прошел в угол и поднял с грязного половика телефон. Увидев, что он решительно набирает номер, Роз облегченно вздохнула.
– Извини, Роз, – тихо сказал Шелли, глядя на сумку, как на зверька, готового в любой момент спрыгнуть с колен и удрать. – Конечно, сделаем все... – Покачал головой. – Все, что в наших силах.
Казалось, он уже сожалеет о сделке с французом. В голосе не слышно оптимизма. Все внимание на сумке, ее содержимом. Уступил Руссо... за так.
– Считаешь, что его нет в живых, так, что ли? – с вызовом спросила Роз.
Шелли молча кивнул. Похоже, думает, что продешевил, и теперь жалеет. Хочет нарушить контракт. Потом заговорил.
– Эли сказала, что он бросил трубку, будучи чем-то напуган. Значит, двенадцать часов назад, и даже больше, они уже были у него на хвосте! Подумай, на какой риск они пошли, чтобы остановить тебя, Роз. – Развел руками. На лице, как экзотический огонек на фоне привычных размышлений о расчетах и сделках, мелькнули неподдельное сочувствие и сожаление. Ему хотелось сделать доброе дело, поступить как надо, но холодный ветер неверия и пессимизма гасил энтузиазм. Пробормотал: – Не знаю, Роз, выберется ли он на этот раз.