Томпсон Пол. Перворожденный

   – Я еще не закончил, – сопротивлялся Макели.
   – Если бы ты продолжал вытираться дальше, ты содрал бы себе кожу и волосы, – заметил гном.
   – Я смотрел на девушек, – напрямик ответил Макели.
   – Да, словно волк на добычу, – сказал Кит-Канан. – Если хочешь произвести впечатление на прекрасный пол, нужно научиться быть более любезным.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Он имеет в виду, что нельзя пялиться, – вмешался Дунбарт. – Улыбайся и говори что-нибудь приятное.
   Макели был озадачен:
   – Что я должен сказать?
   Кит-Канан, взяв его за подбородок, посоветовал:
   – Говори комплименты, например: «Какие у тебя красивые глаза!»; или спроси у девушки, как ее зовут, и ответь: «Какое замечательное имя!»
   – А можно до нее дотронуться? – невинно спросил Макели.
   – Нет! – воскликнули оба одновременно.
   В коридоре они заметили Ульвиссена в сопровождении одного из его солдат. Сенешаль из Эргота передал воину большую жестяную трубку, которую тот торопливо запихнул в кожаную сумку, свисавшую с его плеча. Увидев Кит-Канана, Ульвиссен выпрямился. Солдат с трубкой отдал честь и отправился своей дорогой.
   – Как твои дела, мастер Ульвиссен? – вежливо осведомился принц.
   – Отлично, Высочайший. Я отправил Его Императорскому Величеству копию предварительного соглашения, которое мы составили.
   – Прямо сейчас?
   Ульвиссен кивнул. Лицо его, заросшее седеющей бородой, выглядело изможденным. Кит-Канан подумал, что госпожа Тералинд допоздна задержала своего помощника, готовя это послание.
   – Не знаешь ли ты, где могут быть мой отец и принц Ситас?
   – В последний раз я видел их в приемном зале, где ставили печати на копии соглашения, – с вежливым поклоном ответил Ульвиссен.
   – Благодарю тебя.
   Кит-Канан и гном отправились дальше. Макели поспешил было за ними, но, пройдя мимо высокого пожилого человека, остановился, глядя на него с любопытством.
   – Сколько тебе лет? – непосредственно спросил Макели.
   Ульвиссен с удивлением ответил:
   – Сорок девять.
   – А мне шестьдесят один, – сказал мальчик. – Странно, а ты выглядишь настолько старше меня!
   Кит-Канан резко обернулся и взял Макели под локоть.
   – Извините его, ваше превосходительство, – сказал принц. – Мальчишка провел всю жизнь в лесу и не знаком с хорошими манерами.
   – Ничего, – ответил Ульвиссен, пристально глядя вслед принцу и гному, увлекавшим Макели прочь.
   Приемный зал дворца находился на первом этаже центральной башни, этажом ниже зала Балифа. У дверей Дунбарт покинул Кит-Канана.
   – Моим старым костям требуется отдых, – извинился он.
   Макели хотел было идти с принцем, но тот велел ему ждать снаружи. Мальчик заупрямился, но Кит-Канан резко приказал:
   – Займись чем-нибудь полезным. Я скоро вернусь.
   Когда Кит-Канан вошел, он увидел, что огромное круглое помещение заполнено письменными столами и табуретами, за которыми сидели писцы, яростно работавшие перьями. Они полностью записывали все речи, произнесенные во время заседаний, и тут же делали копии.
   Посреди этого организованного хаоса стояли Ситэл и Ситас, рассматривая листы пергамента, испещренные похожим на паутину почерком. Между столами сновали мальчики, наполнявшие чернильницы, точившие перья, разносившие кипы чистого пергамента. Заметив сына, Ситэл отбросил пергамент и жестом отослал помощника.
   – Отец, мне нужно поговорить с тобой. И с тобой, брат, – произнес Кит-Канан, указывая на более спокойный уголок зала. Когда они остались наедине, принц напрямик начал: – Вам известно, что в городе полно рабов, они восстанавливают Рынок?
   – Об этом знают все, – быстро ответил Ситас. Сегодня он выглядел особенно изящно, сменив свою обычную одежду на юбку и тунику до колен, сшитую из стеганой золотой ткани. Повязка у него на лбу тоже была золотой.
   – А как же закон? – возвысил голос Кит-Канан. – Ни одной семье не позволяется иметь более двух рабов, а я видел более двух сотен, за которыми присматривали жрецы храма Эли.
   – Закон относится только к жителям Сильваноста, – сказал Ситас, снова не давая отцу вставить слова. Ситэл молчал, позволяя сыновьям спорить: ему было любопытно, кто одержит верх. – Рабы, которых ты видел, – с реки Эм-Бали, что к северу от города, – добавил первенец Пророка.
   – Это отговорки, – с жаром возразил Кит-Канан. – Я никогда не слышал о законах, касающихся только Сильваноста, а не всего народа!
   – А что это ты так заботишься о рабах? – поинтересовался Ситас.
   – Это несправедливо. – Кит-Канан сжал руки в кулаки. – Они такие же эльфы, как мы с вами. Эльфы не должны порабощать эльфов.
   – Они не такие, как мы, – фыркнул Ситас. – Это Каганести.
   – И это само по себе означает для них рабство?
   Ситэл решил, что пришло время вмешаться.
   – Рабочие, которых ты видел, были проданы в рабство, потому что они совершили преступления против народа Сильванести, – мягко произнес он. – То, что они Каганести, не имеет значения. Ты зря сочувствуешь им, Кит.
   – Я так не думаю, отец, – пылко возразил сын. – Мы все гордимся нашей кровью Сильванести, и это хорошо. Но гордость не должна заставлять нас эксплуатировать наших подданных.
   – Ты слишком долго пробыл в глуши, – холодно заметил Ситас. – Ты забыл, какова жизнь в большом мире.
   – Придержи язык, – резко перебил его Ситэл. – И ты тоже, Кит.
   Звездный Пророк выглядел удрученным.
   – Я рад видеть, что оба моих сына так остро чувствуют, что справедливо, а что нет. Вижу, что в ваших жилах течет кровь Сильваноса. Но этот спор о рабах не имеет смысла. Если с рабами на Рынке хорошо обращаются и они выполняют назначенную работу, я не вижу причин вмешиваться.
   – Но, отец…
   – Выслушай меня, Кит. Ты вернулся всего четыре дня назад. Я знаю, что в лесу ты привык к большой свободе, но город и народ не могут существовать подобно лагерю в глуши. Кто-то один должен руководить, остальные должны подчиняться. Только так Пророк может защитить слабых и править по справедливости.
   – Да, отец.
   Когда Ситэл объяснил ситуацию таким образом, происходящее почти приобрело смысл. И все же Кит-Канан знал: никакая логика и никакие аргументы не убедят его в том, что рабство имеет право на существование.
   Ситас слушал речь отца со сложенными на груди руками. Кит не настолько непогрешим, каким кажется, подумал первенец. Осадив брата с его сентиментальными россказнями, Ситас полностью почувствовал себя следующим Звездным Пророком.
   – А теперь у меня есть приказ для тебя, сын, – обратился Ситэл к Кит-Канану. – Я хочу назначить тебя командиром новой милиции.
   Последовала тишина, во время которой Кит-Канан пытался переварить услышанное. Он только что вернулся домой, а теперь его отсылали прочь. Он взглянул на Ситаса – тот отвел глаза, – затем снова на Пророка.
   – Меня, отец? – ошеломленно переспросил Кит-Канан.
   – Кто лучше подойдет для этого, чем ты, с твоим опытом воина и охотника? Я уже обсуждал это с госпожой Тералинд и лордом Дунбартом, и они согласились. Сын Пророка, бродяга, друг Каганести – ты наилучшая кандидатура.
   Кит-Канан взглянул на Ситаса:
   – Твоя идея, Сит?
   Брат пожал плечами:
   – Здравый смысл указывает на тебя, и ни на кого другого.
   Кит-Канан провел рукой по взъерошенным волосам. Старый хитрец Дунбарт знал все это во время их утренней поездки, но не обронил ни слова. А, в самом деле, не привел ли он его на Рынок, чтобы показать ему рабов? Чтобы подготовить его к отъезду?
   – Ты можешь отказаться, – предупредил Пророк, – если хочешь.
   Он просто не ожидал такой реакции от своего отважного сына.
   В мозгу Кит-Канана взметнулся вихрь образов и мыслей. Перед ним чередой прошли разграбленная деревня, что они видели с Макели; Вольторно, свободно разгуливающий по его стране, чтобы убивать и грабить; Анайя, смертельно раненная, сражавшаяся с каменным ножом против мечей и копий; рабы Каганести, которых лишили свободы.
   И принц услышал свои собственные слова: «Если бы у жителей было несколько копий и они умели сражаться, то все остались бы в живых».
   Взгляд Кит-Канана надолго задержался на лице брата, а затем он взглянул на Пророка и негромко произнес:
   – Я согласен.
   Кит-Канан, в сопровождении преданного Макели, провел несколько последующих дней в беседах с королевскими гвардейцами, согласившимися вступить в милицию. Как он и предсказывал, возможность иметь собственную землю оказалась заманчивой для солдат, из которых не многие обладали каким-либо имуществом, кроме собственной одежды. Кит-Канан смог выбрать себе в сержанты лучших из них.
   Объявили о большом народном празднике, устроенном как в честь нового договора с Эрготом и Торбардином, так и в честь согласия Кит-Канана командовать новой милицией защитников государства. Этих солдат уже окрестили Гончими – такое название в древности носили вооруженные отряды Каганести, сражавшиеся на стороне Сильваноса во время войн за объединение эльфийского государства.
   – Я все никак не пойму, почему бы нам просто не полететь туда, – недоумевал Макели, сгибаясь под тяжестью настоящих доспехов и круглого железного шлема.
   – Грифоны принадлежат Королевскому Дому, – объяснил Кит-Канан. – И, кроме того, их бы не хватило на всех нас.
   Он натянул последнюю веревку, удерживавшую тюк с его личным имуществом. Его гнедой боевой конь, Киджо, мог нести постельные принадлежности и доспехи. Кит-Канан обрадовался, узнав, что старый конь по-прежнему бодр.
   Макели недоверчиво разглядывал лошадей.
   – А ты уверен, что эти чудища ручные?
   Кит-Канан улыбнулся:
   – Ты летал на Аркубаллисе на высоте тысячи футов над землей, а теперь боишься ехать верхом на лошади?
   – Я знал Аркубаллиса, – нерешительно ответил мальчик. – А этих животных я не знаю.
   – Все будет в порядке.
   Кит-Канан прошелся по рядам коней и воинов. Были завязаны последние узлы и сказаны последние слова прощания.
   На Дороге Процессий толпились двести пятьдесят воинов и столько же коней. В отличие от злополучной предыдущей экспедиции Ситэла, отряд Кит-Канана был полностью оснащен и передвигался верхом. Со времен войн, предшествовавших основанию государства, из Сильваноста впервые выходил такой большой отряд.
   Обочины улиц заполнял народ, пришедший полюбоваться на великолепное зрелище. Воины отказались от парадных доспехов и облачились в более подходящую амуницию. Каждый эльф надел кованый железный нагрудник и простой шлем с поднятым забралом. С седел свисали бронзовые щиты в форме песочных часов. Каждый нес лук и двадцать стрел, меч, нож и тяжелый дротик, который можно было метать или использовать как копье. Лошадей не стали одевать в доспехи – от них требовалась подвижность.
   Кит-Канан засунул под мышку свои латные рукавицы и поднялся по ступеням церемониального входа в Звездную Башню. Здесь стояли его родители, Ситас, Герматия и госпожа Тералинд. Претор Ульвен сидел в своем кресле, рядом с ним маячил Ульвиссен. Лорд Дунбарт попросил разрешения не участвовать в церемонии. По словам его верного секретаря, Дролло, у посла начался приступ колик. Кит-Канан знал, что с тех пор, как договор был одобрен императором Эргота и королем Торбардина, старый негодяй проводит время в прибрежных трактирах и харчевнях.
   Принц размеренным шагом поднялся по ступеням, не отводя взгляда от отца. На голове Ситэла красовалась официальная Звездная Корона, великолепный золотой обруч, украшенный драгоценностями, в центре ее сиял знаменитый Глаз Астарина, самый большой изумруд в Кринне. Лучи полуденного солнца преломлялись в его гранях, и нежно-зеленые отблески падали на улицу и сады.
   Рядом с Ситэлом стояла госпожа Ниракина. На ней было бледно-голубое платье, шею украшал филигранный серебряный обруч. Ее медово-золотистые волосы окутывал шарф из серебряной ткани. В выражении лица женщины появилось что-то печальное и отстраненное – несомненно, оттого, что она снова теряла сына, который вернулся домой меньше месяца назад.
   Кит-Канан остановился на ступеньку ниже королевской семьи, снял шлем и поклонился отцу.
   – Благородный отец, прекрасная мать, – с достоинством обратился он к родителям.
   – Подойди ко мне, – тепло сказал Ситэл.
   Кит-Канан, сделав шаг, оказался рядом с отцом.
   – Мы с твоей матерью кое-что для тебя приготовили, – понизив голос, произнес Пророк. – Открой сверток, когда останешься один.
   Ниракина подала мужу узелок из алого шелка, который Ситэл сунул в руку Кит-Канана.
   – А теперь время для речей, – с едва заметной улыбкой произнес Пророк и оглядел толпу. Затем поднял руку и провозгласил: – Народ Сильваноста! Я представляю вам моего сына, Кит-Канана, в чьи руки я передаю мир и безопасность государства. – И он громко обратился к принцу: – Обязуешься ли ты верно и с честью исполнять обязанности командира милиции во всем нашем царстве и в любых других областях, где тебе придется оказаться?
   Громко и отчетливо Кит-Канан ответил:
   – Обязуюсь, во имя Эли.
   Толпа одобрительно заревела.
   Слева от Пророка на некотором расстоянии стояли Ситас и Герматия. На лице женщины, ослепительно прекрасной в кремовом с золотом платье, застыло бесстрастное выражение. Но брат улыбнулся Кит-Канану, когда тот подошел попрощаться с ним.
   – Доброй охоты, Кит, – от души пожелал Ситас. – Покажи людям, как умеют сражаться эльфы!
   – Это я и сделаю, Сит. – Без предупреждения Кит-Канан заключил брата в объятия.
   Ситас обнял его с ответным пылом.
   – Береги себя, брат, – мягко сказал Ситас и отпустил его.
   Кит-Канан обернулся к Герматии:
   – Прощай, госпожа.
   – До встречи, – холодно ответила та.
   Кит-Канан спустился по лестнице. Макели держал поводья Киджо.
   – Что сказала госпожа? – спросил он, восхищенно глядя на Герматию.
   – Ты на нее обратил внимание, да?
   – Что ж, конечно! Она похожа на цветок подсолнуха в окружении чертополоха…
   Кит-Канан покачнулся в седле.
   – Клянусь Астарином! Да ты заговорил словно бард! Хорошо, что мы уезжаем из города. Анайя бы не узнала тебя, услышав такие речи.
   Воины следовали за Кит-Кананом и Макели по извилистой Дороге Процессий, выстроившись по пятеро в ряд. Собравшиеся эльфы издавали одобрительные крики, скоро слившиеся в монотонный хор:
   – Кит-Ка-нан, Кит-Ка-нан, Кит-Ка-нан…
   Приветствия не утихали, пока процессия не достигла берега реки. Воинов ожидали две баржи. Кит-Канан и Гончие погрузились на суда, и гигантские черепахи увлекли их прочь. Жители Сильваноста заполнили берег и выкликивали имя Кит-Канана еще долго после того, как баржи скрылись в направлении темной полоски западного берега.

Глава 26
Начало лета, год Овна

   Посольство лорда Дунбарта собрало поклажу в телеги и подготовилось к отправлению. Ситас и его почетная гвардия прибыли, чтобы проводить посла.
   – Сегодня погода намного лучше, чем в день моего приезда, – заметил Дунбарт, обливавшийся потом в шерстяном жилете и камзоле. В Сильваност пришло лето, и с реки дул влажный теплый ветер.
   – Да, в самом деле, – любезно ответил Ситас. Несмотря на профессиональную хитрость Дунбарта, принцу пришелся по душе старый гном. В нем чувствовалась внутренняя доброта.
   – Ты найдешь в своей повозке бочонок янтарного нектара, – сказал Ситас. – С наилучшими пожеланиями от госпожи Ниракины и от меня.
   – А! – Гном выглядел по-настоящему тронутым. – Премного благодарен, благородный принц. Будь уверен, я разделю его со своим королем. Он ценит эльфийский нектар почти так же высоко, как торбардинский эль.
   Эскорт посла, усиленный почетной гвардией из двадцати эльфийских воинов, прошествовал мимо повозки. Дунбарт и его секретарь Дролло взобрались в свой железный экипаж. Посол, отодвинув тонкие металлические занавески, протянул Ситасу тяжелую от колец руку.
   – Мы в Торбардине, расставаясь с друзьями, желаем долгой жизни, но я знаю, что ты переживешь меня на столетия, – блестя глазами, произнес Дунбарт. – А что говорят эльфы на прощание?
   – Мы говорим: «Благословит тебя Астарин» и «Да будет путь твой зеленым и золотым», – ответил Ситас и сжал толстую морщинистую руку гнома.
   – Тогда пусть будет твой путь зеленым и золотым, принц Ситас. О, у меня для тебя есть кое-какая новость. Наша госпожа Тералинд вовсе не та, за кого себя выдает.
   – Вот как? – поднял брови Ситас.
   – Она старшая дочь Императора Ульва.
   Ситас изобразил вежливый интерес:
   – В самом деле? Это любопытно. А почему ты говоришь мне об этом сейчас, мой господин?
   Дунбарт попытался скрыть улыбку:
   – Моя миссия выполнена, и теперь нет смысла держать сведения в секрете. Видишь ли, мне приходилось встречать ее прежде. В Далтиготе. Хм, и я подумал, что твоему благородному отцу будет небезынтересно узнать это, ну, чтобы проводить ее… хм… по-королевски.
   – Мой господин, ты так мудр, несмотря на свою молодость, – ухмыльнулся Ситас.
   – Эх, вот когда я был молодым! Прощай, принц! – Дунбарт постучал по стенке повозки. – Пошел!
   Когда Ситас возвратился во дворец, его позвали в покои послов из Эргота. Там принца ожидали отец, мать и ее придворный, Таманьер Амбродель. Ситас торопливо сообщил им о разоблачении гнома.
   В другом конце комнаты Тералинд жестким, пронзительным голосом отдавала приказания служанкам. Тяжелые бархатные платья и тончайшие кружева втискивали в сундуки, которые затем плотно закрывали. В пальмовых корзинах побрякивали туалетные принадлежности.
   Сейф с драгоценностями Тералинд закрыли на крепкий висячий замок и отдали под охрану специального солдата.
   Ситэл приблизился к группе суетящихся людей и остановился посреди комнаты, сложив за спиной руки. Госпожа Тералинд вынуждена была оставить сборы и подойти к Пророку. Отбросив с лица прядь волос, она поклонилась Ситэлу.
   – Чем я обязана этой чести? – поспешно спросила Тералинд, и по ее тону стало ясно, что она вовсе не считает посещение за честь.
   – До моего сведения дошло, что я недобросовестно выполнял свои обязанности, – с иронией ответил Ситэл. – Я принимал тебя и твоего супруга как подобает послам, тогда как я должен был оказать вам больше почета. Не часто приходится делить кров с принцессой из императорского дома.
   По лицу Тералинд пробежала судорога.
   – Что? – пробормотала она.
   – Ты ведь не станешь отрекаться от своего отца? В конце концов, он император.
   Женщина расслабилась, выпрямила спину и приняла царственный, невозмутимый вид.
   – Теперь это не имеет значения. Ты совершенно прав, Высочайший. Перед тобой Ксаниль Тералинд, старшая дочь Его Величества Ульва Десятого. – Она снова заправила за ухо выбившуюся прядь. – Как ты догадался об этом?
   – Тебя узнал лорд Дунбарт. Но почему ты скрывала свое имя? – с любопытством спросил Ситэл.
   – Чтобы обезопасить себя, – заявила Тералинд. – Мой муж – беспомощный инвалид. Мы проделали долгий путь из Далтигота, через местности, где не любят моего отца. Представь себе, какой опасности мы подверглись бы, если бы каждому бандиту и военачальнику стало известно, что я дочь императора? Нам бы понадобилось в сто раз больше солдат для охраны. И как бы понравилось тебе, Высочайший, наше появление в Сильваносте во главе отряда из тысячи воинов?
   – Ты права. Я решил бы, что ты пытаешься меня запугать, – откровенно ответил Ситэл и взглянул на Таманьера Амброделя.
   По его знаку придворный протянул Пророку небольшой сверток пергамента. Ситэл сжал его в кулаке, но не стал разворачивать.
   Принц внимательно оглядел отца, мать и Таманьера. Что у них на уме? Никто не сказал ему, что они собирались делать, – и все же было ясно, что-то должно произойти.
   – Где твой сенешаль, госпожа? – небрежно поинтересовался Ситэл.
   – Ульвиссен? Присматривает за погрузкой моего багажа. А в чем дело? – Казалось, Тералинд готовилась к обороне.
   – Не позовешь ли ты его? Я бы хотел поговорить с этим человеком.
   Вскоре сам Ульвиссен, обливаясь потом в теплых шерстяных и кожаных одеждах, вошел со двора, где люди грузили поклажу на телеги. Он с достоинством поклонился сначала Тералинд, затем Ситэлу.
   – Ты желал поговорить со мною, Высочайший? – в некоторой растерянности спросил он Пророка.
   – Да. Поскольку сегодня день открытий, я не вижу причин, почему бы и тебе не принять в них участие. – Ситэл разжал руку, показывая сверток пергамента. – Здесь у меня доклад, подготовленный принцем Кит-Кананом перед отбытием на запад. Принц описывает некоего бандита-полуэльфа, встреченного им в глуши, по имени Вольторно. Много месяцев назад он видел этого Вольторно в компании шайки бандитов. Кит-Канан утверждает, что среди этих разбойников был и ты.
   Ульвиссен переводил взгляд с маленького свитка на лицо Пророка, но ничем не выдал себя.
   – Я не хотел бы обидеть тебя, Великий Пророк, но твой сын ошибся. Мне никогда не приходилось бывать в Сильванести, прежде чем я прибыл сюда в качестве сенешаля моей госпожи, – просто ответил он.
   – Все могут ошибаться, даже Кит-Канан, – произнес Ситэл, снова сворачивая пергамент. – Вот почему я повелел моим писцам провести поиски в архивах храма Кири Джолит. Там хранятся описания войн и битв, произошедших с начала времен. И какое же имя носил главный адмирал флота Эргота? Гульдур Уль Виссен. Странным образом напоминает твое, не правда ли? И поскольку твоя принцесса нашла удобным прибыть сюда инкогнито, можно подумать, что и ты решил сделать то же. – Пророк сложил руки за спиной, – Что ты можешь сказать, мастер Ульвиссен?
   Ульвиссен воззрился на Звездного Пророка с невозмутимым спокойствием.
   – Ты ошибаешься, Высочайший, – твердо произнес он. – Сходство имен ничего не доказывает, Виссен – распространенное имя в Эрготе.
   – Ты согласна, госпожа? – спросил Пророк.
   Тералинд вздрогнула:
   – Конечно. В чем проблема? Я сказала тебе, почему скрыла свое имя. Но мой сенешаль – именно тот, за кого себя выдает.
   Ситэл засунул пергамент за пояс.
   – Как дочери императора и принцессе, я желаю тебе всего наилучшего и надеюсь, что путешествие твое окажется безопасным, но больше не привози в Сильваност своего «сенешаля». Ты поняла меня? – Пророк говорил необычно жестким тоном. – Те, кто грабит мою страну и убивает моих подданных, не являются желанными гостями в этом городе и доме. Пожалуйста, передай это в Далтиготе, госпожа.
   С этими словами Пророк повернулся на каблучках и вышел из комнаты. Ниракина последовала за ним. Таманьер поклонился и покинул комнату. Последним вышел Ситас, вне себя от изумления.
   Покинув покои людей и оказавшись в ротонде, Ситэл обернулся к жене с широкой улыбкой на лице и потряс поднятым кулаком.
   – Наконец-то! – с чувством произнес он. – Я достойно ответил этой вздорной женщине! – Он обернулся к Таманьеру. – Ты сослужил мне огромную службу. Я награжу тебя.
   Таманьер, мигнув, поклонился:
   – Я стремлюсь лишь принести пользу тебе, Высочайший, и госпоже Ниракине.
   – У тебя появится для этого возможность. – Ситэл на мгновение задумался, поглаживая острый подбородок. – Я хочу назначить тебя управляющим делами двора и даровать тебе титул лорда Амброделя, с правом наследования. – Пророк скрестил руки и спросил: – Что ты ответишь на это, лорд Амбродель?
   Таманьер воззрился на него, словно напуганный ребенок. В конце концов, овладев собой, он упал на одно колено.
   – Благодарю тебя, Высочайший, – смиренно произнес он. – Я обязуюсь служить тебе до конца дней своих!
   – Думаю, что мое время придет раньше, – иронически отвечал Ситэл. – Но потом ты можешь служить моему сыну.
   Королевская семья и новый управляющий, смеясь, покинули ротонду. Ситас положил руку на локоть Таманьера Амброделя.
   – На одно словечко, мой новый лорд, – конфиденциальным шепотом произнес Ситас, увлекая его в сторону.
   – Да? – осторожно ответил Таманьер.
   – Давай уйдем в более уединенное место.
   Они покинули дворец. Воздух в саду был напоен сладким благоуханием цветов, мраморные дорожки усыпали падающие с деревьев лепестки. Ситас не произнес ни слова, пока они не отошли на значительное расстояние и не остались одни.
   – Видишь ли, кто-то из дворца передает сведения людям Эргота, – таинственно начал Ситас, поглядывая на восток, в сторону изящных домов аристократов. – Я был бы тебе очень признателен, если бы ты помог мне найти предателя.
   – Я сделаю все, что смогу, благородный принц, – искренне отвечал Таманьер.
   – Отлично. В качестве управляющего ты получишь доступ в любую часть дворца. Мне нужно, чтобы ты использовал свое положение для раскрытия преступления и сообщил о результатах мне. – Ситас замолчал и взглянул Таманьеру прямо в глаза. – Но будь осторожен. Я не хочу ошибиться. И не хочу насторожить шпиона.
   – У тебя есть какие-нибудь подозрения? – поинтересовался Таманьер.
   – Официально – нет. Между нами – да, – мрачно отвечал Ситас. – Я подозреваю свою жену, госпожу Герматию.
   – Твою жену! – Пораженный Таманьер не верил собственным ушам. – Я уверен, благородный принц, твоя жена любит тебя. Она ни за что не предаст тебя людям!
   Ситас медленно потер руки.
   – Это всего лишь подозрения. У Герматии есть мотивы – она настолько обожает внимание и поклонение толпы, что тратит огромные суммы денег на то, чтобы заслужить ее благосклонность. Я не даю ей ни гроша, чтобы разбрасывать по улицам, но жена, по-видимому, вовсе не нуждается в деньгах.