Торнтон Элизабет. Игра или страсть?

   Марион знала: хочет она или нет, Брэнд будет настаивать до тех пор, пока все не узнает, так что чем скорее она сделает это, тем лучше.
   – Я даже не знаю, с чего начать. Он сжал ее руку.
   – Расскажи, когда ты впервые узнала, что твой отец… не был женат на матери. Не торопись.
   Она довольно долго молчала, уставившись в бокал, затем заговорила:
   – Мне рассказала мама. Ей дали большую дозу морфия. Это было перед самой смертью. – Она сглотнула. – Мама сказала, что ужасно виновата перед леди Пенрит и еще больше виновата перед собственными дочерьми. Она хотела, чтобы я простила ее. – Марион взглянула на Брэнда. – Я не помню все, что она говорила. Как только в комнату входил отец, она успокаивалась. Они очень сильно любили друг друга.
   Марион вздохнула.
   – Я побоялась заговорить об этом с отцом. Он достаточно настрадался, и я тешила себя надеждой, что мама просто бредила. Я опоздала с расспросами. У отца случился удар. – Марион издала возглас сожаления. – Когда он умер, я перерыла все его бумаги, надеясь найти записи, свидетельство о браке, какое-нибудь доказательство того, что мои родители были женаты. Ничего не было. Тогда я порадовалась, что в нашей семье нет сыновей, чтобы наследовать титул. Благодарение Господу за кузена Морли! – Она заглянула в глаза Брэнда. – Я думала, что мы счастливо отделались, и вот тогда-то пришло письмо моему отцу от Дэвида Керра. Он не знал, что отец умер, но у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что произошло несколько лет назад, когда он разорвал нашу помолвку. Единственное, что его интересовало, – это деньги и шантаж. – Сейчас я не могу поверить, что когда-то была влюблена в такого мерзавца. – Она сделала глоток вина, даже не почувствовав его вкуса. – Я так страдала, когда он уехал из Кесвика. Мне потребовалось немало времени, чтобы пережить это. Но это оказалось ничто по сравнению с тем, что я почувствовала, когда он вернулся в мою жизнь, требуя денег за свое молчание. Я с ума сходила, не зная, что делать и куда обратиться. Мои родители, отец… – Она покачала головой. – Мы все еще были в трауре, и мои сестры нуждались в безопасности и покое, поэтому я сделала то, что делал отец. Хотя нам самим едва хватало на жизнь, я откупилась от него.
   Брэнд почувствовал, что его рука сжимается в кулак. Он не хотел прерывать поток ее мыслей и отвлекать своим гневом. Одно он знал наверняка: Дэвид Керр однажды пожалеет о том дне, когда впервые услышал о леди Марион Дейн.
   – Что было дальше, Марион?
   Она посмотрела на него пустым взглядом, словно забыла, что он здесь, и ему пришлось повторить вопрос.
   – Вскоре после этого умерла тетя Эдвина. Помню, я ощутила чувство вины, потому что ее наследство явилось для нас спасением и дало надежду. Мы отправились в Лондон на время сезона. Ты можешь представить, какой дурой я была?! Я думала, что рассчиталась с Дэвидом, но он объявился в Лондоне и снова потребовал денег. – Огонь вспыхнул в ее глазах, а голос стал тверже. – Я больше не собиралась поддаваться на его шантаж, но тут на меня напали в Воксхолле, а потом в театре. Что я могла сделать? Я испугалась, что он начнет преследовать и моих сестер, поэтому согласилась встретиться с ним в книжном магазине Хэчарда и отдала ему единственную ценную вещь, которая у меня оставалась, – мамины изумруды. Я знала, что они стоят очень дорого, но он сказал, что получил за них гроши.
   – Он отрицает, что имеет какое-то отношение к нападениям на тебя, – заметил Брэнд.
   Ее смех был пропитан сарказмом:
   – О, ну еще бы. Тогда как ты объяснишь записки, которые он оставлял после каждого нападения? «Спящего пса не буди», «Молчание – золото»? Это Дэвид их послал.
   Брэнд не стал спорить. Они вернутся к запискам позже, когда восстановят все остальное, пункт за пунктом.
   – Расскажи мне о первой жене своего отца, – попросил он.
   – О настоящей жене моего отца? – с горечью отозвалась она. – Никто в Кесвике не знал ее. Наша семья переехала в Кесвик из Лидса. Все знали, что отец был раньше женат, но считали его вдовцом.
   – А ты знала, что он раньше был женат? Ты тоже думала, что он вдовец?
   – Да, но он никогда не говорил о… своей первой жене. Все, что мне известно, я узнала от Фанни, а она верит тому, что ей сказали: мой отец был вдовцом, когда женился на моей матери. «Бедняжка Роуз, – бывало, говорила она, – перед смертью ее пришлось поместить в сумасшедший дом».
   – Керр сказал мне, что тебе было семь лет, когда умерла первая жена твоего отца.
   – Да? Полагаю, он узнал это по дате ее смерти в приходских записях. Мне известно лишь то, что я родилась задолго до того, как она умерла. О чем ты думаешь?
   – Я пытаюсь поставить себя на место твоего отца. Пусть для тебя я уже не мог бы ничего исправить, но уж точно позаботился бы, чтобы остальные дети были законными. На его месте я бы женился на твоей матери. Так поступил бы любой здравомыслящий человек.
   – Да, я тоже об этом думала, но доказательств нет. Я пересмотрела все отцовские бумаги. Я сходила к поверенному и поинтересовалась, не давал ли ему отец что-нибудь на хранение. Нет ничего.
   – Однако ты утверждала, что твои родители женаты. Надежда в ее глазах погасла.
   – Это была бравада, я выдавала желаемое за действительное, основываясь лишь на том, что мама в отдельной коробке хранила платье, завернутое в бумагу. Она говорила, что это ее свадебное платье, что дочери наденут его, когда будут выходить замуж. – Марион отхлебнула вина. – Бедная мама. Печально, правда? Я начинаю понимать, как тяжело, должно быть, давался ей этот обман.
   А он начинал понимать, почему Марион отказывалась от светского сезона в Лондоне и представления ко двору. Ее отец виноват в этом.
   – Думаю, ты ошибаешься, Марион, – тихо сказал он. – Думаю, твои родители все же были женаты. Не знаю, что сталось с их свидетельством о браке, но полагаю, что знаю, где они обвенчались. Где-то неподалеку. Нет, не в Лонгбери. Имя твоей матери здесь слишком хорошо известно. В одном из других приходов.
   Она прижала руку ко лбу.
   – Не понимаю как…
   – Нет, выслушай меня. Тебе было семь лет, когда твой отец стал вдовцом и смог жениться на твоей маме. Именно тогда вы приезжали навестить тетю Эдвину.
   – Ты забываешь одну вещь: отец не приезжал в Лонгбери. Они с тетей не ладили.
   – Возможно, он оставался в Брайтоне. – Брэнд вскинул руки, когда она начала возражать. – Хорошо, я слишком увлекся, но все равно считаю, что они были женаты. Ты была единственным ребенком. Твой отец имел титул и состояние. Он наверняка хотел сына.
   В ее голосе прозвучали резкие нотки:
   – Если это действительно так, значит, поделом, что родились еще две дочери! – Она покачала головой. – Прекрасное мнение у тебя, должно быть, сложилось о моих родителях. Но они были хорошими. Их уважали в Кесвике. Они не жили на широкую ногу и всегда помогали тем, кто нуждался. Мы были счастливой семьей. Несмотря ни на что, мы были счастливой семьей. – Ее голос дрогнул. – Я не имею права судить их.
   Он потянулся через стол и взял ее за руку.
   – Я знаю, что они были хорошими людьми.
   – Откуда ты можешь знать?
   – Я знаю тебя и твоих сестер. Вы бы не были такими, какие вы есть, если бы вас не воспитывали хорошие родители. Потому-то я и убежден, что ваши родители исправили ошибку лри первой же возможности.
   – Тогда где их брачное свидетельство?
   – Не знаю, но думаю, можно отыскать его. Ты никогда не обращалась ни в какие епархии, чтобы посмотреть епископские копии?
   – Нет, а что это?
   – Церковно-приходские записи, которые священники ежегодно отсылают епископам. Не обязательно объезжать все церкви. Все, что тебе нужно знать, – это год, в котором брак имел место, и приход. Любой клерк может просмотреть эти сведения.
   – Неужели все так просто? Брэнд потер подбородок.
   – Я не сказал, что это просто. Нам нужно знать, к какому епископу обратиться и в каком году был заключен брак. На это потребуется время. Утром я первым делом разошлю нарочных.
   – А что ты собираешься делать с Дэвидом Керром? Его улыбка была демонической.
   – Мистер Керр попадет в собственную ловушку. Она округлила глаза.
   – Каким образом?
   – Это ты подала мне идею. Нет, я не расскажу тебе ничего, пока не запушу механизм в действие, но вначале заплачу ему за так называемые доказательства.
   – Должна предупредить тебя, они подлинные.
   – Я и не сомневался, но они не здесь. Когда Керр заберет их у своего поверенного, мы встретимся, чтобы окончательно обговорить условия. А до этого у меня будет время подготовить небольшой сюрприз для мистера Керра.
   Он вновь наполнил их бокалы, подождал, пока она сделает глоток, затем продолжил:
   – Давай вернемся к тем запискам. Ты полагала, что это дело рук Керра.
   – Не лично его, естественно, он не стал бы заниматься грязной работой. Но мог нанять кого-то для этой цели.
   – Я в этом не уверен. Думаю, записки подбрасывал тот человек, который напал на тебя в коттедже.
   Она уставилась на него, на несколько долгих мгновений буквально онемев, затем ее прорвало:
   – Но это значит, что он последовал за мной из Лондона в Лонгбери, не так ли?
   – Не знаю. Но в одном уверен: не Дэвид Керр стоит за этими нападениями. Он шантажист, Марион, а шантажисты не подвергают своих жертв риску. Кто-то боится, что ты вспомнишь, что произошло в ту ночь, когда исчезла Ханна. Эти записки – предостережение, имеющее целью продемонстрировать, насколько ты уязвима.
   – Тогда почему не убить меня? Зачем щадить? Брэнд покачал головой:
   – Понятия не имею. Но все равно не вздумай предпринимать расследование в одиночку. Давай действовать осторожно.
   Марион усмехнулась:
   – Какое расследование? Об исчезновении Ханны? Но я же ничего не знаю, ничего не помню, и, честно говоря, сейчас все, о чем я могу думать, – это мои собственные неприятности, а не загадка двадцатилетней давности.
   Марион поднялась и заходила по комнате. Когда она остановилась у камина и уставилась на огонь, Брэнд тоже поднялся и встал рядом.
   Медленно повернув к себе ее лицо, он приподнял Марион за подбородок и прижался к губам в легчайшем поцелуе.
   – Послушай меня, Марион. Я имел дело с более прожженными негодяями, чем Дэвид Керр. Я низвергал министров. Я разорял корыстных землевладельцев и закрывал рудники капиталистов, которые богатели за счет эксплуатации детского труда. Я не всегда действовал честными методами, я играл по их правилам и готов сделать это снова.
   Поскольку это ее явно не убедило, Брэнд взял Марион за плечи и тихонько встряхнул.
   – Дэвид Керр – слизняк, паразит, и я раздавлю его каблуком.
   Голос вернулся к ней:
   – Хотела бы я, чтоб это было так! Я бы сама давно пристрелила его, да не умею пользоваться оружием.
   – Я тебя научу.
   – Это неразумно. Женщин тоже вешают за убийство, а что тогда будет с Эмили и Фебой?
   Он привлек ее к себе, и Марион придвинулась ближе, ища убежища в тепле его тела. Никогда она не чувствовала себя такой защищенной, но понимала, что это ненадолго. Даже если он обезвредит Дэвида, найдется кто-нибудь другой, кто займет место Керра, кто узнает, что была только одна леди Пенрит. Она всегда будет оглядываться через плечо, не зная, когда упадет топор. И он упадет не только на нее. Брэнд потеряет гораздо больше, чем она.
   Он упорно трудился, чтобы достичь того, чего достиг, преодолевал множество препятствий. Она не хотела стать еще одним препятствием на его пути.
   Ей нужно время, чтобы все обдумать.
   Он отодвинул ее от себя.
   – Что такое, Марион? Почему такой вид?
   – Просто я устала.
   – Нет, дело не в этом. – Она попыталась отвести взгляд, но его глаза не отпускали. – Я хочу знать, о чем ты думаешь, что чувствуешь.
   – Я думала, чем это все закончится. Дело не только в Дэвиде. Если ты сумеешь остановить его – прекрасно. Но кто-то другой может занять его место. Возможно, лучше уехать куда-нибудь, где нас никто не знает.
   Он нахмурился.
   – Уехать куда-нибудь?
   – Разве не ты как-то предлагал мне продать коттедж? Никого не удивит, если я сделаю это после того, что там случилось. Пора нам найти другой дом. Мне, конечно, придется все объяснить Эмили, но…
   – А как же я? Ты же знаешь мою ситуацию. Если меня изберут в парламент, я буду проводить полгода в Лондоне и полгода здесь. Ты учла это в своих расчетах?
   Вот это как раз и пугало ее.
   – Я имею такое же право выбирать, как и ты, – тихо проговорила она. – Я не давала тебе никаких обещаний, как и ты мне.
   – Иисусе! – Он сделал яростный жест в сторону кровати. – Тогда что произошло в этой постели? Разве это не было обещанием с моей стороны? Или с твоей? Что, черт возьми, это, по-твоему, было? Думаешь, я такой же, как мой отец? Думаешь, я рискнул бы произвести на этот свет незаконорожденного?
   Он взъерошил рукой волосы и прошагал к столу, а когда вернулся, его глаза пылали гневом.
   – Ты говоришь, что можешь пересказать историю моей жизни тремя-четырьмя предложениями. Совершенно верно. Это потому, что я отказываюсь навязывать друзьям свои страдания. Я справился, пережил. Я не струсил и не убежал.
   Не прячься, не беги от Дэвида Керра! Переиграй его в этой игре! А если правда откроется, игнорируй ее.
   Марион старалась, чтобы голос ее звучал ровно.
   – Что это будет за жизнь, если я выйду за того, кто находится в центре общественного внимания? Не то чтобы ты предлагал мне выйти за тебя…
   – Считай, что предложил, – парировал Брэнд.
   Она опустила голову, не в силах встретиться с его взглядом.
   – Я тоже буду в центре внимания. Твои враги всегда будут вынюхивать, пытаясь разузнать любую скандальную подробность, которая могла бы погубить твою карьеру. Я не буду знать ни минуты покоя. А вдруг из-за меня твоей карьере придет конец?
   – Ты просишь меня отказаться от политики? Ее взгляд метнулся к его лицу.
   – Конечно же, нет. Это твое дело, твоя страсть.
   Последовало молчание. Он казался озадаченным, пристально вглядываясь в нее. Мало-помалу резкие линии вокруг его рта смягчились.
   – Ты хочешь сказать, что делаешь это ради меня? Марион не ответила на его улыбку.
   – Я делаю то, что считаю лучшим для всех.
   – Понятно. В таком случае давай не будем принимать поспешных решений. Давай придерживаться нашего плана, пока не пройдут выборы.
   В его голосе прозвучали веселые нотки. Он направился к двери и приостановился.
   – Ты ведь не сделаешь ничего опрометчивого, не посоветовавшись вначале со мной? – спросил он, обернувшись.
   – Разумеется, нет. Брэнд кивнул и вышел.
   Он широко улыбался, когда встретил у лестницы Эша.
   – Рад, что ты еще не спишь! – воскликнул Эш. – Почему ты не сказал мне про назначение? Поздравляю!
   – Спасибо, – ответил Брэнд. – Пойдем в мою комнату и раздавим бутылочку. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
   – Ты же знаешь, тебе стоит только попросить.
   – Это насчет Дэвида Керра.
   Пока они шли по коридору до номера Брэнда, Эш внимательно слушал план возмездия.

Глава 19

   Три дня спустя они прибыли в Прайори, к теплому летнему солнцу и ароматам лаванды, розмарина и сладкого майорана, доносящимся из сада. Почти все члены семьи были на веранде, отдыхали в креслах-качалках, а лакеи разносили чай и пирожные.
   Клэрис первой заметила их. Она вскочила на ноги и подбежала к Марион. Взяв ее за руки, она подвела Марион к незнакомому джентльмену, который поднялся при их приближении.
   – Это, – сказала Клэрис, довольно сияя, – мой муж Освальд. Он приехал домой вчера.
   Из рассказов Клэрис в сознании Марион уже сформировался определенный портрет Освальда. Ученый, потому что опубликовал книгу о Ганнибале; высокий и красивый, потому что Клэрис высокая и красивая, и мудрый как Соломон, потому что жена постоянно поет ему дифирамбы. Этот же забавный маленький человечек с кудрявыми темными волосами, широкой улыбкой и карими щенячьими глазами совсем не соответствовал ее представлению.
   Невозможно было не ответить на эту улыбку. Она сделала реверанс, он поклонился, после чего последовал обмен обычными любезностями.
   Герцогиня взглянула на Брэнда.
   – Вы рано. Мы не ждали вас до… ну… до обеда. Брэнд пожал плечами.
   – Это вина Марион. Она хотела поскорее приехать, чтобы увидеть сестер.
   Герцогиня улыбнулась Марион.
   – Идите ко мне и расскажите о Брайтоне. Какие последние сплетни?
   Марион была поражена. Родные Брэнда знали, что он отправился в Брайтон добиваться выдвижения. Вот о чем герцогиня должна была спросить ее. Она взглянула на Брэнда.
   Он стоял, небрежно прислонившись к стене террасы. Он отказался от предложенного лакеем чая, но взял кусочек торта.
   – А где остальные? – праздно поинтересовался он.
   Ей показалось, недоумевала Марион, или у всех стал виноватый вид?
   На вопрос Брэнда ответила герцогиня:
   – Феба и Флора в доме, а Эндрю и Эмили уехали кататься.
   – Ты уверена? – встряла мисс Каттер. Выразительный взгляд герцогини заставил ее суетливо залопотать: – Мне показалось, я видела их в саду. – Обращаясь к Марион, она добавила: – Вы же знаете молодых людей…
   Теодора безжалостно прервала ее:
   – Что касается Роберта, то он приходит и уходит, когда ему вздумается.
   Это наблюдение омрачило настроение всех присутствующих, и Освальду лишь частично удалось его развеять.
   – Я видел, как он катался на лошади, – непринужденно заметил он, – меньше часа назад. Думаю, он направлялся в сторону холмов.
   Неловкий момент прошел, Марион взглянула на Брэнда и обнаружила, что он смотрит на нее весьма красноречивым взглядом. Беда в том, что она понятия не имела, о чем этот взгляд говорил. Она отвела глаза и машинально ответила на какую-то реплику герцогини.
   Последние несколько дней они редко бывали одни. Выиграв назначение, он стал человеком недели, и им обоим пришлось посещать мероприятия, где дамы развлекали сами себя, вто время как мужчины вырабатывали стратегию формирования правительства.
   Она начинала думать, что лорд Хоув прав. Брэнд стремительно движется вперед и одержит победу. Одна часть ее существа страшилась этого, но другая, лучшая часть, переполнялась гордостью.
   Мисс Каттер болтала о своем садике с лекарственными травами, сокрушаясь, что в цветах шиповника завелся червяк, но никто ее не слушал. Клэрис с Освальдом перешептывались как два голубка, а у герцогини и Теодоры был такой вид, словно они поссорились.
   Если бы это были ее родные, с негодованием подумала Марион, она бы отреклась от них. Ее собственная семья далеко не идеальна, но по крайней мере они знают, как отпраздновать чей-то триумф. Всем прекрасно известно, что Брэнд поехал в Брайтон добиваться назначения, но никто не спросил его, как все прошло.
   Это, как говаривал ее отец, надо исправить.
   Она допила свой чай, затем вполне намеренно уронила чашку на каменный пол, и та разлетелась на осколки. Это возымело желаемый эффект. Разговоры резко оборвались, и все глаза обратились на нее.
   – Прошу прощения, – сказала она, затем, прежде чем кто-то успел перебить, продолжила: – Ваша милость, вы спрашивали о последних сплетнях в Брайтоне. Удивляюсь, что они еще не дошли до вашего слуха. Брэнд получил назначение от своей партии и будет участвовать в выборах. Вы можете гордиться им.
   По лицу герцогини пробежало удивление.
   – Марион, – сказал Брэнд, – они…
   – И, – продолжала она, кипя от негодования, – он получил его за собственные заслуги, а не потому, что он Фицалан.
   – Однако же он Фицалан, – ответила герцогиня, поблескивая глазами.
   А мисс Каттер присовокупила:
   – А все Фицаланы держатся вместе. – Она была серьезна.
   Марион тоже.
   – Возможно, вам интересно будет узнать, что лорд Хоув хочет видеть Брэнда в кабинете министров.
   – Да, дорогая, – отозвалась герцогиня с насмешливым огоньком, который стал неукротимым, – но это только в том случае, если виги получат большинство в парламенте, а на это может потребоваться несколько лет.
   Когда Марион открыла рот, чтобы ответить, Брэнд прервал ее:
   – Марион! – Он понизил голос. – Они знают, что я выиграл назначение. Не представляю откуда, но знают.
   Клэрис громко рассмеялась и встала.
   – Говорила же вам, что это безнадежно. Девочки будут огорчены.
   Марион взглянула на Брэнда, но он только беспомощно пожал плечами. Он понимал не больше, чем она. Один за другим все встали.
   – Дайте мне вашу руку, Марион, – попросила герцогиня, – что-то у меня ноги разболелись. – Марион поспешила подчиниться приказу. – Все станет ясно, когда вы войдете в дом. – Обращаясь к Брэнду, герцогиня сказала: – Горячая девка, а?
   – Бабушка! – возмутился он.
   – Нет, нет, я одобряю. Из нее выйдет отличная мать, но я не вижу обручального кольца у нее на пальце.
   – Это потому, что мы не женаты, – сдержанно ответил Брэнд.
   – Епископ будет у нас к обеду, – лукаво заметила Клэрис. – Тебе следует поговорить с ним, Брэнд.
   Марион метнула на Клэрис испепеляющий взгляд. Только епископ выдает специальное разрешение на то, чтобы пара могла пожениться быстро, без оглашения в церкви. Ей хотелось испепелить взглядом их всех. Она чувствовала себя гувернанткой, пытающейся привести к порядку ораву непослушных детей.
   – Итак, – сказала герцогиня, войдя в дом, – хорошо ли мы постарались для мальчика или нет?
   Марион потеряла дар речи. Перила в галерее были украшены ленточками всех цветов. Армия лакеев под руководством Эмили и Эндрю передвигала мебель. Марион повернула голову. На другом конце галереи было растянуто полотнище. Буквы выведены не слишком умело, но послание вполне разборчивое: «Мы голосуем за Брэнда и Марион».
   Марион почувствовала, как ком подступил к горлу.
   – Мы планировали небольшой семейный обед, – пояснила герцогиня, – но Эмили и Эндрю взяли инициативу в свои руки, и вот результат. Сегодня вечером состоится прием, на который приглашены все.
   Клэрис улыбнулась:
   – Приехав рано, вы застали нас врасплох.
   Феба и Флора вбежали в холл с охапками ароматных красных роз и резко остановились, увидев Марион. У Фебы вытянулось лицо.
   – Это должен быть сюрприз! – возопила она. Марион обменялась с Брэндом быстрым взглядом. Он тронут, подумала она. Действительно тронут. Ей пришлось отвести взгляд, потому что на глаза навернулись слезы.
   Что нужно Брэнду, так это чтобы его как следует побаловали. В Брайтоне его чествовали коллеги, но это не семья. Как она сказала его бабушке, он достиг всего сам, своими собственными силами. Но здесь его просто любят. Заслуги тут ни при чем.
   Марион остановила себя. От таких мыслей она еще, чего доброго, расплачется.
   Девочки уже были рядом с ней. Флора прищурилась:
   – Вы опечалены, леди Марион? Слезы тут же высохли.
   – Нет, нет.
   – Она всегда плачет, когда счастлива, – высказалась Феба.
   – А у меня, – сказала герцогиня, – есть желание сплясать джигу. – Она окинула взглядом большой зал и одобрительно кивнула. – Этому дому нужно больше праздников, больше веселья и больше детей, гораздо больше детей. В последние годы я жила в склепе, только не знала этого.
   Марион рассмеялась вместе с остальными, но взгляд непроизвольно устремился к Теодоре, глаза которой не выражали общего веселья, а улыбка казалась натянутой.
   Марион быстро отвела глаза, а когда посмотрела снова, Теодоры и след простыл.
   Брэнд чувствовал себя размякшим. Он всегда считал Прайори памятником ушедшему веку. Склепом, как назвала его бабушка. Те немногие приемы, которые проводились здесь, были скованы какими-то косными традициями. Сегодня же четверо молодых людей – Эмили, Эндрю, Феба и Флора – поставили традиции с ног на голову, и результат вышел очаровательный.
   Теперь он был совершенно уверен в Марион. В сущности, он знал ее лучше, чем она сама. Там, на террасе, ринувшись на его защиту, словно кавалерийский отряд, спешащий на выручку, она выдала себя.
   Для него такое было внове. Он всегда сражался за себя сам, и шрамы – тому доказательство. Теперь у него есть сторонник. У него, Брэнда Гамильтона, воина в одежде джентльмена, имеется воин в юбке, защищающий его.
   Но она должна защищать не только его, но и своих сестер. И он, в свою очередь, поможет в этом. Эш уже в Лондоне, утрясает одну проблему; он поговорит сегодня с епископом и, если повезет, утрясет другую.
   Его глаза отыскали в толпе Марион. Она была с Эмили, и, судя по всему, они беседовали о чем-то серьезном. Эмили была прелестна, но от Марион он просто не мог отвести взгляд. Аристократка – вот что люди видят, когда смотрят на нее. Когда же смотрел он, то видел белый корсет, стискивающий талию, кружевные панталоны и белые шелковые чулки. Мысленно он начал раздевать ее и как раз собрался стащить шелковый чулок, когда она повернула голову и их глаза встретились.
   Пару мгновений она непонимающе смотрела на него, потом ее рука взметнулась к горлу и шеки залил румянец. Брэнд взял бокал шампанского и поднял его в безмолвном восхищении. Когда она сглотнула и отвернулась, он улыбнулся.
   Должно быть, они созданы друг для друга, если она может читать его мысли. Послание было яснее ясного. Последние две ночи в Брайтоне он под завязку был занят партийными делами. На обратном пути в Лонгбери с ними в карете ехала горничная, что исключало какие бы то ни было вольности. Зато сегодня ночью ничто не помешает ему быть с ней.