Торнтон Элизабет. Игра или страсть?

   Сев на край, Роберт взял руку жены и прижался губами к ее ладони.
   – Ты по-прежнему самая красивая женщина, которую я знаю, – сказал он.
   Она неровно вздохнула.
   – Я не ожидала увидеть тебя сегодня.
   – Лгунья. – Он поцеловал ее запястье. – Я знаю, когда ты ждешь меня. Я чувствую это кожей.
   – Да, ты всегда хорошо чувствовал мое настроение. – Она запустила пальцы в его волосы. – Как и я твое.
   Он не ответил, но взглянул на нее с выжидающей серьезностью.
   Она тихо рассмеялась.
   – Только не говори мне, что не заметил сильного сходства между леди Марион и Ханной.
   Его улыбка не затронула глаз.
   – Я почти не знал Ханну.
   – Не лги мне, Роберт. Я видела, что ты весь вечер не сводил глаз с Марион.
   – Естественная реакция. На нее напали. Я хотел убедиться, что с ней все в порядке. И да, я восхищаюсь ею. Она прошла через такое испытание и не расклеилась. Вот и все.
   Теодора закрыла глаза и стиснула зубы.
   – Держись от нее подальше! Ты можешь заполучить любую женщину, какую захочешь. – Она открыла глаза и посмотрела ему в лицо. – Мы же не хотим, чтобы Марион…
   – Что? – Его голос был опасно мягок. – Что ты говоришь?
   Она смягчила тон:
   – Все знают, что она выходит за Брэнда. Просто не забывай об этом.
   – Да, но это не то, что ты хотела сказать.
   Он легко, грациозно поднялся и склонился к ее руке с формальным поцелуем, который был почти оскорбительным.
   – Похоже, – сказал он, – я неправильно истолковал сигналы. Прошу прощения. Этого больше не случится.
   Она не сделала попытки остановить его, когда он покидал ее спальню.

Глава 12

   На следующее утро Марион пришла в комнату Брэнда, но он был слабым, вялым и неспособным на долгий, обстоятельный разговор.
   – Я слышу голос моей нареченной? – пробормотал он. Он задал вопрос, не открывая глаз, но Марион уловила веселые нотки в его голосе и не сдержала улыбки. Он не собирался усложнять ее положение.
   Только через день ей представился случай поговорить с ним наедине. Слуга сообщил, что мистер Гамильтон в оранжерее. Не желает ли она присоединиться к нему?
   Брэнд ждал ее у входа в оранжерею.
   – Вы уверены, что вам уже можно вставать? – спросила она. Он опирался на трость, и вокруг рта залегли напряженные морщинки.
   – Уверен. Я же подчиняюсь приказам доктора. После службы в армии Хардкасл не верит в то, что с пациентами нужно цацкаться. Он ждет, что мы будем вести себя как настоящие солдаты, ну, знаете, возвращаться в строй, пока сражение не проиграно.
   Марион рассмеялась, а Брэнд улыбнулся.
   – Кроме того, – продолжил он, – в моей комнате всегда слишком много посетителей. Здесь же нас никто не прервет, и мы сможем спокойно поговорить.
   В оранжерее, однако, было ничуть не спокойнее, чем в доме. Садовники ходили туда-сюда, высаживая молодые кусты и цветы на садовые клумбы. Лорд Роберт руководил ими, но Брэнду и Марион удалось ускользнуть от его внимания.
   – Я не знала, что лорд Роберт интересуется садоводством, – удивилась Марион.
   Тон Брэнда был сухим.
   – Мой дядя питает страсть ко всем видам красивых цветов, так что будьте с ним поосторожнее. – Он взглянул на нее. – Не хотелось бы вызывать его на дуэль.
   Поскольку Брэнд улыбался, Марион восприняла это как шутку.
   – Я разочарована. Он не пытался флиртовать со мной. Мы говорили только о вас и о погоде.
   – Считайте, что вам повезло, потому что если б он заигрывал с вами, Теодора бы вскоре выпустила свои коготки.
   – Их брак был устроен родителями?
   – Нет. Если верить местному источнику сплетен мисс Каттер, семья Теодоры была против этого брака, но любовь победила. Лорд Роберт, видите ли, имел репутацию донжуана, но обещал исправиться. – Брэнд криво усмехнулся. – Он нарушил свое обещание чуть ли не сразу после свадьбы, а Теодора не из тех, кто дает второй шанс.
   Они пошли в сторону огорода, но там была мисс Каттер, порхающая словно бабочка, поэтому Брэнд повернулся и повел Марион к каменной скамье, которая с одной стороны была скрыта зеленой изгородью. Внизу через пастбище, извиваясь, текла река. День был теплый, и пчелы собирали нектар с цветов белой таволги, растущей купами на солнечных краях буйных зарослей.
   В этом уютном маленьком раю трудно было поверить, что кто-то приставлял пистолет к ее голове.
   Брэнд задумчиво взглянул на Марион:
   – Холодно?
   – Нет, страшно. Пока вы поправлялись, у меня было много времени на раздумья, но я так и не нашла ответов. Вчера мы с констеблем ходили в коттедж. Ничего не пропало. Только в утренней комнате, где у Фебы хранятся книги и тетрадки, был беспорядок. Шкатулка с семейными письмами вывернута на пол, но, насколько я могу судить, ничего не взято. Бессмыслица какая-то.
   – А как вор проник внутрь?
   – Взломал окно внизу.
   – Что вы сделали с письмами?
   – Они в Прайори. Я прочла их все. В них нет абсолютно ничего важного, писем Ханны тоже нет.
   Марион ждала объяснений, но Брэнд продолжал сидеть, уставившись в пространство, словно забыл о ее присутствии, и она не вытерпела:
   – Вы сказали, что все мне объясните! Я не умею читать мысли. Начинайте. Что вы знаете? И чего не знаю я?
   Он пошевелился и вытянул одну руку вдоль спинки.
   – Ваша тетя Эдвина – источник всех моих сведений, поэтому я начну с письма, которое она написала мне незадолго до своей смерти.
   Короткими предложениями, часто перебиваемый Марион, которая хотела понять суть, Брэнд рассказал ей о задержке с получением письма Эдвины и своих сомнениях. Он передал содержание письма и выказал предположение, что Ханна никогда не покидала Лонгбери, что кто-то убил ее. В конце концов он объяснил, что Эдвина надеялась узнать от Марион, что случилось в ту ночь, когда Ханна исчезла.
   Потрясенная Марион откинулась назад. Она никак не могла взять в толк, о чем он говорит.
   – Откуда я могу что-то знать?
   – Ханна исчезла, когда вы с матерью были здесь, – мягко пояснил он. – В ту ночь вы были на территории Прайори. Кто-то вас видел.
   – Кто меня видел?
   Он взял ее за руку, пытаясь успокоить.
   – Не знаю. Эдвина собиралась все объяснить, когда я приеду к ней в гости. Как жаль, что этот разговор не состоялся. Факт остается фактом: Ханна исчезла двадцать лет назад, не сказав никому ни слова.
   – И кто-то сказал Эдвине, будто я видела, что произошло с Ханной?
   – Так Эдвина написала в письме. – Он озабоченно взглянул на нее. – Извините, я напугал вас. Я не знал, как преподнести это помягче.
   – Дело не в этом. – Марион помолчала, затем медленно продолжила: – Я вспоминаю, когда последний раз видела Ханну. Она обычно любила гулять со своей собакой. Я часто сопровождала ее, но в тот день она не выходила. Я не расстроилась, потому что вечером мы с Клэрис собирались подстерегать привидение.
   Она неуверенно взглянула на него.
   – Если бы я что-то увидела той ночью, то побежала бы в коттедж за помощью. Да и Клэрис была со мной. Вы спрашивали ее?
   – Нет. Эдвина не упоминала Клэрис, только вас. Что же произошло, Марион? Вы помните хоть что-нибудь? В письме Эдвина написала, что они с Ханной поссорились. Вы слышали ссору?
   – Да. – Марион ненадолго задумалась. – Они были в комнате Ханны – моя мама, тетя Эдвина и Ханна. Я слышала, как Ханна плакала. Мне кажется, я была наверху, ждала, когда все лягут спать, чтобы выскользнуть из дома и встретиться с Клэрис. Я ненавижу ссоры. Я была удручена, и мне хотелось, чтобы мама с Эдвиной оставили Ханну в покое. Потом Ханна выскочила из дома, и я услышала, как хлопнула дверь.
   – Это была именно та ночь, когда вы с Клэрис выслеживали привидение?
   – Думаю, да, но не уверена. Мгновение спустя Брэнд сказал:
   – Клэрис упоминала о вое, который раздался той ночью. Вы слышали вой?
   Она сосредоточенно нахмурилась.
   – Как будто да. Я помню, что слышала собачий лай, но опять же не уверена. Сожалею.
   – Не пытайтесь насильно вызвать воспоминания. Они могут прийти сами собой. Забудьте об этом ненадолго. Расскажите мне, что произошло, когда вы прятались на кафедре.
   – Мы увидели человека с фонарем, приняли его за привидение аббата и убежали домой. – Марион покачала головой. – Мои воспоминания очень смутные. Все это было так давно – и если Ханну убили, что стало с ее телом?
   – Не знаю. Могли столкнуть в реку или закопать где-нибудь.
   От этой мысли ее передернуло. Спустя некоторое время Марион тихо заметила:
   – Мне хотелось бы думать, что у тети Эдвины было легкое помутнение рассудка, когда она писала то письмо, но невозможно игнорировать тот факт, что вы были ранены бандитом, который влез в мой дом в поисках несуществующих писем. – Она подняла на него встревоженные глаза. – Это волей-неволей наводит на мысли о смерти тети Эдвины. Что вы думаете? Была ли смерть Эдвины случайной?
   Как можно мягче он сказал:
   – Я думал, что это был несчастный случай, но теперь, – Брэнд дотронулся рукой до повязки, – полагаю, что нет.
   Он окинул взглядом поля, пастбища и извивающуюся ленту реки.
   – Миссис Ладлоу утверждает, что Эдвине не давало покоя исчезновение Ханны и она была решительно настроена выяснить, что произошло. Думаю, она начала задавать вопросы, на которые кто-то не хотел отвечать.
   – Но почему через двадцать лет после исчезновения Ханны? Что побудило Эдвину?
   – Может быть, свидетель, который видел вас в ту ночь. Я очень много думал об этом свидетеле. У него или у нее должны быть веские причины, чтобы молчать все эти годы.
   Марион поежилась.
   – На месте этого человека я бы сейчас тряслась от страха. Негодяй, который стрелял в вас, не задумываясь, убьет любого, кто слишком много знает.
   После короткой паузы Брэнд вздохнул и продолжил:
   – Я виню себя за то, что не придал этому делу значения, но тайна была двадцатилетней давности, и я не видел необходимости в ее срочном решении. Вы находились далеко, в Озерном крае. Полагаю, когда-нибудь я бы все-таки отправился на север, чтобы расспросить вас, но вы избавили меня от хлопот. Услышав, что вы приезжаете в Лондон на время светского сезона, я воспользовался возможностью познакомиться с вами в надежде, что вы поделитесь со мной своими воспоминаниями. – Он пожал плечами. – Но вы либо ничего не знали, либо не собирались со мной делиться. Время шло, и я уже начал верить, что вам ничего не грозит, поэтому ослабил бдительность.
   – Почему вы в Лондоне не рассказали мне о письме Эдвины? Почему скрыли истинную цель вашей дружбы со мной и моей семьей?
   – Я же говорю, я не был уверен, что могу доверять суждению Эдвины. Порой пожилые люди оказываются во власти странных фантазий и причуд. Я пытался вас разговорить, старался выяснить, не сможете ли вы пролить свет на то, что случилось с Ханной.
   Словно острый осколок пронзил сердце Марион, она почувствовала, что ей нечем дышать. Не будь она племянницей Эдвины, он бы даже не взглянул в ее сторону. Посещения театра, прогулки в его карете, его обаяние, его поцелуи – все это с единственной целью: выяснить, что она помнит о Ханне. Он ухаживал за ней отнюдь не в надежде обольстить графскую дочку. Эту мысль упорно вкладывали в ее голову и Фанни, и Эмили, и Клэрис, все, кто намекал, что женитьба на ней добавит ему престижа. Он совсем не хотел жениться. Какой же дурой она выставила себя!
   Это напомнило об их мнимой помолвке. Разумеется, это была ее идея. Он ни разу даже не намекал, что думает о женитьбе, совсем наоборот.
   Ее гордость уже ничем не спасти, поэтому она решительно заявила:
   – Извините, что сказала вашим родным, будто мы помолвлены. Я сделала это, потому что не видела другого способа быть допущенной к вам, а мне отчаянно нужно было знать, зачем кому-то понадобилось вламываться в мой дом.
   – Не извиняйтесь. Это была блестящая идея.
   – Да?
   Он кивнул.
   – Теперь сплетникам не о чем будет судачить. Мы поставили их в тупик.
   – Разве?
   – Ну подумайте сами. Мы будем все время вместе – именно так поступают обрученные пары. А нам с вами нужно разгадать тайну. Видя нас вместе, никто не сочтет это странным. Они не будут знать, что мы на самом деле задумали. С другой стороны, – он потер переносицу указательным пальцем, – осторожность не помешает. – Его глаза улыбались. – Один неверный шаг, и я могу оказаться женатым на вас.
   Она метнула на него испепеляющий взгляд.
   – Я думаю о замужестве не больше, чем о том, чтобы переплыть Ла-Манш.
   Он рассмеялся в ее сердитые глаза.
   – Если мы намерены убедить окружающих, что мы помолвлены, вам лучше придержать свой острый язычок.
   Не придумав подходящую колкость, Марион лишь холодно вымолвила:
   – Ленч, должно быть, готов. Может, присоединимся к остальным?
   Брэнд замедлил ее бешеную скорость, попросив руку.
   – Я пока еще не готов бегать, – сказал он, поморщившись и дотронувшись до раненой ноги.
   Марион тут же раскаялась:
   – Простите! Я не подумала.
   Он с готовностью принял ее предложение не только потому, что нуждался в поддержке, но и потому, что хотел обнять ее. Он все время думал о том, что могло случиться в коттедже, не последуй он за ней, и безымянный страх гнездился под ложечкой. Он всегда знал, что ей не занимать храбрости, и она доказала это, пытаясь вырвать оружие у нападавшего.
   Их мнимая помолвка давала ему прекрасный предлог удерживать ее поблизости. Она не должна далеко уходить от него, пока они не поймают бандита, вломившегося в ее дом. Теперь ему казалось, что случаи в Воксхолле и Королевском театре связаны с нападением в коттедже, но он пока не стал упоминать о них. Ей и так досталось, незачем добавлять волнений.
   – Марион, – сказал он, – я не хочу, чтобы вы возвращались в свой коттедж до тех пор, пока мы не убедимся, что вам больше не грозит опасность. Никому не покажется странным, если вы несколько недель поживете в Прайори.
   Она засмеялась нервным смехом.
   – Я и сама так подумала. И сестрам велела держаться подальше от коттеджа. Я не перестаю думать, что могло случиться, если бы одна из них случайно наткнулась на бандита.
   Он снял руку с ее плеч и повернулся к ней лицом.
   – Если они такие, как их старшая сестра, уверен, он бы сбежал.
   – У него был пистолет.
   – Ему нужны были письма, вот и все. Он пальнул в меня только потому, что у меня тоже был пистолет.
   Собственные слова не убедили его самого, но он хотел унять страхи Марион.
   Они медленно продолжили путь. Брэнд опирался на руку Марион.
   – А у вас действительно нет никаких писем Ханны? – немного погодя спросил он.
   – Во всяком случае, до сих пор мне не попалось ни одного. Все, что у меня есть, – это несколько писем, которые Эдвина писала моей матери, я привезла их из Кесвика. Но в них нет ничего такого.
   – Все равно я бы хотел прочесть их.
   – Хорошо. Марион заметила:
   – Я думаю, мы должны начать наше расследование с Ханны. Кто дружил с ней? Какие у нее были планы? Я знаю, что она работала гувернанткой в Брайтоне. Возможно, ее последняя нанимательница что-нибудь знает. Хорошо, если мы сумеем отыскать ее.
   Брэнд сверкнул улыбкой.
   – Похоже, мы мыслим в одном направлении. Я знаю, кто ее последняя нанимательница: миссис Лав, Шип-стрит. И она по-прежнему живет там.
   Марион была поражена.
   – Откуда вы это узнали?
   – От нашего милого доктора. Как выяснилось, Хардкасл очень хорошо помнит Ханну и всех сестер Ганн. Он сказал мне о миссис Лав. Видите ли, Ханна просила его дать письменную рекомендацию.
   – И миссис Лав по-прежнему живет по тому же адресу?
   – Очевидно. – Брэнд искоса взглянул на нее. – Еще он сказал, что Эдвина была такой строгой, что Ханне просто житья не было. Он верит слуху, что Ханна всеми силами стремилась вырваться из-под надзора Эдвины.
   Марион тихонько вздохнула.
   – Думаю, у Эдвины с моей мамой много общего. Они обе были сильными, решительными женщинами.
   – Как вы? – спросил он.
   Она посмотрела на него внимательным взглядом.
   – Вы считаете меня такой?
   – Это было сказано как комплимент. Только сильная, решительная леди, – продолжал он, – набросится на мужчину с оружием и попытается отобрать пистолет. Вы удивительная, бесстрашная женщина, леди Марион Дейн.
   Она ничего не ответила, но на щеках заиграл румянец. Он удивился, что такое небрежное замечание могло подействовать на нее столь сильно. Она привлекательная, умная, способная женщина. Если бы она увидела в нем привлекательного, умного, способного мужчину, они могли бы перестать пикироваться и… что?
   Он не мог представить женитьбы, но ясно представлял Марион в своей постели. Он испытывал чисто мужское, примитивное удовлетворение, когда вспоминал, как она откликалась на его малейшее прикосновение.
   Куда все это может его завести?
   Марион прервала ход его мыслей:
   – Знаете, Брэнд, я все думаю о собачке Ханны. Гувернантки обычно не держат собак, верно?
   – Насколько я знаю, нет.
   – Тогда кому она принадлежала и что с ней стало?
   – Возможно, Хардкасл знает.
   – Или, быть может, миссис Лав. Вы ведь возьмете меня в Брайтон, чтобы расспросить ее? В конце концов, я – племянница Ханны. Мне миссис Лав может рассказать больше, чем вам.
   – Я подумаю об этом.
   Она смерила его гневным взглядом. Конечно, он возьмет ее с собой в Брайтон, иначе как приглядывать за ней? Куда он, туда и она, и наоборот. Но пикироваться с ней доставляло ему огромное удовольствие.
   – Ведь ее слова могут натолкнуть меня на какие-то воспоминания. – Она так и кипела негодованием. – Я могу оказать неоценимую помощь в нашем расследовании.
   – Это верно. Но надо сохранять секретность. Все, что мы будем делать, должно выглядеть невинно и обыкновенно, чтобы наш злодей и не заподозрил никакой угрозы.
   – Я это знаю. Я же не дурочка! С этим он не мог спорить.
   За ленчем Брэнд сделал официальное объявление об их помолвке. Сестры Марион пришли в восторг. Его семья, как и следовало ожидать, восприняла заявление с обычным хладнокровием. Даже герцогиня, которая точно была рада новости.
   Марион убеждала себя, что так даже лучше. Она не будет чувствовать себя виноватой, когда придет время заявить, что они с Брэндом пойдут каждый своим путем. Не будет ни слез, ни переживаний. Хорошо, если они через неделю после этого вспомнят, как ее зовут.
   Эмили напустилась на Эндрю. Они направлялись в конюшни, чтобы взглянуть на новый экипаж.
   – Что с твоей семьей? – возмутилась она. – У них что, нет чувств? У них в жилах лед вместо крови? Неужели они не умеют ни радоваться, ни веселиться? Где шампанское, чтобы поздравить счастливую пару? Эндрю выглядел изумленным.
   – Они рады, – сказал он. – Просто мы не показываем своих чувств, как это делают другие.
   – Почему? Предполагается, что ты роялист, «кавалер», а кавалеры должны быть галантными, веселыми и… полными жизни.
   Его губы изогнулись в улыбке.
   – Значит, ты «кавалер», Эмили. Она смущенно засмеялась.
   – Не думай, что я такая со всеми. С тобой, Эндрю, я могу говорить откровенно. Мы должны сделать что-то особенное для Марион и Брэнда.
   В конюшне Мэнли разговаривал с управляющим Теодоры. Мистер Форрест с гордостью хвалился своими последними приобретениями, а мистер Мэнли был явно впечатлен.
   Мэнли поднял глаза и заметил Эндрю и Эмили.
   – Лорд Эндрю, – сказала Эмили, – берет меня на прогулку в новом экипаже, мистер Мэнли.
   – Сейчас? Что ж, мне как раз нечего делать. Я поеду в качестве грума.
   – В этом нет необходимости, – отозвался Эндрю. – Я вполне могу справиться сам.
   Улыбка Мэнли стала шире.
   – Конечно, можете, ваша милость. Но у меня приказ. Увидев, что Эндрю напрягся, Эмили незаметно ткнула его локтем в ребра.
   – Спасибо, мистер Мэнли. Мы подождем снаружи. Когда они вышли на улицу, она сказала:
   – С Мэнли бесполезно спорить. У него инстинкты овчарки, и, боюсь, он считает меня одной из своих овечек. Нам придется улыбаться и терпеть.
   Эндрю покачал головой.
   – Что? – спросила она.
   – Он всего лишь слуга.
   – Тем больше причин обращаться с ним как с принцем! Вскоре был подан экипаж. Эндрю взял вожжи, Мэнли помог Эмили сесть и занял место на облучке. Щелкнули поводья, и они тронулись в путь.
   Экипаж быстро проехал по подъездной аллее и покатил по Хай-стрит.
   – Смотри, Эндрю, – сказала Эмили, – вон Виктор Молверн.
   Она помахала Виктору, Эндрю приподнял шляпу. Виктор сердито покраснел. Однако были и другие, которые откликались доброжелательно и выкрикивали приветствия.
   Через неделю Брэнд чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы ехать в Брайтон. За это время они с Марион кое-что разведали. Несколько человек вспомнили белую собачку по кличке Снежок, но она принадлежала Теодоре. Некоторые местные жители вспомнили Ханну. Похоже, все они разделяли мнение доктора Хардкасла: Эдвина Ганн держала свою сестру в такой строгости, что бедняжка была рада получить место в Брайтоне и сбежать из-под надзора старшей сестры. Клэрис ничего не добавила к той истории, которую уже поведала Марион.
   – Я прихожу к выводу, что была только одна собака, – сказал Брэнд, – собака Тео.
   Марион кивнула:
   – Я не могу припомнить пса в коттедже Эдвины. Но это не значит, – торопливо продолжала она, – что его там не было. Мои воспоминания весьма и весьма смутные. А что насчет писем Эдвины? Вы узнали из них что-нибудь новое?
   – В них есть небольшая странность. Имя Ханны ни разу не упоминается. Интересно почему?
   Марион вздохнула. Не похоже, чтобы они стали ближе к разгадке. Миссис Лав – их единственная реальная ниточка.
   Марион знала, что встреча с миссис Лав – не единственная цель поездки. Брэнду нужно было появиться на нескольких ключевых предвыборных собраниях, и, как его невеста, она должна сопровождать его на этих мероприятиях.
   Она не возражала. Во-первых, объявление об их помолвке уже появилось в местной газете, а во-вторых, это собьет злодея со следа. Никто не знал об истинной цели поездки в Брайтон. Все считали, что они едут из-за выборов.
   Это был умный замысел, и она была решительно настроена не подвести Брэнда.
   Марион беспокоилась о сестрах. Но, как верно заметил Брэнд, они не представляли угрозы, поскольку их еще не было на свете, когда пропала Ханна. Эндрю согласился присматривать за ними, а слугам было дано указание наблюдать за коттеджем на случай, если вор вернется.

Глава 13

   Дэвид Керр стоял возле окна обеденного зала отеля «Замок» и наблюдал, как мистер Гамильтон подсаживает леди Марион в карету. Когда карета свернула за угол на Марин-Пэрад, Дэвид вернулся к своему столику и подозвал официанта.
   – Кларет, – велел он и самодовольно улыбнулся. Удача вновь на его стороне.
   Он не собирался разыскивать Марион в Брайтоне. Покидая Лондон, Керр полагал, что она практически разорила себя, расплатившись с ним, и из камня больше не выжать денег. И хотя он и раньше видел ее с Гамильтоном, ему и в голову не могло прийти, что у того серьезные намерения. Да и с чего бы? Гамильтон – один из богатейших людей Англии. Он может заполучить любую женщину, а Марион сексуальна не больше, чем деревянная кукла.
   Во всяком случае, так он думал о ней, когда они были помолвлены. Разумеется, он не собирался жениться. Во-первых, ее приданое было слишком маленьким, а во-вторых, она не из тех женщин, которые его привлекают. Слишком хорошо воспитана, слишком послушная дочь, слишком серенькая. Она была всего лишь пешкой, которую он использовал, чтобы подобраться к ее папаше.
   Жизнь полна сюрпризов. Когда он выследил ее в Лондоне, то едва узнал. Она научилась одеваться и делать прическу. Правда, нельзя изменить характер. Она по-прежнему оставалась пешкой, которую он может передвигать по своему желанию.
   Когда Керр в последнем номере «Газетт» прочел объявление о ее помолвке с Гамильтоном, у него отвисла челюсть. Он пожалел, что не потребовал за свое молчание больше. Однако ее помолвка может сыграть ему на руку. Доход с теткиного состояния – жалкие гроши в сравнении с деньгами, которые она получит от своего богатого мужа. Он уже представлял свое счастливое будущее с регулярным содержанием от Марион.
   Официант принес бутылку кларета. Дэвид медленно с видом знатока посмаковал «букет». Вино было легким и чистым…
   Керр любил кларет, любил отель «Замок» с его элегантными высокими окнами и великолепно меблированными номерами. Все здесь было высшего качества. К несчастью, проживание в отеле был ему не по средствам, но он получал удовольствие, слоняясь в фойе или баре, а иногда даже позволял себе пообедать. Гостиница, в которой он остановился, была вполне приличной, но совсем не того класса. Деньги всегда утекали у него сквозь пальцы. Его единственным достоянием были мозги.
   Он выглядел как типичный английский джентльмен, скорее приятный, нежели красивый, с лицом, которое вызывало доверие как у мужчин, так и у женщин. Его манеры были безупречны; он умел ввернуть изящный комплимент и был хорошим слушателем. Хорошо, что никто не мог прочесть его мысли и узнать, что его быстрый ум рассчитывает шансы, решая, какой легковерный дурак станет его следующей жертвой.
   Если бы судьба распорядилась сделать его богатым человеком, ему не приходилось бы прибегать к выпрашиванию «подарков» и «ссуд» у своих более состоятельных «друзей». Они называли это шантажом, но шантаж – это преступное деяние, а он не считал себя преступником. Ведь это не ему, а им нужно что-то скрывать.