Торнтон Элизабет. Игра или страсть?

   Брэнд вышиб дверь плечом и вошел. Гостиная, большой кабинет и маленькая спальня, немногим больше гардеробной.
   Весь дом пропах лошадьми. Запах лошадей и кожи всегда напоминал Брэнду о дедушке. С отцом был связан запах бренди и табака. Он покачал головой, подумав, что эти двое отличались друг от друга как небо и земля тем образом жизни, который они вели.
   Интересно, какой жизнью жил Джон Форрест? Брэнд знал, что Теодора привезла его с собой больше двадцати лет назад, когда вышла за дядю.
   Коттедж был безупречно чистый. Брэнд бегло осмотрел письменный стол, но решил не взламывать замки. Теодора может быть против. Его куда больше интересовала одежда в стенном шкафу Форреста.
   Он чуть не проглядел ту пуговицу, которая была недавно пришита на один из потертых сюртуков. Дырка, которая осталась после того, как Марион вырвала пуговицу во время борьбы, была аккуратно заштопана, но новая пуговица была чуть-чуть меньше остальных.
   Брэнд вытащил из своего кармана пуговицу и сравнил – в точности такая, как на сюртуке конюха. Он стиснул пуговицу в кулаке, словно это была шея Джона Форреста. Так это Форрест напал на Марион и стрелял в него! Он тот человек, который совершал нападения на нее в Лондоне. Именно в то время они с Теодорой ездили подыскивать породистых лошадей.
   Могли Форрест быть любимым человеком Ханны? Двадцать лет назад ему было сорок. Все складывается, за исключением одного: Ханна хранила памятные вещицы Роберта, а не Форреста.
   Снова осложнения, сбивающие с толку.
   Он услышал шаги в соседней комнате и быстро спрятал пуговицу.
   – Брэнд, ты здесь? – позвала Теодора.
   Он положил сюртук в шкаф и вышел навстречу.
   – Освальд сказал мне, что ты здесь. Я прошла в оранжерею, но он не позволил мне увидеть Джона и ничего не рассказал. – Ее голос изменился. – Проклятый выскочка! Он что, думал, что я упаду в обморок или впаду в истерику? Я имею право знать!
   Гнев только усиливал ее красоту: точеные черты, огромные глаза на бледном лице, решительный рот. С такой женщиной, верно, нелегко жить.
   – Сядь, – сказал Брэнд, – и я расскажу тебе, что знаю.
   – Спасибо.
   Брэнд рассказал ей только то, что хотел, но ни слова о пуговице или своих подозрениях.
   – Я пришел сюда, – он, – потому что подумал, что мистера Форреста могли убить с целью ограбления.
   Теодора прищурилась.
   – Думаешь, это тот же человек, который напал на вас с Марион?
   – Не знаю, что и думать.
   Когда она погрузилась в раздумья, он мягко спросил:
   – Тео, а где Роберт?
   Она резко вскинула голову.
   – Роберт? Ты же не думаешь, что это он сделал? – Теодора покачала головой. – Роберт, как всегда, с какой-нибудь женщиной, которую подцепил на одну-две ночи. Его излюбленное место – «Три короны» на Брод-стрит, но он хорошо известен во всех питейных заведениях Лонгбери.
   Что-то промелькнуло в глазах Теодоры, и она встала.
   – Ты думаешь, Роберт ревновал к Джону? – Она недоверчиво рассмеялась. – Да я могла бы иметь дюжину любовников, а Роберт не почувствовал бы ни единого укола ревности. Кроме того, Джон был мне как отец. Роберт знает это.
   Она задрожала, и Брэнд сказал:
   – Тебе нельзя оставаться в одиночестве. Давай я отведу тебя в дом.
   Судья и констебль не спешили с допросами. Всех слуг, садовников и конюхов собрали в большом зале. Члены семьи, собравшиеся в библиотеке, дожидались своей очереди.
   Обед был отложен, готовить оказалось некому. Повара еще не допросили.
   – Полагаю, – пошутил Освальд, – сэр Бэзил и мысли не допускает, что кто-то из Фицаланов может совершить преступление. Он считает, что это кто-то из слуг. Поэтому все так долго.
   Никто не ответил. Все сидели застывшие и безмолвные, словно сфинксы, – сама мрачность и уныние. Больше всех потрясенной случившимся казалась герцогиня.
   Все облегченно вздохнули, когда вошел лакей и доложил, что судья готов встретиться с ними. Лакей добавил, что их будут вызывать по очереди, начнут с джентльменов, которые нашли тело.
   Через пятнадцать минут в библиотеке остались только Эмили, Клэрис и Марион.
   – Почему никто не вернулся, чтобы рассказать нам, как там и что? – поинтересовалась Эмили.
   – Полагаю, – ответила Клэрис, – сэр Бэзил хочет убедиться, что наши алиби подтвердятся без помощи друзей и родственников.
   – Ну, мое алиби подтвердится. – В голосе Эмили послышались нотки раздражения. – И алиби Эндрю тоже. Мы провели все утро с Джинни Мэтьюз и… с полудюжиной других на пикнике. Мы только-только вернулись и любовались цветами в оранжерее, когда прибежал садовник и сказал Эндрю о мистере Форресте.
   – Да, дорогая, – подала голос Марион, – но мы не знаем, когда на мистера Форреста напали. Брэнд думает, что это было ночью.
   Она думала о другом. Брэнд побывал в коттедже Джона Форреста и нашел сюртук, от которого была оторвана пуговица. У него не было сомнений, что все нападения на нее – и в Лондоне тоже – были совершены Форрестом.
   У Марион это в голове не укладывалось. Он казался таким вежливым и сдержанным.
   Где-то рядом хладнокровный убийца, сказал Брэнд, и пока они не разоблачили его, никому не следует доверять.
   Следующей позвали Эмили. Шмыгая носом, Клэрис сказала:
   – Ненавижу этот дом. Здесь нехороший дух. Я никогда не была здесь счастлива, даже в детстве. Ты единственная подруга, которая у меня была, да и то всего несколько недель.
   Марион не знала, что сказать. Она никогда не видела Клэрис такой. Но сказать что-то надо.
   – Но вы же с Освальдом счастливы. Вы любите друг друга.
   Клэрис улыбнулась сквозь слезы.
   – Мне было двадцать пять, когда он приехал сюда искать саксонские реликты, однако нашел не реликт, а меня. Последние два года были самыми счастливыми в моей жизни.
   После недолгого молчания Марион заметила:
   – Если ты так ненавидишь этот дом, почему вы не уедете?
   Клэрис пожала плечами:
   – А кто будет заботиться о бабушке? Мисс Каттер? А они обе уже слишком стары, чтобы пускать корни где-то еще. Ты же видела бабушку сегодня, она слабеет. – Клэрис замолчала, но лишь на мгновение. – Я не могу сказать ей, что остаюсь здесь только из-за нее, иначе она первая велит мне уезжать.
   Повисло долгое молчание, потом Марион спросила:
   – А Роберт и Теодора? Они же здесь. Они могли бы присматривать за ее милостью.
   Клэрис поджала губы.
   – Теодора слишком поглощена собой, чтобы думать о ком-то еще. Посмотри, как она заботится о Флоре. Она ценит только себя. Роберт выказывает больше любви к девочке, чем Тео. Она больше времени проводит со своими…
   Она прикусила губу и стыдливо посмотрела на Марион.
   – Я не должна так говорить. Теодоре столько пришлось выстрадать, что не каждой женщине под силу выдержать такое. Так говорит Освальд. – Клэрис заметно повеселела. – Правда, он душка?
   Марион улыбнулась:
   – Конечно.
   – Я не должна жаловаться, – продолжала Клэрис. – Я не одинока, моя семья рядом. А когда ты выйдешь за Брэнда и станешь членом семьи, будет еще лучше. Наши дети будут двоюродными.
   Это была тема, в которую Марион не хотела углубляться. Что она могла сказать? Что она боится выходить за Брэнда, если он станет членом парламента? Что она будет оттягивать со свадьбой до тех пор, пока не убедится, что не станет камнем на его шее? И когда это будет?
   Все так запуталось. Она не знает, как ей быть, что делать. И от Брэнда нет помощи. Он сказал, что не станет подталкивать ее, не станет на нее давить. Решение должна принять она, только она одна.
   – Флора с Фебой так сдружились, прямо как сестры, – заметила Клэрис, – точно как мы в детстве.
   – Только спокойнее. По крайней мере надеюсь. Клэрис улыбнулась:
   – Не могу поверить, что все наши выходки были наяву. Повезло, что никто нас не видел.
   Марион, не раздумывая над разумностью того, что делает, быстро заговорила:
   – Нас видели. Незадолго до смерти кто-то сказал Эдвине, что видел меня в ту ночь. Это очень сильно расстроило ее.
   – Погоди-ка. – Клэрис сдвинула брови. – Кто сказал твоей тете, что видел тебя? И какую ночь ты имеешь в виду?
   Марион сделала медленный вдох.
   – Я не знаю, кто ей сказал, а говорю про ту ночь, когда мы выслеживали привидение. Кто-то видел меня и сказал моей тете совсем недавно. В ту же ночь моя тетя Ханна сбежала. Эдвина подумала, что я могла быть последней, кто разговаривал с Ханной. Видишьли, она больше ничего не слышала о Ханне и всегда сожалела, что они поссорились перед расставанием. Все это она поведала в письме.
   – Это печально, – сказала Клэрис, – но не так уж необычно. У Освальда есть тетя, которая сбежала с мужчиной, и ее семья отказалась от нее. Никому не разрешалось упоминать ее имя. С таким же успехом она могла умереть, сказал Освальд.
   – Да, но Эдвина была не такая. Она хотела узнать, где Ханна. Подумай как следует, Клэрис. Ты не видела Ханну? Или кого-то еще? Кто-то еще был там. Хотела бы я знать кто.
   Клэрис покачала головой.
   – Должно быть, это тот, кого мы приняли за привидение. Больше я никого не видела. Странным в ту ночь было только то, что выла и лаяла собака.
   Дверь открылась, и вошел лакей.
   – Леди Клэрис, – нараспев произнес он, – сэр Бэзил желает вас видеть.
   Когда Клэрис поднялась, Марион задержала ее, взяв за запястье.
   – Мы поговорим позже, Клэрис, но не рассказывай никому об этом разговоре, хорошо?
   Ее предостережение, похоже, напугало Клэрис, но она кивнула, прежде чем выйти вслед за лакеем.
   Марион поднялась и подошла к окну. Дневной свет начинал угасать, делая ее мрачные мысли еще мрачнее. Впервые ей пришло в голову, что свидетель не упоминал, что видел той ночью и Клэрис, иначе тетя написала бы об этом Брэнду.
   Кто видел ее и где он прятался, когда она проходила мимо? Марион не знала, что ей делать. Не мешало бы пойти к кафедре и восстановить все события той ночи так же подробно, как местные ежегодно восстанавливают битву между «круглоголовыми» и «кавалерами».
   От одной лишь мысли об этом ее настроение упало. Как там сказала Клэрис? Нехороший дух. Она и сама ощущала это. После приезда в Лонгбери она только один раз воспользовалась коротким путем к Тисовому коттеджу, в день сельского праздника, в тот день, когда на нее напал Джон Форрест.
   Что-то такое вертелось у нее в голове, но она не могла понять, что именно, что-то, что она увидела или не увидела, когда бежала с холма. Что же это было?
   Дверь открылась, вернулась Клэрис.
   – Да, – сказала она, – судья готов увидеться с тобой, и тебе не стоит волноваться. Он не столько спрашивает, сколько утверждает. Я просто хотела сказать тебе, что позабочусь о девочках, а тебе после разговора с судьей не помешает позавтракать, в утренней комнате подают бутерброды и холодное мясо.
   – А где остальные? – поинтересовалась Марион.
   – Брэнд и Эндрю отправились на поиски Роберта. – Ее лицо сморщилось. – Мы все о нем беспокоимся. Он не был дома последние две ночи, и сэр Бэзил ведет себя так, словно Роберт его главный подозреваемый.

Глава 23

   Обходя таверну за таверной, Брэнд без конца ругался, жалуясь на изобилие питейных заведений в таком маленьком местечке, как Лонгбери.
   – Что такое со здешним народом? – возмущался он. – Они что, все пьяницы?
   Брэнд понимал причину своей сварливости. В основе ее лежал страх. В точно такую же ночь, как эта, он ходил искать отца после его многодневного отсутствия в Прайори. Роберт тогда пришел за ним в дедушкин дом и попросил отправиться на поиски вместе. Они нашли отца, но он напился до бесчувствия и захлебнулся собственной рвотой.
   Роберта они обнаружили в «Белой лошади». Во дворе стояло несколько повозок, но посетителей было немного. Обстановка была захудалой; хозяин отправил их в комнату на втором этаже.
   Брэнд вошел первым.
   Роберт лежал на кровати, но не запах бренди напугал Брэнда, а рвотная вонь. Он в два шага оказался рядом с Робертом.
   – Быстрее, он задыхается!
   Услышав его слова, Эндрю прирос к месту.
   – Что?
   – Шевелись, Эндрю! Помоги мне!
   Они перевернули Роберта лицом вниз, поток зловонной желчи хлынул на пол, и Роберт стал хватать ртом воздух.
   – Ох, Роберт! – в отчаянии проговорил Брэнд. – Что ты с собой делаешь?
   Синие губы слегка шевельнулись, и Роберт взглянул на Брэнда сквозь полузакрытые веки.
   – Успокойся, Брэнд, – прохрипел он, – я не настолько пьян, как кажется. Я не умру у тебя на руках, как твой отец. Я бы и сам справился.
   Брэнд повернулся к Эндрю.
   – Кофе, – сказал он, – побольше. Эндрю не двигался с места.
   – Почему он сказал, что не умрет у тебя на руках, как наш отец?
   – А ты как думаешь? А теперь давай по-быстрому сбегай за кофе.
   Час спустя все трое уже сидели в комнате Брэнда, в доме его деда. Брэнд не хотел везти Роберта в Прайори в таком состоянии, тем более что там ждал возвращения дяди представитель власти. К тому же ему не терпелось задать свои вопросы Роберту, чтобы выяснить правду о Ханне.
   Мэнли он велел осторожно дать знать родным, где они и что они нашли Роберта в неважном виде.
   – Что все это значит? – спросил Роберт. – Почему вы привезли меня сюда? Что-то происходит? В чем дело, Брэнд?
   Приняв ванну, он переоделся в ночную рубашку Брэнда и шерстяной халат. Теперь его волосы были причесаны, но лицо оставалось бледным и синева вокруг рта не исчезла. Его бил озноб, поэтому кресло придвинули поближе к огню.
   Брэнд бросил быстрый взгляд на Эндрю. Он отказался вернуться в Прайори и теперь сидел в сторонке, получив от Брэнда строгое указание не говорить ни слова. Брэнда восхищала и беспокоила эта новая твердость в Эндрю.
   Брэнд вздохнул и придвинул свое кресло поближе к Роберту.
   – Прошлой ночью, – без обиняков начал он, – Джон Форрест был жестоко убит.
   Роберт был искренне потрясен, хотя и не убит горем. Он засыпал Брэнда вопросами, и тот рассказал ему все, что знал.
   – Никто не знает, где ты был последние две ночи, – закончил он.
   Роберт улыбнулся:
   – А-а, ты хочешь знать, есть ли у меня алиби? Я обходил все питейные заведения Лонгбери. Не уверен, может ли это послужить в качестве алиби. Полагаю, в какой-то момент я мог незаметно ускользнуть и совершить убийство, но для чего?
   – Чтобы скрыть другое убийство, – холодно заметил Брэнд, – то, которое произошло почти двадцать лет назад. Ты знаешь, о чьем убийстве я говорю. Ханны Ганн.
   Ему удалось ошеломить дядю. Руки Роберта сжались, он еще больше побледнел и покачал головой. Голос его был едва слышен:
   – Значит, нашли останки Ханны?
   Брэнд собрался с силами, чтобы не поддаться жалости. До сих пор он был осторожен, и это никуда его не привело. Пора применить иной подход.
   – Это ты убил Ханну? Ты убил ее в припадке ярости, потому что она отказалась убежать с тобой?
   Роберт уставился на него, потом невесело рассмеялся.
   – Ты все не так понял. Ханна Ганн была не вполне нормальной, она преследовала меня, как хищник преследует свою добычу. Это из-за нее мой брак потерпел крах. Она сказала моей жене, что мы собираемся вместе уехать и что у нее есть мои любовные письма. Все было совсем наоборот. Это она писала мне письма, которые я сжигал, как только прочитывал. Это был бред сумасшедшей.
   Брэнда это не удивило. Ханна была ненормальной. Именно эти письма Форрест искал. Если бы они вышли на свет, Роберта заподозрили бы в убийстве Ханны. Форрест не был предан Роберту, зато был предан Теодоре. Он пошел бы на все, чтобы избавить ее от позора или боли.
   Роберт прикрыл глаза рукой.
   – Какое отношение все это имеет к Форресту? Брэнд наклонился вперед, сцепив руки.
   – У меня есть доказательство, что именно Форрест влез в коттедж Марион. Все знают о нападении. Он приставил пистолет к голове Марион и потребовал, чтобы она отдала письма Ханны. Думаю, он имел в виду те письма, которые ты якобы посылал ей.
   – Но никаких писем не было!
   – Я верю тебе, но много ли времени, по-твоему, понадобится властям, чтобы выявить связь между тобой, Фор-рестом и письмами, которые он так рьяно искал? Они подумают, что ты послал его на преступление, чтобы защитить себя, а потом вы повздорили. Они захотят знать, что тогда случилось с Ханной. – Он помолчал, затем продолжил уже более сдержанно: – Я хочу знать, что случилось с Ханной. Это исчезновение отбросило длинную тень, и пора рассеять ее.
   Повисло молчание. Угли в камине потрескивали и вспыхивали. Где-то в доме пробили часы.
   – Роберт? – мягко напомнил Брэнд.
   Дядя заморгал и сосредоточил на нем взгляд.
   – Расскажи мне о Ханне, – попросил Брэнд. – Она сказала Тео, что ты писал ей страстные любовные письма. Она показывала их Тео?
   – Нет. Что она могла показать? Их не было.
   – Продолжай. Ты сказал, что твой брак потерпел крах. Из-за писем, которых не существовало?
   Роберт пожал плечами.
   – Я же говорил. Она преследовала меня, как охотник. Я шагу не мог ступить, чтобы не наткнуться на нее. Поначалу это забавляло, потом стало раздражать. Но когда она украла собаку Тео и поклялась, что это мой подарок, я понял, что она опасна.
   Существовала только одна собака – собака Тео. Брэнд так и думал, но это поднимало вопрос:
   – Ханна вернула собаку?
   – Нет. Она не признавалась, что это собака Тео. – Чуть заметная циничная улыбка тронула губы Роберта. – Собака стала последней каплей для Тео. Видишь ли, она верила Ханне, а не мне. Думаю, ты знаешь почему.
   Брэнд коротко кивнул, и Роберт продолжил:
   – Да, мы с твоим отцом были в свое время гуляками, и нас ничто не интересовало, кроме развлечений. Все это изменилось, когда каждый из нас встретил женщину своей мечты. Для твоего отца это была твоя мать, для меня – Тео. Мне больше повезло, чем твоему отцу, по крайней мере так я думал. Пришлось немало постараться, чтобы убедить в этом Тео, но в конце концов она согласилась выйти за меня. Некоторое время мы были счастливы, но она никогда полностью не доверяла мне. – Его голос изменился, в нем зазвучало больше горечи. – Можешь представить, как навредила Ханна. Тео никогда не простила меня. Он пожал плечами.
   – Полагаю, со временем мы могли бы помириться, но я не признавался в измене и настаивал на своей версии этой истории, такие вот дела. Я принялся за старое, как и твой отец: пьянки, шлюхи. Только одно хорошее вышло из всего этого – у меня есть дочь, но, думаю, ты это знаешь.
   – Флора, – пробормотал Брэнд.
   Со стороны Эндрю послышался сдавленный возглас. Брэнд не обратил внимания, а Роберт, похоже, не слышал. Он не мигая смотрел на угли в камине, погрузившись в воспоминания. Брэнд сомневался, что дядя помнил, зачем они завели этот разговор.
   Наконец Роберт пошевелился.
   – Я скучаю по брату. – Он взглянул на Брэнда – Он был на восемь лет старше меня, но мы всегда были близки. Он понимал меня как никто другой.
   На этот раз Эндрю не смолчал. Он поднялся.
   – Зачем ты пьешь? Зачем отец пил это? Ты же упьешься до смерти!
   – Меланхолия, – просто ответил Роберт. – Или скука. Я еще не решил, что именно.
   – Эндрю, – вмешался Брэнд, но Эндрю отказывался молчать.
   – У тебя есть дочь! Разве это ничего не значит?
   – Она не знает, что я ее отец.
   – Наверняка Тео простит тебя, если ты расскажешь ей о ребенке…
   Роберт взмахом руки прервал его:
   – Мальчик мой, Тео знает, что Флора моя дочь. Это она после того, как мать Флоры умерла, предложила, чтобы девочка по полгода проводила у нас. Я надеялся… а, не важно, на что я надеялся. Флоре было лучше со своей теткой, я имею в виду, с сестрой ее матери. Тео не обращает внимания на ребенка, а я не в том состоянии, чтобы заботиться о ком бы то ни было. Только посмотрите на меня. Что хорошего я могу дать своей дочери?
   Голос Брэнда пресек следующие слова Эндрю.
   – Эндрю, я был бы тебе признателен, если бы ты попросил слуг сделать для нас бутерброды.
   – Но мы же ели бутерброды, когда приехали.
   – Я хочу еще.
   Эндрю хотел воспротивиться, но взгляд брата не допускал возражений.
   Когда дверь за Эндрю закрылась, Брэнд снова повернулся к дяде. Он придержал язык, потому что был старше и мудрее Эндрю. Жизнь научила его, что люди меняются, только когда у них есть очень веская причина, и не раньше.
   Роберт разглядывал его с интересом.
   – Скажи мне кое-что, Брэнд, – попросил он. – Обещаю, что не обижусь. Я тебе симпатичен? Несмотря на мои недостатки?
   Симпатия – слишком невыразительное слово. Любовь – слишком женственное.
   – Ты мне очень дорог, Роберт. Роберт кивнул:
   – И ты мне. Но меня всегда озадачивало, почему ты так строго судишь своего отца. Между ним и мной так мало разницы.
   У Брэнда не было готового ответа на это глубокомысленное замечание.
   – Мы говорим о Ханне, – напомнил он.
   Роберт вздохнул. Помолчав немного, он продолжил:
   – Однажды ночью, когда все спали, я назначил ей встречу в оранжерее. Естественно, я не хотел, чтобы Тео нас увидела или услышала от кого-то еще, что я встречался с Ханной наедине. Я сделал Ханне строгое внушение, сказал ей, что, если она еще хоть раз ступит на территорию Прайори, я отдам ее под арест и обвиню в нарушении границ частной собственности. Она… – Роберт снова тяжело вздохнул, – она разрыдалась, умоляла меня не порывать наши отношения. Кажется, до нее просто не доходило, что порывать нечего. Потом попыталась прибегнуть к шантажу. Ей некуда идти, сказала она. Она поссорилась с сестрами и сказала им, что у нее любовная связь с женатым человеком и что она уезжает с ним. Теперь она не может вернуться. Я ей не поверил. Да поможет мне Бог, я так разозлился, что развернулся и ушел. С тех пор я ее не видел.
   Брэнд рассеянно кивнул. Так вот из-за чего ссорились женщины в Тисовом коттедже в ту ночь.
   Он наклонился к Роберту:
   – Но ты ведь спрашивал себя, что с ней случилось. Ты ведь знал, что она не сбежала с мужчиной.
   Роберт опустил глаза.
   – Сначала я подозревал, что она бросилась в реку. Это единственное, что приходило мне в голову. Она была сильно расстроена, когда я уходил. Но потом до меня стали доходить слухи, что у Ханны имелись запасные варианты, и я стал верить, точнее, надеяться, что она нашла кого-то другого, когда со мной не вышло. Это был легкий выход, и он меня устраивал.
   Роберт потянулся за выпивкой, но увидел, что нет ничего, кроме чашки крепкого кофе. Он состроил гримасу и сложил руки на груди.
   Вздохнув, Брэнд поднялся, подошел к маленькому буфету и мгновение спустя вернулся со стаканом розовой жидкости.
   – Спасибо, – поблагодарил Роберт. – Что это? Брэнд сел.
   – Немного вина с водой. Пей глотками, не залпом. Роберт усмехнулся и посмотрел на Брэнда с теплой и задушевной улыбкой.
   – Твой отец всегда сожалел, что ты не унаследуешь его титул. Он говорил, что ты лучший из Фицаланов. Вот почему он сделал тебя опекуном. Он любил тебя, хотя тебя было очень непросто любить.
   Это было еще одно глубокомысленное утверждение, на которое у Брэнда не имелось ответа. Все равно оно странно подействовало на него. Это правда. Его действительно очень тяжело любить.
   Улыбка Роберта стала печальной.
   – Мы с твоим отцом сами испортили себе жизнь. Я думаю, вы с Эндрю не повторите наших ошибок.
   Вернулся Эндрю, а вскоре после этого принесли бутерброды и кофе. Роберт выпил только стакан разбавленного вина и вскоре уснул. Брэнд и Эндрю сидели у огня и в молчании ели бутерброды, время от времени поглядывая на Роберта.
   Брэнд не считал себя сентиментальным, но в данный момент чувствовал себя Фицаланом и понимал, что люди в этой комнате так же дороги ему, как и собственная жизнь. Он бы многое отдал, чтобы отец был здесь. Сейчас, разговаривая с отцом, он не был бы ни упрямым, ни дерзким. Его не было бы трудно любить.
   Произнесенные тихим голосом слова Эндрю прервали его мысли:
   – Как ты узнал, что Флора – ребенок Роберта? Брэнд чуть заметно улыбнулся:
   – Ты видел, как она держится в седле? Она Фицалан, нет сомнений. Но не только это. Улыбка Роберта становится другой, когда его взгляд останавливается на девочке, – теплой, задушевной и очень нежной.
   – Но рыжие волосы? Зеленые глаза?
   – Думаю, это она унаследовала от матери. Эндрю все еще был озадачен.
   – Я думал, она по полгода живет с сестрой Тео.
   – Как видишь, нет. Полагаю, это объяснение было придумано, чтобы пощадить гордость Тео.
   Последовало долгое молчание, потом Эндрю спросил:
   – И что будет теперь?
   Брэнд заставил себя вернуться мыслями к насущному.
   – Мы дадим знать судье, что Роберт здесь. Его алиби убедительное.
   – А как насчет Ханны? Что ты собираешься рассказать сэру Бэзилу о ней?
   – Ничего. Я не намерен делать работу за него. Я сказал ему все, что хотел, по крайней мере на данный момент.
   Эндрю кивнул и отвел глаза. Голос его был так тих, что Брэнду пришлось наклониться, чтобы расслышать его слова.
   – Ты думаешь, это Тео убила Ханну?
   – Эта мысль приходила мне в голову. Но не представляю, чтобы она могла убить Джона Форреста.
   – Я тоже, если только Форрест не предал ее в чем-то. Есть в Тео что-то такое, от чего у меня мурашки по коже.
   – Она знает, как ненавидеть, – сказал Брэнд.
   Его мысли устремились к Марион. Она знает, как любить. «Я люблю тебя». Эндрю вздохнул.
   – А теперь расскажи мне о нашем отце. Расскажи о той ночи, когда он умер.
   Брэнд тщательно подбирал слова. Он не хотел, чтобы Эндрю презирал отца.
   – Мы с Робертом нашли его, – медленно проговорил он. – Нам не удалось привести его в чувство.