Страница:
Реджи обнял жену за плечи.
– Брэнд не вернется в Лондон, по крайней мере не сейчас. Он устраивает свою штаб-квартиру в Лонгбери, в доме, оставленном ему его дедом. Ведь наш избирательный округ находится там.
Потрясенная Фанни резко остановилась:
– Не думаю, что Марион знает об этом. Реджи улыбнулся:
– Скоро узнает.
Марион протерла запотевшее окно кареты. Дождь лил не переставая, до Лонгбери предстоял еще далекий путь, а все почтовые станции, которые они проезжали, были переполнены людьми, желающими получить ночлег. На последней станции им сказали, что мест нет. Если и на следующей не будет, возможно, придется умолять какого-нибудь крестьянина пустить их на ночлег.
Эта мысль напомнила Марион мамины слова, которые она говорила отцу во время их прошлой поездки в Лонгбери: «Если наследующей станции нас не возьмут, Пенн, придется просить какого-нибудь доброго человека пустить нас на ночлег».
Пенн – прозвище отца, сокращенно от титула – Пенрит. На самом деле его звали Джордж, но никто не называл его так, даже мама.
Марион покачала головой. Должно быть, память подводит ее. В Лонгбери она ездила только с мамой. Отец не ладил с тетей Эдвиной. Откуда же тогда взялось это воспоминание?
Она ничего не придумывала, она помнила это. Они ехали в карете, она сидела у папы на коленях и держала на руках Фебу. «Поспи, маленький эльф», – сказал папа, но она никак не засыпала. Она ощущала натянутость в отношениях родителей и чувствовала, что никто из них не хочет навещать тетю Эдвину.
– Марион?
Она подняла глаза и увидела, что Эмили смотрит на нее.
– Что такое?
– Я только что вспомнила, кто такой Дэвид. Ты ведь когда-то была помолвлена с Дэвидом, верно?
– Да, – непринужденно ответила Марион, – была, пока он не узнал, что мое приданое слишком невелико для того, чтобы содержать его в роскоши, на которую он рассчитывал.
Эмили на мгновение заколебалась, затем решительно продолжила:
– Значит, ты из-за него так и не вышла замуж? Ты все еще любишь его?
Марион была изумлена.
– Кто, скажи на милость, внушил тебе эту мысль? Эмили пожала плечами.
– Именно его имя ты назвала, когда пришла в себя после обморока.
– Я не падала в обморок! У меня просто закружилась голова, вот и все.
– Ты не ответила на мой вопрос. Марион поцокала языком.
– Нет. Я не люблю Дэвида Керра.
– А как насчет мистера Гамильтона? Он ведь поцеловал тебя.
Марион готова была вскипеть.
– Он поцеловал меня по-дружески. Тут нет ничего такого. Клянусь, я ни в кого не влюблена.
На губах Эмили заиграла улыбка.
– Я тебе верю, но сомневаюсь, что поверят сплетники. Поговаривают, что он дал от ворот поворот миссис Милфорд, потому что она со своими выходками стала для него обузой, но ты, графская дочь, можешь стать предметом его гордости.
– А мне нравится мистер Гамильтон, – высказала свое мнение Феба.
Сестры рассмеялись. Потом поболтали о том о сем. Ресницы Эмили опустились, и она в конце концов задремала.
Марион смотрела в окно, предаваясь размышлениям.
«Ты графская дочь и можешь стать предметом его гордости». Увы, только она одна знала, насколько далеко это от истины.
Глава 5
Глава 6
– Брэнд не вернется в Лондон, по крайней мере не сейчас. Он устраивает свою штаб-квартиру в Лонгбери, в доме, оставленном ему его дедом. Ведь наш избирательный округ находится там.
Потрясенная Фанни резко остановилась:
– Не думаю, что Марион знает об этом. Реджи улыбнулся:
– Скоро узнает.
Марион протерла запотевшее окно кареты. Дождь лил не переставая, до Лонгбери предстоял еще далекий путь, а все почтовые станции, которые они проезжали, были переполнены людьми, желающими получить ночлег. На последней станции им сказали, что мест нет. Если и на следующей не будет, возможно, придется умолять какого-нибудь крестьянина пустить их на ночлег.
Эта мысль напомнила Марион мамины слова, которые она говорила отцу во время их прошлой поездки в Лонгбери: «Если наследующей станции нас не возьмут, Пенн, придется просить какого-нибудь доброго человека пустить нас на ночлег».
Пенн – прозвище отца, сокращенно от титула – Пенрит. На самом деле его звали Джордж, но никто не называл его так, даже мама.
Марион покачала головой. Должно быть, память подводит ее. В Лонгбери она ездила только с мамой. Отец не ладил с тетей Эдвиной. Откуда же тогда взялось это воспоминание?
Она ничего не придумывала, она помнила это. Они ехали в карете, она сидела у папы на коленях и держала на руках Фебу. «Поспи, маленький эльф», – сказал папа, но она никак не засыпала. Она ощущала натянутость в отношениях родителей и чувствовала, что никто из них не хочет навещать тетю Эдвину.
– Марион?
Она подняла глаза и увидела, что Эмили смотрит на нее.
– Что такое?
– Я только что вспомнила, кто такой Дэвид. Ты ведь когда-то была помолвлена с Дэвидом, верно?
– Да, – непринужденно ответила Марион, – была, пока он не узнал, что мое приданое слишком невелико для того, чтобы содержать его в роскоши, на которую он рассчитывал.
Эмили на мгновение заколебалась, затем решительно продолжила:
– Значит, ты из-за него так и не вышла замуж? Ты все еще любишь его?
Марион была изумлена.
– Кто, скажи на милость, внушил тебе эту мысль? Эмили пожала плечами.
– Именно его имя ты назвала, когда пришла в себя после обморока.
– Я не падала в обморок! У меня просто закружилась голова, вот и все.
– Ты не ответила на мой вопрос. Марион поцокала языком.
– Нет. Я не люблю Дэвида Керра.
– А как насчет мистера Гамильтона? Он ведь поцеловал тебя.
Марион готова была вскипеть.
– Он поцеловал меня по-дружески. Тут нет ничего такого. Клянусь, я ни в кого не влюблена.
На губах Эмили заиграла улыбка.
– Я тебе верю, но сомневаюсь, что поверят сплетники. Поговаривают, что он дал от ворот поворот миссис Милфорд, потому что она со своими выходками стала для него обузой, но ты, графская дочь, можешь стать предметом его гордости.
– А мне нравится мистер Гамильтон, – высказала свое мнение Феба.
Сестры рассмеялись. Потом поболтали о том о сем. Ресницы Эмили опустились, и она в конце концов задремала.
Марион смотрела в окно, предаваясь размышлениям.
«Ты графская дочь и можешь стать предметом его гордости». Увы, только она одна знала, насколько далеко это от истины.
Глава 5
Марион резко проснулась, когда почтовую карету сильно тряхнуло и она накренилась на один бок. Книги, журналы и мелкие вещи попадали на пол. Марион подхватила Фебу, чтобы та не соскользнула со скамьи. Проснувшись, Феба стала вырываться, но потом притихла.
Форейторы пытались отвязать испуганных лошадей. Сердце Марион заколотилось.
– Выходим! – сказала она Эмили. – Ты первая, я подам тебе Фебу.
– Там такой дождь, – запротестовала Эмили.
– А ты предпочитаешь утонуть? Вылезай, я сказала!
Глаза Эмили расширились от испуга, когда вода хлынула в карету. Выбраться оказалось нелегко. Единственная дверца, которая открывалась, находилась под таким углом, что пришлось толкать ее плечом.
– Скорее! – крикнула Эмили, принимая Фебу и протягивая руку Марион. – Колесо сломано, и карета того и гляди перевернется.
Вода быстро поднималась. Марион ощущала тяжесть юбок, жадно впитывающих воду.
– Я сама справлюсь, – прокричала она. – Позаботься о Фебе. Отведи ее в безопасное место.
Эмили убрала руку, и Марион встала на скамью. Несмотря на свои заверения, вряд ли она могла выбраться без посторонней помощи.
– Отойдите! – послышался поблизости мужской голос. Она узнала этот голос. Карета опасно покачнулась, и в следующее мгновение показалось лицо Эша Денисона. Марион была так потрясена, что только молча уставилась на него.
– Дайте мне вашу руку! – скомандовал он.
– Что вы здесь делаете?
– Проверял все почтовые станции на дороге в надежде отыскать вас целыми и невредимыми. У последней мы разминулись буквально в несколько минут. Они сказали мне, что забиты под завязку и что вы поехали дальше.
– Вы что… преследовали нашу карету?
– Давайте оставим объяснения на потом, хорошо? Дайте мне вашу руку, леди Марион.
Она не собиралась уходить без своей сумочки. На этот раз не будет никаких записок с угрозами. В карете было темно, но она знала, где лежит сумочка. Там, на скамейке.
– Быстрее! – приказал он. – Пока нас обоих не смыло. Марион схватила свой ридикюль, испуганно вскрикнула, когда карета покачнулась, и ухватилась за его руку.
Они стояли высоко на боку кареты, а вода с каждой секундой поднималась все выше и выше. А может, это карета тонула. Марион испуганно ахнула и прижала к себе сумочку.
– Осторожнее! – крикнула она.
Беспечно рассмеявшись, Эш спрыгнул в бурлящую воду. Теперь Марион поняла, что произошло. Они находились на середине брода, который проливной дождь превратил в стремительный поток. Колеса почтовой кареты, должно быть, ударились о подводный камень, и она перевернулась.
Еще не добравшись до берега, лорд Денисон начал раздавать приказы слугам и форейторам. Марион узнала Мэнли, слугу Брэнда Гамильтона. Он помог Фебе сесть в карету Эша.
Марион хотела горячо поблагодарить лорда Денисона, да только он не дал ей и рта раскрыть.
– Идемте, леди Марион, – сказал он, – вы дрожите от холода. Давайте доставим вас к теплому огню и горячему ужину, а потом я отвечу на все ваши вопросы.
Она надеялась, что он ответит на все вопросы в карете, но лорд Денисон предпочел ехать с Мэнли на козлах. Странно, подумала она. Почему Мэнли не с Брэндом Гамильтоном?
И почему она так подозрительна, когда должна благодарить свою счастливую звезду, что они оказались поблизости?
На следующей станции лорд Денисон воспользовался именем Брэнда Гамильтона, и это возымело волшебное действие. По словам Эша, Брэнд Гамильтон был известной личностью в этих краях, потому что собирал голоса за местного кандидата на последних выборах. И хотя им предоставили лишь маленькую комнатку в мансарде, Марион была рада. Другим приходилось устраиваться на ночь в трапезной или на любой свободной скамейке, которую удавалось найти.
Лорд Денисон коротко поговорил с ней, прежде чем удалиться. Он наткнулся на них не случайно.
– Я знал, – сказал он, – что сегодня вы должны были отправиться в Лонгбери, а поскольку сам туда еду, подумал, что мы могли бы сделать это вместе. Я разминулся с вами на Ганновер-сквер на каких-то несколько минут и здорово встревожился, когда погода ухудшилась. Но все хорошо, что хорошо кончается.
– Вы едете в Лонгбери? – спросила Марион.
– Чтобы помочь приготовить дом Брэнда. Он присоединится ко мне через пару дней, и Лонгбери будет его базой, по крайней мере до конца выборов.
Марион как можно тщательнее скрыла свой испуг. Она не испытывала неприязни к Брэнду Гамильтону. Она просто хотела бы, чтобы его избирательный округ находился на другом краю Англии.
Денисон оставил сестер в вестибюле на попечении Мэнли.
Мэнли вел себя, по мнению Марион, как старая, испытанная пастушья собака с кучкой отбившихся от стада овец.
Он отвел их наверх, в комнату и ворчливо предупредил, чтобы никуда не ходили, он распорядится, чтобы им принесли обед.
Как только дверь за ним закрылась, Феба воскликнула:
– Мне нравится мистер Мэнли, а вам? Старшие сестры рассмеялись.
Улыбаясь, они оглядели свою комнату. Она была маленькой, с низким потолком, крошечным чердачным окошком и большой кроватью, занимавшей почти все пространство. Но главное, в камине весело потрескивал огонь и было так тепло, что они сняли верхнюю одежду и встали перед огнем, чтобы просушить мокрые юбки. Это было лучшее, что они могли сделать, пока не прибыли их сундуки.
Вскоре служанка принесла обед: горячий пирог с бараниной, клецки, молодой картофель и морковь. Может, потому что обед был отличный, а может, из-за того, что было тепло и уютно, но настроение Марион постепенно повышалось. Эмили высказала мнение, что лорд Денисон поступил очень благородно, и Марион вынуждена была согласиться.
Вернулась служанка, чтобы забрать посуду и приготовить раскладушку для Фебы. Марион стала искать свою сумочку, чтобы отблагодарить служанку за хлопоты.
На кровати среди накидок и шалей сумочки не было, на комоде тоже. Марион постояла, пытаясь сообразить, где могла оставить сумочку. В карете лорда Денисона!
Резко повернувшись к служанке, она натянуто поинтересовалась:
– Лорд Денисон уже прибыл?
Резкий вопрос, казалось, напугал служанку.
– Точно не знаю, миледи. Мистер Пул, хозяин, должен знать.
Марион понимала, что ведет себя неразумно, что ей следует попросить служанку отыскать Мэнли, но ею вдруг овладело ужасное беспокойство. Она должна срочно найти сумочку. Никто, кроме нее, не должен к ней прикасаться.
Марион схватила с кровати свою накидку.
– Я оставила в карете сумочку, – сказала она. – Пойду заберу ее.
Она приказала сестрам никуда не выходить из комнаты и захлопнула дверь.
Мэнли нигде не было, и среди множества карет во дворе она не могла отыскать карету Эша, поэтому Марион подошла к конторке и спросила, прибыл ли лорд Денисон. Хозяин гостиницы направил ее в комнаты для грумов и форейторов.
– Мне пришлось переселить оттуда двух грумов лорда Леннокса, чтобы разместить лорда Денисона, – сказал он, – но там не место для леди. Почему бы вам не вернуться в свою комнату, а я, как только будет свободная минутка, пошлю кого-нибудь за лордом Денисоном?
У нее не было времени ждать, тем более что перед конторкой толпилось множество людей, требующих внимания владельца. Услышав, что свободных комнат нет и им придется ночевать в каретах, они готовы были наброситься на него с кулаками.
По обрывкам разговоров Марион узнала, что дорогу на Брайтон размыло и что путешественникам приходилось делать крюк в несколько миль, чтобы найти ночлег. Марион не было до этого дела. Все, что ей нужно, – это ее ридикюль.
Один из конюхов показал ей дверь в комнату лорда Денисона. По выражению его лица она видела, что он крайне удивлен появлением леди в этом сугубо мужском месте. Она поблагодарила конюха и стала взбираться по каменным ступенькам на узкий балкон, выходящий во двор.
Она была уже почти у двери, когда кто-то внутри назвал ее имя, не лорд Денисон, а кто-то другой. Брэнд Гамильтон. Без раздумий она прижалась спиной к стене. Маленькое окно было открыто, и лорд Денисон стоял возле него, выпуская наружу струи табачного дыма.
– Я удивлен, – сказал он, – что ты счел необходимым оторваться от своих срочных дел и примчаться сюда, ведь мой посланец наверняка сказал тебе, что все под контролем.
– Я встретил твоего человека на перекрестке. К счастью, он узнал меня, а то я мог бы и не найти вас.
Очередное облачко дыма выплыло через открытое окно.
– Это был несчастный случай, ни больше ни меньше.
Послышался плеск воды, и Марион представила Гамильтона возле умывальника, смывающего дорожную грязь с лица и рук.
– Возможно, ты и прав, – ответил Брэнд, – но я знаю, что она боится кого-то.
После непродолжительной паузы лорд Денисон заметил:
– Это не связано с Лонгбери, иначе она бы туда не ехала.
– Точно. Я думаю, она бежит от бывшего ухажера, но не уверен. Подай мне полотенце.
Разрази гром этого человека! Откуда он мог узнать? Очевидно, та же мысль пришла и в голову Денисона.
– Откуда ты знаешь? Не про ухажера, а про то, что она его боится? Не трудись отвечать. Это твой нюх газетчика. И полагаю, этот нюх не успокоится, пока не выяснит все до конца.
Ничто, за исключением угрозы неминуемого обнаружения, не могло бы сдвинуть ее с места. Навострив уши, она придвинулась поближе к окну.
– Если придется, я бы предпочел, чтобы она сама пришла ко мне и рассказала, что ее тревожит.
– С чего бы это вдруг?
В голосе Гамильтона слышалась улыбка.
– С того, что она начинает доверять мне.
Марион стиснула зубы. Если б она была мужчиной, то сию минуту схватила бы его за горло.
– В глазах света ты практически помолвлен с девушкой, – сказал Денисон. – Должен ли я напоминать тебе о сцене с Джулией Милфорд на балу у Фанни, не говоря уже о последовавшем поцелуе? Если ты и дальше будешь продолжать уделять леди Марион такое явное внимание, все начнут гадать, когда же свадьба.
– Пускай себе гадают, – последовал короткий ответ.
– А как же леди Марион? – раздраженно парировал Эш. – Разве она не заслуживает того, чтобы знать твои планы?
Вот он, момент истины, подумала Марион, и ее руки сжались в кулаки.
– Эш, – сказал Брэнд, – не мог бы ты курить эту чертову сигару снаружи? Я уже задыхаюсь от дыма.
Марион про себя чертыхнулась. Оставаться здесь дальше невозможно. Подхватив юбки, она ретировалась, держась в тени. Пульс колотился как бешеный, а негодование граничило с тревогой. Он газетчик и считает, что это дает ему право копаться в чужих тайнах. Или, может, он хочет убедиться, что леди, которую он берет в жены, не имеет в прошлом секретов, которые могут бросить на него тень, когда он станет премьер-министром? Премьер-министром? Ха! Она начинает рассуждать как Феба. Единственным утешением было то, что Дэвид ничего ему не расскажет, она хорошо заплатила за молчание.
Она столкнулась нос к носу с Мэнли в вестибюле гостиницы и не удивилась, когда он оскалился.
– Я везде вас ищу, – сказал он.
– А я везде ищу свою сумочку. Мэнли полез в карман.
– Вы оставили ее в карете, – проворчал он и протянул ей ридикюль.
Она чуть ли не выхватила сумочку из его рук, но все было в порядке. Никакой записки с угрозами. Марион ослепительно улыбнулась:
– Теперь можете отчитывать меня, сколько пожелаете, мистер Мэнли.
Она развернулась и побежала вверх по лестнице.
Брэнд тихо поднялся, чтобы не потревожить Эша, накинул пальто и вышел на балкон подышать свежим воздухом. Хотя в окнах гостиницы еще горел свет, на дворе было тихо. Кареты уже перестали подъезжать. Форейторы принесли новости, что не только Брайтон отрезан поднявшейся водой, но и дорогу на Лонгбери тоже смыло.
Он не мог уснуть. В голове было полно вопросов. Отчаянно хотелось действовать, а он торчал здесь, в этой глуши.
Он осмотрел колесо кареты Марион и убедился, что оно не было испорчено специально. Просто ударилось о подводный камень. Его теория, что Марион является мишенью, начинала казаться смехотворной. Или кто-то хочет, чтобы он так думал?
Дэвид Керр. Брэнд узнал это имя от Фанни. Почему Марион не хочет говорить с ним о Дэвиде?
По крайней мере сейчас он знает, что с ней все в порядке. Но он же не может бросить все и всякий раз бегать искать ее, как это было сегодня. А кто в этом виноват? Ни одна здравомыслящая женщина не отправится в дорогу в такую погоду. Ей еще повезло, что Эш оказался рядом.
Его рот скривился в улыбке, которая была ироничной и в то же время веселой. Брэнд Гамильтон, незаконнорожденный сын герцога, и леди Марион Дейн, высокородная дочь графа? Он прекрасно сознавал, что их взаимное влечение пугает ее не меньше, чем его самого. Она думает, он хочет жениться на ней, чтобы способствовать осуществлению своих политических амбиций, что женитьба на аристократке добавит ему влиятельности. Все совсем наоборот. Он не испытывал к аристократии ничего, кроме презрения.
Марион была исключением. О, она могла вести себя как великосветская дама, когда это было нужно, ее холодные серые глаза обращались в лед. Но это лишь способ защиты, чтобы держать его на расстоянии. Когда же она чувствовала себя в безопасности, например, в окружении своих сестер и кузенов, в ней не было ни капли высокомерия. Узнавать Марион – все равно что раскрывать розовый бутон: осторожно, по одному лепестку, стараясь не наткнуться на шипы.
Его улыбка сникла. Это не игра. Ему следует удовлетвориться тем, что Марион вне опасности. У него и без того полно дел. Он знает эту местность как свои пять пальцев.
Наводнение не помеха: к рассвету он может быть в Лонгбери.
Эш и Мэнли пока присмотрят за Марион.
С этой мыслью он вернулся в комнату и разбудил Эша.
Наблюдатель тихо выругался. У леди Марион телохранителей прямо как у принцессы. Сейчас ему до нее не добраться. Записка, которую он должен был сунуть в ее сумочку, прожигала дыру в кармане.
Он знал, что ее карета в конце концов сломается, потому что лично позаботился об этом. Но он не предусмотрел, что лорд Денисон доберется до нее первым.
Было ясно, что Брэнд Гамильтон, лично заинтересованный в леди Марион, поручил своему другу Денисону сопровождать ее. Вопрос в том, подозревает ли что-то Гамильтон или же действует так, как действовал бы любой поклонник.
Пока что дела складываются не блестяще. Придется на время затаиться.
Холодная испарина выступила у него на лбу. Озноб пробрал до костей. Его пугала мысль о Брэнде Гамильтоне.
Совсем не хочется оказаться лицом к лицу с этим джентльменом. Он пошел на риск в театре, но пока не готов рисковать снова.
Свежая лошадь была оседлана и ждала его в конюшне. Он взобрался в седло, надвинул шляпу пониже и поскакал, возвращаясь туда, откуда приехал.
Форейторы пытались отвязать испуганных лошадей. Сердце Марион заколотилось.
– Выходим! – сказала она Эмили. – Ты первая, я подам тебе Фебу.
– Там такой дождь, – запротестовала Эмили.
– А ты предпочитаешь утонуть? Вылезай, я сказала!
Глаза Эмили расширились от испуга, когда вода хлынула в карету. Выбраться оказалось нелегко. Единственная дверца, которая открывалась, находилась под таким углом, что пришлось толкать ее плечом.
– Скорее! – крикнула Эмили, принимая Фебу и протягивая руку Марион. – Колесо сломано, и карета того и гляди перевернется.
Вода быстро поднималась. Марион ощущала тяжесть юбок, жадно впитывающих воду.
– Я сама справлюсь, – прокричала она. – Позаботься о Фебе. Отведи ее в безопасное место.
Эмили убрала руку, и Марион встала на скамью. Несмотря на свои заверения, вряд ли она могла выбраться без посторонней помощи.
– Отойдите! – послышался поблизости мужской голос. Она узнала этот голос. Карета опасно покачнулась, и в следующее мгновение показалось лицо Эша Денисона. Марион была так потрясена, что только молча уставилась на него.
– Дайте мне вашу руку! – скомандовал он.
– Что вы здесь делаете?
– Проверял все почтовые станции на дороге в надежде отыскать вас целыми и невредимыми. У последней мы разминулись буквально в несколько минут. Они сказали мне, что забиты под завязку и что вы поехали дальше.
– Вы что… преследовали нашу карету?
– Давайте оставим объяснения на потом, хорошо? Дайте мне вашу руку, леди Марион.
Она не собиралась уходить без своей сумочки. На этот раз не будет никаких записок с угрозами. В карете было темно, но она знала, где лежит сумочка. Там, на скамейке.
– Быстрее! – приказал он. – Пока нас обоих не смыло. Марион схватила свой ридикюль, испуганно вскрикнула, когда карета покачнулась, и ухватилась за его руку.
Они стояли высоко на боку кареты, а вода с каждой секундой поднималась все выше и выше. А может, это карета тонула. Марион испуганно ахнула и прижала к себе сумочку.
– Осторожнее! – крикнула она.
Беспечно рассмеявшись, Эш спрыгнул в бурлящую воду. Теперь Марион поняла, что произошло. Они находились на середине брода, который проливной дождь превратил в стремительный поток. Колеса почтовой кареты, должно быть, ударились о подводный камень, и она перевернулась.
Еще не добравшись до берега, лорд Денисон начал раздавать приказы слугам и форейторам. Марион узнала Мэнли, слугу Брэнда Гамильтона. Он помог Фебе сесть в карету Эша.
Марион хотела горячо поблагодарить лорда Денисона, да только он не дал ей и рта раскрыть.
– Идемте, леди Марион, – сказал он, – вы дрожите от холода. Давайте доставим вас к теплому огню и горячему ужину, а потом я отвечу на все ваши вопросы.
Она надеялась, что он ответит на все вопросы в карете, но лорд Денисон предпочел ехать с Мэнли на козлах. Странно, подумала она. Почему Мэнли не с Брэндом Гамильтоном?
И почему она так подозрительна, когда должна благодарить свою счастливую звезду, что они оказались поблизости?
На следующей станции лорд Денисон воспользовался именем Брэнда Гамильтона, и это возымело волшебное действие. По словам Эша, Брэнд Гамильтон был известной личностью в этих краях, потому что собирал голоса за местного кандидата на последних выборах. И хотя им предоставили лишь маленькую комнатку в мансарде, Марион была рада. Другим приходилось устраиваться на ночь в трапезной или на любой свободной скамейке, которую удавалось найти.
Лорд Денисон коротко поговорил с ней, прежде чем удалиться. Он наткнулся на них не случайно.
– Я знал, – сказал он, – что сегодня вы должны были отправиться в Лонгбери, а поскольку сам туда еду, подумал, что мы могли бы сделать это вместе. Я разминулся с вами на Ганновер-сквер на каких-то несколько минут и здорово встревожился, когда погода ухудшилась. Но все хорошо, что хорошо кончается.
– Вы едете в Лонгбери? – спросила Марион.
– Чтобы помочь приготовить дом Брэнда. Он присоединится ко мне через пару дней, и Лонгбери будет его базой, по крайней мере до конца выборов.
Марион как можно тщательнее скрыла свой испуг. Она не испытывала неприязни к Брэнду Гамильтону. Она просто хотела бы, чтобы его избирательный округ находился на другом краю Англии.
Денисон оставил сестер в вестибюле на попечении Мэнли.
Мэнли вел себя, по мнению Марион, как старая, испытанная пастушья собака с кучкой отбившихся от стада овец.
Он отвел их наверх, в комнату и ворчливо предупредил, чтобы никуда не ходили, он распорядится, чтобы им принесли обед.
Как только дверь за ним закрылась, Феба воскликнула:
– Мне нравится мистер Мэнли, а вам? Старшие сестры рассмеялись.
Улыбаясь, они оглядели свою комнату. Она была маленькой, с низким потолком, крошечным чердачным окошком и большой кроватью, занимавшей почти все пространство. Но главное, в камине весело потрескивал огонь и было так тепло, что они сняли верхнюю одежду и встали перед огнем, чтобы просушить мокрые юбки. Это было лучшее, что они могли сделать, пока не прибыли их сундуки.
Вскоре служанка принесла обед: горячий пирог с бараниной, клецки, молодой картофель и морковь. Может, потому что обед был отличный, а может, из-за того, что было тепло и уютно, но настроение Марион постепенно повышалось. Эмили высказала мнение, что лорд Денисон поступил очень благородно, и Марион вынуждена была согласиться.
Вернулась служанка, чтобы забрать посуду и приготовить раскладушку для Фебы. Марион стала искать свою сумочку, чтобы отблагодарить служанку за хлопоты.
На кровати среди накидок и шалей сумочки не было, на комоде тоже. Марион постояла, пытаясь сообразить, где могла оставить сумочку. В карете лорда Денисона!
Резко повернувшись к служанке, она натянуто поинтересовалась:
– Лорд Денисон уже прибыл?
Резкий вопрос, казалось, напугал служанку.
– Точно не знаю, миледи. Мистер Пул, хозяин, должен знать.
Марион понимала, что ведет себя неразумно, что ей следует попросить служанку отыскать Мэнли, но ею вдруг овладело ужасное беспокойство. Она должна срочно найти сумочку. Никто, кроме нее, не должен к ней прикасаться.
Марион схватила с кровати свою накидку.
– Я оставила в карете сумочку, – сказала она. – Пойду заберу ее.
Она приказала сестрам никуда не выходить из комнаты и захлопнула дверь.
Мэнли нигде не было, и среди множества карет во дворе она не могла отыскать карету Эша, поэтому Марион подошла к конторке и спросила, прибыл ли лорд Денисон. Хозяин гостиницы направил ее в комнаты для грумов и форейторов.
– Мне пришлось переселить оттуда двух грумов лорда Леннокса, чтобы разместить лорда Денисона, – сказал он, – но там не место для леди. Почему бы вам не вернуться в свою комнату, а я, как только будет свободная минутка, пошлю кого-нибудь за лордом Денисоном?
У нее не было времени ждать, тем более что перед конторкой толпилось множество людей, требующих внимания владельца. Услышав, что свободных комнат нет и им придется ночевать в каретах, они готовы были наброситься на него с кулаками.
По обрывкам разговоров Марион узнала, что дорогу на Брайтон размыло и что путешественникам приходилось делать крюк в несколько миль, чтобы найти ночлег. Марион не было до этого дела. Все, что ей нужно, – это ее ридикюль.
Один из конюхов показал ей дверь в комнату лорда Денисона. По выражению его лица она видела, что он крайне удивлен появлением леди в этом сугубо мужском месте. Она поблагодарила конюха и стала взбираться по каменным ступенькам на узкий балкон, выходящий во двор.
Она была уже почти у двери, когда кто-то внутри назвал ее имя, не лорд Денисон, а кто-то другой. Брэнд Гамильтон. Без раздумий она прижалась спиной к стене. Маленькое окно было открыто, и лорд Денисон стоял возле него, выпуская наружу струи табачного дыма.
– Я удивлен, – сказал он, – что ты счел необходимым оторваться от своих срочных дел и примчаться сюда, ведь мой посланец наверняка сказал тебе, что все под контролем.
– Я встретил твоего человека на перекрестке. К счастью, он узнал меня, а то я мог бы и не найти вас.
Очередное облачко дыма выплыло через открытое окно.
– Это был несчастный случай, ни больше ни меньше.
Послышался плеск воды, и Марион представила Гамильтона возле умывальника, смывающего дорожную грязь с лица и рук.
– Возможно, ты и прав, – ответил Брэнд, – но я знаю, что она боится кого-то.
После непродолжительной паузы лорд Денисон заметил:
– Это не связано с Лонгбери, иначе она бы туда не ехала.
– Точно. Я думаю, она бежит от бывшего ухажера, но не уверен. Подай мне полотенце.
Разрази гром этого человека! Откуда он мог узнать? Очевидно, та же мысль пришла и в голову Денисона.
– Откуда ты знаешь? Не про ухажера, а про то, что она его боится? Не трудись отвечать. Это твой нюх газетчика. И полагаю, этот нюх не успокоится, пока не выяснит все до конца.
Ничто, за исключением угрозы неминуемого обнаружения, не могло бы сдвинуть ее с места. Навострив уши, она придвинулась поближе к окну.
– Если придется, я бы предпочел, чтобы она сама пришла ко мне и рассказала, что ее тревожит.
– С чего бы это вдруг?
В голосе Гамильтона слышалась улыбка.
– С того, что она начинает доверять мне.
Марион стиснула зубы. Если б она была мужчиной, то сию минуту схватила бы его за горло.
– В глазах света ты практически помолвлен с девушкой, – сказал Денисон. – Должен ли я напоминать тебе о сцене с Джулией Милфорд на балу у Фанни, не говоря уже о последовавшем поцелуе? Если ты и дальше будешь продолжать уделять леди Марион такое явное внимание, все начнут гадать, когда же свадьба.
– Пускай себе гадают, – последовал короткий ответ.
– А как же леди Марион? – раздраженно парировал Эш. – Разве она не заслуживает того, чтобы знать твои планы?
Вот он, момент истины, подумала Марион, и ее руки сжались в кулаки.
– Эш, – сказал Брэнд, – не мог бы ты курить эту чертову сигару снаружи? Я уже задыхаюсь от дыма.
Марион про себя чертыхнулась. Оставаться здесь дальше невозможно. Подхватив юбки, она ретировалась, держась в тени. Пульс колотился как бешеный, а негодование граничило с тревогой. Он газетчик и считает, что это дает ему право копаться в чужих тайнах. Или, может, он хочет убедиться, что леди, которую он берет в жены, не имеет в прошлом секретов, которые могут бросить на него тень, когда он станет премьер-министром? Премьер-министром? Ха! Она начинает рассуждать как Феба. Единственным утешением было то, что Дэвид ничего ему не расскажет, она хорошо заплатила за молчание.
Она столкнулась нос к носу с Мэнли в вестибюле гостиницы и не удивилась, когда он оскалился.
– Я везде вас ищу, – сказал он.
– А я везде ищу свою сумочку. Мэнли полез в карман.
– Вы оставили ее в карете, – проворчал он и протянул ей ридикюль.
Она чуть ли не выхватила сумочку из его рук, но все было в порядке. Никакой записки с угрозами. Марион ослепительно улыбнулась:
– Теперь можете отчитывать меня, сколько пожелаете, мистер Мэнли.
Она развернулась и побежала вверх по лестнице.
Брэнд тихо поднялся, чтобы не потревожить Эша, накинул пальто и вышел на балкон подышать свежим воздухом. Хотя в окнах гостиницы еще горел свет, на дворе было тихо. Кареты уже перестали подъезжать. Форейторы принесли новости, что не только Брайтон отрезан поднявшейся водой, но и дорогу на Лонгбери тоже смыло.
Он не мог уснуть. В голове было полно вопросов. Отчаянно хотелось действовать, а он торчал здесь, в этой глуши.
Он осмотрел колесо кареты Марион и убедился, что оно не было испорчено специально. Просто ударилось о подводный камень. Его теория, что Марион является мишенью, начинала казаться смехотворной. Или кто-то хочет, чтобы он так думал?
Дэвид Керр. Брэнд узнал это имя от Фанни. Почему Марион не хочет говорить с ним о Дэвиде?
По крайней мере сейчас он знает, что с ней все в порядке. Но он же не может бросить все и всякий раз бегать искать ее, как это было сегодня. А кто в этом виноват? Ни одна здравомыслящая женщина не отправится в дорогу в такую погоду. Ей еще повезло, что Эш оказался рядом.
Его рот скривился в улыбке, которая была ироничной и в то же время веселой. Брэнд Гамильтон, незаконнорожденный сын герцога, и леди Марион Дейн, высокородная дочь графа? Он прекрасно сознавал, что их взаимное влечение пугает ее не меньше, чем его самого. Она думает, он хочет жениться на ней, чтобы способствовать осуществлению своих политических амбиций, что женитьба на аристократке добавит ему влиятельности. Все совсем наоборот. Он не испытывал к аристократии ничего, кроме презрения.
Марион была исключением. О, она могла вести себя как великосветская дама, когда это было нужно, ее холодные серые глаза обращались в лед. Но это лишь способ защиты, чтобы держать его на расстоянии. Когда же она чувствовала себя в безопасности, например, в окружении своих сестер и кузенов, в ней не было ни капли высокомерия. Узнавать Марион – все равно что раскрывать розовый бутон: осторожно, по одному лепестку, стараясь не наткнуться на шипы.
Его улыбка сникла. Это не игра. Ему следует удовлетвориться тем, что Марион вне опасности. У него и без того полно дел. Он знает эту местность как свои пять пальцев.
Наводнение не помеха: к рассвету он может быть в Лонгбери.
Эш и Мэнли пока присмотрят за Марион.
С этой мыслью он вернулся в комнату и разбудил Эша.
Наблюдатель тихо выругался. У леди Марион телохранителей прямо как у принцессы. Сейчас ему до нее не добраться. Записка, которую он должен был сунуть в ее сумочку, прожигала дыру в кармане.
Он знал, что ее карета в конце концов сломается, потому что лично позаботился об этом. Но он не предусмотрел, что лорд Денисон доберется до нее первым.
Было ясно, что Брэнд Гамильтон, лично заинтересованный в леди Марион, поручил своему другу Денисону сопровождать ее. Вопрос в том, подозревает ли что-то Гамильтон или же действует так, как действовал бы любой поклонник.
Пока что дела складываются не блестяще. Придется на время затаиться.
Холодная испарина выступила у него на лбу. Озноб пробрал до костей. Его пугала мысль о Брэнде Гамильтоне.
Совсем не хочется оказаться лицом к лицу с этим джентльменом. Он пошел на риск в театре, но пока не готов рисковать снова.
Свежая лошадь была оседлана и ждала его в конюшне. Он взобрался в седло, надвинул шляпу пониже и поскакал, возвращаясь туда, откуда приехал.
Глава 6
Лонгбери был маленьким базарным городком, уютно примостившимся в долине Саут-Даунс, и процветал благодаря торговле шерстью. В прежние времена здесь располагался монастырь бенедиктинцев, но все, что осталось от монахов, – это Прайори, ныне величественное местообитание Фицаланов, выдающейся семьи края. Семьи Брэнда.
Дом располагался на вершине холма, и хотя Брэнд скакал несколько часов подряд под нескончаемым дождем и глаза слипались от усталости, крыша Прайори, четко вырисовывающаяся на горизонте, невольно притягивала его взгляд. Дом его дедушки, Грейндж, располагался на противоположной стороне дороги, спускающейся к реке. В прежние времена Грейндж служил амбаром, фермерским домом и жилищем священника, но потом богатый купец перестроил его для своей семьи. Когда благосостояние семьи пошло на убыль, большая часть земли была распродана, а главный дом и хозяйственные постройки переходили от одного владельца к другому до тех пор, пока их не приобрели Гамильтоны. Грейндж представлял собой непритязательное двухэтажное кирпичное здание, вполне подходящее спартанское жилище для его деда-пуританина.
Рядом с домом находилась небольшая конюшня, которую дедушка использовал разве что в качестве укрытия для лошади и коляски.
Хотя еще только начинало светать, конюхи, нанятые Мэнли, уже вовсю трудились, и Брэнд был рад передать своего коня их заботам. Затем он вошел в дом, сбросил мокрую накидку в прихожей и поднялся по лестнице в спальню.
Он уснул прямо в одежде, а когда проснулся, в окно светило солнышко, дождь прекратился.
Брэнд отметил, что камин разожжен, подошел к сонетке и как следует подергал, вызывая слугу. Несколько секунд спустя к нему в спальню вошел светловолосый мальчик.
– Как тебя зовут? – спросил Брэнд.
– Сэм, – ответил мальчик. – Сэм Ладлоу.
Брэнд очень хорошо помнил мать Сэма. Она была Эдвининой кухаркой. Именно она обнаружила тело Эдвины. Возможно, она знает что-нибудь и сможет ответить на его вопросы.
– Мне бы ванну принять, – сказал Брэнд, – как думаешь, это возможно?
Сэм улыбнулся:
– Мама говорила, что вы захотите принять ванну, поэтому, когда мы пришли, первым делом развела огонь под баком для воды.
– Великолепно, – отозвался Брэнд, потирая руки. Меньше чем через час, помывшись и переодевшись, Брэнд вошел на кухню, чувствуя себя другим человеком.
– Вам придется поесть на кухне, сэр, – сказала миссис Ладлоу, накладывая на тарелку омлет. – Я не разводила огонь в других комнатах.
– Ну и отлично, – заверил ее Брэнд. – И не нужно разводить. Я все время буду в разъездах.
Он подождал, пока она нальет кофе, а потом пригласил присоединиться к завтраку.
– Чтобы поговорить о ваших обязанностях, – объяснил Брэнд.
Миссис Ладлоу улыбнулась и покачала головой:
– Я только помогаю, пока не приехали ваши люди. Видите ли, у меня уже есть работа. Я буду работать у леди Марион.
– А-а, я должен был догадаться. Ну все равно берите стул и составьте мне компанию.
Миссис Ладлоу посмотрела на него так, словно он рехнулся. Слуги не составляют компанию своим хозяевам! Он улыбнулся ей своей самой располагающей улыбкой.
– Я никогда не говорил вам, как высоко Эдвина ценила все, что вы для нее делали? Она неустанно хвалила вас. – И это была правда.
Миссис Ладлоу заколебалась, затем села на стул и сложила загрубевшие руки на коленях. Ее кельтское происхождение проявлялось в темном цвете волос и глаз и тонкой кости. Очевидно, внешностью мальчик пошел в отца.
Потом Брэнд вспомнил, что она вдова. Были у нее и другие дети, младше Сэма, за которыми присматривала бабушка, пока миссис Ладлоу работала, чтобы прокормить их всех.
Она выжидающе смотрела на него.
Он мягко поинтересовался:
– Сколько вы работали у мисс Ганн?
– Недолго. Пять лет, с тех пор как овдовела и перевезла сюда мать. – Тень улыбки тронула ее губы. – Мисс Ганн всегда помнила дни рождения детей.
– Это похоже на Эдвину. Миссис Ладлоу кивнула:
– Она всегда была такой доброй, такой щедрой. Брэнд помолчал немного, жуя холодную баранину.
– Я слышал, – продолжил он осторожно, – что в последнее время с ней было нелегко ладить. Я имею в виду, что она стала забывчивой и подозрительной. – Он замолчал, когда увидел, что миссис Ладлоу не понравились его слова.
Когда она заговорила, в ее голосе не было ни мягкости, ни уважительности:
– А вы никогда не забываете, куда положили свои очки или ключи, мистер Гамильтон? Всегда помните, как кого зовут? Она была не забывчивее любого другого, но… – Женщина закусила губу, словно запоздало вспомнила, с кем разговаривает.
– Но? – подбодрил ее Брэнд тем же мягким тоном. Миссис Ладлоу выдохнула.
– Она тревожилась о прошлом, о своей сестре Ханне. Хотела узнать, что с ней произошло.
– Все считают, что она сбежала с мужчиной.
– Мисс Ганн говорила, что это ложь и что она намерена это доказать.
– Кто сказал ей, что это ложь?
– Она не говорила, а я не настаивала. Это ведь не мое дело, не так ли? Она была моей хозяйкой.
– А что, по мнению мисс Ганн, случилось с Ханной? Ее глаза метнулись к двери, словно в надежде, что кто-нибудь войдет и положит конец расспросам.
– Она не сказала, – в конце концов ответила его собеседница.
Брэнд не узнал ничего нового, за исключением того, что миссис Ладлоу не верила, что Эдвина страдала забывчивостью или слабоумием! Конечно, она могла просто защищать хозяйку, которая хорошо к ней относилась, но Брэнд так не думал. Ее негодование казалось абсолютно искренним.
Он сделал глоток кофе, прежде чем осторожно продолжить:
– Вы не выдали никаких тайн, миссис Ладлоу. Эдвина рассказывала мне обо всем этом в одном из своих писем. И я бы сказал, она показалась мне такой же нормальной, как и мы с вами.
– Она писала вам? Брэнд кивнул.
– Когда это было?
– За несколько недель до несчастного случая. Меня не было в городе, и письмо я получил только после похорон. А почему вы спрашиваете?
– Когда я нашла мисс Ганн возле лестницы, ее пальцы были в чернилах, но ни я, ни констебль не нашли никакого письма.
Вот это уже было кое-что новое, первое указание на нечто необычное.
– Еще только один вопрос, – сказал Брэнд. Когда женщина взглянула на него с беспокойством, он заколебался. Ему не хотелось пугать ее. Хотелось завоевать доверие, чтобы она рассказала обо всем, что знала. У него еще будет возможность поговорить с ней. Круто изменив направление, он спросил: – Как вы делаете омлет таким воздушным?
Когда дворецкий Хартли открыл парадную дверь и впустил его в большой зал, у Брэнда возникло ощущение, будто время повернуло вспять. Мальчиком он думал, что Хартли лет восемьдесят. Дворецкий нисколько не изменился. Как, впрочем, и большой зал. Те же бесценные гобелены на стенах, тот же рыцарь в доспехах верхом на боевом коне.
Дом располагался на вершине холма, и хотя Брэнд скакал несколько часов подряд под нескончаемым дождем и глаза слипались от усталости, крыша Прайори, четко вырисовывающаяся на горизонте, невольно притягивала его взгляд. Дом его дедушки, Грейндж, располагался на противоположной стороне дороги, спускающейся к реке. В прежние времена Грейндж служил амбаром, фермерским домом и жилищем священника, но потом богатый купец перестроил его для своей семьи. Когда благосостояние семьи пошло на убыль, большая часть земли была распродана, а главный дом и хозяйственные постройки переходили от одного владельца к другому до тех пор, пока их не приобрели Гамильтоны. Грейндж представлял собой непритязательное двухэтажное кирпичное здание, вполне подходящее спартанское жилище для его деда-пуританина.
Рядом с домом находилась небольшая конюшня, которую дедушка использовал разве что в качестве укрытия для лошади и коляски.
Хотя еще только начинало светать, конюхи, нанятые Мэнли, уже вовсю трудились, и Брэнд был рад передать своего коня их заботам. Затем он вошел в дом, сбросил мокрую накидку в прихожей и поднялся по лестнице в спальню.
Он уснул прямо в одежде, а когда проснулся, в окно светило солнышко, дождь прекратился.
Брэнд отметил, что камин разожжен, подошел к сонетке и как следует подергал, вызывая слугу. Несколько секунд спустя к нему в спальню вошел светловолосый мальчик.
– Как тебя зовут? – спросил Брэнд.
– Сэм, – ответил мальчик. – Сэм Ладлоу.
Брэнд очень хорошо помнил мать Сэма. Она была Эдвининой кухаркой. Именно она обнаружила тело Эдвины. Возможно, она знает что-нибудь и сможет ответить на его вопросы.
– Мне бы ванну принять, – сказал Брэнд, – как думаешь, это возможно?
Сэм улыбнулся:
– Мама говорила, что вы захотите принять ванну, поэтому, когда мы пришли, первым делом развела огонь под баком для воды.
– Великолепно, – отозвался Брэнд, потирая руки. Меньше чем через час, помывшись и переодевшись, Брэнд вошел на кухню, чувствуя себя другим человеком.
– Вам придется поесть на кухне, сэр, – сказала миссис Ладлоу, накладывая на тарелку омлет. – Я не разводила огонь в других комнатах.
– Ну и отлично, – заверил ее Брэнд. – И не нужно разводить. Я все время буду в разъездах.
Он подождал, пока она нальет кофе, а потом пригласил присоединиться к завтраку.
– Чтобы поговорить о ваших обязанностях, – объяснил Брэнд.
Миссис Ладлоу улыбнулась и покачала головой:
– Я только помогаю, пока не приехали ваши люди. Видите ли, у меня уже есть работа. Я буду работать у леди Марион.
– А-а, я должен был догадаться. Ну все равно берите стул и составьте мне компанию.
Миссис Ладлоу посмотрела на него так, словно он рехнулся. Слуги не составляют компанию своим хозяевам! Он улыбнулся ей своей самой располагающей улыбкой.
– Я никогда не говорил вам, как высоко Эдвина ценила все, что вы для нее делали? Она неустанно хвалила вас. – И это была правда.
Миссис Ладлоу заколебалась, затем села на стул и сложила загрубевшие руки на коленях. Ее кельтское происхождение проявлялось в темном цвете волос и глаз и тонкой кости. Очевидно, внешностью мальчик пошел в отца.
Потом Брэнд вспомнил, что она вдова. Были у нее и другие дети, младше Сэма, за которыми присматривала бабушка, пока миссис Ладлоу работала, чтобы прокормить их всех.
Она выжидающе смотрела на него.
Он мягко поинтересовался:
– Сколько вы работали у мисс Ганн?
– Недолго. Пять лет, с тех пор как овдовела и перевезла сюда мать. – Тень улыбки тронула ее губы. – Мисс Ганн всегда помнила дни рождения детей.
– Это похоже на Эдвину. Миссис Ладлоу кивнула:
– Она всегда была такой доброй, такой щедрой. Брэнд помолчал немного, жуя холодную баранину.
– Я слышал, – продолжил он осторожно, – что в последнее время с ней было нелегко ладить. Я имею в виду, что она стала забывчивой и подозрительной. – Он замолчал, когда увидел, что миссис Ладлоу не понравились его слова.
Когда она заговорила, в ее голосе не было ни мягкости, ни уважительности:
– А вы никогда не забываете, куда положили свои очки или ключи, мистер Гамильтон? Всегда помните, как кого зовут? Она была не забывчивее любого другого, но… – Женщина закусила губу, словно запоздало вспомнила, с кем разговаривает.
– Но? – подбодрил ее Брэнд тем же мягким тоном. Миссис Ладлоу выдохнула.
– Она тревожилась о прошлом, о своей сестре Ханне. Хотела узнать, что с ней произошло.
– Все считают, что она сбежала с мужчиной.
– Мисс Ганн говорила, что это ложь и что она намерена это доказать.
– Кто сказал ей, что это ложь?
– Она не говорила, а я не настаивала. Это ведь не мое дело, не так ли? Она была моей хозяйкой.
– А что, по мнению мисс Ганн, случилось с Ханной? Ее глаза метнулись к двери, словно в надежде, что кто-нибудь войдет и положит конец расспросам.
– Она не сказала, – в конце концов ответила его собеседница.
Брэнд не узнал ничего нового, за исключением того, что миссис Ладлоу не верила, что Эдвина страдала забывчивостью или слабоумием! Конечно, она могла просто защищать хозяйку, которая хорошо к ней относилась, но Брэнд так не думал. Ее негодование казалось абсолютно искренним.
Он сделал глоток кофе, прежде чем осторожно продолжить:
– Вы не выдали никаких тайн, миссис Ладлоу. Эдвина рассказывала мне обо всем этом в одном из своих писем. И я бы сказал, она показалась мне такой же нормальной, как и мы с вами.
– Она писала вам? Брэнд кивнул.
– Когда это было?
– За несколько недель до несчастного случая. Меня не было в городе, и письмо я получил только после похорон. А почему вы спрашиваете?
– Когда я нашла мисс Ганн возле лестницы, ее пальцы были в чернилах, но ни я, ни констебль не нашли никакого письма.
Вот это уже было кое-что новое, первое указание на нечто необычное.
– Еще только один вопрос, – сказал Брэнд. Когда женщина взглянула на него с беспокойством, он заколебался. Ему не хотелось пугать ее. Хотелось завоевать доверие, чтобы она рассказала обо всем, что знала. У него еще будет возможность поговорить с ней. Круто изменив направление, он спросил: – Как вы делаете омлет таким воздушным?
* * *
Поднимаясь вверх по склону холма к дому, Брэнд не мог не размышлять над иронией судьбы. Когда он стал достаточно взрослым, чтобы жить самостоятельно, то ушел из Прайори, поклявшись никогда не возвращаться. Но все вышло иначе. Даже после смерти отец умудрился сделать так, что последнее слово осталось за ним. Согласно герцогскому завещанию Брэнд стал единственным опекуном своих сводных брата и сестры. Все ожидали, что он откажется от опекунства и передаст его своему дяде, лорду Роберту, но Брэнд не мог этого сделать. У Роберта не было ни желания, ни возможности управлять делами Эндрю, зато у Брэнда они были, и он намеревался сделать своего сводного брата достойным великого имения.Когда дворецкий Хартли открыл парадную дверь и впустил его в большой зал, у Брэнда возникло ощущение, будто время повернуло вспять. Мальчиком он думал, что Хартли лет восемьдесят. Дворецкий нисколько не изменился. Как, впрочем, и большой зал. Те же бесценные гобелены на стенах, тот же рыцарь в доспехах верхом на боевом коне.