Она резко встала с кресла и подошла к буфету. Налив себе вина, она вернулась к камину и опустилась на колени перед Хью. Барбара была чертовски соблазнительна. Возможно, Хью не устоял бы перед ее призывом, если бы мог хоть на секунду убедить себя в том, что в ней есть хоть капля искреннего чувства.
   Несколько секунд он внимательно изучал Барбару, затем спросил:
   — Каким ты видишь меня? Что я, по-твоему, за мужчина?
   На губах ее заиграла улыбка.
   — Ты опасен, Хью Темплар. Очень опасен. Ты легко поддаешься страсти, но так же легко впадаешь в жестокосердие. Ты — безрассудный воин. Ненасытный любовник. Ты — мужчина, о котором тайно мечтает каждая женщина.
   Откровения эти вызвали у Хью отвращение, но не удивление. Барбара была не первой, кто хотел заняться с ним любовью, видя в нем необузданного дикаря, в надежде испытать необычные, острые ощущения.
   — И ты уверена, что я именно такой?
   — Я знаю это.
   — А что, если я скажу тебе, что твое описание не имеет ничего общего с моей истинной сущностью? Что я предпочитаю обществу людей общество книг и больше всего люблю копаться в грязи, разыскивая осколки древней керамики и старые монеты.
   — Я скажу, что ты лжешь. Так тебя видит твоя мисс Вейл? Если бы она узнала, каков ты на самом деле, она, должно быть, пришла бы в ужас.
   Пожалуй, Барбара слишком часто вставляла в разговор имя Абигайл.
   — Тот человек, о котором ты говорила, и меня поверг бы в ужас, — усмехнулся Хью. — Кстати, у меня есть для тебя кое-что.
   Он вынул из кармана черный бархатный футляр. Барбара раскрыла его и увидела внутри шикарный, усыпанный бриллиантами браслет. Это был прощальный подарок, и оба они понимали это.
   Барбара с любопытством посмотрела на Хью.
   — Неужели это так необходимо? Женись на здоровье на своей мисс Вейл. Это не помешает нашим отношениям.
   — И тебе будет все равно?
   — А что в этом особенного? Так устроен этот мир.
   Улыбка Хью была полна сарказма.
   — Вот тут ты права. Но совсем не так устроен мир мисс Вейл. Да она убила бы меня, если бы я попытался завести любовницу, будучи ее мужем. Но все это абсолютно бессмысленно. Я не женюсь на мисс Вейл.
   — Понимаю, — Барбара поднялась с колен и встала у окна спиной к Хью. Затем она спросила каким-то странным голосом: — Но если ты так сильно влюблен в эту мисс Вейл, зачем же ты снова связался со мной?
   — Влюблен? — Хью бросил на нее взгляд, полный невысказанной боли. — С чего ты взяла? Честно говоря, я с удовольствием свернул бы ей шею.
   Барбара снова повернулась к нему, и, поскольку Хью понимал, что поступил с ней дурно и должен объясниться, он сказал:
   — Мы с Абби сильно, очень сильно разошлись во мнениях относительно самых важных в этой жизни вещей. Она была со мной нечестна. Тут не может быть сомнений.
   И только по дороге домой Хью понял вдруг, что его почему-то не волнует больше, по чьей вине им с Абигайл пришлось расстаться.
* * *
   Абби быстро прошла в прихожую и остановилась, чтобы просмотреть почту. Она быстро перебрала письма, но не нашла ни одного, адресованного ей. Ничего необычного. Бросив письма на столик в углу, она поднялась по лестнице.
   Она слышала, как ее окликнула Гариетт, но прошла в свою комнату, сделав вид, что не заметила. Она была не в себе и с трудом могла дышать, не то что разговаривать с кем-либо. Едва переступив порог, она принялась сдирать с себя одежду. Одежду Гариетт. Она была с ног до головы одета в вещи своей сестры. Ну и что?
   Через несколько секунд в комнату ворвалась Гариетт. Она выглядела ничуть не лучше сестры — волосы ее были растрепаны, шляпка болталась на спине, глаза были красными от слез.
   — Абби? — рыдала она. — Что с тобой, Абби?
   Абигайл указала на костюм для верховой езды, который только что сняла и бросила на кровать.
   — Я… ненавижу… бордовый цвет.
   — Бордовый цвет?
   Абби кивнула, продолжая всхлипывать.
   — Но ты сама выбрала этот костюм! И тебе очень идет бордо!
   Абби переминалась с ноги на ногу.
   — Не двигайся, — приказала Гариетт. — Стой там, где стоишь. Сейчас я принесу тебе бренди. Хорошо?
   Когда Гариетт выбежала из комнаты, Абби опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями. Ей трудно было дышать. Казалось, она вот-вот задохнется. Но почему? Что с ней?
   Гариетт снова была рядом. Она заставила Абигайл глотнуть бренди.
   — Еще, — настаивала Гариетт, прижимая стакан к губам Абби.
   Напиток ожег горло. Ощущение было пренеприятное, но, как ни странно, это помогло. Когда Абби удалось оттолкнуть руку Гариетт, она снова могла дышать.
   Гариетт сунула стакан ей в руки.
   — Допей это. Ты вся дрожишь. Сейчас дам тебе халат.
   Абби потягивала бренди, а Гариетт направилась к гардеробу. Халат тоже был бордовым, и хотя Абигайл понимала, что ведет себя глупо, она снова залилась слезами.
   Завернув сестру в халат, Гариетт придвинула стул, села рядом и заставила ее допить бренди. Постепенно Абби перестала дрожать, дыхание ее сделалось ровным, слезы высохли, напряжение ушло, оставив после себя уныние и отчаяние.
   В комнате повисла тяжелая тишина.
   — Абби, дорогая, ты ведь на самом деле не веришь в то, что сказала мне в парке? — осторожно спросила Гариетт, заглядывая сестре в глаза.
   Абигайл растерянно смотрела на стакан, который сжимала в руке, словно не понимая, откуда он взялся.
   — Мы должны смотреть в лицо фактам, Гариетт, — сказала она. — На мое объявление не последовало никакой реакции. Никто не попытался связаться с нами, а мы ведь предоставили им такую возможность. Прошла уже неделя, больше недели. — Тут она взглянула на Гариетт, и последние, жестокие слова застряли у нее в горле. Но молчание ее говорило яснее всяких слов.
   Гариетт покачала головой.
   — Ты ведь слышала, что сказал Джайлз. Нам не следует думать о худшем. Ничего не изменилось за эту неделю. Люди Мейтланда следят за нами, и это хороший знак. А если бы Джордж был мертв, наверняка кто-нибудь нашел бы за это время его тело.
   Лицо ее перекосилось от ужаса, словно, произнеся эти слова вслух, она сделала смерть Джорджа более реальной.
   — Нет, — простонала Гариетт. — Ни за что не поверю в это. Джордж не мог умереть. Это убило бы маму. — Она впилась ногтями в собственную руку, словно надеясь, что боль поможет ей очнуться от этого кошмара. — И я никогда не смогу сказать ему, как сильно я раскаиваюсь.
   — Раскаиваешься? — удивилась Абигайл. — В чем, Гариетт?
   — В том, что всегда говорила ему столько гадостей, — Гариетт опустила голову и принялась раскачиваться на стуле. Она делала так еще маленькой девочкой, когда ей было стыдно. — Я всегда насмехалась над ним, даже когда мы были детьми. И потом, когда он стал интересоваться живописью и ландшафтной архитектурой. Над этим я тоже смеялась. — Слезы брызнули из глаз Гариетт. — Но я не хотела обидеть его, Абби. Я просто мечтала, чтобы Джордж нашел профессию, которая поможет ему обеспечить себя.
   Абби поставила стакан и опустилась на колени возле стула сестры. Обняв Гариетт за плечи, она стала раскачиваться вместе с ней.
   — Я уверена, что Джордж понимал это.
   Но Гариетт продолжала, словно не слыша ее слов:
   — Помнишь, когда умер папа? Мама все время в слезах, а Дэниэл постоянно занят. Мы не могли потратить ни пенни, потому что были опутаны долгами. А я лежала целыми ночами без сна и думала, что будет с нами дальше.
   Абби прекрасно помнила, как им приходилось отказывать себе буквально во всем, но это не задело ее так сильно. Сейчас Абби было немного стыдно за то, что она не заметила, как страдала от этого ее сестра.
   — Ты должна была сказать мне об этом, Гариетт.
   — Тебя ведь удивляет иногда, почему я так люблю ходить по магазинам. Это все, чтобы забыть о тех тяжелых временах. — Гариетт подняла голову и выдавила из себя улыбку. — И понадобилось, чтобы случилось что-то ужасное, чтобы я поняла — деньги не главное в этой жизни. Мы должны наслаждаться каждой минутой, которую можем провести среди своих близких. И пусть Джордж будет садовником или художником, да хоть учителем танцев. Я не стану учить его жить. Джайлз говорит, один из моих недостатков в том, что мне все время кажется, будто я лучше знаю, как окружающие должны строить свою жизнь. Что ж, жизнь преподала мне хороший урок. Теперь я мечтаю лишь о том, чтобы увидеть Джорджа живым и здоровым.
   — Я думаю, он действительно жив и здоров.
   — Что?
   — Ты только что сказала одну вещь, которая подхлестнула мою память, — Абигайл выпрямилась и потерла лоб, словно подгоняя воспоминания.
   — И что же я такого сказала? — нетерпеливо спросила Гариетт.
   — Ты сказала, что, если бы Джордж был мертв, кто-нибудь уже нашел бы его тело, и тут ты абсолютно права. Понимаешь, тот ужасный человек, который напал на меня в моей собственной спальне в Бате… Он сказал, что, если я разозлю его, он… накажет меня, причинив зло Джорджу. То есть, если бы он сделал это, он обязательно захотел бы, чтобы я об этом уУзнала, понимаешь?
   — Не совсем.
   — Это трудно объяснить. — Абби покачала головой, подбирая нужные слова. — Он считает, что никто не смеет разозлить его и остаться безнаказанным. И при этом он уверен, что я уже провела его в Париже, когда Колетт передала мне книгу. — Она сделала паузу, затем удивленно произнесла, словно мысль эта только что пришла ей в голову: — Он ненавидит меня. Нет, «ненавидит» — не то слово. Он меня презирает. Он хочет, чтобы я знала, что нахожусь в его власти, и чувствовала его силу и могущество. Значит, если бы он сделал что-нибудь с Джорджем, то наверняка позаботился бы, чтобы я об этом узнала.
   Гариетт схватила сестру за руки и испуганно затараторила:
   — Абби, милая, мне не нравится то, что ты говоришь об этом человеке. Сумеем ли мы справиться с таким опасным негодяем?
   — Мы поговорим об этом сегодня вечером, когда соберется вся семья.
   — Джайлз считает, что мы должны попросить Хью Темплара помочь нам. Я ненавижу его не меньше, чем ты. Но ради Джорджа стоит пренебречь нашей враждой.
   Лицо Абби исказила гримаса отвращения. Даже слышать имя Хью было все равно что сыпать соль на свежую рану. Ей и раньше приходилось терпеть от мужчин обиды и разочарования, но тогда ей все же удавалось сохранить лицо, сделать вид, что ничего не происходит. Но сейчас у нее ничего не получалось. Абби знала, что единственный способ избавиться от боли, причиненной ей Хью, это не видеть его и не думать о нем. Но вся беда была в том, что без мысли о нем не проходило ни дня.
   Обе сестры почти одновременно обернулись к двери, услышав, как кто-то произносит их имена.
   — Кажется, Дэниэл зовет нас. — Гариетт подошла к двери и крикнула вниз: — Мы здесь, у Абби, Дэниэл.
   Через несколько минут Дэниэл буквально ворвался в комнату, размахивая каким-то конвертом. Он был сильно взволнован.
   — Абби, ты была права, — сказал Дэниэл, переведя дух. — Джордж не появился в Таттерсоллз. Но вот записка от него. Это ответ на твое объявление.
   Абби взяла у него конверт.
   — Но как это попало к тебе?
   — Я положил свой каталог, чтобы осмотреть жеребца, а когда взял снова, конверт лежал внутри. Это письмо от Джорджа. Он жив! Прочитай — и ты сама убедишься.
   Дрожащими руками Абби достала из конверта записку. И прочитала:
   «Би!
   Я так и знал, что ты не бросишь меня. Буду ждать тебя в среду вечером возле десятой ложи в Королевском театре в антракте пьесы «Тайный брак». Это ведь одна из твоих любимых пьес, не так ли? Не забудь принести книгу.
   Джордж».

21

   — Только не бордовый, Гариетт! Никогда больше не надену ничего бордового!
   Гариетт повесила на спинку стула бордовое вечернее платье.
   — Я хотела надеть его сама. Но, знаешь что, если ты хочешь выдать себя за меня, ты должна одеваться в те цвета, которые предпочитаю я.
   — Да, конечно, Гариетт. Но только не бордовый! Он угнетает меня. Ну, что еще ты мне предложишь?
   Они были в доме Гариетт. Зашли, чтобы выбрать наряды для завтрашней поездки в Королевский театр. Гариетт предложила поменяться ролями. Таким образом, пока люди Мейтланда будут наблюдать за младшей сестрой, думая, что перед ними Абигайл Вейл, настоящая Абби сумеет ускользнуть и встретиться с Джорджем у ложи номер десять. Виконтесса предложила добавить к их нарядам черный и белокурый парики. Парики, которые она носила молоденькой девушкой, когда познакомилась с их отцом, произнесла герцогиня с мечтательным выражением лица. То были дни, когда мужчины были мужчинами, а каждая женщина знала, что такое быть женщиной.
   — Джайлз сказал, что лучше надеть мое любимое серебристое платье, — предложила Гариетт. — Оно очень заметное, и все сразу подумают, что это я, когда увидят его. Во всяком случае издалека.
   Платье, которое показала ей Гариетт, было сшито из прозрачного серого флера, расшитого серебряной нитью. Вокруг лифа красовались аппликации в виде листьев из серебристого атласа.
   Абби перевела взгляд с платья на лицо сестры.
   — Я не могу принять это платье.
   — Почему?
   — Оно слишком… красивое и слишком дорогое. Я весь вечер буду думать только о том, как бы не зацепиться за что-нибудь подолом или не пролить на себя бокал вина.
   — Мне все равно, можешь не беспокоиться о такой ерунде.
   — Ха! Это ты сейчас так говоришь. А что ты скажешь, если я, например, разорву подол?
   — Хорошего же ты обо мне мнения! — нахмурилась Гариетт. — Неужели не видишь, как я изменилась? Что еще нужно, чтобы убедить тебя?
   — Ты просто чудо, Гариетт, — поспешила успокоить ее Абби. — О такой сестре можно только мечтать. Но кто угодно рассердился бы, если бы я испортила такое роскошное платье. Лучше найди для меня на этот вечер что-нибудь не столь великолепное и незаменимое.
   — Оно не такое уж незаменимое, — с улыбкой сказала Гариетт.
   — Как это?
   — Джайлз обещал, что, если с платьем что-нибудь случится, он велит модистке сделать его точную копию, и неважно, сколько это будет стоить. Так что можешь надевать его и с чистой совестью рвать подол или проливать красное вино.
   — Ах вот как! — Абби со смехом швырнула в сестру покрывало с кресла. Обе радостно расхохотались, но смех оборвался так же неожиданно, как и возник.
   — Как мы можем смеяться? — нахмурилась Гариетт.
   — Не знаю, как это получилось, — задумчиво произнесла Абби. — Наверное, оттого, что снова забрезжила надежда.
   — Все будет хорошо, ведь правда, Абби?
   — Я не… Ну конечно же, все будет хорошо.
   — Да, но нас подстерегает столько неожиданностей.
   Абби прекрасно знала, что Гариетт права. Из записки Джорджа можно было понять, что он собирается ждать ее в ложе Королевского театра. Но вряд ли все на самом деле так просто. Похитители Джорджа обязательно захотят убедиться, что Абигайл передала им именно ту книгу, за которой они охотились. Джайлз обшарил все книжные магазины в городе и нашел наконец «Илиаду» во французском переводе. С помощью Абби ее превратили в более или менее точное подобие той книги, что передала ей Колетт. Джайлз даже изобрел свой собственный шифр, чтобы сделать пометки на полях. Оставалось только надеяться, что обмен произойдет, прежде чем шпионы Бонапарта узнают правду.
   Абби с трудом выдавила из себя улыбку.
   — Как только я отдам им книгу, Джорджа придется отпустить. Что они могут сделать с нами в переполненном театре? Только дурак выбрал бы такое место для нападения, а эти люди далеко не дураки.
   — Вполне возможно. Но как-то все это слишком просто. Даже не верится.
   Абби поспешила сменить тему, пока беспокойство Гариетт не усилило ее собственные подозрения.
   — Ты хоть понимаешь, дорогая, как тебе повезло с мужем? Очень немногие мужчины потакают своим женам так, как потакает тебе Джайлз. — Она снова посмотрела на роскошное платье, лежащее на кровати. — И он такой замечательный отец, с такой любовью и терпением относится к Лиззи и Вики. Неудивительно, что девочки обожают его. Я иногда жалею, что не окрутила его, когда у меня была такая возможность.
   — Жалеешь? — удивленно заморгала Гариетт. — А я-то думала… — Она на секунду замолчала. — Я думала, что все уже в прошлом. Что ты простила меня за то, что я отбила у тебя Джайлза.
   — Конечно, простила, — заверила ее Абби. — Но это было до того, как я узнала, насколько он богат!
   Между ними повисла напряженная тишина, и лишь через несколько секунд Гариетт захихикала, осознав истинный смысл сказанного.
   — Так ты дразнишь меня!
   — Ну конечно, дразню, дорогая. Но я на самом деле завидую тебе, и, если только мне попадется такой же замечательный мужчина, как Джайлз, тут же потащу его под венец.
   — Ты ведь не ревнуешь по-настоящему, Абби, правда?
   Абби подняла глаза и внимательно посмотрела на сестру.
   — Почему ты считаешь, что я не могу позавидовать твоей жизни?
   — Ну, — пожала плечами Гариетт, — я всегда считала, что ты счастлива. Что ты получила от жизни именно то, чего хотела.
   — То, что я получила, — сухо произнесла Абигайл, — вряд ли может сравниться с любящим мужем, который обожает тебя и двоих маленьких дочек. Только полная идиотка не позавидовала бы тебе.
   Гариетт присела на краешек кровати.
   — Мы ведь никогда не говорили с тобой о том, что произошло между мной и Джайлзом. Я просто не могла в него не влюбиться. Рядом с ним я всегда чувствовала себя… ну, лучше, чем на самом деле.
   — Ах вот как? — голос Абби стал холоднее льда.
   Гариетт кивнула.
   — Джайлз убедил меня, что, хотя я никогда не буду такой умной, как ты, все же я не такая дурочка, какой казалась себе самой.
   — Но ты никогда не была дурочкой, Гариетт, — медленно произнесла Абби.
   — Тебе легко говорить! Ведь все мозги в этой семье достались тебе!
   — Зато тебе досталась красота. И мужчины всегда были от тебя без ума, еще до того, как ты начала выходить в свет.
   — Да, но если бы ты знала, каким проклятьем может стать красота. Всем этим мужчинам нужна была вовсе не я. Им было все равно, какая я на самом деле. Они даже предпочитали, чтобы я была дурочкой. Я была для них просто дорогой красивой вещицей, которую каждый хочет заполучить. Для всех, кроме Джайлза.
   Абби вдруг вспомнила, как Джайлз заговорил с ней о Гариетт после первого обеда в Вейл-хаус. Тогда она представляла его семье. Он сказал, что сестра Абби оказалась совсем не такой, как он ожидал. В ней нет ни грамма спеси и тщеславия. Совсем наоборот. Абби показалось, что речь идет вовсе не о той Гариетт, которую она знала всю свою жизнь.
   — Я всегда думала…
   — Что же ты думала?
   — Что красивым женщинам живется гораздо легче.
   — А я была уверена, что легче живется умным. Едва я раскрывала рот, чтобы сказать очередную глупость, все уже были готовы смеяться надо мной. Мне всегда хотелось быть такой умной, как ты.
   — А я все бы отдала за твою внешность.
   Сестры молча улыбнулись друг другу.
   — Тебе не обязательно оправдываться передо мной, — спохватилась вдруг Абби. — Я давно уже пережила разрыв с Джайлзом.
   Лицо Гариетт осветилось улыбкой.
   — Именно это я и хотела услышать. Но я не солгала, Абби. Я действительно завидовала тебе, когда мы были моложе. Ты, наверное, обратила внимание, как я воспитываю своих девочек. Я хочу, чтобы они были такими же образованными, как ты. Никто не сможет посмеяться над Лиззи или Вики, когда они будут рассуждать о серьезных вещах.
   — С чего это ты решила заговорить со мной обо всем этом? — спросила Абигайл.
   — За последнюю неделю я столько передумала о своей жизни. Если пообещаешь не смеяться, я скажу тебе…
   — Что скажешь?
   — Нет, ты будешь смеяться.
   — Обещаю, что не буду.
   Гариетт еще несколько секунд не могла решиться и вдруг выпалила:
   — Я люблю тебя, Абби.
   Абби попыталась сдержаться. На несколько секунд ее хватило, а потом она громко расхохоталась.
   — Ты совсем как Дэниэл! — обвиняюще воскликнула Гариетт.
   — Что?! Ему ты тоже объяснялась в любви?
   — Я ненавижу, ненавижу тебя!
   — Это все нервы, — Абби едва увернулась от полетевшей в нее подушки. — На самом деле я ведь тоже люблю тебя, Гариетт.
   Их прервал стук в дверь. Пожилой дворецкий поверг обеих сестер в шок, сообщив, что мистер Хью Темплар дожидается внизу мисс Абигайл Вейл.
   — Но как он узнал, что я у тебя? — удивленно воскликнула Абби.
   Гариетт пожала плечами.
   — Наверное, сказал кто-нибудь из слуг.
   — Скажите ему, Брюстер, — велела Абби дворецкому, — что мисс Вейл здесь нет.
   — Боюсь, это не поможет, мисс, — извиняющимся тоном произнес дворецкий. — Он сказал, что, если мисс Вейл откажется выйти к нему, он перероет весь дом, но все равно найдет ее.
   Абби густо покраснела, но в глазах ее загорелся упрямый огонек.
   — В таком случае, Брюстер, проводите мистера Темплара в гостиную и скажите, что я спущусь через несколько минут.
   Когда дворецкий, поклонившись, вышел из спальни, Абигайл подошла к зеркалу и провела расческой по волосам.
   — Интересно, что ему надо, — в голосе Гариетт слышалось любопытство. — Тебе не кажется…
   — Что?
   — Может, он знает что-нибудь о Джордже или о тех, кто его похитил? Джайлз сказал, что, подъезжая сегодня утром к Уайтхоллу, он видел Темплара выходящим из Хорз-Гардз. Он оставил службу, но до сих пор в отличных отношениях с бывшим начальником, полковником… не помню его имени.
   — Лэнгли?
   — Точно!
   Абби встревоженно посмотрела на Гариетт.
   — Тогда лучше поскорее узнать, зачем он пришел.
   — Я пойду с тобой.
   — Нет. При тебе он будет скован и не скажет того, что собирался сообщить наедине. Будь где-нибудь поблизости на случай, если понадобишься мне.
   Абби вошла в гостиную в полном убеждении, что сумела взять себя в руки, но, когда стоявший у окна Хью обернулся, страдания и боль снова проснулись в ней, заполняя сознание, как туман закоулки укрепленной крепости.
   Сжав зубы, Абби попыталась успокоиться. Все эти дни она повторяла себе, что не знает этого человека, что мужчина, которого она успела полюбить, — лишь плод ее воображения. Абигайл намеренно вызывала в памяти все те унижения, которые испытала, после того как Хью передал ее в руки Мейтланда. В ночных кошмарах Абби видела безжизненные лица молодых людей, погибших на Чепел-стрит. Ей казалось, что она никогда не сможет смыть со своей кожи зловоние Ньюгейта. Любая женщина в здравом уме и твердой памяти, увидев негодяя, ставшего причиной ее мучений, захотела бы вонзить кинжал в его черное сердце. Но Абби хотелось сейчас умереть самой, чтобы не чувствовать больше этой жгучей боли.
   Если бы на карту не была поставлена жизнь Джорджа, она просто убежала бы отсюда. Последними словами Абби, обращенными к Хью перед зданием таможни в Дувре, были мольбы о помощи. Она так просила его заступиться за нее, по щекам ее текли слезы. Но Хью ушел, даже не оглянувшись. И Абигайл обещала себе, что никогда больше не заговорит с ним по доброй воле. Только тревога за судьбу брата заставляет ее нарушить обещание.
   Она не предложила Хью сесть, но, постоянно повторяя себе, что все это ради возвращения Джорджа, постаралась ничем не выдать своей враждебности.
   — Я видел сегодня утром полковника Лэнгли, — сообщил ей Хью. — Всплыли кое-какие интересные факты.
   — Что за факты? — Сердце Абби учащенно забилось, голова закружилась, и девушке даже пришлось схватиться за спинку стула, чтобы не упасть.
   Несколько секунд Хью внимательно изучал ее лицо.
   — Почему вы сказали не мне, что не писали письма Майклу Ловатту?
   Это было совсем не то, что ожидала услышать Абби.
   — Какого письма? — рассеянно спросила она.
   — Того самого, что написала в своей обычной расплывчатой манере мисс Фербейн и подписала вашим именем.
   — А, вот вы о чем? — Так, значит, он не знал ничего нового о Джордже. Хорошо это или плохо? — Оливия всегда подписывает моим именем нашу деловую корреспонденцию. Разве это важно?
   — Еще как важно! Ведь именно из-за этого письма люди Лэнгли решили, что вы пытаетесь продать книгу тому, кто больше заплатит.
   — Я вовсе не пыталась ее продать.
   — Теперь я понимаю это, — тихо произнес Хью.
   Абби не требовалось его одобрения, ей вообще ничего больше не было нужно от этого человека.
   — И вы пришли сказать мне об этом?
   — Нет. Вашему оправданию способствовала также ваша горничная. Она рассказала, каким образом вы оказались в комнате на чердаке в гостинице «Замок». Это звучало так неправдоподобно, что Лэнгли не хотел верить. Я объяснил ему, что это как раз в вашем стиле — выдать себя за горничную герцогини.
   — Но каким образом это оправдывает меня?
   — Тело Алекса Болларда было найдено в номере на втором этаже, заказанном на ваше имя. Но вы ведь не заказывали номер, Абби? Вы никогда не заказываете номер заранее.
   В голове ее роились самые противоречивые мысли. Абби задумчиво потерла лоб. Надо быть как можно осторожнее, чтобы не сказать лишнего.
   — На мое имя заказали комнату? Но кто?
   — Мы не знаем. Не мог ли это сделать Джордж?
   — Насколько я знаю, нет. В любом случае не вижу, что это меняет.
   Для Хью это меняло многое. У него словно гора свалилась с плеч, когда выяснились новые подробности этого дела. Сегодня утром он переступил порог кабинета Лэнгли, преисполненный отвращения к себе. Он уже знал, что попытается снова добиться близости Абигайл, и презирал себя за это. Ведь она лгала ему, использовала его чувства. Но все это почему-то не имело никакого значения. Хью все равно хотел вернуть ее.