Страница:
— Может быть, этой же зимой в Лондоне? Вы приедете туда?
— Возможно, возможно… Насколько мне известно, вы и леди Рендал тоже собираетесь покинуть Дисайд?
— Мы уезжаем завтра на рассвете.
— Неужели такая поспешность вызвана тем, что вы полагаете, будто тут ей угрожает опасность?
Ренду очень не понравилось выдвинутое предположение, и он вежливо улыбнулся:
— Ну что вы! Нет, конечно. Я давно уже намеревался познакомить леди Рендал с ее новыми родственниками… а потом мы непременно вернемся в Дисайд. Моя жена так любит эти края!
Однако Рендал торопился в Англию не только потому, что хотел поскорее представить Кейтлин родным. Он надеялся продолжить расследование, начатое им в Дисайде, и выяснить наконец, кто же был отцом его жены. Его заинтересовало имя Ивена Гранта, и он захотел поговорить с леди Рендал-старшей и узнать от нее об этом человеке хотя бы что-нибудь. А потом он намеревался встретиться с дядюшкой — ведь отец Дэвида бывал в Страткерне не реже, чем отец самого Ренда.
Хотя, по совести говоря, Ренда сейчас занимала не столько фамилия его покойного тестя, сколько история Ивена Гранта. Даже если бы выяснилось, что отцом Кейтлин был простой солдат, Ренд не огорчился бы. Он слишком любил свою жену, чтобы думать о том, из какой семьи она происходит. И ему не нравились те люди из его круга, которые сначала выясняли родословную своего нового знакомого и лишь потом протягивали ему руку. Ренд был на войне и видел представителей самых родовитых семейств Англии, которые не только трусили, но даже шли на предательство. Так что он давно уже знал цену титулам и не придавал им особого значения.
Ивен Грант, Ивен Грант… Не может быть, чтобы человек сгинул без следа, точно камень, брошенный в воду. Кто-нибудь наверняка слышал о нем, кто-нибудь наверняка захочет рассказать Ренду о его судьбе. А вот станет ли потом Ренд посвящать Кейтлин в детали биографии мистера Гранта, это неизвестно. Главное сейчас — узнать, как сложилась его жизнь.
Что же до нападения собак на Кейтлин, то Ренд был почти уверен, что произошел несчастный случай. Он, конечно, не собирался прощать того глупца, который решился выстрелить в свору, чтобы отогнать ее от женщины, но думал, что человек этот — просто трус, не решившийся выйти и назвать себя. Вряд ли кто-нибудь действительно злоумышлял против Кейтлин. Кому, право, могла помешать его жена?
Вот о чем он думал, сидя в столовой Гленшилов и потягивая виски. Это был их последний вечер в Дисайде, и потому после обеда дамы не покинули мужчин, а остались в их обществе. Конечно, на столе не было ничего, кроме графина с виски. Какой там портвейн! Старый Гленшил считал этот напиток слишком вульгарным и слишком уж заморским и говорил, что он может прийтись по вкусу только жителям равнин или каким-нибудь там иностранцам. И Ренд невольно улыбнулся, вспомнив о своих погребах в сассекском поместье, где хранилось несколько бочонков изысканного и благоуханного портвейна, доставленного из Португалии.
Разговор все время вертелся вокруг вчерашнего происшествия с Кейтлин.
— Ох уж этот Дарок! — презрительно бросил Гленшил. — Надо же, не смог уследить за собственными собаками!
Кейтлин сказала обеспокоенно:
— Дедушка, Бокейн остается здесь. Пожалуйста, присмотри за ней, хорошо:
Прежде чем Гленшил успел ответить, Шарлотта воскликнула:
— Нет-нет, Кейтлин, не вздумай привозить ее в этот дом! Когда ты однажды уезжала в Абердин, твой пес стал подобен дикому зверю. К Бокейн нельзя было тогда подступиться. Я боялась, что она загрызет кого-нибудь насмерть.
— Ты преувеличиваешь, женщина! — нахмурился Гленшил. — Собака немного поволновалась — вот и все.
— Да она же набросилась на меня!
— Кейтлин, это лишнее, право, лишнее, — вмешался в разговор Ренд. — Серль позаботится о Бокейн, ты же знаешь.
Но Дональд Рендал улыбнулся Кейтлин и пообещал:
— Я найду для твоей любимицы место в конюшне и послежу за тем, чтобы она чувствовала себя хорошо. А ты, Шарлотта, не беспокойся. Бокейн не станет без присмотра бродить по дому.
Когда скрипнули дверные петли и кто-то прошел по каменному полу конюшни, Бокейн оставила намордник в покое и принюхалась. Запах был знакомый и не пугал ее, поэтому собака опять вцепилась лапами в ремни, опутывавшие ее морду.
— Бедняжка, как же мне жаль тебя! — у входа в стойло появилась Фиона. Покачав сочувственно головой, она поставила фонарь на пол и опустилась возле собаки на колени. — Прекрати, Бокейн, прекрати же, слышишь? Ведь ты не можешь пока обойтись без намордника. Так говорит Серль, а он все знает о собаках.
Бокейн склонила голову набок и внимательно посмотрела на Фиону большими умными глазами. Казалось, она поняла все, что ей сказали.
— Вот и умница, — продолжала наставительным тоном девушка. — Вот и молодец. А посмотри-ка, что я тебе принесла. Вот. Это баранья ножка Правда, восхити — тельно пахнет? Я же знаю, ты любишь бараньи ножки… — Пальцы Фионы пытались нащупать пряжку намордника. — Ну же, не глупи, Бокейн! Она… я даже не решаюсь произнести ее имя… уехала только две недели назад, а ты уже превратилась в скелет. Надо есть, собачка, надо обязательно есть!
Наконец намордник поддался, и Фиона стащила его с борзой и положила перед ее мордой свое подношение. Бокейн равнодушно обнюхала кость и лизнула Фионе щеку — наверное, в знак благодарности.
Дверь в конюшню раскрылась и тут же захлопнулась. Собака насторожилась и заворчала, а Фиона засмеялась.
— Вообще-то мне не следовало приходить сюда, — сказала она. — Мама бы ужасно рассердилась, если бы застала меня здесь. Представляешь, она уверена, что от тебя можно ожидать всего, чего угодно. Вот странно-то! Ведь ты опасна ничуть не больше, чем новорожденный ягненок…
Фиона внимательно осмотрела собаку. Ее раны уже почти зажили, но новая шерсть еще не отросла, так что выглядела Бокейн не лучшим образом. К тому же она страшно исхудала, потеряв за две недели целых четырнадцать фунтов.
— Ешь! — Фиона произнесла это настойчиво и даже сердито. Она подтолкнула косточку к самому носу собаки. Бокейн отвернулась.
— Ты должна есть, Бокейн, пойми! — Сейчас Фиона почти умоляла. — Ну что я скажу Кейтлин, когда она вернется и увидит, что ты так отощала!
Услышав имя хозяйки, Бокейн натянула поводок и завиляла хвостом. Из ее горла вырвались жалобные, напоминавшие детский плач звуки.
Фиона обняла собаку и прошептала ей в самое ухо:
— Я знаю, что ты очень скучаешь. Но ведь она уехала не навсегда, а если даже Ренд и решит задержаться в Англии, то я отвезу тебя к ней. Она сама попросила меня об этом. Ну вот, тебе уже лучше, правда? Ты немного успокоилась?
Но собака почему-то потеряла всякий интерес к Фионе. Ее внимание привлекли какие-то звуки… или какой-то запах, и она подняла морду и вся напряглась.
— Что ж, если ты не хочешь есть косточку, которую я тебе принесла, то мне пора. — Фиона взглянула на намордник. — Мне он тоже не нравится, но это для твоей же пользы. — Она попыталась надеть намордник на Бокейн, однако собака предостерегающе лязгнула зубами, и Фиона ойкнула. — Зачем ты так? — с укоризной сказала она. — Ведь мы же всегда были друзьями.
Бокейн лизнула руку девушки, но как только Фиона опять потянулась за намордником, зарычала.
— Ну и ладно. Надеюсь, ничего дурного не случится, если эту ночь ты проведешь без намордника. Может, хотя бы мясо съешь… — И девушка поднялась. — Только предупреждаю: не вздумай расчесывать раны!
Собака насторожилась, и девушка беспокойно обернулась к двери.
— Ты что-то услышала? Что тебя встревожило?
Но звуки были привычными, понятными, успокаивающими. Дождь стучал по крыше, лошади переступали с ноги на ногу и фыркали во сне… Фиона знала, что по окрестностям бродит несколько слуг, которые пытаются отыскать мистера Хаутона. Они не возвратятся до самой темноты.
Печальное, весьма печальное событие. Накануне отъезда Кейтлин и Ренда в Англию мистер Хаутон уехал куда-то и не вернулся домой. На третий день его сын поднял тревогу. Сначала все думали, что он, например, упал с лошади и подвернул ногу или попросту заблудился, но прошло уже две недели, а о мистере Хаутоне-старшем не было ни слуху ни духу.
Надежда найти его живым уже рассеялась. Все жители Дисайда понимали это. Днем солнце еще прогревало воздух, но по ночам холод был убийственный.
Девушка зябко повела плечами и прошептала:
— Бедный, бедный мистер Хаутон…
Еще раз погладив собаку, Фиона повыше подняла фонарь и вышла из конюшни.
Бокейн хотела было последовать за девушкой, но прочный кожаный поводок не позволил ей этого. Тогда она немного порычала и снова рванулась вперед. К сожалению, попытка оказалась неудачной. Заскулив, Бокейн попробовала стянуть с себя ошейник. Она усиленно скребла задними лапами каменный пол — и вдруг обернулась и посмотрела куда-то в темноту. Оттуда донесся ненавистный ей голос:
— Бокейн! Ты слышишь меня, Бокейн?
Собака прыгнула, но поводок отбросил ее назад. Человек негромко засмеялся.
— Я долго размышлял о тебе, — сказал он. — И решил, что ты опасна. Я изменился, это правда, но никто не замечает этого, кроме тебя. И мне это не нравится. Извини, Бокейн, но у меня нет выбора.
Эти слова были произнесены спокойно и даже ласково, но собаку они привели в бешенство. Она снова и снова кидалась на деревянную дверцу своего стойла — и снова и снова поводок отбрасывал ее назад. Она уже даже не лаяла, а хрипела от ярости. Лошади встревожились, заржали, принялись бить копытами в стенки денников. И вдруг посреди конюшни вспыхнул огонь!
Бокейн опять прыгнула вперед. Кожаный ремешок лопнул, и она выскочила в проход. Двери были объяты пламенем, и собака, заскулив, начала метаться в поисках выхода. Едкий дым щипал ей глаза и ноздри, и она опустила морду к самому полу.
Лошади рвались с привязей и громко ржали. Вспыхнула одна из потолочных балок… Бокейн ринулась в заднюю часть конюшни, туда, где в крохотном чуланчике хранилась сбруя, и, разбив стекло маленького окошка, вылетела наружу. Она упала в грязную лужу и довольно долго не делала попыток встать. Она только часто дышала, наслаждаясь свежим воздухом.
Но потом рядом послышались мужские голоса. Бокейн вскочила, отряхнулась, тихонько зарычала и побежала прочь со двора. Она стремилась в горы, на пастбище, где часто бывала с Кейтлин.
Через три дня и три ночи Бокейн наконец добралась туда, где все еще пахло Кейтлин. Там были люди, мужчины и женщины, но хозяйки среди них не оказалось.
Бокейн ни к кому не приближалась. Ее прежде густая и блестящая шерсть свалялась в комки, ребра выпирали, а кожа висела складками.
Затем собака направилась еще выше в горы. Она помнила, что именно здесь нашла ее когда-то Кейтлин. Бокейн несколько раз переплывала реки или переходила их вброд. Она скулила и лаяла, зовя хозяйку но Кейтлин не отзывалась. Наконец голод вынудил Бокейн начать охотиться. Она ела диких кроликов и мышей, потому что слишком ослабела, чтобы напасть на оленя.
Но время шло, и к Бокейн вернулась прежняя сила. Однажды она выследила замечательного крупного оленя и, преследуя его, подобралась почти к самому Балморал-кастл. Она уже почти нагнала добычу, когда ее внимание привлек какой-то запах.
Бокейн спустилась на дно оврага и нашла там останки Хаутона. Одежда мертвеца все еще хранила ненавистный ей запах.
Разбросав лапами снег и гравий, которые скрывали тело, собака вцепилась зубами в сюртук Хаутона и принялась рвать его в мелкие клочья. Ветер подхватил их и унес прочь…
19.
— Возможно, возможно… Насколько мне известно, вы и леди Рендал тоже собираетесь покинуть Дисайд?
— Мы уезжаем завтра на рассвете.
— Неужели такая поспешность вызвана тем, что вы полагаете, будто тут ей угрожает опасность?
Ренду очень не понравилось выдвинутое предположение, и он вежливо улыбнулся:
— Ну что вы! Нет, конечно. Я давно уже намеревался познакомить леди Рендал с ее новыми родственниками… а потом мы непременно вернемся в Дисайд. Моя жена так любит эти края!
Однако Рендал торопился в Англию не только потому, что хотел поскорее представить Кейтлин родным. Он надеялся продолжить расследование, начатое им в Дисайде, и выяснить наконец, кто же был отцом его жены. Его заинтересовало имя Ивена Гранта, и он захотел поговорить с леди Рендал-старшей и узнать от нее об этом человеке хотя бы что-нибудь. А потом он намеревался встретиться с дядюшкой — ведь отец Дэвида бывал в Страткерне не реже, чем отец самого Ренда.
Хотя, по совести говоря, Ренда сейчас занимала не столько фамилия его покойного тестя, сколько история Ивена Гранта. Даже если бы выяснилось, что отцом Кейтлин был простой солдат, Ренд не огорчился бы. Он слишком любил свою жену, чтобы думать о том, из какой семьи она происходит. И ему не нравились те люди из его круга, которые сначала выясняли родословную своего нового знакомого и лишь потом протягивали ему руку. Ренд был на войне и видел представителей самых родовитых семейств Англии, которые не только трусили, но даже шли на предательство. Так что он давно уже знал цену титулам и не придавал им особого значения.
Ивен Грант, Ивен Грант… Не может быть, чтобы человек сгинул без следа, точно камень, брошенный в воду. Кто-нибудь наверняка слышал о нем, кто-нибудь наверняка захочет рассказать Ренду о его судьбе. А вот станет ли потом Ренд посвящать Кейтлин в детали биографии мистера Гранта, это неизвестно. Главное сейчас — узнать, как сложилась его жизнь.
Что же до нападения собак на Кейтлин, то Ренд был почти уверен, что произошел несчастный случай. Он, конечно, не собирался прощать того глупца, который решился выстрелить в свору, чтобы отогнать ее от женщины, но думал, что человек этот — просто трус, не решившийся выйти и назвать себя. Вряд ли кто-нибудь действительно злоумышлял против Кейтлин. Кому, право, могла помешать его жена?
Вот о чем он думал, сидя в столовой Гленшилов и потягивая виски. Это был их последний вечер в Дисайде, и потому после обеда дамы не покинули мужчин, а остались в их обществе. Конечно, на столе не было ничего, кроме графина с виски. Какой там портвейн! Старый Гленшил считал этот напиток слишком вульгарным и слишком уж заморским и говорил, что он может прийтись по вкусу только жителям равнин или каким-нибудь там иностранцам. И Ренд невольно улыбнулся, вспомнив о своих погребах в сассекском поместье, где хранилось несколько бочонков изысканного и благоуханного портвейна, доставленного из Португалии.
Разговор все время вертелся вокруг вчерашнего происшествия с Кейтлин.
— Ох уж этот Дарок! — презрительно бросил Гленшил. — Надо же, не смог уследить за собственными собаками!
Кейтлин сказала обеспокоенно:
— Дедушка, Бокейн остается здесь. Пожалуйста, присмотри за ней, хорошо:
Прежде чем Гленшил успел ответить, Шарлотта воскликнула:
— Нет-нет, Кейтлин, не вздумай привозить ее в этот дом! Когда ты однажды уезжала в Абердин, твой пес стал подобен дикому зверю. К Бокейн нельзя было тогда подступиться. Я боялась, что она загрызет кого-нибудь насмерть.
— Ты преувеличиваешь, женщина! — нахмурился Гленшил. — Собака немного поволновалась — вот и все.
— Да она же набросилась на меня!
— Кейтлин, это лишнее, право, лишнее, — вмешался в разговор Ренд. — Серль позаботится о Бокейн, ты же знаешь.
Но Дональд Рендал улыбнулся Кейтлин и пообещал:
— Я найду для твоей любимицы место в конюшне и послежу за тем, чтобы она чувствовала себя хорошо. А ты, Шарлотта, не беспокойся. Бокейн не станет без присмотра бродить по дому.
* * *
Бокейн немного передохнула, а потом опять занялась делом. Весь последний день она пыталась сорвать с себя ненавистный намордник, чтобы в случае необходимости суметь пустить в ход свои мощные челюсти. Однако намордник не поддавался, и шерсть на собачьем загривке встала дыбом, потому что Бокейн была раздосадована и злилась.Когда скрипнули дверные петли и кто-то прошел по каменному полу конюшни, Бокейн оставила намордник в покое и принюхалась. Запах был знакомый и не пугал ее, поэтому собака опять вцепилась лапами в ремни, опутывавшие ее морду.
— Бедняжка, как же мне жаль тебя! — у входа в стойло появилась Фиона. Покачав сочувственно головой, она поставила фонарь на пол и опустилась возле собаки на колени. — Прекрати, Бокейн, прекрати же, слышишь? Ведь ты не можешь пока обойтись без намордника. Так говорит Серль, а он все знает о собаках.
Бокейн склонила голову набок и внимательно посмотрела на Фиону большими умными глазами. Казалось, она поняла все, что ей сказали.
— Вот и умница, — продолжала наставительным тоном девушка. — Вот и молодец. А посмотри-ка, что я тебе принесла. Вот. Это баранья ножка Правда, восхити — тельно пахнет? Я же знаю, ты любишь бараньи ножки… — Пальцы Фионы пытались нащупать пряжку намордника. — Ну же, не глупи, Бокейн! Она… я даже не решаюсь произнести ее имя… уехала только две недели назад, а ты уже превратилась в скелет. Надо есть, собачка, надо обязательно есть!
Наконец намордник поддался, и Фиона стащила его с борзой и положила перед ее мордой свое подношение. Бокейн равнодушно обнюхала кость и лизнула Фионе щеку — наверное, в знак благодарности.
Дверь в конюшню раскрылась и тут же захлопнулась. Собака насторожилась и заворчала, а Фиона засмеялась.
— Вообще-то мне не следовало приходить сюда, — сказала она. — Мама бы ужасно рассердилась, если бы застала меня здесь. Представляешь, она уверена, что от тебя можно ожидать всего, чего угодно. Вот странно-то! Ведь ты опасна ничуть не больше, чем новорожденный ягненок…
Фиона внимательно осмотрела собаку. Ее раны уже почти зажили, но новая шерсть еще не отросла, так что выглядела Бокейн не лучшим образом. К тому же она страшно исхудала, потеряв за две недели целых четырнадцать фунтов.
— Ешь! — Фиона произнесла это настойчиво и даже сердито. Она подтолкнула косточку к самому носу собаки. Бокейн отвернулась.
— Ты должна есть, Бокейн, пойми! — Сейчас Фиона почти умоляла. — Ну что я скажу Кейтлин, когда она вернется и увидит, что ты так отощала!
Услышав имя хозяйки, Бокейн натянула поводок и завиляла хвостом. Из ее горла вырвались жалобные, напоминавшие детский плач звуки.
Фиона обняла собаку и прошептала ей в самое ухо:
— Я знаю, что ты очень скучаешь. Но ведь она уехала не навсегда, а если даже Ренд и решит задержаться в Англии, то я отвезу тебя к ней. Она сама попросила меня об этом. Ну вот, тебе уже лучше, правда? Ты немного успокоилась?
Но собака почему-то потеряла всякий интерес к Фионе. Ее внимание привлекли какие-то звуки… или какой-то запах, и она подняла морду и вся напряглась.
— Что ж, если ты не хочешь есть косточку, которую я тебе принесла, то мне пора. — Фиона взглянула на намордник. — Мне он тоже не нравится, но это для твоей же пользы. — Она попыталась надеть намордник на Бокейн, однако собака предостерегающе лязгнула зубами, и Фиона ойкнула. — Зачем ты так? — с укоризной сказала она. — Ведь мы же всегда были друзьями.
Бокейн лизнула руку девушки, но как только Фиона опять потянулась за намордником, зарычала.
— Ну и ладно. Надеюсь, ничего дурного не случится, если эту ночь ты проведешь без намордника. Может, хотя бы мясо съешь… — И девушка поднялась. — Только предупреждаю: не вздумай расчесывать раны!
Собака насторожилась, и девушка беспокойно обернулась к двери.
— Ты что-то услышала? Что тебя встревожило?
Но звуки были привычными, понятными, успокаивающими. Дождь стучал по крыше, лошади переступали с ноги на ногу и фыркали во сне… Фиона знала, что по окрестностям бродит несколько слуг, которые пытаются отыскать мистера Хаутона. Они не возвратятся до самой темноты.
Печальное, весьма печальное событие. Накануне отъезда Кейтлин и Ренда в Англию мистер Хаутон уехал куда-то и не вернулся домой. На третий день его сын поднял тревогу. Сначала все думали, что он, например, упал с лошади и подвернул ногу или попросту заблудился, но прошло уже две недели, а о мистере Хаутоне-старшем не было ни слуху ни духу.
Надежда найти его живым уже рассеялась. Все жители Дисайда понимали это. Днем солнце еще прогревало воздух, но по ночам холод был убийственный.
Девушка зябко повела плечами и прошептала:
— Бедный, бедный мистер Хаутон…
Еще раз погладив собаку, Фиона повыше подняла фонарь и вышла из конюшни.
Бокейн хотела было последовать за девушкой, но прочный кожаный поводок не позволил ей этого. Тогда она немного порычала и снова рванулась вперед. К сожалению, попытка оказалась неудачной. Заскулив, Бокейн попробовала стянуть с себя ошейник. Она усиленно скребла задними лапами каменный пол — и вдруг обернулась и посмотрела куда-то в темноту. Оттуда донесся ненавистный ей голос:
— Бокейн! Ты слышишь меня, Бокейн?
Собака прыгнула, но поводок отбросил ее назад. Человек негромко засмеялся.
— Я долго размышлял о тебе, — сказал он. — И решил, что ты опасна. Я изменился, это правда, но никто не замечает этого, кроме тебя. И мне это не нравится. Извини, Бокейн, но у меня нет выбора.
Эти слова были произнесены спокойно и даже ласково, но собаку они привели в бешенство. Она снова и снова кидалась на деревянную дверцу своего стойла — и снова и снова поводок отбрасывал ее назад. Она уже даже не лаяла, а хрипела от ярости. Лошади встревожились, заржали, принялись бить копытами в стенки денников. И вдруг посреди конюшни вспыхнул огонь!
Бокейн опять прыгнула вперед. Кожаный ремешок лопнул, и она выскочила в проход. Двери были объяты пламенем, и собака, заскулив, начала метаться в поисках выхода. Едкий дым щипал ей глаза и ноздри, и она опустила морду к самому полу.
Лошади рвались с привязей и громко ржали. Вспыхнула одна из потолочных балок… Бокейн ринулась в заднюю часть конюшни, туда, где в крохотном чуланчике хранилась сбруя, и, разбив стекло маленького окошка, вылетела наружу. Она упала в грязную лужу и довольно долго не делала попыток встать. Она только часто дышала, наслаждаясь свежим воздухом.
Но потом рядом послышались мужские голоса. Бокейн вскочила, отряхнулась, тихонько зарычала и побежала прочь со двора. Она стремилась в горы, на пастбище, где часто бывала с Кейтлин.
Через три дня и три ночи Бокейн наконец добралась туда, где все еще пахло Кейтлин. Там были люди, мужчины и женщины, но хозяйки среди них не оказалось.
Бокейн ни к кому не приближалась. Ее прежде густая и блестящая шерсть свалялась в комки, ребра выпирали, а кожа висела складками.
Затем собака направилась еще выше в горы. Она помнила, что именно здесь нашла ее когда-то Кейтлин. Бокейн несколько раз переплывала реки или переходила их вброд. Она скулила и лаяла, зовя хозяйку но Кейтлин не отзывалась. Наконец голод вынудил Бокейн начать охотиться. Она ела диких кроликов и мышей, потому что слишком ослабела, чтобы напасть на оленя.
Но время шло, и к Бокейн вернулась прежняя сила. Однажды она выследила замечательного крупного оленя и, преследуя его, подобралась почти к самому Балморал-кастл. Она уже почти нагнала добычу, когда ее внимание привлек какой-то запах.
Бокейн спустилась на дно оврага и нашла там останки Хаутона. Одежда мертвеца все еще хранила ненавистный ей запах.
Разбросав лапами снег и гравий, которые скрывали тело, собака вцепилась зубами в сюртук Хаутона и принялась рвать его в мелкие клочья. Ветер подхватил их и унес прочь…
19.
Леди Рендал, величественная дама средних лет, пребывала в прекрасном расположении духа. Она только что получила письмо от старшего сына, в котором тот сообщал матери о своем приезде в Кренли в конце месяца. Дети леди Рендал сразу заметили перемену в настроении матери; даже походка у нее изменилась. Миледи двигалась теперь легко и проворно и то и дело громким голосом отдавала всяческие распоряжения. Она велела слугам привести в порядок весь дом — от чердака до подвалов. Но некий особый блеск в ее глазах насторожил Питера, вот почему он пробормотал себе под нос:
— Кажется, матушка что-то замышляет. И хорошо бы узнать, что именно.
Питеру было всего двадцать четыре года, но после того, как трое его братьев один за другим покинули родительский кров, ему волей-неволей пришлось взять на себя обязанности старшего мужчины в семье. Младшие сестры-близняшки Мэри и Марта, дабы немного досадить брату, называли его не Питером, а Патером, и надо признать, что прозвище это вполне подходило молодому человеку.
Мэри Рендал, тщетно пытаясь исполнить на клавесине весьма несложную пьеску, неумело тыкала двумя пальцами в клавиши и шепотом ругалась. Повернувшись к брату, она спросила:
— Ты, кажется, что-то сказал, Патер? Извини, я не расслышала…
— Сколько мне раз повторять, что ты должна называть меня по имени, а не выдумывать всякие дурацкие прозвища?! — рассердился Питер. — И не ругайся больше, это неприлично!
Мэри бросила веселый взгляд на Марту, которая молча сидела в углу музыкального салона и что-то вышивала.
— И он еще удивляется, что мы называем его Патером! — состроив забавную гримаску, воскликнула Мэри. — После таких-то проповедей!..
Марта отложила рукоделье в сторону и поглядела на брата.
— Ты прав, Патер, — задумчиво произнесла она, — матушка явно собирается предпринять что-то нехорошее, но пока трудно догадаться, что именно. Вот ведь дьявольщина!
Питер тяжело вздохнул, скомкал газету, которую как раз просматривал, и бросил на близняшек свирепый взгляд.
— Будьте так добры, придержите язык. Мне надоело слушать, как вы ругаетесь. Если вы не станете следить за своей речью, мне придется наказать вас.
— О чем это он? — спросила Мэри у Марты.
— Как это о чем? Он собирается проучить нас, — ответила Марта. — Например, скажет маме, что мы употребляем бранные слова, и нам запретят заниматься в танцевальном классе. Или вообще лишат всех развлечений…
— Но, Патер, неужто ты способен на такое?! — вскричала Мэри. — Ты же прекрасно знаешь, как мы любим заниматься с синьором Луиджи! Мы больше не будем ругаться, правда, Марта? Только ничего не говори маме, слышишь? Ну, пожалуйста!
— Не говори! — присоединилась к сестре Марта. — Мы действительно больше не будем. Я готова на все, лишь бы заниматься танцами с синьором Луиджи. Ты же отказался учить нас танцевать. И все остальные тоже…
Марта имела в виду не только Питера и Ренда, но и двух других женатых братьев.
С озабоченным видом она продолжила:
— Если вас послушать, то можно подумать, будто вы — святые. Да, нам пока только по шестнадцать, но мы вовсе не глупые. У нас есть уши и глаза, и мы много чего знаем.
— Вот именно, — поддержала сестру Мэри. — Например, почему наша гувернантка сама отказалась от места. Бедненькая старая мисс Хэдли… Она, может, еще бы и смирилась с тем, что Гарри бежал со своей возлюбленной. Такое случается и в самых лучших семействах. Но когда и Роберт проделал то же, она не выдержала. Для нее это оказалось чересчур. Я сама слышала, как она говорила об этом с мамой.
— Верно! Я тоже слышала, — подтвердила Марта. — А ведь старенькая мисс Хэдли не знала и половины того, что тут творилось. Перри Марпл рассказала мне по секрету, что…
— Ну хватит! — взорвался Питер, покраснев от ярости. Его окрик возымел действие. Обе девочки опустили глаза, поджали губки и сразу стали похожи на отменно воспитанных молодых леди.
— Вы испорченные неисправимые создания! — продолжал бушевать Питер. — Я жду не дождусь приезда Ренда. Уж он-то научит вас уму-разуму. Что до меня, то я, как ни старался, не смог привить вам правила хорошего тона. Вы ведете себя неприлично!
Как ни странно, Питер не упрекал мать за то, что она не научила дочерей вести себя, как подобает благородным девицам. Он сам пытался играть роль воспитателя, но, к сожалению, потерпел неудачу.
— Если вы немедленно не уйметесь, я попрошу матушку отправить вас к Эмили или Джейн. Они-то уж сумеют приструнить вас. Да-да, этим замужним дамам наверняка удастся прибрать вас к рукам!
Угроза Питера подействовала.
— Но мы же просто шутили, — принялась оправдываться Марта. — Что в этом плохого? Мы и не думали огорчать тебя. И знаешь, как только мы попадем в светское общество, мы сразу…
Но разжалобить брата было нелегко.
— Вам это не грозит, и не надейтесь! — отрезал он. — С такими манерами вы никогда не попадете в светское общество. Я не собираюсь краснеть за вас и прослежу, чтобы вы не покинули своей классной комнаты до тех пор, пока не превратитесь в синие чулки!
И, бросив на сестер еще один суровый взгляд, он быстрым шагом устремился к двери. Молодой человек был доволен, что последнее слово осталось за ним, и поспешил в свой кабинет, чтобы в одиночестве наконец вдоволь насмеяться.
— Что это с ним? — придя в себя, спросила Мэри. — Что сегодня нашло на Питера? А может, он тоже собирается сбежать?
Марта отнеслась к словам сестры со всей серьезностью.
— Конечно, утверждать я не могу, но, по-моему, он для этого еще слишком молод, — задумчиво произнесла девочка, освежая в памяти историю рода Рендалов, которую она писала по просьбе братьев и сестер, надеявшихся использовать неуемную энергию Марты в благих целях. Прикинув что-то в уме, Марта неторопливо продолжила: — Судя по старинным документам и письмам, все мужчины в нашем роду отличаются буйным темпераментом, а также чрезмерной чувствительностью. Они ведут себя крайне безрассудно — но только до двадцати пяти лет. В двадцать пять они берутся за ум.
Глаза Мэри расширились от восторга и любопытства.
— С их именами были связаны всякие скандалы, да?
— И еще какие! — кивнула Марта.
— Неужели и Ренд такой же? — усомнилась Мэри. — Да нет, он другой. Вот только я не могу понять, почему.
Марта с уверенным видом пустилась в объяснения:
— Видишь ли, он был на войне, и потому… э-э… его развитие замедлилось.
И девочки начали с интересом обсуждать любовные похождения старших братьев.
— Если я ничего не путаю, Ренд встречался с некоей леди Маргарет, — сказала Мэри. — Мне тогда казалось, что он вот-вот убежит с ней.
— Нет-нет, это невозможно, — заявила Марта. — Мужчины никогда не женятся на своих любовницах.
— А разве она была его любовницей? — удивилась Мэри. — Откуда ты знаешь?
— Да все об этом знают. — И Марта свысока поглядела на сестру. В ее голосе было столько пренебрежения, что Мэри решила оставить леди Маргарет в покое.
— А Хелен Филдинг? — поинтересовалась она.
— Она тоже любовница.
— А может, Джульетта Холлидей? — с надеждой спросила Мэри.
— Не женится он на ней. Я же сказала — на любовницах не женятся.
Мэри перечислила еще несколько имен, но Марта заявила, что ни одна из этих женщин не годится на роль невесты Ренда.
Наконец Мэри воскликнула с отчаянием:
— Сделай милость, растолкуй мне, что такое любовница, иначе я никогда не смогу догадаться, с кем сбежит наш Ренд!
Марта изумленно воззрилась на сестру.
— Ты не знаешь, что такое любовница? Ушам своим не верю. Скажи, что ты пошутила!
Мэри почувствовала, что краснеет. Девочка готова была провалиться сквозь землю — так стыдилась она собственного невежества. Но тут Марта сжалилась над сестрой и сказала:
— Любовница — это писаная красавица. Она часто ходит в оперу, ездит в роскошной карете и носит очень дорогие платья.
— Так я и думала, — кивнула Мэри.
— О чем ты? — не поняла сестра.
— Ты тоже не знаешь, кто такие любовницы, — заявила Мэри.
Оскорбленная до глубины души, Марта схватила диванную подушку и, завизжав, набросилась на сестру. Близнецы начали носиться по всему дому, и топот и крики привлекли наконец внимание Питера. Выглянув из кабинета, он сурово посмотрел на сестер, и обе мгновенно успокоились.
— Во всем виновата война, — говорила она, обращаясь к висевшему над камином холсту. — Уверяю тебя, только война! И не смотри на меня так сурово. Ты же знаешь, что я честно пыталась женить Ренда. Всякий раз, как он приезжал домой, я знакомила его с достойными девицами, надеясь, что он влюбится в одну из них. — Леди Рендал сокрушенно покачала головой и добавила: — Но у меня ничего не получилось. Он предпочитал их обществу общество всяких… ну, ты понимаешь, о чем я… в общем, весьма легкомысленных особ.
Она отвернулась от портрета и отошла прочь, однако потом внезапно заявила, адресуясь к мужу:
— Дорогой, нужны решительные меры! Согласись, что на этот раз я права!
Портрет промолчал, но тем не менее спустя несколько минут лицо женщины просветлело. Казалось, она услышала ответ, который ждала.
— Мама? — раздалось возле двери.
Виновато улыбаясь, леди Рендал обернулась к младшему сыну. Питер быстро приблизился к ней, посмотрел на портрет и сказал:
— Верно, я ошибся? Мне послышался тут разговор.
— Да что ты? — удивилась мать. Взяв сына за руку, она подвела его к дивану. Когда они уселись, леди Рендал сказала: — Но ты же видишь, что здесь никого нет, кроме меня. Может, я беседовала сама с собой и даже этого не заметила? Старею, сынок, старею.
Питер улыбнулся, и выражение озабоченности исчезло с его лица.
— Что вы, мама, вы никогда не состаритесь, — сказал он.
— Ах ты льстец! Чем дальше, тем больше ты напоминаешь мне отца…
Она помолчала, а потом вдруг спросила:
— Питер, а сколько тебе лет?
Молодой человек не удивился вопросу.
— Двадцать четыре, — ответил он.
Мать удовлетворенно кивнула, и Питер подумал, что ему нужно быть готовым к любым неожиданностям.
За обедом тоже говорили о Ренде и о письме, которое пришло от него этим утром.
— Он приготовил нам сюрприз! — радостно напомнила Мэри.
Леди Рендал буквально на одну минуту позволила разыграться своему воображению, но тут же строго одернула себя, сказав мысленно, что это невозможно. Ренд всегда нарушал все ее планы, и на этот раз миледи решила вообще их не строить.
— Думаю, он пригласил к нам в гости Джона Мюррея, — сказала она.
— А вдруг он наконец купил племенного быка? — с надеждой в голосе спросил Питер. — Когда он собирался в Дисайд, я говорил с ним об этом. Шотландцы — отличные скотоводы. В Англии большой спрос на их крупный рогатый скот.
— Вот как? — леди Рендал попыталась изобразить интерес к тому, что, как она знала, волновало ее младшего сына, который в отсутствие Ренда управлял поместьем. — Ты думаешь, покупка быка позволит увеличить надои?
Но Питер не успел ответить, потому что в разговор вмешалась Мэри.
— А почему он пишет, что нам надо собраться всем вместе? — И девочка прочитала вслух: — «Я подумал, что было бы неплохо собраться тесным семейным кругом. Обещаю, матушка, что Вы будете довольны мною…»
Леди Рендал укоризненно посмотрела на дочь.
— Разве можно перебивать, дорогая моя? Это же неприлично. Что же касается того места в письме, то твой брат имеет в виду небольшой семейный прием, который я задумала устроить еще до его отъезда в Шотландию. Но тогда, к сожалению, из этого ничего не вышло.
— Семейный прием? Мне очень нравится ваш замысел, мама. — И Питер грозно посмотрел на Мэри и Марту. — Надеюсь, мне удастся уговорить Эмили или Джейн пригласить к себе наших близняшек — погостить… на полгода или годик.
Последовал обмен убийственными взглядами, но леди Рендал этого даже не заметила.
— Да-да, — задумчиво произнесла она. — Званый вечер в кругу семьи. Мы — и несколько близких друзей. Ужин, а потом бал… Ведь мы живем совсем рядом с Лондоном, и все без труда доберутся до Кренли. А дом у нас большой, так что гостей можно будет оставить и на ночь.
— Гости? Какие гости? — растерялся Питер. — Но Ренд ничего не пишет о гостях.
Близняшки же от восторга даже подскочили на своих стульях.
— Званый вечер! — воскликнула Мэри. — Это просто замечательно!
— И еще бал! — добавила Марта. — Настоящее возвращение блудного сына!
Леди Рендал сияла от счастья. Она очень любила радовать своих детей.
— Полагаю, надо поскорее решить, кого мы позовем, и разослать приглашения. Марта, взгляни, пожалуйста, Ренд не называет точный день своего приезда?
Мать и дочери принялись горячо обсуждать детали семейного праздника, а Питер взялся за бокал и стал с озабоченным видом потягивать вино. Наконец-то выяснилось, что именно затеяла матушка. Затея, конечно, хорошая, но она потребует уйму денег.
— Ну вот, наконец-то!
— О чем это ты? — спросила Кейтлин.
— Мы въехали на наши земли, — объяснил Ренд.
— Кажется, матушка что-то замышляет. И хорошо бы узнать, что именно.
Питеру было всего двадцать четыре года, но после того, как трое его братьев один за другим покинули родительский кров, ему волей-неволей пришлось взять на себя обязанности старшего мужчины в семье. Младшие сестры-близняшки Мэри и Марта, дабы немного досадить брату, называли его не Питером, а Патером, и надо признать, что прозвище это вполне подходило молодому человеку.
Мэри Рендал, тщетно пытаясь исполнить на клавесине весьма несложную пьеску, неумело тыкала двумя пальцами в клавиши и шепотом ругалась. Повернувшись к брату, она спросила:
— Ты, кажется, что-то сказал, Патер? Извини, я не расслышала…
— Сколько мне раз повторять, что ты должна называть меня по имени, а не выдумывать всякие дурацкие прозвища?! — рассердился Питер. — И не ругайся больше, это неприлично!
Мэри бросила веселый взгляд на Марту, которая молча сидела в углу музыкального салона и что-то вышивала.
— И он еще удивляется, что мы называем его Патером! — состроив забавную гримаску, воскликнула Мэри. — После таких-то проповедей!..
Марта отложила рукоделье в сторону и поглядела на брата.
— Ты прав, Патер, — задумчиво произнесла она, — матушка явно собирается предпринять что-то нехорошее, но пока трудно догадаться, что именно. Вот ведь дьявольщина!
Питер тяжело вздохнул, скомкал газету, которую как раз просматривал, и бросил на близняшек свирепый взгляд.
— Будьте так добры, придержите язык. Мне надоело слушать, как вы ругаетесь. Если вы не станете следить за своей речью, мне придется наказать вас.
— О чем это он? — спросила Мэри у Марты.
— Как это о чем? Он собирается проучить нас, — ответила Марта. — Например, скажет маме, что мы употребляем бранные слова, и нам запретят заниматься в танцевальном классе. Или вообще лишат всех развлечений…
— Но, Патер, неужто ты способен на такое?! — вскричала Мэри. — Ты же прекрасно знаешь, как мы любим заниматься с синьором Луиджи! Мы больше не будем ругаться, правда, Марта? Только ничего не говори маме, слышишь? Ну, пожалуйста!
— Не говори! — присоединилась к сестре Марта. — Мы действительно больше не будем. Я готова на все, лишь бы заниматься танцами с синьором Луиджи. Ты же отказался учить нас танцевать. И все остальные тоже…
Марта имела в виду не только Питера и Ренда, но и двух других женатых братьев.
С озабоченным видом она продолжила:
— Если вас послушать, то можно подумать, будто вы — святые. Да, нам пока только по шестнадцать, но мы вовсе не глупые. У нас есть уши и глаза, и мы много чего знаем.
— Вот именно, — поддержала сестру Мэри. — Например, почему наша гувернантка сама отказалась от места. Бедненькая старая мисс Хэдли… Она, может, еще бы и смирилась с тем, что Гарри бежал со своей возлюбленной. Такое случается и в самых лучших семействах. Но когда и Роберт проделал то же, она не выдержала. Для нее это оказалось чересчур. Я сама слышала, как она говорила об этом с мамой.
— Верно! Я тоже слышала, — подтвердила Марта. — А ведь старенькая мисс Хэдли не знала и половины того, что тут творилось. Перри Марпл рассказала мне по секрету, что…
— Ну хватит! — взорвался Питер, покраснев от ярости. Его окрик возымел действие. Обе девочки опустили глаза, поджали губки и сразу стали похожи на отменно воспитанных молодых леди.
— Вы испорченные неисправимые создания! — продолжал бушевать Питер. — Я жду не дождусь приезда Ренда. Уж он-то научит вас уму-разуму. Что до меня, то я, как ни старался, не смог привить вам правила хорошего тона. Вы ведете себя неприлично!
Как ни странно, Питер не упрекал мать за то, что она не научила дочерей вести себя, как подобает благородным девицам. Он сам пытался играть роль воспитателя, но, к сожалению, потерпел неудачу.
— Если вы немедленно не уйметесь, я попрошу матушку отправить вас к Эмили или Джейн. Они-то уж сумеют приструнить вас. Да-да, этим замужним дамам наверняка удастся прибрать вас к рукам!
Угроза Питера подействовала.
— Но мы же просто шутили, — принялась оправдываться Марта. — Что в этом плохого? Мы и не думали огорчать тебя. И знаешь, как только мы попадем в светское общество, мы сразу…
Но разжалобить брата было нелегко.
— Вам это не грозит, и не надейтесь! — отрезал он. — С такими манерами вы никогда не попадете в светское общество. Я не собираюсь краснеть за вас и прослежу, чтобы вы не покинули своей классной комнаты до тех пор, пока не превратитесь в синие чулки!
И, бросив на сестер еще один суровый взгляд, он быстрым шагом устремился к двери. Молодой человек был доволен, что последнее слово осталось за ним, и поспешил в свой кабинет, чтобы в одиночестве наконец вдоволь насмеяться.
— Что это с ним? — придя в себя, спросила Мэри. — Что сегодня нашло на Питера? А может, он тоже собирается сбежать?
Марта отнеслась к словам сестры со всей серьезностью.
— Конечно, утверждать я не могу, но, по-моему, он для этого еще слишком молод, — задумчиво произнесла девочка, освежая в памяти историю рода Рендалов, которую она писала по просьбе братьев и сестер, надеявшихся использовать неуемную энергию Марты в благих целях. Прикинув что-то в уме, Марта неторопливо продолжила: — Судя по старинным документам и письмам, все мужчины в нашем роду отличаются буйным темпераментом, а также чрезмерной чувствительностью. Они ведут себя крайне безрассудно — но только до двадцати пяти лет. В двадцать пять они берутся за ум.
Глаза Мэри расширились от восторга и любопытства.
— С их именами были связаны всякие скандалы, да?
— И еще какие! — кивнула Марта.
— Неужели и Ренд такой же? — усомнилась Мэри. — Да нет, он другой. Вот только я не могу понять, почему.
Марта с уверенным видом пустилась в объяснения:
— Видишь ли, он был на войне, и потому… э-э… его развитие замедлилось.
И девочки начали с интересом обсуждать любовные похождения старших братьев.
— Если я ничего не путаю, Ренд встречался с некоей леди Маргарет, — сказала Мэри. — Мне тогда казалось, что он вот-вот убежит с ней.
— Нет-нет, это невозможно, — заявила Марта. — Мужчины никогда не женятся на своих любовницах.
— А разве она была его любовницей? — удивилась Мэри. — Откуда ты знаешь?
— Да все об этом знают. — И Марта свысока поглядела на сестру. В ее голосе было столько пренебрежения, что Мэри решила оставить леди Маргарет в покое.
— А Хелен Филдинг? — поинтересовалась она.
— Она тоже любовница.
— А может, Джульетта Холлидей? — с надеждой спросила Мэри.
— Не женится он на ней. Я же сказала — на любовницах не женятся.
Мэри перечислила еще несколько имен, но Марта заявила, что ни одна из этих женщин не годится на роль невесты Ренда.
Наконец Мэри воскликнула с отчаянием:
— Сделай милость, растолкуй мне, что такое любовница, иначе я никогда не смогу догадаться, с кем сбежит наш Ренд!
Марта изумленно воззрилась на сестру.
— Ты не знаешь, что такое любовница? Ушам своим не верю. Скажи, что ты пошутила!
Мэри почувствовала, что краснеет. Девочка готова была провалиться сквозь землю — так стыдилась она собственного невежества. Но тут Марта сжалилась над сестрой и сказала:
— Любовница — это писаная красавица. Она часто ходит в оперу, ездит в роскошной карете и носит очень дорогие платья.
— Так я и думала, — кивнула Мэри.
— О чем ты? — не поняла сестра.
— Ты тоже не знаешь, кто такие любовницы, — заявила Мэри.
Оскорбленная до глубины души, Марта схватила диванную подушку и, завизжав, набросилась на сестру. Близнецы начали носиться по всему дому, и топот и крики привлекли наконец внимание Питера. Выглянув из кабинета, он сурово посмотрел на сестер, и обе мгновенно успокоились.
* * *
Леди Рендал была в библиотеке и привычно беседовала с портретом покойного мужа. Речь шла о судьбе Ренда. Как ни странно, миледи высказывала те же мысли, что и ее младшие дочери.— Во всем виновата война, — говорила она, обращаясь к висевшему над камином холсту. — Уверяю тебя, только война! И не смотри на меня так сурово. Ты же знаешь, что я честно пыталась женить Ренда. Всякий раз, как он приезжал домой, я знакомила его с достойными девицами, надеясь, что он влюбится в одну из них. — Леди Рендал сокрушенно покачала головой и добавила: — Но у меня ничего не получилось. Он предпочитал их обществу общество всяких… ну, ты понимаешь, о чем я… в общем, весьма легкомысленных особ.
Она отвернулась от портрета и отошла прочь, однако потом внезапно заявила, адресуясь к мужу:
— Дорогой, нужны решительные меры! Согласись, что на этот раз я права!
Портрет промолчал, но тем не менее спустя несколько минут лицо женщины просветлело. Казалось, она услышала ответ, который ждала.
— Мама? — раздалось возле двери.
Виновато улыбаясь, леди Рендал обернулась к младшему сыну. Питер быстро приблизился к ней, посмотрел на портрет и сказал:
— Верно, я ошибся? Мне послышался тут разговор.
— Да что ты? — удивилась мать. Взяв сына за руку, она подвела его к дивану. Когда они уселись, леди Рендал сказала: — Но ты же видишь, что здесь никого нет, кроме меня. Может, я беседовала сама с собой и даже этого не заметила? Старею, сынок, старею.
Питер улыбнулся, и выражение озабоченности исчезло с его лица.
— Что вы, мама, вы никогда не состаритесь, — сказал он.
— Ах ты льстец! Чем дальше, тем больше ты напоминаешь мне отца…
Она помолчала, а потом вдруг спросила:
— Питер, а сколько тебе лет?
Молодой человек не удивился вопросу.
— Двадцать четыре, — ответил он.
Мать удовлетворенно кивнула, и Питер подумал, что ему нужно быть готовым к любым неожиданностям.
За обедом тоже говорили о Ренде и о письме, которое пришло от него этим утром.
— Он приготовил нам сюрприз! — радостно напомнила Мэри.
Леди Рендал буквально на одну минуту позволила разыграться своему воображению, но тут же строго одернула себя, сказав мысленно, что это невозможно. Ренд всегда нарушал все ее планы, и на этот раз миледи решила вообще их не строить.
— Думаю, он пригласил к нам в гости Джона Мюррея, — сказала она.
— А вдруг он наконец купил племенного быка? — с надеждой в голосе спросил Питер. — Когда он собирался в Дисайд, я говорил с ним об этом. Шотландцы — отличные скотоводы. В Англии большой спрос на их крупный рогатый скот.
— Вот как? — леди Рендал попыталась изобразить интерес к тому, что, как она знала, волновало ее младшего сына, который в отсутствие Ренда управлял поместьем. — Ты думаешь, покупка быка позволит увеличить надои?
Но Питер не успел ответить, потому что в разговор вмешалась Мэри.
— А почему он пишет, что нам надо собраться всем вместе? — И девочка прочитала вслух: — «Я подумал, что было бы неплохо собраться тесным семейным кругом. Обещаю, матушка, что Вы будете довольны мною…»
Леди Рендал укоризненно посмотрела на дочь.
— Разве можно перебивать, дорогая моя? Это же неприлично. Что же касается того места в письме, то твой брат имеет в виду небольшой семейный прием, который я задумала устроить еще до его отъезда в Шотландию. Но тогда, к сожалению, из этого ничего не вышло.
— Семейный прием? Мне очень нравится ваш замысел, мама. — И Питер грозно посмотрел на Мэри и Марту. — Надеюсь, мне удастся уговорить Эмили или Джейн пригласить к себе наших близняшек — погостить… на полгода или годик.
Последовал обмен убийственными взглядами, но леди Рендал этого даже не заметила.
— Да-да, — задумчиво произнесла она. — Званый вечер в кругу семьи. Мы — и несколько близких друзей. Ужин, а потом бал… Ведь мы живем совсем рядом с Лондоном, и все без труда доберутся до Кренли. А дом у нас большой, так что гостей можно будет оставить и на ночь.
— Гости? Какие гости? — растерялся Питер. — Но Ренд ничего не пишет о гостях.
Близняшки же от восторга даже подскочили на своих стульях.
— Званый вечер! — воскликнула Мэри. — Это просто замечательно!
— И еще бал! — добавила Марта. — Настоящее возвращение блудного сына!
Леди Рендал сияла от счастья. Она очень любила радовать своих детей.
— Полагаю, надо поскорее решить, кого мы позовем, и разослать приглашения. Марта, взгляни, пожалуйста, Ренд не называет точный день своего приезда?
Мать и дочери принялись горячо обсуждать детали семейного праздника, а Питер взялся за бокал и стал с озабоченным видом потягивать вино. Наконец-то выяснилось, что именно затеяла матушка. Затея, конечно, хорошая, но она потребует уйму денег.
* * *
Карета приближалась к Кренли, и Кейтлин все больше беспокоилась. А беспокоиться она начала тогда, когда Ренд, отложив в сторону газету, выглянул в окошко и сказал:— Ну вот, наконец-то!
— О чем это ты? — спросила Кейтлин.
— Мы въехали на наши земли, — объяснил Ренд.