Страница:
Во дворике, у боковой стены дома, высилась груда торфа, прикрытая от непогоды парусиной. В пристройке с односкатной крышей благоухало свежескошенное сено и стояла бочка с овсом для лошадки Кейтлин. Вода из бегущего с гор Ручейка наполняла поилки.
Конечно, одинокой женщине было не под силу устроить все это самой. Кейтлин чувствовала себя обязанной деду за его заботу о ней. А девушке вовсе не хотелось считать себя его должницей. Иногда она мечтала больше походить на свою мать. Мораг Рендал скорее умерла бы с голоду, чем взяла бы кусок хлеба у отца, который некогда выгнал ее из дома. И бывали дни, когда матери и дочери действительно грозила голодная смерть.
После кончины Мораг старик Гленшил подал официальное прошение в суд, чтобы тот на законных основаниях назначил его опекуном Кейтлин. Однако Кейтлин взбунтовалась, решительно отказалась повиноваться деду и повела себя вызывающе — сбежала в Абердин. У нее не было собственных денег, и ее не обучили никакому ремеслу. Поэтому она вынуждена была пойти в услужение. Ее взяли в дом богатого рыботорговца — и тут Кейтлин шпыняли и гоняли все кому не лень, начиная с дворецкого, человека с суровым лицом и замашками тирана, и кончая круглолицыми толстощекими кухарками. От зари до зари Кейтлин только тем и занималась, что таскала ведра с углем и выносила ночные горшки. К тому времени, как люди старика Гленшила отыскали ее и силой привезли обратно в дисайдский Хайленд, дерзости в Кейтлин слегка поуменьшилось, а буйный нрав несколько смягчился. Да и гордые замашки Абердин из нее повыбил. И дело было вовсе не в том, что ей пришлось заниматься там тяжелой и грязной работой. Кейтлин страдала вдали от родных мест, тосковала по видам и запахам Хайленда; особенно ей не хватало в Абердине величественных и пугающих горных хребтов на горизонте.
И все-таки Гленшилу не удалось настоять на своем. Кейтлин кое-чему научилась в Абердине — узнала, например, что шотландские законы на ее стороне. Девушка могла сама выбрать себе опекуна, при том условии, что ей удастся найти человека, который согласится взвалить на себя эту обузу. Испугавшись, что Кейтлин и впрямь отыщет какого-нибудь доброхота, Гленшил пошел на некоторые уступки. Он позволил внучке и дальше жить в материнском доме. Однако Кейтлин обязана была каждый день проводить по нескольку часов с дедом, дабы не забывать, что она — член его семьи. Впрочем, теперь, когда Кейтлин стала совершеннолетней, требования деда уже не имели никакого значения. Она могла делать все, что ей заблагорассудится. Но Кейтлин по-прежнему бывала в дедовом доме, говоря себе, что поступает так исключительно в силу привычки.
На паперти девушка рассталась со своей собакой. Бокейн, как всегда, уселась возле каменной ограды, а Кейтлин вошла в храм. Постоянные места ее семьи, отгороженные от других скамей, находились перед алтарем, напротив деревянных кресел, отведенных для семейства лорда Рендала; Гленшилов и Рендалов разделяла в храме кафедра проповедника. Даже здесь, в обители божьей, сразу было ясно, какие люди богаче и знатнее всех в этой долине. Однажды Кейтлин с матерью пришли помолиться и смиренно встали у самого входа, укрывшись за одной из колонн. Но больше они этого не делали. Старик Гленшил все равно быстро положил бы этому конец.
Проходя мимо тихих рядов молящихся людей и видя их торжественные лица, Кейтлин в невольном изумлении потрясла головой. По воскресным дням, нарядившись в свои лучшие праздничные одежды, все обитатели здешних мест, включая и саму Кейтлин, казались такими набожными, такими благообразными… Можно было подумать, что они скорее умрут, чем нарушат одну из заповедей Господних. «Не убей», «не укради…». Но назавтра об этом будет забыто, да так прочно, словно никто никогда и не слышал о Христе. В Шотландии, в Хайленде многие семьи враждовали столетиями, и кровная месть была тут самым обычным делом.
Один быстрый взгляд из-под ресниц — и Кейтлин убедилась, что все члены ее семейства уже здесь, на своих местах. Ее кузина Фиона и тетушка Шарлотта выглядели так, словно только что сошли со страниц модного журнала. Старый дядюшка Дональд рассеянно посмотрел на Кейтлин и с отсутствующим видом приветствовал ее кивком головы. Зато дед уставился на внучку с дружелюбием стервятника. Она в ответ тоже вперила в него сердитый взгляд, потом гордо отвернулась и медленно, с величайшей осторожностью опустилась на сиденье. Увидев, что деревянное кресло лорда Рендала пустует, девушка тихо улыбнулась.
Появился церковный сторож с Библией в руках; все дружно поднялись с мест и застыли, опустив глаза и всем своим видом выражая почтительное внимание. И тут в храм вошел опоздавший прихожанин — молодой человек в полном национальном хайлендском одеянии. Он медленно продвигался по боковому проходу, и Кейтлин, не поднимая головы, украдкой бросила на незнакомца быстрый взгляд. Первой ее мыслью было, что за свою шотландскую юбку этот человек наверняка заплатил целое состояние. Кейтлин никогда не видела ничего более прекрасного, а это что-нибудь да значило. Такое мог сшить лишь один мастер — Джордж Хантер из Эдинбурга.
А потом девушка подумала, что незнакомец просто создан для того, чтобы носить килт. Шотландская юбка обрисовывала его стройные бедра, иногда приоткрывая на миг голые колени. Кейтлин смотрела на все это как зачарованная. Почувствовав, что краснеет, она заставила себя отвести взгляд и скользнула глазами чуть выше. Это, однако, не принесло ей облегчения, поскольку она увидела короткую, из тончайшей материи, куртку с пуговицами, выточенными из рога; куртка эта облегала великолепный торс мужчины, как вторая кожа. Когда незнакомец, кивнув священнику, проходил мимо кафедры, Кейтлин смогла наконец разглядеть его целиком. Он был весь золотистый, да, именно золотистый, как темно-желтый лев или как воин-викинг.
И вдруг она его узнала. От неожиданности девушка резко закрыла рот. Женское волнение, от которого было тепло в груди и холодно в животе, испарилось, как виски с пишущего жаром пирога. Черт! Рендал умышленно вошел в храм, как король, и все присутствующие таращили теперь на него глаза, словно толпа школьников-несмышленышей.
Как будто желая добавить к одному оскорблению еще и другое, Рендал, добравшись до своего места, лениво приподнял руку и со снисходительной улыбкой обратился к прихожанам:
— Пожалуйста, не вставайте во время церемонии, даже из-за меня. Можете сесть.
И, сказав это, сам опустился на кресло.
Поскольку священник именно в этот миг раскрыл Библию, лежавшую на аналое, предложение Рендала садиться было явно излишним. Все и так сели — но словно бы исполнив его просьбу; после чего он вновь благожелательно улыбнулся и позволил себе обвести взглядом море застывших в ожидании проповеди лиц.
Кейтлин была почти уверена, что Рендал насмехается над прихожанами, откровенно показывая, насколько он здесь всех презирает. А может быть, он ищет кого-то взглядом? Дрожь сладкого предчувствия пробежала по ее телу и дошла до кончиков пальцев, судорожно сжимавших молитвенник.
Гленшил нервничал, не зная, чего ему ждать от сиятельного лорда. Когда Ренд в прежние годы появлялся в церкви, что случалось крайне редко, он никогда не задерживался после службы, а сразу же уезжал в Страткерн. Но на сей раз все было иначе. На сей раз лорд Рендал исполнял свой долг, и не было на свете такой силы, которая смогла бы остановить молодого человека.
Он точно знал, что делает, когда направился прямо к Гленшилу. Раньше Ренд шарахался от старика, как от чумы. Но теперь Ренду было кое-что известно — и это давало ему некоторые преимущества.
Приехав в Инвери к своему другу Джону Мюррею, Ренд первым делом попросил, чтобы его в деталях ознакомили с нравами и обычаями, бытовавшими в Хайленде. То, что Ренд узнал, ошеломило его. Было такое впечатление, что время здесь остановилось. Хайленд все еще жил по законам средневековья. Всем управлял вождь клана. А прочие члены клана были обязаны повиноваться ему, словно вассалы, присягнувшие на верность своему сеньору. И никакие указы лондонских властей не могли заставить обитателей здешних мест ослушаться своего господина. Преданность ему жила в умах и душах горцев, как реликт былых времен; она никак не отмирала — возможно, из-за относительной изоляции Хайленда от всей остальной страны. Законы, принимавшиеся в Вестминстере, не ставились здесь ни во что. В этих краях законом было лишь слово главы клана.
— Гленшил, — величественно произнес Ренд, приветствуя старика и протягивая ему правую руку, на одном из пальцев которой блестело кольцо клана Рендалов.
Можно было подумать, что старика вот-вот хватит апоплексический удар. Гул голосов вокруг мгновенно стих, и десятки глаз с любопытством уставились на Гленшила в ожидании безобразной сцены. Но Ренд не сомневался, что ни криков, ни воплей не будет. Если бы Гленшил здесь, прилюдно, нанес оскорбление своему вождю, то немедленно превратился бы в изгоя. От него отвернулись бы все, кто принадлежит к клану Рендалов. Молодой человек был уверен, что Гленшил никогда не пойдет на это. Не так старик глуп!
И Ренд оказался прав. Покраснев как рак и с трудом сдерживая ярость, старик все-таки покорился долгу: поднес руку лорда Рендала к губам и поцеловал кольцо, после чего отпрянул от его светлости, словно от огня.
Ренд с трудом сдержал улыбку. Унижать этого седого мальчишку он вовсе не собирался, хотя, что скрывать, соблазн был велик. Но Ренд твердо решил помириться со стариком и потому поспешил его задобрить.
— Сэр Александр, — прошептал молодой человек, почтительно наклонившись к Гленшилу и не забыв упомянуть его титул, — для меня было бы большой честью, если бы вы представили меня членам вашего семейства.
С орлиного лица Гленшила постепенно сбежала краска гнева, зато в глазах появился слабый проблеск мысли. Старик покосился на свою прелестную внучку Фиону, затем устремил взгляд на Ренда и обнажил в улыбке зубы. Однако здесь была и другая леди, которую Гленшил и подтолкнул вперед, дабы отрекомендовать первой:
— Лорд Рендал, позвольте мне представить вам мою невестку, вдову моего покойного сына, миссис Шарлотту Рендал.
Леди разглядывала Ренда с жадным любопытством.
— Ах, лорд Рендал, это такая неожиданность… И такая честь для нас, — защебетала она. — Как поживает ваша милая матушка? Я имела удовольствие видеться с ней, когда в последний раз была в…
Пока леди трещала без умолку, Ренд тайком изучал ее. Значит, она — мать той самой девушки, думал он. Шарлотта Рендал в свои сорок с небольшим все еще была красивой женщиной, хотя и начинала полнеть. Но за ее почти девичьей внешностью он почувствовал железную волю. Миссис Рендал была из тех дам, которых он знал слишком хорошо: честолюбивая матушка, не останавливающаяся ни перед чем, кроме разве что убийства, чтобы получше пристроить своих птенцов. Интересно, как это Дэвиду удалось выскользнуть из ее сетей?
Когда словесный поток иссяк, Ренд ответил Шарлотте парой вежливых, ничего не значащих фраз, а затем вопросительно посмотрел на Гленшила.
— Я хочу также представить вам моего брата Дональда, — сказал Гленшил.
Тусклые голубые глаза за стеклами очков в проволочной оправе уставились на Ренда.
— Я имею честь говорить с самим лордом Рендалом? — осведомился Дональд.
— Именно так, — ответил Ренд, с уважением глядя на почтенного джентльмена, который отвешивал ему официальный поклон. Очки не вполне соответствовали впечатлению, сложившемуся у Ренда об этом господине как о человеке весьма деятельном и предприимчивом.
Дональд Рендал в отличие от Гленшила, казалось, улыбался вполне искренне. Прокашлявшись, он заявил:
— Ну, наконец-то! Давно пора. Как вам известно, я никогда не одобрял всех этих междоусобиц. И не ваша ветвь семьи виновата в том, что…
— Не сейчас, Дональд, не сейчас, — раздраженно оборвал брата Гленшил. Его глаза пробежали по лицам столпившихся вокруг людей. Потом он снова сосредоточил все внимание на Ренде и с видом рыбака, насаживающего наживку на крючок, проговорил:
— А это моя внучка Фиона.
— Лорд Рендал, — застенчиво произнесла девушка и, опустив ресницы, сделала реверанс.
Существовало лишь одно слово, которым можно было описать ее красоту. Красота эта была небесной. Во время службы Ренд уже обратил внимание на то, что почти все молодые люди в храме не сводили с Фионы глаз. Ее золотые локоны были немного более темными и вьющимися, чем волосы Ренда, хотя он и не мог толком разглядеть ее прическу из-за той украшенной цветами принадлежности женского туалета, которая, как он предположил, являлась дамской шляпкой. Губы Фионы выглядели… соблазнительно, как и ямочки, которые временами вдруг появлялись у нее на щеках. Ренда ни капли не удивило, что Дэвид был увлечен этой девушкой.
— Мисс Рендал, — произнес он с печалью во взоре, — мой двоюродный брат Дэвид часто говорил о вас перед своей безвременной кончиной.
Голубые глаза Фионы расширились от удивления.
— Он вам говорил?.. — прошептала она.
Потом эти прекрасные синие очи увлажнились, и она промолвила:
— Бедный Дэвид.
Сейчас не было ни малейшей возможности поговорить с мисс Рендал наедине. Ренд пообещал себе, что еще сделает это — в другое время и в другом месте.
— Гленшил, — произнес Ренд отрывисто и четко, — вы окажете мне честь, встретившись со мной завтра утром.
Сейчас вождь обращался к своему вассалу. Гленшилу Удалось отвесить ему поклон, не согнув при этом шеи. Старик явно не желал склонять головы перед этим мальчишкой.
Ренд был доволен: он добился всего, чего хотел. С веселой улыбкой молодой человек развернулся на каблуках и стал пробираться сквозь толпу. При этом он не забывал про то лицо, которое совсем не ожидал увидеть, — ни здесь, ни где-нибудь еще.
Рука Ренда легла на плечо молодому хайлендцу, когда тот беседовал с некоей неряшливо и немодно одетой особой, которая сидела в храме рядом с семьей Гленшилов. Ренд лишь мельком взглянул на эту женщину. Не стал он смотреть на нее и теперь. Мысленно он уже составил представление о ней: «серая мышка». Он отнес ее к категории служанок или кого-то в этом роде; ему также показалось, что время от времени она уже попадалась ему на глаза на улицах Баллатера, хотя поручиться за это Ренд не мог.
— Вот так встреча, солдат, — сказал он.
Джеймс Макгрегор вздрогнул, а затем лицо его расплылось в широкой улыбке.
— Вы меня помните? — воскликнул парень.
— Разумеется, — кивнул Ренд. — Разве забудешь такого рубаку? Ведь это ты ухватился за мое стремя во время кавалерийской атаки при Ватерлоо! Вот не думал, что еще увижу тебя живым.
Краем глаза Ренд заметил, что, пока он говорил, «мышка» отошла, не попрощавшись, и сразу же растворилась в толпе. Он протянул парню руку.
— Мое имя — Рендал, — с дружеской улыбкой произнес молодой человек.
— А я — Макгрегор… Джемми Макгрегор, — ответил хайлендец. Он никак не мог опомниться от изумления. Парень прекрасно понимал, сколь великой чести удостоен. Сам вождь клана Рендалов, сиятельный лорд, отважный полковник выделил его из всех и беседует с ним как с равным!
— Мне было бы интересно послушать, как ты дрался с французами, — сказал Ренд. — Меня ждет карета с кучером, так что если у тебя есть сейчас свободное время…
— Ни рожи, ни задницы, — прокомментировал Гленшил язвительно. — Бесстыдник!
Но общее мнение выразил вовсе не он, а Мег Дагит. Эта почтенная особа держала пирожковую в Крати.
— Его светлость — отличный парень! — воскликнула Мег. — Рендал — истинный хайлендец. Это бесспорно!
Бесспорным было то, что, впервые появившись на публике в качестве вождя клана Рендалов, английский лорд чрезвычайно понравился суровым шотландским горцам.
5.
Конечно, одинокой женщине было не под силу устроить все это самой. Кейтлин чувствовала себя обязанной деду за его заботу о ней. А девушке вовсе не хотелось считать себя его должницей. Иногда она мечтала больше походить на свою мать. Мораг Рендал скорее умерла бы с голоду, чем взяла бы кусок хлеба у отца, который некогда выгнал ее из дома. И бывали дни, когда матери и дочери действительно грозила голодная смерть.
После кончины Мораг старик Гленшил подал официальное прошение в суд, чтобы тот на законных основаниях назначил его опекуном Кейтлин. Однако Кейтлин взбунтовалась, решительно отказалась повиноваться деду и повела себя вызывающе — сбежала в Абердин. У нее не было собственных денег, и ее не обучили никакому ремеслу. Поэтому она вынуждена была пойти в услужение. Ее взяли в дом богатого рыботорговца — и тут Кейтлин шпыняли и гоняли все кому не лень, начиная с дворецкого, человека с суровым лицом и замашками тирана, и кончая круглолицыми толстощекими кухарками. От зари до зари Кейтлин только тем и занималась, что таскала ведра с углем и выносила ночные горшки. К тому времени, как люди старика Гленшила отыскали ее и силой привезли обратно в дисайдский Хайленд, дерзости в Кейтлин слегка поуменьшилось, а буйный нрав несколько смягчился. Да и гордые замашки Абердин из нее повыбил. И дело было вовсе не в том, что ей пришлось заниматься там тяжелой и грязной работой. Кейтлин страдала вдали от родных мест, тосковала по видам и запахам Хайленда; особенно ей не хватало в Абердине величественных и пугающих горных хребтов на горизонте.
И все-таки Гленшилу не удалось настоять на своем. Кейтлин кое-чему научилась в Абердине — узнала, например, что шотландские законы на ее стороне. Девушка могла сама выбрать себе опекуна, при том условии, что ей удастся найти человека, который согласится взвалить на себя эту обузу. Испугавшись, что Кейтлин и впрямь отыщет какого-нибудь доброхота, Гленшил пошел на некоторые уступки. Он позволил внучке и дальше жить в материнском доме. Однако Кейтлин обязана была каждый день проводить по нескольку часов с дедом, дабы не забывать, что она — член его семьи. Впрочем, теперь, когда Кейтлин стала совершеннолетней, требования деда уже не имели никакого значения. Она могла делать все, что ей заблагорассудится. Но Кейтлин по-прежнему бывала в дедовом доме, говоря себе, что поступает так исключительно в силу привычки.
На паперти девушка рассталась со своей собакой. Бокейн, как всегда, уселась возле каменной ограды, а Кейтлин вошла в храм. Постоянные места ее семьи, отгороженные от других скамей, находились перед алтарем, напротив деревянных кресел, отведенных для семейства лорда Рендала; Гленшилов и Рендалов разделяла в храме кафедра проповедника. Даже здесь, в обители божьей, сразу было ясно, какие люди богаче и знатнее всех в этой долине. Однажды Кейтлин с матерью пришли помолиться и смиренно встали у самого входа, укрывшись за одной из колонн. Но больше они этого не делали. Старик Гленшил все равно быстро положил бы этому конец.
Проходя мимо тихих рядов молящихся людей и видя их торжественные лица, Кейтлин в невольном изумлении потрясла головой. По воскресным дням, нарядившись в свои лучшие праздничные одежды, все обитатели здешних мест, включая и саму Кейтлин, казались такими набожными, такими благообразными… Можно было подумать, что они скорее умрут, чем нарушат одну из заповедей Господних. «Не убей», «не укради…». Но назавтра об этом будет забыто, да так прочно, словно никто никогда и не слышал о Христе. В Шотландии, в Хайленде многие семьи враждовали столетиями, и кровная месть была тут самым обычным делом.
Один быстрый взгляд из-под ресниц — и Кейтлин убедилась, что все члены ее семейства уже здесь, на своих местах. Ее кузина Фиона и тетушка Шарлотта выглядели так, словно только что сошли со страниц модного журнала. Старый дядюшка Дональд рассеянно посмотрел на Кейтлин и с отсутствующим видом приветствовал ее кивком головы. Зато дед уставился на внучку с дружелюбием стервятника. Она в ответ тоже вперила в него сердитый взгляд, потом гордо отвернулась и медленно, с величайшей осторожностью опустилась на сиденье. Увидев, что деревянное кресло лорда Рендала пустует, девушка тихо улыбнулась.
Появился церковный сторож с Библией в руках; все дружно поднялись с мест и застыли, опустив глаза и всем своим видом выражая почтительное внимание. И тут в храм вошел опоздавший прихожанин — молодой человек в полном национальном хайлендском одеянии. Он медленно продвигался по боковому проходу, и Кейтлин, не поднимая головы, украдкой бросила на незнакомца быстрый взгляд. Первой ее мыслью было, что за свою шотландскую юбку этот человек наверняка заплатил целое состояние. Кейтлин никогда не видела ничего более прекрасного, а это что-нибудь да значило. Такое мог сшить лишь один мастер — Джордж Хантер из Эдинбурга.
А потом девушка подумала, что незнакомец просто создан для того, чтобы носить килт. Шотландская юбка обрисовывала его стройные бедра, иногда приоткрывая на миг голые колени. Кейтлин смотрела на все это как зачарованная. Почувствовав, что краснеет, она заставила себя отвести взгляд и скользнула глазами чуть выше. Это, однако, не принесло ей облегчения, поскольку она увидела короткую, из тончайшей материи, куртку с пуговицами, выточенными из рога; куртка эта облегала великолепный торс мужчины, как вторая кожа. Когда незнакомец, кивнув священнику, проходил мимо кафедры, Кейтлин смогла наконец разглядеть его целиком. Он был весь золотистый, да, именно золотистый, как темно-желтый лев или как воин-викинг.
И вдруг она его узнала. От неожиданности девушка резко закрыла рот. Женское волнение, от которого было тепло в груди и холодно в животе, испарилось, как виски с пишущего жаром пирога. Черт! Рендал умышленно вошел в храм, как король, и все присутствующие таращили теперь на него глаза, словно толпа школьников-несмышленышей.
Как будто желая добавить к одному оскорблению еще и другое, Рендал, добравшись до своего места, лениво приподнял руку и со снисходительной улыбкой обратился к прихожанам:
— Пожалуйста, не вставайте во время церемонии, даже из-за меня. Можете сесть.
И, сказав это, сам опустился на кресло.
Поскольку священник именно в этот миг раскрыл Библию, лежавшую на аналое, предложение Рендала садиться было явно излишним. Все и так сели — но словно бы исполнив его просьбу; после чего он вновь благожелательно улыбнулся и позволил себе обвести взглядом море застывших в ожидании проповеди лиц.
Кейтлин была почти уверена, что Рендал насмехается над прихожанами, откровенно показывая, насколько он здесь всех презирает. А может быть, он ищет кого-то взглядом? Дрожь сладкого предчувствия пробежала по ее телу и дошла до кончиков пальцев, судорожно сжимавших молитвенник.
* * *
Когда служба закончилась, паства в молчании потянулась к выходу. На ступенях же храма люди разом заговорили. Именно здесь здоровались соседи и знакомые обменивались новостями. Ренду было отлично известно, что никто и не помыслит уйти, не раскланявшись с самой блистательной персоной, каковой он считал себя; и, памятуя об этом, Ренд воспользовался представившейся возможностью, чтобы внимательно изучить каждое лицо в толпе. Не было и следа того мальчишки, но зато Ренд заметил одно молодое лицо в обрамлении копны рыжих волос. Он узнал это лицо, хотя и не думал, что когда-нибудь увидит его снова. Усмехнувшись, Ренд решил непременно заняться этим попозже.Гленшил нервничал, не зная, чего ему ждать от сиятельного лорда. Когда Ренд в прежние годы появлялся в церкви, что случалось крайне редко, он никогда не задерживался после службы, а сразу же уезжал в Страткерн. Но на сей раз все было иначе. На сей раз лорд Рендал исполнял свой долг, и не было на свете такой силы, которая смогла бы остановить молодого человека.
Он точно знал, что делает, когда направился прямо к Гленшилу. Раньше Ренд шарахался от старика, как от чумы. Но теперь Ренду было кое-что известно — и это давало ему некоторые преимущества.
Приехав в Инвери к своему другу Джону Мюррею, Ренд первым делом попросил, чтобы его в деталях ознакомили с нравами и обычаями, бытовавшими в Хайленде. То, что Ренд узнал, ошеломило его. Было такое впечатление, что время здесь остановилось. Хайленд все еще жил по законам средневековья. Всем управлял вождь клана. А прочие члены клана были обязаны повиноваться ему, словно вассалы, присягнувшие на верность своему сеньору. И никакие указы лондонских властей не могли заставить обитателей здешних мест ослушаться своего господина. Преданность ему жила в умах и душах горцев, как реликт былых времен; она никак не отмирала — возможно, из-за относительной изоляции Хайленда от всей остальной страны. Законы, принимавшиеся в Вестминстере, не ставились здесь ни во что. В этих краях законом было лишь слово главы клана.
— Гленшил, — величественно произнес Ренд, приветствуя старика и протягивая ему правую руку, на одном из пальцев которой блестело кольцо клана Рендалов.
Можно было подумать, что старика вот-вот хватит апоплексический удар. Гул голосов вокруг мгновенно стих, и десятки глаз с любопытством уставились на Гленшила в ожидании безобразной сцены. Но Ренд не сомневался, что ни криков, ни воплей не будет. Если бы Гленшил здесь, прилюдно, нанес оскорбление своему вождю, то немедленно превратился бы в изгоя. От него отвернулись бы все, кто принадлежит к клану Рендалов. Молодой человек был уверен, что Гленшил никогда не пойдет на это. Не так старик глуп!
И Ренд оказался прав. Покраснев как рак и с трудом сдерживая ярость, старик все-таки покорился долгу: поднес руку лорда Рендала к губам и поцеловал кольцо, после чего отпрянул от его светлости, словно от огня.
Ренд с трудом сдержал улыбку. Унижать этого седого мальчишку он вовсе не собирался, хотя, что скрывать, соблазн был велик. Но Ренд твердо решил помириться со стариком и потому поспешил его задобрить.
— Сэр Александр, — прошептал молодой человек, почтительно наклонившись к Гленшилу и не забыв упомянуть его титул, — для меня было бы большой честью, если бы вы представили меня членам вашего семейства.
С орлиного лица Гленшила постепенно сбежала краска гнева, зато в глазах появился слабый проблеск мысли. Старик покосился на свою прелестную внучку Фиону, затем устремил взгляд на Ренда и обнажил в улыбке зубы. Однако здесь была и другая леди, которую Гленшил и подтолкнул вперед, дабы отрекомендовать первой:
— Лорд Рендал, позвольте мне представить вам мою невестку, вдову моего покойного сына, миссис Шарлотту Рендал.
Леди разглядывала Ренда с жадным любопытством.
— Ах, лорд Рендал, это такая неожиданность… И такая честь для нас, — защебетала она. — Как поживает ваша милая матушка? Я имела удовольствие видеться с ней, когда в последний раз была в…
Пока леди трещала без умолку, Ренд тайком изучал ее. Значит, она — мать той самой девушки, думал он. Шарлотта Рендал в свои сорок с небольшим все еще была красивой женщиной, хотя и начинала полнеть. Но за ее почти девичьей внешностью он почувствовал железную волю. Миссис Рендал была из тех дам, которых он знал слишком хорошо: честолюбивая матушка, не останавливающаяся ни перед чем, кроме разве что убийства, чтобы получше пристроить своих птенцов. Интересно, как это Дэвиду удалось выскользнуть из ее сетей?
Когда словесный поток иссяк, Ренд ответил Шарлотте парой вежливых, ничего не значащих фраз, а затем вопросительно посмотрел на Гленшила.
— Я хочу также представить вам моего брата Дональда, — сказал Гленшил.
Тусклые голубые глаза за стеклами очков в проволочной оправе уставились на Ренда.
— Я имею честь говорить с самим лордом Рендалом? — осведомился Дональд.
— Именно так, — ответил Ренд, с уважением глядя на почтенного джентльмена, который отвешивал ему официальный поклон. Очки не вполне соответствовали впечатлению, сложившемуся у Ренда об этом господине как о человеке весьма деятельном и предприимчивом.
Дональд Рендал в отличие от Гленшила, казалось, улыбался вполне искренне. Прокашлявшись, он заявил:
— Ну, наконец-то! Давно пора. Как вам известно, я никогда не одобрял всех этих междоусобиц. И не ваша ветвь семьи виновата в том, что…
— Не сейчас, Дональд, не сейчас, — раздраженно оборвал брата Гленшил. Его глаза пробежали по лицам столпившихся вокруг людей. Потом он снова сосредоточил все внимание на Ренде и с видом рыбака, насаживающего наживку на крючок, проговорил:
— А это моя внучка Фиона.
— Лорд Рендал, — застенчиво произнесла девушка и, опустив ресницы, сделала реверанс.
Существовало лишь одно слово, которым можно было описать ее красоту. Красота эта была небесной. Во время службы Ренд уже обратил внимание на то, что почти все молодые люди в храме не сводили с Фионы глаз. Ее золотые локоны были немного более темными и вьющимися, чем волосы Ренда, хотя он и не мог толком разглядеть ее прическу из-за той украшенной цветами принадлежности женского туалета, которая, как он предположил, являлась дамской шляпкой. Губы Фионы выглядели… соблазнительно, как и ямочки, которые временами вдруг появлялись у нее на щеках. Ренда ни капли не удивило, что Дэвид был увлечен этой девушкой.
— Мисс Рендал, — произнес он с печалью во взоре, — мой двоюродный брат Дэвид часто говорил о вас перед своей безвременной кончиной.
Голубые глаза Фионы расширились от удивления.
— Он вам говорил?.. — прошептала она.
Потом эти прекрасные синие очи увлажнились, и она промолвила:
— Бедный Дэвид.
Сейчас не было ни малейшей возможности поговорить с мисс Рендал наедине. Ренд пообещал себе, что еще сделает это — в другое время и в другом месте.
— Гленшил, — произнес Ренд отрывисто и четко, — вы окажете мне честь, встретившись со мной завтра утром.
Сейчас вождь обращался к своему вассалу. Гленшилу Удалось отвесить ему поклон, не согнув при этом шеи. Старик явно не желал склонять головы перед этим мальчишкой.
Ренд был доволен: он добился всего, чего хотел. С веселой улыбкой молодой человек развернулся на каблуках и стал пробираться сквозь толпу. При этом он не забывал про то лицо, которое совсем не ожидал увидеть, — ни здесь, ни где-нибудь еще.
Рука Ренда легла на плечо молодому хайлендцу, когда тот беседовал с некоей неряшливо и немодно одетой особой, которая сидела в храме рядом с семьей Гленшилов. Ренд лишь мельком взглянул на эту женщину. Не стал он смотреть на нее и теперь. Мысленно он уже составил представление о ней: «серая мышка». Он отнес ее к категории служанок или кого-то в этом роде; ему также показалось, что время от времени она уже попадалась ему на глаза на улицах Баллатера, хотя поручиться за это Ренд не мог.
— Вот так встреча, солдат, — сказал он.
Джеймс Макгрегор вздрогнул, а затем лицо его расплылось в широкой улыбке.
— Вы меня помните? — воскликнул парень.
— Разумеется, — кивнул Ренд. — Разве забудешь такого рубаку? Ведь это ты ухватился за мое стремя во время кавалерийской атаки при Ватерлоо! Вот не думал, что еще увижу тебя живым.
Краем глаза Ренд заметил, что, пока он говорил, «мышка» отошла, не попрощавшись, и сразу же растворилась в толпе. Он протянул парню руку.
— Мое имя — Рендал, — с дружеской улыбкой произнес молодой человек.
— А я — Макгрегор… Джемми Макгрегор, — ответил хайлендец. Он никак не мог опомниться от изумления. Парень прекрасно понимал, сколь великой чести удостоен. Сам вождь клана Рендалов, сиятельный лорд, отважный полковник выделил его из всех и беседует с ним как с равным!
— Мне было бы интересно послушать, как ты дрался с французами, — сказал Ренд. — Меня ждет карета с кучером, так что если у тебя есть сейчас свободное время…
* * *
Так случилось, что у Макгрегора оказалось полным-полно свободного времени. Когда двое молодых людей направлялись к карете его светлости, к ним были прикованы все взоры. Глаза Кейтлин, как и глаза всех присутствующих дам, были устремлены на колебавшуюся при ходьбе юбку его светлости. Легкий ветерок задирал килт несколько выше, чем следовало… И все взгляды тоже поднимались несколько выше. Кейтлин не могла сдержать удивленного вздоха, увидев… Но нет, благовоспитанной девушке о таком и думать не пристало. Очередной порыв холодного воздуха взметнул ткань килта его светлости вверх…— Ни рожи, ни задницы, — прокомментировал Гленшил язвительно. — Бесстыдник!
Но общее мнение выразил вовсе не он, а Мег Дагит. Эта почтенная особа держала пирожковую в Крати.
— Его светлость — отличный парень! — воскликнула Мег. — Рендал — истинный хайлендец. Это бесспорно!
Бесспорным было то, что, впервые появившись на публике в качестве вождя клана Рендалов, английский лорд чрезвычайно понравился суровым шотландским горцам.
5.
Для Кейтлин все воскресные дни были похожи один на другой. Воскресенье она проводила со своими почтенными родственниками, пребывая в обществе Гленшилов сначала прилюдно, во время церковной службы, а затем и в узком семейном кругу, в большом родовом доме. На самом деле, по дисайдским меркам дом этот вовсе не был таким уж большим. Почти у всех окрестных помещиков особняки были или более просторными, или более роскошными, или, более древними. Но когда Кейтлин была маленькой, дом деда казался ей самым огромным и прекрасным на свете. И если бы за окном у нее вдруг вырос дворец Шехерезады, девочка все равно осталась бы при своем мнении. Большим домом могло быть только жилище ее деда.
В двухэтажном особняке было шестнадцать комнат, не считая помещений на чердаке. За долгие годы дом не раз переходил из рук в руки, как и все другие здания в округе. Превратности войны, знаете ли… Гленшил купил поместье у одного из абергельдийских Биссетов и, чтобы скрепить эту сделку, женился на его младшей дочери.
Кейтлин всегда интересовала бабушка. Девушка не могла без сострадания думать об этой бедняжке. Хотя Эуфония Биссет и умерла задолго до рождения Кейтлин, ту все же удивляло, что в доме деда не было никаких — вообще никаких — следов женского присутствия. Ни картины, ни портрета, ни вышитого лоскутка материи… Словно у дома этого никогда не было хозяйки. Зато почти в каждой комнате со стен, обшитых панелями из темного дуба, глядели безжизненными глазами головы оленей, самолично застреленных стариком Гленшилом. Это было жилище холостяка; оно наводило Кейтлин на мысль о джентльменском клубе. Вообще-то девушка ничего о джентльменских клубах не знала, однако была уверена, что ни одна нормальная женщина в такой обстановке долго не выдержит. Да и не дом это был. Это был мавзолей.
Гленшил редко упоминал в разговорах о своей жене, но из того немногого, что рассказал о ней Кейтлин дядя, девушка сделала для себя вывод: Эуфония Биссет была существом довольно жалким; она была совсем не пара мужчине с мрачным лицом, крутым нравом и мерзкой привычкой полностью подчинять своей воле все более слабые натуры.
А вот мать Кейтлин, конечно же, была истинной дочерью Гленшила. Девушка ни на миг не сомневалась в этом.
Как она слышала, отец с дочерью не могли провести вместе и пяти минут, чтобы не поссориться. Кейтлин прекрасно понимала, что характером пошла не в мать; и все же девушка достаточно хорошо знала своего деда, чтобы осмеливаться дерзить ему, когда того требовали обстоятельства.
Впрочем, сегодня обстоятельства не требовали от нее ничего, кроме сосредоточенного внимания. Все семейство сидело у камина, в котором тлел торф, в скромной малой гостиной. Шарлотта Рендал разливала чай и угощала домочадцев сладостями. Гленшил от чая отмахнулся. Старик был намерен дать выход своему раздражению, и, пока он бушевал, никто не смел его прервать. Кейтлин молча пила чай маленькими глотками и думала о том, как изменился в последнее время ее дед. Раньше она этого не замечала…
Она решила, что Гленшил постарел. Сильно постарел. Поредела копна седых волос, побагровела шея. Впрочем, может, это от гнева? Кто там разберет… На щеках и на носу у деда проступили красные прожилки. И он теперь не выходил из дома без трости. Сейчас Гленшил свирепо стучал этой тростью об пол и после каждого удара морщился так, словно старая рана на ноге вновь давала о себе знать. Старик выглядел на все свои восемьдесят лет, но до Кейтлин это долго не доходило. И сейчас, осознав вдруг, как он сдал, девушка была потрясена. Она смотрела на него, и сердце ее сжималось, а в горле вставал комок.
— Разве ему неизвестно, — в гневе вопрошал Гленшил, и от грозных звуков его голоса испуганно дрожали головы оленей на стенах, — что если бы не дурацкая случайность, то это я, сэр Александр, был бы главой клана Рендалов? И он посмел приказывать мне, да-да, именно приказывать! Велеть мне ожидать встречи с ним завтра утром, словно я — его вассал!
Кейтлин редко соглашалась со своим дедом. Но сейчас был тот редкий случай, когда она полностью разделяла чувства старика. И ее порядком раздосадовали слова двоюродного дедушки, которого она называла дядюшкой и привыкла считать своим союзником — и который вдруг теперь бросился защищать лорда Рендала.
— Вовсе не вина этого юноши, что семьдесят лет назад наша семья поддержала принца Чарли, — заявил Дональд Рендал, взволнованно поправляя очки и пытаясь расположить их на носу так, чтобы сфокусировать взгляд на лице старшего брата. — Не виноват он и в том, что его родные выступили на стороне Ганноверской династии. Ты не можешь не помнить, Сэнди, что ганноверцы вовсе не были папистами. Это было делом принципа. Страткернские Рендалы никогда не стали бы поддерживать притязания папистов на трон.
Удивительно, как свирепый взгляд Гленшила не убил его близорукого брата на месте.
— А мы были папистами? — вкрадчиво спросил старик.
— Нет. Однако…
— А был или нет наш отец главой клана Рендалов?
— Ну, да. Он им был, однако…
— В таком случае страткернские Рендалы обязаны были сохранять ему верность! — прогремел Гленшил. — Когда наш отец выступил в поддержку доброго принца Чарли, каждый член клана должен был сделать то же самое.
Но Дональд Рендал, забыв о своей всегдашней кротости, продолжал упрямо настаивать на своем:
— Я хочу сказать только одно: юноши этого тогда и на свете-то не было! Мы и сами были в те годы еще детьми. Не он затевал ту вражду, и не мы с тобой. Сейчас он — глава нашего клана, и ссориться с этим человеком — не просто глупость… Это… Это пятно на репутации нашей семьи, вот что это такое!
Два пожилых джентльмена замолчали и свирепо уставились друг на друга. Шарлотта Рендал поспешила воспользоваться паузой и ввернуть в разговор свое словечко. Драматические перипетии семейной истории оставили почтенную даму совершенно равнодушной. Ее интересовало не прошлое, а будущее. И будущее это она теперь связывала с Рендом. Едва Шарлотта увидела его сегодня утром, как тут же принялась прокручивать в голове все возможности, которые открывал перед Фионой брак с сиятельным лордом. Ах, это была бы блестящая партия! Но как втолковать это свекру? Тут надо было действовать осторожно. И Шарлотта вроде бы вскользь заметила:
— Не вы один будете обивать пороги у его светлости…
— На что это вы намекаете? — мрачно осведомился Гленшил.
Шарлотта задумчиво склонилась над стоящим перед ней на столе подносом с лакомствами и минуты две сосредоточенно выбирала себе сдобное печенье. Откусив затем от него крошечный кусочек, женщина с прежней небрежностью произнесла:
— Я слышала об этом от миссис Нобль… Приезда его светлости в Страткерн ожидали уже давно. Он молод, красив, богат. Завидный жених, что и говорить. Так что не удивляйтесь, Гленшил, если все самые знатные и влиятельные ваши соседи, у которых есть дочери на выданье, станут лезть из кожи вон, чтобы получить приглашение в дом лорда Рендала.
— О боже! — простонал Гленшил. — Неужели все, о чем вы, женщины, способны думать, это сватовство, помолвки и браки?! Да я скорее соглашусь свести знакомство с гадюкой, чем буду унижаться и потакать прихотям этого… узурпатора!
Шарлотта нервно забарабанила пальцами по столу.
— Вот как? — сказала она звенящим голосом. — Ну что ж, не все из нас могут позволить себе роскошь быть столь же гордым, как вы. Я — вдова. И самое мое заветное желание — удачно выдать дочь замуж. Тогда я перестану тревожиться за ее будущее и смогу умереть спокойно. И поскольку речь идет о вашей родной внучке, я, конечно же, надеялась, что вы поможете мне найти для Фионы хорошего мужа. Вы и сами знаете, Гленшил, как мало в Дисайде достойных женихов! Ну с кем из здешних жителей вы были бы счастливы породниться?! Впрочем, возможно, вы намерены обручить Фиону с Дугласом Гордоном… Он ведь боготворит нашу девочку!
В двухэтажном особняке было шестнадцать комнат, не считая помещений на чердаке. За долгие годы дом не раз переходил из рук в руки, как и все другие здания в округе. Превратности войны, знаете ли… Гленшил купил поместье у одного из абергельдийских Биссетов и, чтобы скрепить эту сделку, женился на его младшей дочери.
Кейтлин всегда интересовала бабушка. Девушка не могла без сострадания думать об этой бедняжке. Хотя Эуфония Биссет и умерла задолго до рождения Кейтлин, ту все же удивляло, что в доме деда не было никаких — вообще никаких — следов женского присутствия. Ни картины, ни портрета, ни вышитого лоскутка материи… Словно у дома этого никогда не было хозяйки. Зато почти в каждой комнате со стен, обшитых панелями из темного дуба, глядели безжизненными глазами головы оленей, самолично застреленных стариком Гленшилом. Это было жилище холостяка; оно наводило Кейтлин на мысль о джентльменском клубе. Вообще-то девушка ничего о джентльменских клубах не знала, однако была уверена, что ни одна нормальная женщина в такой обстановке долго не выдержит. Да и не дом это был. Это был мавзолей.
Гленшил редко упоминал в разговорах о своей жене, но из того немногого, что рассказал о ней Кейтлин дядя, девушка сделала для себя вывод: Эуфония Биссет была существом довольно жалким; она была совсем не пара мужчине с мрачным лицом, крутым нравом и мерзкой привычкой полностью подчинять своей воле все более слабые натуры.
А вот мать Кейтлин, конечно же, была истинной дочерью Гленшила. Девушка ни на миг не сомневалась в этом.
Как она слышала, отец с дочерью не могли провести вместе и пяти минут, чтобы не поссориться. Кейтлин прекрасно понимала, что характером пошла не в мать; и все же девушка достаточно хорошо знала своего деда, чтобы осмеливаться дерзить ему, когда того требовали обстоятельства.
Впрочем, сегодня обстоятельства не требовали от нее ничего, кроме сосредоточенного внимания. Все семейство сидело у камина, в котором тлел торф, в скромной малой гостиной. Шарлотта Рендал разливала чай и угощала домочадцев сладостями. Гленшил от чая отмахнулся. Старик был намерен дать выход своему раздражению, и, пока он бушевал, никто не смел его прервать. Кейтлин молча пила чай маленькими глотками и думала о том, как изменился в последнее время ее дед. Раньше она этого не замечала…
Она решила, что Гленшил постарел. Сильно постарел. Поредела копна седых волос, побагровела шея. Впрочем, может, это от гнева? Кто там разберет… На щеках и на носу у деда проступили красные прожилки. И он теперь не выходил из дома без трости. Сейчас Гленшил свирепо стучал этой тростью об пол и после каждого удара морщился так, словно старая рана на ноге вновь давала о себе знать. Старик выглядел на все свои восемьдесят лет, но до Кейтлин это долго не доходило. И сейчас, осознав вдруг, как он сдал, девушка была потрясена. Она смотрела на него, и сердце ее сжималось, а в горле вставал комок.
— Разве ему неизвестно, — в гневе вопрошал Гленшил, и от грозных звуков его голоса испуганно дрожали головы оленей на стенах, — что если бы не дурацкая случайность, то это я, сэр Александр, был бы главой клана Рендалов? И он посмел приказывать мне, да-да, именно приказывать! Велеть мне ожидать встречи с ним завтра утром, словно я — его вассал!
Кейтлин редко соглашалась со своим дедом. Но сейчас был тот редкий случай, когда она полностью разделяла чувства старика. И ее порядком раздосадовали слова двоюродного дедушки, которого она называла дядюшкой и привыкла считать своим союзником — и который вдруг теперь бросился защищать лорда Рендала.
— Вовсе не вина этого юноши, что семьдесят лет назад наша семья поддержала принца Чарли, — заявил Дональд Рендал, взволнованно поправляя очки и пытаясь расположить их на носу так, чтобы сфокусировать взгляд на лице старшего брата. — Не виноват он и в том, что его родные выступили на стороне Ганноверской династии. Ты не можешь не помнить, Сэнди, что ганноверцы вовсе не были папистами. Это было делом принципа. Страткернские Рендалы никогда не стали бы поддерживать притязания папистов на трон.
Удивительно, как свирепый взгляд Гленшила не убил его близорукого брата на месте.
— А мы были папистами? — вкрадчиво спросил старик.
— Нет. Однако…
— А был или нет наш отец главой клана Рендалов?
— Ну, да. Он им был, однако…
— В таком случае страткернские Рендалы обязаны были сохранять ему верность! — прогремел Гленшил. — Когда наш отец выступил в поддержку доброго принца Чарли, каждый член клана должен был сделать то же самое.
Но Дональд Рендал, забыв о своей всегдашней кротости, продолжал упрямо настаивать на своем:
— Я хочу сказать только одно: юноши этого тогда и на свете-то не было! Мы и сами были в те годы еще детьми. Не он затевал ту вражду, и не мы с тобой. Сейчас он — глава нашего клана, и ссориться с этим человеком — не просто глупость… Это… Это пятно на репутации нашей семьи, вот что это такое!
Два пожилых джентльмена замолчали и свирепо уставились друг на друга. Шарлотта Рендал поспешила воспользоваться паузой и ввернуть в разговор свое словечко. Драматические перипетии семейной истории оставили почтенную даму совершенно равнодушной. Ее интересовало не прошлое, а будущее. И будущее это она теперь связывала с Рендом. Едва Шарлотта увидела его сегодня утром, как тут же принялась прокручивать в голове все возможности, которые открывал перед Фионой брак с сиятельным лордом. Ах, это была бы блестящая партия! Но как втолковать это свекру? Тут надо было действовать осторожно. И Шарлотта вроде бы вскользь заметила:
— Не вы один будете обивать пороги у его светлости…
— На что это вы намекаете? — мрачно осведомился Гленшил.
Шарлотта задумчиво склонилась над стоящим перед ней на столе подносом с лакомствами и минуты две сосредоточенно выбирала себе сдобное печенье. Откусив затем от него крошечный кусочек, женщина с прежней небрежностью произнесла:
— Я слышала об этом от миссис Нобль… Приезда его светлости в Страткерн ожидали уже давно. Он молод, красив, богат. Завидный жених, что и говорить. Так что не удивляйтесь, Гленшил, если все самые знатные и влиятельные ваши соседи, у которых есть дочери на выданье, станут лезть из кожи вон, чтобы получить приглашение в дом лорда Рендала.
— О боже! — простонал Гленшил. — Неужели все, о чем вы, женщины, способны думать, это сватовство, помолвки и браки?! Да я скорее соглашусь свести знакомство с гадюкой, чем буду унижаться и потакать прихотям этого… узурпатора!
Шарлотта нервно забарабанила пальцами по столу.
— Вот как? — сказала она звенящим голосом. — Ну что ж, не все из нас могут позволить себе роскошь быть столь же гордым, как вы. Я — вдова. И самое мое заветное желание — удачно выдать дочь замуж. Тогда я перестану тревожиться за ее будущее и смогу умереть спокойно. И поскольку речь идет о вашей родной внучке, я, конечно же, надеялась, что вы поможете мне найти для Фионы хорошего мужа. Вы и сами знаете, Гленшил, как мало в Дисайде достойных женихов! Ну с кем из здешних жителей вы были бы счастливы породниться?! Впрочем, возможно, вы намерены обручить Фиону с Дугласом Гордоном… Он ведь боготворит нашу девочку!