Страница:
Цыбульский постарался изобразить на лице гримасу, хоть отдаленно напоминающую улыбку.
— Напротив, очень рады. Хорошо, что зашли.
Цыбульский сердито посмотрел на охранника.
— Ты что здесь делаешь? Иди на пост к дверям.
— Это я, — вступился Зураб. — Я попросил Богуслава подняться со мной наверх. Так получилось, что я приехал без охраны. А без своих мальчиков я чувствую себя не совсем уверенно.
— Тогда постой в коридоре, — сказал Цыбульский охраннику.
Богуслав кивнул, вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Зураб взял стул, поставил его на середину светло-бежевого ковра. Расстегнул пиджак, сел, небрежно забросив ногу на ногу. Чтобы не стоять перед Зурабом навытяжку, как проштрафившийся солдат перед офицером, Цыбульский тоже взял стул, сел на его краешек.
— Как чувствует себя наш добровольный пленник пан Людович?
— Прекрасно, — кивнул Цыбульский. — Он ни на что не жалуется. Сегодня на обед пани Магдалена приготовила ему курицу с рисом.
— Что ж, ему можно позавидовать. Пани Магдалена отменно готовит. Конечно, скучно сидеть в этом подвале. В полном одиночестве...
— У него есть телевизор, радиоприемник. Все, что нужно для жизни. Я приношу ему свежие газеты. А вчера доставил книги, которые он заказал. Вы спуститесь к Людовичу?
— Пожалуй, нет, — покачал головой Зураб. — Не хочу беспокоить человека. Передайте ему, что совсем скоро заточение кончится. Через несколько дней будет готов новый паспорт, и тогда Людович сможет вылететь в другую страну.
Цыбульский украдкой посмотрел на наручные часы. Но Зураб перехватил этот взгляд.
— Вы куда-то спешите?
— Нет-нет... — Цыбульский потер ладонью подбородок. — То есть да. У меня встреча с женщиной. Ее зовут Барбара. Мы с ней были близки в свое время, потом расстались... Теперь вот снова... но... Так вот, женщина просто потрясающая!..
Зураб засмеялся.
— Узнаю дамского угодника.
Непроизвольно Цыбульский снова взглянул на часы. Половина девятого. Если Зураб не уберется отсюда в течение ближайших десяти минут, он не успеет на встречу со Шредером.
...Колчин покинул свой пост на десять минут, купить бутерброды и вечернюю газету. Он занял место в пассажирском салоне, когда к «Приюту» подъехал темный «мерседес» с затемненными стеклами. Колчин схватил бинокль, чтобы как следует разглядеть человека, поднявшегося на высокое крыльцо: Зураб Лагадзе. Какая нелегкая его принесла? По сведениям из агентурных источников, Зураб сейчас на Ближнем Востоке... Странно...
Водитель «мерседеса» остался в кабине. Дверь открылась, Зураб вошел в «Приют».
— Кристалл, отправить, — произнес Колчин вслух.
Через несколько секунд связь с мобильным телефоном Буряка была установлена.
— У нас изменения, — сказал Колчин. — Приехал кавказский гость. Неожиданно. С ним водитель.
— Ясно, — ответил Буряк, его голос звучал спокойно. — Я уже на месте. Жду. Как только наш человек освободится от кавказца, позвони. И, что бы ни случилось, не вылезай из машины. В случае опасности немедленно уезжай. Понял меня? Немедленно.
Колчин дал отбой.
Зураб встал со стула, прошелся по кабинету.
— Значит, я тебя задерживаю? — спросил он. — Извини.
— Время еще терпит. — Цыбульский покачал головой. — Будут какие-то указания?
— Нет, — ответил Лагадзе. — Просто я надеялся, что ты сегодня вечером свободен. Я хотел поужинать с тобой в ресторане, ну, в том самом... Который расположен во Дворце культуры и науки. Говорят, там приличная кухня. И вообще приятно посидеть. С добрым другом.
Последовала долгая пауза. Цыбульский откинулся на спинку стула, снял очки, достал носовой платок. Он хотел выгадать время, хотя бы минуту, хоть несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Но мысли разбежались.
Итак, Зурабу все известно. О немце-фотографе, о вечерней встрече с ним во Дворце культуры и науки. Неужели именно поэтому Зураб сорвался с места и срочно вернулся из Стамбула? Но кто, кто мог заложить? Пани Магдалена? Она слишком неповоротлива, чтобы уследить за Цыбульским. Тогда Богуслав. Только он. Охранник шпионил, подслушивал разговоры и тут же обо всем докладывал Зурабу. Мразь! Ведь Богуслав получил эту работу стараниями Цыбульского.
— Да, там отменная кухня. Однако...
Цыбульский не успел договорить. Зураб остановился перед ним и врезал ногой по ножке стула. Цыбульский полетел на пол, очки в металлической оправе выскользнули из пальцев. Зураб ударил стоящего на карачках управляющего ногой под ребра. Цыбульский, тихо охнув, повалился на бок, инстинктивно закрыв руками от ударов лицо.
Зураб шагнул вперед, раздавив каблуком очки.
Наклонился, вцепился в волосы Цыбульского, дернул руку на себя. Вырвал клок волос. Отступил и с размаху пнул носком ботинка Цыбульского в незащищенный живот. Охранник, привлеченный звуками борьбы, распахнул дверь, вошел в кабинет и встал у стены. Зураб несколько раз ударил Цыбульского ногой в лицо, в кровь разбив ему рот.
— Поднимайся, — заорал Лагадзе.
Цыбульский встал на колени, вскинул голову. Почувствовал во рту какие-то острые осколки и бездумно проглотил выбитые верхние зубы. Сейчас он испытывал что-то похожее на острый приступ морской болезни. К горлу подступила тошнота, стены комнаты качались, а пол и потолок время от времени менялись местами. Он сел на пол, вытянул вперед ноги, рукавом пиджака размазал кровь по лицу.
Лагадзе вытащил из подплечной кобуры небольшой пистолет вальтер девятого калибра. Передернул затвор, прицелился в коленку Цыбульского.
— Кто был тот немец? — крикнул Зураб.
— Не стреляй, умоляю. Я не сделал ничего дурного. Клянусь...
В глазах Цыбульского стояли слезы, он шепелявил и захлебывался, кровь скапливалась во рту и мешала говорить внятно. Охранник, с лицом бледным, как простыня, стоял у стены и смотрел себе под ноги. Он понял, что произойдет дальше, ругал себя за любопытство, жалея, что вернулся в кабинет из коридора. Богуслав шагнул к порогу, но Лагадзе остановил его жестом: оставайся на месте.
— В ящике стола лежит его карточка. — Цыбульский сплюнул кровь на ковер. — Посмотрите сами... Он просто фотограф из «Штерна». Обычный турист с фотоаппаратом.
Зураб нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Пуля вошла не в колено, а ниже, в голень, задела кость. Цыбульский взвыл от боли.
— Кто этот немец? — закричал Зураб. — Я последний раз спрашиваю, кто он. Русский?
— Нет-нет, только не русский. — Слезы лились из глаз Цыбульского, из уголков рта сочилась кровь. — Я... клянусь...
Цыбульский пытался отползти к стене, словно там находилось спасительное убежище. Обеими руками он отталкивался от пола, приволакивал зад, снова отталкивался руками... Простреленная нога волочилась по полу, оставляя за собой кровавую полосу. Брючина быстро пропиталась кровью, сделалась горячей, прилипла к ране.
— О чем вы договорились?
— Ни о чем. Пожалуйста... Умоляю...
— Что ты успел ему рассказать? Он спрашивал о Людовиче?
— Он ни о чем не спрашивал. Мы условились поужинать. Только поужинать — и все. Я говорю правду.
— Тогда какого черта он дал тебе тысячу долларов? Мне не дал. Ему, — Зураб показал пальцем на полумертвого от испуга Богуслава, — ему тоже не дал. А вот тебе отстегнул. С чего бы? А?
— Это пожертвование, — пролепетал управляющий. — Частное пожертвование нашему фонду.
Зураб рассмеялся злым диким смехом. Цыбульский ткнулся спиной в стену. Дальше ползти некуда. Его палач шагнул вперед.
— Этот фотограф русский? — повторил вопрос Зураб.
— Нет... Не знаю... Нет...
Богуслав подал голос:
— Пожалуйста, пожалейте его. Пан Цыбульский пытается что-то вспомнить.
— Плохо пытается. Да и поздно!
Зураб пнул управляющего ботинком в лицо, в переносицу. Затем отступил на шаг, поднял руку с пистолетом, прицелился, чтобы пустить пулю между глаз своей жертвы. И нажал на спусковой крючок.
Сухо щелкнул курок, но выстрела не последовало.
— Черт! — Зураб опустил ствол, потянул на себя затвор, но тот не сдвинулся ни на миллиметр. — Дерьмо!
Он бросил пистолет на ковер, повернулся к охраннику.
— Дай свой пистолет.
— У меня нет оружия, только это... — Богуслав показал пальцем на короткую резиновую дубинку, висевшую на поясе.
— Тогда принеси топор. Он висит на пожарном щите в коридоре.
Зураб скинул с себя пиджак, развязал узел галстука, расстегнул пуговицы сорочки. Положил вещи на письменный стол. Не хотелось забрызгать кровью дорогой костюм. Цыбульский сидел на полу, привалившись спиной к стене, его колотила дрожь, он не мог произнести ни слова, только клацал зубами. На окровавленном лице застыла маска смерти, глаза вылезли из орбит.
Зураб оглянулся на Богуслава. Оказывается, тот стоял на прежнем месте, вжавшись в стену.
— Принеси топор! — заорал Лагадзе. — Кому сказано!
— Нет, — прошептал Богуслав. — Не надо так...
— Принеси топор — или сам сдохнешь!!!
Охранник отлепился от стены. Нетвердой лунатической походкой дошагал до двери, свернул в коридор.
Через пару минут он вернулся, держа топор перед собой в вытянутых руках. Кавказец подскочил к охраннику, вырвал топор.
Цыбульский, почуяв, что доживает последние мгновения жизни, завыл тонко, жалобно, прижав к животу колено здоровой ноги. Закрыл голову руками. Зураб встал над своей жертвой, расставив ноги, будто собрался рубить суковатое полено, а не человека, занес топор над головой. Лезвие сверкнуло в воздухе.
Крик Цыбульского оборвался на высокой ноте.
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
— Напротив, очень рады. Хорошо, что зашли.
Цыбульский сердито посмотрел на охранника.
— Ты что здесь делаешь? Иди на пост к дверям.
— Это я, — вступился Зураб. — Я попросил Богуслава подняться со мной наверх. Так получилось, что я приехал без охраны. А без своих мальчиков я чувствую себя не совсем уверенно.
— Тогда постой в коридоре, — сказал Цыбульский охраннику.
Богуслав кивнул, вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Зураб взял стул, поставил его на середину светло-бежевого ковра. Расстегнул пиджак, сел, небрежно забросив ногу на ногу. Чтобы не стоять перед Зурабом навытяжку, как проштрафившийся солдат перед офицером, Цыбульский тоже взял стул, сел на его краешек.
— Как чувствует себя наш добровольный пленник пан Людович?
— Прекрасно, — кивнул Цыбульский. — Он ни на что не жалуется. Сегодня на обед пани Магдалена приготовила ему курицу с рисом.
— Что ж, ему можно позавидовать. Пани Магдалена отменно готовит. Конечно, скучно сидеть в этом подвале. В полном одиночестве...
— У него есть телевизор, радиоприемник. Все, что нужно для жизни. Я приношу ему свежие газеты. А вчера доставил книги, которые он заказал. Вы спуститесь к Людовичу?
— Пожалуй, нет, — покачал головой Зураб. — Не хочу беспокоить человека. Передайте ему, что совсем скоро заточение кончится. Через несколько дней будет готов новый паспорт, и тогда Людович сможет вылететь в другую страну.
Цыбульский украдкой посмотрел на наручные часы. Но Зураб перехватил этот взгляд.
— Вы куда-то спешите?
— Нет-нет... — Цыбульский потер ладонью подбородок. — То есть да. У меня встреча с женщиной. Ее зовут Барбара. Мы с ней были близки в свое время, потом расстались... Теперь вот снова... но... Так вот, женщина просто потрясающая!..
Зураб засмеялся.
— Узнаю дамского угодника.
Непроизвольно Цыбульский снова взглянул на часы. Половина девятого. Если Зураб не уберется отсюда в течение ближайших десяти минут, он не успеет на встречу со Шредером.
...Колчин покинул свой пост на десять минут, купить бутерброды и вечернюю газету. Он занял место в пассажирском салоне, когда к «Приюту» подъехал темный «мерседес» с затемненными стеклами. Колчин схватил бинокль, чтобы как следует разглядеть человека, поднявшегося на высокое крыльцо: Зураб Лагадзе. Какая нелегкая его принесла? По сведениям из агентурных источников, Зураб сейчас на Ближнем Востоке... Странно...
Водитель «мерседеса» остался в кабине. Дверь открылась, Зураб вошел в «Приют».
— Кристалл, отправить, — произнес Колчин вслух.
Через несколько секунд связь с мобильным телефоном Буряка была установлена.
— У нас изменения, — сказал Колчин. — Приехал кавказский гость. Неожиданно. С ним водитель.
— Ясно, — ответил Буряк, его голос звучал спокойно. — Я уже на месте. Жду. Как только наш человек освободится от кавказца, позвони. И, что бы ни случилось, не вылезай из машины. В случае опасности немедленно уезжай. Понял меня? Немедленно.
Колчин дал отбой.
Зураб встал со стула, прошелся по кабинету.
— Значит, я тебя задерживаю? — спросил он. — Извини.
— Время еще терпит. — Цыбульский покачал головой. — Будут какие-то указания?
— Нет, — ответил Лагадзе. — Просто я надеялся, что ты сегодня вечером свободен. Я хотел поужинать с тобой в ресторане, ну, в том самом... Который расположен во Дворце культуры и науки. Говорят, там приличная кухня. И вообще приятно посидеть. С добрым другом.
Последовала долгая пауза. Цыбульский откинулся на спинку стула, снял очки, достал носовой платок. Он хотел выгадать время, хотя бы минуту, хоть несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Но мысли разбежались.
Итак, Зурабу все известно. О немце-фотографе, о вечерней встрече с ним во Дворце культуры и науки. Неужели именно поэтому Зураб сорвался с места и срочно вернулся из Стамбула? Но кто, кто мог заложить? Пани Магдалена? Она слишком неповоротлива, чтобы уследить за Цыбульским. Тогда Богуслав. Только он. Охранник шпионил, подслушивал разговоры и тут же обо всем докладывал Зурабу. Мразь! Ведь Богуслав получил эту работу стараниями Цыбульского.
— Да, там отменная кухня. Однако...
Цыбульский не успел договорить. Зураб остановился перед ним и врезал ногой по ножке стула. Цыбульский полетел на пол, очки в металлической оправе выскользнули из пальцев. Зураб ударил стоящего на карачках управляющего ногой под ребра. Цыбульский, тихо охнув, повалился на бок, инстинктивно закрыв руками от ударов лицо.
Зураб шагнул вперед, раздавив каблуком очки.
Наклонился, вцепился в волосы Цыбульского, дернул руку на себя. Вырвал клок волос. Отступил и с размаху пнул носком ботинка Цыбульского в незащищенный живот. Охранник, привлеченный звуками борьбы, распахнул дверь, вошел в кабинет и встал у стены. Зураб несколько раз ударил Цыбульского ногой в лицо, в кровь разбив ему рот.
— Поднимайся, — заорал Лагадзе.
Цыбульский встал на колени, вскинул голову. Почувствовал во рту какие-то острые осколки и бездумно проглотил выбитые верхние зубы. Сейчас он испытывал что-то похожее на острый приступ морской болезни. К горлу подступила тошнота, стены комнаты качались, а пол и потолок время от времени менялись местами. Он сел на пол, вытянул вперед ноги, рукавом пиджака размазал кровь по лицу.
Лагадзе вытащил из подплечной кобуры небольшой пистолет вальтер девятого калибра. Передернул затвор, прицелился в коленку Цыбульского.
— Кто был тот немец? — крикнул Зураб.
— Не стреляй, умоляю. Я не сделал ничего дурного. Клянусь...
В глазах Цыбульского стояли слезы, он шепелявил и захлебывался, кровь скапливалась во рту и мешала говорить внятно. Охранник, с лицом бледным, как простыня, стоял у стены и смотрел себе под ноги. Он понял, что произойдет дальше, ругал себя за любопытство, жалея, что вернулся в кабинет из коридора. Богуслав шагнул к порогу, но Лагадзе остановил его жестом: оставайся на месте.
— В ящике стола лежит его карточка. — Цыбульский сплюнул кровь на ковер. — Посмотрите сами... Он просто фотограф из «Штерна». Обычный турист с фотоаппаратом.
Зураб нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Пуля вошла не в колено, а ниже, в голень, задела кость. Цыбульский взвыл от боли.
— Кто этот немец? — закричал Зураб. — Я последний раз спрашиваю, кто он. Русский?
— Нет-нет, только не русский. — Слезы лились из глаз Цыбульского, из уголков рта сочилась кровь. — Я... клянусь...
Цыбульский пытался отползти к стене, словно там находилось спасительное убежище. Обеими руками он отталкивался от пола, приволакивал зад, снова отталкивался руками... Простреленная нога волочилась по полу, оставляя за собой кровавую полосу. Брючина быстро пропиталась кровью, сделалась горячей, прилипла к ране.
— О чем вы договорились?
— Ни о чем. Пожалуйста... Умоляю...
— Что ты успел ему рассказать? Он спрашивал о Людовиче?
— Он ни о чем не спрашивал. Мы условились поужинать. Только поужинать — и все. Я говорю правду.
— Тогда какого черта он дал тебе тысячу долларов? Мне не дал. Ему, — Зураб показал пальцем на полумертвого от испуга Богуслава, — ему тоже не дал. А вот тебе отстегнул. С чего бы? А?
— Это пожертвование, — пролепетал управляющий. — Частное пожертвование нашему фонду.
Зураб рассмеялся злым диким смехом. Цыбульский ткнулся спиной в стену. Дальше ползти некуда. Его палач шагнул вперед.
— Этот фотограф русский? — повторил вопрос Зураб.
— Нет... Не знаю... Нет...
Богуслав подал голос:
— Пожалуйста, пожалейте его. Пан Цыбульский пытается что-то вспомнить.
— Плохо пытается. Да и поздно!
Зураб пнул управляющего ботинком в лицо, в переносицу. Затем отступил на шаг, поднял руку с пистолетом, прицелился, чтобы пустить пулю между глаз своей жертвы. И нажал на спусковой крючок.
Сухо щелкнул курок, но выстрела не последовало.
— Черт! — Зураб опустил ствол, потянул на себя затвор, но тот не сдвинулся ни на миллиметр. — Дерьмо!
Он бросил пистолет на ковер, повернулся к охраннику.
— Дай свой пистолет.
— У меня нет оружия, только это... — Богуслав показал пальцем на короткую резиновую дубинку, висевшую на поясе.
— Тогда принеси топор. Он висит на пожарном щите в коридоре.
Зураб скинул с себя пиджак, развязал узел галстука, расстегнул пуговицы сорочки. Положил вещи на письменный стол. Не хотелось забрызгать кровью дорогой костюм. Цыбульский сидел на полу, привалившись спиной к стене, его колотила дрожь, он не мог произнести ни слова, только клацал зубами. На окровавленном лице застыла маска смерти, глаза вылезли из орбит.
Зураб оглянулся на Богуслава. Оказывается, тот стоял на прежнем месте, вжавшись в стену.
— Принеси топор! — заорал Лагадзе. — Кому сказано!
— Нет, — прошептал Богуслав. — Не надо так...
— Принеси топор — или сам сдохнешь!!!
Охранник отлепился от стены. Нетвердой лунатической походкой дошагал до двери, свернул в коридор.
Через пару минут он вернулся, держа топор перед собой в вытянутых руках. Кавказец подскочил к охраннику, вырвал топор.
Цыбульский, почуяв, что доживает последние мгновения жизни, завыл тонко, жалобно, прижав к животу колено здоровой ноги. Закрыл голову руками. Зураб встал над своей жертвой, расставив ноги, будто собрался рубить суковатое полено, а не человека, занес топор над головой. Лезвие сверкнуло в воздухе.
Крик Цыбульского оборвался на высокой ноте.
Глава четырнадцатая
...Без четверти десять Колчин увидел, что водитель «мерседеса», на котором приехал Зураб, вылез из кабины. Это был высокий средних лет кавказец, в сером пиджаке и темных брюках. Колчин успел сделать несколько фотографий водителя, перед тем как тот скрылся за дверью гуманитарной миссии.
Через четверть часа водитель и Зураб Лагадзе, распахнув настежь обе створки входной двери, выволокли из приюта огромную коробку, в которой, судя по маркировке, находился проекционный телевизор японского производства. С лестницы спускались медленно, осторожно ставили ноги на нижние ступеньки, держа коробку снизу. От натуги лица Зураба и его водителя сделались красными.
Поставив груз на тротуар, водитель открыл багажник машины, коробку снова подхватили снизу, осторожно опустили в багажник.
Колчин соединился с Буряком, доложил о том, что Зураб только что уехал.
— Я торчу на прежнем месте, — ответил Буряк. — Возможно, Цыбульский еще появится. Подожду.
Колчин выкурил сигарету, набрал номер управляющего фондом и услышал длинные гудки. Отсюда, с улицы, нельзя понять, находится ли Цыбульский на рабочем месте: окна его кабинета выходят во внутренний дворик здания. Тогда Колчин вытащил пистолет, передернул затвор и взвел курок. Он привстал с сиденья, сунул пистолет под ремень. Натянул тонкие лайковые перчатки, открыл боковую дверцу и выпрыгнул на тротуар.
Он не имел права покидать «шевроле» без приказа Буряка. Но для себя решил, что приказы на то и существуют, чтобы время от времени им не подчиняться. Нужно хотя бы попытаться войти в «Приют» под каким-то надуманным предлогом, узнать, что там происходит или уже произошло. Колчин перешел улицу наискосок, поднялся вверх по ступенькам. Он не стал терзать электрический звонок, просто потянул на себя дверь, которая осталась незапертой.
Возле двери за столом охранника никого не оказалось. Колчин остановился, осмотрелся по сторонам. Лестница, ведущая на второй этаж, была ярко освещена.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул Колчин.
Тишина.
— Курьер принес билеты на завтрашний поезд. Эй, отзовитесь! Слышите меня? Вы заказывали билеты до Познани?
Колчин поднялся на второй этаж. Кабинет Цыбульского в середине левого коридора. Колчин дошел до двери, толкнул ее ногой, сам отступил назад, вытащил из-за пояса пистолет. Шагнув к распахнутой двери, пригнулся, заглянул в кабинет.
— Черт возьми! — прошептал Колчин.
Он убрал пистолет, зашел в кабинет, бегло осмотрелся. Господи, столько крови увидишь разве что на мясокомбинате в конце рабочей смены.
Посередине комнаты на ковре валялся пожарный топор, рядом с ним стреляная гильза, ближе к рабочему столу пистолет «вальтер», хромированный, с костяными накладками на рукоятке.
Цыбульский, свернувшись калачиком, лежал на боку у дальней стены. Правая рука управляющего фондом разрублена точно посередине плечевой кости. Рукав пиджака то ли вырван с корнем, то ли срезан топором. Видимо, Цыбульский в последнюю секунду жизни инстинктивно защищался рукой от смертельных ударов топора.
Правая нога прострелена в голени. Бедро левой ноги разрублено. Смертельными, видимо, оказались три последних удара. Лезвие топора дважды рассекло голову в височной части, разрубило ключицу и подключичную артерию. Светло-серая стена кабинета в россыпи кровавых брызг.
Ближе к двери спиной вверх лежал молодой охранник в черной рубашке с шевроном на рукаве.
Охранник лежал раскинув руки, уткнувшись носом в мягкий ковер. Под головой — лужа густой, почти черной крови. Видимо, Зураб вогнал лезвие топора точно в лоб охранника, сильно изуродовав лицо парня.
Колчин вытащил из кармана миниатюрный фотоаппарат в форме зажигалки, сделал несколько снимков. Шагнул к двери, но неожиданно остановился. Полез в карман за мобильным телефоном, набрал номер Буряка.
— Я нахожусь на месте, — тихо сказал Колчин. — Не в машине, а в самом заведении.
— Я же приказал тебе не высовывать носа...
Колчин перебил своего куратора.
— Наш друг на встречу не придет, — сказал он. — Понял? А пана строителя только что вывезли отсюда. В какой-то коробке из-под телевизора. Только сейчас до меня дошло, что это была за коробка.
— Вывезли? — переспросил Буряк.
— Да, он был здесь. Его прятали. В подвале или на чердаке, теперь это не имеет значения. А теперь срочно уходи. Беги оттуда, пока не поздно.
Последовала долгая пауза. Видимо, Буряк обдумывал сообщение.
— Хорошо, — сказал он. — Ты тоже не стой столбом. Увидимся в полночь на старом месте. Удачи тебе.
Варшава, площадь Парадов. 16 августа
Буряк провел два часа на площади Парадов возле монументального, построенного на советские деньги в сталинские годы Дворца культуры и науки. Если на минуту забыть, что ты в Варшаве, и бросить один лишь взгляд на Дворец, можно запросто представить, что стоишь в Москве перед зданием гостиницы «Украина». Так похожи.
Чтобы как-то скрасить долгое ожидание, Буряк прогулялся по Музею техники и поднялся на тридцатый этаж Дворца. Здесь была устроена смотровая терраса, откуда в ясный день вся Варшава видна как на ладони. Но сегодня был неподходящий день для обзорных экскурсий. Моросил дождь, по темному небу медленно плыли черные тучи, а внизу были видны лишь неясные огоньки вечернего города.
Буряк, плохо знавший Варшаву, убедился, что Цыбульский выбрал для встречи неплохое место. Во Дворце работает масса ресторанов и закусочных, здесь помещается три театра, функционируют какие-то выставки, спортивные залы и бассейн. Посетителей всегда много. И в этом людском потоке легко затеряться, остаться незамеченным.
Последний звонок Колчина застал Буряка, когда тот бродил по мокрому тротуару возле памятника Копернику. Буряк выругался про себя, опустил в карман трубку мобильного телефона и неспешно направился к машине. Встреча сорвалась, Цыбульский убит. И где теперь искать Людовича — большой вопрос. Все шло наперекосяк...
По надземному переходу Буряк пересек улицу. На противоположной стороне у тротуара стоял взятый им напрокат «опель» темно-зеленого цвета. На ходу Буряк вытащил из кармана ключи, нажал кнопку брелока. Остановившись возле машины, он снял кепку, стряхнул с нее дождевые капли, снова надел. Уже потянул на себя дверцу, когда незнакомый мужской голос окликнул его сзади:
— Пан Гюнтер, пан Гюнтер!..
Сунув руку под плащ, Буряк нащупал рукоятку пистолета. И только тогда оглянулся. Через дорогу к нему бежал незнакомый кавказец в сером пиджаке и черных брюках. Мужчин разделял десяток метров, когда кавказец вскинул правую руку.
Буряк не услышал выстрелов. Видимо, пистолет был снабжен глушителем. Первая пуля вошла в грудь фотографа, вторая — в живот. Буряк качнулся назад, затем сделал полшага вперед. Раскинув руки, упал лицом на капот стоящей рядом машины. Пронзительно завыла сирена противоугонного устройства.
Буряк так и не успел достать свой пистолет. Фотограф съехал с капота на мокрый асфальт мостовой, опустился на колени, мир поплыл перед глазами. Огромное здание Дворца культуры и науки с остроконечным шпилем шаталось из стороны в сторону, готовое вот-вот рухнуть.
Кавказец подбежал к стоящему на коленях Буряку и выстрелил ему в голову. Бросил пистолет и побежал дальше, через газон, через подстриженные кусты, куда-то в темноту дождливого вечера.
Через четверть часа водитель и Зураб Лагадзе, распахнув настежь обе створки входной двери, выволокли из приюта огромную коробку, в которой, судя по маркировке, находился проекционный телевизор японского производства. С лестницы спускались медленно, осторожно ставили ноги на нижние ступеньки, держа коробку снизу. От натуги лица Зураба и его водителя сделались красными.
Поставив груз на тротуар, водитель открыл багажник машины, коробку снова подхватили снизу, осторожно опустили в багажник.
Колчин соединился с Буряком, доложил о том, что Зураб только что уехал.
— Я торчу на прежнем месте, — ответил Буряк. — Возможно, Цыбульский еще появится. Подожду.
Колчин выкурил сигарету, набрал номер управляющего фондом и услышал длинные гудки. Отсюда, с улицы, нельзя понять, находится ли Цыбульский на рабочем месте: окна его кабинета выходят во внутренний дворик здания. Тогда Колчин вытащил пистолет, передернул затвор и взвел курок. Он привстал с сиденья, сунул пистолет под ремень. Натянул тонкие лайковые перчатки, открыл боковую дверцу и выпрыгнул на тротуар.
Он не имел права покидать «шевроле» без приказа Буряка. Но для себя решил, что приказы на то и существуют, чтобы время от времени им не подчиняться. Нужно хотя бы попытаться войти в «Приют» под каким-то надуманным предлогом, узнать, что там происходит или уже произошло. Колчин перешел улицу наискосок, поднялся вверх по ступенькам. Он не стал терзать электрический звонок, просто потянул на себя дверь, которая осталась незапертой.
Возле двери за столом охранника никого не оказалось. Колчин остановился, осмотрелся по сторонам. Лестница, ведущая на второй этаж, была ярко освещена.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул Колчин.
Тишина.
— Курьер принес билеты на завтрашний поезд. Эй, отзовитесь! Слышите меня? Вы заказывали билеты до Познани?
Колчин поднялся на второй этаж. Кабинет Цыбульского в середине левого коридора. Колчин дошел до двери, толкнул ее ногой, сам отступил назад, вытащил из-за пояса пистолет. Шагнув к распахнутой двери, пригнулся, заглянул в кабинет.
— Черт возьми! — прошептал Колчин.
Он убрал пистолет, зашел в кабинет, бегло осмотрелся. Господи, столько крови увидишь разве что на мясокомбинате в конце рабочей смены.
Посередине комнаты на ковре валялся пожарный топор, рядом с ним стреляная гильза, ближе к рабочему столу пистолет «вальтер», хромированный, с костяными накладками на рукоятке.
Цыбульский, свернувшись калачиком, лежал на боку у дальней стены. Правая рука управляющего фондом разрублена точно посередине плечевой кости. Рукав пиджака то ли вырван с корнем, то ли срезан топором. Видимо, Цыбульский в последнюю секунду жизни инстинктивно защищался рукой от смертельных ударов топора.
Правая нога прострелена в голени. Бедро левой ноги разрублено. Смертельными, видимо, оказались три последних удара. Лезвие топора дважды рассекло голову в височной части, разрубило ключицу и подключичную артерию. Светло-серая стена кабинета в россыпи кровавых брызг.
Ближе к двери спиной вверх лежал молодой охранник в черной рубашке с шевроном на рукаве.
Охранник лежал раскинув руки, уткнувшись носом в мягкий ковер. Под головой — лужа густой, почти черной крови. Видимо, Зураб вогнал лезвие топора точно в лоб охранника, сильно изуродовав лицо парня.
Колчин вытащил из кармана миниатюрный фотоаппарат в форме зажигалки, сделал несколько снимков. Шагнул к двери, но неожиданно остановился. Полез в карман за мобильным телефоном, набрал номер Буряка.
— Я нахожусь на месте, — тихо сказал Колчин. — Не в машине, а в самом заведении.
— Я же приказал тебе не высовывать носа...
Колчин перебил своего куратора.
— Наш друг на встречу не придет, — сказал он. — Понял? А пана строителя только что вывезли отсюда. В какой-то коробке из-под телевизора. Только сейчас до меня дошло, что это была за коробка.
— Вывезли? — переспросил Буряк.
— Да, он был здесь. Его прятали. В подвале или на чердаке, теперь это не имеет значения. А теперь срочно уходи. Беги оттуда, пока не поздно.
Последовала долгая пауза. Видимо, Буряк обдумывал сообщение.
— Хорошо, — сказал он. — Ты тоже не стой столбом. Увидимся в полночь на старом месте. Удачи тебе.
Варшава, площадь Парадов. 16 августа
Буряк провел два часа на площади Парадов возле монументального, построенного на советские деньги в сталинские годы Дворца культуры и науки. Если на минуту забыть, что ты в Варшаве, и бросить один лишь взгляд на Дворец, можно запросто представить, что стоишь в Москве перед зданием гостиницы «Украина». Так похожи.
Чтобы как-то скрасить долгое ожидание, Буряк прогулялся по Музею техники и поднялся на тридцатый этаж Дворца. Здесь была устроена смотровая терраса, откуда в ясный день вся Варшава видна как на ладони. Но сегодня был неподходящий день для обзорных экскурсий. Моросил дождь, по темному небу медленно плыли черные тучи, а внизу были видны лишь неясные огоньки вечернего города.
Буряк, плохо знавший Варшаву, убедился, что Цыбульский выбрал для встречи неплохое место. Во Дворце работает масса ресторанов и закусочных, здесь помещается три театра, функционируют какие-то выставки, спортивные залы и бассейн. Посетителей всегда много. И в этом людском потоке легко затеряться, остаться незамеченным.
Последний звонок Колчина застал Буряка, когда тот бродил по мокрому тротуару возле памятника Копернику. Буряк выругался про себя, опустил в карман трубку мобильного телефона и неспешно направился к машине. Встреча сорвалась, Цыбульский убит. И где теперь искать Людовича — большой вопрос. Все шло наперекосяк...
По надземному переходу Буряк пересек улицу. На противоположной стороне у тротуара стоял взятый им напрокат «опель» темно-зеленого цвета. На ходу Буряк вытащил из кармана ключи, нажал кнопку брелока. Остановившись возле машины, он снял кепку, стряхнул с нее дождевые капли, снова надел. Уже потянул на себя дверцу, когда незнакомый мужской голос окликнул его сзади:
— Пан Гюнтер, пан Гюнтер!..
Сунув руку под плащ, Буряк нащупал рукоятку пистолета. И только тогда оглянулся. Через дорогу к нему бежал незнакомый кавказец в сером пиджаке и черных брюках. Мужчин разделял десяток метров, когда кавказец вскинул правую руку.
Буряк не услышал выстрелов. Видимо, пистолет был снабжен глушителем. Первая пуля вошла в грудь фотографа, вторая — в живот. Буряк качнулся назад, затем сделал полшага вперед. Раскинув руки, упал лицом на капот стоящей рядом машины. Пронзительно завыла сирена противоугонного устройства.
Буряк так и не успел достать свой пистолет. Фотограф съехал с капота на мокрый асфальт мостовой, опустился на колени, мир поплыл перед глазами. Огромное здание Дворца культуры и науки с остроконечным шпилем шаталось из стороны в сторону, готовое вот-вот рухнуть.
Кавказец подбежал к стоящему на коленях Буряку и выстрелил ему в голову. Бросил пистолет и побежал дальше, через газон, через подстриженные кусты, куда-то в темноту дождливого вечера.
Глава пятнадцатая
Москва, Ясенево, штаб-квартира
Службы внешней разведки. 17 августа
Первую шифровку из Варшавы генерал Антипов получил ранним утром. Он дважды перечитал текст и закрыл глаза. Операция «Людоед» провалилась. Убит управляющий фондом «Приют милосердия» Цыбульский, с которым Буряк начал вести вербовочные мероприятия. Управляющий, потенциально очень ценный осведомитель, был готов согласиться на сотрудничество, кажется, все решил для себя... Но не судьба.
Тем же вечером Буряка, ожидавшего встречи с Цыбульским, застрелили в центре Варшавы, возле Дворца культуры и науки. Буряк по-своему уникальный агент, нелегал с большим стажем и опытом, работал в странах Западной Европы многие годы, бывал в разных переделках, куда более опасных. А тут такое...
Свидетелями убийства стали два легальных агента с дипломатическим статусом, которые обеспечивали Буряку прикрытие. В нештатной ситуации, если бы Цыбульский пришел на встречу не один, легальные агенты должны были тихо эвакуировать Буряка из Дворца культуры и науки, используя машину с дипломатическими номерами. В тот момент, когда в Буряка стреляли, агенты сидели в своем «форде» на противоположной стороне улицы. Все произошло слишком быстро, неожиданно. Какой-то человек перебежал улицу, остановился в нескольких метрах от Буряка, тот упал. Агенты ничем не могли помешать убийце.
Они поступили, как поступили бы в такой ситуации все профессионалы. Для начала убедились, что других свидетелей расправы нет. Затем один из агентов вылез из машины, пересек улицу и за полторы минуты замел все следы. Он забрал пистолет убитого, расстегнул его рубашку, отлепил от тела приклеенный к груди микрофон, вытащил из кармана пиджака крошечную видеокамеру.
Затем дипломат вытащил портмоне Буряка, его паспорт и водительские права. И наконец, забрал с места преступления пистолет, брошенный киллером. «Люгер» с глушителем — слишком для рядового бандитского нападения. Пусть полиция считает, что мотив убийства корыстный. Богатого немца пристрелили только затем, чтобы спокойно покопаться в его карманах.
Кроме того, на идентификацию трупа у польских экспертов уйдет некоторое время. Рано или поздно полицейские через агентство по прокату автомобилей выяснят, что убитый — немецкий фотограф Гюнтер Шредер. Но выгадать хоть несколько часов в таком деле крайне важно.
Сегодня же один из агентов-нелегалов, живущих в Гамбурге, получит срочное задание проникнуть в квартиру и фотоагентство Шредера и уничтожить или вывезти оттуда все документы и специальную аппаратуру, способные скомпрометировать Буряка перед немецкой контрразведкой.
Сделав дело, агенты уехали с площади Парадов, оставив тело Буряка на мокром асфальте. Как выяснилось позже, они не просто замели следы, но и, пользуясь специальной камерой, длиннофокусным объективом и пленкой сверхвысокой чувствительности, сумели сделать несколько снимков убийцы весьма приличного качества.
Эти фотографии Антипов получил к полудню с дипломатической почтой. На большинстве снимков можно разглядеть лишь спину убийцы. Хорошо виден его серый пиджак, темные брюки и коротко подстриженный затылок. Но есть и парочка по-настоящему ценных снимков. Они сделаны в тот момент, когда кавказец на секунду повернулся вполоборота к дипломатам, чтобы добить Буряка выстрелом в голову.
Этой же посылкой была доставлена пленка, отснятая Колчиным возле «Приюта милосердия». Даже после поверхностного сравнения фотокарточек стало ясно, что убийца Буряка и водитель «мерседеса», подъезжавшего вечером к «Приюту», — одно и то же лицо.
К обеду на стол Антипова легла шифровка из Стамбула, в которой сообщалось о том, что Людович, Лагадзе и мужчина средних лет, кавказского типа, прилетели в Стамбул. В аэропорту они взяли такси и отправились в район Длинного рынка. Неподалеку от площади Баязида прибывшие вышли из машины и, поплутав по узким улочкам, завернули в дом некоего Шахана Самбулатова. Этот чеченец — доверенное лицо Зураба и к тому же хозяин «Аксарая», маленькой гостиницы для небогатых туристов. Гости пробыли в доме Самбулатова около двух часов, а затем перебрались в гостиницу «Аксарай», где сняли два номера на втором этаже.
Видимо, друзья Людовича не успели слепить ему надежные документы на чужое имя. Поэтому во время поспешного ночного бегства из Варшавы тому пришлось воспользоваться своим настоящим паспортом. А это — серьезная ошибка...
Антипов вызвал своего помощника — подполковника Беляева.
— Как тебе сегодняшние новости? — спросил Антипов.
— Просто кирпичом по башке, — вздохнул Беляев.
— Нужно составить несколько шифровок, — приказал генерал. — В Турцию и в Польшу. Пусть Колчин немедленно вылетает в Стамбул. Контрразведчики на сто процентов уверены, что боевики наметили акцию на Белозерской атомной электростанции. У ФСБ очень убедительные доводы в пользу этой версии. На АЭС подготовились к встрече террористов. Кроме того, люди из ФСБ устроили засады в Чебоксарах.
— Возможно, Стерна задержат уже сегодня, — вставил Беляев.
— То же самое ты вчера говорил, — хмуро проворчал Антипов. — Нужно было бы отозвать Колчина в Москву, но... Но после того, что случилось в Варшаве... Теперь мы не должны упустить Зураба и Людовича. И того третьего. В Стамбуле Колчина должны встретить наши люди. Они помогут ему выполнить задание. Пока он будет добираться до места, мы должны разработать детали операции. Понятно?
— Так точно.
Службы внешней разведки. 17 августа
Первую шифровку из Варшавы генерал Антипов получил ранним утром. Он дважды перечитал текст и закрыл глаза. Операция «Людоед» провалилась. Убит управляющий фондом «Приют милосердия» Цыбульский, с которым Буряк начал вести вербовочные мероприятия. Управляющий, потенциально очень ценный осведомитель, был готов согласиться на сотрудничество, кажется, все решил для себя... Но не судьба.
Тем же вечером Буряка, ожидавшего встречи с Цыбульским, застрелили в центре Варшавы, возле Дворца культуры и науки. Буряк по-своему уникальный агент, нелегал с большим стажем и опытом, работал в странах Западной Европы многие годы, бывал в разных переделках, куда более опасных. А тут такое...
Свидетелями убийства стали два легальных агента с дипломатическим статусом, которые обеспечивали Буряку прикрытие. В нештатной ситуации, если бы Цыбульский пришел на встречу не один, легальные агенты должны были тихо эвакуировать Буряка из Дворца культуры и науки, используя машину с дипломатическими номерами. В тот момент, когда в Буряка стреляли, агенты сидели в своем «форде» на противоположной стороне улицы. Все произошло слишком быстро, неожиданно. Какой-то человек перебежал улицу, остановился в нескольких метрах от Буряка, тот упал. Агенты ничем не могли помешать убийце.
Они поступили, как поступили бы в такой ситуации все профессионалы. Для начала убедились, что других свидетелей расправы нет. Затем один из агентов вылез из машины, пересек улицу и за полторы минуты замел все следы. Он забрал пистолет убитого, расстегнул его рубашку, отлепил от тела приклеенный к груди микрофон, вытащил из кармана пиджака крошечную видеокамеру.
Затем дипломат вытащил портмоне Буряка, его паспорт и водительские права. И наконец, забрал с места преступления пистолет, брошенный киллером. «Люгер» с глушителем — слишком для рядового бандитского нападения. Пусть полиция считает, что мотив убийства корыстный. Богатого немца пристрелили только затем, чтобы спокойно покопаться в его карманах.
Кроме того, на идентификацию трупа у польских экспертов уйдет некоторое время. Рано или поздно полицейские через агентство по прокату автомобилей выяснят, что убитый — немецкий фотограф Гюнтер Шредер. Но выгадать хоть несколько часов в таком деле крайне важно.
Сегодня же один из агентов-нелегалов, живущих в Гамбурге, получит срочное задание проникнуть в квартиру и фотоагентство Шредера и уничтожить или вывезти оттуда все документы и специальную аппаратуру, способные скомпрометировать Буряка перед немецкой контрразведкой.
Сделав дело, агенты уехали с площади Парадов, оставив тело Буряка на мокром асфальте. Как выяснилось позже, они не просто замели следы, но и, пользуясь специальной камерой, длиннофокусным объективом и пленкой сверхвысокой чувствительности, сумели сделать несколько снимков убийцы весьма приличного качества.
Эти фотографии Антипов получил к полудню с дипломатической почтой. На большинстве снимков можно разглядеть лишь спину убийцы. Хорошо виден его серый пиджак, темные брюки и коротко подстриженный затылок. Но есть и парочка по-настоящему ценных снимков. Они сделаны в тот момент, когда кавказец на секунду повернулся вполоборота к дипломатам, чтобы добить Буряка выстрелом в голову.
Этой же посылкой была доставлена пленка, отснятая Колчиным возле «Приюта милосердия». Даже после поверхностного сравнения фотокарточек стало ясно, что убийца Буряка и водитель «мерседеса», подъезжавшего вечером к «Приюту», — одно и то же лицо.
К обеду на стол Антипова легла шифровка из Стамбула, в которой сообщалось о том, что Людович, Лагадзе и мужчина средних лет, кавказского типа, прилетели в Стамбул. В аэропорту они взяли такси и отправились в район Длинного рынка. Неподалеку от площади Баязида прибывшие вышли из машины и, поплутав по узким улочкам, завернули в дом некоего Шахана Самбулатова. Этот чеченец — доверенное лицо Зураба и к тому же хозяин «Аксарая», маленькой гостиницы для небогатых туристов. Гости пробыли в доме Самбулатова около двух часов, а затем перебрались в гостиницу «Аксарай», где сняли два номера на втором этаже.
Видимо, друзья Людовича не успели слепить ему надежные документы на чужое имя. Поэтому во время поспешного ночного бегства из Варшавы тому пришлось воспользоваться своим настоящим паспортом. А это — серьезная ошибка...
Антипов вызвал своего помощника — подполковника Беляева.
— Как тебе сегодняшние новости? — спросил Антипов.
— Просто кирпичом по башке, — вздохнул Беляев.
— Нужно составить несколько шифровок, — приказал генерал. — В Турцию и в Польшу. Пусть Колчин немедленно вылетает в Стамбул. Контрразведчики на сто процентов уверены, что боевики наметили акцию на Белозерской атомной электростанции. У ФСБ очень убедительные доводы в пользу этой версии. На АЭС подготовились к встрече террористов. Кроме того, люди из ФСБ устроили засады в Чебоксарах.
— Возможно, Стерна задержат уже сегодня, — вставил Беляев.
— То же самое ты вчера говорил, — хмуро проворчал Антипов. — Нужно было бы отозвать Колчина в Москву, но... Но после того, что случилось в Варшаве... Теперь мы не должны упустить Зураба и Людовича. И того третьего. В Стамбуле Колчина должны встретить наши люди. Они помогут ему выполнить задание. Пока он будет добираться до места, мы должны разработать детали операции. Понятно?
— Так точно.
Глава шестнадцатая
Пригород Перми. 17 августа
Ранним утром Стерн вышел на порог строительного вагончика и окинул взглядом строительный двор. За последние сутки Ватутин успел разгрузить «МАЗ», сложил ящики с рыбой в глубине двора, накрыл их брезентом, чтобы вонь не разлеталась по всей округе. Накануне Ватутин с утра до вечера копал глубокие ямы, перетаскивал к ним коробки, освобождал от рыбы и мокрого картона упаковки с взрывчаткой. Тухлую рыбу закапывал, тротил грузил в кузов «МАЗа». Однако к вечеру была выполнена только треть работы, Ватутин протер до дыр две пары тряпичных рукавиц, его шатало и поташнивало от усталости.
Стерн же в это время на попутках добрался до Перми, потолкался на автомобильном рынке, у какого-то ханыги купил автомобильные номера. Затем на том же рынке высмотрел и после недолгих торгов приобрел подержанный бензовоз «КамАЗ». Как и раньше, регистрировать покупку у нотариуса не стал, отговорившись срочной халтурой, которую грех упустить. Взял с прежнего владельца бензовоза рукописную доверенность на управление транспортным средством и отсчитал деньги.
Сев за руль, Стерн отправился на нефтеперегонный завод и поздним вечером вернулся на хозяйственный двор передвижной механизированной колонны. В цистерну «КамАЗа» легко поместилось восемь тонн солярки. Наскоро перекусив и махнув для сугреву стакан водки, он поменял чебоксарские номерные знаки на пермские. А заодно уж так, на всякий случай, перекрасил кабину «МАЗа» в темно-бордовый цвет...
Спустившись с крыльца бытовки, Стерн подошел к врытому в землю рукомойнику, наскоро умылся и пошел будить Ватутина.
— Который час? — протирая глаза, спросил парень, когда наконец Стерн растормошил его.
Стерн покосился на будильник.
— Пять тридцать.
Он сел к столу, налил из электрического чайника в кружку кипяток, сунул в него пакетик с чаем. Затем открыл ножом банку мясных консервов, отрезал два ломтя хлеба от серой буханки и принялся за еду.
— Даже на зоне будят в шесть утра, — проворчал Ватутин.
— Что, скучаешь по той жизни? — усмехнулся Стерн.
— Просто сегодня я работать вряд ли смогу. Поясницу ломит страшно. Вчера под дождем наворочался с этой вонючей рыбой. Застудил, видно. И еще это...
Ватутин показал Стерну тыльную сторону ладоней. Руки в мелких порезах, свежих розовых волдырях, кожа глубоко исколота рыбьими плавниками.
— Что, пальчик заболел? — злобно усмехнулся Стерн. — Ты у меня это забудь: «не могу работать»! У нас дел осталось — всего ничего. А дальше у тебя начнется другая жизнь. Представь: побережье теплого моря, желтый песок, синее небо. Италия, Греция, Испания... На выбор! Красивые женщины, вино, белый пароход. Это ведь то самое, о чем ты мечтаешь?
Ранним утром Стерн вышел на порог строительного вагончика и окинул взглядом строительный двор. За последние сутки Ватутин успел разгрузить «МАЗ», сложил ящики с рыбой в глубине двора, накрыл их брезентом, чтобы вонь не разлеталась по всей округе. Накануне Ватутин с утра до вечера копал глубокие ямы, перетаскивал к ним коробки, освобождал от рыбы и мокрого картона упаковки с взрывчаткой. Тухлую рыбу закапывал, тротил грузил в кузов «МАЗа». Однако к вечеру была выполнена только треть работы, Ватутин протер до дыр две пары тряпичных рукавиц, его шатало и поташнивало от усталости.
Стерн же в это время на попутках добрался до Перми, потолкался на автомобильном рынке, у какого-то ханыги купил автомобильные номера. Затем на том же рынке высмотрел и после недолгих торгов приобрел подержанный бензовоз «КамАЗ». Как и раньше, регистрировать покупку у нотариуса не стал, отговорившись срочной халтурой, которую грех упустить. Взял с прежнего владельца бензовоза рукописную доверенность на управление транспортным средством и отсчитал деньги.
Сев за руль, Стерн отправился на нефтеперегонный завод и поздним вечером вернулся на хозяйственный двор передвижной механизированной колонны. В цистерну «КамАЗа» легко поместилось восемь тонн солярки. Наскоро перекусив и махнув для сугреву стакан водки, он поменял чебоксарские номерные знаки на пермские. А заодно уж так, на всякий случай, перекрасил кабину «МАЗа» в темно-бордовый цвет...
Спустившись с крыльца бытовки, Стерн подошел к врытому в землю рукомойнику, наскоро умылся и пошел будить Ватутина.
— Который час? — протирая глаза, спросил парень, когда наконец Стерн растормошил его.
Стерн покосился на будильник.
— Пять тридцать.
Он сел к столу, налил из электрического чайника в кружку кипяток, сунул в него пакетик с чаем. Затем открыл ножом банку мясных консервов, отрезал два ломтя хлеба от серой буханки и принялся за еду.
— Даже на зоне будят в шесть утра, — проворчал Ватутин.
— Что, скучаешь по той жизни? — усмехнулся Стерн.
— Просто сегодня я работать вряд ли смогу. Поясницу ломит страшно. Вчера под дождем наворочался с этой вонючей рыбой. Застудил, видно. И еще это...
Ватутин показал Стерну тыльную сторону ладоней. Руки в мелких порезах, свежих розовых волдырях, кожа глубоко исколота рыбьими плавниками.
— Что, пальчик заболел? — злобно усмехнулся Стерн. — Ты у меня это забудь: «не могу работать»! У нас дел осталось — всего ничего. А дальше у тебя начнется другая жизнь. Представь: побережье теплого моря, желтый песок, синее небо. Италия, Греция, Испания... На выбор! Красивые женщины, вино, белый пароход. Это ведь то самое, о чем ты мечтаешь?