— Проверю, — пообещал Стерн. — Перезвоню через пару дней. Пока.
 
   Москва. Мясницкая улица. 29 июля
   Дверь коммунальной квартиры на последнем, восьмом, этаже дома дореволюционной постройки открыла женщина в замызганном халате. Руки ее были мокрыми и красными. До лестничной площадки долетал звук льющейся из крана воды. Видимо, хозяйка стирала белье в ванной комнате, когда Стерн позвонил в дверь.
   — Мне нужен Станислав Утехин, — сказал Стерн. — Я по срочному делу из совета по...
   Женщина даже не дослушала, махнула рукой в дальний конец коридора:
   — Последняя дверь.
   Стерн прошел вдоль длинного полутемного коридора, остановился перед самой дальней дверью, постучал.
   — Открыто.
   Стерн потянул за дверную ручку, вошел. Одна створка большого окна была распахнута настежь. Ветер колыхал белые тюлевые занавески.
   По правую сторону от окна на разобранном диване лежал мужик лет тридцати пяти, хозяин холостяцкой берлоги, который, видимо, только что проснулся. В желтой майке, по пояс закрытый скомканным одеялом, он привалился спиной к подушкам. И сладко зевал.
   — Чем обязан?
   Оставив вопрос без ответа, Стерн бегло осмотрел неопрятную, давно не убиравшуюся комнату. Шкаф, старый телевизор «Рубин», на стене книжные полки, забитые детективными романами. В углу три пары разборных гантелей, двухпудовая гиря и небольшая штанга. На цепи к потолку подвешена боксерская груша.
   Стерн подошел к дивану, придвинул стул, сел.
   — Ты Стас Утехин?
   — Ну, — мрачно кивнул мужик. — Документы, что ли, показать?
   — Не надо. Я друг Зураба. Ты мне нужен.
   Сонливость с хозяина как рукой сняло. Он заволновался, пригладил ладонью короткие черные волосы, привстал с подушки. Потянулся к тумбочке, вытащил из пачки сигарету и прикурил.
   — Я ждал. — Мужик глубоко затянулся. — Я готов, я в хорошей спортивной форме. Тренируюсь каждый день. Боксирую, железо качаю. Только... Ты должен знать...
   — Ты о чем? — не понял Стерн.
   Стас откинулся на подушки, сдернул одеяло. Вместо правой ноги Стерн увидел культю.
   — Как это случилось?
   — Автомобильная авария. Раздробило кости чуть выше колена. Врачи не смогли спасти ногу. Но это ничего...
   Утехин потушил окурок в пепельнице. Подобрался к краю дивана, заглянул под него, вытащил протез. Живо пристегнул его к культе, поднялся. Прошелся до двери и обратно. Встал под люстрой и попрыгал. Затем снова прошелся по комнате.
   — Видишь, протез как родная нога, — сказал он. — Я тренировался. Я не лежал на диване. У меня образовалась мозоль, поэтому я практически не чувствую боли. Я давно забыл о костылях и хожу даже без палки.
   — Когда? — спросил Стерн.
   — Что «когда»?
   — Когда это случилось?
   — Десять месяцев назад. Но теперь я ничем не хуже здорового человека. Я каждый день тренируюсь, поднимаю штангу... Стреляю с обеих рук. Владею любым оружием.
   — Можешь не продолжать, — покачал головой Стерн.
   — Когда я иду по улице, никто не замечает, что я без ноги.
   — Ты должен был об этом сказать, когда тебе звонили из Варшавы. Почему ты не сказал, черт побери?
   — Мне нужна работа. Ну, со мной случилось несчастье. Так что же мне, в гроб ложиться и подыхать?
   Стерн встал со стула, дошел до двери, дернул за ручку и вышел в коридор. Утехин пару секунд стоял посредине комнаты под люстрой, потом бросился вдогонку. Он нагнал Стерна в прихожей, схватил за рукав пиджака.
   — Послушай, послушай...
   Стерн остановился. Стас показал пальцем на велосипед «Украина», висящий на стене.
   — Я даже могу ездить на велосипеде. Ведь я же работал...
   — Отстань. — Стерн дернул рукой. — Я не из собеса.
   Стерн повернул замок, открыл входную дверь.
   — Пожалуйста! — Утехин тронул гостя за плечо. — Мне так нужны деньги!
   — А мне не нужны инвалиды.
   Стерн вышел из квартиры, надавил пальцем на кнопку вызова лифта.
   — Сволочи, будьте вы прокляты, — кричал Утехин, стоя на пороге. — Я воевал, я кровь проливал!.. Пошли вы все на...

Глава двадцатая

   Москва, Лубянка. 30 июля
   Генерал ФСБ Иван Павлович Шевцов, высокий сухопарый человек с вытянутым лицом и короткой стрижкой седых волос, сделал круг по кабинету, опустился в кресло и закурил. Генерал нетерпеливо ждал, когда Колчин закончит знакомиться с докладом аналитической службы. Двенадцать с половиной страниц на машинке долго ли глазами пробежать.
   Но Колчин читал медленно, и эта нарочитая медлительность злила Шевцова. Дела шли не блестяще. В такие часы генеральская злость могла выплеснуться на первого встречного.
   Колчин наконец дочитал последнюю страничку, сложил листки в стопку, давая понять, что готов, если спросят, высказать свое мнение. Но Шевцов ни о чем не спросил.
   — Ты офицер внешней разведки.
   Шевцов показал пальцем на Колчина, хотя и без того ясно, о ком он ведет речь. Кроме Шевцова и Колчина, в кабинете никого.
   — Ты временно, по моей просьбе, прикомандирован к нашему ведомству, — продолжил генерал. — Ты был на нелегальной работе в европейских странах. Я очень надеялся на твою помощь, ведь в СВР ты на хорошем счету. Мы не исключали, что в террористические группы, которые были обезврежены, входит не только уголовное быдло. Среди террористов должен находиться организатор будущей акции. Человек умный, опытный, способный на неординарные действия. Возможно, он прибудет в Россию из какой-то европейской страны, где долго жил. Вот почему ты здесь!
   Генерал тяжело вздохнул, глянул на Колчина с укоризной.
   — Ну какого хрена тебе понадобилось в Дагестане, — продолжал он кипятиться, —лично ловить террористов, как будто этим больше некому заняться?.. Тебе надо быть в центре событий. У меня квалифицированных опытных оперов во!..
   Генерал провел по шее ребром ладони.
   — Мы от тебя ждем другого. Чтобы ты выполнял самую тяжелую и самую ответственную работу: шевелил мозгами и помогал нашим аналитикам. А не бегал, задрав штаны, за уголовниками.
   Шевцов откинулся на спинку кресла, ослабив узел галстука. И перевел дух. Кажется, ему немного полегчало.
   — Ну, что думаешь? Или сомневаешься в выводах экспертов?
   Колчин пожал плечами.
   — Сразу не могу сказать, надо подумать.
   Факты, изложенные в аналитической записке, Колчину были известны. Полтора месяца назад в Питере задержали четырех подозрительных типов — трех кавказцев и одного гражданина Украины. Попались эти парни по-глупому. Два кавказца отправили телеграмму родственнику в Баку, а потом зашли в шашлычную. Будучи навеселе, привлекли внимание милицейского наряда нецензурной бранью и приставаниями к какой-то дамочке. Кавказцев препроводили в отделение милиции для выяснения личностей, поскольку документов при них не оказалось. На вопросы задержанные отвечали что-то невразумительное, вели себя странно. Дежурный по отделению позвонил в городское управление ФСБ, а там решили провести обыск на съемной квартире, где жили кавказцы. На хате в районе Черной речки задержали еще двух кавказцев, мирно спавших в момент, когда опера выломали входную дверь. Нашли паспорта, которые оказались грубо слепленными подделками. В тайнике, оборудованном за кухонными полками, оперативники обнаружили десять гранат Ф-1, четыре пистолета ТТ и несколько снаряженных обойм.
   Личности кавказцев быстро установили: все они принимали участие в локальных вооруженных конфликтах на юге России, то есть были профессиональными боевиками. Но вот с какой целью они прибыли в центр страны?..
   На допросах члены группы не стали долго запираться. И пояснили, что приехали из Азербайджана, где их завербовали некие люди для проведения террористического акта на одной из атомных электростанций России. Неизвестные спонсоры выплатили боевикам аванс: двадцать тысяч долларов на нос. По завершении дела обещали еще по пятьдесят тысяч каждому.
   На питерской квартире группа дожидалась своего будущего руководителя по кличке Пахарь, который должен был снабдить террористов взрывчаткой, транспортом, автоматическим оружием. И главное, посвятить рядовых исполнителей в конкретный план будущей акции. Подлинных имен своих хозяев боевики не знают, человека по кличке Пахарь в глаза не видели. Сами террористы — малограмотные выходцы из глухих аулов. Четверо задержанных были этапированы из Питера в Москву, здесь с ними работали, но безрезультатно. Еще в Питере эти люди выложили все, что знали.
   Десять дней спустя после питерских событий в редакцию популярной столичной газеты позвонил некий человек, представившийся Георгием, и попросил к телефону обозревателя Светлова, специализирующегося на криминале. Этот Георгий уговорил Светлова встретиться с ним, поскольку, мол, может сообщить нечто такое, от чего у половины населения страны волосы могут встать дыбом.
   Встреча состоялась в тот же день возле метро ВДНХ. Мужчина кавказского типа подошел к журналисту, когда тот, без толку прождав сорок минут, уже собирался уходить. Кавказец извинился за опоздание, дескать, он боится слежки агентов ФСБ, но больше всего опасается мести бандитов и террористов, своих подельников.
   Беседа продолжилась в летнем кафе на территории выставочного комплекса. Георгий не обманул ожиданий. Он поведал Светлову совершенно жуткую, леденящую кровь историю. По его словам, в Москву нелегально приехали несколько террористов, которые готовят взрыв на одной из атомных станций. В настоящий момент преступников двое. Третьим должен стать сам Георгий. А затем, в конце недели, в столицу прибывает Пахарь, руководитель и организатор будущей акции.
   «Я не хочу в этом участвовать, — сказал Георгий. — Поначалу я позарился на большие деньги. Я словно опьянел, но потом, представив последствия, понял, что не смогу взять такой грех на душу. Вот и решил позвонить в газету, потому что доверяю лично вам. А с ФСБ связываться боюсь. Повяжут по рукам и ногам». В доказательство своих утверждений Георгий назвал адрес, по которому якобы проживают преступники. Пообедав, кавказец расплатился и, воровато озираясь по сторонам, ушел.
   Оставшись за столиком в одиночестве, Светлов стал думать, как поступить. Велик соблазн выдать в завтрашнем номере статью под заголовком «Бомба замедленного действия» и сшибить приличный гонорар, а то и прорваться на московское телевидение с собственной авторской программой. Но можно поступить по-другому. Побежать к знакомым из ФСБ и сообщить им о Георгии и террористах. Второй вариант более разумный, — решил Светлов. А друзья из ФСБ оценят рвение журналиста и отплатят добром. Светлов связался по мобильному телефону со знакомым фээсбэшником, взял такси и рванул на Лубянку.
   Рассказ Георгия оказался чистой правдой. На квартире в Новогиреево уже через час были арестованы двое кавказцев с фальшивыми паспортами. В ходе обыска нашли пистолеты, два помповых ружья турецкого производства, пять ручных противотанковых кумулятивных гранат РКГ-3 и автоматные патроны. Светлову же строжайше запретили печатать хоть слово о задержанных террористах и загадочном Георгии. Якобы в интересах следствия.
   Сенсация выскользнула из рук, как живая толстая рыбина. И, вильнув хвостом, ушла в тину. Расстроенный до слез Светлов вынужден был подчиниться: с ФСБ шутки плохи.
   Преступниками оказались два азербайджанца, прибывшие в столицу окольным путем через Казахстан. В столице должна собраться группа из четырех человек. Деталей будущей акции, времени и места ее проведения террористы не знали. Но из разговоров, которые вели между собой их наниматели, поняли: речь идет о взрыве одной из АЭС. Террористы ждали некоего человека по кличке Пахарь, который должен ознакомить их с планом будущей диверсии, обеспечить новыми документами, взрывчаткой и так далее.
   Итак, в Москве повторился питерский вариант.
   А спустя неделю состоялась не слишком удачная операция по захвату террористической группы в Махачкале, в результате которой некоему бандиту по кличке Стерн удалось уйти. Личность Стерна не установлена, отпечатки его пальцев, снятые в автомобиле «Нива», не содержались ни в милицейской картотеке, ни у контрразведчиков. Сведения об этом человеке очень скупы. Кроме фоторобота и отрывочных данных, что сообщила Елена Юдина, других данных на Стерна нет.
   Аналитики ФСБ предположили, что Стерн и не установленный следствием Пахарь — одно и то же лицо. И рассмотрели два варианта развития событий.
   Вариант первый: три группы террористов, питерская, московская и дагестанская, по плану организаторов акции, должны собраться в единое подразделение и действовать сообща, под руководством опытного, матерого главаря. По-видимому, таким главарем должен стать все тот же Стерн. В настоящее время он находится в Москве, ищет безопасные пути к отступлению. Операция практически провалена, и этому Стерну надо спасать шкуру. Вероятность того, что Стерн сможет осуществить акцию в одиночку, практически исключена.
   Вариант второй, логически более вероятный.
   Три группы боевиков, попавшие в руки контрразведчиков, — лишь дымовая завеса, отвлекающий маневр от некой четвертой группы, которая успешно внедрилась и ждет часа, чтобы произвести террористический акт на одной из АЭС. У этой версии есть косвенное подтверждение: слишком уж легко и гладко прошло задержание террористов и в Питере, и в Москве.
 
   — У нас слишком мало фактов, чтобы делать определенные выводы, — констатировал Колчин.
   — Маловато, — согласился Шевцов.
   — И довольно туманна в этом деле роль Евгения Людовича. Это имя, по словам Юдиной, Стерн назвал во сне. И еще слово «пан»...
   Колчин напомнил генералу, что об участии Людовича в подготовке террористического акта свидетельствует и записная книжка, найденная на пепелище в Махачкале. Там записаны какие-то стихи, ничего криминального. Однако по записям, хорошо сохранившимся на последних страницах, эксперты установили личность владельца книжки. Инженер Людович имел допуск на секретные объекты оборонной промышленности. Стало быть, его досье хранится в архиве ФСБ.
   — Я бы отработал этот вариант, — подвел итог Колчин.
   — Сомнительно, — покачал головой Шевцов. — Какая-то книжечка с рукописными стихами. Случайная вещь. Прямой связи между Людовичем и терактом не прослеживается. А разговоры во сне недорого стоят. Между прочим, я тоже во сне иногда разговариваю. Так утверждает моя жена. И бог знает чье имя могу помянуть. Ты видел объективку на Людовича?
   — Видел, — кивнул Колчин.
   — Так вот, этот тип по роду своей профессиональной деятельности не имел отношения к атомной энергетике. Он в наши схемы не вписывается. Инженер-строитель, кандидат технических наук. Автор довольно толковой диссертации о свойствах бетона, его марках. Некоторое время преподавал в профильном институте, занимал должность главного инженера на крупных строительных объектах. Несколько лет назад выехал на ПМЖ в Польшу. Причина — желание жить на родине предков. По отцовской линии Людович поляк. С тех пор о нем ни слуху ни духу... — Шевцов встал из кресла, прошелся по кабинету и наконец решительно произнес: — Ну хорошо. Прощупай родственницу Людовича, наведи справки. Кажется, у него в Москве сестра живет. Или кто... Все данные на Людовича у моего помощника. Короче, разберись.
   — Слушаюсь. — Колчин поднялся.
   — И не забудь про совещание. Будут все члены следственной бригады. Из «Минатома» приглашен Алексей Борисов — ведущий специалист по охране АЭС. И наши ребята, которые занимаются этими объектами, тоже будут. Все, свободен. Руку береги. И впредь не высовывайся!

Глава двадцать первая

   Ближнее Подмосковье. 30 июля
   День выдался жарким и очень хлопотным.
   Стерн с раннего утра крутился на автомобильном рынке в Южном порту, приглядывая относительно приличную, но недорогую машину. После недолгого торга с продавцом темно-коричневого фургона «Газель» ударили по рукам. В ближайшей нотариальной конторе, где оформляли доверенность на фургон, Стерн предъявил новый паспорт на имя Юрия Анатольевича Заславского.
   По этой же ксиве в салоне сотовой связи «Сатурн-М» Стерн купил мобильный телефон, рассудив: лучше потратить сто баксов и спать спокойно, чем пользоваться украденным у Юдиной аппаратом и, словно перепуганная ворона, бояться каждого куста. По дороге в Малаховку он остановился на строительном рынке, долго ходил между рядами. Наконец на задах рынка Стерн нашел, что искал, — толстую цепь, на которой, по уверениям продавца, можно поднять полторы тонны груза.
   — Да мне для собаки, — усмехнулся Стерн. — Она меньше весит.
   Здесь же он купил пенопластовые плиты толщиной в четыре с половиной сантиметра и прочную полимерную пленку. Подогнал «Газель», сложил покупки в машину, расплатился с продавцом. На выезде купил полкубометра вагонки, гвоздей и клея. Оставив фургон на стоянке, заглянул в павильон «Хозяйственные товары». Здесь продавалась всякая всячина, в основном залежалая: пластмассовые ведра, шланги, садовый инвентарь. И вдруг в самом дальнем углу магазина он увидел запыленную детскую коляску. Немодную, с большими колесами, хромированной ручкой, синим верхом из какого-то полимера и декоративными вставками из лиловой непромокаемой ткани. Видимо, в ожидании своего покупателя коляска простояла здесь пару сезонов, и стоять бы ей вечно, если бы не Стерн. Продавец долго выяснял цену коляски, потому что приклеенная к хромированной ручке бирка куда-то потерялась. Наконец Стерн спустил коляску к фургону, запихал ее в кузов, захлопнул задние дверцы.
 
   Проехав километров десять, Стерн остановил машину на обочине возле чахлых сосновых посадок, сквозь которые проглядывали глухие заборы и фасады двухэтажных особняков из красного кирпича. Перепрыгнув неглубокий овраг, он прошел два десятка метров, сел на пригорок, на который молодая сосна отбрасывала ажурную тень. Вытащил трубку мобильного телефона, набрал несколько цифр, международный код и телефонный номер банковского оператора.
   Настало время проверить, перевел ли Зураб, как обещал, деньги на счет Стерна в швейцарском банке. В обещаниях Зураба сомневаться не приходилось, но и проверка не будет лишней.
   Номерной кодированный счет в швейцарском банке — классная вещь. Получить доступ к нему не имеет права даже Интерпол или секретные службы, если нет на руках судебного решения, согласно которому деньги клиента считаются нажитыми преступным путем, а сам счет по решению того же суда должен быть заморожен. Швейцария — это вам не Россия, где по запросу какого-нибудь жалкого налогового инспектора банк в письменном виде выложит все коммерческие тайны вкладчика.
   Трубку сняли, Стерна по-французски поприветствовала женщина-оператор. В ответ он сказал несколько слов тоже по-французски и назвал свой личный код.
   — Простите, вам придется подождать, — ответила женщина. — У вас есть три-четыре минуты?
   — Разумеется, — ответил Стерн. — Я подожду.
   По шоссе мчались автомобили, стрекотали кузнечики. Стерн сидел на прогретой солнцем земле и ждал ответа.
   ...Открыть номерной счет в швейцарском банке, как ни странно, оказалось куда проще, чем в банке немецком или французском, там волокита с проверкой документов и рекомендаций от поручителей занимает куда больше времени.
   Стерн приехал в Цюрих в апреле. Здесь его ждал Зураб, который был солидным клиентом одного из местных банков. Зураб и дал Стерну устную рекомендацию, которая требовалась в таких случаях. Вторую рекомендацию, уже письменную, получили от адвокатской конторы «Браун и сыновья», представлявшей в Швейцарии интересы Зураба. Документы, подтверждающие личность Стерна, а в то время он пользовался вполне надежным паспортом Ива Бришана, гражданина Франции, управляющий банка спросил один-единственный раз. В тот самый первый день, когда Стерн заполнял стандартную анкету, где на английском языке указывал свое имя, место жительства, гражданство, валюту, в которой открывался счет.
   «Господа, для открытия номерного счета требуется, как минимум, двадцать тысяч долларов», — предупредил управляющий. «Наш первый взнос — сто тысяч», — ответил Зураб.
   «Чтобы распоряжаться деньгами на расстоянии, вы можете общаться с банком через одного из своих рекомендателей, — продолжил инструктаж управляющий, — или представителей резидентов банка. А также воспользоваться факсовой или телексовой связью с предварительным уведомлением по телефону. Это самый надежный, проверенный способ». — «Я путешествую по миру, бываю в таких странах, где телефон трудно найти, а факсов люди в глаза не видели, — ответил Стерн. — Поэтому мы будем общаться только по телефону».
   Три дня Стерн и Зураб ожидали в местной гостинице официального ответа из банка. Наконец им сообщили, что документы проверены и клиенты могут прийти, чтобы завершить формальности. С этого момента Стерну не требовался ни паспорт, ни личное присутствие для того, чтобы пользоваться своими деньгами. Его имя и фамилия были превращены в некое кодовое значение, известное только самому Стерну и двум высокопоставленным работникам банка.
   «Всего-то три дня ждали, — сказал Зураб за ужином. — Русские, чтобы открыть счет на несколько миллионов долларов, ждут неделю. И чаще всего получают пинка под зад...»
   ...В трубке послышались какие-то шорохи, и уже мужчина поздоровался со Стерном, но своего имени не назвал, только вежливо попросил собеседника еще раз повторить код. Стерн назвал комбинации цифр и букв, вызубренные им как таблица умножения.
   — Вы слушаете меня? — спросил мужчина.
   — Внимательно слушаю, — ответил Стерн.
   Собеседник медленно, делая паузы в несколько секунд, продиктовал длинную комбинацию цифр — кодовое значение денежного перечисления и суммы, зачисленной на номерной счет. Стерн помимо воли улыбнулся. Итак, он стал миллионером.
   — Будут ли какие-то поручения? — спросил управляющий.
   — Пока поручений не будет, — сказал Стерн, понимая, что сейчас ему следует рассчитывать только на самого себя и забыть до поры до времени о существовании счета в Швейцарии.
   — Спасибо за звонок.
   — И вам спасибо, — ответил Стерн по-французски и дал отбой.
   Он поднялся, опустил трубку в карман пиджака, стряхнул с брюк сухие сосновые иглы и медленно зашагал к фургону.
 
   Подмосковье, Малаховка. 30 июля
   Через полчаса он остановил фургон перед знакомым забором, выбрался из машины. Хотел уже толкнуть калитку, но тут увидел сквозь дырки почтового ящика белый конверт. Ржавый замочек на почтовом ящике не был заперт, свободно болтался в петлях. Стерн осторожно снял его, вытащил из ящика письмо, стал рассматривать конверт: вместо обратного адреса — номер ИТК, исправительно-трудовой колонии, вместо марки — затертый штемпель. Стерн сунул конверт в карман, повесил замок на место.
   Он вошел на участок и остановился. Из сарая доносилось металлическое постукивание. Видимо, Василич, по своему обыкновению, боролся с похмельем трудотерапией. Стоя у верстака, распиливал или выпрямлял очередную ржавую железку, найденную на дороге. Деликатно постучав в дверь, Стерн вошел в сарай, поинтересовался самочувствием хозяина.
   Можно было и не спрашивать, Василич выглядел не блестяще: лицо отечное, мешки под глазами. Голый по пояс, в матерчатых рукавицах, он стоял у верстака с ножовкой на изготовку.
   — Так себе самочувствие...
   — Ничего, — успокоил Стерн. — Мы это поправим. Сейчас переоденусь и схожу в магазин. А ты пока...
   Он объявил, что для Василича есть срочная, но денежная работа: нужно обложить пенопластовыми плитами грузовой отсек «Газели», поверх них пустить полимерную пленку, а потом обшить все это дело вагонкой.
   — Работа для мастера на один вечер, — сказал Стерн. — Сегодня все и закончишь. По рукам?
   Василич снял матерчатые рукавицы, развязал тесемки фартука и задумчиво почесал затылок. Стерн открыл ворота, загнал на участок машину, открыл задние дверцы, показал рукой на доски, пенопласт и пленку. Затем вытащил из фургона детскую коляску, зажатую между досками и пенопластовыми панелями. Поставил ее на траву. Присев на корточки, стал тряпкой стирать пыль с хромированных деталей, колес и пластикового верха.
   — Коляска-то для кого? — спросил хозяин.
   — Собираюсь скоро отцом стать. Вот и готовлюсь к этому делу. Потихоньку. Коляску купил. Нравится?
   — Коляска как коляска, — равнодушно ответил Василич. — Ты ведь вроде не женат.
   — Вообще-то я женат. Но брак не регистрировал.
   Василич, сбитый с толку, покачал головой.
   — Ну, берешься за работу? — спросил Стерн. — В кабине дрель и длинные шурупы.
   — Вагонка сырая.
   — Черт с ней.
   Хозяин решился на главный вопрос.
   — Сколько?
   — Если до вечера сделаешь — сто долларов, — объявил Стерн.
   — Годится. Сделаем. В лучшем виде. Собирайся в магазин.
   Стерн подкатил коляску к дому, поднял ее на ступеньки крыльца. Закатил в проходную комнату и оставил стоять у окна. Отпер свою комнату и тихо выругался.
   Перед отъездом в Москву он положил возле самого порога, между второй и третьей половицей, кусочек бумаги. Если бумажка будет лежать, где лежала, значит, Василич сюда не заглядывал. Сейчас тот бумажный клок отлетел аж под железную койку. Ветром, сквозняком бумагу сдуть не могло, форточка в комнате Стерна и окна в доме закрыты.