– Я все-таки пойду, – Бобрик поднялся, его деятельная натура протестовала против бессмысленного сидения на месте. – Схожу к этому бородатому черту. Блин, он мобильники презирает. Каменный век.
Прикрыв дверь, он вышел за порог и двинулся по едва приметной тропинке вдоль камышовых зарослей.
***
Рыбников пришел в себя, испытав странное ощущение: будто кто-то венчиком травинки водил у него под носом и по подбородку. Это капельки крови из разбитого рта и носа, стекали вниз, щекотали кожу под усами и бородой. Он открыл глаза, оттолкнувшись рукой от досок, сел, привалившись к стене. Мужик в костюме и модных туфлях сидел рядом на стуле и листал какую-то книжечку в красочном переплете. Другой мужик слонялся по комнате, разглядывал фотографии в рамках, поделки из дерева, выставленные в серванте и два ружья, висевшие на противоположной стене. Со стола сорвали кленку, по всей комнате раскатились снаряженные ружейные патроны, пустые гильзы, мелкие шарики дроби. По крашенным половицам рассыпан черный порох, блестят капсюли от патронов.
За столом сидел долговязый сутулый парень, включив переносной компьютер и какую-то штуковину, напоминающую миниатюрный телевизор, он уставился на экран монитора и механически, как заведенный болванчик, качал головой.
– Сигнал мобильника окончательно пропал и больше не появляется, – Ландау поправил очки с толстыми стеклами. – Но все сходится, ошибки нет. Сигнал шел именно отсюда. Плюс минус пятьсот метров: это помехи и погрешность системы Джи Пи Эс, которая всегда немного врет.
– Ландау, подумай еще раз: ты ничего не напутал? – Месяц сделал круг по комнате.
– Сигнал телефона оборвался, как только закончился телефонный разговор, – Ландау запустил в курчавые темные волосы пятерню, поскреб ногтями затылок. – Нет сигнала. Вот и все. Чего тут напутаешь?
– Хватит валяться, как свинья вареная, – сказал Месяц и пнул лесника ногой в бедро. Достал фотографию Бобрика, сунул ему под нос. – Узнаешь эту сволочь, а? Он гостит где-то здесь. По твоему приглашению, да? Не слышу.
– У нас тут народу много, – ответил Рыбников. – Сезон на уток. И ко мне на доклад охотники не ходят. Если бы я каждого помнил в лицо…
Рыбников застонал от боли, это Месяц ударил его в живот подметкой ботинка, наклонился и, собрав во рту побольше слюны, плюнул в лицо.
– Мы не для того триста верст отмахали, чтобы это говно хавать, – крикнул он. – Сраный псих, которого ты защищаешь, все рано не жилец. Он у многих людей большие бабки закрысил. А меня чуть по миру не пустил. И сделал инвалидом на всю жизнь. Зачем тебе с ним рядом в могилу ложиться? Ты ведь видел этого парня? Эта сука где-то здесь?
– Хрен знает.
– Ну, посмотри внимательнее. На карточке он выглядит немного моложе, но узнать можно. И перестань стонать, как баба, не так уж тебе и больно. У нас мало времени. Ну, вспоминай, тварь. Животное.
Рыбников делал вид, будто разглядывает фотографию. На самом деле он очень смутно видел изображение на бумаге. Правый глаз затек и почти совсем закрылся, кроме того, из рассечения над бровью под веки здорового глаза попадала кровь, взгляд туманили слезы, с которыми лесник не мог справиться. Он попытался поднять правую руку, протереть глаз, но не смог. Сломанное предплечье онемело и налилось неподъемной тяжестью, будто в руку вкололи лошадиную дозу новокаина, а потом привязали к ней пудовую гирю. Левая рука, кажется, была цела, но Рыбников не решался оторвать ее от пола, он боялся, что потеряет равновесие, завалится на бок и уже не сможет подняться. Он моргал глазами, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями, найти какой-то спасительный выход. Но ни одной путной мысли в голову не лезло.
– Я ни хрена не вижу, – сглотнув кровь, сказал он. – Зрение совсем ни того… Село.
Месяц выругался, вышел в сени. Вернулся с черпаком, выплеснув воду в лицо Рыбникова, снова поднес карточку к его носу.
– Это твой последний шанс. Слышь ты, сраный тупой идиот.
Краснопольский поднялся на ноги. Повесил пиджак на спинку стула и по локоть закатал рукава рубашки, наклонился к леснику, что-то прошептал ему на ухо и громко сказал:
– Мне не хочется этого делать, но я это сделаю. Ну, как? Нравится тебе такая процедура.
– Не очень, – ответил Рыбников. – Приятнее кусок дерьма понюхать. Или поцеловать того ублюдка, которого моя бывшая жена родила от негра. Только забил я на тебя, гнида.
– Напрасно теряем время. Он по-хорошему не понимает.
Краснопольский, отодвинув от стены ящик для обуви, поднял с полу ржавый шиферный гвоздь, ждавший своего часа с незапамятных времен. Повертев гвоздь в руке, обмотал широкую шляпку носовым платком. Зажал гвоздь в руке между безымянным и средним пальцами, уперев шляпку в ладонь, и шагнул к Рыбникову.
Ландау, наблюдавший за этими манипуляциями, испытал первые позывы тошноты. Услышав крик, он отвернулся к окну, стал внимательно разглядывать макушки дальних сосен. Не впервые он становился свидетелем человеческих мучений. И всякий раз боялся, что, не выдержав этого зрелища, криков, вида и запаха крови, жестоких побоев, сам блевонет или у всех на глазах грохнется в обморок. Поэтому, отключаясь от действительности, старался ничего не видеть и не слышать. Ландау не понимал людей, которые могли спасти себе жизнь, но почему-то не хотели для этого пальцем пошевелить.
Какой смысл переть против грубой силы, если этой силе ты ничего не можешь противопоставить? Зачем прятать человека, которого с твоей помощью или без нее все равно найдут и грохнут? Какой смысл мучиться, строить из себя крутого парня, когда есть шанс выторговать жизнь? Упертость этого лесника выше человеческого понимания. Здравый смысл, простая логика отступают на задний план. Глупо все это и ни кошерно. Ни кошерно… Лес беспокойно шумел, на небо наползли лохматые облака, брызнули редкие капли дождя. Парни Месяца и Фомин попрятались в машины.
Глава десятая
Когда все звуки стихли, Ландау оглянулся назад.
Месяц отошел в дальний угол, встав возле русской печки, замер, прижал лоб к кирпичам. Краснопольский, бросив на пол шиферный гвоздь и носовой платок, сидел на стуле, обмахиваясь старой газетой, его лицо блестело от пота. Кажется, он совсем выбился из сил, но все труды пропали даром. Рыбников в рубахе, залитой кровью с ворота до живота, лежал на боку вдоль стены, лицо посинело и опухло от побоев, потеряв человеческие очертания. Изо рта лезла какая-то белая дрянь, похожая на отрыжку новорожденного. Кажется, лесник уже не понимал, где он находится и что с ним произошло. Если в таком состоянии Рыбников встретит свою смерть, он ее даже не узнает.
– Где мои ноги? – неожиданно громким и ясным голосом спросил он. – Я не чувствую ног. Помогите мне.
– Поздно помогать, – отозвался Краснопольский. – Пошел в задницу.
– Но я не чувствую ног…
– Подрочи, тогда почувствуешь, – с досады Краснопольский плюнул на пол. – Сраная крыса. Ублюдок.
Больше лесник не подал голоса, поджав колени к груди, он обхватил ладонями живот, пригнул голову.
– Может, оно и к лучшему, – сказал Краснопольский, убеждая не Месяца, а себя самого. Он надел пиджак, подошел к окну и, отдернув занавеску, стал смотреть на серое небо. – Бобрик приедет на стрелку в придорожном шалмане. Думаю, что придет… Хрен с ним, подождем до вечера.
– Конечно, подождем, – Месяц продолжал неподвижно стоять у печки. – Зря ты его так сразу… Этим чертовым гвоздем. Надо было медленно, потихоньку.
– Потихоньку я умею только с бабами, – ответил Приз. – Потихоньку… Это как? Может этому леснику еще за пивом сбегать. Или телку подогнать с большими сиськами. Потихоньку…
Месяц вздохнул и промолчал.
– Если я вам не нужен, выйду на воздух, – заерзал на стуле Ландау. – Меня что-то… Живот прихватило…
И не успел закончить фразу, оборвав ее на полуслове. Периферийным зрением он заметил слабый дрожащий огонек. Перевел взгляд на лесника и вздрогнул, будто к ляжке приложили оголенный электрический провод. В руке Рыбников сжимал горящую зажигалку. Кажется, огонек готов был погаснуть, но почему-то не гас. Ландау хотел крикнуть, но потерял дар речи.
– Эй, – Ландау вскочил, опрокинув стул, не зная, что делать дальше, толкнул стол, уронил на пол компьютер. – Ай… Он, гад…
Рыбников вытянул руку, огонек лизнул россыпь пороха на полу. Краснопольский обернулся назад, пулей рванул к двери, за ним устремился Месяц. Порох вспыхнул голубоватым пламенем, зашипел, начал постреливать, наполняя комнату густым кислым дымом. Последним из дома выскочил Ландау. В сенях он споткнулся об убитую собаку, влетев носом в бочку, в кровь разбил лицо и потерял очки. С крыльца он, поджав ноги, сиганул в заросли крапивы и, утонув в них, заорал благим матом. Краснопольский и Месяц, успевшие забежать за ограду, теперь наблюдали за происходящим с безопасного расстояния. Вот из крапивы показалась морда Ландау, покрытая пороховой гарью, перекошенная от ужаса и боли. Прихрамывая на одну ногу, он заспешил к машинам, но снова упал, зацепившись ногой за деревянное колесо, валявшееся на пути.
Через минуту огонь охватил большую всю комнату, посыпались стекла, из оконных проемов вылезли огненные языки, лизнули край крыши. Захлопали ружейные патроны, снаряженные Рыбниковым.
– Ну и сука этот лесник, – Месяц вытер рукавом горячее лицо. – Хотел и нас поджарить.
– Надо уезжать, – сказал Краснопольский. – Дым издали виден.
Он повернул голову, увидел незнакомого мужика, в ватнике и серой кепочке. Мужик неторопливо шагал от леса к горящему дому. Остановившись перед приезжими, снял кепку, вежливо поздоровался и представился: Василий Павлович.
– Можно просто Василий, – добавил он. – Смотрю, сильно горит. Я другой дорогой шел, краем леса. Дым заметил и сюда свернул. Рыбникова не видели? Может он в доме?
– Не знаем, – покачал головой Месяц. – Когда мы подъехали, уже горело. Вот он, – Месяц показал пальцем на закопченную физиономию Ландау, – он в дом сунулся. Парень просто герой. Но куда там… Сплошной огонь.
– Вообще-то Рыбников дома сидеть не любит, – вслух мужик отвечал на собственные мысли. – Все по лесу болтается. Да и выскочить он успел бы, когда дом загорелся. Точно… Собаки нет, значит, в лесу Рыбников. Слава богу. Ничего, скоро прибежит. Дым увидит – и сюда.
– А ты сам кто будешь? – спросил Месяц.
– Ну, я тут вроде как проводник. При одном охотнике, – Василий многозначительно поднял кверху кривой палец. – Человек из самой Москвы приехал. Уток стрелять. Вот я ему уже второй год показываю места. Он очень крупный начальник. Просто очень крупный. Может запросто билет куда угодно достать. В любой город, на любой поезд. Только попроси. У нас с ним большой шалаш в лесу и еще палатка в человечий рост. Сам сейчас домой иду, в Макеевку. Жена болеет. Хозяин отпустил меня. Ну, туда и обратно.
– А далеко до твоей Макеевки?
– Верст пятнадцать, к вечеру обернусь, – пообещал Василий. – Заодно уж и пожарникам позвоню. У нас там телефон имеется. А вы тут какими судьбами? Пострелять или как?
Мужик загляделся на иностранные автомобили и поцокал языком, прикидывая, каких несметных деньжищ стоят эти игрушки. Краснопольский шагнул вперед, не дав Месяцу раскрыть пасть.
– Мы за товарищем приехали, хотели его на свадьбу позвать, – сказал Приз, пряча за спину руки, забрызганные кровью. – Он гостит со своей девчонкой где-то здесь, чистым воздухом дышит. Но лес большой. Вот решили у вашего Рыбникова справки навести, где наш друг обретается. А тут такое несчастье. Пожар. Ты, Василий, тут случайно парня с девкой не видел? Ее Лена зовут. А его Саша.
– Девку видел, – радостно кивнул мужик. – Только имени не спросил. Вчера на вечерней зорьке она к реке за водой ходила. А я на другом берегу в камышах сидел. Гости всегда в избушке обретаются. Правильно сказать, в гостевом домике. Лесничество вроде как для своих дом построило. Для гостей специально. Охотники в ту избушку не заглядывают. Потому как она от другого ведомства. Это – лесничество, а то – охотничье хозяйство. Разные вещи. Понимать надо.
– Как не понять, – словоохотливость Василия начинала раздражать Краснопольского, душой которого уже овладел азарт охотника: добыча где-то рядом, а судьба дарит еще один верный шанс. – Так как его найти?
– Вот открытое место перейдете, а там камыши начинаются, – мужик показал рукой, куда идти. – Прямо вдоль реки и шуруйте. Тут версты три-четыре, не больше. Одним словом – рядом. Мимо не пройдете. Только на машинах туда не доедите. Застрянете в болоте. Надо пешком.
Месяц с тоской посмотрел на небо, затянутое низкими облаками. Пожалуй, дождь зарядил на весь день.
***
Бобрик топал по узкой тропинке, глядя себе под ноги, поэтому дым над камышами заметил только в ту минуту, когда впереди один за другим без остановки захлопали охваченные огнем ружейные патроны. Пальбы стихла через минуту, но дымный столб сделался шире и темнее. Дождь, который едва накрапывал, когда Бобрик вышел из сторожки, постепенно набирал силу. На минуту Сашка остановился, стараясь понять, что происходит. Похоже на пожар, или Рыбников, прошлый раз грозившийся сжечь старые автомобильные покрышки, сваленные за домом, выполнил свое обещание. Но откуда тогда ружейные выстрелы? В душе копошились недобрые предчувствия, но сейчас не было времени разбираться в тонких материях.
До избы Рыбникова оставалось еще километра полтора или около того, Бобрик сначала прибавил шагу, но быстро перешел на бег. Тропинка сделалась совсем незаметной, она уходила вправо от реки, к опушке леса, а потом, изгибаясь и петляя, снова возвращалась к берегу. Если взять напрямик, через камыши, пожалуй, можно выгадать несколько драгоценных минут. С курса трудно сбиться, столб дыма поднимался высоко. Свернув с тропинки, Бобрик зашагал вперед, раздвигая руками высокие стебли и осоку, но быстро понял, что совершил ошибку, пустившись напрямик. Почва под ногами оказалась вязкая, стоило замедлить темп ходьбы, кеды глубоко увязали в отложениях ила, а быстро шагать по этому болоту, нет никакой возможности.
Выбравшись на сухое место, он передохнул минуту, и замерил, что не приближается к своей цели, а отдаляется от нее. Теперь дымный столб находился не прямо по курсу, а справа, на фоне темных облаков он стал едва заметен. Пришла запоздалая мысль, что надо бы повернуть обратно, поискать тропинку, а дальше по ней… Впрочем, неизвестно, где теперь ее теперь искать. Бобрик плюнул и зашагал вперед, надеясь выйти к реке. Высокая трава больно врезалась в ладони, камышовые заросли сделались гуще, на пути попадались кусты и молодые низкорослые деревца. Прямо из-под ноги вспорхнула жирная утка с темным оперением, тяжело захлопав крыльями, взмыла в небо и пропала. Бобрик, испугавшись утки, вздрогнул от неожиданности и остановился.
Дождевые капли падали на лицо, стекая за ворот рубахи, щекотали подбородок и шею. За шумом дождя совсем не слышно реки – это плохо. Почувствовав, что ноги быстро уходят в болотистую почву, он резво взял с места, высоко поднимая колени и вспоминая предупреждения Рыбникова: далеко в камыши не суйся, хуже нет в них заблудиться. От быстрой ходьбы и борьбы с травой и камышом Бобрик выдохся, как воздушный шарик. Наткнувшись на сухое место, упал грудью в высокую траву и пролежал так хоть целый час, но страшные мысли заставили его подняться и двинуть дальше. Теперь он был уверен, что утренний телефонный звонок Игоря и пожар в доме лесника – вещи взаимосвязанные. Какая-то беда случалась с Рыбниковым. Но какая? Что могло произойти?
***
По раскисшей от дождя тропинке пришлось идти гуськом. Первым шагал Месяц с двумя своими парнями, шествие замыкал Приз. Фомин и Ландау остались у догорающего дома лесника, чтобы стеречь автомобили.
Месяц, держа в правой руке самозарядный карабин Симонова, левой рукой то и дело взмахивал в воздухе, чтобы сохранить равновесие и не грохнуться в грязь. Дорогие лаковые ботинки на гладкой кожаной подошве скользили по глине и мокрой траве, словно по льду, шикарный костюм, купленный по случаю в Москве, промокнув насквозь, облепил тело, галстук болтался на шее как мокрая тряпка. Пару раз Месяц, не устояв на ногах, падал на землю, и его парни помогали боссу подняться. Злой как черт, Месяц матерился и плелся дальше.
– Как же больно он умрет, – повторял Месяц. – Для начала я ему выверну прямую кишку. Как чулок. И опасной бритвой порежу ее на ленточки.
Месяц поскользнулся, едва не упал.
– Мать его… Сраный ублюдок. Подонок.
– Ничего, Анатолий Иванович, скоро уж дойдем, – подбодрил босса один из его парней.
– Ничего – это у меня в моей заднице, – огрызнулся Месяц. – И в твоей голове. Иди вперед, умник.
Справа сплошной стеной стояли заросли камыша и осоки, слева поднимался пологий склон холма, заросший деревьями и молодым кустарником, за холмом начинался густой еловый лес. Краснопольский шагал осторожно, словно по минному полю, в ботинках хлюпала вода, а душу терзали недобрые предчувствия и нерастраченная злость. Черт его угораздил связаться с этим вахлаком Месяцем и доморощенным гением Ландау, который на деле оказался обычным компьютерным придурком, не сумевшим установить точное местонахождения Бобрика. Дождь разошелся не на шутку, осоку трепал налетавший порывами ветер, кажется, за этой травой и камышами кто-то прятался.
Приз успокаивал себя тем, что снять с хвоста Месяца и его компанию не было никакой возможности, пришлось играть по чужим правилам, но эта партия обязательно кончится в его пользу. И пока все идет не так уж плохо. Бобрик где-то рядом, возможно, за следующим поворотом покажется крыша той самой избушки. И тогда… Тогда все дерьмо кончится. В этот серый дождливый день Бобрик никого не ждет в гости. Можно только догадываться, как он обрадуется, увидев старого знакомого Месяца, мечтающего прямо на месте получить должок, рассчитаться за отстрелянный палец, сожженные дом и автомобиль. Кончина лесника Рыбникова, изувеченного и заживо сгоревшего в своей хибаре, покажется Бобрику ангельской смертью. Но сначала, как и было оговорено, Приз задаст парню несколько вопросов. И сделает все, чтобы ответы оказались честными.
Остановившись, Краснопольский запустил руку в карман, вытащил зажигалку и мятую пачку сигарет, склонил голову, чтобы прикурить. Ружейный выстрел из двух стволов грянул в ту секунду, когда огонек зажигалки коснулся кончика сигареты. Вздрогнув, Приз выплюнул сигарету, оглянулся по сторонам, стараясь понять, откуда стреляли. Месяц и его парни тоже замерли на месте, прислушались и осмотрелись. Раздался короткий крик, и все смолкло. Краснопольский передернул затвор пистолета, готовый защищаться. Но не было никакой угрозы. По-прежнему, слышен лишь шум дождя, колышется, шуршит на ветру камыш.
– Блин, кто стрелял? – Месяц дико озирался по сторонам. – Суки… Да, похоже, стволы есть не только у нас.
– Где-то рядом охотник, – ответил один из парней. – Язви его душу. Пальнул и заорал. С досады. Видно, промазал.
– Мы премся, как бараны на заклание, – Краснопольский шагнул вперед, он старался вспомнить имена подручных Месяца. – Всем чохом.
Высокого чернявого парня в синем спортивном костюме, кажется, зовут Алексеем, но все кличут его Кеглей. Сходство и правда есть, у него маленькая круглая голова и узкие покатые плечи. Со стороны пацан напоминает огромную кеглю на двух ногах. А того, что поменьше ростом, с пышной гривой кудрявых волос, одетого в белый свитер и голубе джинсы, называют Зачесом. Этот таскает с собой пятизарядное помповое ружье двенадцатого калибра и охотничий нож, похожий на тот, которым супермен Рембо резал глотки своим обидчикам. Впрочем, нож – это так, сплошное баловство, страшная на вид, но бесполезная по жизни игрушка. А вот ружье – серьезная штука, чего доброго, малый пальнет из своей дуры, уложит Бобрика наповал. А потом задавай свои вопросы покойнику. Зачеса нельзя упускать из вида.
– Предлагаю такой вариант, – Приз показал стволом пистолета на пологий склон. – Здесь, внизу, мы как слепые. Мы с Зачесом поднимемся туда и пойдем поверху. Со склона можно увидеть все, что надо. А вы вдвоем идите тропинкой.
– Я бы тоже поверху пошел, – вздохнул Месяц. – Но в моих прохарях это нереально. Я по тропинке едва ползу. Блядский дождь. Что б он… Что б его… – Ладно, пошли, – Зачес, переложив ружье в левую руку, начал подниматься наверх. Чтобы не упасть, он наклонил корпус вперед и ставил ноги елочкой.
***
Болото все не кончалось, дождь припустил еще сильнее, под его каплями шуршали стебли травы, мешая определить, где же река, теперь след дымного столба едва угадывался в темно сером небе, готовый совсем исчезнуть. Отдышавшись, Бобрик снова взял верное направление, но в высоких камышах быстро потерял след дыма и через пять минут вернулся к березке с обломанными ветками, у этого деревца он уже останавливался и отдыхал. Какая-то неведомая сила кружила его по болоту, заставляя возвращаться в те места, где он уже был.
Рыбников рассказывал, что в прежние времена тут стояли деревья, затем лес, якобы пораженный жучком, вырубили, и появилось болото, которое год от года расширяется, забирает новые куски суши. Поэтому ноги цепляются за корни деревьев, а на пути то вырастают высокие пни. Дважды Бобрик проваливался в глубокие промоины между дернинами, уходил в черную гнилую воду с головой, и думал, что уже не выберется живым из этой ловушки. Но, цепляясь руками за стебли камыша, все же вылезал на поверхность, отдыхал минуту и осторожно шагал дальше. Теперь сухих мест не попадалось, торф, размокнув под дождем, сделался рыхлым, похожим на губку, пропитанную черной водой. Дым развеял по небу холодный северный ветер.
Бобрик выскочил на тропинку неожиданно, просто, раздвинув камыши руками, шагнул на твердую почву. Впереди поднимался невысокий склон, за которым начинался лес. Дом лесника направо. Перед тем, как двинуться в путь, Бобрик оглядел себя. Он выглядел страшнее черта: промокшие насквозь рубаха и штаны сделались бурыми от торфяной жижи, на лице грязь, на ушах висят стебли прелой травы.
– Тьфу, черт. Господи…
Бобрик потер стекло часов ладонью, выходит, от блуждал по болоту какие-то жалкие четверть часа или чуть дольше. Наглотался гнилой воды, едва не утонул… Кажется, целая вечность прошла. Услышав мужские голоса, он замер на месте. Голоса сделались ближе. Он ясно слышал свое имя, несколько ругательств и слово «лесник». И голоса вроде бы знакомые. Только не сразу вспомнишь чьи. Если бы не дождь, Бобрик разобрал каждую фразу, каждое слово. В следующее мгновение лязгнул затвор. Этот звук ни с чем не спутаешь. Одно из двух: это автомат или карабин. Какая-то сила толкнула Бобрика в грудь, заставив отступить назад, скрыться в камышовых зарослях. Ошибки быть не может, эти мужики пришли по его душу. И направляются к сторожке, где скучает Ленка. Но как нашли его? Как пробили?
Времени на долгие раздумья уже не оставалось.
Бобрик бросился вперед по камышам в обратном направлении. Те мужики, кажется, никуда не спешат, хоть и топают по сухому месту, он должен оказаться на месте раньше. Бобрик бежал вдоль тропинки, стараясь не сбиться с курса, не потерять из виду прибрежный склон. Даже не бежал, летел над кислой торфяной почвой. Мысли одна страшнее другой гнали его вперед. Вспомнилось, что вчера Рыбников пришел в избушку с ружьем. А когда собрался обратно, сказал, что оставит двустволку и патроны с картечью. Бобрик спросил, какого калибра ружье и чем снаряжены патроны. «Шестнадцатый калибр – это не то, – отказался Бобрик. – И патроны с крупной дробью годятся на лесного зверя, не на уток». Черт его дернул за язык. «Лады, завтра подходящее ружьецо принесу, и патроны закатаю мелкой дробью, – легко согласился Рыбников. – Может, утку подстрелишь».
«Ружье не взял, ружье не взял», – стучало в голове. Теперь чем отбиваться? Перочинным ножичком или березовым прутиком?
Ноги налились свинцовой тяжестью, Бобрик, чувствуя, что задыхается, сбавил темп, остановился возле гнутой ольхи. Ухватился за ствол, чтобы не упасть от усталости и боли в ногах. От напряжения из носа пошла кровь, Бобрик растер ее ладонью по грязному лицу, отлепившись от осины, шагнул вперед и остановился. Прямо перед ним стоял мужик в брезентовой куртке и высоких болотных сапогах, на ремне патронташ и охотничья сумка. В левой руке ружье двенадцатого калибра с вертикально спаренными стволами. Капюшон сполз с головы, дождевые капли падали на коротко стриженую голову охотника, но он не обращал на это неудобство никакого внимания. Выпучив глаза, пялился на незнакомца.
Охотник видел грязного с ног до головы оборванца, на ушах которого висела гнилая трава, по чумазой физиономии размазана кровь. Морда перекошена от напряжения, будто сведена судорогой, глаза блестят, как фары дальнего света, из полуоткрытого рта капает слюна. Отвисшая челюсть дрожит. Судя по виду, полный псих и отморозок. Или того хуже, беглый убийца, маньяк, уже загубивший ни одну человеческую душу. Похож на выходца с того света. Даже не поймешь, сколько лет этому ублюдку. Может, семнадцать. А, может, все семьдесят. Охотник, не зная, что предпринять в этой критической дикой ситуации, отступил назад, чувствуя, что ноги онемели от страха, сделались ватными, а в пятках появился странный зуд.
Бобрик, словно обрадованный неожиданной встречей, шагнул к мужику, растопырил пальцы и выставил руки вперед.
– Дай мне свое ружье, – Бобрик говорил хриплым шепотом, будто на шею ему накинули удавку и крепко стянули ее концы. – За мной гонятся бандиты. Дай мне ружью.