– Еще чего… Выкуси.
Мужчина сделал еще один шаг назад, положил палец на спусковые крючки, хотел поднять ствол, чтобы взять эту падаль на мушку, отпугнуть лили пристрелить, но не успел выполнить задуманное. Бобрик, словно угадав чужие мысли, рванулся вперед, мертвой хваткой вцепился в ствол и цевье, дернул оружие на себя.
– Дай ружье, гнида, тебе говорят, – прошептал он. – Дай сюда.
– Пошел на хрен, – прошипел в ответ охотник, потянув оружие к себе. – Отпусти, собака драная. Убью…
– Дай сюда, гад… За мной гонятся.
– Плевать, – сверкнув глазами, охотник плюнул, целя в лицо Бобрика. Плево повис на плече. – Сука, уйди по-хорошему.
– Отдай пушку, сволочь. Перхоть…
Силы, покинувшие Бобрика минуту назад, вернулись. Он так дернул ружье, что едва не вырвал его из рук противника. Охотник оказался не самым хлипким мужиком, к тому же он быстро очухался от первого испуга. Поднатужившись, он потянул ружье на себя, пальцы, лежавшие на спусковых крючках согнулись. Ружье жахнуло сразу из двух стволов, мелкая дробь срезала стебли камыша. Бобрик от неожиданности ослабил хватку, но уже в следующую секунду налетел на противника грудью, поставив подножку, сбил его с ног, повалив в болотную жижу.
– Помогите, – заорал мужик во всю глотку. – Люди, помо…
Бобрик, схватив охотника за жилистую глотку, сжал пальцы. Зачерпнул пригоршню жидкой грязи, вывалил ее в открытый рот мужика и залепил рот ладонью.
– Нравится, сука? – прошипел Бобрик. – Жри…
Драка в партере продолжалась несколько коротких секунд, охотник совершил главный промах. Вместо того чтобы отпустить бесполезное ружье и отмахнуться от противника кулаком, он еще сильнее сжал стволы и шейку приклада, позволив Бобрику сесть себе на грудь, сдавить ее бедрами.
Три коротких замаха, три прицельных и мощных удара по лицу, и все кончено. Мужик, языком выпихивая изо рта грязь, лежал в черной жиже. Он закрыл глаза и, широко раздувая ноздри, дышал носом, будто видел кошмарный сон, но не мог проснуться. Бобрик снял с охотника бинокль и повесил себе на грудь. Подумал секунду, и бросил бинокль в воду: лишняя тяжесть. Сшитый из мягкой юфти и непромокаемой ткани большой ягдташ с бахромой и множеством карманов оказался пустым, если не считать плоской фляжки с коньяком, нескольких бутербродов, завернутых в вощеную бумагу, ножа с деревянной рукояткой и коротким клинком и еще кое-каких никчемных сейчас мелочей.
Бобрик, сделав из фляжки добрый глоток коньяка, отбросил ягдташ подальше в сторону. Расстегнул ремень охотника, нацепил его на себя, плотно застегнул. Проверил два двухрядных патронташа, сшитых из свиной кожи. В правом – патроны с мелкой дробью, в левом, судя по маркировке на гильзах, дробь средняя и крупная. Шесть крайних патронов снаряжены картечью. Это хорошо. Шесть патронов – это лучше, чем ничего. Гораздо лучше. Бобрик загнал патроны в патронник, тыльной стороной ладони взвел курки, положил ружье на смятые камыши.
Еще куртяга… Ее тоже не мешает забрать. Бобрик тяжело засопел, переворачивая охотника со спины на бок и выдергивая его руки из рукавов брезентовой куртки. Вот теперь все нормально, он натянул на голову капюшон, засучил рукава. Подняв ружье, ткнул стволом в горло охотника, уже открывшего глаза.
– Слышь ты, скотина, – сказал Бобрик. – Лежи тут еще полчаса и не чирикай. Если пикнешь или вздумаешь свалить раньше хоть на минуту… Пощады не жди. Догоню и кончу. Башку отстрелю на хрен. Понял меня, гад?
Охотник молча кивнул головой.
***
Гостевой домик оказался ветхой лачугой с шиферной крышей, местами поросшей мохом. Короткая труба пускала серенький дымок, значит, внутри кто-то есть, сидит у печки или разогревает обед. Краснопольский подумал, что ненастная погода, этот дождь, зарядивший с утра, сейчас на руку.
Остановившись, Приз прислонился плечом к сосне, с этой позиции, с откоса, вся картина как на ладони. Справа камышовые заросли, по ним к реке спускается узкая тропинка. В сторону леса выходит одно окно, видимо второе окно – на реку. Внизу по тропинке к дому приближались Месяц с Кеглей. Они увидели, как взмахнул рукой Краснопольский, и правильно поняли знак: дом в зоне прямой видимости, все под контролем, теперь спешить некуда. Приз поднес палец к губам, рукой показал Месяцу на его спутника, махнул ладонью в сторону дома, мол, пусть Кегля шлепает туда, встанет у двери.
Кегля закивал головой, мол, все понял. Краснопольский и Зачес, прячась за деревьями, начали спускаться вниз по склону. Окно в сторону леса, по существу, единственный путь к отступлению. Если Бобрик решит драпануть, он высадит стекло и раму, попытается уйти в лес. Этот путь будет отрезан. До хижины оставалось метров тридцать, не больше, когда Краснопольский, обернувшись назад, сказал:
– Все, дальше не пойдем. Если Бобрик в доме, деваться ему некуда. Только одна просьба: не шмаляй ты из своего помповика. Из этого ствола ты парня в решето превратишь. Вот этого достаточно.
Приз покачал открытой ладонью, на которой лежал полуавтоматический «браунинг»девятого калибра.
– А если он первый шмалять начнет? – Зачес шмыгнул простуженным красным носом. – Мне что, лапки кверху поднимать?
– Нет у него ствола, – Приз поморщился: чужие страхи – это как заразная болезнь, привяжется и не отстанет. – Нет и быть не может.
– Почему это? – упорствовал Зачес. – Ствол у каждого может быть на кармане.
Приз не ответил, присев на корточки, он наблюдал за домом и окружающим пространством. Месяц сошел с тропинки в камыши, высунул оттуда ствол карабина.
Кегля, опустив пистолет, кошачьими шагами двинулся к дому, остановился у двери и долго вслушивался в звуки: радио не играет, человеческих голосов не слышно, только в печке потрескивали дрова. Кегля дважды выслушал подробные инструкции своего босса, что и как нужно делать. Ничего мудреного. Нужно с близкого расстояния прострелить Бобрику колено или локтевой сустав. Чтобы от боли на стенку полез. Но не добивать. Остальным займется сам Месяц и его московский друг.
Стоя перед закрытой дверью Кегля неожиданно испытал приступ волнения, так всегда случается, когда до цели остается пару шагов, и нельзя облажаться. Отлепившись от стены, Кегля поднял руку с пистолетом до уровня плеча, толкнул дверь ногой. Жалобно скрипнули ржавые петли, пахнуло сырыми дровами и едким дымом. Кегля переступил порог, оставив дверь открытой. Всего одна комната, пространство небольшое, но дыма столько, будто нарочно забили дымоход или топят по-черному. Напротив него на земляном полу стоит несколько бесформенных мешков, прикрытых брезентом, ведро и закопченный чайник.
– Эй, есть кто-нибудь? Хозяева?
Ни ответа, ни привета. Он шагнул вперед, остановился, чтобы глаза привыкли к полумраку. Два подслеповатых окошка занавешены темными сатиновыми тряпками, света в комнате почти нет и еще этот проклятый дым, разъедающий глаза. Кегля вытер набежавшие слезы, сморгнув, сделал несколько шагов вперед. Кажется, на левой койке под грудой тряпья угадывается человеческая фигура, точно, там кто-то есть. Кегля взял лежанку на мушку, поднял с пола палку с обугленным концом, которой шуровали в печке. Вытянув вперед левую руку, попытался палкой сбросить с лежанки грязный ватник. Тряпье зашевелилось. Непроизвольно Кегля напряг руку, согнув указательный палец, нажал на спусковой крючок. Пистолетный выстрел прозвучал неестественно громко, пуля вошла в груду тряпья на кровати, вырвала из телогрейки клок ваты.
– Господи, – прошептал Кегля. – Кажется, я его…
Из-под тряпок вылез Спартак, мелкий кот с остренькой мордочкой, черным пятном на белой спине и черным хвостом. Не испугавшись выстрела и незнакомца, Спартак посмотрел на Кеглю снизу вверх, раскрыл пасть в сладком зевке и сказал «мяу».
– Брысь отсюда, брысь, – прошептал Кегля, разглядывая нахального кота. – Тварь какая…
И снова ткнул палкой в груду тряпья. Если там и лежал человек, то Кегля неосторожным выстрелом мог кончить его. Отбросив палку в угол, он переложил ствол в левую руку, скинул с лежанки на пол телогрейку, ватное одеяло, под которым лежал еще один ватник. Странно… На кровати никого. Другая лежанка тоже пуста, на ней только раскрытая сумка из синтетической ткани, на дне которой несколько жухлых картофелин.
– Тут нет никого, – Кегля гаркнул так громко, чтобы его услышал босс. И закашлялся, чувствуя, что дыхания не хватает, глаза разъедает от дыма, а взгляд снова застилают слезы. – Все пусто…
Блин, тут просто дышать нечем, Кегля повернулся к двери, торопясь выйти на воздух, и вздрогнул от неожиданности. В двух шагах от него стояла девчонка лет двадцати, лицо бледное, перекошенное от злобы. В руках девчонка сжимала какую-то палку. За слоистым дымом не точно не разглядеть. Кегля не успел согнуть в локте руку, приподнять ствол пистолета, не успел защитить лицо. Лишь в последнее мгновение он понял, что девица замахнулась на него садовой лопатой.
Кегля сделал полшага назад, коротко вскрикнул и получил такой удар полотном лопаты по левой стороне лица, что перепутал ясный день с темной ночью. Опускаясь на колени, он дважды выстрелил в жестяную печку. Пули проделали в листовом железе две здоровые дыры, выбили густые снопы искр. Девица вмазала ему древком лопаты по шее, ткнула торцом в грудь, уложив уже потерявшего сознание Кеглю на пол.
Месяц вышел из камышей, вдвое сократив расстояние до дома. Он хорошо слышал слова Кегли, мол, в доме никого. Но через минуту там началась странная возня, ударили два пистолетных выстрела, и все стихло.
– Эй, Леха, ты как там? – крикнул Месяц. – Леха ты жив? Отвечай, мать твою. Не расстраивай меня.
Молчание. Из распахнутой двери, до которой оставалось полтора десятка шагов, валил дым, занавеска на окне зашевелилась. Месяц, повернув голову, увидел, что Зачес и Краснопольский медленно спускаются вниз по склону, все ближе подбираясь к дому. Они держат на прицеле второе окно, значит, мышеловка захлопнулась. Месяц, стер повисшую на правом веке дождевую каплю, вдохнул и, надолго задержав воздух в груди, сделал выдох. Дыхательные упражнения помогают снять волнение. Он плотно прижал к плечу приклад карабина, прищурил левый глаз.
– Бобрик, я знаю, что ты там. Выходи, – крикнул он. – Минута тебе на раздумье. Мы просто потолкуем. Все решим без крови. У тебя нет никаких шансов уйти. Ни единого. Я долго искал тебя, но рано или поздно мы должны были встретиться. Выходи, если ты мужчина, а сопля на заборе. Время пошло.
Глава одиннадцатая
Месяц про себя досчитал до ста, глянул в сторону. Зачес и Краснопольский, стараясь оставаться незамеченными, подобрались к избушке на расстояние десяти метров, встали за стволами деревьев. Занавеска на окне зашевелилась. Что ж, видит бог, Месяц дал этому отморозку шанс пожить еще немного.
– Я жду, Бобрик, – крикнул он. – Твой ход.
Дождь стучит по крыши, налетевший ветер захлопнул входную дверь, снова зашевелилась занавеска на окне. Эта сволочь даже не отвечает. Месяц нажал на спусковой крючок. Со звоном разлетелось окно. Он трижды выстрелил в закрытую дверь. Полетела щепа, сорвало поперечную перекладину, дверь развалилась на доски. Месяц нажимал на спусковой крючок, пока не расстрелял все десять патронов из магазина. Он вставил в направляющие новую снаряженную обойму. Если Бобрик еще жив, а он наверняка жив, потому что такие твари быстро не подыхают, пусть подумает о тех ужасных непоправимых ошибках, которые допустил в жизни. Если тепленьким Бобрика не взять, пусть сдохнет. От прямого попадания или срикошетившей пули. Месяц слышал, как Зачес пальнул в другое окно из помповика, с одного выстрела высадил раму.
Сделав несколько шагов вперед, Месяц снова выстрелил в темный дверной проем. Еще один шаг и один выстрел. Спешка сейчас не требуется. Бобрик наверняка ранен, но у него остался пистолет Кегли. Об этом нельзя забывать. Раненый зверь он хуже, он опаснее… Месяц не успел довести до конца свою мысль. Сверкнула молния, прокатился громовой раскат. В ту же секунду Месяц периферическим зрением он уловил какое-то движение справа.
Он повернул голову, увидел, как разошлись камыши, появилась человеческая фигура в длинной брезентовой куртке, лица, закрытого капюшоном, не разглядеть. В руках мужика двустволка. От неожиданности Месяц приоткрыл рот и опустил ствол карабина, решив, что это охотник в самый неподходящий момент выбрался из засады. Тряхнув головой, человек сбросил с головы капюшон. Теперь Месяц видел чумазую, перепачканную грязью и кровью физиономию Бобрика. Успел подумать, что Зачес с Краснопольским со своей позиции не видят этого сукина сына.
– Я здесь, Толя, – сказал Бобрик.
Противников разделяли метров десять, не больше. Бобрик не стал прижимать приклад к плечу и выцеливать свою добычу. Он знал, что с этого расстояния не промахнется, выстрелил от бедра дуплетом, нажав одновременно на оба спусковых крючка. Из стволов вылетели длинные снопы искр, от грохота выстрелов едва не заложило уши. Картечь ударила Месяца в бедра, сбила с ног. Пятясь задом, Бобрик исчез в камышах, будто его и не было.
Месяц увидел низкое серое небо и тяжелые облака, плывущие с севера. Он чувствовал онемение в груди и нестерпимый жар в бедрах, будто на ноги выплеснули кружку крутого кипятка. Не было сил позвать на помощь, не хватало дыхания, чтобы громко застонать.
***
Зачес и Краснопольский, услышав ружейные выстрелы, не поняли, кто стрелял и откуда. Зато они видели, как Месяц, отбросив карабин в сторону и подвернув ногу под себя, упал на траву. Низ живота и бедра залиты кровью. Зачес, не отрываясь, глядел на своего хозяина. Кажется, босс жив. Но вытащить его из зоны обстрела пока проблематично. Месяц, приподнял руки, опустил их на землю, зацепился за скользкую траву, стараясь перевернуться со спины на бок, но не смог.
– Спускаемся с той стороны, – сказал Приз.
Зачес двинулся первым, хватаясь одной рукой за стволы деревьев, ловко лавируя между кустов, он оказался у дальнего угла избушки. Краснопольский в фасонных ботинках с замшевым верхом на гладкой подошве разогнался слишком быстро. Чтобы не влететь лбом в стену, он выставил вперед ногу. Но рыхлая земля не удержала его веса, нога подломилась в лодыжке. Приз вскрикнул и опустился на землю. Попытался встать и едва сдержался, чтобы не застонать от боли.
– Черт, я ногу подвернул, – сказа он. – У меня хронический вывих. Старая травма.
– Ясный хрен, вывих, – кивнул Зачес. – Травма.
– Я сейчас встану.
Краснопольский злился на себя, на свою ногу, которая подвела его в самый неподходящий момент. Он, схватившись за тонкий ствол молодой березки, попытался подняться, но нога не держала. Острая боль простреливал от лодыжки до бедра.
– Сиди уж, – Зачес криво усмехнулся и подмигнул ему одним глазом, по себя решив, что московский гость просто струсил, наложил в конверт и теперь симулирует травму, чтобы не рисковать жизнью. Зачес не был трусом и презирал трусов. – Я все сам сделаю. Отдыхай.
Приз, словно прочитав мысли собеседника, подумал, что смотрится жалко, неубедительно. Здоровый мужик сидит на земле, отложив пистолет в сторону, задрал штанину, снял ботинок, спустил носок и трет ногу, на которой нет даже царапины.
– Не убивай его, – сказал Краснопольский. – Он нужен…
– Оставь при себе свои умные советы, инвалид, – Зачес даже не дослушал, плюнул на траву и пропал за углом лачуги.
***
Бобрик, переломив ружье, вытащил стреляные гильзы. Успел загнать два патрона с картечью в патронник, когда увидел, как Ленка, выскочив из двери, помчалась по тропинке к дому лесника. Заметив Месяца, лежавшего поперек тропинки, глянула на его окровавленные бедра и бледное, как у мертвяка лицо, тихо вскрикнула и остановилась. Месяц что-то прошептал, но Ленка с перепугу не могла понять смысла слов. Только прижала ладонь к лицу, резко повернувшись, вместо того, чтобы помчаться к камышам, спрятаться в них, бросилась по тропинке в обратном направлении. Видно девчонка, вдоволь надышалась дымом, слегка угорела и теперь плохо соображала, что мечется по открытому пространству, словно ищет свою пулю.
– Беги в камыши, – заорал Бобрик. – Уходи оттуда…
Лена не слышала. Она снова остановилась, сбросила с ног туфельки на низком скошенном каблуке, босая, сверкая пятками, пробежала мимо хижины, когда в дверном проеме выросла нескладная фигура Кегли. Опомнившись от тяжелого нокдауна, он сумел встать на ноги и, шатаясь, как чумной, выйти на воздух. Кеглю штормило, мир двоился и плыл перед глазами, а земля дрожала под ногами. Он закашлялся, сплюнул мокроту и поднял пистолет, целя девушке между лопаток. Вероятно, в эту секунду у Ленки зачесалась спина.
Раздвинув камыши стволом, Бобрик шагнул вперед, вскинул ружье. Крепко прижав тыльник приклада к плечу, он, готовый выстрелить, шагнул вперед, но правая нога, зацепившись за вылезшие из земли корни, поехала по траве. Не осталось времени, чтобы, взмахнув руками, сохранить равновесие и удержаться на ногах. Бобрик просто плюхнулся на колени, на мгновение потерял из виду свою мишень. Кегля стоял в дверном проеме, он держал пистолет за рукоятку двумя руками, стараясь выстрелить наверняка. Он нажал на спусковой крючок и промазал, снова выстрелил – и опять мимо. Опустив ствол, он вытер ладонью слезящиеся воспаленные глаза, поднял руку, уверенный, что теперь попадет в точку. В позвоночник или в сердце. Ленка бежала по тропинке, плохо сознавая, куда она держит путь.
– Эй, урод, – крикнул Бобрик.
Кегля повернул голову и получил в грудь заряд картечи. Его отбросило назад к дому, чтобы не упасть, он одной рукой вцепился в дверной наличник, дважды выстрелил в ответ. Пули просвистели над головой стоявшего на коленях Бобрика. Выпустив пистолет из рук, Кегля упал лицом в траву. Бобрик успел перезарядить ружье, когда услышал ружейный залп. Это Зачес обошел дом, определив место нахождения противника по выстрелу, пальнул на звук. Вышел из-за угла и пальнул еще раз. Картечь срезала молодую березку, за спиной распластавшегося на траве Бобрика. Зачес передернул затвор помпового ружья, и, не пригибаясь к земле, двинулся вперед. Он дважды выстрелил на ходу, стреляные гильзы не летели далеко, а падали под ноги.
Теперь Зачес хорошо видел то место, где прятался противник. Обзор Бобрику закрывала высокая кочка, торчавшая прямо перед носом. Она спасала его от картечи, но и мешала пальнуть в Зачеса. Чтобы произвести прицельный выстрел, нужно встать на колено, хотя бы приподняться. Но в этом случае он станет слишком легкой добычей того кудрявого парня в белом свитере. Перевернувшись с живота на спину и снова на живот, Бобрик откатился в сторону, за другую кочку. Зачес пальнул в то место, где только что лежал противник.
Остановившись, Зачес прицелился, поймав на мушку ноги Бобрика. Между ним и мишенью всего-то метров двенадцать. Зачес считал себя неплохим стрелком, а с такого расстояния промахиваться просто неприлично. Крепче обхватил пальцами цевье, он совместил мушку с целиком. В прорези прицела отлично видны ноги человека, лежавшего на земле. Сейчас конечности превратятся в фарш из мяса и костей. Если Бобрик высунет из-за кочки свою поганую репу, то останется совсем без башки. Мощный заряд картечи снесет ее с плеч, как нож гильотины.
В последнюю секунду Зачес подумал, что можно предложить противнику поднять лапки и сдаться, но отогнал эту глупую мысль. Рядом босс истекает кровью, и с этой молодой свиньей возиться просто некогда. Пусть сдохнет сразу. Бобрик лежал в траве, готовый умереть. Мысленно он начал считать до десяти, почему-то решив, что его убьют на счет семь.
Зачес выпустил из груди воздух и медленно согнул указательный палец. Но вместо громового выстрела услышал тихий щелчок. Зачес вздрогнул, опустил ружье. Когда? В какой момент он успел расстрелять все пять патронов из магазина? Он ведь считал выстрелы. Должен оставаться еще один патрон. Еще один… Думать об этом не осталось времени. Теперь все решали секунды, доли секунды. Зачес вытащил из брючного кармана патрон с картечью. У ружья «Итака»замкнутая ствольная коробка всего с одним вырезом, который служил для заряжания и удаления гильз. Уходит слишком много времени, чтобы загнать патрон в вырез. Зачесу нужен только один выстрел, одно хватит. Он не промажет. Зачес засунул патрон в прорезь, резко дернул на себя затвор. За все про все – две с половиной секунды.
Но Бобрик уже стоял на коленях, вскинул ствол, приложив приклад к плечу, и пальнул дуплетом из обоих стволов. Грянули выстрелы. Последнее, что увидел Зачес, ослепительный сноп искр, вылетевший из стволов, серое бездонное пространство осеннего неба над головой.
Бобрик поднялся на ноги и, уже не прячась в камышах, со всех ног дунул за Ленкой, фигура которой давно пропала за поворотом.
***
Краснопольский сидел на земле, прислушиваясь к звукам. Выстрелы смолкли, наступила тишина. Проклятый дождь, как сучий шепот. На реке орет чайка, откуда-то, кажется, с серого дождливого неба сюда долетали протяжные стенания Месяца. Приз гадал про себя, кто взял верх в этой схватке, чем все кончилось. Но ясного ответа не было. Никто не поднялся к нему, никто не крикнул снизу, не подал голос. Только эти стоны и шум дождя.
Приз трижды пытался подняться, но нога подламывалась. Проклятый хронический вывих… Рано или поздно сюда явится Фомин, поможет добраться до машины. Но это плохой вариант. Задерживаться здесь надолго нельзя, это опасно. Нога опухла и посинела. Ничего страшного, это не гангрена, просто лопнули мелкие кровеносные сосуды. Приз вытащил небольшой нож с наборной рукояткой. Стащив с себя пиджак и рубаху, закатал штанину выше колена, отрезал от рубахи оба рукава и крепко, крест на крест, обмотал щиколотку.
Снова надел мокрый до нитки пиджак, ухватившись за молодое дерево, пригнул березку к земле, обломил ее у самого корня. Ножом срезал ветки. Через пять минут он держал в руках вполне приличный посох, способный выдержать вес человеческого тела. Поднявшись, Приз забросил подальше бесполезный ботинок, в который не взлезала распухшая ступня. Он встал на больную ногу, почувствовав, что она больше не подламывается. Осталась только боль. Но это все пустая лирика. Боль он терпел еще и не такую, к этому не привыкать.
Опираясь на палку, Краснопольский спустился вниз. Мельком глянул на Кеглю. Широко расставив ноги, он валялся у дверного проема, спортивная куртка задралась на грудь, обнажился впалый живот, покрытый тюремными наколками. Зачес лежал чуть поодаль от тропинки, ближе к камышам, его свитер, когда-то белый, сейчас пропитался кровью и дождем, сделался темно малиновым. Картечь не задела его лица, открытые глаза смотрели на мир грустно и немного удивленно.
Когда Краснопольский приблизился, Месяц перестал стонать, серые, как олово, губы вытянулись в улыбке.
– Господи, – прошептал Месяц. – Я думал… Думал, что один остался. Так и сдохну, как падла. Слава богу… Хорошо, что ты тут.
– Чего тут случилось?
– Ничего я толком не видел, сил не было голову приподнять.
Месяц выдержал паузу, потому что не мог много говорить.
– Ясно, – кивнул Приз. – Ясно, что ничего не ясно. Раз ты ничего не видел, послушай. Бобрик уложил твоих парней, как двух голубков. И тебя немного подранил. Жаль… Бобрик был у нас в руках. И вдруг такой облом.
– Хватит, – поморщился Месяц. – Облом… Я все равно достану эту тварь. Ему не жить. Сходи за свои другом и за Ландау. В багажнике Вольво найдете складные носилки. Или, в крайнем случае, большой кусок брезента. И еще там большая аптечка. Если возьметесь вдвоем…
Месяц не договорил, он всмотрелся в глаза Краснопольского и прочитал в них свой смертный приговор.
– Жаль, – повторил Приз. – Ты и твои парни обосрали все дело. Им бы в колхозе граблями махать, а не на людей охотиться.
Он вытащил из-за пояса пистолет, передернул затвор и опустил ствол.
– Не делай этого, – прошептал Месяц мертвеющими губами. – У меня есть деньги. Есть собственность. Я поделюсь. Я щедрый человек, умею помнить добро. Забудем все это дерьмо.
– Пошел ты со своей собственностью, – Краснопольский дважды нажал на спусковой крючок, пустив одну пулю в рот Месяца, а вторую в глаз. – И с деньгами пошел ты. Самому на похороны пригодятся.
Краснопольский тяжело вздохнул, забросил пистолет в камыши и тяжело заковылял обратной дорогой, припадая на больную ногу. Когда он добрался до автомобиля, небо уже тронули ранние сумерки. У почерневшего остова дома не оказалось ни души, только какая-то приблудная собачка с обрубленным хвостом нарезала круги вокруг пепелища. Краснопольский тяжело опустился на переднее сидение, на вопрос Фомина, что там было, только рукой махнул, мол, позже расскажу, а сейчас поехали.
– Сначала к врачу надо завернуть, – сказал Краснопольский, когда машина выбралась на узкую лесную дорогу. – Пусть сделают рентген на всякий случай. И наложат хорошую повязку.
– Так что там за терки?
– Этот Бобрик умеет обращаться с ружьем лучше, чем вахлак Месяц и его амбалы. А меня нога подвела. Эта проклятая травма. М-да… Бобрик подстрелил этих козлов и убежал в камыши со своей девицей. Лови теперь иголкой жопу.
– Тебя он видел?
– Нет. Ну, может быть мельком, издали. Лил дождь, я оказался за этой избушкой. Ногу подвернул и сидел на земле, когда Бобрик шмальнул Зачеса, ну, того чувака в белом бурнусе. И скрылся в камышах.
Приз, сунув пистолет под сидение, стянул мокрый пиджак, повесил его на крючок, расстегнул рубашку. Он прикрыл тяжелые веки, когда сзади кто-то пискнул: