– Вы знаете, о чем я. Свидетелей обвинения в деле Логинова нет. Девчонка, сидевшая в офисе, от страха все позабыла. Кто в кого стрелял, она не знает. После перестрелки в офисе Логинов и его друзья вышли на улицу. Место глухое, случайных пешеходов вокруг не оказалось. Но рядом были менты. Они утверждают, что друг Логинова, которого менты и подстрелили, начал шмалять первым. Менты, обороняясь, ответили автоматным огнем. Свидетели не могут точно показать, стрелял ли из пистолета Логинов. Потому что они лежали, уткнувшись носами в землю, боялись шальной пули. И ни фига не видели. Логинов просто попал в чужой замес. Когда ему крутили руки, он не оказал сопротивления.
Судья помолчал минуту.
– Предположим, со свидетелями все ясно, – наконец сказал он. – По-вашему, их просто не существует. А как быть с вещественными доказательствами? С тем стволом, который лежал рядом с Логиновым?
– Вот это и есть ключевой момент всей бодяги. Рядом с Логиновым нашли пистолет ПМ, но на нем нет отпечатков его пальцев.
– Да он успел стереть пальцы, пока милиционеры подобрались к нему. Лейтенант Бойков утверждает, что Логинов держал в руке ствол, потом вытер его рукавом куртки и бросил на тротуар. То же самое показывает сержант Савельев. И прапорщик…
– Они могут показывать все, что угодно. Рядом с Костей, действительно, нашли пистолет без отпечатков пальцев. Оружием воспользовались, это подтверждают баллистическая и трассологическая экспертизы, назначенные на предварительном следствии. Пулей, выпущенной из этого пистолета, был ранен ваш лейтенант Бойков, но… Но в материалах следствия допущена грубейшая ошибка. Когда в милиции составляли протокол изъятия, перепутали номер пистолета. Ошиблись в одной цифре. Вместо восьмерки записали шестерку. В итоге в материалах дела фигурирует некий пистолет ПМ, которым на самом деле следствие не располагает. Понимаете?
– Чего уж тут не понять. Но поймут ли присяжные ваши штучки, – вот вопрос.
– Я напишу ходатайство с просьбой не рассматривать в качестве доказательства несуществующий пистолет. А вы мою просьбу удовлетворите. У присяжных не останется выбора. Без пистолета это дело выеденного яйца не стоит.
– А вы шустрый. Далеко пойдете. А что если прокуратура опротестует приговор? Дело передадут в суд второй инстанции? Тогда как?
– Мы купим судебное решение.
– Из-за вашего крючкотворства на волю выйдет опасный убийца, – сказал Горчаков. – Черт знает, каких дел он наворочает. И кого еще пристрелит.
– Но восторжествует закон, – возразил Радченко. – Это главное. Ведь по букве закона Логинов невиновен, поскольку его вина не доказана. Вы ведь на стороне закона?
Вместо ответа Горчаков лишь вздохнул.
– Ваши фотографии, негативы и видеозаписи вы получите в тот же день, когда Логинова освободят.
– Громкое дело. Его трудно будет замять.
– Заминали еще и не такие дела. Вы очень постараетесь. У неподкупного судьи с блестящей репутацией все получится.
Через месяц Константин Логинов был освобожден в зале суда. В тот же день Игорь Васильевич Горчаков получил все фотографии, негативы и видеозаписи. И еще некоторую сумму премиальных, которые позволили его дочери поступить на учебу в МГУ и купить в Москве однокомнатную квартиру.
***
В первом часу ночи дядю Диму разбудит телефонный звонок. Открыв глаза, Радченко не сразу понял, где он находится и как сюда попал. Ночь, тесный прямоугольник двора, окна в домах погашены, только над ближним парадным светит тусклая лампочка. Он сидит на водительском месте Ауди, по крыше и капоту стучит дождь. Расстояние между сном и явью оказалось слишком длинным. Да, теперь все понятно. В этом дворе, у этого подъезда он оказался вечером, когда искал Костю Логинова. Решил передохнуть, закрыл глаза и не заметил, как проспал… Он посмотрел на часы: да, бежит время.
Радченко, наклонившись, вытащил из-под сидения трубку мобильника. Номер этого телефона не знали случайные люди, клиенты юридической фирмы или знакомые девушки. Мобильник существовал лишь для узкого круга друзей. Голос Элвиса, совсем близкий, заставил Радченко вздрогнуть. Откуда он звонит? Впрочем, с этим все ясно. В СИЗО наверняка можно договориться с контролером, купить звонок за сигареты или харчи. Для телефонного базара ночь – самое подходящее время.
– Ну, как ты, – спросил Радченко после приветствия. – Вчера на допрос не тягали?
– Приходили те мужики из ФСБ, – сказал Элвис. – Мне пришлось рассказать, где остальные ящики с игрушками. Мы выехали на место. Ты оказался прав. Они замазаны дерьмом по уши. Они работают на людей… Словом, это не для телефона.
– Брось, кому нужен наш жалкий треп? Мы ведь говорим не по обычной линии. Все разговоры по мобильным телефонам кодируются. Их нельзя просто так выловить из эфира и послушать в свое удовольствие. Только с санкции судьи, только через оператора сотовой связи. Давай, договаривай коли начал. Кстати, откуда ты звонишь?
– Из своего гаража. Я оставляю тут «Форд». Долго на паленой тачке ездить нельзя. Пересаживаюсь на свой байк. И уезжаю.
– Помедленнее, чувак, – Радченко потер ладонью лоб. На секунду показалось, что он еще спит и видит продолжение какой-то бредовой непонятки. – Какая тачка, какой байк в тюрьме? Или ты там пару косяков замесил?
– Тачка тех самых друзей с Лубянки, про которых ты рассказывал. Их больше нет… Прости меня, грешного. Мы прибыли на место, ну, где закопаны ящики. Меня хотели грохнуть, но вышло не по-ихнему. Нет времени долго объясняться. Это была самооборона.
Сонливость как рукой сняло. Радченко почувствовал, что у него перехватило дыхание, ему не хватает воздуха.
– Ты что… Ты это серьезно?
– Серьезнее некуда, – ответил Элвис. – Я же говорю: это самооборона. Я их оставил там, вместе с ящиками. На метровой глубине. И в СИЗО, разумеется, не вернулся. Сейчас у меня их тачка, их мобильник, в котором все контакты. Телефонный номер и адрес человека, на которого они работали, я уже пробил. Некто Сергей Павлович Исаев. Живет на так называемых профессорских дачах, недалеко от Москвы. Теперь у нас есть все, чтобы пойти на Лубянку. Видеозаписи, сделанные на автомобильной стоянке, фотографии, контакты, игрушки в ящиках… Мы выложим чекистам на блюдечке готовое дело. Мы наделали много ошибок, но все еще можно исправить.
Радченко не мог собраться с ответом. Эти новости, свалившиеся на голову, не сразу переваришь.
– Даже не знаю что сказать, – замялся он. – Ты меня просто убил, как тех парней из конторы. У меня был совершенно иной план игры, другой расклад. И вдруг два трупешника. Исправить ошибки… Легко сказать. Кроме того, я не уверен, что тебе надо туда идти. Все могут повернуть против тебя. И тогда я уже ничем не смогу помочь. Я сам буду проходить как свидетель. А впоследствии, возможно, обвиняемый. Можно все обставить по-другому, хитрее…
– Хитрее мы уже обставляли, – ответил Элвис. – И оказались в заднице. Кроме того, я не могу всю оставшуюся жизнь провести в бегах. Это не для меня.
– Думаешь, Бобрик захочет идти вместе с тобой к чекистам? Сомневаюсь.
– Я тоже сомневаюсь, – голос Элвиса сделался глухим, далеким. – Так или иначе, это решение он должен принять сам. Подумать, все взвесить и что-то решить. Поэтому я и еду к нему. Теперь объясни, как его разыскать.
– Я там не был ни разу. У меня только план. И сейчас ночь.
– Это не имеет значения. Как его найти?
Минут пять Радченко подробно объяснял, по какой дороге ехать, где поворачивать, какие деревни проехать и каких ориентиров держаться.
– Я найду, – пообещал Элвис.
Радченко вышел из машины, вошел в подъезд, лифтом поднялся на последний этаж и трезвонил в дверь, пока не щелкнул замок. Тот же самый мужик в рваной майке пропустил гостя в прихожую.
– Я дико извиняюсь, – сказал хозяин и поманил Радченко за собой. – Есть новости.
В комнате орала музыка, слышались женские голоса, в длинном коридоре, ведущем в кухню, лежал человек, одетый в темный костюм, но почему-то босой. Свернувшись калачиком и подложив ладони под щеку, он похрапывал. Радченко преступил через спящего мужика, присел на табурет и не стал отказываться, когда хозяин предложил выпить.
– Короче, Костя позвонил, – хозяин влил в себя стопку водки и насадил на вилку кружок колбасы. – Ну, я все ему обрисовал. Что ты приходил и все такое. Он велел передать, что дело на мази. Вашему знакомому он достал все, что обещал. И еще билет на самолет. Кажется, в Турцию. Не помню… Нет, точно, в Турцию. На послезавтра.
– А что же ты вниз не спустился? – Радченко с досады хлопнул вторую рюмку водки. – Ведь я бы мог до утра сидеть внизу в машине.
– Из головы вылетело. Сам видишь, какие тут дела.
Хозяин, выплюнув окурок на пол, поднял кверху указательный палец, прислушиваясь к женским голосам.
– Больше он ничего не передавал?
– Сказал, что все сам до места доставит. Ну, не знаю, о чем вы там договаривались. Это не мои дела. Но он сказал, что все привезет тому кенту. И чтобы ты ни о чем плохом не думал.
– Это все?
– Кажется все.
– А почему он мне не позвонил?
– Без понятия. Может, телефон потерял. А может, просто не хотел. С ним такое случается.
Радченко поднялся и вышел на лестницу. «Что, ж у теперь у Бобрика, по крайней мере, будет выбор, – думал он, медленно спускаясь вниз по лестнице. – Подвалы и следственные кабинеты Лубянки. В перспективе долгосрочная поездка в Сибирь за казенный счет. Или заграничный отпуск. Пляж, теплое море и немного женской ласки. Оба варианта по-своему заманчивы, даже интересны. Интересно, что ему больше понравится. Жаль, что мне выбирать не из чего».
***
Когда в квартире Демидовых раздался звонок, мать Лены проворно выскочила в прихожую, махнув домработнице рукой, мол, пока скройся и не показывайся. На пороге стоял главреж Поветкин с букетом цветов. В новом французском плаще, темном костюме и бордовом галстуке он выглядел очень торжественно. Расстегнув портфель, он вручил Ольге Петровне набор шоколадных конфет, которые она не ела, и цветы.
– Только букет – Леночке, – добавил Поветкин. – Простите за вторжение. Виноват, что оторвал вас…
Ольга Петровна кликнула домработницу, велела поставить цветы в вазу и отнести в комнату дочери.
– Ни от чего не оторвали. Напротив, мы так рады. Когда вы позвонили и сказали, что зайдете, я просто ушам не поверила. Никогда даже не мечтала о том, что великий режиссер окажется у нас дома. Я так волнуюсь, словно перед первым свиданием.
Поветкин позволил взять себя под локоть и провести в кабинет хозяина квартиры. Михаил Адамович поднялся навстречу, усадил Поветкина в кожаное кресло. На кофейном столике, сервированном на скорую руку, стояла бутылка породистого коньяка и кое-какая закуска. Поветкин ослабил узел галстука, решив про себя, что Лена слишком смышленая девочка, чтобы болтать своим предкам о том происшествии в театральной гримерке. Ясно, Адамыч ничего не знает, иначе бы вышвырнул Поветкина из квартиры, спустил с лестницы, и очень постарался, чтобы режиссер в полете сломал себе шею. Еще он подумал, что на мелкого торговца обрезной доской и гвоздями, Демидов не похож. Весь этот шикарный дом заселен мультимиллионерами, а квартира Демидова, – просто музей антиквариата. Мебель позапрошлого века, а не современная подделочка под старину, на стенах подлинники картин, а не копии. Пожалуй, этот мужик давно потерял счет своим деньгам.
Ясно, сучий сын Самсонов, выясняя личность отца Ларисы, перепутал все на свете. Надо бы его уволить, вышвырнуть из театра, как собаку… Пусть катится на паперть, там ему самое место, только этой сволочи никто гроша не кинет. Мало того, что ворует, так он еще главрежа выставляет последним идиотом. Поветкин не довел мысль до конца. Поднял бокал с коньяком, вдохнул его аромат и зажмурился от удовольствия.
– Я не отниму много времени, – режиссер переводил взгляд с Ольги Петровны на Демидова и улыбался. – Пришел извиниться перед вами, Михаил Адамович, за то маленькое недоразумение, которое произошло в моем кабинете. Сам не знаю, что на меня нашло.
– Ничего страшного, я уже обо все забыл, – соврал Демидов. – Такой пустяк, что и разговора не стоит.
– Но и вы хороши, – сделав глоток коньяку, Поветкин погрози хозяину пальцем. – Завели разговор о деньгах. А мне это как серпом по яйца… То есть, ножом по сердцу. Я старомодный человек. Деньги и высокое искусство – веще несовместимые. Лично для меня.
– Это вы простите, – Демидов тоже глотнул коньяка. – Просто я бизнесмен. Хотел оказать посильную помощь. Впрочем, замнем для ясности. Я ляпнул глупость, вы, как человек деликатный, меня мягко урезонили. Спасибо за науку.
– И еще у меня для вас приятная новость.
Поветкин сам взял бутылку, щедро плеснул коньяка в бокал. Он рассказал родителям Лены, что их дочь получает главную роль в новой постановке. Вопрос согласован на всех уровнях. Но прежний замысел Поветкина, постановка «Серебряный век», претерпела большие изменения. Все эти допотопные кареты с царским гербом, напомаженные парики и пропахшие нафталином платья до пола, отменяются. Это будет совершенно новая постановка, некий синтез классического балета и ультрасовременного мюзикла. И название Поветкин уже придумал с божьей помощью: «Черный бумер». Он вывезет на сцену черную БМВ, которая, по его задумке, должна воплощать в себе символ злых начал, темного духа.
– Почему бы и нет? – воскликнул режиссер, увлеченный своим повествованием. – Почему в Большом театре на сцену выводят живую лошадь, а Поветкин не может вывезти настоящий автомобиль? А, какова идея?
Демидовы переглянулись, не зная, что ответить.
– Выстрадал бессонными ночами. Разумеется, будет много танцев, лазерные эффекты, кордебалет. И еще кое-что. И, с вашего позволения, немного садомазохизма. Даже сцена публичной порки…
– Надеюсь, Лену вы пороть не станете? – вставила вопрос Ольга Петровна.
– Лена в новой постановке – воплощение доброго начала. В этой сцене она не участвует. Садомазохизм – это не просто дань моде. Это тоже некое проявление темных сил, их борьбы с силами добра. Рассказать все я не могу. Как и всякий большой режиссер, я мыслю образами, а словесный пересказ «Черного бумера» – это жалкая тень моего замысла. Согласитесь, не всякий художник мог набраться смелости и перечеркнуть весь замысел почти готовой постановки. Кто бы, кроме меня, разумеется, пошел против продюсера, директора театра и всей этой шоблы, с которой я постоянно воюю. А я начал с чистого листа. Кстати, я сам выступаю автором сценария и либретто.
Поветкин еще полчаса распинался о себе и своих грандиозных замыслах, но, когда время приблизилось к полуночи, сделав сверхъестественное волевое усилие, сумел остановиться. Он спросил о самочувствии Лены и, склонив голову набок, попросил:
– Я только на минутку.
Переступив порог комнаты, Поветкин плотно прикрыл дверь и удивленно осмотрелся по сторонам. Стены завешаны театральными афишами, фотографиями выдающихся танцовщиков, плакатами спортивных байков и знаменитых гонщиков. Странное сочетание. Лена застегнула верхнюю пуговицу пижамной курточки и, подложив под спину подушку, молча рассматривала режиссера.
– Садитесь, – сказала она. – Если, конечно…
– Да, да, сидеть я еще не разучился, – Поветкин присел на краешек стула у изголовья кровати. – Побаливает, но терпеть можно. Собственно, я на одну минуту. Все в телеграфном стиле. Вам дают роль в новой постановке «Черный бумер». Это уже не блеф, а чистая правда.
Расстегнув портфель, он выложил на тумбочку дневник Лены, найденный в гримерке, и папку с бумагами.
– Ваш дневник я нашел тогда, ну… Не удержался, пролистал его, надеялся прочитать записи о себе. Хорошее или плохое. И наткнулся на эту историю с Сашей Бобриком. Проглотил, не отрываясь. Человека преследует, догоняет, но не может догнать, черный бумер. Красивый образ. Кстати, у этой истории нет финала. Чем все кончилось?
– Пока ничем. Действие продолжается.
– И хорошо. История без финала оставляет мне право на импровизацию. Короче, на основе этих записей я написал сценарий, он еще полностью не готов. Но вы все поймете. Вот рукопись, в папке. Мы не станем полностью перекраивать постановку «Серебряный век», лишь сделаем ее современной. Прочитаете мой опус, когда пойдете на поправку. Повторяю: главная роль – ваша. Конечно, если вы согласитесь. Теперь ваш ход.
Лена села на кровати.
– Я соглашусь, – сказала она. – То есть я уже согласна. На все сто. Но только не надейтесь на то, что в благодарность я еще раз отхожу вас по голому заду ошейником.
Щеки Поветкина, давно разучившегося смущаться, слегка порозовели. Поднявшись, он засобирался на выход.
– У тебя под началом работает народа – без счета, – сказала супруга Михаилу Адамовичу, закрыв дверь за Поветкиным. – А в людях ты совсем не разбираешься. Режиссер оказался таким милым человеком, таким чутким… Когда я сказала ему по телефону, что Лена сильно простудилась, он, кажется, всхлипнул. За глаза его поносят, говорят всякие мерзости. Но все это – зависть карликов перед гигантом.
– Мне он понравился сразу, – ответил Демидов. – Честный малый, прямой. Я сунулся со своими деньгами, как последний идиот. А он показал на дверь. Это по-мужски. Хорошо хоть Лена не узнала эту историю.
– Слава богу, – вздохнула Ольга Петровна.
Глава двадцать третья
Краснопольский, раздвинув шторы, выглянул в окно. Над дачным поселком сгустились сумерки, капает дождь, а ветер теребит ветви старых яблонь.
– Ухо опять разболелось, – сказал Фомин. Он сидел в кресле качалке у потухшего камина и листал журнал с голыми бабами. – В следующую пятницу поеду в одну клинику. Если там не помогут, хоть в петлю лезь.
– Езжай, – механически согласился Приз.
– Ну, блин, и доктора в Москве. На зоне в Мордовии у нас был лепила, старый старик, умственно отсталый укроп. К тому с бельмом на глазу. Почти ни хрена не видел, все на ощупь. Так этот хрен иваныч в сравнении со столичными докторами – просто великое светило отечественной медицины. Он умел вправлять грыжи, дергать зубы, лечил любые воспаления. Будь он вольняшкой, наверняка стал бы академиком. Впрочем, нет… Не стал бы. В Москве без взятки даже санитаром в морг не устроишься. А у старика денег сроду не водилось.
Фомин подумал о чем-то и брякнул:
– Да, а ведь жизнь всего одна. И та совсем короткая.
Краснопольский не ответил. Отошел от окна, повалился спиной на железную кровать и, подложив руки под голову, стал разглядывать сидящего за круглым столом Ландау. Перед ним молодым человеком расставлены какие-то приборы, купленные на радиорынке на деньги Краснопольского, светился экран ноутбука. Парень, почувствовав взгляд, свел брови на переносице, прищурив глаза, стал вглядываться в экран переносного компьютера, будто плохо видел. Изображая напряженную работу мысли, он даже прикусил губу. Смотреть на этого придурка тошно, вечно задумчивый, унылый, как нищий на паперти. Ему бы в самодеятельности выступать, а он ломает из себя компьютерного гения, в рот ему палку. И свободные полчаса никак не найдутся, чтобы грохнуть эту сволочь и закопать на огороде.
Плохой выдался день, хуже некуда. Полчаса назад Краснопольский вернулся от Фанеры, голодный и злой, хорошо бы перекусить и запить все неудачи стаканом доброго коньяка, но кусок не лез в горло. Фанера темнил, не называл ни имен, толком не рассказал о том, что случилось, но после разговора общая картина событий сложилась в голове сама собой. Люди из правоохранительных органов, Фанера не назвал даже конторы, в которой они служили, но по всем прикидам выходило, что это фээсбэшники, так вот, эти люди куда-то исчезли. Ни один телефон не отвечает.
Уже больше суток Фанера пытается найти какие-то концы, но безуспешно. Вместе с чекистами пропал закадычный друг Бобрика некий Элвис, которого ребята из конторы окучивали. Перед исчезновением один из чекистов разговаривал с Фанерой, сказал, что все в порядке, груз уже на руках и надо бы рассчитаться. На этом остановка. Ни груза, ни чекистов, ни Элвиса или как там кликают этого муделя. Завтра, возможно, придется объясняться с чеченцами, их переговорщиком Мишей Мещеряковым. Где недостающие комплексы? Когда они появятся? Сколько можно ждать? Чеченцы получили почти все, что хотели, так нет, им нужны все ПЗРК до единого. Тоже твари упертые… Как бы эти переговоры не кончились большой кровью.
Краснопольский прикурил сигарету и пустил дым в потолок. Если комплексы не найдутся в течении суток, а надежды с гулькин хрен, придется забивать стрелку с чеченами и… Услышав короткую реплику Ландау, он не довел мысль до конца, присел на кровати. Окурок, отклеившись от губы, упал на пол. Приз раздавил сигарету подметкой.
– Что ты сказал?
– Я говорю: есть сигнал, – голос Ландау от волнения сделался хриплым. Ясно, он самого начала не верил в удачу. Тянул время, делая вид, что занят поисками мобилы Бобрика. – Тверская область. Глухомань.
Фомин, скомкав журнал, бросил его на пол, подскочил к столу, уставившись на экран ноутбука. Краснопольский встал по левую сторону, наклонился вперед, чтобы все хорошо разглядеть. На мониторе карта области с указанием самых мелких населенных пунктов, контуры рек и лесов.
– Вот отсюда сигнал, – Ландау дрожащей рукой тыкал в экран. – Двести семьдесят верст, по трассе получается на полсотни больше. Но, между нами говоря…
Краснопольский схватил Ландау за воротник куртки, дернул вверх и поставил парня на ноги. Сграбастал за ворот и притянул к себе, сжав пальцами воротник. Ткань глубоко врезалась в шею. Колени Ландау вибрировали, глаза вылезли из орбит, он решил про себя, что сейчас его будут кончать.
– Ты куклишь хрен знает сколько времени, – прошипел Краснопольский. – Крутишь муньку и думаешь, мы совсем что ли без балды. Накупил на рынке этого компьютерного говна. И что? Я что, опущенный, чтобы поверить в эту туфту. При помощи простого ноута, вот этого железа на столе и сраной компьютерной программки можно вычислить, где находится мобильник? Ты за кого меня держишь, скот?
Приз крепче сдавил горло Ландау и тряхнул парня так, что ноги оторвались от пола, а перед глазами полетели оранжевые мушки.
– Я правду сказал, – выдавил из себя Ландау, пытаясь оторвать руку Краснопольского от своей глотки. – Телефон Бобрика там… Правда…
Краснопольский ослабил хватку.
– Я в физтехах и физматах не учился, – сказал он. – Я проходил другие университеты. Покруче твоих. Но я хорошо знаю: чтобы пробить место нахождения мобилы, нужен целый фургон специальной аппаратуры. Такие аппараты в этом старном городе есть только у чекистов. И прибавь к технике пяток хороших спецов. Тогда что-то получится. А ты лепишь, что засек Бобрика при помощи ноутбука. Как ты это делаешь? Ну, еще слово вранья и спать ляжешь без башки.
– Отпустите, – лицо Ландау налилось синевой. – По… Пожалуйста.
Краснопольский снова сгреб парня за шиворот куртки, воткнул в кресло.
– Говори.
– Мой брат технический специалист, ну, главный инженер, который обслуживает оборудование этой сотовой компании, – Ландау откашлялся. – Передача сигналов с мобильников идет на одинаковой частоте. Поэтому засечь телефон таким способом нельзя. И прослушать эфир тоже нельзя. Технически невозможно. А я рассказывал покойному Месяцу, будто умею это делать.
– Я сразу понял, что ты Месяцу понты крутил, – хотелось плюнуть в потную морду Ландау, но Краснопольский сдержался. Только положил тяжелую пятерню ему на загривок. – Думал, сука, что и со мной это прокатит. Ну, что заглох?
– Он ни шиша не смыслил в технике, то есть был совсем нулевой. Ну, я и вешал лапшу. Месяц очень уважал технарей, а я для него был первым человеком в городе по этой части. Это он прилепил мне прозвище – Ландау. В нашем городе можно было неплохо жить, если Месяц тебя уважает. Мне платили за мои мозги.
– Которых на самом деле у тебя нет, – продолжил Краснопольский. – Это я уже понял. Давай дальше.
– Про брата, разумеется, никто не знал, – отдышавшись, продолжил Ландау. – Я втюхивал парням Месяца, что сам пишу компьютерные программы, что могу засечь любого абонента, где бы он ни находился и всякое такое. Все верили. Ну, кроме вас… Поэтому Месяц притащил меня сюда. Я просто отправлял брату по электронной почте информацию. Ну, номер абонента, которого надо засечь. И просил помочь. А он всегда выручал меня по-родственному, даже деньгами с ним не надо делиться.
– И сейчас ты просто получил письмо по электронке?
– Совершенно верно, – Ландау потыкал пальцами в клавиши, вывел на экран текст. – Вот видите. Абонентский номер такой-то в настоящее время привязан к соте такой-то, которая принимает сигнал мобильного телефона и передает его дальше. Сота находится там-то. Я показывал на карте. Объект в статичном положении. Он никуда не движется. Сила телефонного сигнала такая-то. По этой циферке мы определяем место положение абонента относительно соты с точностью до нескольких метров. Вот на карте обозначена деревня Лядово. Абонент находится в этом населенном пункте. Сота от деревни в двадцати трех верстах. Короче, все проще простого. Школьник поймет.
– Ушлый ты малый, – Краснопольский сменил гнев на милость, на этот раз Ландау не врал. – И кликуху тебе подходящую дали. Ладно, бери ноутбук и мобильник. Собирайся в дорогу. Поедем по твоему адресу.
– Если вы все знали, – Ландау моргал веками, будто собирался всплакнуть, – так что же вы играли со мной, как кот с мышкой?
Краснопольский уже забыл о существовании компьютерного гения. Сидя на кровати он набирал номер Мещерякова. Ехать за Бобриком, прихватив с собой одного Фомина и пару стволов, так себе вариант. Бобрик очень даже неплохо управляется с оружием, если сумел на той речке троих положить. Есть у Краснопольского свои бойцы. Крепкие парни, которые умеют держать в руках оружие. Если брать их с собой, придется обрисовать ситуацию, рассказать что и как, на кого охота. А это лишнее. Чем меньше людей знают о предстоящем деле, тем меньше разговоров. Чеченцы в курсе проблемы. А Мещеряков обещал помощь в случае необходимости. Вот пусть они и едут.