Приз положил на стол визитную карточку.
– Только напрасно потеряете время, – сказал Марковна. – И деньги на гостиницу попусту изведете. Бобрик сюда не сунется. Может, он и дурак. Но не самоубийца. Ищите в другом месте.
– Шанс есть, – неопределенно пожал плечами Приз. – О нашем разговоре лучше никому… Сами понимаете, дело такое. Щекотливое.
– Конечно, конечно. Никому.
Марковна горячо замахала руками, будто отгоняла напавший на нее рой диких пчел. Гости поднялись и, тепло попрощавшись с хозяйкой, ушли тем же маршрутом.
***
Сонную одурь провинциальной гостиницы нарушали гудки скорых поездов, которые не останавливались на маленькой станции и грохот товарняков. Отдохнув с дороги, Краснопольский с Фоминым сытно и дешево пообедали в ресторане на первом этаже, заказали мороженое и двойной кофе. Фомин развернул районную газету, купленную в киоске, Краснопольский стал разглядывать интерьер заведения. Деревянные колоны, крашенные «под мрамор», кадки с пожелтевшими от жары и сквозняков фикусами расставленные по всем углам. Подлинным украшением ресторана стала настенная роспись эпохи социалистического реализма: дебелые колхозницы в красных косынках, рассевшись за длинным столом, запивают лангеты красным вином.
Доев пломбир, Краснопольский заказал второю порцию мороженого. Он никуда не торопился, решив, Марковна не станет держать язык за зубами, в маленьком городе весть о приезде московских гостей, по виду крутых мужиков на дорогой тачке, разыскивающих местного кидалу, распространится со скоростью звука, даже быстрее. Заинтересованные люди сами найдут дорогу в привокзальную гостиницу. Краснопольский не ошибся. Посетитель, появившийся в пустом зале, пришел сюда не обедать. Мужик в светлых штанах и вискозной рубашке, расстегнутой чуть ли не до пупа, минуту постоял в дверях и, зыркнув глазами по сторонам, двинулся к их столику.
Фомин, сложив газету, бросил ее на стол, сунул левую руку под пиджак, нащупав ладонью рифленую рукоятку пистолета. Незнакомец прихрамывал и, выражая самые дружелюбные намерения, улыбался. Остановившись у стола, представился: Анатолий Месяц.
– Я работаю в этом городе, – добавил Месяц. – Этот кабак – мое заведение. У меня еще несколько точек.
Краснопольский, поднявшись, назвал свое фамилию и представил Фомина как близкого друга.
– Близкие и друзья называют меня Призом, – добавил Краснопольский.
– На кого-то работаете?
– Мы сами по себе, – ответил Приз.
Месяц кивнул и, вежливо спросив разрешения, устроился на стуле. На груди, заросшей густой шерстью, пряталась золотая цепь и огромный крест с камнями, снятый, кажется, с убитого священника. В Планы Краснопольского не входила встреча с местечковой братвой, есть другие заботы. Хотелось сказать: «Пошел на хер, говно. Я тебя не знаю». Но раз уж так легла фишка, раз этот хренов Месяц не поленился приканать сюда, придется потолковать. Здесь Приз на чужой территории, он не может крутить носом, выбирая собеседников по вкусу.
– Вы спрашивали Сашу Бобрика, – Месяц махнул рукой официанту, когда тот подбежал к столику, скомандовал. – Вася, все обнови.
– Не надо, – покачал головой Краснопольский. – Мы только что пообедали.
– А теперь немного перекусим, – сказал Месяц. – Вася, все как обычно. И лимонада фирменного. И еще скажи там, чтобы кондиционер запустили. Дышать нечем, – он обвел взглядом гостей. – Только уточнить хотел: вы ищите Бобрика чтобы…
Месяц указательным пальцем провел по горлу.
– Или так? Из праздного любопытства? Типа он вам кент?
– С такими парнями мы не кентуемся, – Фомин свернул газету вчетверо и засунул в карман пиджака. – Мы хотим получить с него все, что причитается.
– Вот как? – улыбнулся Месяц. – Тогда рад, что вы здесь появились. Что вы ищите эту… Этот кусок падали. Возможно, мы объединим усилия. Я объясню все сразу, чтобы не возникло недоразумений. Короче, в этом городе его приговорили. И приговор приведут в исполнение, как только Бобрик найдется. Он опустил на деньги авторитетных людей. Его долг мне лично – сильно зашкаливают за десять штук. Возможно, для вас, москвичей, это деньги небольшие. Но тут провинция, баблу счет другой.
– Десять штук – этого достаточно… Достаточно, чтобы купить прописку на погосте, – кивнул Фомин. – И в Москве так.
– Но мои претензии выше денег, – сказал Месяц. – У меня личное. Бобрик отстрелил мне палец на ноге. Заметили, что я хромаю? Его работа. Моего близкого друга, он ранил в бедро. Избил моего юриста. Пожилому человеку морду превратил в рубленный бифштекс. Но это полбеды. Бобрик сжег мой родительский дом. Отец с матерью всю жизнь там прожили. Отличный зимний дом с верандой. А он все спалил к едрене матери.
– Послушайте, – Краснопольский выглядел озадаченным. – Мы были у той женщины, у Марковны. Бобрик не тот самый дом сжег?
– Это другой, – терпеливо объяснил Месяц. – Ей он заложил свой дом. Долг не вернул. Заложенный дом сжег. А сам намылил лыжи. И отца куда-то загнал. Наверное, выкинул старика из поезда. На ходу. Или живым закопал. Я пытался пробить, жив его отец или нет, никаких известий. Нигде его не видели.
– Мне кажется, произошло какое-то недоразумение, – Краснопольский чувствовал себя не в своей тарелке и поэтому немного нервничал. – Мы будто говорим о разных людях. Я ищу Сашу Бобрика. По моим данным, он простой жестянщик из обычного автосервиса. Такие парни пачками ходят по улицам. Ничего выдающегося. Он не мокрушник, не кидала, не гопник, даже не баклан. Он вообще не при делах. Обычный лох, немного заторможенный, немного сдвинутый на мотоциклах.
– Это по вашим данным. Послушайте… Я знаю этого парня с того времени, когда он сам еще не научился сопли подбирать. Мать, вернее та сука, которая родила Бобрика, рано прибралась. Жил с отцом, тот умел только квасить и частушки орать. Сашка увлекался мотоциклами, ходил в секцию на стадион «Урожай». Потом вернулся из армии. Ну, я присмотрелся к нему: нормальный вроде пацан. Захотел помочь. Денег дал, чтобы немного поднялся, выбрался из грязи. Все мы люди, тем более земляки. Сам Бог велел нам вместе держаться. Правильно?
– Правильно, – механически согласился Приз, с прописными истинами не поспоришь.
– Я без корысти помогал. Ну, какая прибыль с пацана? В то время приличной работы не было, не сезон. Но все-таки нашел ему одну денежную халтуру. По строительной части. Думаю, если Бобрик себя проявит, возьму его старшим смены в бане. Или утюжками в кабаке будет командовать. Тут вам любой скажет: кто нормально работает, того Месяц не обижает. И вдруг у него этот бзик пошел. Я приезжаю с юристом и своим другом к нему на объект, а он достает пушку и начинает шмалять. Чудом живы остались. А мой джип он, сука такая, сжег.
– И джип сжег?
– Новый, – кивнул Месяц. – Года на нем не поездил.
– А с чего этот бзик начался?
– Ну, видно, еще в армии тараканы в голове завелись. И дальше пошло. По всему организму. Психиатры не могут сказать, отчего такое с людьми происходит. А я не по этой части. Я искал эту паскуду, наводил справки через московских друзей, даже в столицу ездил пару раз. Но все не то, одна лажа. Короче, шансов его поймать еще оставались. Я ждал, ждал… Уже устал ждать.
К концу вечера Краснопольский был по горло сыт рассказами о злодеяниях Бобрика. Подстреленных или изувеченных людях, кидалове, сожженных домах и машинах. Верилось во всю эту муру с трудом. Но если у Месяца чешутся руки выполнить всю грязную работу, если он мечтает разобрать своего обидчика на запчасти, Краснопольский ничего не имеет против. Но для начала надо найти Бобрика.
Ближе к вечеру ресторан наполнялся людьми, командировочными и местными бизнесменами: в этой дыре пригасить в привокзальный ресторан девушку признак крутизны и высокого вкуса. На эстраду вышли молодцы с гитарами, за отдельными столиками у витрины уселись размалеванные потаскушки. И закипело веселье, от которого у Краснопольского быстро разболелась голова.
К счастью, Месяц оказался слабым на водку, поэтому дружеская встреча не затянулась на всю ночь и не имела обещанного продолжения в сауне и бассейне. Под конец вечера, Месяц, чудом державшийся на ногах, едва не сорвал голос, командуя официантами. Перекрикивая голоса посетителей и музыку, он орал, что отвечает за все дерьмо, что суки в его кабак не ходят и что Бобрика он достанет, где бы тот ни прятался. Срываясь со стула, Месяц часто подходил к оркестрантам, заказывая какую-то сентиментальную бодягу про черную розу – эмблему печали. Махнув мускатного шампанского, совсем расклеился.
– Я честный предприниматель, – бормотал Месяц, вытирая скатертью мокрое от пота лицо. – Я честный человек. А меня унижают, меня заставляют… Меня заставляют…
Месяц вдруг заплакал.
– Меня заставляют налоги платить.
***
В большом зале музыкального театра уже потушили верхний свет, зажгли софиты, на сцене разминались танцовщицы, когда в партере появился Дима Радченко. Он тихо прошлепал по проходу меду креслами, занял место в третьем ряду и блаженно вытянул ноги. Лариса Демидова появится с минуты на минуту. А пока можно посмотреть на стройные ножки артисток кордебалета. Девочки как на подбор, и купальники на них что надо, открывают почти все интересные места. Но дело портил какой-то хмырь с длинным с проседью патлами, одетый как бомж. Майка велика на три размера, джинсы вытерты до дыр. Хмырь суетливо сновал по сцене, махал руками, походя лапал танцовщиц и давал ценные указания. Наконец отступил в сторону и заорал:
– Девушки, внимание. Все по местам. Пятая фигура, пожалуйста. Петракова, вы ждете отдельного приглашения? Так, так… На счет раз – левую ногу вывести вперед. Не касаясь ногой пола. На И – сделать прыжок на правой ноге. Левую ногу согнуть в колене и снова вытянуть. На два и три – повтор движения левой ногой. Правую руку на талию. Левую держать над головой в третьей позиции. Приготовились. Внимание.
Двенадцать танцовщиц, выстроившись в ряд, как лошадки в цирке, сделали шаг вперед правой ногой и замерли, ожидая новой команды. Мужик, набрав в легкие воздуха, гаркнул:
– На раз… И… Два… И… Три… Внимание… На два – сделать подскок на правой ноге. Левую ногу согнуть в колене и поднять на девяносто градусов. На раз… Два… Петракова ты меня с ума сведешь. Если у тебя не поднимается нога, подойди к директору. У нас вакантна ставка уборщицы. Это должность тебе подойдет.
Дядя Дима сложив руки на груди, наблюдал, как артистки, десять раз кряду повторили одни и те же движения. Расстегнув портфель, Радченко вытащил банку шипучки и дернул за кольцо. Человек, неподвижно сидевший в первом ряду, оглянулся назад и строго посмотрел на незнакомца.
– Вы кто такой? – спросил мужчина.
– Корреспондент журнала «Театральная жизнь», – без запинки соврал Радченко. – У меня пропуск в театр. Подписанный главным режиссером, – Радченко похлопал себя по пустому карману и, подумав секунду, уточнил. – Месячный пропуск.
– Вы не того пола, чтобы страдать месячными, – усмехнулся мужчина. – А главный режиссер – это я. Поветкин Эдуард Павлович с вашего позволения, разумеется. Корреспондент театрального журнала должен знать меня в лицо.
– Тут темно. И вы ко мне спиной сидели.
– Поветкина узнают и со спины. Сомневаюсь, что вы корреспондент, а не…, – главреж выругался. – А теперь выйдете отсюда.
Радченко замер, ошарашенный натиском главрежа.
– Может быть, молодой человек страдает куриной слепотой? Вы не заметили, что тут идет репетиция. Кстати, откуда вы взяли пропуск? Или на этот вопрос вы ответите в другом месте в присутствии нашей охраны?
Девушки на сцене и патлатый мужик в майке, остановив упражнения, прислушивались к спору, перемигивались и хихикали. Радченко, понимая, что попал в дурацкое положение, условившись о встрече с Ларисой не в самом подходящем месте. Он допил воду из банки и заерзал на мягком кресле, готовый встать и уйти.
– Господин балетмейстер, – крикнул Поветкин. – Продолжайте. Я не читаю публичных лекций в рабочее время. Тем более задаром, – режиссер снова обернулся к Радченко. – Ну, я жду ответа. Откуда у вас пропуск?
– Лариса Демидова провела меня в театр, – признался Радченко. – Сказала, что пока она переодевается после репетиции, я могу здесь посидеть.
– Ах, вот как, – тон режиссера неожиданно смягчился. – Лариса… Только в следующий раз не заливайте, что вы корреспондент. С этой публикой у меня разговор короткий. Всех корреспондентов, которые оказались здесь без моего ведома, охранники берут за шкирку и выкидывают на улицу. В этом городе слишком много проходимцев, которые хотят позаимствовать идеи Поветкина. А вы Ларисе кем доводитесь?
– Просто знакомый. По делу пришел.
– А… Тогда сидите, – главреж успокоился и снова уставился на сцену.
Радченко перевел дыхание. Два часа назад он троллейбусом добрался до Кузнецкого моста, где помещалась приемная ФСБ, чтобы опустить письмо Бобрика в ящик для анонимной корреспонденции, выставленный в крошечном зале. Приблизившись к дверям приемной, Радченко понял, что делает глупость. Самому соваться в приемную, чтобы засветиться перед чекистами, никак нельзя. Вокруг натыканы камеры слежения. Надо найти человека, случайного лоха, готового за небольшое вознаграждение войти в приемную и опустить письмо в прорезь ящика. Вокруг сновали прохожие, время обеденное, служащие спешили в закусочные, а праздно шатающиеся субъекты не внушали доверия. Иностранцы, приезжие… Эта публика не поймет дядю Диму.
Потеряв терпение, Радченко направился к ближайшему гастроному, постоял у прилавка в винном отделе, высматривая добычу. Наконец сделал выбор. Подошел к мужчине, пересчитывающему мелочь и, встал рядом и, вытащив крупную купюру, обмахнулся бумажкой, как веером. И сказал, что можно легко заработать на опохмелку. Через пять минут вопрос решился. Дядька под присмотром Радченко вошел в приемную и, проторчав в помещении минуту, вышел оттуда и свернул к магазину.
«Все сделал? – дважды переспросил Радченко, ухватив мужика за грудки, похлопал его по карманам штанов. Письма не было. – Как я сказал?»Ну, хрена тут делать? – мужик, мучимый похмельной жаждой, перешел на хриплый шепот. – Вошел. Там эта фигня в углу, ящик. Ну, я шлангом прикинулся. Постоял немного. Народу никого. Только одна порчушка старая письмо строчит. Достал я твою маляву да и бросил в тот ящик. Всех дел. Давай воздух, а то я уже подыхаю". Радченко заставил мужика повторить рассказ и выдал деньги.
Услышав шорох за спиной, Радченко поднялся с кресла и, подхватив портфель, вслед за Ларисой устремился к выходу из зала. В фойе, напоминавшим огромный аквариум, укромное место нашлось в дальнем углу.
– Сюда я больше ни ногой, – сказал дядя Дима. – Ваш режиссер хам. И вообще больной человек.
– Здесь слово больной заменяют словом гениальный, – улыбнулась Лариса. – Ну, какие новости?
– Письмо Бобрика уже у чекистов. Фургон «Газель»стоит на автомобильной стоянке. Утром я был на съемной квартире. Из окна хорошо просматривается сама стоянка и вся прилегающая территория. В квартире у окна на штативе хороший бинокль, плюс камера, соединенная шнуром с видеомагнитофоном. Еще есть фотокамера с длиннофокусным объективом.
– Спасибо, Дима. Ты все сделал как надо.
– По-моему, мы зря так убиваемся из-за этого Бобрика. Он сам влез в это дерьмо…
Лариса не дала договорить.
– Дима, у парня на всем свете нет человека, который бы ему помог. Если мы умоем руки, его просто убьют как собаку. И тело оставят на свалке.
– Ладно, не дави на слезные железы, – поморщился Радченко. – На всем свете нет человека, который бы зажал башку Бобрика между ног и надрал ему задницу. Когда все кончится, я лично этим займусь.
– Но не раньше, – поправила Лариса.
– Все, что происходит вокруг фургона, пишется на пленку, – Радченко говорил и загибал пальцы. – Надо дежурить в квартире, менять исписанные кассеты. И по возможности наблюдать в бинокль за стоянкой. Как только люди, которые охотятся за Бобриком, сунутся к фургону, их повяжут гэбэшники. И дело сделано.
Радченко протянул Ларисе исписанный листок.
– Вот расписание наших дежурств. Много времени бодяга не займет. Три-четыре дня, не больше. Но в квартире должен постоянно кто-то находиться.
– Сегодня моя очередь?
– Сейчас там Иностранец. Он пробудет до девяти вечера. Подходи за четверть часа. В холодильнике минералка и яблоки.
***
Утром нового дня Краснопольский хотел отметиться на стадионе «Урожай», навестив бывшего тренера Бобрика по мотокроссу, но планы полетели к черту, когда он вышел из ванной и услышал настойчивый стук в дверь гостиничного номера. С другой стороны порога стоял тот самый бугай по имени Павел, с которым вчера довелось встретиться у Валентины Марковны. Парень протянул Призу тощий почтовый конверт без адреса. Пропустив гостя в крошечную прихожую, где двум взрослым людям тесно стоять, Краснопольский вопросительно посмотрел на раннего гостя.
– Утром в калитку стукнулся незнакомый мужик, – Павел сморщил лоб, будто свежее воспоминание уже стерлось из памяти. – Короче, мужик приехал на мотоцикле. Видно, долго ехал, бензобак и руль в пыли. И морда тоже. Он сказал, что тут наверняка появятся парни, которые будут спрашивать Сашу Бобрика. Я, понятная вещь, не сказал, что вы уже появились. Мужик вытащил этот конверт, всучил его мне. И говорит, что есть просьба: передай письмишко тем людям, кто спросит Бобрика.
– А ты чего? Ты хоть его спросил, кто он? С какой ветки свалился?
– Я не знаю, как там у вас в столице, а у нас лишние вопросы задавать не принято. Я только с постели встал, проснуться не успел. И тут этот чувак с на мотоцикле с письмом. Говорю: ладно, передам, если кто стукнется.
– Подожди здесь, – сказал Приз.
Закрыв за собой дверь, он вошел в комнату. Фомин в трусах и майке сидел на стуле у изголовья кровати, запустив руку под подушку, он был готов вытащить ствол в любую секунду. Но пушка не потребовалась. Фомин слышал каждое слово разговора, заинтригованный и озадаченный услышанным, он натянул штаны и поднялся на ноги. Приз, внимательно осмотрев конверт, прощупал пальцами места склейки бумаги. Так уж заведено в этом городишке, что местная братва, в честности уважаемый Толя Месяц, первым узнает любою новость. Видимо, сначала конверт распечатала Марковна. И послала гонца к Месяцу, он прочитал письмо, вложив его в новый конверт, послюнявил языком полоску сухого клея, запечатал и приказал Павлику бежать к московским гостям.
Приз оторвал бумажную полоску, вытащил листок, выдранный из ученической тетради и, упав в кресло, трижды перечитал рукописные строки. Письмо накатал именно Бобрик, в этом нет сомнений, почерк тот самый, мелкий старушечий. Эта рука наваляла заявление в ментовку. Приз хмыкнул и передал письмо Фомину.
"К сожалению, не знаю ваших имен. Но мне известно, что вы ищите встречи со мной. И правильно делаете. Я прикинул хрен к носу и решил, что вы станете искать меня по месту прописки или у бывшей квартирной хозяйки. Больше негде. И там и там я оставляю свои письма. Сообщаю следующее: ящики, которые были спрятаны в подвале дома в Сергиевом Посаде, я той же ночью перевез в надежное место. Но сначала открыл и понял, что железки – не запчасти для газонокосилки. Это нечто более ценное. Ради этой хреновины стоит рискнуть.
Предлагаю выгодный обмен. Вы мне сто тысяч баксов, а я вам интересующие вас вещи. Цену я назначил нормальную, обсуждать ее даже не стану. Чтобы вы сразу поняли, что с моей стороны не предвидится никакого кидалова, что все по-честному, делаю жест доброй воли. Четыре ящика из двенадцати я положил в фургон коричневого цвета «Газель». Тачка на стоянке в районе Волгоградского проспекта, машино-место номер девять. Можете забрать таху в любое время и позвонить на мой мобильник. Мы договоримся, где и когда я получу бабки, а вы оставшийся груз.
Место на стоянке оплачено до конца недели. Ключ и жетон стоянки прикреплены клейкой лентой к днищу у заднего левого колеса. Просто садитесь за руль, сдайте жетон охраннику и выезжайте с Богом. Ниже – номер моего мобильника. Предупреждаю, что разговор по телефону будет продолжаться не более трех минут. После этого этот номер перестанет существовать, я сломаю телефон. За три минуты мы должны обо всем договориться. И еще: при встрече будем вежливы. Те номера, которые я видел в сарае, со мной не прокатят. Желаю всех благ. С.Б."
– Почему телефонный разговор должен длиться три минуты? – Фомин положил письмо на тумбочку, поставил на него пепельницу. – Если говоришь дольше, можно выяснить место положение собеседника, так что ли?
– Черт его знает, – усмехнулся Краснопольский. – Да… Зверь, как известно, бежит на ловца. Я чувствовал, что новости будут. Но такие новости… Это из ряда вон. Наши игрушки нашлись. А я-то думал, что Коля перед смертью, ну, тогда, в том клятом сарае, так и не сказал правды.
– Кажется, все истории о Бобрике, которые мы вчера выслушали, – чистая правда, – кивнул Фомин. – Этот парень – полный отморозок. У него даже нет чувства самосохранения. Среди ночи сунуться в незнакомый дом в Сергиевом Посаде… Он ведь знал, что мы можем приехать с минуты на минуту. Вот же тварь. А теперь ему сто штук надо обслюнявить. С головой он не дружит, но с аппетитом все в порядке.
Краснопольский вышел в прихожую, сунул в руку гонца мятую купюру.
– Как выглядел этот мотоциклист?
– Такой накачанный мужик. Здоровый, вроде вас. Татуировка на плече.
– Фраерская татуировка или блатная?
– Почем я знаю, – Паша опусти деньги в карман, радуясь, что с утра пораньше удалось неплохо заработать. Тот мотоциклист тоже оставил хорошие чаевые. – Очки на нем черные. Косынка на шее. Армейские ботинки и жилетка кожаная. На голом теле. А на спине жилетки желтыми буквами вышито: «Моя старуха любит побыстрее».
– Побыстрее? Старуха любит? – переспросил Приз. – Ладно, ступай.
Приз захлопнул дверь, вернувшись в комнату, присел на диван, но не успел глубоко задуматься, как появился новый гость.
Глава восьмая
Анатолий Месяц без стука переступил порог, коротко поздоровался и молча встал под люстрой, скрестив руки на груди. Он оделся так, будто сегодня большой праздник, и Месяц готовится принять поздравления и цветы. Дорогой светло серый костюм, светло-голубая сорочка, бордовый галстук в белую полоску. Костюм дополняли золотые запонки и заколка, пара перстней с камушками и шелковый платок, торчавший из нагрудного кармана пиджака. Но все дело портила физиономия Месяца, помятая после вчерашнего веселья. Щеки, покрытые нездоровым румянцем, и темные мешки под глазами.
– Прочитал? – снизу вверх Месяц посмотрел на Краснопольского. – Вижу, что прочитал. Я не спрашиваю, что у вас за груз в том фургоне. Меня интересует только голова Бобрика. Которую я отрежу самым тупым ножом, какой найду.
– Подожди, надо подумать.
Краснопольский потер лоб ладонью, решив, что обстоятельства изменились. Теперь Месяц с замашками провинциального крестного отца, со своим отстрелянным пальцем и жалкой кровной местью не вписывается в схему. Он может только помешать делу, все на хрен испортить. И потом никакими силами не исправишь.
– Что тут думать? Раз фарт пошел, не будем терять время, – Месяц потер ладони, будто руки озябли. – Ни минуты.
– Ты это о чем? – спросил Приз.
– Надо звонить и выезжать, – веско заявил Месяц. – Посмотри на улицу.
Краснопольский отдернул тюлевую занавеску. На мостовой стоял светлый седан Вольво. На тротуаре топтались два крепких парня. Один из пацанов поднял кверху морду и помахал Краснопольскому рукой. Месяц шагнул вперед, поднял шпингалет и толкнул ладонью раму.
– Эй, покажите нам этого хрена, – крикнул он в распахнутое окно.
Один из парней открыл дверцу Вольво, наклонившись, вытащил за шиворот с заднего сидения высокого сутулого человека в очках с толстыми стеклами. Человек близоруко щурился, не зная, что делать, задрал голову кверху.
– Это Лева Зоркин – самый умный еврей во всем городе, даже в районе, – сказал Месяц. – Да что там в районе… Во всей области. Поэтому его кликуха – Ландау. Возможно, нашему местному Ландау тоже светит Нобелевская премия. Но если он премию получит, придется выдернуть половину суммы, сделать взнос в общак. А другую половину пожертвовать на благотворительность. Мне надо ремонт в кабаке сделать и другие точки в порядок привести.
Месяц засмеялся, так ему понравилась собственная шутка.
– Поэтому у Ландау нет никакой заинтересованности делать великие открытия, добиваться Нобелевки. И он работает на меня. Он только с виду полный олух. На самом деле крутой спец по компьютерам и сотовой связи. Ландау вашим московским хакерам даст большую фору, а потом всех уделает.
– Ты о чем? – не понял Краснопольский.
– Бобрик написал номер своего мобильника, – Месяц хотел разделить со всеми желающими минуту своего торжества. – Это все равно, что оставить собственный адрес, – так сказал Ландау. Пусть контракт на третье лицо, пусть мобильник коцаный. Но пробьем его запросто. То есть установим, где конкретно в данный момент находится человек, с которым базарят по телефону.