Страница:
Дьявол!!!
– Роммель! На пути! Отрезать! Отрезать!
Но встать на пути и отрезать от трехэтажного лабораторного корпуса некому.
Ударное скопление крыс развернулось вслед за отрядом Бавори, хлынуло вдогонку, срезая по диагонали, сокращая путь – и все равно не успеть.
Слишком поздно. Бавори уже на крыльце.
Хлыст чертит воздух, стальной наконечник сечет плечи и спины баскеров. И один за одним они протискиваются в дверь – крошечную для них. Цепляясь плечами, рогами, спотыкаясь копытами на ступеньках крыльца.. Но стальной наконечник гонит внутрь, выдирая из спин и плеч клочки шкуры и темные брызги…
Крысы нагнали, хлынули к крыльцу – и лишь тогда Бавори сама нырнула внутрь.
Захлопнула дверь перед самыми серыми мордами.
Пять баскеров так и остались у крыльца. Среди крыс, лишенные направляющего хлыста Бавори… И тут же помчались прочь, вдоль дома, трое в одну сторону, двое в другую. Одного зацепили за круп, повалили, накрыли телами…
Но что толку?! Бавори и еще трое успели нырнуть внутрь!
– Отставить! – крикнул Стас. – Отставить! Не преследовать!
От лавины не осталось и следа. Разбились на островки, добивая поверженных баскеров. Несколько взводов увлеклись и гнали баскеров где-то за домами, с плаца и не видно – лишь трубный рев, не то от ярости, не то от боли, доносился откуда-то издали…
А путь в лабораторный корпус, на третьем этаже которого в дальней комнате стоит секвенсор, отрезан. Бавори поняла, ради чего была предпринята атака. Поняла, не растерялась и решила рискнуть.
На окне возле двери раздвинулись жалюзи.
Полоска лица, бесцветные рыбьи глаза… И рука с трубкой мобильника. Красный огонек на корпусе… Глазок видеокамеры тоже нацелен в окно.
Ч-черт… Стас до хруста суставов сжал и разжал левый кулак.
Мало того, что отрезала от секвенсора. Так еще и Графу успела позвонить? Все рассказала, а кое-что и показала? Чтобы вернул со старой фермы всех своих людей? Или прислал сюда кого угодно, хоть ручных гэбэшников. Хоть черта, лишь бы не лишиться секвенсора во второй раз. Без него ферма гроша ломаного не будет стоить – все эти гектары, дома, столы, заборы, клетки…
Сообразительная.
Может, и ночью она не просто так бросала взгляды на этот дом? И даже не потому, что поднятая планка жалюзи могла выдать, а потому, что с самого начала подозревала: если и сунется кто-то на ферму и проберется через систему охраны, то не будет валять дурака и шарить где попало, а полезет сразу в святая святых, в лабораторию, к секвенсору, именно в этот дом?
Но решила оставить его на потом, на сладкое?
На всякий случай, для подстраховки, сначала пошла проверять остальные домики. К чему спешка, зачем сразу лезть в лабораторный корпус, если там блокираторы? Если воришка попался, то уже не убежит…
Заодно разжигала свой азарт охотника, заставляя жертву подольше помучиться от ужаса безысходности своего положения, ужаса воришки, понимающего, что попался…
Так, что ли? Любите играть в кошки-мышки, дамочка? Перед тем как свернуть шею?
Ну что же…
Давайте поиграем, с-сударыня.
– Роммель!
Роммель наконец-то примчался. Но не сел. Ждал, стоя на задних лапах, как тушканчик, и, кажется, дрожал. Только не от страха, конечно. От возбуждения от кровавого куража.
– Собрать батальон! Первая, вторая роты – выставить за домами, по периметру, заслон, отгонять баскеров! Третья рота делает широкий круг. Если баскеры собираются в отряд, разогнать! Четвертую роту – перед крыльцом! Пятую ко мне, на тыльную сторону!
И зашагал вокруг дома, к гаражу.
Дамочка может думать, что если она заперлась внутри, то все, туда никто не войдет. Ну-ну. Блаженны верующие…
Восемь десятков розовых лапок потянули ворота гаража вверх.
Лучше бы, конечно, чтобы тянула вся рота – в сто восемьдесят лапок, но вдоль ворот гаража поместились всего лишь сорок крыс. Ладно, и этого хватит.
Ворота медленно, неохотно, но пошли вверх… Сантиметр, другой…
– There! Push! Down! – вылетел из щели звенящий голос.
Внутри затопало, зафыркало, завозилось… За обитыми гофрированным железом воротами заскреблись, и ворота остановились. Пошли вниз, а потом вообще рухнули – глубоко, до самого асфальта, врезавшись в стопора так, что вся стена гаража дрогнула, металлические листы зазвенели, затихая медленно, как потревоженный колокол…
Стас беззвучно зашипел.
А дамочка-то, похоже, не дура. Далеко не дура.
И что теперь?
Та дверь заперта. Выломать ее чем? Перегрызать…
Можно, конечно, посмотреть получше… Но, кажется, дверь там хорошая. Прогрызть ее насквозь – это не с резиновыми шинами развлекаться. Полдня уйдет, а то и больше.
Здесь тоже не влезть. Даже если извернуться, выстроить-впихнуть вдоль ворот полсотни крыс и подлезть самому, и дружно потянуть вверх – это все равно будет мало против трех баскеров. Да и поднимать – не прижимать книзу…
Ладно, есть варианты. Если не пускают ни в ворота, ни в дверь, что остается?
Правильно.
Стас пошел вокруг дома. На этот раз медленно, заглядывая в окна.
Вон там лаборатория, где чуть не попался… Где Белоснежка последний раз сладко посапывала, нежась под пальцами… Стас скрипнул зубами.
Стоп! Спокойно, спокойно…
Ну-ка, спокойно! Вот так вот. Успокоился, закрыл глаза и вспоминай.
Так… Столы, установки… Там вход, напротив стена, в ней дверь в заветную комнатку…
Значит, за углом, вон там, должно быть окно той комнатки с секвенсором?
Стас заглянул за угол. Ага. Сейчас, как же. Разбежался…
Никакого окна нет.
Впрочем, можно понять… Если уж блокираторы вставили в стены…
Шипя сквозь зубы, Стас вернулся обратно. Прищурился, разглядывая окна лаборатории, рамы… Не стекло – прочный пластик. Как и на первом этаже, возле двери. Просто так не выбить.
– Лобастый!
Под ногами знакомо пискнуло. Тут как тут.
– Молодец, умник.
Стас присел, потрепал его за ушами. Хоть на кого-то можно положиться.
Потом скинул с плеча рюкзак с аппаратурой, растянул завязки.
Эти стеклопакеты – довольно надежная штука. Голыми руками не вскрыть, тем более на третьем этаже. Придется Лобастого немного приодеть…
Лобастый кивнул. Растопырил лапы.
Он лежал на руках Стаса спиной вниз, как младенец. Лапки и в самом деле похожи на крошечные ладошки, 4 только четырехпалые, большой палец едва заметен.
На этих ладошках – подобие перчаток с отрезанными пальцами. На перчатки нашиты магнитные кругляши.
Стас опустил руки с Лобастым пониже. Чуть присел, встал на носки… Покачался так, пробуя на вес, прикидывая взглядом высоту, приноравливаясь… Еще несколько раз качнулся, постепенно увеличивая размах, присаживаясь все ниже.
– Три… четыре!
И толкнулся по-настоящему, передавая силу толчка рукам, напрягая и бицепсы, и предплечья – сильно, но плавно. Лобастый вылетел из рук вверх и чуть в сторону, к стене.
Закрутил хвостом, мгновенно перевернулся лапами вниз – не только кошки всегда падают на лапы. Изогнулся, уклоняясь от края карниза, словно прыгун в высоту, волной перекидывающий свое тело через планку. На миг замер, остановившись на пике траектории, и наткнулся на прозрачный пластик окна. Спружинил лапами, гася удар, чтобы не отлететь обратно упругим мячиком. Упал-сполз вниз, на карниз.
Сильно скошенный карниз, просто так не удержался бы. Магнитные присоски звонко клацнули о сталь. Вцепились лучше, чем когти в дерево.
Стас открыл было рот, чтобы скомандовать, что делать дальше…
Но не стал. В конце-то концов, Лобастый и сам все прекрасно знает.
Лобастый, привстав на задних лапах, привалился одним боком к пластику. Засучил передней лапкой, подтягивая со спины на грудь крошечную сумочку-кармашек. Расстегнул застежку-липучку, зубами вытащил кончик белой нити из пластида.
Осторожно оторвал от стального карниза одну заднюю лапу, переставил ее в сторону, оторвал вторую и, по очереди переставляя лапы, медленно пошел по карнизу, передними лапами разматывая нить из кармашка и накладывая ее на стекло.
Сначала в самом низу, впритык к раме. Потом достал еще одну колбаску пластида и пошел в обратную сторону, на этот раз накладывая нить так высоко, как только мог дотянуться.
Повозился с сумочкой, вытащил и наложил на нить крошечные детонаторы. Покосился вниз.
– Давай, ловлю.
Стас поднял руки, приподнялся на носках, чтобы увеличить длину тормозного пути и смягчить удар.
Лобастый оторвал одну заднюю лапу. Не ставя ее, вывернулся на бок и оторвал вторую. И, увлекаемый силой тяжести, на заднице съехал с карниза, соскользнул вниз…
Лапы пружинисто ударили в ладони. Стас опустил руки, гася удар, сам присел. Отпустил Лобастого на землю, шагнул в сторону.
Наверху сверкнули две огненные полосы. Хлопок слился с треском лопнувшего стекла. И нижняя часть окна отвалилась вниз, упала, глухо стукнувшись о землю.
Да, качественное стекло. Даже после взрыва и падения оно не разлетелось. Пошло трещинами, превратилось в какое-то подобие стеклянной кольчуги: перестало быть твердым, форму не держит, но не разлетелось. Наполнитель потрескался, но тонкие волокна все еще держат кусочки вместе. Тонкие нити, незаметные взгляду, но чертовски прочные. Держат осколки вместе, словно стальная арматура треснувшую бетонную плиту.
Черта с два такое выбьешь… Резать тоже то еще удовольствие…
И на удобном верстаке-то возни будет порядочно, а уж на высоте третьего этажа, еле удерживаясь магнитами на тонком карнизе… Хорошо, если бы в час уложился. Это, разумеется, в том случае, если не сорвешься
А в стеклопакете это стекло не единственное.
– Давай, Лобастый. Повторим.
Лобастый проворно прыгнул в руки и перевернулся на спину. Расставил лапки. Мордочка – безмятежная, невинная. Ну просто беспомощный младенец да и только.
Когда наверху хлопнуло в третий раз – на этот раз кусок пластика не упал вниз, а влетел внутрь, – Стас опять швырнул Лобастого вверх.
Только теперь вместо взрывчатки в его сумочке был миниатюрный подъемник. Моток молекулярной нити, моторчик с системой крошечных шестеренок, таблетка – аккумулятора.
Не задерживаясь на карнизе, Лобастый скользнул внутрь.
– Скалолазка! Рыжик! Ушастик!
Мордочки тут как тут.
Два броска. Скалолазка, следом Рыжик взлетели вверх и нырнули внутрь. Теперь им проще, не надо цепляться за карниз – можно сразу за край дыры и внутрь.
– Ушастик, остаешься за старшего.
Ушастик азартно приподнялся на задних лапках и рухнул на все четыре.
Из дыры в стекле донесся хлопок.
Хорошо. Значит, Лобастый нашел место, где закрепить подъемник. А строительный патрон вбил крепеж в стену.
Показалась мордочка Лобастого. Кинул вниз маленький крючок – кажется, сам по себе. Но крючок не упал, а повис в воздухе, медленно пополз вниз. Молекулярную нить – немного длинных молекул, сплетенных как волосы в косичку, идеально правильных, без дефектов, чертовски прочных, – и на ярко освещенном столе-то едва разглядеть, куда уж сейчас…
Без ушка на конце и не заметить, и не взяться. Возьмешься за нить голыми руками – не удержать, выскользнет из пальцев. А обмотаешь вокруг руки – прорежет руку до костей. А может, и совсем отхватит.
– Стоп!
Стас просунул в ушко стержень-рукоятку. Взялся за нее обеими руками.
– Давай!
Лобастый нырнул внутрь. Нить натянулась и медленно потащила вверх.
Ладно, хоть так. Стас перевернулся на полу, встал.
Шум ветра и музыка остались снаружи. Доносились, но не так сильно. И в этой тишине пустого здания с высокими потолками и кафельными стенками… звонкий стук каблуков. Быстрый, нервный, спешный… Совсем близко. У самого входа в лабораторию. Лишь успел шепотом:
– Рыжик, Скалолазка… Отрезать… – и шагнул за лабораторный шкаф между окон.
Стук каблуков замер. Щелчок выключателя – и удар света по глазам, словно это хирургический стол, а не лаборатория. Снова стук каблуков. Ближе, ближе…
Теперь можно. И лучше выйти самому, резко. Эффект неожиданности всегда полезен. А сейчас это нужно и для кое-чего поважнее…
Стас шагнул из-за шкафа.
Бавори была в каких-то пяти шагах. Вздрогнула, замахнулась хлыстом, но рука замедлилась, замерла, словно про нее забыли.
Из-за ближнего стола с тумбой мощного процессорного блока вылетел Лобастый. Встал между Стасом и Бавори, готовый к броску. Пара метров для него – пустяк. Бавори могла в этом убедиться там, на площади…
Она крутанулась на каблучках и бросилась обратно, но сделала лишь два шага. И еще один удар каблуком – последний, чтобы остановиться.
Путь назад отрезан.
Рыжик и Скалолазка, привстав на задних лапах, преградили путь к двери. Открыв пасти и обнажив резцы, справляющиеся со сталью, – чтобы у Бавори не возникло ошибочной мысли, что она сможет прорваться через этот чахлый на первый взгляд строй, поглядывая блестящими глазками-бисеринками на Стаса – правильно ли они поняли, что пока убивать не нужно?
Бавори замешкалась, но ненадолго.
– Come!
Крик разнесся по пустому зданию, убежал в гулкий коридор, за угол, унесся вниз по лестнице, на первый этаж, где в холле перед входом ждали трое баскеров… В ответ прилетел тройной рык и мощно, сотрясая бетонные плиты, замолотили копыта. Все трое ломанулись на крик хозяйки, хотя коридоры и были маловаты для них.
Стас шагнул было к двери, обходя Бавори, но остановился. Запереться не выйдет. Что для этих полутонных тварей хлипкая дверь в лабораторию?..
Дверь в комнату к сепаратору крепче, но ее еще нужно открыть. Отмычка запомнила те варианты, которые перебирала. Теперь ей потребуется всего-то пара минут. Но…
Даже если успеть… Что дальше? Самому замуровать себя в комнате без окон? Когда сюда мчатся ратники Графа, которых вызвала Бавори?
Из глубины здания снова донесся рык – на этот раз не угрожающий, а как будто огрызающийся. И удары копыт стали неритмичными. Лишь один из бежавших продолжал движение, но уже не так резво, как раньше…
Добрались до лестницы? И выясняют отношения, кто первым ворвется? Им там и поодиночке-то едва развернуться, куда уж троим… Уже на лестнице…
Впрочем, не все так безнадежно.
У системы дрессировки кнутом есть один минус. Особенно если терзаемый зверь – стайный. Выдрессированный зверь слушается – но не того, кто его дрессирует, а сильнейшего. Вожака стаи. Так, как это записано в крови твари… И этот минус иногда можно обратить в плюс.
– Come! – опять крикнула Бавори. Стас достал “хек” и показательно щелкнул предохранителем.
– Хлыст, – приказал Стас. – Хлыст. Брось на землю.
Голубые, прозрачные, словно вода, глаза Бавори неподвижно замерли… нет, не на дуле “хека”, нацеленном на нее. Глаза в глаза.
Дамочка явно не дура пободаться взглядами… Да, такая просто должна была понравиться Графу.
Ну что же. Тем хуже для нее.
– Скалолазка… – почти нежно позвал Стас.
Не отводя взгляда. Отвести взгляд первым – все. После этого невозможно будет подавить не то что человека – шавку дворовую и ту не заставишь подчиняться.
Глаза – зеркало души. И это не красивые слова-пустышки. По крайней мере, когда речь идет о драке. В глазах все твои мысли. Все, о чем ты думаешь. Чтобы ударить, надо решить, куда бить. Надо кинуть туда взгляд хотя бы на миг.
Зрачки дрогнут… И выдадут. Еще до того, как электрический импульс добежит по нейронам до мускулов, которые понесут руку к цели, – глаза уже выдали.
Если, конечно, ты смотришь в глаза врага.
Поэтому любой хищник нервничает, когда смотрят ему в глаза – это как объявление атаки. Любое стайное животное воспринимает взгляд как вызов. Как намерение прояснить, кто тут главнее, кому полагается кусок пожирнее и лучшая самка? И потому в ответ – тревога и агрессия.
Если, конечно, зверь не испугается, не сломается, не решит подчиниться… Признать в тебе сильнейшего. Хозяина.
Скалолазка поняла, что от нее требуется. Пискнула, привлекая внимание, и рванулась к Бавори, целя зубами в ногу…
Прозрачно-голубые глаза дернулись в сторону.
– Нет! – крикнула Бавори, швырнула хлыст на пол.
– Отставить, – согласился Стас, оставляя за собой последнее слово. – Лобастый!
Лобастый уже и так не стоял на месте. Пробежал вперед, вцепился в ручку хлыста и подтащил. Подпрыгнул – и обшитая кожей ручка сама легла в руку. Достаточно сжать пальцы.
Потому что отводить глаза не следует. Бавори снова взглянула – глаза в глаза. Наткнулась на неподвижный взгляд – и ее глаза на миг скользнули в сторону. Убежали.
Это рефлекс. Натыкаясь на чужой взгляд, ты уводишь свой в сторону – пусть на миг, чтобы тут же вернуть. Но на какой-то миг отводишь. Чтобы потенциальный враг, следивший за твоими глазами и знающий, что ты не ожидаешь удара, – чтобы он не решил ударить теперь, в последний момент своего преимущества. Потому что потом, когда будут глаза в глаза, противники увидят в глазах друг друга, что у каждого на уме…
И чтобы он не ударил, глаза отскакивают от взгляда в упор… Рефлекс. И Бавори на него попалась.
Через долю секунды она вновь глядела на него в упор, но в глазах мелькал стыд за эту мимолетную попытку показать, что не хочешь драки… И где-то глубже, в подсознании, осталась заноза. Она уже знает, что первый бой проигран.
– На колени, – сказал Стас.
Спокойно, холодно, почти равнодушно – будто был уверен, что Бавори это сделает. Словно все дело лишь в том, что таково устройство вселенной: кто-то говорит “На колени?” и кто-то послушно выполняет команду…
Бавори улыбнулась – почти оскалилась. Верхняя губа взметнулась вверх в злой улыбке, обнажив белые, почти идеальной линии зубы. Разве что клыки выступают слишком сильно…
Встать на колени унизительно уже само по себе. А уж для дрессировщика… Особенно для дрессировщика, который обучил своих питомцев, что стойка на коленях – признание своей слабости, смирение перед вожаком…
Ну что же.
У тренировки методом немедленных поощрений, “методом пряника”, есть один недостаток – слишком долго длится первый этап. Зато у метода немедленных наказаний, “метода кнута”, с этим все в порядке. Может, потом бывают осложнения, зато первый этап проходит быстро и четко.
К тому же кое-кто явно больше привык именно к этому методу, к методу кнута…
Не отводя глаз, Стас замахнулся и ударил. Кончик хлыста, увенчанный стальным жалом, со свистом рассек воздух и ударил по лицу. Бавори, яростно бодавшаяся с ним взглядом, увлеченная лишь тем, чтобы глаза больше не дрогнули, не скользнули в сторону, заметила удар слишком поздно.
Ее глаза вновь ушли от контакта, она дернулась, но увернуться не успела. Стальное жало прошлось по щеке, оставив алый мазок. Заточенное жала распороло и кожу и мышцы, как нож вспарывает кусок сырого мяса.
Каким-то чудом она сдержала крик. Крик – это еще один признак слабости. Это тоже рефлекс в пользу слабых. Член стаи зовет других, признавая, что сам он справиться не в силах… Что не он тут хозяин положения…
Стук копыт опять изменил ритм. Медленные удары – осторожно, с трудом размещая огромные копыта на крошечных ступенях, двое еще поднимались по лестнице. Но один мчался по ровному полу быстро, как только мог.
Уже на площадке второго этажа?.. Если он появится здесь, пока Бавори будет хотя бы отдаленно выглядеть хозяйкой положения – прежней, уверенной в себе, жестокой и для баскеров богоподобной, – не будет ни единого шанса. Обойма в “хеке” сможет остановить одну тварь. Крысы, может быть, отвлекут еще одного. Но не трех сразу…
– На колени, – повторил Стас.
Хорошо: голос не задрожал, хотя нервы были взведены до предела.
Но Бавори еще не сломалась. Лишь подняла руку к распоротой щеке, из которой хлестала кровь и сукровица, зажимая рану. И вновь – глаза в глаза.
Стас ударил. Стальной кончик рассек воздух и ударил в то же место, но теперь по тыльной стороне кисти, зажимавшей рану, распоров на костяшках пальцев кожу и размозжив сустав среднего пальца.
На этот раз Бавори взвыла. Едва слышно, сквозь стиснутые зубы, но и этого было достаточно. Не важно, насколько громко. Важен лишь сам крик – как признание того, что тебе нужна помощь. Согласие с тем, что ты не хозяин положения…
Но на колени не встала.
Частый стук копыт по лестнице опять замедлился и на этот раз не выправился. Одна пара копыт застучала быстро. Другая, третья… Уже на площадке третьего этажа. Оттуда до лаборатории лишь коридор – широкий коридор, можно бежать, не царапая плечи о стены, не отвлекаясь ни на что, кроме бега…
Скалолазка и Рыжик уже не смотрели на Бавори. Напряглись по-настоящему, развернулись – туда, к двери, откуда грохотали копыта и еще шкрябало, словно что-то острое волокли по полу, царапая плитку. Только там, конечно, ничего не волокли. И вспарывался не пол, а потолок. Это рога здоровенной твари, еле развернувшейся на лестнице, для которой даже высокие потолки коридора слишком низки.
Стас ударил еще раз.
И на этот раз глаза Бавори скользнули в сторону и испуганно закрылись. Она вскинула руку, защищаясь. Она еще не смирилась, не встала на колени, но уже и не была хозяйкой, которой нечего бояться…
Зря. Удара не было. Стас увел хлыст вверх, над ее головой. Переложил налево и стегнул, подавшись вперед. Чтобы хлыст не ужалил, а захватил, обвился… На этот раз хлыст улетел не к лицу, а стегнул ее по ноге, дважды обвившись вокруг лодыжки.
Рывок, и Бавори, потеряв опору, упала на колени.
В дверь влетел баскер. Сжавшись, скрючившись в три погибели, выкрутив шею боком, чтобы впихнуть размашистые рога по диагонали, напрочь выбив плечами косяк, рыча от ярости, но протиснулся… и замер.
Сзади, раздраженно рыча, в косяк протиснулся второй, но наткнулся на спину товарища. И тоже замер. Пораженно уставившись на Того, Кто Главный. На вставшую на колени хозяйку…
Бывшую.
Тот, Кто Главный – он не стоит на коленях.
Бавори услышала их.
– Attack!
Она попыталась подняться, но Стас дернул хлыст. Обмотавшийся вокруг лодыжки конец рванул Бавори вниз, она опять упала на колени, не удержалась, выставила руки, оказавшись на четвереньках…
– Repress, – сказал Стас.
Повелительно, четко – но спокойно. Хозяин может быть зол, но он всегда хозяин. Он не боится, что его не послушаются. Даже мысли такой не допускает.
Из коридора появилась третья морда. Удивленно уставилась на Стаса через спины своих товарищей.
На какой-то миг баскеры замерли.
Attack – значит, надо атаковать. Того, кто стоит перед женщиной в черной коже, которая здесь командовала всегда…
Но Тот, Кто Главный – он не стоит на коленях. И хлыст не у женщины. Хлыст у того, кто перед ней. У того, кто стоит на ногах, а не на коленях. И он дал команду прекратить неповиновение.
Какой-то миг они не знали, что делать. Бавори поднималась с колен: хлыст размотался, соскользнул с ноги… Второй баскер покосился на Стаса, словно решил двинуться вперед, отпихнуть с дороги товарища и заняться тем, кого приказала атаковать женщина…
Но не успел. Товарищ, первым ворвавшийся в комнату – наверно, потому, что первый верно среагировал там, внизу, в холле, на приказ бежать сюда, – и на этот раз первым принял решение.
И ткнул передним копытом Бавори в плечо. Несильно, как-то робко, словно не веря самому себе, что делает это, но Бавори и этого хватило. Она так и не встала – рухнула на колени, впечатав их в салатовую плитку…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Роммель! На пути! Отрезать! Отрезать!
Но встать на пути и отрезать от трехэтажного лабораторного корпуса некому.
Ударное скопление крыс развернулось вслед за отрядом Бавори, хлынуло вдогонку, срезая по диагонали, сокращая путь – и все равно не успеть.
Слишком поздно. Бавори уже на крыльце.
Хлыст чертит воздух, стальной наконечник сечет плечи и спины баскеров. И один за одним они протискиваются в дверь – крошечную для них. Цепляясь плечами, рогами, спотыкаясь копытами на ступеньках крыльца.. Но стальной наконечник гонит внутрь, выдирая из спин и плеч клочки шкуры и темные брызги…
Крысы нагнали, хлынули к крыльцу – и лишь тогда Бавори сама нырнула внутрь.
Захлопнула дверь перед самыми серыми мордами.
Пять баскеров так и остались у крыльца. Среди крыс, лишенные направляющего хлыста Бавори… И тут же помчались прочь, вдоль дома, трое в одну сторону, двое в другую. Одного зацепили за круп, повалили, накрыли телами…
Но что толку?! Бавори и еще трое успели нырнуть внутрь!
– Отставить! – крикнул Стас. – Отставить! Не преследовать!
От лавины не осталось и следа. Разбились на островки, добивая поверженных баскеров. Несколько взводов увлеклись и гнали баскеров где-то за домами, с плаца и не видно – лишь трубный рев, не то от ярости, не то от боли, доносился откуда-то издали…
А путь в лабораторный корпус, на третьем этаже которого в дальней комнате стоит секвенсор, отрезан. Бавори поняла, ради чего была предпринята атака. Поняла, не растерялась и решила рискнуть.
На окне возле двери раздвинулись жалюзи.
Полоска лица, бесцветные рыбьи глаза… И рука с трубкой мобильника. Красный огонек на корпусе… Глазок видеокамеры тоже нацелен в окно.
Ч-черт… Стас до хруста суставов сжал и разжал левый кулак.
Мало того, что отрезала от секвенсора. Так еще и Графу успела позвонить? Все рассказала, а кое-что и показала? Чтобы вернул со старой фермы всех своих людей? Или прислал сюда кого угодно, хоть ручных гэбэшников. Хоть черта, лишь бы не лишиться секвенсора во второй раз. Без него ферма гроша ломаного не будет стоить – все эти гектары, дома, столы, заборы, клетки…
Сообразительная.
Может, и ночью она не просто так бросала взгляды на этот дом? И даже не потому, что поднятая планка жалюзи могла выдать, а потому, что с самого начала подозревала: если и сунется кто-то на ферму и проберется через систему охраны, то не будет валять дурака и шарить где попало, а полезет сразу в святая святых, в лабораторию, к секвенсору, именно в этот дом?
Но решила оставить его на потом, на сладкое?
На всякий случай, для подстраховки, сначала пошла проверять остальные домики. К чему спешка, зачем сразу лезть в лабораторный корпус, если там блокираторы? Если воришка попался, то уже не убежит…
Заодно разжигала свой азарт охотника, заставляя жертву подольше помучиться от ужаса безысходности своего положения, ужаса воришки, понимающего, что попался…
Так, что ли? Любите играть в кошки-мышки, дамочка? Перед тем как свернуть шею?
Ну что же…
Давайте поиграем, с-сударыня.
– Роммель!
Роммель наконец-то примчался. Но не сел. Ждал, стоя на задних лапах, как тушканчик, и, кажется, дрожал. Только не от страха, конечно. От возбуждения от кровавого куража.
– Собрать батальон! Первая, вторая роты – выставить за домами, по периметру, заслон, отгонять баскеров! Третья рота делает широкий круг. Если баскеры собираются в отряд, разогнать! Четвертую роту – перед крыльцом! Пятую ко мне, на тыльную сторону!
И зашагал вокруг дома, к гаражу.
Дамочка может думать, что если она заперлась внутри, то все, туда никто не войдет. Ну-ну. Блаженны верующие…
* * *
– Поднять!Восемь десятков розовых лапок потянули ворота гаража вверх.
Лучше бы, конечно, чтобы тянула вся рота – в сто восемьдесят лапок, но вдоль ворот гаража поместились всего лишь сорок крыс. Ладно, и этого хватит.
Ворота медленно, неохотно, но пошли вверх… Сантиметр, другой…
– There! Push! Down! – вылетел из щели звенящий голос.
Внутри затопало, зафыркало, завозилось… За обитыми гофрированным железом воротами заскреблись, и ворота остановились. Пошли вниз, а потом вообще рухнули – глубоко, до самого асфальта, врезавшись в стопора так, что вся стена гаража дрогнула, металлические листы зазвенели, затихая медленно, как потревоженный колокол…
Стас беззвучно зашипел.
А дамочка-то, похоже, не дура. Далеко не дура.
И что теперь?
Та дверь заперта. Выломать ее чем? Перегрызать…
Можно, конечно, посмотреть получше… Но, кажется, дверь там хорошая. Прогрызть ее насквозь – это не с резиновыми шинами развлекаться. Полдня уйдет, а то и больше.
Здесь тоже не влезть. Даже если извернуться, выстроить-впихнуть вдоль ворот полсотни крыс и подлезть самому, и дружно потянуть вверх – это все равно будет мало против трех баскеров. Да и поднимать – не прижимать книзу…
Ладно, есть варианты. Если не пускают ни в ворота, ни в дверь, что остается?
Правильно.
Стас пошел вокруг дома. На этот раз медленно, заглядывая в окна.
Вон там лаборатория, где чуть не попался… Где Белоснежка последний раз сладко посапывала, нежась под пальцами… Стас скрипнул зубами.
Стоп! Спокойно, спокойно…
Ну-ка, спокойно! Вот так вот. Успокоился, закрыл глаза и вспоминай.
Так… Столы, установки… Там вход, напротив стена, в ней дверь в заветную комнатку…
Значит, за углом, вон там, должно быть окно той комнатки с секвенсором?
Стас заглянул за угол. Ага. Сейчас, как же. Разбежался…
Никакого окна нет.
Впрочем, можно понять… Если уж блокираторы вставили в стены…
Шипя сквозь зубы, Стас вернулся обратно. Прищурился, разглядывая окна лаборатории, рамы… Не стекло – прочный пластик. Как и на первом этаже, возле двери. Просто так не выбить.
– Лобастый!
Под ногами знакомо пискнуло. Тут как тут.
– Молодец, умник.
Стас присел, потрепал его за ушами. Хоть на кого-то можно положиться.
Потом скинул с плеча рюкзак с аппаратурой, растянул завязки.
Эти стеклопакеты – довольно надежная штука. Голыми руками не вскрыть, тем более на третьем этаже. Придется Лобастого немного приодеть…
* * *
– Нормально?Лобастый кивнул. Растопырил лапы.
Он лежал на руках Стаса спиной вниз, как младенец. Лапки и в самом деле похожи на крошечные ладошки, 4 только четырехпалые, большой палец едва заметен.
На этих ладошках – подобие перчаток с отрезанными пальцами. На перчатки нашиты магнитные кругляши.
Стас опустил руки с Лобастым пониже. Чуть присел, встал на носки… Покачался так, пробуя на вес, прикидывая взглядом высоту, приноравливаясь… Еще несколько раз качнулся, постепенно увеличивая размах, присаживаясь все ниже.
– Три… четыре!
И толкнулся по-настоящему, передавая силу толчка рукам, напрягая и бицепсы, и предплечья – сильно, но плавно. Лобастый вылетел из рук вверх и чуть в сторону, к стене.
Закрутил хвостом, мгновенно перевернулся лапами вниз – не только кошки всегда падают на лапы. Изогнулся, уклоняясь от края карниза, словно прыгун в высоту, волной перекидывающий свое тело через планку. На миг замер, остановившись на пике траектории, и наткнулся на прозрачный пластик окна. Спружинил лапами, гася удар, чтобы не отлететь обратно упругим мячиком. Упал-сполз вниз, на карниз.
Сильно скошенный карниз, просто так не удержался бы. Магнитные присоски звонко клацнули о сталь. Вцепились лучше, чем когти в дерево.
Стас открыл было рот, чтобы скомандовать, что делать дальше…
Но не стал. В конце-то концов, Лобастый и сам все прекрасно знает.
Лобастый, привстав на задних лапах, привалился одним боком к пластику. Засучил передней лапкой, подтягивая со спины на грудь крошечную сумочку-кармашек. Расстегнул застежку-липучку, зубами вытащил кончик белой нити из пластида.
Осторожно оторвал от стального карниза одну заднюю лапу, переставил ее в сторону, оторвал вторую и, по очереди переставляя лапы, медленно пошел по карнизу, передними лапами разматывая нить из кармашка и накладывая ее на стекло.
Сначала в самом низу, впритык к раме. Потом достал еще одну колбаску пластида и пошел в обратную сторону, на этот раз накладывая нить так высоко, как только мог дотянуться.
Повозился с сумочкой, вытащил и наложил на нить крошечные детонаторы. Покосился вниз.
– Давай, ловлю.
Стас поднял руки, приподнялся на носках, чтобы увеличить длину тормозного пути и смягчить удар.
Лобастый оторвал одну заднюю лапу. Не ставя ее, вывернулся на бок и оторвал вторую. И, увлекаемый силой тяжести, на заднице съехал с карниза, соскользнул вниз…
Лапы пружинисто ударили в ладони. Стас опустил руки, гася удар, сам присел. Отпустил Лобастого на землю, шагнул в сторону.
Наверху сверкнули две огненные полосы. Хлопок слился с треском лопнувшего стекла. И нижняя часть окна отвалилась вниз, упала, глухо стукнувшись о землю.
Да, качественное стекло. Даже после взрыва и падения оно не разлетелось. Пошло трещинами, превратилось в какое-то подобие стеклянной кольчуги: перестало быть твердым, форму не держит, но не разлетелось. Наполнитель потрескался, но тонкие волокна все еще держат кусочки вместе. Тонкие нити, незаметные взгляду, но чертовски прочные. Держат осколки вместе, словно стальная арматура треснувшую бетонную плиту.
Черта с два такое выбьешь… Резать тоже то еще удовольствие…
И на удобном верстаке-то возни будет порядочно, а уж на высоте третьего этажа, еле удерживаясь магнитами на тонком карнизе… Хорошо, если бы в час уложился. Это, разумеется, в том случае, если не сорвешься
А в стеклопакете это стекло не единственное.
– Давай, Лобастый. Повторим.
Лобастый проворно прыгнул в руки и перевернулся на спину. Расставил лапки. Мордочка – безмятежная, невинная. Ну просто беспомощный младенец да и только.
Когда наверху хлопнуло в третий раз – на этот раз кусок пластика не упал вниз, а влетел внутрь, – Стас опять швырнул Лобастого вверх.
Только теперь вместо взрывчатки в его сумочке был миниатюрный подъемник. Моток молекулярной нити, моторчик с системой крошечных шестеренок, таблетка – аккумулятора.
Не задерживаясь на карнизе, Лобастый скользнул внутрь.
– Скалолазка! Рыжик! Ушастик!
Мордочки тут как тут.
Два броска. Скалолазка, следом Рыжик взлетели вверх и нырнули внутрь. Теперь им проще, не надо цепляться за карниз – можно сразу за край дыры и внутрь.
– Ушастик, остаешься за старшего.
Ушастик азартно приподнялся на задних лапках и рухнул на все четыре.
Из дыры в стекле донесся хлопок.
Хорошо. Значит, Лобастый нашел место, где закрепить подъемник. А строительный патрон вбил крепеж в стену.
Показалась мордочка Лобастого. Кинул вниз маленький крючок – кажется, сам по себе. Но крючок не упал, а повис в воздухе, медленно пополз вниз. Молекулярную нить – немного длинных молекул, сплетенных как волосы в косичку, идеально правильных, без дефектов, чертовски прочных, – и на ярко освещенном столе-то едва разглядеть, куда уж сейчас…
Без ушка на конце и не заметить, и не взяться. Возьмешься за нить голыми руками – не удержать, выскользнет из пальцев. А обмотаешь вокруг руки – прорежет руку до костей. А может, и совсем отхватит.
– Стоп!
Стас просунул в ушко стержень-рукоятку. Взялся за нее обеими руками.
– Давай!
Лобастый нырнул внутрь. Нить натянулась и медленно потащила вверх.
* * *
Стас выставил руки и соскользнул с подоконника внутрь, головой вниз, следом втаскивая ноги. Большой Лобастый, а все же недостаточно. Маловат размах его лапок. Слишком узкая дыра получилась, чтобы нормально влезть…Ладно, хоть так. Стас перевернулся на полу, встал.
Шум ветра и музыка остались снаружи. Доносились, но не так сильно. И в этой тишине пустого здания с высокими потолками и кафельными стенками… звонкий стук каблуков. Быстрый, нервный, спешный… Совсем близко. У самого входа в лабораторию. Лишь успел шепотом:
– Рыжик, Скалолазка… Отрезать… – и шагнул за лабораторный шкаф между окон.
Стук каблуков замер. Щелчок выключателя – и удар света по глазам, словно это хирургический стол, а не лаборатория. Снова стук каблуков. Ближе, ближе…
Теперь можно. И лучше выйти самому, резко. Эффект неожиданности всегда полезен. А сейчас это нужно и для кое-чего поважнее…
Стас шагнул из-за шкафа.
Бавори была в каких-то пяти шагах. Вздрогнула, замахнулась хлыстом, но рука замедлилась, замерла, словно про нее забыли.
Из-за ближнего стола с тумбой мощного процессорного блока вылетел Лобастый. Встал между Стасом и Бавори, готовый к броску. Пара метров для него – пустяк. Бавори могла в этом убедиться там, на площади…
Она крутанулась на каблучках и бросилась обратно, но сделала лишь два шага. И еще один удар каблуком – последний, чтобы остановиться.
Путь назад отрезан.
Рыжик и Скалолазка, привстав на задних лапах, преградили путь к двери. Открыв пасти и обнажив резцы, справляющиеся со сталью, – чтобы у Бавори не возникло ошибочной мысли, что она сможет прорваться через этот чахлый на первый взгляд строй, поглядывая блестящими глазками-бисеринками на Стаса – правильно ли они поняли, что пока убивать не нужно?
Бавори замешкалась, но ненадолго.
– Come!
Крик разнесся по пустому зданию, убежал в гулкий коридор, за угол, унесся вниз по лестнице, на первый этаж, где в холле перед входом ждали трое баскеров… В ответ прилетел тройной рык и мощно, сотрясая бетонные плиты, замолотили копыта. Все трое ломанулись на крик хозяйки, хотя коридоры и были маловаты для них.
Стас шагнул было к двери, обходя Бавори, но остановился. Запереться не выйдет. Что для этих полутонных тварей хлипкая дверь в лабораторию?..
Дверь в комнату к сепаратору крепче, но ее еще нужно открыть. Отмычка запомнила те варианты, которые перебирала. Теперь ей потребуется всего-то пара минут. Но…
Даже если успеть… Что дальше? Самому замуровать себя в комнате без окон? Когда сюда мчатся ратники Графа, которых вызвала Бавори?
Из глубины здания снова донесся рык – на этот раз не угрожающий, а как будто огрызающийся. И удары копыт стали неритмичными. Лишь один из бежавших продолжал движение, но уже не так резво, как раньше…
Добрались до лестницы? И выясняют отношения, кто первым ворвется? Им там и поодиночке-то едва развернуться, куда уж троим… Уже на лестнице…
Впрочем, не все так безнадежно.
У системы дрессировки кнутом есть один минус. Особенно если терзаемый зверь – стайный. Выдрессированный зверь слушается – но не того, кто его дрессирует, а сильнейшего. Вожака стаи. Так, как это записано в крови твари… И этот минус иногда можно обратить в плюс.
– Come! – опять крикнула Бавори. Стас достал “хек” и показательно щелкнул предохранителем.
– Хлыст, – приказал Стас. – Хлыст. Брось на землю.
Голубые, прозрачные, словно вода, глаза Бавори неподвижно замерли… нет, не на дуле “хека”, нацеленном на нее. Глаза в глаза.
Дамочка явно не дура пободаться взглядами… Да, такая просто должна была понравиться Графу.
Ну что же. Тем хуже для нее.
– Скалолазка… – почти нежно позвал Стас.
Не отводя взгляда. Отвести взгляд первым – все. После этого невозможно будет подавить не то что человека – шавку дворовую и ту не заставишь подчиняться.
Глаза – зеркало души. И это не красивые слова-пустышки. По крайней мере, когда речь идет о драке. В глазах все твои мысли. Все, о чем ты думаешь. Чтобы ударить, надо решить, куда бить. Надо кинуть туда взгляд хотя бы на миг.
Зрачки дрогнут… И выдадут. Еще до того, как электрический импульс добежит по нейронам до мускулов, которые понесут руку к цели, – глаза уже выдали.
Если, конечно, ты смотришь в глаза врага.
Поэтому любой хищник нервничает, когда смотрят ему в глаза – это как объявление атаки. Любое стайное животное воспринимает взгляд как вызов. Как намерение прояснить, кто тут главнее, кому полагается кусок пожирнее и лучшая самка? И потому в ответ – тревога и агрессия.
Если, конечно, зверь не испугается, не сломается, не решит подчиниться… Признать в тебе сильнейшего. Хозяина.
Скалолазка поняла, что от нее требуется. Пискнула, привлекая внимание, и рванулась к Бавори, целя зубами в ногу…
Прозрачно-голубые глаза дернулись в сторону.
– Нет! – крикнула Бавори, швырнула хлыст на пол.
– Отставить, – согласился Стас, оставляя за собой последнее слово. – Лобастый!
Лобастый уже и так не стоял на месте. Пробежал вперед, вцепился в ручку хлыста и подтащил. Подпрыгнул – и обшитая кожей ручка сама легла в руку. Достаточно сжать пальцы.
Потому что отводить глаза не следует. Бавори снова взглянула – глаза в глаза. Наткнулась на неподвижный взгляд – и ее глаза на миг скользнули в сторону. Убежали.
Это рефлекс. Натыкаясь на чужой взгляд, ты уводишь свой в сторону – пусть на миг, чтобы тут же вернуть. Но на какой-то миг отводишь. Чтобы потенциальный враг, следивший за твоими глазами и знающий, что ты не ожидаешь удара, – чтобы он не решил ударить теперь, в последний момент своего преимущества. Потому что потом, когда будут глаза в глаза, противники увидят в глазах друг друга, что у каждого на уме…
И чтобы он не ударил, глаза отскакивают от взгляда в упор… Рефлекс. И Бавори на него попалась.
Через долю секунды она вновь глядела на него в упор, но в глазах мелькал стыд за эту мимолетную попытку показать, что не хочешь драки… И где-то глубже, в подсознании, осталась заноза. Она уже знает, что первый бой проигран.
– На колени, – сказал Стас.
Спокойно, холодно, почти равнодушно – будто был уверен, что Бавори это сделает. Словно все дело лишь в том, что таково устройство вселенной: кто-то говорит “На колени?” и кто-то послушно выполняет команду…
Бавори улыбнулась – почти оскалилась. Верхняя губа взметнулась вверх в злой улыбке, обнажив белые, почти идеальной линии зубы. Разве что клыки выступают слишком сильно…
Встать на колени унизительно уже само по себе. А уж для дрессировщика… Особенно для дрессировщика, который обучил своих питомцев, что стойка на коленях – признание своей слабости, смирение перед вожаком…
Ну что же.
У тренировки методом немедленных поощрений, “методом пряника”, есть один недостаток – слишком долго длится первый этап. Зато у метода немедленных наказаний, “метода кнута”, с этим все в порядке. Может, потом бывают осложнения, зато первый этап проходит быстро и четко.
К тому же кое-кто явно больше привык именно к этому методу, к методу кнута…
Не отводя глаз, Стас замахнулся и ударил. Кончик хлыста, увенчанный стальным жалом, со свистом рассек воздух и ударил по лицу. Бавори, яростно бодавшаяся с ним взглядом, увлеченная лишь тем, чтобы глаза больше не дрогнули, не скользнули в сторону, заметила удар слишком поздно.
Ее глаза вновь ушли от контакта, она дернулась, но увернуться не успела. Стальное жало прошлось по щеке, оставив алый мазок. Заточенное жала распороло и кожу и мышцы, как нож вспарывает кусок сырого мяса.
Каким-то чудом она сдержала крик. Крик – это еще один признак слабости. Это тоже рефлекс в пользу слабых. Член стаи зовет других, признавая, что сам он справиться не в силах… Что не он тут хозяин положения…
Стук копыт опять изменил ритм. Медленные удары – осторожно, с трудом размещая огромные копыта на крошечных ступенях, двое еще поднимались по лестнице. Но один мчался по ровному полу быстро, как только мог.
Уже на площадке второго этажа?.. Если он появится здесь, пока Бавори будет хотя бы отдаленно выглядеть хозяйкой положения – прежней, уверенной в себе, жестокой и для баскеров богоподобной, – не будет ни единого шанса. Обойма в “хеке” сможет остановить одну тварь. Крысы, может быть, отвлекут еще одного. Но не трех сразу…
– На колени, – повторил Стас.
Хорошо: голос не задрожал, хотя нервы были взведены до предела.
Но Бавори еще не сломалась. Лишь подняла руку к распоротой щеке, из которой хлестала кровь и сукровица, зажимая рану. И вновь – глаза в глаза.
Стас ударил. Стальной кончик рассек воздух и ударил в то же место, но теперь по тыльной стороне кисти, зажимавшей рану, распоров на костяшках пальцев кожу и размозжив сустав среднего пальца.
На этот раз Бавори взвыла. Едва слышно, сквозь стиснутые зубы, но и этого было достаточно. Не важно, насколько громко. Важен лишь сам крик – как признание того, что тебе нужна помощь. Согласие с тем, что ты не хозяин положения…
Но на колени не встала.
Частый стук копыт по лестнице опять замедлился и на этот раз не выправился. Одна пара копыт застучала быстро. Другая, третья… Уже на площадке третьего этажа. Оттуда до лаборатории лишь коридор – широкий коридор, можно бежать, не царапая плечи о стены, не отвлекаясь ни на что, кроме бега…
Скалолазка и Рыжик уже не смотрели на Бавори. Напряглись по-настоящему, развернулись – туда, к двери, откуда грохотали копыта и еще шкрябало, словно что-то острое волокли по полу, царапая плитку. Только там, конечно, ничего не волокли. И вспарывался не пол, а потолок. Это рога здоровенной твари, еле развернувшейся на лестнице, для которой даже высокие потолки коридора слишком низки.
Стас ударил еще раз.
И на этот раз глаза Бавори скользнули в сторону и испуганно закрылись. Она вскинула руку, защищаясь. Она еще не смирилась, не встала на колени, но уже и не была хозяйкой, которой нечего бояться…
Зря. Удара не было. Стас увел хлыст вверх, над ее головой. Переложил налево и стегнул, подавшись вперед. Чтобы хлыст не ужалил, а захватил, обвился… На этот раз хлыст улетел не к лицу, а стегнул ее по ноге, дважды обвившись вокруг лодыжки.
Рывок, и Бавори, потеряв опору, упала на колени.
В дверь влетел баскер. Сжавшись, скрючившись в три погибели, выкрутив шею боком, чтобы впихнуть размашистые рога по диагонали, напрочь выбив плечами косяк, рыча от ярости, но протиснулся… и замер.
Сзади, раздраженно рыча, в косяк протиснулся второй, но наткнулся на спину товарища. И тоже замер. Пораженно уставившись на Того, Кто Главный. На вставшую на колени хозяйку…
Бывшую.
Тот, Кто Главный – он не стоит на коленях.
Бавори услышала их.
– Attack!
Она попыталась подняться, но Стас дернул хлыст. Обмотавшийся вокруг лодыжки конец рванул Бавори вниз, она опять упала на колени, не удержалась, выставила руки, оказавшись на четвереньках…
– Repress, – сказал Стас.
Повелительно, четко – но спокойно. Хозяин может быть зол, но он всегда хозяин. Он не боится, что его не послушаются. Даже мысли такой не допускает.
Из коридора появилась третья морда. Удивленно уставилась на Стаса через спины своих товарищей.
На какой-то миг баскеры замерли.
Attack – значит, надо атаковать. Того, кто стоит перед женщиной в черной коже, которая здесь командовала всегда…
Но Тот, Кто Главный – он не стоит на коленях. И хлыст не у женщины. Хлыст у того, кто перед ней. У того, кто стоит на ногах, а не на коленях. И он дал команду прекратить неповиновение.
Какой-то миг они не знали, что делать. Бавори поднималась с колен: хлыст размотался, соскользнул с ноги… Второй баскер покосился на Стаса, словно решил двинуться вперед, отпихнуть с дороги товарища и заняться тем, кого приказала атаковать женщина…
Но не успел. Товарищ, первым ворвавшийся в комнату – наверно, потому, что первый верно среагировал там, внизу, в холле, на приказ бежать сюда, – и на этот раз первым принял решение.
И ткнул передним копытом Бавори в плечо. Несильно, как-то робко, словно не веря самому себе, что делает это, но Бавори и этого хватило. Она так и не встала – рухнула на колени, впечатав их в салатовую плитку…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Сам по себе секвенсор весил килограммов триста. Но просто так перевозить его нельзя, слишком тонкая механика. Одних силовых микроскопов две дюжины. Нести пришлось в контейнере-амортизаторе, а это еще два центнера. Итого полтонны.
Баскеры тащили его, как гроб. Встав на дыбы, чинно вышагивали, покрякивая от натуги.
И все трое с опаской косились то на Стаса, то на хлыст в его руке, то на крыс, шныряющих вокруг…
На краю плаца Стас остановился.
Баскеры тут же замерли, но Стас махнул рукой вперед:
– Go!
А сам обернулся назад, к площади, окруженной домиками и стойлами. Целые. Непорядок.
– Рыжик! Скалолазка! Ушастик!
Тут как тут. И Лобастый – чуть поодаль и чуть смущенный, почему это он не потребовался. Ничего, и до тебя очередь дойдет…
Стас скинул с плеча рюкзак, развязал тесемки и выгреб из внутреннего кармашка все воспламеняющиеся шашки, бросая их прямо под ноги. Оглядел плац, здания по периметру… Поморщился.
Много зданий, не хватит на все шашек. Купил десять, но после “Дубовых домиков” осталось восемь. Кто же мог подумать, что Граф не просто восстановит старую ферму, а развернет новую, да с таким размахом?
Ладно. Нет необходимости жечь тут все.
Стас присел на корточки, почесал гвардейцев за ушами. Активировал шесть шашек. Махнул рукой, определяя цели.
– Поджечь!
Ушастик, Скалолазка и Рыжик подхватили по шашке и понеслись через плац к стойлам.
Надо избавиться от погони. Связать Графу руки. А что может озадачить его сильнее, чем две сотни баскеров, которые бегают вокруг Пензы и которых даже некуда посадить?
И все же хорошо было бы сжечь еще и лабораторный корпус… Но там, в комнатке, где был секвенсор, сейчас заперта Бавори… Ладно, черт с ней! Дьявол с этим лабораторным корпусом!
Баскеры тащили его, как гроб. Встав на дыбы, чинно вышагивали, покрякивая от натуги.
И все трое с опаской косились то на Стаса, то на хлыст в его руке, то на крыс, шныряющих вокруг…
На краю плаца Стас остановился.
Баскеры тут же замерли, но Стас махнул рукой вперед:
– Go!
А сам обернулся назад, к площади, окруженной домиками и стойлами. Целые. Непорядок.
– Рыжик! Скалолазка! Ушастик!
Тут как тут. И Лобастый – чуть поодаль и чуть смущенный, почему это он не потребовался. Ничего, и до тебя очередь дойдет…
Стас скинул с плеча рюкзак, развязал тесемки и выгреб из внутреннего кармашка все воспламеняющиеся шашки, бросая их прямо под ноги. Оглядел плац, здания по периметру… Поморщился.
Много зданий, не хватит на все шашек. Купил десять, но после “Дубовых домиков” осталось восемь. Кто же мог подумать, что Граф не просто восстановит старую ферму, а развернет новую, да с таким размахом?
Ладно. Нет необходимости жечь тут все.
Стас присел на корточки, почесал гвардейцев за ушами. Активировал шесть шашек. Махнул рукой, определяя цели.
– Поджечь!
Ушастик, Скалолазка и Рыжик подхватили по шашке и понеслись через плац к стойлам.
Надо избавиться от погони. Связать Графу руки. А что может озадачить его сильнее, чем две сотни баскеров, которые бегают вокруг Пензы и которых даже некуда посадить?
И все же хорошо было бы сжечь еще и лабораторный корпус… Но там, в комнатке, где был секвенсор, сейчас заперта Бавори… Ладно, черт с ней! Дьявол с этим лабораторным корпусом!