Страница:
— Покажите мне остальные, — попросил он. — Там тоже повсюду картинки?
— Насколько мы понимаем, да, — отозвался Клюни. — Я срисовал их все, но если ты хочешь взглянуть на оригиналы, то только скажи.
Следующие два часа принесли еще большее смятение в душу парня, однако миновали они незаметно. Трудно было даже определить, что именно изображено на едва сохранившихся барельефах. То вроде бы появлялся всадник, то замок, объятый пламенем, выбивающимся из башен, то группа музыкантов. Остальное вообще было лишено, какого бы то ни было, смысла — и детальное рассмотрение только окончательно сбивало с толку. Лишь изображение «живых шахмат» имело прямое отношение к Галену. В конце концов, он откинулся в кресле и уныло вздохнул.
— Сдаюсь. Все это безнадежно.
— Когда-нибудь мы поймем, что все это должно значить, — возразил Клюни, и голос его вновь прозвучал с излишней торжественностью. — Поиски знания никогда не прекращаются и никогда не оказываются напрасными.
— Надеюсь только, что мы не опоздаем, — заметила Ансельма.
Гален уже собрался, было спросить, что она имеет в виду, когда в дверь решительно постучали. Гален весь подобрался, готовый в тот же миг удариться в бега, тогда как Клюни с Ансельмой быстро убрали рисунки. Но тут зашумели и с черного хода, и Гален занервничал еще сильнее. Если он не ошибался, стук и грохот означали, что дом окружен, а сам он угодил западню. Потому что бежать отсюда теперь было некуда.
— Сюда, — прошептала Ансельма, жестом указывая ему, чтобы он прошел в камнехранилище. Гален проскользнул в комнатушку, а хозяйка плотно закрыла за ним дверь как раз, когда послышался повторный стук. — Пойди отопри, Клюни, — громким голосом произнесла она.
Алхимик оправил на себе хламиду, решительным шагом подошел к двери и широко раскрыл ее. На пороге стоял Таррант — в полном одиночестве, да и вид у него был далеко не грозный.
— Мой господин… — Алхимик низко поклонился незваному гостю. — Чем обязаны мы столь высокой и неожиданной чести?
— Мне надо поговорить с тобой, алхимик, — столь же уклончиво объяснил цель своего визита королевский посланник.
— Прошу вас. Позвольте представить вам мою жену. Ее зовут Ансельма.
Таррант вошел в подвальное помещение, улыбкой ответил на кивок Ансельмы, огляделся по сторонам.
— Больше тут никого нет? — спросил он.
— Нет, мой господин.
Таррант помедлил перед тем, как заговорить.
— Я не сомневаюсь в том, что вы руководствуетесь лучшими побуждениями, — в конце концов, проговорил он. — И, тем не менее, вы мне, к сожалению лжете.
Клюни начал было протестовать, но посланник успокоил его примирительным жестом:
— Не надо! Я знаю, что Гален находится у вас, и даю слово королевского посланника, что не причиню ему никакого вреда. Попросите молодого человека выйти из укрытия, мне надо сделать ему одно предложение, а времени у меня в обрез.
Таррант терпеливо дожидался, пока Клюни, настороженно переглянувшись с Ансельмой, не пришел к определенному решению. Но прежде чем алхимик успел согласиться или отказаться, Гален принял решение сам и покинул свое убежище. Закрыв за собой дверь в камнехранилище, он пытливо взглянул на посланника.
— Как вы меня отыскали? — спросил он.
— У меня на службе состоит человек, сведущий в таких делах, — с улыбкой ответил Таррант. — А выследить тебя оказалось довольно просто.
— Ну, так и какое же у вас ко мне предложение? — осведомился Гален.
Его изрядно озадачило, что отыскал его королевский посланник, а вовсе не Бальдемар или Крэнн. Но поскольку наверняка вместе с Таррантом сюда пришли и сейчас притаились где-нибудь на задворках его бойцы, Гален решил проявить склонность к сотрудничеству — по крайней мере до поры до времени.
— Мне бы хотелось, чтобы ты поработал на меня, — заявил посланник.
— А что мне придется делать?
Гален изо всех сил старался не показать, насколько он обескуражен.
— Ездить по стране, собирать информацию, посылать донесения и тому подобное.
— Вы хотите сказать, шпионить. А почему именно я?
— Потому что вчера меня поразила твоя выдержка и быстрота реакции, — ответил Таррант. — Не каждый конюх одержал бы победу в такой партии. — Он сделал паузу, пристально всмотрелся в лицо молодого человека и явно был доволен тем, что увидел. — И, кроме того, тебе ведь нельзя теперь возвращаться в замок, не правда ли? Так что ты теряешь?
— Но у вас на службе и так уж состоит, должно быть, множество народу, — лихорадочно соображал Гален. — Малость мозгов и чуток нервов — не такая уж диковина. Даже у обыкновенных солдат.
Таррант весело рассмеялся:
— Отлично сказано! Хотя я рад, что Пайк этих слов не слышал. У королевских воинов, конечно, в избытке и того, и другого, но вопрос в том, что мне нужен человек, о котором всем известно, что он никогда не состоял на королевской службе, не был в армии и не работал на меня лично. Ты подходишь по всем этим признакам и у тебя есть великолепная причина покинуть Крайнее Поле.
— И куда же мне предстоит отправиться? — поинтересовался Гален.
— Мне бы хотелось, чтобы ты присоединился к одной группе археологов, — начал давать указания королевский посланник. — Чтобы ты вместе с ними пересек соляные равнины и встретился кое с кем на юге. Ты послужишь своему королю и даже, возможно, сумеешь несколько разбогатеть. Разумеется, помимо причитающегося тебе жалованья.
— И это все?
— Все. Ну что, ты согласен?
Галена охватили противоречивые чувства. Он понимал, что будет тосковать по Эмер, но понимал он также и то, что в замке его сейчас едва ли встретят с распростертыми объятиями. На первый взгляд ему в руки сама шла неслыханная удача, а именно этого ему всегда и хотелось. Он начнет разъезжать по свету, к чему он всегда стремился, а мысль о том, чтобы присоединиться к археологам, которые сыздавна будоражили его воображение, была просто захватывающей. Об их приключениях ходили легенды… И как знать, может, и ему удастся извлечь из-под соли какую-нибудь мраморную скульптуру. Но все это — только на первый взгляд. Вправе ли он, на самом деле, поверить королевскому посланнику на слово? Неужели все и впрямь так просто, как тот расписывает? И почему все делается в такой спешке?
Гален посмотрел на Клюни с Ансельмой. Чета алхимиков безмолвно присутствовала при разговоре, да и лица их, будучи предельно серьезными, оставались невозмутимыми. Гален был предоставлен самому себе.
— Мне нужно узнать об этом побольше, — начал он.
— Но ты соглашаешься? — перебил его Таррант. В этот миг Гален решил довериться интуиции. «Или я верю этому человеку, или не верю», — подумал он.
— Соглашаюсь.
— Прекрасно! Пайк объяснит тебе все детали. Но отправляться тебе нужно немедленно. Он ждет у дома. Тебя снабдят всем, что тебе понадобится. Ступай — и удачи тебе!
Таррант рукой указал Галену на дверь.
После минутного колебания Гален пошел на выход. У дверей он задержался и обернулся к хозяевам.
— Благодарю вас за все, — слегка поклонился он. — Я сообщу, если мне удастся найти что-нибудь интересное. Всего хорошего!
— До свидания, — отозвался Клюни.
— Удачи тебе, — добавила Ансельма.
Гален поднялся по лестнице на крыльцо и исчез из виду. События развивались настолько стремительно, что у четы алхимиков невольно закружилась голова. Они не знали, что и думать.
— Благодарю вас за то, что позаботились о нем, — улыбнувшись, сказал им Таррант.
— А что, вам совершенно обязательно было брать наш дом в такую осаду? — поинтересовалась Ансельма. Лицо у нее было при этом предельно серьезно.
— Гален явно нервничал, — пояснил посланник. — И хотя это было совершенно естественно, мне не хотелось идти на риск его неразумного бегства. Но если бы он все-таки попробовал убежать, мои люди не причинили бы ему никакого вреда.
— Мы вынуждены поверить вам на слово, — вздохнула Ансельма.
— Это все, что я могу вам предложить, — столь же спокойно и дружелюбно, как раньше, проговорил Таррант. — И Галену этого, судя по всему, хватило. Но я прошу прощения, если мои действия вас все-таки оскорбили.
Гнев Ансельмы пошел на убыль, и Таррант, воспользовавшись этим, поспешил сменить тему разговора:
— Мне доложили, что вы разрабатываете новый тип оружия?
Клюни сразу же просиял, хотя лицо его жены оставалось по-прежнему озабоченным.
— Речь идет исключительно об экспериментальной стадии, — доложил Клюни, тщетно пытаясь скрыть собственный энтузиазм.
— Королю хотелось бы знать об этом поподробнее, — отметил Таррант. — Вы мне покажете? К сожалению, у меня действительно мало времени. Я должен уехать сегодня во второй половине дня.
— А у вас имеются какие-нибудь доказательства того, что вы и впрямь являетесь королевским посланником? — внезапно спросила Ансельма.
— Бальдемар и Фарранд приняли меня за такового в отсутствие, каких бы то ни было доказательств, — без малейшей неприязни ответил он. — Правда, у меня с собой только королевская печать. — Он похлопал себя по карману. — Хотя, конечно, я мог ее и украсть.
— Дорогая, уверяю тебя… — начал Клюни.
— Опасное знание можно отдать только в надежные руки, — не обращая внимания на мужа, заявила Ансельма.
— Ваши секреты будут у меня в полной безопасности, — заверил ее Таррант. — Монфор — хороший человек и он мой государь, а я всего лишь выполняю его распоряжение, проверяя всю информацию, связанную с подобными вопросами. Но если вы не хотите мне ничего сообщить, то я, уважая принятое вами решение, отправлюсь дальше.
Ансельма и Клюни (как Ребекка и Гален до них и многие другие еще раньше) поняли, что королевский посланник обладает редким даром убеждения, и вскоре они уже наперебой говорили о химических реакциях и об их взрывных свойствах. И хотя многое из их пояснений оказалось чересчур сложно для Тарранта, он сумел уловить общую суть.
— На данный момент, — завершил свой рассказ алхимик, — мы можем устроить для вас замечательный фейерверк, но подлинная сила этого вещества, хотя отрицать ее просто невозможно, проявляется лишь при случайных обстоятельствах. Но если мы научимся управлять ею, мы изменим природу военных действий самым кардинальным образом.
— Природу военных действий или способ избежать их, — прокомментировал Таррант, и муж с женой удивленно посмотрели на него. — Благодарю вас за потраченное на меня время и за сообщенные мне сведения. Надеюсь, вам удастся обуздать эти силы — это станет воистину великим открытием. А сейчас мне пора. Я и так слишком уж надолго отложил отъезд. Еще раз благодарю вас. — Он сделал паузу. — Могу я попросить никому не рассказывать о новом… поприще Галена… равно как и о том, куда он отправляется? Крайне важно, чтобы это осталось секретом.
Клюни и Ансельма замерли в нерешительности. Они оба, как и все жители города, знали о связи Галена и Эмер, и Ансельма, прежде всего, тревожилась о том, как скажется на девушке исчезновение ее парня. Но, в конце концов, она кивнула:
— Мы никому ничего не скажем.
Получив такие заверения, Таррант повернулся и пошел вверх по лестнице, преодолевая по две ступеньки одним шагом. Очутившись наверху, он вытащил из кармана носовой платок и тщательно осмотрел безукоризненно белое полотно. «Господи, — подумал он. — Все выцвело! Теперь даже мне самому эта штука кажется самым обыкновенным носовым платком. Хорошо, что они не стали настаивать на том, чтобы я показал им печать». Он спрятал платок и, улыбаясь собственным мыслям, вышел на улицу.
А внизу, в подвальном помещении, Клюни с Ансельмой какое-то время провели молча, пытаясь осмыслить происшедшее. Затем крепко обнялись.
— Ты ему поверил? — тихо спросила Ансельма.
— Да, пожалуй, — кивнул Клюни. — И если мы сможем помочь Монфору, это окажется воистину благим делом.
— Надеюсь, что с Галеном ничего не случится, — поежилась Ансельма. — Все это может ведь оказаться и уловкой для того, чтобы завлечь его куда-нибудь в укромное место и убить.
Клюни в изумлении отшатнулся от жены.
— Но с какой стати? — удивился он. — Какой в этом смысл? Сделанного ведь не воротишь.
— А месть! — возразила жена. — В мире есть и наверняка она присуща таким людям, как Фарранд и его сын.
Клюни отступил от нее еще на шаг, глубокомысленно закивал.
— Верно, — серьезно произнес он. — Нам следует вести себя с предельной осторожностью.
Он отвернулся и ненароком сшиб со стола несколько колб, которые с грохотом рухнули на пол и конечно же разбились. Ансельма, вздохнув, принялась прибирать осколки.
Глава 22
— Насколько мы понимаем, да, — отозвался Клюни. — Я срисовал их все, но если ты хочешь взглянуть на оригиналы, то только скажи.
Следующие два часа принесли еще большее смятение в душу парня, однако миновали они незаметно. Трудно было даже определить, что именно изображено на едва сохранившихся барельефах. То вроде бы появлялся всадник, то замок, объятый пламенем, выбивающимся из башен, то группа музыкантов. Остальное вообще было лишено, какого бы то ни было, смысла — и детальное рассмотрение только окончательно сбивало с толку. Лишь изображение «живых шахмат» имело прямое отношение к Галену. В конце концов, он откинулся в кресле и уныло вздохнул.
— Сдаюсь. Все это безнадежно.
— Когда-нибудь мы поймем, что все это должно значить, — возразил Клюни, и голос его вновь прозвучал с излишней торжественностью. — Поиски знания никогда не прекращаются и никогда не оказываются напрасными.
— Надеюсь только, что мы не опоздаем, — заметила Ансельма.
Гален уже собрался, было спросить, что она имеет в виду, когда в дверь решительно постучали. Гален весь подобрался, готовый в тот же миг удариться в бега, тогда как Клюни с Ансельмой быстро убрали рисунки. Но тут зашумели и с черного хода, и Гален занервничал еще сильнее. Если он не ошибался, стук и грохот означали, что дом окружен, а сам он угодил западню. Потому что бежать отсюда теперь было некуда.
— Сюда, — прошептала Ансельма, жестом указывая ему, чтобы он прошел в камнехранилище. Гален проскользнул в комнатушку, а хозяйка плотно закрыла за ним дверь как раз, когда послышался повторный стук. — Пойди отопри, Клюни, — громким голосом произнесла она.
Алхимик оправил на себе хламиду, решительным шагом подошел к двери и широко раскрыл ее. На пороге стоял Таррант — в полном одиночестве, да и вид у него был далеко не грозный.
— Мой господин… — Алхимик низко поклонился незваному гостю. — Чем обязаны мы столь высокой и неожиданной чести?
— Мне надо поговорить с тобой, алхимик, — столь же уклончиво объяснил цель своего визита королевский посланник.
— Прошу вас. Позвольте представить вам мою жену. Ее зовут Ансельма.
Таррант вошел в подвальное помещение, улыбкой ответил на кивок Ансельмы, огляделся по сторонам.
— Больше тут никого нет? — спросил он.
— Нет, мой господин.
Таррант помедлил перед тем, как заговорить.
— Я не сомневаюсь в том, что вы руководствуетесь лучшими побуждениями, — в конце концов, проговорил он. — И, тем не менее, вы мне, к сожалению лжете.
Клюни начал было протестовать, но посланник успокоил его примирительным жестом:
— Не надо! Я знаю, что Гален находится у вас, и даю слово королевского посланника, что не причиню ему никакого вреда. Попросите молодого человека выйти из укрытия, мне надо сделать ему одно предложение, а времени у меня в обрез.
Таррант терпеливо дожидался, пока Клюни, настороженно переглянувшись с Ансельмой, не пришел к определенному решению. Но прежде чем алхимик успел согласиться или отказаться, Гален принял решение сам и покинул свое убежище. Закрыв за собой дверь в камнехранилище, он пытливо взглянул на посланника.
— Как вы меня отыскали? — спросил он.
— У меня на службе состоит человек, сведущий в таких делах, — с улыбкой ответил Таррант. — А выследить тебя оказалось довольно просто.
— Ну, так и какое же у вас ко мне предложение? — осведомился Гален.
Его изрядно озадачило, что отыскал его королевский посланник, а вовсе не Бальдемар или Крэнн. Но поскольку наверняка вместе с Таррантом сюда пришли и сейчас притаились где-нибудь на задворках его бойцы, Гален решил проявить склонность к сотрудничеству — по крайней мере до поры до времени.
— Мне бы хотелось, чтобы ты поработал на меня, — заявил посланник.
— А что мне придется делать?
Гален изо всех сил старался не показать, насколько он обескуражен.
— Ездить по стране, собирать информацию, посылать донесения и тому подобное.
— Вы хотите сказать, шпионить. А почему именно я?
— Потому что вчера меня поразила твоя выдержка и быстрота реакции, — ответил Таррант. — Не каждый конюх одержал бы победу в такой партии. — Он сделал паузу, пристально всмотрелся в лицо молодого человека и явно был доволен тем, что увидел. — И, кроме того, тебе ведь нельзя теперь возвращаться в замок, не правда ли? Так что ты теряешь?
— Но у вас на службе и так уж состоит, должно быть, множество народу, — лихорадочно соображал Гален. — Малость мозгов и чуток нервов — не такая уж диковина. Даже у обыкновенных солдат.
Таррант весело рассмеялся:
— Отлично сказано! Хотя я рад, что Пайк этих слов не слышал. У королевских воинов, конечно, в избытке и того, и другого, но вопрос в том, что мне нужен человек, о котором всем известно, что он никогда не состоял на королевской службе, не был в армии и не работал на меня лично. Ты подходишь по всем этим признакам и у тебя есть великолепная причина покинуть Крайнее Поле.
— И куда же мне предстоит отправиться? — поинтересовался Гален.
— Мне бы хотелось, чтобы ты присоединился к одной группе археологов, — начал давать указания королевский посланник. — Чтобы ты вместе с ними пересек соляные равнины и встретился кое с кем на юге. Ты послужишь своему королю и даже, возможно, сумеешь несколько разбогатеть. Разумеется, помимо причитающегося тебе жалованья.
— И это все?
— Все. Ну что, ты согласен?
Галена охватили противоречивые чувства. Он понимал, что будет тосковать по Эмер, но понимал он также и то, что в замке его сейчас едва ли встретят с распростертыми объятиями. На первый взгляд ему в руки сама шла неслыханная удача, а именно этого ему всегда и хотелось. Он начнет разъезжать по свету, к чему он всегда стремился, а мысль о том, чтобы присоединиться к археологам, которые сыздавна будоражили его воображение, была просто захватывающей. Об их приключениях ходили легенды… И как знать, может, и ему удастся извлечь из-под соли какую-нибудь мраморную скульптуру. Но все это — только на первый взгляд. Вправе ли он, на самом деле, поверить королевскому посланнику на слово? Неужели все и впрямь так просто, как тот расписывает? И почему все делается в такой спешке?
Гален посмотрел на Клюни с Ансельмой. Чета алхимиков безмолвно присутствовала при разговоре, да и лица их, будучи предельно серьезными, оставались невозмутимыми. Гален был предоставлен самому себе.
— Мне нужно узнать об этом побольше, — начал он.
— Но ты соглашаешься? — перебил его Таррант. В этот миг Гален решил довериться интуиции. «Или я верю этому человеку, или не верю», — подумал он.
— Соглашаюсь.
— Прекрасно! Пайк объяснит тебе все детали. Но отправляться тебе нужно немедленно. Он ждет у дома. Тебя снабдят всем, что тебе понадобится. Ступай — и удачи тебе!
Таррант рукой указал Галену на дверь.
После минутного колебания Гален пошел на выход. У дверей он задержался и обернулся к хозяевам.
— Благодарю вас за все, — слегка поклонился он. — Я сообщу, если мне удастся найти что-нибудь интересное. Всего хорошего!
— До свидания, — отозвался Клюни.
— Удачи тебе, — добавила Ансельма.
Гален поднялся по лестнице на крыльцо и исчез из виду. События развивались настолько стремительно, что у четы алхимиков невольно закружилась голова. Они не знали, что и думать.
— Благодарю вас за то, что позаботились о нем, — улыбнувшись, сказал им Таррант.
— А что, вам совершенно обязательно было брать наш дом в такую осаду? — поинтересовалась Ансельма. Лицо у нее было при этом предельно серьезно.
— Гален явно нервничал, — пояснил посланник. — И хотя это было совершенно естественно, мне не хотелось идти на риск его неразумного бегства. Но если бы он все-таки попробовал убежать, мои люди не причинили бы ему никакого вреда.
— Мы вынуждены поверить вам на слово, — вздохнула Ансельма.
— Это все, что я могу вам предложить, — столь же спокойно и дружелюбно, как раньше, проговорил Таррант. — И Галену этого, судя по всему, хватило. Но я прошу прощения, если мои действия вас все-таки оскорбили.
Гнев Ансельмы пошел на убыль, и Таррант, воспользовавшись этим, поспешил сменить тему разговора:
— Мне доложили, что вы разрабатываете новый тип оружия?
Клюни сразу же просиял, хотя лицо его жены оставалось по-прежнему озабоченным.
— Речь идет исключительно об экспериментальной стадии, — доложил Клюни, тщетно пытаясь скрыть собственный энтузиазм.
— Королю хотелось бы знать об этом поподробнее, — отметил Таррант. — Вы мне покажете? К сожалению, у меня действительно мало времени. Я должен уехать сегодня во второй половине дня.
— А у вас имеются какие-нибудь доказательства того, что вы и впрямь являетесь королевским посланником? — внезапно спросила Ансельма.
— Бальдемар и Фарранд приняли меня за такового в отсутствие, каких бы то ни было доказательств, — без малейшей неприязни ответил он. — Правда, у меня с собой только королевская печать. — Он похлопал себя по карману. — Хотя, конечно, я мог ее и украсть.
— Дорогая, уверяю тебя… — начал Клюни.
— Опасное знание можно отдать только в надежные руки, — не обращая внимания на мужа, заявила Ансельма.
— Ваши секреты будут у меня в полной безопасности, — заверил ее Таррант. — Монфор — хороший человек и он мой государь, а я всего лишь выполняю его распоряжение, проверяя всю информацию, связанную с подобными вопросами. Но если вы не хотите мне ничего сообщить, то я, уважая принятое вами решение, отправлюсь дальше.
Ансельма и Клюни (как Ребекка и Гален до них и многие другие еще раньше) поняли, что королевский посланник обладает редким даром убеждения, и вскоре они уже наперебой говорили о химических реакциях и об их взрывных свойствах. И хотя многое из их пояснений оказалось чересчур сложно для Тарранта, он сумел уловить общую суть.
— На данный момент, — завершил свой рассказ алхимик, — мы можем устроить для вас замечательный фейерверк, но подлинная сила этого вещества, хотя отрицать ее просто невозможно, проявляется лишь при случайных обстоятельствах. Но если мы научимся управлять ею, мы изменим природу военных действий самым кардинальным образом.
— Природу военных действий или способ избежать их, — прокомментировал Таррант, и муж с женой удивленно посмотрели на него. — Благодарю вас за потраченное на меня время и за сообщенные мне сведения. Надеюсь, вам удастся обуздать эти силы — это станет воистину великим открытием. А сейчас мне пора. Я и так слишком уж надолго отложил отъезд. Еще раз благодарю вас. — Он сделал паузу. — Могу я попросить никому не рассказывать о новом… поприще Галена… равно как и о том, куда он отправляется? Крайне важно, чтобы это осталось секретом.
Клюни и Ансельма замерли в нерешительности. Они оба, как и все жители города, знали о связи Галена и Эмер, и Ансельма, прежде всего, тревожилась о том, как скажется на девушке исчезновение ее парня. Но, в конце концов, она кивнула:
— Мы никому ничего не скажем.
Получив такие заверения, Таррант повернулся и пошел вверх по лестнице, преодолевая по две ступеньки одним шагом. Очутившись наверху, он вытащил из кармана носовой платок и тщательно осмотрел безукоризненно белое полотно. «Господи, — подумал он. — Все выцвело! Теперь даже мне самому эта штука кажется самым обыкновенным носовым платком. Хорошо, что они не стали настаивать на том, чтобы я показал им печать». Он спрятал платок и, улыбаясь собственным мыслям, вышел на улицу.
А внизу, в подвальном помещении, Клюни с Ансельмой какое-то время провели молча, пытаясь осмыслить происшедшее. Затем крепко обнялись.
— Ты ему поверил? — тихо спросила Ансельма.
— Да, пожалуй, — кивнул Клюни. — И если мы сможем помочь Монфору, это окажется воистину благим делом.
— Надеюсь, что с Галеном ничего не случится, — поежилась Ансельма. — Все это может ведь оказаться и уловкой для того, чтобы завлечь его куда-нибудь в укромное место и убить.
Клюни в изумлении отшатнулся от жены.
— Но с какой стати? — удивился он. — Какой в этом смысл? Сделанного ведь не воротишь.
— А месть! — возразила жена. — В мире есть и наверняка она присуща таким людям, как Фарранд и его сын.
Клюни отступил от нее еще на шаг, глубокомысленно закивал.
— Верно, — серьезно произнес он. — Нам следует вести себя с предельной осторожностью.
Он отвернулся и ненароком сшиб со стола несколько колб, которые с грохотом рухнули на пол и конечно же разбились. Ансельма, вздохнув, принялась прибирать осколки.
Глава 22
Когда Гален выезжал за пределы Крайнего Поля, изумленный стремительностью, с которой произошли перемены в его жизни, Ребекка, впервые после достопамятной партии в «живые шахматы», вышла из своих покоев. Слова Тарранта — и намеки, скрывавшиеся за этими словами, — никак не давали ей успокоиться, и единственным человеком, к которому можно было обратиться за советом, выглядел Рэдд. Возможно, он окажется способен помочь ей разобраться в происшедшем.
Ребекка медленно прошла по замку, по-прежнему ощущая слабость даже после долгого сна и кушаний, поданных ей нянюшкой. К ее радости постельничий оказался у себя в покоях — и его тревога за подопечную проявилась сразу же и была, вне всякого сомнения, самой искренней.
— А я думал, ты все еще в постели! — воскликнул он, встретив ее у дверей. — С тобой все в порядке, дорогая моя? Должно быть, эта история оказалась для тебя страшным испытанием.
— Так оно и было, — согласилась Ребекка, — Но сейчас я уже полностью оправилась. Немного устала вот и все. — Она села в кресло, и Рэдд придвинул свое поближе к ней. — Хотя я все-таки беспокоюсь за отца.
Постельничий на миг заколебался, прежде чем ответить.
— Какое-то время он пребывал в совершенно чудовищном настроении, — сообщил он, в конце концов, — но Тарранту вроде бы удалось все уладить. Он так молод — и при этом такой замечательный дипломат.
— Что так, то так, — подтвердила Ребекка. «И во многих аспектах сразу», — мысленно добавила она.
— Не сомневаюсь, что он и не подозревал о том, неприятности какого рода ему придется у нас улаживать, — продолжил Рэдд.
Ребекка неопределенно усмехнулась.
— Да уж! Он, должно быть, полагал, что выпьет и закусит, а потом состоится официальная помолвка, — проговорила она, не веря сама ни единому собственному слову.
— Что-то тебя все это чересчур забавляет!
Рэдд был удивлен ее игривым настроением, но, конечно, и обрадован тоже.
— Что ж, в каком-то смысле я действительно радуюсь, — призналась она. — Несмотря на все неприятности, которые эта история может причинить отцу. Крэнн не отвечает моему представлению об идеальном супруге.
«Мягко сказано!» — мысленно добавила она.
— Естественно. Он повел себя чудовищно, — задумчиво произнес Рэдд. — А ты держалась просто молодцом. Полагаю, что твой отец гордится тобою, хотя сам он, конечно, в этом никогда не признается.
— Правда?
Ребекке трудно было поверить этому, хотя Рэдд оказался уже не первым, кто высказал ей подобное соображение.
— Разумеется. Ты доказала ему, что он не зря гордится собственным родом. Ты восстановила его веру в величие дома Крайнего Поля.
— Но я не восстановила его благосостояние, — насмешливо заметила Ребекка. — А мне-то казалось, что деньги — это единственное, что его интересует.
— В этом вопросе ему тоже помог Таррант, — ответил Рэдд. — Конечно, барон получит не столько, сколько ему хотелось бы, но горькую пилюлю это вполне подсластит.
— Значит, отец смирился с тем, что этому браку не бывать?
— Насколько я его знаю, он еще несколько дней будет дуться, — улыбнулся постельничий. — Будет сидеть у себя, напиваться и оплакивать судьбу… И, тем не менее, да, он примирился. В конце концов, у него не осталось другого выбора.
— Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем он подыщет мне другого жениха?
Ребекка промолвила это наугад, пытаясь выяснить, имеются ли на примете другие кандидаты на ее руку, но ответ Рэдда успокоил ее:
— Эта история, по крайней мере, заставит его задуматься, — пожав плечами, сказал он. — И может быть, в следующий раз он догадается посоветоваться и с тобою.
— Это было бы недурно, — согласилась Ребекка.
И они как бы исподтишка улыбнулись друг другу.
— Разумеется, я приму любое отцовское решение, — начала Ребекка, осторожно подбирая слова, — однако…
— Однако ты сперва убедишься в том, что женишок умеет играть в шахматы, — перебил ее Рэдд.
— Если он мне понравится, — усмехнулась Ребекка. — Но я хотела сказать другое: не так-то просто не проявлять в этом деле собственных эмоций. Не так-то просто отнестись к собственному замужеству, как к делу государственной важности.
— Разумеется. — Рэдд снова заговорил серьезным тоном. — Это естественно. Но в жизни не всегда удается поступать, как тебе хочется.
— Государственные дела налагают на всех нас серьезные обязанности, — с чужого голоса процитировала Ребекка.
Рэдд задумчиво кивнул.
— Выходит, ты не имеешь никакого отношения к победе, одержанной Галеном? — спросил он начистоту.
Ребекка не слишком удивилась, услышав этот вопрос. И она легко ответила на него с напускным спокойствием:
— Не имею. Я выбрала его потому, что решила, это будет забавно и что толпе понравится, если сядет за доску… я хочу сказать, он ведь славный парень и при этом простой конюх, так сказать, один из них. Но я понятия не имела о том, что он так здорово играет.
Ребекке оставалось надеяться на то, что Рэдд спишет некоторое смущение с ее стороны на тот факт, что его собственная дочь дружит с Галеном.
— Да ему к тому же и просто повезло. — Судя по всему, Рэдд поверил услышанному. — Крэнн сделал несколько совершенно нелепых ошибок, при этом и советов со стороны он слушать не стал.
— Да я и сама толком не понимаю, что произошло, — вздохнула Ребекка.
— Правда?
Рэдд пристально посмотрел на нее — и девушке под этим взглядом стало несколько неуютно.
— Когда находишься на доске, в смысл игры не удается вникнуть, как следует, — пояснила она.
— Гмм… Значит, ты не против того, чтобы еще какое-то время побыть девицей?
— Отнюдь, — кивнула Ребекка, обрадовавшись перемене темы. — К тому же ты еще не завершил моего обучения.
— Последнее время мне кажется, что это я у тебя учусь, — обронил Рэдд.
Ребекка не была уверена в том, что правильно поняла этот намек, поэтому решила ринуться напролом.
— Я хочу сказать вот что. Ты столько поведал мне об истории нашей страны — о королях и королевах, о том, как возникла традиция бродячих художников о том, как чудовищная буря привела к образованию соляных равнин, и так далее… Но я не понимаю, какое отношение имеет прошлое ко мне. Почему, например, Монфора заботит вопрос о моем замужестве? — закончила она, надеясь выудить у него необходимую информацию.
— Это политика, а не история, — заметил Рэдд.
— А разве это не одно и то же?
— В каком-то смысле, пожалуй, да, — протянул Рэдд. — История только записывает любые перемены, а политика предопределяет скорость, да и на правление перемен. — Он сделал паузу, улыбнулся. — Мне твои слова, пожалуй, понравились. Их стоит процитировать в разговоре с какой-нибудь важной особой.
— Еще парочка замечаний такого рода, — ухмыльнулась она в ответ, — и я скажу отцу, чтобы он тебя уволил.
— Вот она, неблагодарная юность, — пробормотал Рэдд.
— Так расскажи мне, как обстоят дела со скоростью перемен прямо сейчас! — с наигранной обидой в голосе воскликнула она. — Или я и впрямь добьюсь того, чтобы тебя уволили!
— Твои слова для меня закон, баронесса.
Почтительно произнеся это, Рэдд поднялся с места и принялся расхаживать по комнате, словно ему вдруг потребовалось собраться с мыслями. И когда он вновь повернулся к Ребекке, лицо его было предельно серьезным.
— На данный момент, — начал он, — эта скорость невелика, как оно и бывает в годы, когда в не поддерживается длительный мир. Но если Монфор решит поступать по-своему, скорость может возрасти кое для кого даже чересчур сильно.
— Но он же король, — указала Ребекка. — Почему бы ему не поступать по-своему?
— У Монфора имеется несколько довольно радикальных идей относительно управления страной, — пояснил постельничий. — Но одному человеку, даже если он король, не объять всего на свете. Он нуждается в союзниках, и для него жизненно важно, чтобы аристократия ему не противостояла.
— Да, но…
— Поэтому он бдительно следит за всеми возможными союзами и коалициями — такими, например, как чуть было не состоявшийся союз между Бальдемаром и Фаррандом, — заключил Рэдд.
— Ах, вот оно как…
Теперь Ребекке было над чем поломать голову. «Значит, Фарранд находится в оппозиции к Монфору. И следовательно, все куда серьезней, чем я себе представляла… Хотя нет, погоди-ка. Почему это одно вытекает из другого? Даже если он против Монфора, с какой стати королю мешать его второму сыну жениться на мне? Крайнее Поле ведь давным-давно утратило былое значение».
— О чем это ты думаешь? — прервав ее размышления, полюбопытствовал Рэдд.
— У меня голова идет кругом, — честно призналась она. — А что это за идеи у Монфора? И согласен ли ты с ними?
— По большей части, да. Он пытается ослабить гнет аристократии, под которым страдает простой народ. Кое-кто здесь, у нас, в Крайнем Поле, очень бедствует, но в других краях люди, бывает, живут гораздо хуже. И если Монфору удастся заменить худшие элементы старинной феодальной системы чем-нибудь более справедливым и человечным, я признаю его великим человеком, да и многие другие поступят точно так же.
— Но только не аристократы?
Ребекке не часто случалось видеть своего наставника столь взволнованным.
— В том-то и дело, — вздохнул он. — Слишком много знатных господ заинтересовано в поддержании существующего порядка вещей, так что задача переубедить их представляется исключительно трудной — особенно для короля, которого многие из них считают еще юнцом несмышленышем.
— И что, дело может дойти до кровопролития? — тихим голосом спросила Ребекка.
— Сомневаюсь. Так сильно Монфор на них давить не будет. — Рэдд произнес это с неколебимой уверенностью. — Гражданская война — это последнее, к чему он стремится. Он нее-то пострадают все.
— А Фарранд противится переменам? — осведомилась Ребекка, надеясь пролить свет на свои недавние сомнения.
— Этого я не знаю, — не без обиды признался Рэдд. Мы здесь, в Крайнем Поле, живем в глуши, а он, едва приехав сюда, мне, понятно, доверяться не стал.
— А что насчет отца?
— Ну; его-то слишком занимают собственные проблемы, чтобы интересоваться, что именно замышляет Монфор. Честно говоря, я убежден в том, что ему это не понравилось бы, но… — тут он заговорщически улыбнулся, — возможно, его, в конце концов, удастся переубедить.
— Хотелось бы мне, чтобы здешним бароном был ты, — мечтательно промолвила Ребекка.
— Ну, уж нет, — вырвалось у Рэдда. — Здесь и постельничим-то быть плохо.
Какое-то время они просидели в молчании; причем Ребекка мысленно пеняла себе, что ей не удалось выудить достаточно информации из Тарранта, а Рэдд размышлял над внезапным интересом своей питомицы к политическим делам. Он никогда ничего не скрывал от нее по причине ее юного возраста или принадлежности к слабому полу и не собирался заниматься этим сейчас, но до сих пор ее главным образом интересовало прошлое — с его интригами, его романтичностью и, не в последнюю очередь, его отдаленностью. Судя по всему, внезапный интерес к проблемам сегодняшнего дня был вызван историей с расстроенной помолвкой: из-за этого и политика стала для нее как бы личным делом.
— Ты живешь жизнью привилегированного сословия, Ребекка, — в конце концов, сказал Рэдд. — Да, честно говоря, и я тоже.
— Мне это известно.
Ее синие глаза были строги и печальны.
— А Монфор пытается провести в жизнь реформы, которые поставят под угрозу имеющиеся у нас привилегии.
Она кивнула, но промолчала. Теперь она начала понимать, что ее жизнь может измениться независимо от того, выйдет она замуж или нет.
— Ты ведь помнишь, когда тебе было лет этак двенадцать, — продолжил Рэдд, — я рассказывал тебе о крестьянах, которых заманили в подлую западню. Ценность их земли упала после того, как им пришлось разделить ее между своими детьми, а налог начали собирать не с земли, а подушно, да к тому же в те времена случились скверные урожаи. А положение только ухудшалось, ведь пропитание, которого им не удавалось раздобыть на собственном клочке земли, становилось на рынке все дороже. Припоминаешь?
Ребекка медленно кивнула.
— И большинство из них попало в рабство к землевладельцам, — тихо сказала она.
— А ты помнишь, что ты тогда заявила?
— Нет.
— Ты тогда возмутилась: это же несправедливо! И ты была совершенно права. Это было сущим несчастьем и остается вопиющей несправедливостью до сих пор. В мире вообще много несправедливости, но если Монфор преуспеет в своих начинаниях, это будет означать, что мы как минимум движемся в правильном направлении.
После страхов и волнений, пережитых на протяжении трех дней, поставивших под угрозу весь мир, в котором до сих пор жила Ребекка, пара месяцев прошли в состоянии некоторой скуки и определенной растерянности. В замке не осталось никого, с кем можно бы поговорить на тему о политической ситуации Эрении и о том, как эта ситуация может повлиять на собственную жизнь девушки. Крайнее Поле, казалось, было последней точкой, до которой доходили известия о продолжающемся и развивающемся в центральных частях страны противостоянии.
Ребекка медленно прошла по замку, по-прежнему ощущая слабость даже после долгого сна и кушаний, поданных ей нянюшкой. К ее радости постельничий оказался у себя в покоях — и его тревога за подопечную проявилась сразу же и была, вне всякого сомнения, самой искренней.
— А я думал, ты все еще в постели! — воскликнул он, встретив ее у дверей. — С тобой все в порядке, дорогая моя? Должно быть, эта история оказалась для тебя страшным испытанием.
— Так оно и было, — согласилась Ребекка, — Но сейчас я уже полностью оправилась. Немного устала вот и все. — Она села в кресло, и Рэдд придвинул свое поближе к ней. — Хотя я все-таки беспокоюсь за отца.
Постельничий на миг заколебался, прежде чем ответить.
— Какое-то время он пребывал в совершенно чудовищном настроении, — сообщил он, в конце концов, — но Тарранту вроде бы удалось все уладить. Он так молод — и при этом такой замечательный дипломат.
— Что так, то так, — подтвердила Ребекка. «И во многих аспектах сразу», — мысленно добавила она.
— Не сомневаюсь, что он и не подозревал о том, неприятности какого рода ему придется у нас улаживать, — продолжил Рэдд.
Ребекка неопределенно усмехнулась.
— Да уж! Он, должно быть, полагал, что выпьет и закусит, а потом состоится официальная помолвка, — проговорила она, не веря сама ни единому собственному слову.
— Что-то тебя все это чересчур забавляет!
Рэдд был удивлен ее игривым настроением, но, конечно, и обрадован тоже.
— Что ж, в каком-то смысле я действительно радуюсь, — призналась она. — Несмотря на все неприятности, которые эта история может причинить отцу. Крэнн не отвечает моему представлению об идеальном супруге.
«Мягко сказано!» — мысленно добавила она.
— Естественно. Он повел себя чудовищно, — задумчиво произнес Рэдд. — А ты держалась просто молодцом. Полагаю, что твой отец гордится тобою, хотя сам он, конечно, в этом никогда не признается.
— Правда?
Ребекке трудно было поверить этому, хотя Рэдд оказался уже не первым, кто высказал ей подобное соображение.
— Разумеется. Ты доказала ему, что он не зря гордится собственным родом. Ты восстановила его веру в величие дома Крайнего Поля.
— Но я не восстановила его благосостояние, — насмешливо заметила Ребекка. — А мне-то казалось, что деньги — это единственное, что его интересует.
— В этом вопросе ему тоже помог Таррант, — ответил Рэдд. — Конечно, барон получит не столько, сколько ему хотелось бы, но горькую пилюлю это вполне подсластит.
— Значит, отец смирился с тем, что этому браку не бывать?
— Насколько я его знаю, он еще несколько дней будет дуться, — улыбнулся постельничий. — Будет сидеть у себя, напиваться и оплакивать судьбу… И, тем не менее, да, он примирился. В конце концов, у него не осталось другого выбора.
— Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем он подыщет мне другого жениха?
Ребекка промолвила это наугад, пытаясь выяснить, имеются ли на примете другие кандидаты на ее руку, но ответ Рэдда успокоил ее:
— Эта история, по крайней мере, заставит его задуматься, — пожав плечами, сказал он. — И может быть, в следующий раз он догадается посоветоваться и с тобою.
— Это было бы недурно, — согласилась Ребекка.
И они как бы исподтишка улыбнулись друг другу.
— Разумеется, я приму любое отцовское решение, — начала Ребекка, осторожно подбирая слова, — однако…
— Однако ты сперва убедишься в том, что женишок умеет играть в шахматы, — перебил ее Рэдд.
— Если он мне понравится, — усмехнулась Ребекка. — Но я хотела сказать другое: не так-то просто не проявлять в этом деле собственных эмоций. Не так-то просто отнестись к собственному замужеству, как к делу государственной важности.
— Разумеется. — Рэдд снова заговорил серьезным тоном. — Это естественно. Но в жизни не всегда удается поступать, как тебе хочется.
— Государственные дела налагают на всех нас серьезные обязанности, — с чужого голоса процитировала Ребекка.
Рэдд задумчиво кивнул.
— Выходит, ты не имеешь никакого отношения к победе, одержанной Галеном? — спросил он начистоту.
Ребекка не слишком удивилась, услышав этот вопрос. И она легко ответила на него с напускным спокойствием:
— Не имею. Я выбрала его потому, что решила, это будет забавно и что толпе понравится, если сядет за доску… я хочу сказать, он ведь славный парень и при этом простой конюх, так сказать, один из них. Но я понятия не имела о том, что он так здорово играет.
Ребекке оставалось надеяться на то, что Рэдд спишет некоторое смущение с ее стороны на тот факт, что его собственная дочь дружит с Галеном.
— Да ему к тому же и просто повезло. — Судя по всему, Рэдд поверил услышанному. — Крэнн сделал несколько совершенно нелепых ошибок, при этом и советов со стороны он слушать не стал.
— Да я и сама толком не понимаю, что произошло, — вздохнула Ребекка.
— Правда?
Рэдд пристально посмотрел на нее — и девушке под этим взглядом стало несколько неуютно.
— Когда находишься на доске, в смысл игры не удается вникнуть, как следует, — пояснила она.
— Гмм… Значит, ты не против того, чтобы еще какое-то время побыть девицей?
— Отнюдь, — кивнула Ребекка, обрадовавшись перемене темы. — К тому же ты еще не завершил моего обучения.
— Последнее время мне кажется, что это я у тебя учусь, — обронил Рэдд.
Ребекка не была уверена в том, что правильно поняла этот намек, поэтому решила ринуться напролом.
— Я хочу сказать вот что. Ты столько поведал мне об истории нашей страны — о королях и королевах, о том, как возникла традиция бродячих художников о том, как чудовищная буря привела к образованию соляных равнин, и так далее… Но я не понимаю, какое отношение имеет прошлое ко мне. Почему, например, Монфора заботит вопрос о моем замужестве? — закончила она, надеясь выудить у него необходимую информацию.
— Это политика, а не история, — заметил Рэдд.
— А разве это не одно и то же?
— В каком-то смысле, пожалуй, да, — протянул Рэдд. — История только записывает любые перемены, а политика предопределяет скорость, да и на правление перемен. — Он сделал паузу, улыбнулся. — Мне твои слова, пожалуй, понравились. Их стоит процитировать в разговоре с какой-нибудь важной особой.
— Еще парочка замечаний такого рода, — ухмыльнулась она в ответ, — и я скажу отцу, чтобы он тебя уволил.
— Вот она, неблагодарная юность, — пробормотал Рэдд.
— Так расскажи мне, как обстоят дела со скоростью перемен прямо сейчас! — с наигранной обидой в голосе воскликнула она. — Или я и впрямь добьюсь того, чтобы тебя уволили!
— Твои слова для меня закон, баронесса.
Почтительно произнеся это, Рэдд поднялся с места и принялся расхаживать по комнате, словно ему вдруг потребовалось собраться с мыслями. И когда он вновь повернулся к Ребекке, лицо его было предельно серьезным.
— На данный момент, — начал он, — эта скорость невелика, как оно и бывает в годы, когда в не поддерживается длительный мир. Но если Монфор решит поступать по-своему, скорость может возрасти кое для кого даже чересчур сильно.
— Но он же король, — указала Ребекка. — Почему бы ему не поступать по-своему?
— У Монфора имеется несколько довольно радикальных идей относительно управления страной, — пояснил постельничий. — Но одному человеку, даже если он король, не объять всего на свете. Он нуждается в союзниках, и для него жизненно важно, чтобы аристократия ему не противостояла.
— Да, но…
— Поэтому он бдительно следит за всеми возможными союзами и коалициями — такими, например, как чуть было не состоявшийся союз между Бальдемаром и Фаррандом, — заключил Рэдд.
— Ах, вот оно как…
Теперь Ребекке было над чем поломать голову. «Значит, Фарранд находится в оппозиции к Монфору. И следовательно, все куда серьезней, чем я себе представляла… Хотя нет, погоди-ка. Почему это одно вытекает из другого? Даже если он против Монфора, с какой стати королю мешать его второму сыну жениться на мне? Крайнее Поле ведь давным-давно утратило былое значение».
— О чем это ты думаешь? — прервав ее размышления, полюбопытствовал Рэдд.
— У меня голова идет кругом, — честно призналась она. — А что это за идеи у Монфора? И согласен ли ты с ними?
— По большей части, да. Он пытается ослабить гнет аристократии, под которым страдает простой народ. Кое-кто здесь, у нас, в Крайнем Поле, очень бедствует, но в других краях люди, бывает, живут гораздо хуже. И если Монфору удастся заменить худшие элементы старинной феодальной системы чем-нибудь более справедливым и человечным, я признаю его великим человеком, да и многие другие поступят точно так же.
— Но только не аристократы?
Ребекке не часто случалось видеть своего наставника столь взволнованным.
— В том-то и дело, — вздохнул он. — Слишком много знатных господ заинтересовано в поддержании существующего порядка вещей, так что задача переубедить их представляется исключительно трудной — особенно для короля, которого многие из них считают еще юнцом несмышленышем.
— И что, дело может дойти до кровопролития? — тихим голосом спросила Ребекка.
— Сомневаюсь. Так сильно Монфор на них давить не будет. — Рэдд произнес это с неколебимой уверенностью. — Гражданская война — это последнее, к чему он стремится. Он нее-то пострадают все.
— А Фарранд противится переменам? — осведомилась Ребекка, надеясь пролить свет на свои недавние сомнения.
— Этого я не знаю, — не без обиды признался Рэдд. Мы здесь, в Крайнем Поле, живем в глуши, а он, едва приехав сюда, мне, понятно, доверяться не стал.
— А что насчет отца?
— Ну; его-то слишком занимают собственные проблемы, чтобы интересоваться, что именно замышляет Монфор. Честно говоря, я убежден в том, что ему это не понравилось бы, но… — тут он заговорщически улыбнулся, — возможно, его, в конце концов, удастся переубедить.
— Хотелось бы мне, чтобы здешним бароном был ты, — мечтательно промолвила Ребекка.
— Ну, уж нет, — вырвалось у Рэдда. — Здесь и постельничим-то быть плохо.
Какое-то время они просидели в молчании; причем Ребекка мысленно пеняла себе, что ей не удалось выудить достаточно информации из Тарранта, а Рэдд размышлял над внезапным интересом своей питомицы к политическим делам. Он никогда ничего не скрывал от нее по причине ее юного возраста или принадлежности к слабому полу и не собирался заниматься этим сейчас, но до сих пор ее главным образом интересовало прошлое — с его интригами, его романтичностью и, не в последнюю очередь, его отдаленностью. Судя по всему, внезапный интерес к проблемам сегодняшнего дня был вызван историей с расстроенной помолвкой: из-за этого и политика стала для нее как бы личным делом.
— Ты живешь жизнью привилегированного сословия, Ребекка, — в конце концов, сказал Рэдд. — Да, честно говоря, и я тоже.
— Мне это известно.
Ее синие глаза были строги и печальны.
— А Монфор пытается провести в жизнь реформы, которые поставят под угрозу имеющиеся у нас привилегии.
Она кивнула, но промолчала. Теперь она начала понимать, что ее жизнь может измениться независимо от того, выйдет она замуж или нет.
— Ты ведь помнишь, когда тебе было лет этак двенадцать, — продолжил Рэдд, — я рассказывал тебе о крестьянах, которых заманили в подлую западню. Ценность их земли упала после того, как им пришлось разделить ее между своими детьми, а налог начали собирать не с земли, а подушно, да к тому же в те времена случились скверные урожаи. А положение только ухудшалось, ведь пропитание, которого им не удавалось раздобыть на собственном клочке земли, становилось на рынке все дороже. Припоминаешь?
Ребекка медленно кивнула.
— И большинство из них попало в рабство к землевладельцам, — тихо сказала она.
— А ты помнишь, что ты тогда заявила?
— Нет.
— Ты тогда возмутилась: это же несправедливо! И ты была совершенно права. Это было сущим несчастьем и остается вопиющей несправедливостью до сих пор. В мире вообще много несправедливости, но если Монфор преуспеет в своих начинаниях, это будет означать, что мы как минимум движемся в правильном направлении.
После страхов и волнений, пережитых на протяжении трех дней, поставивших под угрозу весь мир, в котором до сих пор жила Ребекка, пара месяцев прошли в состоянии некоторой скуки и определенной растерянности. В замке не осталось никого, с кем можно бы поговорить на тему о политической ситуации Эрении и о том, как эта ситуация может повлиять на собственную жизнь девушки. Крайнее Поле, казалось, было последней точкой, до которой доходили известия о продолжающемся и развивающемся в центральных частях страны противостоянии.