В ходе последовавших торжеств ей в какой-то миг показалось, будто Монфор посмотрел на нее, может быть, даже подмигнул, но все произошло так быстро, что позднее она списала это на излишнюю живость собственного воображения.
   Празднества затянулись на несколько дней: пиры, пляски, представления артистов и выступления сказителей нескончаемой чередой сменяли друг друга. Целая армия художников была созвана с тем, чтобы запечатлеть на полотне всех участников торжественной церемонии, писцы торопливо скрипели перьями сберегая для потомства каждое слово, сказанное королем и крупнейшими представителями эренийской знати. Ребекка сперва робела и держалась скованно — вся эта роскошь и изысканность ее пугала, — но, в конце концов, завела знакомство кое с кем из числа молодых гостей и вскоре уже веселилась вовсю. Дворец, да и другие великолепные столичные здания, как и сама столица, представляли собой идеальное поле чудес, и сюрпризы подстерегали девочку буквально за каждым углом. Толпы ликующего городского люда, солдаты в безупречных мундирах, праздничная атмосфера — все это привносило свою лепту в блаженство, испытываемое Ребеккой, и все это резко прервалось, когда она вместе с отцом вернулась в Крайнее Поле.
 
   «Неужели с тех пор действительно прошло пять лет?» — удивлялась теперь Ребекка. Кое-что из происшедшего в дни коронации запомнилось ей так четко, словно случилось только вчера.
   Она заставила себя отвлечься от воспоминаний и сосредоточилась на разговоре, подслушанном ею несколько часов назад. Им с Эмер удалось скрыться с «места преступления» незамеченными, но с тех пор они с подругой не виделись. А Ребекке отчаянно хотелось поговорить с кем-нибудь об услышанном. Уже несколько часов она провела наедине с самой собой и собственными мыслями и теперь жутко обрадовалась, услышав, как отворяется дверь. Личико Эмер показалось в образовавшейся щелке.
   — Можно войти? — Эмер выглядела весьма озабоченной.
   Ребекка пригласила ее, но, пока Эмер подходила к ней, дверь раскрылась снова и в комнату буквально ворвалась нянюшка. Поздоровавшись с обеими девушками, она сразу же направилась к Ребекке, неся ей какое-то дымящееся варево.
   — Выпей, — распорядилась она, подавая чашку. — Сразу почувствуешь себя лучше.
   Ребекка подозрительно посмотрела на густой отвар, потом перевела взгляд на нянюшку.
   — Нечего мне чувствовать себя лучше, — отказалась она. — Со мной и так все в порядке.
   — Да уж, конечно, — огрызнулась нянюшка. — Раз ты сама так считаешь. А ведь тебе отлично известно, что сегодня утром ты должна была оставаться у себя в теплой комнате, а не торчать на сырой и холодной башне. Если бы у меня были силы, я бы сама туда забралась, чтобы согнать тебя вниз.
   Она на мгновение замолчала, и Ребекка поспешила воспользоваться этим, чтобы, вставив слово, попытаться сбить ее с толку.
   — Ну, что я тебе говорила! — воскликнула она. — Что-то я про это ровным счетом ничего не помню.
   За спиной у нянюшки Эмер прошептала:
   — Дай ей о тебе позаботиться. А потом пусть проваливает.
   — А прошлой ночью, — продолжила старуха, — ты сказала мне, что у тебя болит горло.
   — Не говорила я этого. Да и домой вернулась поздно, — запротестовала Ребекка. — И сразу же легла в постель. Я тебя даже не видела.
   — Тебе, нянюшка, все это, наверное, приснилось, — с улыбкой заметила Эмер.
   Нянюшка несколько растерялась, ее недавняя уверенность пошла на убыль.
   — Да уж, плохо дело, если человеку даже выспаться, как следует, не дают, — посетовала она. — Что-то еще будет?
   Ребекка с Эмер переглянулись; им не терпелось, чтобы старуха оставила их наедине. Но та вроде бы никуда не спешила. Напротив, оставалась в комнате и медленно, неодобрительно покачивала головой.
   — Прибыл кто-то из королевских людей, — сообщила она, в конце концов. — Приехал из Гарадуна. Сейчас его кормят на кухне. — Она, судя по всему, уже забыла, ради чего пришла, и сейчас настроилась поболтать. — Он привез личное письмо от самого Монфора, так говорят.
   Девицы изо всех сил попытались разыграть изумление.
   — Ну и о чем это письмо? — поинтересовалась Эмер.
   — Болтают, конечно, разное, — ответила нянюшка. — И я, понятное дело, ни во что такое не верю, — поспешила добавить она. — Все это для охальников и бездельников, которым нечем больше заняться. — Она сделала паузу, затем, хитровато прищурившись, выложила главное: — Кажись, солнышко, он проведал, что ты свободна. Кажись, сам хочет на тебе жениться!
   — Ты что, с ума сошла, нянюшка! — воскликнула Ребекка.
   Эмер и вообще громко расхохоталась.
   — Да только он такой, словечка не скажет, — продолжила нянюшка.
   — Кто?
   — Гонец, кто же еще… Ну да все равно интересно, к чему это.
   К отчаянию обеих девиц она тяжело опустилась в кресло, явно не собираясь возвращаться на кухню за новыми слухами. Однако ей пришлось подняться с места, когда в комнате появился новый гость.
   Им оказался Скаттл; одетый в парадную форму, кончиками пальцев правой руки он удерживал на весу маленький металлический поднос. На подносе абсолютно ничего не было, и, тем не менее, Скаттл балансировал им с чрезвычайной осторожностью, медленным шагом ступая в комнату. Эта как бы торжественная поступь бросалась в глаза тем сильнее, что все его тело двигалось, казалось, по всем направлениям сразу, причем конечности изгибались под самыми неестественными углами. А вот ногами он топал как на параде. И это, в сочетании с тем обстоятельством, что лицо у Скаттла было иссиня-багровым, а взгляд стеклянным, означало, что он за обедом явно злоупотребил горячительными напитками. Неуверенно остановившись на самой середине комнаты, дворецкий по-прежнему удерживал пустой поднос в полной неподвижности, тогда как все его тело ходуном ходило словно сотрясаемое невидимым ветром. Но если бы весь поднос был заставлен наполненными до краев рюмками, из них не пролилось бы ни капли.
   Скаттл огляделся по сторонам и только тогда осознал, что в комнате находятся три женщины, взирающие на него с любопытством. Дворецкий встал во фрунт, открыл, было, рот, собираясь что-то сказать, и тут же закрыл его. Он начисто забыл о том, зачем сюда прибыл.
   — В чем дело, Скаттл? — строго спросила Ребекка.
   Тот принялся шарить в унылых закоулках своей памяти, дергая то за одну ниточку, то за другую в надежде за что-нибудь ухватиться. «Бренди, — подумал он. — Выпить еще бренди». Хотя нет, не то. Это он уже проделал. Минуты и события предшествующей жизни замелькали у него перед глазами — а он-то думал, что такое случается с человеком лишь перед самой смертью. На него напал мгновенный страх. «Необходимо срочно выпить», — подумал он… Письмо! Что еще за письмо? Бальдемар отреагировал на получение письма вспышкой гнева. Хотя нет, и не это тоже, потому что об этом позаботился Рэдд. Сообщение! Вот в чем дело! Какое-то сообщение… Сообщение, адресованное… но, начиная отсюда, он опять все забыл.
   — Ты пришел ко мне, — с трудом сдерживая смех, подсказала Ребекка.
   Эмер меж тем отвернулась к окну, ее плечи тряслись от беззвучного хохота.
   Ребекка! Наконец-то рыба, которую он ловил, затрепыхалась на крючке и тут же оказалась подсечена и вытащена на поверхность.
   — Сообщение, — отрывисто произнес Скаттл. — Твой отец… приглашает тебя… отужинать… нынче вечером… у него в покоях… госпожа моя, — после некоторого раздумья добавил он.
   — Спасибо, — ответила она. — И это все?
   — Да, госпожа моя.
   Ему искренне хотелось надеяться, что это и впрямь так.
   — Что ж, Скаттл, можешь идти, — разрешила Ребекка, бросив взгляд на Эмер, которая вновь повернулась лицом к собравшимся и явно над чем-то призадумалась.
   Скаттл, описав в воздухе некоторое подобие пируэта, сделал шаг вперед. Вследствие чего едва не налетел на дверцу стенного шкафа. Постоял какое-то время, прикидывая, не выйти ли ему через эту дверь, потом, однако, раздумал и вновь развернулся к входной двери. Еще несколько попыток, в ходе которых он получил пару-тройку ушибов, — и Скаттлу удалось-таки очутиться у двери. Не уронив и даже не наклонив удерживаемого в руке подноса.
   В подобном состоянии Скаттл, покидая помещение, придерживался тактики, свойственной рассерженной мухе. А именно — налетать (в его случае это звучало метафорически) на каждый попадающийся навстречу предмет, пока, по теории вероятности и методом тыка, он не оказывался там, где ему было нужно, то есть на этот раз в коридоре. Где он теперь и исчез.
   — Пойди, нянюшка, и позаботься о нем, — попросила Ребекка. — Он ведь может серьезно ушибиться.
   И как бы в подтверждение ее слов из коридора послышался звук глухого удара.
   — Чего же еще ждать, если он ничьими опивками не брезгует?
   С явной неохотой старая нянюшка тоже собралась на выход.
   — Особенно когда ему случается допить то, что приготовила ты, — заметила Ребекка, искоса поглядев на чашку с отваром, которую принесла старуха.
   Нянюшка предпочла пропустить это замечание мимо ушей. Она вышла и закрыла за собой дверь.
   — Недурно сработано, — отметила Эмер. — Да и из этих двоих получится совсем неплохая парочка.
   Девушки замолчали, как будто припоминая, ради чего, собственно говоря, решили встретиться.
   — Ну и как тебе все, что мы услышали? — начала Эмер.
   — Твой отец уже рассказывал мне о предполагаемых реформах, — ответила Ребекка. — Так что для меня в этом нет ничего нового.
   — Мне он тоже что-то такое говорил, — вспомнила Эмер. — Только я слушала его вполуха.
   — Но я и не подозревала, что они могут спровоцировать кого-нибудь на измену, — продолжила Ребекка. — Или даже на гражданскую войну. Просто безумие — допустить такое.
   — А может, они просто с жиру бесятся? — предположила Эмер.
   — Кто?
   — Аристократы. Они уже так давно не воевали — наверное, у них нервишки пошаливают.
   — Ты хочешь сказать, что всем этим могут воспользоваться как предлогом?
   Мысль об этом повергла Ребекку в ужас.
   — А почему бы и нет? Нельзя же круглый год охотиться и охотиться, — фыркнула Эмер. — Кое-кому из мужчин хочется изведать чего-нибудь погорячее.
   — Но гражданская война — это же ужас!
   Самой Ребекке было страшно даже задуматься над такой возможностью.
   — Ты это понимаешь. И я это понимаю, — возразила Эмер. — Но понимает ли это, допустим, Крэнн? Или кто-нибудь вроде него?
   Ребекка с ужасом уставилась на подругу, вновь мысленно благодаря ее за помощь, оказанную в деле ее спасения, и содрогаясь при одной только мысли о том, каких ужасных последствий ей удалось избежать, добившись расторжения помолвки.
   — Ну, хорошо. Таррант — а, следовательно, скорее всего и Монфор — против того, чтобы ты вы шла замуж за Крэнна. А это, наверное, означает, что они с ним находятся в противоположных лагерях.
   — Полагаю, так, — отозвалась Ребекка. Она и сама над этим уже задумывалась. — Но какое это может иметь значение? Наше Крайнее Поле далеко не самый могущественный баронат во всей Эрении.
   — Но если верить твоему отцу, — заметила Эмер, — Крайнее Поле имеет серьезное стратегическое значение.
   — Да какое там значение!
   Ребекка была озадачена, услышав подобное высказывание отца, а смысл сказанного до сих пор оставался для нее загадкой. А может, барон блефовал? Или просто важничал?
   — Понятия не имею, — призналась Эмер. — И по мне, так пусть уж лучше Крайнее Поле остается ничего не значащими задворками.
   — Да уж, наверняка на задворках жить безопасней, — согласилась наследница бароната. И вместе с тем она осознала, что такой взгляд на вещи свидетельствует о трусости и граничит с государственной изменой. — А интересно, почему Монфор так и не женился? — воскликнула она, меняя тему разговора.
   Эмер посмотрела на Ребекку взглядом, значение которого та не смогла истолковать.
   — Наверное, у него нет на это времени, — предположила она. — Судя по тому, что я слышала, он человек в каком-то смысле одержимый.
   — Но уж выбор невест у него должен быть замечательный, — возразила Ребекка.
   — А может, он предпочитает лошадей, — ухмыльнулась Эмер. — Или собак. Многие мужчины лучше относятся к животным, чем к собственным женам.
   — Но он не похож на такого, — возмутилась Ребекка.
   — Тогда, возможно, он все еще ищет идеальную подругу жизни. — Эмер широко раскрыла глаза. — Давай договоримся, Бекки, что нам известно, что он остается холостым, а почему это происходит, мы не знаем. Меня куда больше интересуют все эти страшные слухи и зловещие предзнаменования, о которых и слышать не хочет мой отец.
   — А ты сама об этом что-нибудь тоже слышала? — тут же поинтересовалась Ребекка.
   — Но ведь все это праздные и насмешливые умы, которые не знают, чем себя занять… — неточно процитировала Эмер слова своего отца.
   — Да, однако…
   — Если и слышала, так забыла, — оборвала ее Эмер. — Меня интересуют слухи другого рода.
   — Выходит, у нас по-прежнему куда больше вопросов, чем ответов, — уныло подытожила Ребекка.
   — Ну, мы же не можем просто пойти и спросить, не правда ли, — вздохнула Эмер. — Тем самым мы выдали бы то, что утром занимались подслушиванием. А это недостойное занятие. — Она сделала паузу и усмехнулась. — Хотя весьма увлекательное.
   Они подмигнули друг другу.
   — Но вместе с тем и обидное, — добавила Ребекка. — В мире происходит столько интересного, а мы ничего об этом не знаем.
   — Неужто тебе это в диковинку? — В голосе Эмер зазвучали нотки напускной кротости. — Так ведь всегда было. Нам, женщинам, надлежит заниматься домашними делами — поддерживать огонь в очаге, стелить постели, стряпать еду, воспитывать детей и с готовностью выслушивать мужа, когда ему вздумается с нами потолковать. Короче говоря, мы поддерживаем жизнь в этой стране… — она сделала драматическую паузу, — тогда как мужчины только тем и заняты, что все проси… просиживают и просаживают!
   — Не все мужчины, — рассмеявшись, уточнила Ребекка.
   — Ну, ты у нас известная оптимистка.
   — И все же я надеюсь, что Монфор одержит победу!
   — Да ты просто влюблена в него, — прокурорским тоном обвинила ее Эмер. — С тех самых пор, когда была маленькой, а он взял тебя за руку!
   — Он хороший человек и к тому же добрый, — возмутилась Ребекка. — И твой отец знает это!
   — Хороший и добрый, допустим, — согласилась Эмер. — Но отсюда до него скакать и скакать! Ты точь-в-точь как нянюшка. Тоже грезишь наяву. И смотрите-ка, как она разволновалась! Словно он и впрямь уже здесь!
   — Я никогда не говорила…
   — Не говорила, но думала. — Эмер по-прежнему улыбалась, но рассуждала уже всерьез. — Забудь о нем! В мире полно мужчин — и многие из них живут куда ближе.
   — Например, Гален?
   Это был жестокий удар — и Ребекка тут же раскаялась в нем. Эмер сразу же загрустила.
   — Прости, — прошептала Ребекка. — Я не хотела…
   — Да какое это имеет значение, — вздохнула Эмер.
   Хотя события самого последнего времени внесли в девичью дружбу известную напряженность, узы, связующие их, были чересчур давними и слишком прочными, чтобы любая размолвка не заканчивалась примирением. Эмер быстро оправилась от удара.
   — Я же всего лишь пошутила. — Она заставила себя улыбнуться. — У тебя хватит мозгов, чтобы и не мечтать о том, что ты можешь стать королевой.
   — Но ведь имеет девушка право и помечтать немного, — усмехнувшись, заявила Ребекка.
   — Только не стоит этим злоупотреблять, — попросила Эмер. — Особенно в твоем случае.
 
   Совместный ужин с отцом оказался для Ребекки удручающе бессодержательным мероприятием, правда, за одним исключением. Бальдемар категорически отказался обсуждать с дочерью содержание королевского послания, вопреки ее настойчивым просьбам и искусным подходам, отказался также разговаривать о бесчисленных слухах, о которых сам же упоминал раньше. Политика, полагал он, — это не женское дело. В отличие от супружества. И хотя он ни слова не сказал Ребекке и на эту тему, чувствовалось, что его мысль уже работает в данном направлении.
   — Скоро мне надо будет съездить в столицу повидаться с Монфором, — обронил он как бы невзначай. — И мне хотелось бы, чтобы ты составила мне компанию. Надеюсь, это тебя обрадует.
   — Да, отец! Конечно!
   Ребекка с трудом поверила в собственную удачу. Очутившись в столице, она наверняка сумеет найти ответ на свои вопросы, хотя бы на часть своих вопросов.
   — Вот и отлично.
   Мысленно барон уже составлял список молодых — и, понятно, холостых — аристократов, живущих в Гарадуне или в его окрестностях.
   Какое-то время спустя отец с дочерью попрощались и разошлись по своим спальням; и тот, и другая были более чем удовлетворены результатами вечерней беседы. Уже укладываясь в постель, Ребекка почувствовала, что у нее немного заболело горло.
 
   Город она увидела словно в белой дымке, все его краски показались выцветшими и бледными. Отец подал ей руку.
   — Мне бы хотелось, чтобы ты составила мне компанию, — попросил он.
   — Но это не Гарадун, — возразила девушка.
   В здешнем густом белом воздухе ей было трудно дышать. В конце дороги высилась, уходя в небеса, черная пирамида.
   — Да, но это столица, — ответил отец и тут же исчез, оставив Ребекку в одиночестве на пустынных, таинственно перешептывающихся улицах.
   Она направилась в сторону пирамиды, пошла сперва медленным шагом, потом все быстрее и быстрее и вот уже сорвалась на бег и помчалась что было духу. И все же бесцветные здания по обеим сторонам улицы, казалось, оставались на месте — и это означало, что на месте остается она сама. Чем быстрее она бежала и чем более отчаянные усилия прилагала, тем меньше ей удавалось. Пирамида, словно дразня ее, оставалась на одном и том же расстоянии от бегущей к ней девушки.
   И вдруг настала ночь, молочный туман, стоявший в воздухе, потемнел. В сновидениях время не является постоянной величиной, вспомнилось ей.
   Ребекка остановилась, с трудом совладала с дыханием и, затрепетав, огляделась по сторонам.
   Из одного из безмолвных зданий тихо выплыл и заскользил навстречу к ней призрак. Ребекка попыталась вскрикнуть, но не смогла. Зыбкий сперва, призрак затвердел и превратился в ходячий скелет, а вот уже его голые кости начали обрастать плотью и жилами, появились кожа и волосы, глаза стали огромными, как две сочные сливы.
   Призрак остановился прямо перед Ребеккой и протянул к ней словно бы гуттаперчевую руку. В руке был круглый поднос из белого камня. Ребекка взяла поднос — и призрак тут же исчез. Опустив глаза, она увидела, что держит уже два подноса — по одному в каждой руке. И оба были покрыты высеченными на камне буквами, но эти буквы не складывались в слова. Выглядело это так, как будто порядок букв намеренно спутали, и Ребекка в отвращении чуть было не отшвырнула каменные подносы.
   Но тут земля у нее под ногами затряслась, Ребекка и сама зашаталась, отчаянно пытаясь сохранить равновесие. Мостовая и стены домов пошли крупными трещинами, Ребекка почувствовала, что галька, которой была крыта дорога, начала впиваться ей в подметки, норовя пробуравить их насквозь. И вдруг вся улица наполнилась толпами таинственных мертвецов, и все они вытягивали шеи и указывали костлявыми пальцами в небо. И все — уже закатившиеся глаза тоже смотрели вверх, словно мертвецы надеялись вознестись в небеса.
   Ребекку охватила непонятная тоска — такая сильная, что горло у нее отчаянно разболелось. И тут послышались голоса — сперва это было лишь дальнее эхо, потом, по мере того как исчезали видения, окружившие девушку, голоса, напротив, становились все громче и громче. Она понимала, что спасается, понимала, что вот-вот проснется, и испытывала громадное облегчение, и все же голову ей сверлило назойливое воспоминание. Или напоминание.
   «В следующий раз запомни буквы…» Она торопливо посмотрела на камни, которые по-прежнему держала в руках. Они тоже постепенно исчезали, и Ребекке уже пришлось приложить немалые усилия, чтобы рассмотреть буквы, прежде чем те пропали окончательно.
   О Х Р А Н
   С Я И
   Ч Н Е Д Т
   О Е
   О Г С И Р
   «Другую руку! Быстро!» — поторопила она себя. Голоса мертвецов вокруг вопили душераздирающим хором.
   О Л Ь Ю П
   Сон проходил, утекал, как речная вода, на которой играют блики солнца.
   С У А
   «Погоди! Мне уже ничего не прочесть!»
   Д Д В У А
   О Т
   Последняя строчка пропала — и Ребекка очнулась в собственной постели. Во рту у нее стоял вкус соли. Слезы бежали по лицу и набирались в рот. Еще раз всхлипнув, она села, поискала носовой платок, нашла его, вытерла лицо.
   — Я попыталась, Санчия, — произнесла она вслух. — Я попыталась.
   Горло у нее отчаянно болело.

Глава 27

   — Должно быть, на старости с ума схожу, — бормотала нянюшка, передавая больной чашку со своим варевом.
   — Спасибо. — Ребекка с удовольствием отхлебнула.
   — По крайней мере, на этот раз я дождалась, пока ты не проснешься сама.
   Нянюшка принялась хлопотать, привычно наводя в комнате порядок, тогда как Ребекка, приняв целебное снадобье, попыталась привести в порядок собственные мысли.
   — Нянюшка, тебе нынче ночью снилось что-нибудь? — в конце концов не выдержала девушка.
   — Может, и снилось, только я не запомнила, — отозвалась старушка.
   «В следующий раз запомни буквы…»
   Ребекка решила, было подняться из постели, но гневный оклик нянюшки заставил ее отказаться от попытки.
   — Куда это ты, барышня, собралась?
   — Мне надо кое-что записать, — ответила Ребекка.
   — Оставайся в постели, — распорядилась нянюшка. Затем, взглянув на расстроенную Ребекку, добавила: — Я принесу тебе перо и бумагу.
   Она пошарила по ящикам письменного стола, нашла то, что искала, и подала Ребекке.
   — Спасибо.
   У Ребекки побаливала голова, и на самом деле ей вовсе не хотелось вставать.
   — Только не пролей чернила на простыни, — предостерегла нянюшка.
   — Да уж постараюсь.
   Ребекка быстро записала буквы из сновидения — те, которые успела запомнить, — и попрекнула себя, что не успела досмотреть до конца высеченное на втором подносе. Нянюшка подозрительно наблюдала за ней.
   — Ну и что это такое? — осведомилась она.
   — Своего рода головоломка, — пояснила Ребекка. — Или, если угодно, загадка.
   — Глупость какая-то, — пренебрежительно бросила Нянюшка, спеша убрать перо и чернила в безопасное место.
   «По-моему, тоже глупость, — подумала Ребекка. — Но глупость, имеющая важное значение. Непременно!» Но как она ни старалась, ей не удалось вычитать никакого тайного послания из хаотического нагромождения букв.
   Утро прошло как в тумане — это уже подействовал нянюшкин отвар. Ребекка поспала, потом вновь принялась размышлять о ночном сновидении. И снова в недоумении уставилась на записанные буквы.
   Незадолго до полудня навестить подружку забежала Эмер.
   — Вот что значит торчать подолгу на промозглой смотровой площадке, — заметила она.
   — Но сейчас я чувствую себя куда лучше, — не покривив душой, ответила Ребекка. Несколько часов, проведенных в тепле и в холе, и впрямь оказали на нее благотворное воздействие.
   — Вот и прекрасно, — заявила Эмер. — Потому что сейчас тебе придется встать.
   — С какой стати?
   — Я нашла кое-что — и это тебя, возможно, заинтересует, — загадочно проговорила Эмер.
   — Что? Что ж ты мне раньше ничего не сказала?
   — Нянюшка все утро не пропускала меня к тебе, — вздохнула Эмер. — Пришлось пустить в ход все свои таланты, чтобы, в конце концов, прорваться.
   Ребекка усмехнулась. Эти таланты не раз оказывали воздействие и на нее саму.
   — Ну и как же тебе это удалось? — полюбопытствовала она.
   — Я сказала, что Силберри заболел и попросил ее заглянуть к нему, — невозмутимо пояснила Эмер. — К тому времени, как она обнаружит, что он здоров как бык, мы уже смоемся, если ты, конечно, не замешкаешься со сборами.
   — Ну, так что же ты нашла? — взволнованно спросила Ребекка.
   Она выскользнула из постели и начала торопливо одеваться.
   — Книгу.
   — О пряже сновидений?
   — Нет. Об истории.
   — Ах, вот как…
   Ребекка испытала легкое разочарование.
   — После того как ты рассказала мне о перепутанных буквах из твоих сновидений и о том, что Санчия велела тебе в следующий раз их запомнить, что-то начало меня томить. Вот здесь. — Эмер постучала пальцем по лбу. — Я знала, что что-то такое видела, но не могла вспомнить, что и где. А вчера вечером нашла.
   — В книге?
   — Да. Пошли, сама увидишь. — Эмер открыла дверь и выглянула в коридор. — Путь свободен, — объявила она.
   Прежде чем выйти за ней, Ребекка положила в карман листок с переписанными буквами. Девушки чуть ли не бегом бросились в «дом» Рэдда, переговариваясь на ходу.
   — Книга в библиотеке твоего отца? — поинтересовалась Ребекка.
   — Да. В особом шкафу, который вечно заперт, — подтвердила Эмер.
   — Но как же тогда?..
   — Ну, ключи-то я подобрала давным-давно, — преспокойно ответила дочь постельничего. — Мне всегда казалось, что те книги, которые от меня прячут, непременно должны быть самыми интересными.
   — И что, так и оказалось?
   — Да нет… Некоторые иллюстрации в книгах по медицине и впрямь любопытны… но в остальном сплошная скука… Главным образом по истории.
   — Почему же ты решила прочитать именно эту? — подивилась Ребекка.
   — А я и не читала. Только картинки рассматривала.