Уайли Джонатан. Владычица снов. Книга вторая

   — Прекрасно! — объявил Пейтон. Потом посмотрел на Галена. — Пора, парень, изучать ремесло.
   — А что мне надо делать?
   Гален постарался не придавать значения ядовитым усмешкам своих спутников.
   — Копать! — провозгласил Пейтон. — Кое-какой опыт в этом отношении у тебя уже есть, но настоящая работа начинается только сейчас. Почему, по-твоему, я позволил тебе столько времени нести мою лопату?
   Гален снял с плеча инструмент, остальные археологи тоже принялись избавляться от поклажи. Сняв заплечные мешки, они сосредоточенно рылись в них. Холмс достал из своего мешка веревку и накрутил ее себе на руку.
   — Это и есть зыбучая соль? — спросил, стараясь не выдать собственного волнения, Гален.
   — Уже нет, — ответил Пейтон. — Какое-то время назад это было зыбучей солью, зато теперь она должна быть совершенно безопасной.
   «Должна?» — подумал Гален. Он поглядел на биков. Зверьки сидели у насыпи и, судя по их виду, ничего не боялись, но и подниматься наверх почему-то не спешили.
   — Если что-нибудь найдешь, вытаскивай, — приказал Пейтон. — Если соль задрожит, беги.
   Он ободряюще улыбнулся.
   — Судя по тому, как шумело прошлой ночью, эта штука могла подняться из довольно глубоких слоев, — заметил Милнер. — Может попасться что-нибудь интересное.
   — А где мне начать?
   — В середине, — указал Пейтон. — Там мягче всего.
   Поначалу Гален чувствовал себя довольно неуверенно. Кристаллы соли скрипели и оседали под сапогами юноши, и ему казалось, будто почва вот-вот уйдет у него из-под ног. Но он справился с собою и, дойдя до середины, обернулся и посмотрел на товарищей. Пейтон кивнул, и Гален начал копать. Соль здесь и впрямь оказалась мягкой — и скоро он стоял уже по колено в вырытой собственными руками яме. Соль продолжала вести себя нормально, и юноша осмелел, даже позволил себе помечтать о поджидающих его здесь находках. Из-под земли или, как он тут же мысленно одернул себя, из-под соли. «Я с этой работенкой неплохо справляюсь», — думал он по мере того, как яма становилась все шире и глубже. Он почти не обратил внимания на то, что и остальные наконец-то поднялись на темную насыпь; и Фланк, Дрейн и Милнер рыли каждый по яме. Зато он заметил, что расхрабрился и один из биков, словно вознамерившись проинспектировать работу самого Галена. Зверек присел на краю воронки, завилял хвостом, его уши и усы затрепетали. Присутствие зверька пришлось Галену по душе, и он продолжил раскопки.
   Час прошел без каких бы то ни было результатов. Молчание прерывалось лишь редкими сетованиями Шаана да кашлем молодых археологов, потому что дышать в клубах соли было не так-то просто. И тут по всей площадке разнесся крик. Дрейн наткнулся лопатой на что-то твердое. Пару мгновений спустя на смену радости пришло отвращение, а потом, когда выяснилось, что незадачливый археолог нашел лишь старые побелевшие кости, грянул общий смех.
   — Брось их собакам, — предложил Холмс, но даже те не проявили никакого интереса к этим жалким останкам.
   Когда раскопки закончились, Гален невольно подумал о том, стоила ли такая находка всех этих хлопот.
   — Пошли, — звал Шаан. — И так уже понапрасну потеряли кучу времени.
   — Чуточку терпения, — возразил Пейтон, окинув взглядом своих товарищей. — Нельзя же отказываться от раскопок, ничего не найдя.
   — Но здесь же ничего нет! — взмолился купец. — Любому дураку ясно.
   Гален последний раз занес в воздух лопату, мысленно согласившись со словами Шаана. Он стоял в яме, уже дошедшей ему почти до плеч, горло у него саднило, и его невероятно раздражало то, что соль, которую он забрасывал на край ямы, постоянно ссыпалась обратно. К тому же он ничего не нашел, кроме бесчисленных и бесконечных белых кристаллов. От огорчения он вонзил лопату в соль глубже, чем уже привык это делать. Послышался громкий треск — и юноша почувствовал, что соль поплыла у него под ногами. Охваченный ужасом, уже падая, он издал сдавленный крик. Тьма объяла его, и он с глухим стуком упал на спину. «Поднимите меня! Поднимите меня!» Он отчаянно боролся с осыпающейся на него солью, но слышал только ее сухой шорох со всех сторон. «Я умираю». Но вот в его темницу пробился свет, а вместе с тем и надежда. Возможно, его героическое поприще все же не прервется в самом своем начале. Гален заметил, что вопреки всему продолжает дышать — хоть процесс этот весьма болезнен — и что под ним твердая — какой бы природы она ни была — почва. «Но почему же бики ни о чем не предупредили?»
   Он стер соль с лица, поднял глаза и посмотрел вверх — в воронку, в которую провалился. Далеко и высоко над ним в солнечных лучах показались лица его товарищей. Ему бросили веревку, и он с благодарностью ухватился за нее.
   — С тобой все в порядке? — крикнул Холмс.
   — Вроде бы да.
   — Это не зыбучая соль, а всего лишь воздушная яма.
   Его сердце билось уже ровнее. Соль ссыпалась с края ямы в глубину, и Пейтон сердито одернул археологов:
   — Прочь от края! Или вы хотите, чтобы его по самые уши засыпало?
   Лица отпрянули от воронки.
   — Там есть что-нибудь? — спросил Пейтон.
   Глаза Галена уже привыкли к темноте, и теперь, несколько оправившись от шока, он начал оглядываться по сторонам в своего рода пещере, весь пол которой был сплошь устлан солью. Его пальцы ненароком дотронулись до чего-то твердого — и он торопливо убрал руку. Но понял, что коснулся камня или металла — и преисполнился надеждой.
   — Здесь что-то есть, — сообщил он, — но мне не разобрать что. Сбросьте мешок.
   Мешок тут же шлепнулся прямо ему под ноги. И вместе с мешком — новая порция соли.
   — Назад, идиоты, — донеслись до Галена слова Холмса. — Не то все провалимся.
   Часть прежнего страха вернулась к Галену, он торопливо покидал свои находки в мешок, огляделся по сторонам в поисках еще чего-нибудь, затем подергал за веревку, свисавшую сверху:
   — Здесь больше ничего нет! Вытаскивайте!
   Невидимые снизу археологи так и поступили — и Гален, к превеликому собственному облегчению, вновь оказался на воле. Он передал мешок с находками Пейтону, а сам принялся выбивать соль из одежды.
   — Поднялся из глубин, как призрак, — прокомментировал Милнер.
   Они сошли с темной насыпи и окружили Пейтона, жадно наблюдая за тем, как он разбирает содержимое мешка с находками. Черепки посуды, покрывшаяся соляной коростой деревянная палочка, ржавый нож без рукоятки и маленькая, с зеленоватым отливом монета. Даже Гален сразу понял, что среди его находок нет ничего ценного. За свое жутковатое приключение он был вознагражден явно недостаточно.
   — Хлам, — презрительно бросил Фланк.
   Археологи разочарованно разбрелись.
   Пейтон выбросил все находки, кроме монеты, обратно в яму.
   — Ветер скоро заметет ее доверху, — пояснил он. После чего протянул позеленевший металлический кружок Галену. — На память, новичок! Твоя первая находка.
   Гален взял монету, со скорбной улыбкой осмотрел ее стершуюся чеканку и положил в карман.
   — Ну а теперь-то в путь? — нетерпеливо вскричал Шаан.
   Пейтон кивнул, и караван после недолгих сборов тронулся с места. Гален обнаружил, что идет рядом с Холмсом.
   — Поди, разочарован? — осведомился бородач.
   — А что, воздушные ямы вам часто попадаются?
   — Довольно часто.
   — Можно было и предупредить, — рассердился Гален. — А я уж решил, будто угодил в зыбучую соль.
   — Не-а, — осклабился Холмс. — Если б ты попал в зыбун, то никакая веревка не спасла бы.

Глава 37

   Едва стемнело, археологи встали на привал. Ночью соль вела себя тихо, зато поднялся теплый ветер, он раскачивал веревки, на которых крепились палатки, и гудел в полотнищах. На следующее утро Гален полюбовался восходом, подобного которому он в жизни не видел. На его глазах в нескольких лигах к востоку от лагеря в небо поднялся исполинский соляной смерч. Там он медленно и зловеще закружился в воздухе, потом поднялся еще выше, словно вознамерившись затмить солнце. По краям смерча искрилась многоцветьем радуга, а в самой его середине воздвигся столб непроглядной тьмы.
   — Изумительно, — выдохнул Гален, очарованный великолепным зрелищем.
   — Издалека, — сухо заметил Холмс.
   — Он уходит, — успокоил всех Пейтон. — В любом случае, к ночи рассосется.
   Никто не оспаривал этого утверждения, однако весь день не только Гален, но и другие то и дело поглядывали на восток. Дрейну даже почудились в темной середке смерча какие-то образы, и он, разумеется, завел речь о предзнаменованиях. Гален не взялся бы сказать, серьезно ли рассуждает об этом его юный спутник или нет, но восклицания Дрейна не оставили его равнодушным. Остальные же реагировали по-разному.
   — Поглядите-ка! — крикнул Дрейн. — Когти демона. Они тянутся влево. Вон туда!
   — Опять твой всегдашний вздор, — насмешливо закатив глаза, молвил Киббль. — В жизни не слыхал таких глупостей.
   — Это означает, что кому-то суждено умереть на соли, — продолжил Дрейн, не обращая внимания на насмешку. — Это верный знак.
   — Теперь понятно, о чем я? — Киббль огляделся по сторонам в поисках поддержки. — Безнадежный случай!
   Гален пожал плечами, не зная, что сказать. Предсказания Дрейна звучали смехотворно, но Гален заметил страх и в глазах у Фланка.
   — Выходит, соль подает знаки? — задумался новичок.
   — Ты ничуть не лучше его, — презрительно фыркнул Киббль и, рассердившись, отошел от Галена.
   Дрейн же завел речь о духах, демонах и прочих призраках, о бесследно сгинувших людях, о неземных звуках, порой доносящихся из глубин Блекатора. Там, где соль приходит в движение, следовало, по его словам, ждать всяческих несчастий. Фланк, шагавший сейчас по равнине рядом с ними, молча внимал россказням, в его глазах можно было прочесть невольный интерес и глухой страх. Гален слушал заинтересованно, хотя и не без скепсиса.
   — И ты сам все это видел? — наконец спросил он у Дрейна.
   — По большей части, — неуверенно ответил Дрейн. И тут же добавил свое обычное: — Имеющий уши да слышит…
   — Только уши надо держать востро, — удивив обоих спутников, внезапно произнес Фланк.
   — Да уж, — язвительно протянул Дрейн. — В отличие от некоторых. — Он кивнул на Киббля и Холмса, потом смахнул со лба прядь волос.
   Остаток дня прошел без каких бы то ни было происшествий, если не считать наскоков соляной поземки, взвивавшейся на теплом ветру довольно высоко в воздух. Поземка, казалось, играла с людьми, она тревожила ездовых собак, но в остальном была совершенно безобидной. Бики относились к ней как к самодвижущейся игрушке. И лишь подумав о том, что поземка — предвестница бури, бушевавшей у них за спиной на северо-востоке, Гален испытал определенное беспокойство.
   На следующее утро пошел последний день перехода, поэтому Гален предпринял запоздалую попытку завязать разговор с телохранителями Шаана. Сперва они встретили его подозрительно, но поскольку он не проявил никакого видимого интереса ни к их хозяину, ни к его товару, угрюмые силачи несколько успокоились. Гален расспрашивал лишь об их собственных путешествиях, постепенно подводя разговор к городу Риано, в который они направлялись. Выяснилось, что оба телохранителя часто работают на тамошних купцов и потому хорошо знают город. Но особенно им нравилось наниматься к Шаану, потому что на службе у него они непременно проводили две-три ночи в сказочной роскоши гостевых покоев в замке Ярласа. Гален попытался выжать из неразговорчивых силачей как можно больше сведений.
   — Хотелось бы мне и самому погостить там! — позволил себе помечтать он.
   — Да уж, подфартило бы тебе, парень!
   Одна мысль о подобном повороте событий развеселила телохранителей.
   Незаметно разговор зашел и о других соблазнах, которые сулил путешественнику город Риано. Судя по всему, этот город походил на Крайнее Поле — только в увеличенных масштабах, — и вскоре Гален не сомневался, что не потеряется на тамошних улицах, особенно если в роли проводников выступят его друзья-археологи.
   В третьем часу дня караван дошел до южной кромки соли. Пейтон так хорошо выбирал путь на соляном просторе, что сумел выйти в каких-нибудь ста шагах от прямой дороги на Риано. Пока телохранители переставляли сани с полозного хода на колесный, Шаан выплатил Пейтону вторую половину оговоренной суммы, злобно посматривая при этом на археолога. Тот, не обратив внимания на поведение заказчика, роздал деньги своим людям. Характеры археологов и здесь дали себя знать: Холмс открыто ликовал, тогда как Фланк и не думал сбросить маску обычной угрюмости, хотя и выглядел несколько более умиротворенным, чем всегда. Галену, как и положено, заплатили в последнюю очередь — и он предположил, что и денег ему дали меньше, чем остальным. Тем не менее его приятно удивила полученная сумма; по-видимому, труд археологов стоил весьма недешево.
   Теперь, когда караван сошел с соли, Шаана никто уже не сдерживал — и вскоре он со своими могучими спутниками далеко обогнал археологов. А товарищи Галена, хотя вроде бы и не испытывали усталости, явно вознамерились пройти две лиги, оставшиеся до Риано, приятным прогулочным шагом. Холмс, не обращаясь ни к кому в отдельности, принялся во всех деталях описывать, как именно он собирается потратить честно заработанные деньги. Программа намечалась чрезвычайно утомительная и крайне дорогостоящая, но Гален не сомневался в том, что бородач ничуть не преувеличивает. Он начал догадываться, почему археологи вечно сидят без денег. Остальные держались поспокойнее, что же касается Киббля и Дрейна, то они и словечком не обмолвились о своих планах. Так или иначе, а первый вечер археологи собирались провести все вместе, поочередно обходя все трактиры Риано. Все спутники Галена, включая самых младших, казалось, принимали это условие как нечто само собой разумеющееся. Священный обычай нельзя было ни нарушить, ни даже поставить под сомнение.
   Гален предпочел бы последовать за купцом в замок Ярласа, но быстро понял, что из этого не вышло бы никакого проку. Да и бросать товарищей в первый же вечер, когда они сошли с соли и в карманах у каждого полно денег, было бы откровенным дезертирством. А Галену вовсе не хотелось в результате одной оплошности разом потерять и компаньонов, и единственных друзей, и способ существования.
   Они вошли в Риано к вечеру, и Шаан почти сразу же затерялся в лабиринте городских улиц. Окраины города были застроены жалкими лачугами, на порогах которых процессию археологов с подозрением и любопытством встречали и провожали суровые женщины и полуголые дети. Под их пристальными взглядами Гален почувствовал себя неуютно, но его спутники, привычные к такому приему, не обращали на это никакого внимания.
   И когда Галену уже начало казаться, что Риано довольно-таки негостеприимный и мрачный город, они выбрались к высоким воротам и под предводительством Пейтона проникли во внутреннюю часть города или, собственно, в город как таковой. Огромные деревянные ворота в старой каменной стене были раскрыты, по бокам от них стояли стражники, виднелась стража и на расположенных по обеим сторонам от ворот башнях. Гален невольно подумал о том, на каком основании одних пропускают в город, а других — нет, но всю их компанию пропустили без каких бы то ни было возражений.
   Контраст между внутренним городом и окраинами сразу бросался в глаза и был просто потрясающим. Хотя улицы здесь, во внутреннем городе, были узкими и не слишком чистыми, дома содержались в превосходном состоянии, люди щеголяли в богатых нарядах, повсюду кипела торговля. Но при всем этом в самом воздухе здесь витало что-то странноватое — и Гален сразу почувствовал это, хотя поначалу и не смог точно определить, в чем дело. А почувствовав, забеспокоился. Его былая самоуверенность быстро сошла на нет: Риано вовсе не был увеличенным Крайним Полем. На этих улицах жизнь явно шла по каким-то другим правилам, и Гален лишний раз порадовался тому, что прибыл сюда в обществе многоопытных путешественников.
   Словно по безмолвной договоренности, археологи направились прямиком в самый центр города и в конце концов вышли на ратушную площадь. С одной стороны там возвышался внушительных размеров замок — приют и опора барона Ярласа. Крепостные стены и башни из серого камня мрачно нависали над площадью. Главные ворота были наглухо заперты, и Гален, быстро осмотревшись по сторонам и нигде не обнаружив Шаана, решил, что тот уже проник в замок. По трем остальным сторонам площади теснились красивые разномастные дома, а в центре стоял грубого дерева помост, никак не вписывающийся в общую картину. Подойдя поближе и увидев темные пятна на его досках, Гален с ужасом догадался о предназначении этого помоста. Кровь застыла у него в жилах при одной только мысли о правителе, который выставляет на всеобщее обозрение — да еще в таком месте — зловещий символ своего правосудия, и он вспомнил слова Пайка: «С Ярласом шутить нельзя».
   Спутников Галена, судя по всему, не тревожили подобные мысли; они дружно рванулись в большой и шумный трактир в дальнем углу площади. Пейтон первым нарушил неприкосновенность этого заведения и уверенным шагом направился к стойке. Его спутники, горланя во весь голос в радостном нетерпении, сгрудились у него за спиной. Хозяина и нескольких половых это вторжение скорее встревожило, и трое крепких мужчин тут же поднялись со своих мест в темном углу трактира. Археологов это ничуть не смутило. Вообще-то Пейтон даже наслаждался впечатлением, которое произвел на местную публику их приход; он со стуком выложил несколько монет на стойку. Взгляд трактирщика неуверенно скользнул с лица посетителя на монеты и тут же вернулся обратно.
   — Теперь полегчало? — милостиво осведомился Пейтон.
   Трактирщик, кивнув, выдавил из себя улыбку и гостеприимно всплеснул пухлыми белыми руками. Трое поднявшихся вновь уселись на места, хотя, как показалось Галену, с явной неохотой.
   — Чем могу служить, господа?
   — Семь кружек лучшего пива, — распорядился Пейтон. — Да не вздумай разбавить, нас не проведешь.
   — Уверяю вас… — возмутился было трактирщик, но потом, передумав, умолк и знаком велел двум служанкам подать вновь прибывшим пиво. Он смахнул со стойки монеты, отсчитал сдачу и заторопился к другим посетителям.
   Пока археологи рассаживались за одним из соседних со стойкой столов и раскладывали под ногами свои немногочисленные пожитки, служанки уже поднесли им пиво. Одна из них прямо-таки окаменела от ужаса, зато другая дружески подмигнула Холмсу.
   — Опять припожаловал, — поприветствовала она археолога.
   — Подсядь попозже, — отозвался тот.
   — Этого нам надолго не хватит, — добавил Пейтон, поднимая кружку. — Так что проследи…
   — Не волнуйся, — оборвала его бойкая служанка. — Лично позабочусь, чтобы никто не зачах от жажды.
   Она отошла, покачивая пустым подносом и бедрами.
   — Кто такая? — спросил Милнер у Холмса.
   — Понятия не имею, — хмыкнул бородач, провожая взглядом удаляющуюся женщину. — С возвращением на твердую землю!
   Он поднял кружку, и остальные последовали его примеру.
   Пару мгновений тишину нарушало лишь жадное бульканье и удовлетворенное отфыркиванье. Остальные посетители, до этой минуты настороженно следившие за археологами, постепенно успокоились и вернулись к прерванным разговорам. Только из-за соседнего столика раздалось одно замечание: какая-то женщина во весь голос объявила, что от сидящих под столом в ящиках биков плохо пахнет. Холмс развернулся в кресле и уставился на нахалку.
   — К сожалению, госпожа, вы ошиблись, — с комически преувеличенной вежливостью произнес он. — Бики невероятно чистоплотные зверьки. — Широко, во весь рот, ухмыльнувшись, он закончил: — А воняем мы сами!
 
   Значительно позже — когда время уже перестало играть какую бы то ни было роль — события вечера слились в единый блаженный поток. Даже Гален, у которого имелись и причины, и желание оставаться трезвым, понял, что эта задача выше его сил. Одно питейное заведение сменялось другим, каждое новое казалось еще более убогим, чем предыдущее, так что в конце концов он просто перестал понимать, где они находятся. Последний трактир разительно отличался от первого, хотя пиво, как это ни странно, оставалось на вкус столь же превосходным, и шумели здесь не только археологи, но и все остальные посетители.
   Гален смутно припоминал, что кое-где в ходе нынешнего вечера играла музыка и пели певцы, а кто-то даже пустился в разудалый пляс. К археологам то и дело присоединялись местные, главным образом девушки, — всем хотелось выпить на дармовщину. Казалось, полгорода были давным-давно знакомы именно с этим отрядом археологов, а сами они купались в собственной важности и чужом внимании, причина которого коренилась в деньгах, которые пока еще бренчали у них в карманах.
   Гален не без труда останавливал взгляд то на одном, то на другом из спутников. Раскрасневшийся и обливающийся потом Пейтон потчевал благодарных слушателей байками, которые и начинались-то небывальщиной, а в ходе рассказа выливались и вовсе в нечто несусветное. Холмс, усадив к себе на колени очередную деваху, веселился пуще всех, пел, передразнивал своих спутников, отпускал остроты по адресу всех присутствующих и отсутствующих. Особенно язвительной и даже жестокой оказалась одна из его шуток по поводу медлительного, угрюмого и косноязычного Фланка. Не все откликались на его остроты добродушно — особенно когда их мишенью становились не сами археологи, а люди из-за соседних столиков. Посетители торопились покинуть трактир, прежде чем на них обрушилась бы волна насилия, близость которой они чуяли за удалым весельем могучего бородача.
   Милнер вел себя куда менее вызывающе, но и он, пропустив пару кружек, принялся разглагольствовать без умолку. Он говорил, даже когда его никто не слушал, явно упиваясь звуками собственного голоса. Прилагая колоссальные усилия к тому, чтобы все услышать и все понять, Гален пришел к выводу, что Милнер или говорит на чужом языке, или несет какую-то тарабарщину. Для него самого разницы в этом не было. Потеряв к Милнеру всякий интерес, Гален повернулся к Кибблю, который между тем уже давно держался без обычной отстраненности, даже его угловатое тело, казалось, приобрело несколько более округлые очертания. Лицо его разрумянилось, вечно бегающие глазки застыли, а сам он развалился в мягком кресле, лениво оглядывая слабо освещенный зал трактира.
   Фланк, напротив, сидел молча и неподвижно. Щеки его побледнели до мучнисто-белого цвета, а пальцы обеих рук крепко сжимали кружку. Гален, сам не зная почему, решил, что Фланка вот-вот вытошнит. Дрейн сидел рядом с Галеном. Сперва он держался тихо, «держал ухо востро», как он сам любил говорить, но по мере того, как нарастало веселье, самый младший из археологов тоже пришел в праздничное настроение и присоединился к общей беседе, украшая рассказы Пейтона лично выстраданными подробностями мистического свойства. Лишь одна тема заставляла его моментально умолкнуть — и это был разговор о женщинах. Как только беседа заходила на эту тему, Дрейн умолкал, затихал, и никакими подначками нельзя было выжать из него хотя бы пару слов.
   К счастью для Галена, никто не ждал от него верховодства в вечерних забавах и застольном трепе, поэтому ему легко было умолчать о подлинной причине своей добровольной вербовки в археологи. Так или иначе, разговор все чаще переходил на женщин, а Дрейн все глубже уходил в себя, и Гален понимал, что рано или поздно с расспросами пристанут и к нему.
   — Ну что, новичок, — начал Милнер. — Похоже, ты до девок охоч, да и они до тебя тоже.
   — Точно, — не обращаясь ни к кому в отдельности, пробормотал Киббль. — Наверняка целую кучу спортил.
   Гален пожал плечами, сохраняя напускное безразличие.
   — Так, парочку-другую, — неохотно подтвердил он.
   — Это ж он отбил невесту у жениха, не забывайте, — рассмеялся Холмс. — Извращенец, каких поискать, — радостно закончил он.
   — Ну-ка, поделись, парень, — приказал Пейтон.
   Гален, понятно, не собирался выкладывать собутыльникам подлинную историю и начал уже прикидывать, что бы такое позабавней сочинить, как на него волной накатили воспоминания об Эмер. И острое чувство вины — он понял, что вспомнил о девушке впервые за все время с тех пор, как покинул Крайнее Поле. Он не оставил ей даже записки — и слова Тарранта о том, что необходимо поторапливаться, не показались ему сейчас даже маломальским оправданием подобного небрежения. Сцены их близости замелькали перед его мысленным взором. Закрыв глаза, Гален судорожно сглотнул. Все его мышцы, вопреки опьянению, сковало напряжение. Чувства, обостренные алкоголем, свидетельствовали, что он страшно тоскует по Эмер, а все остальное уже не имело значения. Он обнаружил, что внезапно лишился дара речи.
   — О боги, — под общий смех прокомментировал его замешательство Холмс. — Коли она была так хороша, так, может, стоило побороться до конца?
   — Или прихватить ее с собою в нашу компанию, — предложил Милнер. — А то у нас порой бывает так одиноко.
   — Оставьте его в покое! — с неожиданной страстью воскликнул Дрейн. — Не лезьте не в свое дело.