Страница:
— Тебя послал не Верховный Владыка Синтана, верно?
— Верно, властитель. — Риан говорил ровным голосом, но постарался заставить свой ответ прозвучать убедительно.
— Так ты согреваешь ее постель? — Глаза Риана сузились; он ничего не ответил. Император продолжал пристально смотреть на него. — Она влечет к себе мужчин. А потом убивает их. Она делала это не раз. Так она поступила с моим отцом.
Молодой человек пытался заставить свои слова звучать издевкой, но было видно, что воспоминание для него болезненно. Как ни хотелось Риану сказать ему: «Я слышал о твоем отце — он был просто жадный до власти мелкий интриган, которого давно следовало оскопить и бросить на поживу стервятникам», — он понимал, что лучше ему от этого не станет, а потому снова промолчал.
После долгого молчания, когда, казалось, было слышно только, как бьется сердце Риана, император отошел от него. Бросив на Каруду недовольный взгляд — как будто именно офицер был виноват в присутствии Риана, — молодой правитель приказал:
— Уведите его.
Каруда и его солдаты повели Риана прочь — по мощеной дорожке сквозь густые кусты. Дорожка была узкой, утренний свет сюда почти не проникал, ветви деревьев свешивались низко — идеальное место для побега. Портило дело одно маленькое обстоятельство: император был всего шагах в двадцати, а Риану вовсе не хотелось, чтобы их с Маскелль обвинили еще в одном покушении на царствующего монарха.
Дорожка привела к бревенчатой стене высокого здания, и через арку они вошли в высокий зал; сквозь ажурные решетки высоко расположенных окон в него лился свет и влетал прохладный ветерок. Стены и колонны были покрыты резьбой, изображающей жрецов, воинов и все тех же странных многоголовых духов, и золотой и перламутровой мозаикой. Риан начал стесняться своей одежды, изрядно пострадавшей в результате перелезания через заборы и долгого пребывания в воде. К тюрьме он был бы готов; роскошная дворцовая обстановка его смутила.
Его провели через несколько просторных прохладных залов, освещенных бронзовыми канделябрами или подвешенными к балкам потолка замысловатыми лампами. Риан обратил внимание на то, что у каждых дверей замерли по двое воинов в парадных доспехах и шлемах; на какой-то из галерей, мимо которых они шли, заспанные слуги полировали плитки пола. В последнем зале стены оказались украшенными панелями из слоновой кости; тончайшая резьба изображала сражение двух армий. Риану случалось бывать резиденции верховного Владыки в Белладире, и тогда он счел ее роскошь поражающей воображение, но по сравнению с этим дворцом она казалась просто хижиной скотника Случись увидеть здешние богатства наследнику владетеля Марканда, который так гордился попавшими в его руки сокровищами, тот наверняка умер бы от зависти.
Из зала с панелями из слоновой кости, окна которого выходили в еще один двор-сад, винтовая лестница с широкими ступенями вела на второй этаж. На площадке двое часовых охраняли дверь, и Риан напрягся, ожидая, что за дверью и окажется его темница. Однако его ввели в просторную комнату с высоким потолком и широким балконом, выходящим в сад. Риан с удивлением взглянул на. Каруду.
— Ты гость здесь, а не пленник, — сказал офицер.
— Гость, которого стерегут.
— Да. Временно.
Каруда не ушел; он просто стоял у двери, разглядывая Риана. Риан вышел на балкон, увидел, что часовые есть и в саду, отметил, что с балкона было бы легко перебраться на крышу соседнего здания, и вернулся в комнату. Из нее вели двери еще по крайней мере в два помещения; стенная роспись и резьба были так же великолепны, как и везде. Посередине комнаты стоял низкий стол, на полу по кушоритскому обычаю были разбросаны подушки, в углах стояли резные шкафы.
— Она придет за тобой? — неожиданно спросил Каруда.
— Так вот каков ваш план, да? — повернулся к нему Риан. Офицер ничего не ответил, и Риан понял, что догадался правильно. Они решили использовать его как при: манку для Маскелль. «Подлые ханжи!» — подумал он. Риан умел сдерживать гнев, мучительный год в Марканде научил его этому, но сейчас он едва не утратил власть над собой. Он улыбнулся так, что, хотя Каруда только поморщился в ответ, стражник, вошедший следом за ними в комнату, потянулся к рукояти меча.
— Вы получите больше, чем рассчитываете, — бросил Риан.
— Она же старая женщина… — начал Каруда. Риан расхохотался в ответ. Каруда умолк, и Риан заметил, что тот не верит собственным словам.
— Вы получите больше, чем рассчитываете, — повторил он.
Каруда хотел что-то сказать, но передумал и вышел из комнаты; стражник ушел тоже, хотя снаружи у двери часовые остались.
Риан снова вышел на балкон и шумно выдохнул воздух, крепко стиснув перила резной балюстрады. Марада и ее возможные происки; Посланник Небес и поврежденное Колесо — все это неожиданно показалось ему совсем не важным.
«Вот теперь мы влипли», — мрачно подумал он.
Маскелль вошла в Небесный Чертог через Золотую дверь, главный вход во дворец, к которому с центральной площади Кушор-Ана вел короткий мост. Вдоль обсаженного мимозой прохода высились каменные арки, служившие, как и придорожные столбы при въезде в город, зашитой от злых духов. Тучи сгустились, и утренний свет сделался менее ярким, чем был на рассвете, хотя дождь еще не начался. Идти до Кушор-Ана было далеко, и Маскелль имела время поразмыслить. Не приходилось сомневаться: все случившееся — ловушка…
Золотая дверь была именно тем, чем называлась: огромными створками из кованого золота на так хорошо подогнанных петлях, что они распахивались от самого слабого толчка. Перед входом стояла стража, но Маскелль никто не остановил; некоторые солдаты боязливо смотрели на нее, другие старались незаметно сделать отвращающий зло знак. За Золотой дверью начиналась лестница, ведущая к широкому портику Главного дворца, трехэтажного здания с круглыми каменными колоннами и с высокой крышей, крытой красной черепицей. Это-то и было средоточие власти в Небесной Империи. Маскелль все вокруг казалось таким знакомым и таким странным… Словно возвращаешься в хорошо знакомое место во сне или в видении.
«Кстати, о видениях», — подумала Маскелль. Ощущение было таким же, как в ее недавнем сне. Что ее заманивают в ловушку — несомненно, но вот чьих рук это дело… Правда, утешало то, что она сохранила способность размышлять. Гнев всегда пьянил ее, она наслаждалась, балансируя на острие меча. Ярость делала ее ум особенно ясным, теперь — более чем когда либо: жизнь Риана могла зависеть от ее решения, и Маскелль не собиралась делать ошибок. Помогало и отчетливое понимание того, что если она не будет осторожна, то может оказаться в руках неведомого врага; однако это сейчас было менее важным. Маскелль, пожалуй, предвкушала схватку с врагом — любым врагом.
Под портиком выстроился отряд гвардейцев под командой офицера, которого Маскелль не узнала. Она остановилась шагах в двадцати от них, опираясь на посох, и пересчитала солдат.
— Всего десять? — Голос Маскелль в ее собственных ушах прозвучал резко и с горькой насмешкой. — Это оскорбление!
Офицер сделал шаг вперед:
— Святая мать, мы только должны сопровождать тебя…
Маскелль больше его не слушала. Она ожидала презрения или дерзостей от этих молодых людей, которые были еще детьми, когда она покинула Дувалпур. Полная обреченности решимость офицера напомнила ей, что они действуют не по собственной воле; это спасло им жизнь.
Поток силы тянулся от Баран Дира к храму Аркад прямо под ногами Маскелль; благодаря ему она чувствовала мощную пульсацию Марай и далекое странное эхо Илсат Сидара. Маскелль впитала в себя эту силу, чтобы охватить все вокруг — вплоть до самых высоких туч, насыщенных влагой. Она стала связью между мощью земли и неба и, пользуясь направляющей силой храмов, устремила удар в камни мостовой между собой и гвардейцами — никого не убив.
Какое-то мгновение в мире не было ничего, кроме ослепительного света и оглушительного грохота. Маскелль, временно лишившись способности видеть и слышать, устояла на ногах только потому, что вцепилась в посох. Удар так сильно отдался в ее костях, что у Маскелль заболели зубы. Когда в глазах у нее прояснилось, она увидела гвардейцев, расшвырянных по земле, но живых. Все они побросали мечи и окованные железом дубинки и поспешно стягивали с себя шлемы. Только теперь Маскелль почувствовала, что серебряные символы на посохе обжигают ей руки, и подумала о том, что весь металл на многие ярды вокруг должен был раскалиться. В воздухе повис запах гари. Там, куда пришелся удар, в камнях мостовой дымилась черная дыра.
«Ну вот, — подумала Маскелль, еще не вполне придя в себя, — ты довольна? Темные духи со всех окрестностей сбегутся теперь к границам города и будут ждать, когда ты появишься. Да, — ответила она сама себе, — я довольна. Я напомнила врагам, кто я такая и чего они должны опасаться, задевая меня, даже если это не на пользу мне самой». — Что-то в этих рассуждениях было не так, но Маскелль решила, что обдумает все потом.
Офицер, шатаясь, поднялся на ноги. Он не попытался остановить Маскелль, когда она, пройдя мимо него, стала подниматься по ступеням, ведущим к портику.
Сквозь арку, обрамленную резной слоновой костью, Маскелль вошла в приемный зал. Здесь было безлюдно и сумрачно: низкие тучи застилали солнце, а лампы не горели. Драгоценное дерево, которым были выложены стены, источало тонкий аромат, полудрагоценные камни, вделанные в пол, мягко блестели. Даже для столь раннего часа зал был удивительно пуст.
Проходя по галереям и комнатам, где обычно толпились просители, Маскелль поняла, что их очистили именно из-за ее прихода. Тут всегда сновали чиновники, секретарей императора окружали искатели милостей или правосудия. Было совершенно невозможно заставить их всех покинуть помещения быстро, не прибегая к угрозам, которые только вызвали бы возмущение высокопоставленных придворных. Лишь один человек мог добиться такого потрясающего результата простой просьбой. Маскелль почувствовала, что у нее болят челюсти: так сильно она, сама этого не замечая, стискивала зубы.
Она вошла в огромный зал, занимавший все четыре этажа; в середине его потолок отсутствовал, так что было видно немного посветлевшее небо. В углублении пола из белого камня располагался мелкий бассейн — как раз под открытым небу пространством. Мозаика на дне бассейна изображала лотосы и другие цветущие водяные растения, так что возникало впечатление естественного водоема. Эта иллюзия еще больше подчеркивалась дюжиной грациозных цапель, разгуливающих по мелководью.
В конце зала широкие двери вели в просторную комнату без окон; сейчас она казалась странно покинутой: Маскелль знала, что обычно здесь толпятся придворные. Пол комнаты был инкрустирован слоновой костью, высокий сводчатый потолок пересекали резные балки, а между ними на глубоком синем фоне, как звезды, сверкали драгоценные камни. Свечи в высоких золотых подсвечниках освещали расположенную на возвышении в дальнем конце помещения массивную золотую скамью.
На ведущих к ней ступенях, положив посох на колени, сидел Посланник Небес.
Маскелль остановилась в нескольких шагах от него и сложила руки на груди.
— Зачем ты всех удалил из залов? Или ты думал, что я убью любого, кого повстречаю?
— Я не хотел, чтобы кто-то вызвал твое раздражение. Еще большее раздражение, имею я в виду, — устало ответил старик. — С твоим другом все в порядке. В этом я убедился.
Внезапно гнев покинул Маскелль. Она тоже чувствовала усталость, уши ее болели. И только теперь до нее дошло, чего стоило Посланнику Небес пересечь весь город на барке, чтобы опередить ее, дойти от канала перед Небесным Чертогом до Большого дворца и выдворить людей из залов. Она подошла к нему и тоже уселась на ступени.
— Ладно…
— Я слишком стар для всех этих заговоров, — пожаловался Посланник Небес. — Они всегда были по твоей части.
— Спасибо тебе.
— Я собирался во всем разобраться… — Старый жрец раздраженно махнул рукой. — Райф настаивает, что идея была его собственная. Может быть, он в это даже верит. Мальчик так же упрям, как и ты.
Посланник Небес был одним из очень немногих людей, кто мог называть императора по имени и говорить о нем, как о набедокурившем послушнике, сидя в трех шагах от трона.
— Так это не Марада? — спросила Маскелль. Старик свел брови и посмотрел на нее так, словно она задала совершенно бессмысленный вопрос. — Кто?
— Придворная дама, гостья из Гейркинда. Я видела ее у тебя в Марай в тот день, когда добралась до столицы.
— Ах эта! Я их больше не различаю. Она попросила аудиенции, только чтобы таращиться на меня, как и все иностранные гости. — Старик пристально взглянул на Маскелль — Почему ты думаешь, что причина случившегося — в ней?
Маскелль покачала головой.
— Она — единственное постороннее лицо, оказавшееся достаточно близко к Верану, чтобы… чтобы совершить то что было с ним совершено. — Маскелль так многого еще не знала! Необходимо выяснить, удалось ли Риану проникнуть в покои чужестранки, узнал ли он что-нибудь… — Марада — фаворитка Райфа.
— Это затруднит дело. — Посланник Небес задумчиво потер подбородок. — У тебя есть доказательства или только подозрения?
— Только подозрения.
«Этого-то я и не понимаю, — подумала Маскелль. — Зло Колесу причинил кто-то, обладающий темной силой, тут сомнений нет, но как он так много узнал об Обряде? Даже имея доступ к кошанским библиотекам в Кушор-Ате… Ведь теоретических знаний недостаточно — нужен опыт создания узоров из песка, нужно знать, как соединить символы с Бесконечностью, чтобы создать свой, новый узор и сделать это так быстро».
Такие знания и опыт мог по доброй воле предоставить бедный погибший Веран, а то и сам Игарин, но… «Что-то мне в это не верится», — подумала Маскелль. Риан достаточно разузнал об обоих жрецах, чтобы подкрепить ее инстинктивную уверенность в их невиновности. Игарин, становясь старше, делался все ближе к Бесконечности, как случалось почти со всеми Голосами; в последние годы он почти не покидал Марай. Веран был погружен в свои занятия и обучение молодых послушников. Госпожа Марада оказалась единственной его странной знакомой. К тому же управитель и старшие жрецы пересмотрели записи Верана в его комнате и не обнаружили в них никаких неизвестных символов.
«Должно быть, Вераном воспользовались — что-то проникло в его ум и стало им управлять, а потом Марада убила беднягу, чтобы он нам ничего не рассказал».
— Как же быть с Колесом? — Посланник Небес сказал это с таким же выражением, с каким старик-нищий на рынке мог бы жаловаться на дороговизну чашки риса. — Кто им занимается, пока мы гоняемся друг за другом по всему городу?
— Вигар и другие Голоса…
— Дерьмо! — очень отчетливо проговорил Посланник Небес. Маскелль, хоть и больше других была знакома с его эксцентричностью, чуть не свалилась со ступеней. — Я хочу знать твое мнение. Что думает Вигар, мне известно.
— Я сама не знаю, каково мое мнение. Мне кажется неправильным убирать… помеху, но и оставлять ее нельзя. Равноденствие уже завтра, и если все Голоса будут работать слаженно, никто никому не будет наступать на руки и падать на Колесо, закончить все вовремя едва-едва удастся. — Маскелль потерла лицо руками. — Мне кажется, Карающий наконец снова заговорил со мной в Илсат Сидаре, но то, что он мне показал, никакого отношения к Обряду не имеет. — Маскелль решила, что говорить Посланнику Небес про Сирота не станет. — Наверное, я что-то сделала с собой, так что теперь не понимаю его, даже когда он co мной говорит. Первое настоящее видение за семь лет — и я бессильна его расшифровать.
Старый жрец встревоженно взглянул на Маскелль.
— Такое невозможно.
— Только потому, что нечто никогда не случалось раньше, не следует делать вывод, будто оно невозможно. Не возможное может происходить прямо сейчас, а мы ничего не заметим… — Маскелль растерянно умолкла. Она только что услышала шепот — не сварливые голоса Предков, а резкий тон Карающего. Отзвук его длился, оставляя во рту Маскелль металлический привкус.
«Предостережение! Что-то и правда происходит прямо сейчас, а мы не знаем — что и где!»
Маскелль тихо выругалась. Эти предостережения, смысла которых понять было невозможно, доводили ее до сумасшествия.
Посланник Небес огорченно качал головой:
— Успокойся. Может быть, медитация…
— Я ее попробую, — ответила Маскелль, неожиданно поднимаясь на ноги. Ей остро захотелось скорее отсюда уйти. Каков бы ни был ответ, она скорее найдет его в Илсат Сидаре или Марай. — Скажи мне, где находится Риан, и займемся делом.
Губы старого жреца скривились.
— Есть еще кое-что. Райф желает, чтобы ты провела ночь здесь — в доказательство твоей верности престолу.
— Что? Он, должно быть, лишился рассудка! — Маскелль заметила, что выкрикивает слова. Наверное, в предвидении этого Посланник Небес и приказал всем уйти. — Мне следует этой ночью работать над Колесом, вместе с Вигаром и другими!
— Я знаю это ничуть не хуже тебя, поверь! — бросил Посланник Небес.
— Тогда в чем тут смысл?
— Райф полагает, что таким образом ты покажешь, что исправилась. Выражение лица старика было таким, словно сказанное оставило у него во рту очень неприятный привкус. — Будь мальчик глупцом, его требование было бы легче понять.
— Он дает мне возможность начать свару и от всей души надеется, что я этой возможностью воспользуюсь!
— Похоже на то.
— Разве ему не известно, что у нас нет времени для подобных жестов? По крайней мере мне следует быть рядом, когда Голоса закончат Колесо, — на всякий случай… Ты ведь говорил ему про Колесо? — резко спросила Маскелль.
— Да. Но он не понимает. Никто из них не понимает. Они мало что знают о Колесе. Оно создавалось каждый год их жизни, жизни их родителей и дедов — со времен Предков, было таким же постоянным явлением, как восход солнца или ветер, и они думают, что так будет продолжаться всегда, независимо от нашего вмешательства.
Маскелль отвернулась, потирая виски.
— Надеюсь, они окажутся правы.
Как только Риан счел, что прошло достаточно времени и стражники несколько утратили бдительность, он проверил свою догадку насчет крыши.
Было довольно легко дотянуться до края балки, если встать на самый край балюстрады. К счастью, часовые под балконом не смотрели вверх, а остальным обзор закрывало раскидистое дерево. Черепица оказалась скользкой, так что затея была бы рискованной в любом случае; если же пойдет дождь, крыша станет похожей на обледенелый склон. Риану после нескольких бесконечных мгновений неустойчивости удалось подтянуться и влезть на крышу, но тут он увидел, что с галереи соседнего более высокого здания его легко заметить: кто-нибудь наверняка поднимет тревогу прежде, чем он пройдет хоть несколько шагов.
Риан с проклятием спрыгнул обратно на балкон. Стражники у двери не заметили его отсутствия, но грохот привлек их внимание. Подняв дубинки, часовые ворвались в комнату и растерянно остановились, увидев Риана, который, сложив руки на груди, стоял у перил. С подозрением все оглядев, они наконец вернулись на свой пост.
Риан принялся раздраженно бродить по комнате, пиная лежащие на полу вышитые подушки. Его путешествие на крышу не принесло ему ничего, кроме открывшейся раны на руке, которая начала болеть и кровоточить. Риан знал, что теперь было бы слишком поздно пытаться остановить Маскелль и помешать ей явиться во дворец, даже если бы его побег удался.
Внезапный удар грома, такой близкий, что пол комнаты дрогнул, заставил Риана поморщиться. Он вышел на балкон, прислушиваясь к затихающим раскатам, и посмотрел на небо. Оно не казалось особенно темным.
«Как странно!»
Хотя здесь, на равнине, дожди шли с удручающим постоянством, грозы были редкостью. Часовые у двери тихо переговаривались, обсуждая необычное происшествие: они были удивлены так же, как и Риан.
«Погоди-ка! — подумал Риан. — А не может ли это быть…» — Конечно, так и есть! Он же сам предупреждал Каруду!
Вспышка молнии не повторилась, и Риан вернулся в комнату, успокаивая себя тем, что Маскелль в силах позаботиться о себе и что не имеет никакого значения, если он и не окажется рядом, чтобы прийти ей на помощь. И все же к тому моменту, когда на лестнице послышался голос Маскелль, он успел уже обдумать несколько новых планов бегства — один невероятнее другого.
Риан мгновенно оказался у двери; стражники поспешно загородили ему дорогу, и он начал протискиваться между ними, не обращая внимания на поднятые дубинки, но тут увидел поднимающуюся по лестнице Маскелль. За ней шел Каруда с ничего не выражающим лицом, а чуть дальше виднелся молодой жрец с Посланником Небес на руках.
Каруда пытался что-то говорить Маскелль, но та не слушала. Она посохом отогнала в сторону изумленных стражников, словно это были овцы, выбежавшие на дорогу, и вошла в комнату.
— С тобой все в порядке? — спросила Маскелль Риана.
— Да. — Синтанец напомнил себе, что схватить ее за плечи, встряхнуть и потребовать ответа: какого дьявола она здесь делает? — было бы непозволительно.
— Что они с тобой сделали — бросили в канал? — не унималась Маскелль, встревоженно оглядывая Риана.
Он уже почти забыл о своем посещении дома Марады. Те события, казалось, произошли столетие назад. Каруда внимательно следил за ними, и Риан процедил сквозь стиснутые зубы:
— Нельзя ли обсудить эта позже?
Маскелль повернулась к Каруде:
— Убирайся. И забери с собой стражников. Ну!
Риан успел заметить, что офицер выглядит не лучшим образом; браслета на руке Каруды не было, и на его месте краснел свежий ожог. И все же Каруда упрямо возразил:
— Мне приказано…
Его прервало появление Посланника Небес, которого до площадки лестницы донес его молодой помощник. Старик проковылял в комнату, качая головой. Следом за ним появилась Хирана, жрица, находившаяся в павильоне императора, и двое слуг. Посланник Небес кисло взглянул на Каруду:
— Я знаю, что тебе приказано, молодой человек. Отправляйся к Мираку и сообщи ему, что его заговор удался — если, конечно, целью было доставить как можно больше неудобств Голосам Предков, всем жрецам Марай да и вообще служителям храмов.
Каруда взглянул на старика так, словно собирался возразить, потом мрачно сжал губы и двинулся к двери.
— Мой меч! — бросил Риан.
Каруда не остановился, но через секунду появился стражник с сири Риана и всеми тремя его ножами. Поспешно вручив их синтанцу, он выскользнул из комнаты.
Риан пристегнул ножны к поясу и стал прятать ножи.
— Теперь все закончено?
Маскелль покачала головой. Ее осунувшееся лицо было усталым.
— Нет еще.
Риан замер на месте, так и не засунув последний нож за голенище.
— Что?
— Я должна провести во дворце ночь: какой-то недоумок решил, что так я докажу свою верность престолу. «Что недоумок, это точно», — подумал Риан.
— Но как насчет Колеса?
— Вот в этом-то и вопрос, — пробормотал Посланник Небес.
— Я сделала все, что могла, — бросила Хирана. — Мне узнать-то о случившемся удалось только потому, что один из моих жрецов на рассвете медитировал вместе с канцлером.
— Приказание поступило не через секретарей императора? — хмурясь, спросила Маскелль.
— Похоже, все решил сам повелитель, — ответила Хирана; по выражению ее лица было ясно, что она на сей счет думает. — Мне не удалось узнать, кто за всем этим стоит. Мирак, конечно, только обрадовался, но я не могу сказать, он ли был зачинщиком. — Старая жрица посмотрела на Маскелль, и взгляд ее в первый раз смягчился. — Может быть и так, что император придумал это сам.
Маскелль что-то пробурчала себе под нос, отвернулась и вышла на балкон.
Посланник Небес, качая головой, посмотрел ей вслед.
— Мы должны вернуться в Марай. Сегодня все должно решиться. — Он сделал знак молодому жрецу и поманил за собой Хирану.
Риан задумался. Сейчас было не важно, чьих рук это Дело, Мирака или Марады: кто бы ни был виновником, он не остановится на достигнутом.
«Но никто больше не сможет использовать меня в качестве приманки!»
Риан выглянул на площадку лестницы и обнаружил, что стражников там нет. Проскользнув в дверь, он спустился этажом ниже. Там тоже никого не оказалось, но из-за двери, ведущей в сад, доносились голоса. Риан бесшумно приблизился и выглянул в щелку.
Каруда сообщал гвардейцам о последних событиях; потом, когда офицер ушел, один из гвардейцев сказал остальным:
— Видели бы вы это! Она вызвала молнию из ясного неба!
Риан выслушал красочный рассказ о прибытии Маскелль в Небесный Чертог, гадая, как много в нем правды.
«По крайней мере молнию и гром это объясняет», — подумал он. Когда стало ясно, что ничего интересного он больше не услышит, Риан бесшумно^поднялся по лестнице и вернулся в главную комнату. Маскелль по-прежнему стояла на балконе, опершись на перила. Риану очень о многом нужно было ей рассказать, но он никак не мог сообразить, откуда начать.
Почувствовав его присутствие, Маскелль беспокойно переступила с ноги на ногу и, не оборачиваясь, сказала:
— Ну вот, теперь ты все видел сам. У Риана не было времени обдумать то, что он действительно видел.
— Они думают, что меня прислал к тебе Верховный Владыка и что ты в союзе с ним. По крайней мере один из них так думает, — добавил Риан, вспомнив о сомнении, с которым молодой император встретил такое предположение.
— Верно, властитель. — Риан говорил ровным голосом, но постарался заставить свой ответ прозвучать убедительно.
— Так ты согреваешь ее постель? — Глаза Риана сузились; он ничего не ответил. Император продолжал пристально смотреть на него. — Она влечет к себе мужчин. А потом убивает их. Она делала это не раз. Так она поступила с моим отцом.
Молодой человек пытался заставить свои слова звучать издевкой, но было видно, что воспоминание для него болезненно. Как ни хотелось Риану сказать ему: «Я слышал о твоем отце — он был просто жадный до власти мелкий интриган, которого давно следовало оскопить и бросить на поживу стервятникам», — он понимал, что лучше ему от этого не станет, а потому снова промолчал.
После долгого молчания, когда, казалось, было слышно только, как бьется сердце Риана, император отошел от него. Бросив на Каруду недовольный взгляд — как будто именно офицер был виноват в присутствии Риана, — молодой правитель приказал:
— Уведите его.
Каруда и его солдаты повели Риана прочь — по мощеной дорожке сквозь густые кусты. Дорожка была узкой, утренний свет сюда почти не проникал, ветви деревьев свешивались низко — идеальное место для побега. Портило дело одно маленькое обстоятельство: император был всего шагах в двадцати, а Риану вовсе не хотелось, чтобы их с Маскелль обвинили еще в одном покушении на царствующего монарха.
Дорожка привела к бревенчатой стене высокого здания, и через арку они вошли в высокий зал; сквозь ажурные решетки высоко расположенных окон в него лился свет и влетал прохладный ветерок. Стены и колонны были покрыты резьбой, изображающей жрецов, воинов и все тех же странных многоголовых духов, и золотой и перламутровой мозаикой. Риан начал стесняться своей одежды, изрядно пострадавшей в результате перелезания через заборы и долгого пребывания в воде. К тюрьме он был бы готов; роскошная дворцовая обстановка его смутила.
Его провели через несколько просторных прохладных залов, освещенных бронзовыми канделябрами или подвешенными к балкам потолка замысловатыми лампами. Риан обратил внимание на то, что у каждых дверей замерли по двое воинов в парадных доспехах и шлемах; на какой-то из галерей, мимо которых они шли, заспанные слуги полировали плитки пола. В последнем зале стены оказались украшенными панелями из слоновой кости; тончайшая резьба изображала сражение двух армий. Риану случалось бывать резиденции верховного Владыки в Белладире, и тогда он счел ее роскошь поражающей воображение, но по сравнению с этим дворцом она казалась просто хижиной скотника Случись увидеть здешние богатства наследнику владетеля Марканда, который так гордился попавшими в его руки сокровищами, тот наверняка умер бы от зависти.
Из зала с панелями из слоновой кости, окна которого выходили в еще один двор-сад, винтовая лестница с широкими ступенями вела на второй этаж. На площадке двое часовых охраняли дверь, и Риан напрягся, ожидая, что за дверью и окажется его темница. Однако его ввели в просторную комнату с высоким потолком и широким балконом, выходящим в сад. Риан с удивлением взглянул на. Каруду.
— Ты гость здесь, а не пленник, — сказал офицер.
— Гость, которого стерегут.
— Да. Временно.
Каруда не ушел; он просто стоял у двери, разглядывая Риана. Риан вышел на балкон, увидел, что часовые есть и в саду, отметил, что с балкона было бы легко перебраться на крышу соседнего здания, и вернулся в комнату. Из нее вели двери еще по крайней мере в два помещения; стенная роспись и резьба были так же великолепны, как и везде. Посередине комнаты стоял низкий стол, на полу по кушоритскому обычаю были разбросаны подушки, в углах стояли резные шкафы.
— Она придет за тобой? — неожиданно спросил Каруда.
— Так вот каков ваш план, да? — повернулся к нему Риан. Офицер ничего не ответил, и Риан понял, что догадался правильно. Они решили использовать его как при: манку для Маскелль. «Подлые ханжи!» — подумал он. Риан умел сдерживать гнев, мучительный год в Марканде научил его этому, но сейчас он едва не утратил власть над собой. Он улыбнулся так, что, хотя Каруда только поморщился в ответ, стражник, вошедший следом за ними в комнату, потянулся к рукояти меча.
— Вы получите больше, чем рассчитываете, — бросил Риан.
— Она же старая женщина… — начал Каруда. Риан расхохотался в ответ. Каруда умолк, и Риан заметил, что тот не верит собственным словам.
— Вы получите больше, чем рассчитываете, — повторил он.
Каруда хотел что-то сказать, но передумал и вышел из комнаты; стражник ушел тоже, хотя снаружи у двери часовые остались.
Риан снова вышел на балкон и шумно выдохнул воздух, крепко стиснув перила резной балюстрады. Марада и ее возможные происки; Посланник Небес и поврежденное Колесо — все это неожиданно показалось ему совсем не важным.
«Вот теперь мы влипли», — мрачно подумал он.
Маскелль вошла в Небесный Чертог через Золотую дверь, главный вход во дворец, к которому с центральной площади Кушор-Ана вел короткий мост. Вдоль обсаженного мимозой прохода высились каменные арки, служившие, как и придорожные столбы при въезде в город, зашитой от злых духов. Тучи сгустились, и утренний свет сделался менее ярким, чем был на рассвете, хотя дождь еще не начался. Идти до Кушор-Ана было далеко, и Маскелль имела время поразмыслить. Не приходилось сомневаться: все случившееся — ловушка…
Золотая дверь была именно тем, чем называлась: огромными створками из кованого золота на так хорошо подогнанных петлях, что они распахивались от самого слабого толчка. Перед входом стояла стража, но Маскелль никто не остановил; некоторые солдаты боязливо смотрели на нее, другие старались незаметно сделать отвращающий зло знак. За Золотой дверью начиналась лестница, ведущая к широкому портику Главного дворца, трехэтажного здания с круглыми каменными колоннами и с высокой крышей, крытой красной черепицей. Это-то и было средоточие власти в Небесной Империи. Маскелль все вокруг казалось таким знакомым и таким странным… Словно возвращаешься в хорошо знакомое место во сне или в видении.
«Кстати, о видениях», — подумала Маскелль. Ощущение было таким же, как в ее недавнем сне. Что ее заманивают в ловушку — несомненно, но вот чьих рук это дело… Правда, утешало то, что она сохранила способность размышлять. Гнев всегда пьянил ее, она наслаждалась, балансируя на острие меча. Ярость делала ее ум особенно ясным, теперь — более чем когда либо: жизнь Риана могла зависеть от ее решения, и Маскелль не собиралась делать ошибок. Помогало и отчетливое понимание того, что если она не будет осторожна, то может оказаться в руках неведомого врага; однако это сейчас было менее важным. Маскелль, пожалуй, предвкушала схватку с врагом — любым врагом.
Под портиком выстроился отряд гвардейцев под командой офицера, которого Маскелль не узнала. Она остановилась шагах в двадцати от них, опираясь на посох, и пересчитала солдат.
— Всего десять? — Голос Маскелль в ее собственных ушах прозвучал резко и с горькой насмешкой. — Это оскорбление!
Офицер сделал шаг вперед:
— Святая мать, мы только должны сопровождать тебя…
Маскелль больше его не слушала. Она ожидала презрения или дерзостей от этих молодых людей, которые были еще детьми, когда она покинула Дувалпур. Полная обреченности решимость офицера напомнила ей, что они действуют не по собственной воле; это спасло им жизнь.
Поток силы тянулся от Баран Дира к храму Аркад прямо под ногами Маскелль; благодаря ему она чувствовала мощную пульсацию Марай и далекое странное эхо Илсат Сидара. Маскелль впитала в себя эту силу, чтобы охватить все вокруг — вплоть до самых высоких туч, насыщенных влагой. Она стала связью между мощью земли и неба и, пользуясь направляющей силой храмов, устремила удар в камни мостовой между собой и гвардейцами — никого не убив.
Какое-то мгновение в мире не было ничего, кроме ослепительного света и оглушительного грохота. Маскелль, временно лишившись способности видеть и слышать, устояла на ногах только потому, что вцепилась в посох. Удар так сильно отдался в ее костях, что у Маскелль заболели зубы. Когда в глазах у нее прояснилось, она увидела гвардейцев, расшвырянных по земле, но живых. Все они побросали мечи и окованные железом дубинки и поспешно стягивали с себя шлемы. Только теперь Маскелль почувствовала, что серебряные символы на посохе обжигают ей руки, и подумала о том, что весь металл на многие ярды вокруг должен был раскалиться. В воздухе повис запах гари. Там, куда пришелся удар, в камнях мостовой дымилась черная дыра.
«Ну вот, — подумала Маскелль, еще не вполне придя в себя, — ты довольна? Темные духи со всех окрестностей сбегутся теперь к границам города и будут ждать, когда ты появишься. Да, — ответила она сама себе, — я довольна. Я напомнила врагам, кто я такая и чего они должны опасаться, задевая меня, даже если это не на пользу мне самой». — Что-то в этих рассуждениях было не так, но Маскелль решила, что обдумает все потом.
Офицер, шатаясь, поднялся на ноги. Он не попытался остановить Маскелль, когда она, пройдя мимо него, стала подниматься по ступеням, ведущим к портику.
Сквозь арку, обрамленную резной слоновой костью, Маскелль вошла в приемный зал. Здесь было безлюдно и сумрачно: низкие тучи застилали солнце, а лампы не горели. Драгоценное дерево, которым были выложены стены, источало тонкий аромат, полудрагоценные камни, вделанные в пол, мягко блестели. Даже для столь раннего часа зал был удивительно пуст.
Проходя по галереям и комнатам, где обычно толпились просители, Маскелль поняла, что их очистили именно из-за ее прихода. Тут всегда сновали чиновники, секретарей императора окружали искатели милостей или правосудия. Было совершенно невозможно заставить их всех покинуть помещения быстро, не прибегая к угрозам, которые только вызвали бы возмущение высокопоставленных придворных. Лишь один человек мог добиться такого потрясающего результата простой просьбой. Маскелль почувствовала, что у нее болят челюсти: так сильно она, сама этого не замечая, стискивала зубы.
Она вошла в огромный зал, занимавший все четыре этажа; в середине его потолок отсутствовал, так что было видно немного посветлевшее небо. В углублении пола из белого камня располагался мелкий бассейн — как раз под открытым небу пространством. Мозаика на дне бассейна изображала лотосы и другие цветущие водяные растения, так что возникало впечатление естественного водоема. Эта иллюзия еще больше подчеркивалась дюжиной грациозных цапель, разгуливающих по мелководью.
В конце зала широкие двери вели в просторную комнату без окон; сейчас она казалась странно покинутой: Маскелль знала, что обычно здесь толпятся придворные. Пол комнаты был инкрустирован слоновой костью, высокий сводчатый потолок пересекали резные балки, а между ними на глубоком синем фоне, как звезды, сверкали драгоценные камни. Свечи в высоких золотых подсвечниках освещали расположенную на возвышении в дальнем конце помещения массивную золотую скамью.
На ведущих к ней ступенях, положив посох на колени, сидел Посланник Небес.
Маскелль остановилась в нескольких шагах от него и сложила руки на груди.
— Зачем ты всех удалил из залов? Или ты думал, что я убью любого, кого повстречаю?
— Я не хотел, чтобы кто-то вызвал твое раздражение. Еще большее раздражение, имею я в виду, — устало ответил старик. — С твоим другом все в порядке. В этом я убедился.
Внезапно гнев покинул Маскелль. Она тоже чувствовала усталость, уши ее болели. И только теперь до нее дошло, чего стоило Посланнику Небес пересечь весь город на барке, чтобы опередить ее, дойти от канала перед Небесным Чертогом до Большого дворца и выдворить людей из залов. Она подошла к нему и тоже уселась на ступени.
— Ладно…
— Я слишком стар для всех этих заговоров, — пожаловался Посланник Небес. — Они всегда были по твоей части.
— Спасибо тебе.
— Я собирался во всем разобраться… — Старый жрец раздраженно махнул рукой. — Райф настаивает, что идея была его собственная. Может быть, он в это даже верит. Мальчик так же упрям, как и ты.
Посланник Небес был одним из очень немногих людей, кто мог называть императора по имени и говорить о нем, как о набедокурившем послушнике, сидя в трех шагах от трона.
— Так это не Марада? — спросила Маскелль. Старик свел брови и посмотрел на нее так, словно она задала совершенно бессмысленный вопрос. — Кто?
— Придворная дама, гостья из Гейркинда. Я видела ее у тебя в Марай в тот день, когда добралась до столицы.
— Ах эта! Я их больше не различаю. Она попросила аудиенции, только чтобы таращиться на меня, как и все иностранные гости. — Старик пристально взглянул на Маскелль — Почему ты думаешь, что причина случившегося — в ней?
Маскелль покачала головой.
— Она — единственное постороннее лицо, оказавшееся достаточно близко к Верану, чтобы… чтобы совершить то что было с ним совершено. — Маскелль так многого еще не знала! Необходимо выяснить, удалось ли Риану проникнуть в покои чужестранки, узнал ли он что-нибудь… — Марада — фаворитка Райфа.
— Это затруднит дело. — Посланник Небес задумчиво потер подбородок. — У тебя есть доказательства или только подозрения?
— Только подозрения.
«Этого-то я и не понимаю, — подумала Маскелль. — Зло Колесу причинил кто-то, обладающий темной силой, тут сомнений нет, но как он так много узнал об Обряде? Даже имея доступ к кошанским библиотекам в Кушор-Ате… Ведь теоретических знаний недостаточно — нужен опыт создания узоров из песка, нужно знать, как соединить символы с Бесконечностью, чтобы создать свой, новый узор и сделать это так быстро».
Такие знания и опыт мог по доброй воле предоставить бедный погибший Веран, а то и сам Игарин, но… «Что-то мне в это не верится», — подумала Маскелль. Риан достаточно разузнал об обоих жрецах, чтобы подкрепить ее инстинктивную уверенность в их невиновности. Игарин, становясь старше, делался все ближе к Бесконечности, как случалось почти со всеми Голосами; в последние годы он почти не покидал Марай. Веран был погружен в свои занятия и обучение молодых послушников. Госпожа Марада оказалась единственной его странной знакомой. К тому же управитель и старшие жрецы пересмотрели записи Верана в его комнате и не обнаружили в них никаких неизвестных символов.
«Должно быть, Вераном воспользовались — что-то проникло в его ум и стало им управлять, а потом Марада убила беднягу, чтобы он нам ничего не рассказал».
— Как же быть с Колесом? — Посланник Небес сказал это с таким же выражением, с каким старик-нищий на рынке мог бы жаловаться на дороговизну чашки риса. — Кто им занимается, пока мы гоняемся друг за другом по всему городу?
— Вигар и другие Голоса…
— Дерьмо! — очень отчетливо проговорил Посланник Небес. Маскелль, хоть и больше других была знакома с его эксцентричностью, чуть не свалилась со ступеней. — Я хочу знать твое мнение. Что думает Вигар, мне известно.
— Я сама не знаю, каково мое мнение. Мне кажется неправильным убирать… помеху, но и оставлять ее нельзя. Равноденствие уже завтра, и если все Голоса будут работать слаженно, никто никому не будет наступать на руки и падать на Колесо, закончить все вовремя едва-едва удастся. — Маскелль потерла лицо руками. — Мне кажется, Карающий наконец снова заговорил со мной в Илсат Сидаре, но то, что он мне показал, никакого отношения к Обряду не имеет. — Маскелль решила, что говорить Посланнику Небес про Сирота не станет. — Наверное, я что-то сделала с собой, так что теперь не понимаю его, даже когда он co мной говорит. Первое настоящее видение за семь лет — и я бессильна его расшифровать.
Старый жрец встревоженно взглянул на Маскелль.
— Такое невозможно.
— Только потому, что нечто никогда не случалось раньше, не следует делать вывод, будто оно невозможно. Не возможное может происходить прямо сейчас, а мы ничего не заметим… — Маскелль растерянно умолкла. Она только что услышала шепот — не сварливые голоса Предков, а резкий тон Карающего. Отзвук его длился, оставляя во рту Маскелль металлический привкус.
«Предостережение! Что-то и правда происходит прямо сейчас, а мы не знаем — что и где!»
Маскелль тихо выругалась. Эти предостережения, смысла которых понять было невозможно, доводили ее до сумасшествия.
Посланник Небес огорченно качал головой:
— Успокойся. Может быть, медитация…
— Я ее попробую, — ответила Маскелль, неожиданно поднимаясь на ноги. Ей остро захотелось скорее отсюда уйти. Каков бы ни был ответ, она скорее найдет его в Илсат Сидаре или Марай. — Скажи мне, где находится Риан, и займемся делом.
Губы старого жреца скривились.
— Есть еще кое-что. Райф желает, чтобы ты провела ночь здесь — в доказательство твоей верности престолу.
— Что? Он, должно быть, лишился рассудка! — Маскелль заметила, что выкрикивает слова. Наверное, в предвидении этого Посланник Небес и приказал всем уйти. — Мне следует этой ночью работать над Колесом, вместе с Вигаром и другими!
— Я знаю это ничуть не хуже тебя, поверь! — бросил Посланник Небес.
— Тогда в чем тут смысл?
— Райф полагает, что таким образом ты покажешь, что исправилась. Выражение лица старика было таким, словно сказанное оставило у него во рту очень неприятный привкус. — Будь мальчик глупцом, его требование было бы легче понять.
— Он дает мне возможность начать свару и от всей души надеется, что я этой возможностью воспользуюсь!
— Похоже на то.
— Разве ему не известно, что у нас нет времени для подобных жестов? По крайней мере мне следует быть рядом, когда Голоса закончат Колесо, — на всякий случай… Ты ведь говорил ему про Колесо? — резко спросила Маскелль.
— Да. Но он не понимает. Никто из них не понимает. Они мало что знают о Колесе. Оно создавалось каждый год их жизни, жизни их родителей и дедов — со времен Предков, было таким же постоянным явлением, как восход солнца или ветер, и они думают, что так будет продолжаться всегда, независимо от нашего вмешательства.
Маскелль отвернулась, потирая виски.
— Надеюсь, они окажутся правы.
Как только Риан счел, что прошло достаточно времени и стражники несколько утратили бдительность, он проверил свою догадку насчет крыши.
Было довольно легко дотянуться до края балки, если встать на самый край балюстрады. К счастью, часовые под балконом не смотрели вверх, а остальным обзор закрывало раскидистое дерево. Черепица оказалась скользкой, так что затея была бы рискованной в любом случае; если же пойдет дождь, крыша станет похожей на обледенелый склон. Риану после нескольких бесконечных мгновений неустойчивости удалось подтянуться и влезть на крышу, но тут он увидел, что с галереи соседнего более высокого здания его легко заметить: кто-нибудь наверняка поднимет тревогу прежде, чем он пройдет хоть несколько шагов.
Риан с проклятием спрыгнул обратно на балкон. Стражники у двери не заметили его отсутствия, но грохот привлек их внимание. Подняв дубинки, часовые ворвались в комнату и растерянно остановились, увидев Риана, который, сложив руки на груди, стоял у перил. С подозрением все оглядев, они наконец вернулись на свой пост.
Риан принялся раздраженно бродить по комнате, пиная лежащие на полу вышитые подушки. Его путешествие на крышу не принесло ему ничего, кроме открывшейся раны на руке, которая начала болеть и кровоточить. Риан знал, что теперь было бы слишком поздно пытаться остановить Маскелль и помешать ей явиться во дворец, даже если бы его побег удался.
Внезапный удар грома, такой близкий, что пол комнаты дрогнул, заставил Риана поморщиться. Он вышел на балкон, прислушиваясь к затихающим раскатам, и посмотрел на небо. Оно не казалось особенно темным.
«Как странно!»
Хотя здесь, на равнине, дожди шли с удручающим постоянством, грозы были редкостью. Часовые у двери тихо переговаривались, обсуждая необычное происшествие: они были удивлены так же, как и Риан.
«Погоди-ка! — подумал Риан. — А не может ли это быть…» — Конечно, так и есть! Он же сам предупреждал Каруду!
Вспышка молнии не повторилась, и Риан вернулся в комнату, успокаивая себя тем, что Маскелль в силах позаботиться о себе и что не имеет никакого значения, если он и не окажется рядом, чтобы прийти ей на помощь. И все же к тому моменту, когда на лестнице послышался голос Маскелль, он успел уже обдумать несколько новых планов бегства — один невероятнее другого.
Риан мгновенно оказался у двери; стражники поспешно загородили ему дорогу, и он начал протискиваться между ними, не обращая внимания на поднятые дубинки, но тут увидел поднимающуюся по лестнице Маскелль. За ней шел Каруда с ничего не выражающим лицом, а чуть дальше виднелся молодой жрец с Посланником Небес на руках.
Каруда пытался что-то говорить Маскелль, но та не слушала. Она посохом отогнала в сторону изумленных стражников, словно это были овцы, выбежавшие на дорогу, и вошла в комнату.
— С тобой все в порядке? — спросила Маскелль Риана.
— Да. — Синтанец напомнил себе, что схватить ее за плечи, встряхнуть и потребовать ответа: какого дьявола она здесь делает? — было бы непозволительно.
— Что они с тобой сделали — бросили в канал? — не унималась Маскелль, встревоженно оглядывая Риана.
Он уже почти забыл о своем посещении дома Марады. Те события, казалось, произошли столетие назад. Каруда внимательно следил за ними, и Риан процедил сквозь стиснутые зубы:
— Нельзя ли обсудить эта позже?
Маскелль повернулась к Каруде:
— Убирайся. И забери с собой стражников. Ну!
Риан успел заметить, что офицер выглядит не лучшим образом; браслета на руке Каруды не было, и на его месте краснел свежий ожог. И все же Каруда упрямо возразил:
— Мне приказано…
Его прервало появление Посланника Небес, которого до площадки лестницы донес его молодой помощник. Старик проковылял в комнату, качая головой. Следом за ним появилась Хирана, жрица, находившаяся в павильоне императора, и двое слуг. Посланник Небес кисло взглянул на Каруду:
— Я знаю, что тебе приказано, молодой человек. Отправляйся к Мираку и сообщи ему, что его заговор удался — если, конечно, целью было доставить как можно больше неудобств Голосам Предков, всем жрецам Марай да и вообще служителям храмов.
Каруда взглянул на старика так, словно собирался возразить, потом мрачно сжал губы и двинулся к двери.
— Мой меч! — бросил Риан.
Каруда не остановился, но через секунду появился стражник с сири Риана и всеми тремя его ножами. Поспешно вручив их синтанцу, он выскользнул из комнаты.
Риан пристегнул ножны к поясу и стал прятать ножи.
— Теперь все закончено?
Маскелль покачала головой. Ее осунувшееся лицо было усталым.
— Нет еще.
Риан замер на месте, так и не засунув последний нож за голенище.
— Что?
— Я должна провести во дворце ночь: какой-то недоумок решил, что так я докажу свою верность престолу. «Что недоумок, это точно», — подумал Риан.
— Но как насчет Колеса?
— Вот в этом-то и вопрос, — пробормотал Посланник Небес.
— Я сделала все, что могла, — бросила Хирана. — Мне узнать-то о случившемся удалось только потому, что один из моих жрецов на рассвете медитировал вместе с канцлером.
— Приказание поступило не через секретарей императора? — хмурясь, спросила Маскелль.
— Похоже, все решил сам повелитель, — ответила Хирана; по выражению ее лица было ясно, что она на сей счет думает. — Мне не удалось узнать, кто за всем этим стоит. Мирак, конечно, только обрадовался, но я не могу сказать, он ли был зачинщиком. — Старая жрица посмотрела на Маскелль, и взгляд ее в первый раз смягчился. — Может быть и так, что император придумал это сам.
Маскелль что-то пробурчала себе под нос, отвернулась и вышла на балкон.
Посланник Небес, качая головой, посмотрел ей вслед.
— Мы должны вернуться в Марай. Сегодня все должно решиться. — Он сделал знак молодому жрецу и поманил за собой Хирану.
Риан задумался. Сейчас было не важно, чьих рук это Дело, Мирака или Марады: кто бы ни был виновником, он не остановится на достигнутом.
«Но никто больше не сможет использовать меня в качестве приманки!»
Риан выглянул на площадку лестницы и обнаружил, что стражников там нет. Проскользнув в дверь, он спустился этажом ниже. Там тоже никого не оказалось, но из-за двери, ведущей в сад, доносились голоса. Риан бесшумно приблизился и выглянул в щелку.
Каруда сообщал гвардейцам о последних событиях; потом, когда офицер ушел, один из гвардейцев сказал остальным:
— Видели бы вы это! Она вызвала молнию из ясного неба!
Риан выслушал красочный рассказ о прибытии Маскелль в Небесный Чертог, гадая, как много в нем правды.
«По крайней мере молнию и гром это объясняет», — подумал он. Когда стало ясно, что ничего интересного он больше не услышит, Риан бесшумно^поднялся по лестнице и вернулся в главную комнату. Маскелль по-прежнему стояла на балконе, опершись на перила. Риану очень о многом нужно было ей рассказать, но он никак не мог сообразить, откуда начать.
Почувствовав его присутствие, Маскелль беспокойно переступила с ноги на ногу и, не оборачиваясь, сказала:
— Ну вот, теперь ты все видел сам. У Риана не было времени обдумать то, что он действительно видел.
— Они думают, что меня прислал к тебе Верховный Владыка и что ты в союзе с ним. По крайней мере один из них так думает, — добавил Риан, вспомнив о сомнении, с которым молодой император встретил такое предположение.