Страница:
Она быстренько сбросила пальто и возобновила попытки.
После четырех неудач Каде убедилась, что не может сотворить кольцо внутри дворца. Что же сделал Грандье? Бишранец должен был оградить дворец от ее проникновения, а для этого… Впрочем, путешествуя через кольца из дворца в Нокму, в дом Авилера и обратно, она потеряла представление о времени. Судя по небу, на путешествие в Нокму и обратно у них с Томасом ушло около часа. Отправляясь из не столь уж сильного кольца, которое она соорудила возле дома Авилера, она могла потерять еще больше.
Грандье наверняка начал плести козни против нее сразу же, как только ощутил их присутствие во дворце. Если он воспользовался уже возвращенными на место ограждениями, много времени ему не потребовалось. А может быть, и вообще Грандье все сделал мгновенно, прибегнув к помощи другого ключ-камня, заготовленного, когда чародей узнал, что она возвращается ко двору.
Каде запустила руки в волосы и потянула их, пока наконец боль не изгнала комок из горла.
Потом открыла глаза. На краю кольца стоял Боливер, он поглядывал на нее, почесывая бороду.
— Что случилось?
— Они схватили его, — ответила она просто.
Глаза Боливера расширились. Спустя мгновение, переступив с ноги на ногу, он спросил:
— И что же мы намереваемся делать?
— Подожди здесь.
Каде прикоснулась к заключенной в кольце силе и сделала шаг, который далеко унес ее.
Она тут же почувствовала холод: пальто осталось в вечной весне Нокмы. Фейри оказалась перед дворцом — возле Задних ворот, где они с Томасом уже проходили в тот день. Погрузившись в сгущающиеся сумерки, площадь с разбитым фонтаном по-прежнему была лишена признаков жизни; обступившие ее здания взирали на Каде пустыми мертвыми глазницами окон.
Оставив только что проступившее в снегу кольцо, Каде направилась к воротам, и мурашки у нее побежали по всему телу. Грандье поставил ограждения на место.
Высоко над головой острокрылая тень вынырнула из облаков, опускаясь в незримое для нее сияние. Тварь из воинства пролетела прямо сквозь ограждения. Каде направила руку к свету и увидела, как волоски топорщатся на ней. «А я не могу пройти. Он обратил ограждения против меня».
Каде отступила назад. Внутрь можно было попасть только через кольцо, уже существующее в останках разрушенной взрывом Большой Галереи. Да, туда, прямо в ловушку!
Каде вернулась в снеговое кольцо, крутанулась в нем и оказалась в Большой Галерее. Стены ничуть не ограждали от жуткого холода. Огромный безмолвный зал тонул во мраке, ветер нес снег сквозь разбитые окна, выходящие на террасу.
Посреди зала, ковыряя пол пальцами ног, сидел крылатый эльф с синей кожей и ангельски прекрасным человеческим лицом. Увидев ее, он заверещал.
Когда нежить вылетела из зала, Каде подняла руку, чтобы прикоснуться к краю кольца, и немедленно ощутила жар враждебной силы. Старое ограждение вокруг имело ту же самую эфирную структуру, что и окружавшие дворец обереги. Она не могла переступить их.
Пол весь был покрыт осколками от фундамента, обломками досок и грязью. Каде перешла к внешнему краю кольца, перескакивая с одной крупной глыбы на другую. Для этого ей пришлось собрать все силы. В недавно образованном кольце подобной концентрации и не потребовалось бы. Кольцо Нокмы, древнее и часто используемое, хранило в себе еще целое озеро энергии. Здешнее же кольцо раздирали конфликтующие силы, взбудораженные проходом воинства, как осиное гнездо брошенным камнем. Первоначально его устроила мать Каде Мойра — на полированном паркете галереи. Потом, задолго до своей смерти, доктор Сюрьете обезвредил его заклинаниями, а давление ограждений опустил в фундамент.
Через какое-то время она услышала шаги и, посмотрев вверх, увидела в одном из коридоров Грандье и Донтана, уже целившегося в нее.
Каде мрачно усмехнулась. Донтан выстрелил, под высоким лепным потолком гулко грохнуло эхо. Каде не видела пули, пока она не вошла в сферу влияния кольца и, немедленно свернув с прямого курса, принялась кружить вокруг центра, подобно солнцу, которое, как утверждают философы, обращается вокруг Земли.
— Не трать понапрасну порох, — промолвил Грандье. Пройдя через зал, чародей остановился в нескольких ярдах от наружного края кольца, спустя мгновение к нему присоединился и его спутник. Каде уже возобновила к этому моменту свое неровное продвижение в обход кольца. Пуля вновь пролетела мимо, шевельнув дуновением ее волосы. Донтан обратился к Грандье:
— Чего вы ждете? Убейте ее!
— Ее здесь нет, — ответил бишранец. — Она в волоске отсюда и еще от тысячи мест, так, Каде?
Не прерывая движения, Каде предложила Донтану.
— Хочешь моей смерти, тогда иди сюда.
Тот непроизвольно шагнул вперед, а затем остановился, глядя на Грандье.
Не обращая внимания на Донтана, чародей сказал серьезным тоном:
— Каде, мне не нужно спрашивать, что ты здесь ищешь. Я и так знаю.
Она уже проследила очертания кольца, оставалось надеяться, что ее легкие движения в критической точке будут приняты за реакцию на его вопрос.
— Ну почему же не спросить? Ищу твоей смерти.
— Он жив.
На этот раз колебания не были преднамеренными, она не позволяла себе думать, что Томас мог погибнуть, однако, судя по внезапному спазму в груди, рассудок давно смирился с такой возможностью. Не надо было приходить сюда. Именно этого и хотел Грандье… поэтому он и не закрыл кольцо от ее проникновения. Теперь волшебник мог попросить у нее все что угодно, и ей пришлось бы выполнить его желание. Она подумала о бегстве, но, видимо, было уже слишком поздно.
Каде глубоко вздохнула и отправилась дальше вдоль края кольца. В голове гудело, и она намеревалась поскорее убраться отсюда, чтобы поплакать в одиночестве.
Донтан внимательно следил за своим господином.
— Каде, я хочу, чтобы ты держалась подальше от этого дела, высказался Грандье. Она вновь глубоко вздохнула, не желая глядеть на него. — Я знаю, тебе это будет непросто.
Весь страх и паника в ее душе свились в тугой узел, состоящий из чистейшей ярости. Не выдавая своих намерений даже мановением ресниц, она прикоснулась к силе фейри, заключенной в кольце, и отпустила кружащую пистолетную пулю. Грандье нагнулся к Донтану, и свинцовый шарик ударил в противоположную стену, сильный треск сопровождался дождем падающей штукатурки.
Волшебник поднял руку и прикоснулся к правому уху, изобразив скорбную улыбку при виде испачканных кровью пальцев.
Донтан потянул второй пистолет.
— Она промахнулась буквально на волосок, — прошипел он.
— Напротив, она попала как раз куда целила, — сухо ответил Грандье, распрямляясь. — Благодарю вас за то, что вы по беспечности снабдили ее еще одной пулей.
Каде дождалась мгновения, когда взгляды их соприкоснулись, и долго не отводила глаз. Потом Грандье произнес:
— Ну что же, все ясно. Более я не буду предлагать вам своей защиты.
Донтан выругался и рыкнул:
— Неужели вы позволите этой безумной твари невредимой убраться восвояси?
— Ваше решение ранит меня до самого сердца, — негромко сказала Каде, обратившись к Грандье. — Поверьте мне: я непременно погибну в муках, как только найду свободное время.
— Она знает, что моя смерть не в состоянии повлиять на ограждения, на присутствие воинства или на моих людей. — Грандье говорил Донтану, однако глаза его смотрели на Каде. — У нее нет иного выхода, как только помочь нам.
За стеной снаружи послышался вой, и дуновение ветра подняло с пола сыпучий снег.
— Воинство близко, — сказал Грандье. — Наверное, тебе лучше идти, а то увяжутся следом.
— Как это? — усмехнулась Каде, понимая, что иного выхода нет. Однако достоинство прежде всего.
Они уже хлынули из дверей, ухмыляющиеся человекоподобные эльфы, всякая нежить, жутким образом пародирующая животные очертания, и мерзкие, неведомые человеку обличья: летучие, ползучие, бегучие, но равным образом разящие запахом мертвечины. Повернувшись к ним лицом, Донтан невольно шагнул поближе к Грандье.
Каде дождалась, пока первые из них оказались уже возле кольца, а потом шагнула назад — в Нокму.
— Вам плохо? — пристально посмотрел на него Авилер.
Голова Томаса болела так сильно, что он едва мог шевельнуть ею, однако он ответил:
— А с чего это вы решили, что мне плохо?
Бравада эта ни в коей мере не обманула Авилера. Верховный министр сказал:
— Вы помните, где оказались? Простите мою навязчивость, но мы уже говорили об этом.
— Ох! — Томас какое-то мгновение изучал игру теней на лепном потолке. Вспомнил, о чьей смерти узнал… — Да, я знаю, где нахожусь. К несчастью. И на сколько же часов я отключился?
Авилер попытался переменить позу и с недовольством скривился:
— Прошло несколько часов. По-моему, сейчас уже утро, но об этом трудно судить.
Наступало утро третьего дня после нападения. Ни беженцы, ни путники еще не могли успеть разнести весть о несчастье. Ну а если Равенна даже мертва, что тогда случилось с двором? Томас попытался быть безразличным и, к собственному удивлению, не сумел этого сделать. Оставались еще Фалаиса, Гидеон, Берхэм, Файстус и его люди, но если Дензиль понял, что Фалаиса выдала Томасу то немногое, что знала о его планах, пусть даже поздно, что тогда?
Он заметил, как Авилер пытается раскачать железный штырь, которым крепились к стене его кандалы, с методичностью, свидетельствующей, что с этим процессом он знаком не один час. Чуть изменив позу, чтобы дотянуться до стены, Томас приступил к делу, хотя стержень казался совершенно неподвижным.
Итак, впереди новая бишранская война. И все герои жутких последних дней прежней войны уже мертвы. Все знаменитые имена, оставшиеся в легендах и балладах, давно стали только именами: Авилер-старший умер или от болезни, или от яда; оруженосец епископ Портье упал с коня; Дезеро, предшествовавший Ренье на посту наставника альбонских рыцарей, оставив двор, мирно проживал в сельских краях; ну а все остальные или были сражены в последних битвах, или сокрушены тяжестью лет. Вот уже с год, как в живых оставались только Равенна, Лукас и он собственной персоной. Но все они вошли в легенду на стадии победоносного завершения войны. Ну а теперь остался лишь он, самый младший из всех, и ему не суждено дожить до казни по приказу Роланда или увидеть, как доблесть его ослабеет от многих ран или времени. Так кончается эпоха.
Тут Томас услышал голоса в прихожей: кто-то из солдат отвечал на вопрос. Он посмотрел на мрачного Авилера и вспомнил, что Дензиль желал, чтобы Верховный министр подписал какой-то поддельный документ об отречении.
Спустя мгновение в дверях появился Донтан; остановившись, он холодно улыбнулся, и Томас с облегчением припал к стене — значит, пришел не Грандье. Томас не мог заставить себя отнестись к Донтану с пренебрежением, пусть он и был волшебником. Рядом с Грандье, показавшим, насколько далеко может зайти человек в своей мести, Донтан выглядел докучливым юным дворянчиком, которых Дензиль часто использовал в своих черных делах как пушечное мясо.
— У герцога Альсенского накопилось много вопросов к вам, — проговорил Донтан, отослав провожавших его солдат; двое из них вошли в комнату: один стоял с обнаженным клинком, другой снимал с Томаса колодки.
Томас даже не попытался встать, дожидаясь, пока солдат рывком поднимет его. Ничего другого не оставалось: нога снова одеревенела.
Его сразу повели из импровизированной тюрьмы вниз по лестнице, охраняемой изрядным количеством альсенцев. Они толпились посреди общего беспорядка, все свечи и лампы горели, чтобы отогнать тьму и фейри. Страх можно было буквально ощутить на ощупь.
Донтан внезапно спросил:
— А что сказал вам Грандье?
Томас вспомнил, что во время его первого пленения Донтан настаивал на том, что он нужен Грандье живым. Он подозревал, что молодой чародей считает свое положение ненадежным. Нормальная реакция, если учесть количество человек, от которых Грандье избавился, продвигаясь к своей цели.
— Он поведал нам о своих великих планах. Ты хочешь выяснить, включают ли они тебя? — ответил Томас.
Донтан не стал оборачиваться к нему, но Томас ощутил, что тот пытается обуздать гнев, направленный столь же на Грандье, сколь и на него самого. Спустя мгновение молодой чародей выпалил:
— Если Дензиль не избавит меня от вас, придется самому позаботиться об этом, как по-вашему?
Донтан вел капитана через апартаменты, заваленные всяческими припасами, к двойным дверям, у которых ожидали слуги с альсенским значком.
За дверями оказался украшенный золотом и лазурью узкий и невысокий зал заседаний с длинным столом у задней стены. Возле него спиной к вошедшим стояли двое мужчин, занятых разложенной на столе картой. Донтан отошел в сторону и прислонился к стене, скрестив на груди руки, но солдаты остались караулить Томаса. Тяжелый, расшитый золотом бархат, подобающий знати, облегал плечи светловолосых мужчин. «Альсенские лорды!» — подумал Томас. У другой двери замерли двое слуг и чернявенький мальчишка-паж. Тут Томас увидел, что левая рука одного из мужчин, стоявшего спиной к нему, покоится в лубке, и сразу забыл о Донтане и всех остальных.
Дензиль обернулся, и Томас пробормотал:
— Как жаль, что я промахнулся.
— Жалейте себя, — оборвал герцог Альсенский, с улыбкой подойдя к нему. — Выстрел был отменным, он раздробил кость, но наш добрый волшебник Грандье исцелил рану. К моему удовольствию.
Действительно. Если бы не Грандье, Дензиль умер бы или потерял руку. Один из благородных господ, наблюдавших за происходящим с другой стороны комнаты, ухмыльнулся и промолвил:
— Так вот кто доставил вам столько хлопот, милорд, что же вы не сказали нам…
Дензиль повернулся на месте и рявкнул:
— Заткнись!
Молчание сделалось абсолютным. Томас отметил, что во всей комнате лишь он один не вздрогнул во время внезапного перехода от светского спокойствия к почти слепой ярости. Он всегда знал, что Дензиль способен на подобное проявление гнева, и то, что молодой герцог скрывал эту черту от своих сподвижников, не удивило его.
Дензиль вновь повернулся к нему уже с прохладцей истинно утонченного знатного дворянина и произнес с улыбкой:
— Родственники — это неизбежное зло.
— До поры до времени, — согласился Томас. Он видел фамильное сходство с Дензилем в чертах обоих мужчин, стоявших у стола, холодную синеву их голубых глаз. Заговоривший, казалось, сожалел о том, что получил столь грубый отпор; второй же наблюдал не без удовольствия. «Если Дензиль преуспеет, я не поставил бы и медяка за то, что хотя бы один из них доживет до конца года». Он спросил:
— А Роланда вы тоже захватили?
— Нет. — Глаза молодого герцога сверкали, лицо чуть раскраснелось от волнения, от упоения собственной властью. Внимательно глядя на Томаса, он решил сразить его наповал. — Равенна мертва.
— Я знаю, — ответил Томас вполне ровным голосом, про себя гадая, не сообщил ли ему Грандье эту новость только затем, чтобы испортить настроение своему союзнику.
Дензиль проявил достаточную выдержку и не выдал даже легкого раздражения; он только с прискорбием покачал головой и сказал:
— Опять этот Грандье. А я так хотел вас порадовать.
В этот самый момент Томас понял — Дензиль велел привести его сюда, чтобы убить. Он сразу заподозрил это, но теперь намерение было просто написано на лице молодого герцога, проступило во всем его поведении. Томас съязвил:
— А вы неплохо скрываете разочарование.
— Вы так думаете? — Дензиль достал из боковых ножен кинжал для левой руки и задумчиво прикоснулся к острию. Это было не то смертоносное оружие с зубастым лезвием и дополнительными выступами, предназначенными, чтобы ломать клинок врага, но элегантный инструмент смерти с удобным длинным клинком и украшенной золотом рукоятью. Томас взглянул в остекленевшие глаза Дензиля и постарался прогнать все мысли из головы. Со словами: — Едва ли вы будете удивлены этим, — герцог нанес ему удар в живот.
В первый момент Томас ощутил лишь силу удара, перегнувшего его пополам. Боль началась потом, когда клинок вышел из раны, открыв разрезанную плоть. Томаса охватила волна ледяного холода, и ноги его подогнулись. Он заметил, что солдаты отпустили его, лишь когда он пал на колени. Горячая кровь потекла по ледяной коже, и сначала ее было на удивление мало. Он еще воспринимал шум в комнате, громкие голоса, но потом отказала рука, и на этом все кончилось.
Откуда-то из теплой тьмы лихорадочного сна до него донеслись голоса.
Гален Дубелл… нет, Грандье сказал:
— Я не обязан объяснять вам собственные поступки.
— Разве? Вы возводите меня на трон, я же обещал вам выполнить ваше сокровенное желание, и вы считаете, что не обязаны удостоить меня объяснением хотя бы в несколько слов! — произнес Дензиль голосом негромким и рассудительным.
— Именно так.
Наступило молчание. Томас умудрился открыть глаза. Скрючившись на боку, он лежал на кушетке; на новом цветном дамасском покрывале осталось пятно крови. Он знал это потому, что левая рука его как раз лежала на этом пятне. Дублет его был расстегнут, рубашка завернута. Было холодно, хотя и не так, как в той комнате, где он находился в заточении. Конечности не хотели даже шевелиться, а отсутствие боли просто потрясало.
Грандье стоял спиной к нему, Дензиль оставался на противоположной стороне комнаты.
Молодой герцог вопросительно поднял брови, но, поскольку Грандье сохранил выжидательную и вежливую позу, продолжил:
— Этот человек — мой враг.
— Меня это не волнует.
Дензиль на мгновение погрузился в зловещее молчание, хотя Грандье отвечал ему столь же кротким голосом. Герцог настаивал:
— Учтите, для вас выгоднее не вступать со мной в противоречия.
— Наверное. Но мы, кажется, уже вступили в них, и посему я не вижу причин отказываться от выбранного мной курса.
— Очень хорошо. Итак, будем считать происшедшее недоразумением. Герцог изящно повел плечами, его ярость выдавала только легкая дрожь. Советую в будущем быть осторожнее.
Томас закрыл глаза, ощущая, как тьма головокружением прокатывается над ним; но прозвучали шаги Дензиля, и дверь закрылась за герцогом.
Снова открыв глаза, он увидел Грандье: качая головой, старик повернулся к нему. Заметив, что Томас очнулся, чародей улыбнулся ему:
— Этот человек, похоже, одержим ненавистью ко всякому, кто не подчиняется его обаянию. Но вам это, впрочем, давно известно.
— Самым интимным образом, — неторопливо проскрежетал Томас. Сарказм вышел автоматически.
Услышав самого себя, он вздрогнул.
Грандье отвернулся, и Томас чуть приподнялся на локте. На одно мгновение боль охватила его внутренности, перегнула, отпустила и оставила бездыханным. Пальцы его нащупали плотный белый шрам в пяти дюймах под сердцем, только и оставшийся от колотой раны. Однако тело еще не забыло ее.
Когда он посмотрел вверх, Грандье сказал ему с удивленной улыбкой:
— А вы везучий человек. Дензиль мог нанести вам более трудную для исцеления рану.
Томас глубоко вздохнул, но боль не возвращалась. Перестала ныть и колотая рана на руке.
— А вы не думаете, что он сознательно сделал это?
Грандье помотал головой:
— Он рассердился потому, что я не позволил вам умереть.
— Нет, потому, что вы реагировали настолько спокойно. Перед тем как нанести удар, он позаботился поведать мне, как вы исцелили его руку после моего выстрела.
Старик на мгновение задумался.
— Полезная мысль.
Он посылал Донтана договориться с Дензилем, подумал Томас. Повезло герцогу; с тем же успехом можно было бы послать овцу торговаться с волками. Грандье направился через всю комнату к круглому столу с горшочками и бутылочками, должно быть, полными аптечных порошков. И, закрывая поплотнее пробки, начал укладывать их в кожаный чемоданчик. Томас хотел было спросить, зачем понадобился чародею живьем, однако решил, что и без того выяснит это через пару мгновений. Он пожалел, что поганый бишранский священник, в тюрьме выслушивавший признания Грандье, не записал никаких подробностей об этом преобразовании обликов. Например, о том, как может избежать такой участи намеченная жертва. Но вне зависимости от своей дальнейшей судьбы Томас хотел узнать одну вещь и спросил:
— А как умерла Равенна?
Грандье ответил не сразу и не поворачивая головы:
— Эвадн вместе с шайкой фейри захватил ее в плен в башне Бель-Гарде и попытался выменять на Роланда. Она взорвала пороховой склад, который устроил там Дензиль, убила Эвадна и всех остальных. Уцелело лишь несколько фейри, державшихся снаружи. От них я и услыхал всю историю.
Взорвала пороховой склад… Боже мой, подумала ли ты о том, что будет с тобой? Нет, конечно же, нет, даже если видела в своем поступке лишь способ покончить с жизнью. Свою собственную жизнь Равенна ценила не дороже чужих и сделала свое дело как подобает королеве. О, как удивились, должно быть, эти ублюдки!
Когда Томас обернулся, оказалось, что волшебник внимательно смотрит на него. Спустя мгновение Грандье спросил:
— Вы хотели знать, почему я решил показать вам воинство Мрака?
— Да.
— Я не намеревался угрожать, честное слово. Это было испытание.
«Которого я не прошел», — внезапно подумал Томас.
— В том подземелье не было света, — продолжал Грандье. — Во всяком случае, видимого очами смертных. Люди, сопровождавшие нас, только слышали страшные крики и смех и лишь иногда замечали мерзкую нечисть, выныривающую из стены мрака. Как и Донтан, я мог видеть воинство, потому что их сила прикоснулась к нам. Ну а почему видели их вы?
Выныривая из волны мрака подобно черным фейри во время схватки в Большой Галерее, Томас ответил:
— Раз вы достаточно знаете, чтобы проводить эксперименты, значит, у вас уже есть теория.
— Она брала вас в Нокму?
Томас молча разглядывал чародея. Королевство Каде в Фейре напоминало ему островок мирной реальности посреди кошмарного сна. Нетрудно и забыть, что заключенный там с нею пакт повлияет и на бурный вихрь настоящего…
Грандье сам же и ответил:
— Перемена эта заметна для тех, кто знает, что искать. А быть может, и для тех, кто не знает. Она открыла для вас потусторонний мир.
— Ну а вам-то не все ли равно?
— Нет, я могу воспользоваться вашей помощью.
— В чем?
— Скажем, в отношении герцога Альсенского. Как вы справедливо заметили, мое понимание образа его мыслей страдает прискорбной неполнотой. — Грандье закрыл кожаный чемоданчик и выпрямился над столом. — Равенна погибла, и Роланд остался один. Даже если вы сумеете бежать отсюда, он не станет вас слушать — хотя бы по поводу предательства Дензиля. Те, кто мог бы возглавить отпор стремлению герцога к власти, либо мертвы, либо рассеяны, либо просто не узнают о случившемся в нужное время. Я согласен с вами. Дензиль опасен, он не поддается моему воздействию и к тому же слишком умен. Мне придется воевать с ним, чтобы заставить выполнять мои желания, во всяком случае, до тех пор, пока он будет еще необходим мне. И вы поможете мне победить в этой войне.
Томас сразу решил потянуть время. Он понимал, к чему может привести прямой отказ, однако сдаваться было еще рано. Он спросил:
— А как насчет Каде?
— Она более не может входить во дворец. Я обратил обереги против нее. Однако недавно мы с ней переговорили возле кольца в Большой Галерее… Похоже, она сердится на меня.
— Вы пытались ее убить по меньшей мере два раза.
— Безуспешно. Вы помогли ей в Старом Дворце, а с моим големом она управилась без особого труда. — Чародей чуть улыбнулся, едва ли не с гордостью, словно бы это он, а не Дубелл был учителем Каде.
Томас подумал: «Интересно, а не кажется ли он иногда самому себе Галеном Дубеллом…»
Но улыбка скоро померкла, когда Грандье неторопливо произнес:
— Он никогда не рассказывал мне о ней. И о том, чему научил ее, и о том, какие из сил фейри передались ей, и где искать ее… Ее секреты он хранил до самого конца, даже когда впал в совершенное смятение и рассказал мне все необходимое о дворцовых оберегах.
Томасу представился Гален Дубелл, человек, в общем, скорее доверчивый, несмотря на его едкие шутки. Он знал старика лишь в кривой подделке Грандье, который, однако, сумел обмануть Каде, знавшую Дубелла лучше, чем кто бы то ни бы было, тем самым подтвердив точность копии. Томас спросил:
— Значит, вы делаете именно так? Втираетесь в доверие к нужным людям, разнюхиваете их секреты вплоть до мельчайших, пока ничего полезного уже не остается…
— Да, а потом в известном смысле моя личность становится доминирующей.
— Послушать, так прямо Дензиль.
— Возможно.
— Не пытайтесь ввести в заблуждение! — отрубил Томас; гнев мешал ему оборвать эти слова, излишние, если ставить целью сохранение собственной жизни. — Вы не похожи на герцога. Вас не ослепляет ни самолюбие, ни то, что сделали с вами в Бишре тамошние священники, как бы вы ни старались заставить нас поверить в противоположное. Вы с холодной головой приняли решение совершить свою месть именно таким образом и в точности отсчитать всю величину причиненной вам боли.
После четырех неудач Каде убедилась, что не может сотворить кольцо внутри дворца. Что же сделал Грандье? Бишранец должен был оградить дворец от ее проникновения, а для этого… Впрочем, путешествуя через кольца из дворца в Нокму, в дом Авилера и обратно, она потеряла представление о времени. Судя по небу, на путешествие в Нокму и обратно у них с Томасом ушло около часа. Отправляясь из не столь уж сильного кольца, которое она соорудила возле дома Авилера, она могла потерять еще больше.
Грандье наверняка начал плести козни против нее сразу же, как только ощутил их присутствие во дворце. Если он воспользовался уже возвращенными на место ограждениями, много времени ему не потребовалось. А может быть, и вообще Грандье все сделал мгновенно, прибегнув к помощи другого ключ-камня, заготовленного, когда чародей узнал, что она возвращается ко двору.
Каде запустила руки в волосы и потянула их, пока наконец боль не изгнала комок из горла.
Потом открыла глаза. На краю кольца стоял Боливер, он поглядывал на нее, почесывая бороду.
— Что случилось?
— Они схватили его, — ответила она просто.
Глаза Боливера расширились. Спустя мгновение, переступив с ноги на ногу, он спросил:
— И что же мы намереваемся делать?
— Подожди здесь.
Каде прикоснулась к заключенной в кольце силе и сделала шаг, который далеко унес ее.
Она тут же почувствовала холод: пальто осталось в вечной весне Нокмы. Фейри оказалась перед дворцом — возле Задних ворот, где они с Томасом уже проходили в тот день. Погрузившись в сгущающиеся сумерки, площадь с разбитым фонтаном по-прежнему была лишена признаков жизни; обступившие ее здания взирали на Каде пустыми мертвыми глазницами окон.
Оставив только что проступившее в снегу кольцо, Каде направилась к воротам, и мурашки у нее побежали по всему телу. Грандье поставил ограждения на место.
Высоко над головой острокрылая тень вынырнула из облаков, опускаясь в незримое для нее сияние. Тварь из воинства пролетела прямо сквозь ограждения. Каде направила руку к свету и увидела, как волоски топорщатся на ней. «А я не могу пройти. Он обратил ограждения против меня».
Каде отступила назад. Внутрь можно было попасть только через кольцо, уже существующее в останках разрушенной взрывом Большой Галереи. Да, туда, прямо в ловушку!
Каде вернулась в снеговое кольцо, крутанулась в нем и оказалась в Большой Галерее. Стены ничуть не ограждали от жуткого холода. Огромный безмолвный зал тонул во мраке, ветер нес снег сквозь разбитые окна, выходящие на террасу.
Посреди зала, ковыряя пол пальцами ног, сидел крылатый эльф с синей кожей и ангельски прекрасным человеческим лицом. Увидев ее, он заверещал.
Когда нежить вылетела из зала, Каде подняла руку, чтобы прикоснуться к краю кольца, и немедленно ощутила жар враждебной силы. Старое ограждение вокруг имело ту же самую эфирную структуру, что и окружавшие дворец обереги. Она не могла переступить их.
Пол весь был покрыт осколками от фундамента, обломками досок и грязью. Каде перешла к внешнему краю кольца, перескакивая с одной крупной глыбы на другую. Для этого ей пришлось собрать все силы. В недавно образованном кольце подобной концентрации и не потребовалось бы. Кольцо Нокмы, древнее и часто используемое, хранило в себе еще целое озеро энергии. Здешнее же кольцо раздирали конфликтующие силы, взбудораженные проходом воинства, как осиное гнездо брошенным камнем. Первоначально его устроила мать Каде Мойра — на полированном паркете галереи. Потом, задолго до своей смерти, доктор Сюрьете обезвредил его заклинаниями, а давление ограждений опустил в фундамент.
Через какое-то время она услышала шаги и, посмотрев вверх, увидела в одном из коридоров Грандье и Донтана, уже целившегося в нее.
Каде мрачно усмехнулась. Донтан выстрелил, под высоким лепным потолком гулко грохнуло эхо. Каде не видела пули, пока она не вошла в сферу влияния кольца и, немедленно свернув с прямого курса, принялась кружить вокруг центра, подобно солнцу, которое, как утверждают философы, обращается вокруг Земли.
— Не трать понапрасну порох, — промолвил Грандье. Пройдя через зал, чародей остановился в нескольких ярдах от наружного края кольца, спустя мгновение к нему присоединился и его спутник. Каде уже возобновила к этому моменту свое неровное продвижение в обход кольца. Пуля вновь пролетела мимо, шевельнув дуновением ее волосы. Донтан обратился к Грандье:
— Чего вы ждете? Убейте ее!
— Ее здесь нет, — ответил бишранец. — Она в волоске отсюда и еще от тысячи мест, так, Каде?
Не прерывая движения, Каде предложила Донтану.
— Хочешь моей смерти, тогда иди сюда.
Тот непроизвольно шагнул вперед, а затем остановился, глядя на Грандье.
Не обращая внимания на Донтана, чародей сказал серьезным тоном:
— Каде, мне не нужно спрашивать, что ты здесь ищешь. Я и так знаю.
Она уже проследила очертания кольца, оставалось надеяться, что ее легкие движения в критической точке будут приняты за реакцию на его вопрос.
— Ну почему же не спросить? Ищу твоей смерти.
— Он жив.
На этот раз колебания не были преднамеренными, она не позволяла себе думать, что Томас мог погибнуть, однако, судя по внезапному спазму в груди, рассудок давно смирился с такой возможностью. Не надо было приходить сюда. Именно этого и хотел Грандье… поэтому он и не закрыл кольцо от ее проникновения. Теперь волшебник мог попросить у нее все что угодно, и ей пришлось бы выполнить его желание. Она подумала о бегстве, но, видимо, было уже слишком поздно.
Каде глубоко вздохнула и отправилась дальше вдоль края кольца. В голове гудело, и она намеревалась поскорее убраться отсюда, чтобы поплакать в одиночестве.
Донтан внимательно следил за своим господином.
— Каде, я хочу, чтобы ты держалась подальше от этого дела, высказался Грандье. Она вновь глубоко вздохнула, не желая глядеть на него. — Я знаю, тебе это будет непросто.
Весь страх и паника в ее душе свились в тугой узел, состоящий из чистейшей ярости. Не выдавая своих намерений даже мановением ресниц, она прикоснулась к силе фейри, заключенной в кольце, и отпустила кружащую пистолетную пулю. Грандье нагнулся к Донтану, и свинцовый шарик ударил в противоположную стену, сильный треск сопровождался дождем падающей штукатурки.
Волшебник поднял руку и прикоснулся к правому уху, изобразив скорбную улыбку при виде испачканных кровью пальцев.
Донтан потянул второй пистолет.
— Она промахнулась буквально на волосок, — прошипел он.
— Напротив, она попала как раз куда целила, — сухо ответил Грандье, распрямляясь. — Благодарю вас за то, что вы по беспечности снабдили ее еще одной пулей.
Каде дождалась мгновения, когда взгляды их соприкоснулись, и долго не отводила глаз. Потом Грандье произнес:
— Ну что же, все ясно. Более я не буду предлагать вам своей защиты.
Донтан выругался и рыкнул:
— Неужели вы позволите этой безумной твари невредимой убраться восвояси?
— Ваше решение ранит меня до самого сердца, — негромко сказала Каде, обратившись к Грандье. — Поверьте мне: я непременно погибну в муках, как только найду свободное время.
— Она знает, что моя смерть не в состоянии повлиять на ограждения, на присутствие воинства или на моих людей. — Грандье говорил Донтану, однако глаза его смотрели на Каде. — У нее нет иного выхода, как только помочь нам.
За стеной снаружи послышался вой, и дуновение ветра подняло с пола сыпучий снег.
— Воинство близко, — сказал Грандье. — Наверное, тебе лучше идти, а то увяжутся следом.
— Как это? — усмехнулась Каде, понимая, что иного выхода нет. Однако достоинство прежде всего.
Они уже хлынули из дверей, ухмыляющиеся человекоподобные эльфы, всякая нежить, жутким образом пародирующая животные очертания, и мерзкие, неведомые человеку обличья: летучие, ползучие, бегучие, но равным образом разящие запахом мертвечины. Повернувшись к ним лицом, Донтан невольно шагнул поближе к Грандье.
Каде дождалась, пока первые из них оказались уже возле кольца, а потом шагнула назад — в Нокму.
* * *
Томас проснулся и сидел, припав спиной к стене, — ему было неудобно и холодно. Свеча в подсвечнике на полу уже почти догорела, и внизу собралась застывшая лужица натекшего воска. Оставленная посреди комнаты железная жаровня давала ровно столько тепла, сколько нужно, чтобы узники не закоченели. Томас удивился тому, что пока еще жив. Он вспомнил, что засыпать после сильного удара по голове опасно для жизни.— Вам плохо? — пристально посмотрел на него Авилер.
Голова Томаса болела так сильно, что он едва мог шевельнуть ею, однако он ответил:
— А с чего это вы решили, что мне плохо?
Бравада эта ни в коей мере не обманула Авилера. Верховный министр сказал:
— Вы помните, где оказались? Простите мою навязчивость, но мы уже говорили об этом.
— Ох! — Томас какое-то мгновение изучал игру теней на лепном потолке. Вспомнил, о чьей смерти узнал… — Да, я знаю, где нахожусь. К несчастью. И на сколько же часов я отключился?
Авилер попытался переменить позу и с недовольством скривился:
— Прошло несколько часов. По-моему, сейчас уже утро, но об этом трудно судить.
Наступало утро третьего дня после нападения. Ни беженцы, ни путники еще не могли успеть разнести весть о несчастье. Ну а если Равенна даже мертва, что тогда случилось с двором? Томас попытался быть безразличным и, к собственному удивлению, не сумел этого сделать. Оставались еще Фалаиса, Гидеон, Берхэм, Файстус и его люди, но если Дензиль понял, что Фалаиса выдала Томасу то немногое, что знала о его планах, пусть даже поздно, что тогда?
Он заметил, как Авилер пытается раскачать железный штырь, которым крепились к стене его кандалы, с методичностью, свидетельствующей, что с этим процессом он знаком не один час. Чуть изменив позу, чтобы дотянуться до стены, Томас приступил к делу, хотя стержень казался совершенно неподвижным.
Итак, впереди новая бишранская война. И все герои жутких последних дней прежней войны уже мертвы. Все знаменитые имена, оставшиеся в легендах и балладах, давно стали только именами: Авилер-старший умер или от болезни, или от яда; оруженосец епископ Портье упал с коня; Дезеро, предшествовавший Ренье на посту наставника альбонских рыцарей, оставив двор, мирно проживал в сельских краях; ну а все остальные или были сражены в последних битвах, или сокрушены тяжестью лет. Вот уже с год, как в живых оставались только Равенна, Лукас и он собственной персоной. Но все они вошли в легенду на стадии победоносного завершения войны. Ну а теперь остался лишь он, самый младший из всех, и ему не суждено дожить до казни по приказу Роланда или увидеть, как доблесть его ослабеет от многих ран или времени. Так кончается эпоха.
Тут Томас услышал голоса в прихожей: кто-то из солдат отвечал на вопрос. Он посмотрел на мрачного Авилера и вспомнил, что Дензиль желал, чтобы Верховный министр подписал какой-то поддельный документ об отречении.
Спустя мгновение в дверях появился Донтан; остановившись, он холодно улыбнулся, и Томас с облегчением припал к стене — значит, пришел не Грандье. Томас не мог заставить себя отнестись к Донтану с пренебрежением, пусть он и был волшебником. Рядом с Грандье, показавшим, насколько далеко может зайти человек в своей мести, Донтан выглядел докучливым юным дворянчиком, которых Дензиль часто использовал в своих черных делах как пушечное мясо.
— У герцога Альсенского накопилось много вопросов к вам, — проговорил Донтан, отослав провожавших его солдат; двое из них вошли в комнату: один стоял с обнаженным клинком, другой снимал с Томаса колодки.
Томас даже не попытался встать, дожидаясь, пока солдат рывком поднимет его. Ничего другого не оставалось: нога снова одеревенела.
Его сразу повели из импровизированной тюрьмы вниз по лестнице, охраняемой изрядным количеством альсенцев. Они толпились посреди общего беспорядка, все свечи и лампы горели, чтобы отогнать тьму и фейри. Страх можно было буквально ощутить на ощупь.
Донтан внезапно спросил:
— А что сказал вам Грандье?
Томас вспомнил, что во время его первого пленения Донтан настаивал на том, что он нужен Грандье живым. Он подозревал, что молодой чародей считает свое положение ненадежным. Нормальная реакция, если учесть количество человек, от которых Грандье избавился, продвигаясь к своей цели.
— Он поведал нам о своих великих планах. Ты хочешь выяснить, включают ли они тебя? — ответил Томас.
Донтан не стал оборачиваться к нему, но Томас ощутил, что тот пытается обуздать гнев, направленный столь же на Грандье, сколь и на него самого. Спустя мгновение молодой чародей выпалил:
— Если Дензиль не избавит меня от вас, придется самому позаботиться об этом, как по-вашему?
Донтан вел капитана через апартаменты, заваленные всяческими припасами, к двойным дверям, у которых ожидали слуги с альсенским значком.
За дверями оказался украшенный золотом и лазурью узкий и невысокий зал заседаний с длинным столом у задней стены. Возле него спиной к вошедшим стояли двое мужчин, занятых разложенной на столе картой. Донтан отошел в сторону и прислонился к стене, скрестив на груди руки, но солдаты остались караулить Томаса. Тяжелый, расшитый золотом бархат, подобающий знати, облегал плечи светловолосых мужчин. «Альсенские лорды!» — подумал Томас. У другой двери замерли двое слуг и чернявенький мальчишка-паж. Тут Томас увидел, что левая рука одного из мужчин, стоявшего спиной к нему, покоится в лубке, и сразу забыл о Донтане и всех остальных.
Дензиль обернулся, и Томас пробормотал:
— Как жаль, что я промахнулся.
— Жалейте себя, — оборвал герцог Альсенский, с улыбкой подойдя к нему. — Выстрел был отменным, он раздробил кость, но наш добрый волшебник Грандье исцелил рану. К моему удовольствию.
Действительно. Если бы не Грандье, Дензиль умер бы или потерял руку. Один из благородных господ, наблюдавших за происходящим с другой стороны комнаты, ухмыльнулся и промолвил:
— Так вот кто доставил вам столько хлопот, милорд, что же вы не сказали нам…
Дензиль повернулся на месте и рявкнул:
— Заткнись!
Молчание сделалось абсолютным. Томас отметил, что во всей комнате лишь он один не вздрогнул во время внезапного перехода от светского спокойствия к почти слепой ярости. Он всегда знал, что Дензиль способен на подобное проявление гнева, и то, что молодой герцог скрывал эту черту от своих сподвижников, не удивило его.
Дензиль вновь повернулся к нему уже с прохладцей истинно утонченного знатного дворянина и произнес с улыбкой:
— Родственники — это неизбежное зло.
— До поры до времени, — согласился Томас. Он видел фамильное сходство с Дензилем в чертах обоих мужчин, стоявших у стола, холодную синеву их голубых глаз. Заговоривший, казалось, сожалел о том, что получил столь грубый отпор; второй же наблюдал не без удовольствия. «Если Дензиль преуспеет, я не поставил бы и медяка за то, что хотя бы один из них доживет до конца года». Он спросил:
— А Роланда вы тоже захватили?
— Нет. — Глаза молодого герцога сверкали, лицо чуть раскраснелось от волнения, от упоения собственной властью. Внимательно глядя на Томаса, он решил сразить его наповал. — Равенна мертва.
— Я знаю, — ответил Томас вполне ровным голосом, про себя гадая, не сообщил ли ему Грандье эту новость только затем, чтобы испортить настроение своему союзнику.
Дензиль проявил достаточную выдержку и не выдал даже легкого раздражения; он только с прискорбием покачал головой и сказал:
— Опять этот Грандье. А я так хотел вас порадовать.
В этот самый момент Томас понял — Дензиль велел привести его сюда, чтобы убить. Он сразу заподозрил это, но теперь намерение было просто написано на лице молодого герцога, проступило во всем его поведении. Томас съязвил:
— А вы неплохо скрываете разочарование.
— Вы так думаете? — Дензиль достал из боковых ножен кинжал для левой руки и задумчиво прикоснулся к острию. Это было не то смертоносное оружие с зубастым лезвием и дополнительными выступами, предназначенными, чтобы ломать клинок врага, но элегантный инструмент смерти с удобным длинным клинком и украшенной золотом рукоятью. Томас взглянул в остекленевшие глаза Дензиля и постарался прогнать все мысли из головы. Со словами: — Едва ли вы будете удивлены этим, — герцог нанес ему удар в живот.
В первый момент Томас ощутил лишь силу удара, перегнувшего его пополам. Боль началась потом, когда клинок вышел из раны, открыв разрезанную плоть. Томаса охватила волна ледяного холода, и ноги его подогнулись. Он заметил, что солдаты отпустили его, лишь когда он пал на колени. Горячая кровь потекла по ледяной коже, и сначала ее было на удивление мало. Он еще воспринимал шум в комнате, громкие голоса, но потом отказала рука, и на этом все кончилось.
Откуда-то из теплой тьмы лихорадочного сна до него донеслись голоса.
Гален Дубелл… нет, Грандье сказал:
— Я не обязан объяснять вам собственные поступки.
— Разве? Вы возводите меня на трон, я же обещал вам выполнить ваше сокровенное желание, и вы считаете, что не обязаны удостоить меня объяснением хотя бы в несколько слов! — произнес Дензиль голосом негромким и рассудительным.
— Именно так.
Наступило молчание. Томас умудрился открыть глаза. Скрючившись на боку, он лежал на кушетке; на новом цветном дамасском покрывале осталось пятно крови. Он знал это потому, что левая рука его как раз лежала на этом пятне. Дублет его был расстегнут, рубашка завернута. Было холодно, хотя и не так, как в той комнате, где он находился в заточении. Конечности не хотели даже шевелиться, а отсутствие боли просто потрясало.
Грандье стоял спиной к нему, Дензиль оставался на противоположной стороне комнаты.
Молодой герцог вопросительно поднял брови, но, поскольку Грандье сохранил выжидательную и вежливую позу, продолжил:
— Этот человек — мой враг.
— Меня это не волнует.
Дензиль на мгновение погрузился в зловещее молчание, хотя Грандье отвечал ему столь же кротким голосом. Герцог настаивал:
— Учтите, для вас выгоднее не вступать со мной в противоречия.
— Наверное. Но мы, кажется, уже вступили в них, и посему я не вижу причин отказываться от выбранного мной курса.
— Очень хорошо. Итак, будем считать происшедшее недоразумением. Герцог изящно повел плечами, его ярость выдавала только легкая дрожь. Советую в будущем быть осторожнее.
Томас закрыл глаза, ощущая, как тьма головокружением прокатывается над ним; но прозвучали шаги Дензиля, и дверь закрылась за герцогом.
Снова открыв глаза, он увидел Грандье: качая головой, старик повернулся к нему. Заметив, что Томас очнулся, чародей улыбнулся ему:
— Этот человек, похоже, одержим ненавистью ко всякому, кто не подчиняется его обаянию. Но вам это, впрочем, давно известно.
— Самым интимным образом, — неторопливо проскрежетал Томас. Сарказм вышел автоматически.
Услышав самого себя, он вздрогнул.
Грандье отвернулся, и Томас чуть приподнялся на локте. На одно мгновение боль охватила его внутренности, перегнула, отпустила и оставила бездыханным. Пальцы его нащупали плотный белый шрам в пяти дюймах под сердцем, только и оставшийся от колотой раны. Однако тело еще не забыло ее.
Когда он посмотрел вверх, Грандье сказал ему с удивленной улыбкой:
— А вы везучий человек. Дензиль мог нанести вам более трудную для исцеления рану.
Томас глубоко вздохнул, но боль не возвращалась. Перестала ныть и колотая рана на руке.
— А вы не думаете, что он сознательно сделал это?
Грандье помотал головой:
— Он рассердился потому, что я не позволил вам умереть.
— Нет, потому, что вы реагировали настолько спокойно. Перед тем как нанести удар, он позаботился поведать мне, как вы исцелили его руку после моего выстрела.
Старик на мгновение задумался.
— Полезная мысль.
Он посылал Донтана договориться с Дензилем, подумал Томас. Повезло герцогу; с тем же успехом можно было бы послать овцу торговаться с волками. Грандье направился через всю комнату к круглому столу с горшочками и бутылочками, должно быть, полными аптечных порошков. И, закрывая поплотнее пробки, начал укладывать их в кожаный чемоданчик. Томас хотел было спросить, зачем понадобился чародею живьем, однако решил, что и без того выяснит это через пару мгновений. Он пожалел, что поганый бишранский священник, в тюрьме выслушивавший признания Грандье, не записал никаких подробностей об этом преобразовании обликов. Например, о том, как может избежать такой участи намеченная жертва. Но вне зависимости от своей дальнейшей судьбы Томас хотел узнать одну вещь и спросил:
— А как умерла Равенна?
Грандье ответил не сразу и не поворачивая головы:
— Эвадн вместе с шайкой фейри захватил ее в плен в башне Бель-Гарде и попытался выменять на Роланда. Она взорвала пороховой склад, который устроил там Дензиль, убила Эвадна и всех остальных. Уцелело лишь несколько фейри, державшихся снаружи. От них я и услыхал всю историю.
Взорвала пороховой склад… Боже мой, подумала ли ты о том, что будет с тобой? Нет, конечно же, нет, даже если видела в своем поступке лишь способ покончить с жизнью. Свою собственную жизнь Равенна ценила не дороже чужих и сделала свое дело как подобает королеве. О, как удивились, должно быть, эти ублюдки!
Когда Томас обернулся, оказалось, что волшебник внимательно смотрит на него. Спустя мгновение Грандье спросил:
— Вы хотели знать, почему я решил показать вам воинство Мрака?
— Да.
— Я не намеревался угрожать, честное слово. Это было испытание.
«Которого я не прошел», — внезапно подумал Томас.
— В том подземелье не было света, — продолжал Грандье. — Во всяком случае, видимого очами смертных. Люди, сопровождавшие нас, только слышали страшные крики и смех и лишь иногда замечали мерзкую нечисть, выныривающую из стены мрака. Как и Донтан, я мог видеть воинство, потому что их сила прикоснулась к нам. Ну а почему видели их вы?
Выныривая из волны мрака подобно черным фейри во время схватки в Большой Галерее, Томас ответил:
— Раз вы достаточно знаете, чтобы проводить эксперименты, значит, у вас уже есть теория.
— Она брала вас в Нокму?
Томас молча разглядывал чародея. Королевство Каде в Фейре напоминало ему островок мирной реальности посреди кошмарного сна. Нетрудно и забыть, что заключенный там с нею пакт повлияет и на бурный вихрь настоящего…
Грандье сам же и ответил:
— Перемена эта заметна для тех, кто знает, что искать. А быть может, и для тех, кто не знает. Она открыла для вас потусторонний мир.
— Ну а вам-то не все ли равно?
— Нет, я могу воспользоваться вашей помощью.
— В чем?
— Скажем, в отношении герцога Альсенского. Как вы справедливо заметили, мое понимание образа его мыслей страдает прискорбной неполнотой. — Грандье закрыл кожаный чемоданчик и выпрямился над столом. — Равенна погибла, и Роланд остался один. Даже если вы сумеете бежать отсюда, он не станет вас слушать — хотя бы по поводу предательства Дензиля. Те, кто мог бы возглавить отпор стремлению герцога к власти, либо мертвы, либо рассеяны, либо просто не узнают о случившемся в нужное время. Я согласен с вами. Дензиль опасен, он не поддается моему воздействию и к тому же слишком умен. Мне придется воевать с ним, чтобы заставить выполнять мои желания, во всяком случае, до тех пор, пока он будет еще необходим мне. И вы поможете мне победить в этой войне.
Томас сразу решил потянуть время. Он понимал, к чему может привести прямой отказ, однако сдаваться было еще рано. Он спросил:
— А как насчет Каде?
— Она более не может входить во дворец. Я обратил обереги против нее. Однако недавно мы с ней переговорили возле кольца в Большой Галерее… Похоже, она сердится на меня.
— Вы пытались ее убить по меньшей мере два раза.
— Безуспешно. Вы помогли ей в Старом Дворце, а с моим големом она управилась без особого труда. — Чародей чуть улыбнулся, едва ли не с гордостью, словно бы это он, а не Дубелл был учителем Каде.
Томас подумал: «Интересно, а не кажется ли он иногда самому себе Галеном Дубеллом…»
Но улыбка скоро померкла, когда Грандье неторопливо произнес:
— Он никогда не рассказывал мне о ней. И о том, чему научил ее, и о том, какие из сил фейри передались ей, и где искать ее… Ее секреты он хранил до самого конца, даже когда впал в совершенное смятение и рассказал мне все необходимое о дворцовых оберегах.
Томасу представился Гален Дубелл, человек, в общем, скорее доверчивый, несмотря на его едкие шутки. Он знал старика лишь в кривой подделке Грандье, который, однако, сумел обмануть Каде, знавшую Дубелла лучше, чем кто бы то ни бы было, тем самым подтвердив точность копии. Томас спросил:
— Значит, вы делаете именно так? Втираетесь в доверие к нужным людям, разнюхиваете их секреты вплоть до мельчайших, пока ничего полезного уже не остается…
— Да, а потом в известном смысле моя личность становится доминирующей.
— Послушать, так прямо Дензиль.
— Возможно.
— Не пытайтесь ввести в заблуждение! — отрубил Томас; гнев мешал ему оборвать эти слова, излишние, если ставить целью сохранение собственной жизни. — Вы не похожи на герцога. Вас не ослепляет ни самолюбие, ни то, что сделали с вами в Бишре тамошние священники, как бы вы ни старались заставить нас поверить в противоположное. Вы с холодной головой приняли решение совершить свою месть именно таким образом и в точности отсчитать всю величину причиненной вам боли.